Аврелий Августин родился в обычной для того времени семье в 354 году на севере Африки в городе Тагаст, рядом с Карфагеном. Его семья была вполне обычной для того времени: отец обычный римский гражданин и язычник, мать, Моника - христианка. Также Аврелий ничем не отличался от других сверстников кроме, помимо прочего, начинающейся любви к философии. Юность Августина была довольно насыщенной, яркой и бурной, как у обычных сверстников того времени из знатной семьи. Самое первое и немного поверхностное представление о Боге Августин приобрёл под влиянием своей матери. Именно этому периоду принадлежит его немного шуточное изречение:
Добрый Боже, дай мне целомудрие и умеренность... Но не сейчас, о Боже, еще не сейчас!
Получив превосходнейшее образование в Карфагене, куда входила риторика и юриспруденция, Августин становится прекрасным ритором и с блеском выигрывает несколько судебных процессов. В это время его вдохновляет знаменитый ритор и философ Цицерон и его диалог "Гортензий", который, к сожалению, не сохранился до наших времён. Августин прочитал его в 19 лет, и после прочтения страсть к философии в сердце юного Аврелия разгорелась ещё сильнее.
В частности, его всё ещё мучал вопрос: "Откуда в мире зло? Если Бог един, и он всеблаг и всемогущ, то почему праведные люди страдают без всякой очевидной на то причины? Как Бог допускает это?"
В Карфагене он познакомился с манихеями, учение которых ему показалось логичным. Эта секта называлась так по имени персидского мудреца Мани. Манихеи утверждали, что в мире существуют два противоборствующих начала – доброе и злое. Добро в мире – от доброго начала, возглавляемого благим богом, владыкой света, а зло – от злого начала, от сил мрака; эти два начала постоянно борются друг с другом, потому и в мире добро и зло все время в борьбе. Это Августину представилось разумным, и он на несколько лет стал активным членом манихейской секты. Но однажды Августин задался вопросом: «А в чем смысл этой борьбы?» Ведь согласимся, что любая борьба имеет смысл только тогда, когда одна из сторон надеется победить. Но в чем смысл борьбы сил мрака с благим богом, если он бессмертен и вечен? И зачем благому богу вступать в борьбу с силами мрака? И тогда Августин задал своим друзьям-манихеям вопрос: «А что сделают силы мрака доброму богу, если добрый бог откажется от борьбы?» Ведь причинить боль ему нельзя: бог бесстрастен; убить тем более… Так зачем бороться? Манихеи не смогут ответить на этот вопрос. И Августин постепенно отходит от манихейства и возвращается к философии Цицерона, который, как известно, был скептиком. И придет к скептическому ответу на свой вопрос о причинах зла в мире. Какому же? Что ответа на этот вопрос нет.
В Карфагене Августину тесно, он хочет быть первым в Риме, как и Цицерон. И он отправляется в Рим, но через несколько месяцев переезжает в Медиолан (нынешний Милан): там находилась резиденция Римского императора.
В Медиолане он слышит о проповедях епископа Амвросия Медиоланского. Разумеется, Августин не может не прийти их послушать. Они ему, как знатоку риторики, очень нравятся, но его удивляет иной, непривычный для него подход к христианству. Оказывается, события, описываемые в Библии, в которой Августин видит так много глупостей и противоречий, можно воспринимать несколько иначе, не столь буквально. Постепенно Августин сходится со святителем Амвросием и наконец задает ему мучивший его вопрос: «Откуда в мире зло, если Бог есть?» И святитель Амвросий ему отвечает: «Зло не от Бога, зло от свободной воли человека». Однако Августина этот ответ не устраивает. Как от свободной воли человека? Человека же сотворил Бог, Бог знал, как человек распорядится этой волей, Он фактически дал человеку страшное оружие, которым человек будет злоупотреблять.
И в это время, как рассказывает Августин в своей «Исповеди», ему попались труды Плотина. Вот как он сам об этом пишет: «Ты, – обращается Августин к Богу, он понимает: это Промысл, это не случайно, – доставил мне через одного человека… некоторую книгу платоника, переведенную с греческого на латинский. Я прочитал там, не в тех же, правда, словах, но то же самое со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, а именно: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог” (далее идет длинная цитата из Евангелия от Иоанна)… Также прочел я там, что Слово, Бог, родилось “не от крови, не от хотения мужа, не от хотения плоти”, а от Бога… Я выискал, что в этих книгах на всякие лады и по-разному сказано, что Сын, обладая свойствами Отца, не полагал Себя самозванцем, считая Себя равным Богу, Он ведь по природе Своей и есть Бог». Вот удивительно: Августин читает Плотина, но читает фактически, как он сам признается, Евангелие от Иоанна. Ему начинает приоткрываться истинный смысл христианства...
Что же за ответ дает Плотин? Как известно, Плотин был неоплатоником и весь умопостигаемый космос философ представляет как иерархию ипостасей – уровней бытия. На вершине прямо как по Платону, абсолютное благо, которое Плотин называет словом «единое». Этим «единым» порождено всё в мире, поэтому всё в мире – благо, но благо в меньшей степени. Зла нет, зло онтологически в принципе невозможно: зло – это небытие. То, что существует, и есть благо, но это благо в меньшей степени, поэтому мы можем назвать его злом – не злом абсолютным, а злом как благом в некоторой меньшей степени.
Августин, прочитав эти рассуждения, находит и для себя ответ, как совместить существование всемогущего благого Бога и зла в мире. «Мне стало ясно, – пишет Августин, – что только доброе может стать хуже. Если бы это было абсолютное добро или вовсе бы не было добром, то оно не могло бы стать хуже». И понятно, что Бог не может стать хуже; и то, чего нет, тоже не может стать хуже. «Ухудшение наносит вред; если бы оно не уменьшало доброго, оно бы вреда не наносило», – вот ответ Августина.
Зло онтологически невозможно. Как зло мы воспринимаем умаление добра
Зло онтологически невозможно. Всё, что есть, – благо, только в разной степени. А злом мы называем умаление добра.
После такого замечательного объяснения Августина эта мысль стала излагаться при помощи разных примеров. Например: существует ли тьма? – Конечно же, нет! Существует только свет – более яркий или менее яркий. И есть носители света – электромагнитные волны, фотоны, кванты. А носителей тьмы нет. Мы же не говорим: «Включи тьму» – мы говорим: «Выключи свет». Есть ли смерть? Смерти нет – есть только жизнь. Болезнь – это умаление жизни, а смерть – это отсутствие и жизни, и болезни.
Иными словами, благо ничем не обусловлено само по себе, без всякого первоначального зла. В то время как само зло не может существовать само по себе, без первоначального блага. Зло может как существовать, так и не существовать. Однако в чистом виде зла не существует: чтобы быть, оно должно "паразитировать" на благе. Короче говоря, зла онтологически нет, есть лишь только недостаток блага.
Этот принцип, кстати говоря, вошёл во Вселенную Толкина в знаменитой фразе:
The Shadow that bred them can only mock, it cannot make: not real new things of its own. Тень, расплодившая их, может лишь подражать; ничего по-настоящему нового она создавать не в силах.
"Триумф Августина", 17 век
В конце жизни Аврелий Августин стал утверждать, что всё благое, что только может иметь человек происходит благодаря схождению на него божественной благодати. Соответственно чем ближе человек находится к Богу, тем больше он становится свободен от всякого вида зла.
Этот тезис - то, что связывало неоплатонизм и христианство (а возможно и связывает до сих пор) друг с другом с той лишь разницей, что для неоплатоника для спасения собственной души в первую очередь важна философия, важен собственный разум и развитие добродетели, тогда как для христианина - вера в Иисуса Христа и подражание его образу жизни.
Аврелий Августин признан святым философом и богословом и на текущий момент почитаем в католической и православной церкви.
По материалам Виктора Леги