Возвращение Олега Айзона
Олег, после стольких лет...
Дата премьеры: 21 окт. 2023 г. в 12:00 (МСК, но это не точно)
Олег, после стольких лет...
Дата премьеры: 21 окт. 2023 г. в 12:00 (МСК, но это не точно)
Вернулся после того, как помыл жопу и выдергал пинцетом лобок. А вот и я!
Горе пришло в семью Ильичевых. Предполагаемо, но неожиданно. Умер дед Кирилл. Почитай 93 года на Земле грешной прожил, потомство богатое после себя оставил, четверых детей, десятерых внуков и даже правнука. Крепкий хозяйственник был Кирилл Анатольевич, первый яблоневый сад на всю округу на гектар, дом в три этажа, поросята, птицы домашней видимо-невидимо. А знаменитая на всю область пасека Ильичевых! Да что там на всю область, на весь регион! Как после перестройки частное предпринимательство разрешили, Кирилл Анатольевич первый фермерское хозяйство открыл. Поначалу сам справлялся, с сыновьями, а потом и работников нанимать начал. Процветало дело.
Старшие сыновья, Николай и Андрей, как дед Кирилл плохеть начал, окончательно на себя ферму взяли, Николай на пасеке, Андрей в саду, а за птицей мать, Анастасия Мироновна следила, бабушка Тося, как ее в семье звали. Маленькая, юркая, сухонькая. Никто и не помнил ее уже молодой, будто бы сразу она такой на этот свет и появилась, бабушкой Тосей, в линялом в белый цветочек красном переднике, белой косынке на белой голове и сеточкой ласковых морщин на высоких загорелых яблочках-щеках.
Никто лучше нее не мог без потерь цыплят и утят вывести, лапку или крыло вправить. Прямо за несколько дней чувствовала она беду, могла безошибочно определить заболевшую птицу и вовремя отсадить ее, предотвратив эпидемию. Касаемо птицы авторитет ее был непререкаем. Из других хозяйств приезжали, опыт перенимать, да только не у всех выходило. Бабушка Тося виновато разводила руками с извиняющей улыбкой и говаривала: «Не взыщите, милые, тут чутье на птицу надо иметь. Родилась я такая, нет тут заслуги моей, не знаю, как и научить. А вот как птенцов водить, какую траву давать, это пожалуйста, завсегда рада, расскажу, покажу. Птица особый подход любит!»
Дед Кирилл по хозяйству уже далеко ходить не мог, с сыновьями ездил, а тут приободрился, на трактор свой любимый американский полез. «Захорошело мне!», говорит, «хочу сам проехать». Как по ступенькам поднялся, за ручку кабины взялся, так и упал на землю замертво. Врачи сказали, что сердце в раз остановилось. Так хоронить на кладбище его и повезли, на этом самом тракторе. На прицепе, красиво украшенном.
Бабушка Тося на кладбище на поехала. Легла пластом на их с дедом кровать с металлическими шарами в изголовье, так и пролежала три дня. Без слез, без слов, без эмоций. На четвертый день она встала и как ни в чем не бывало пошла во двор. Но с той поры все шло не так. Что-то глубоко в ней сломалось, будто лопнула та самая струна, которая и держала ее на ногах крепко и давало то самое особое птичье чутье.
Вскоре полегли нововыведенные утята- бегунки, а потом болезнь поразила всех молодых цесарок. Орнитоз, сказал ветеринарный врач, который приехал из райцентра.
Через три месяца мороз побил яблони, а в ульях завелся клещ. Старшие сыновья бабушки Тоси только вздыхали. Да и было от чего вздыхать, Николаю уже 65 стукнуло, а Андрею вот-вот за 63 перевалит. Средний сын Анатолий на ферме был бесполезен, трудился в городе энергетиком на заводе, а младшая дочь Раиса и вовсе к ферме не приучена, как уехала в 17 лет в город, на врача учиться, так там и осела. Хозяйство деда Кирилла разваливалось на глазах.
Вскоре вся семья собралась на совет. Внуки бабушки Тоси получили прекрасное образование, как и хотел их дед, Кирилл Анатольевич, нашли хорошую работу в городе и на ферму возвращаться никто не хотел. Семья приняла решение ферму пока сдать в аренду. Дед Кирилл хорошо воспитал детей и внуков. Главным было благосостояние семьи. Зачем тянуть непосильную ношу и вести хозяйство, на которое нет сил? Хозяйство должно приносить прибыль. Оставили нетронутым только семейный дом и несколько птиц, за которыми следить оставили работника. Бабушку Тосю забирала в город внучка Марина, дочка Раисы.
Марина работала терапевтом в поликлинике, пошла по стопам матери и выбрала медицину. Кто, как не она могла обеспечить лучший уход для бабушки?
- Не поеду. – громко и отчетливо раздалось над накрытым белой скатертью с вышитыми по углам анютиными глазками скатертью столом.
Маленькая и улыбчивая всегда бабушка Тося возвысились айсбергом над семьей.
- Не поеду. Помру я там, в городе.
- Господи! Мама! – страдальчески всполошилась Раиса. – Ну что значит не поеду? Кто тут с тобой останется? Коля с артритом мучается, Андрей с давлением. С Тахиром я тебя тут не оставлю. Что он может? Навоз убрать и корма дать? Не сможет он за тобой ухаживать. Нет, решено. Будешь жить с нами, под присмотром и медицинской помощью. В твои годы надо беречь себя.
-Помру я в городе. – упрямилась бабушка.
Но что значит мнение одной старушки, когда против нее четверо детей, десять внуков и здравый смысл? Решено было собираться прямо с вечера.
Пока Раиса с Мариной после ужина паковали немудреный бабушкин скарб, она сидела на большом деревянном сундуке, скрестив маленькие ножки в пестрых шерстяных носках и качала головой: «Помру я в городе. Чужая я там»
Раиса в который раз вздыхала и продолжала укладывать чемодан.
Попрощаться с домом у бабушки Тоси не вышло. Быстро утрамбовались в машину и поехали, укутывая всю прошлую жизнь, всю молодость, любовь и надежды толстым облаком дорожной пыли.
Как ехали на поезде, как приехали в город бабушка Тося и не помнила. Как заселилась в отдельную комнату в квартире Марины тоже. Просто легла на застеленную чистым бельем кровать и провалилась. То ли сон, то ли обморок.
Утром ее разбудил аккуратный стук в дверь. На пороге стояла Марина с подносом.
- Доброе утро бабуля! Завтрак принесла. Прямо в постель.
За все 83 года жизни ни разу бабушка Тося не спала дольше восьми утра, да и не завтракала. Пока всем наготовишь, птицу с утра проверишь, какой тут завтрак.
- Не могу я, внученька. Не надо. Плохо мне.
Из-за плеча Марины выглянула лохматая голова с пробитой бровью, в которой красовалась металлическая сережка.
- Доброе утро, прабабушка. Давай знакомиться, что ли.
Пятнадцатилетний сын Марины, Кирилл, правнук бабушки Тоси, которого она видела в последний раз лет двенадцать назад, когда Марина с ее тогда еще мужем привозили маленького пузатого Кирюху на ферму.
- Знакомы уж мы с тобой. Только не помнишь ты. – вздохнула бабушка Тося. В комнате непривычно пахло свежесваренным кофе. Кофе бабушка не любила. Разве что три в одном, в пакетике с орлом. Где сахара и сливок было в три раза больше кофе.
- Ну, ладно, я побежала на работу, а вы тут разберётесь.
Марина чмокнула бабушку в сморщенную щеку, поставила поднос у кровати и подтолкнула Кирилла к бабушке.
Кирилл плюхнулся на кровать рядом.
- Ну, что, ба, завтракать не хочешь?
- Не хочу. – вздохнула бабушка Тося
- Может тебе того…чая с бутером? А то вон каша какая- то. Это разве завтрак? – предложил Кирилл
Крепкий чай был бы кстати, внезапно подумалось бабушке. Однако чая не получилось. Кирилл бросил в чашку с кипятком сопливый пакетик и нарубил неровные куски сыра и колбасы, жирно промазал майонезом и плюхнул их между кусками хлеба.
Бабушка вздохнула.
- Спасибо, внучек.
Чай отдавал старым банным веником. Бабушка посмотрела в окно. Голые тополиные ветки тянули в серое небо грустные кривые тонкие пальцы.
«Скорее бы помереть», подумала бабушка Тося.
Потянулись серые влажные дни, каждый похожий один на другой. Все в городе было непривычно, не похоже на настоящую жизнь. Еда была ненастоящая, вода из крана недостаточно холодная, воздух тяжелый, липкий, пропитанный общественной равнодушной отстраненностью. Даже кот Максик был ненастоящий. Он умел включать пультом телевизор и смотрел рекламу, время от времени спрыгивая с дивана, чтобы посетить лоток или кухню, где был насыпан его корм, похожий на крупные мышиные какашки.
В один из вечеров в комнату к бабушке заявился Кирилл в рваной толстовке и с разбитым носом.
- Ты чего это, Кирюша? Подрался, что ли? – всполошилась бабушка Тося
- Я проспорил. На спор с крыши школы спрыгнул. И телефон разбил. Чего делать, ба? Маме не говори.
- Ох, ты, Боже ж ты мой! Ну давай сюда кофту-то свою, заштопаю. А что, телефон-то дорогой? – засуетилась бабушка
- Да, - запнулся Кирилл и опустил глаза. – Отец мне на день рождения дарил. 50 тысяч стоил.
-50 тысяч? – строго спросила бабушка.
Кирилл молча кивнул. Бабушка ловкими стежками соединяла части толстовки, восстанавливая целостность полотна и настраивая новую, раньше неизведанную родственную связь.
- Готово. – бабушка протянула правнуку зашитую толстовку.
- Здорово! Как новая! – Кирилл с удивлением рассматривал аккуратный шов. Мама б выкинула и новую купила. А я эту люблю.
- Вот и ладно. Всегда хорошо, когда починить можно. Зачем нужную вещь выбрасывать? Ты, Кирюша. Дай-ка сумку-то мою, вон из шкафа. –улыбнулась бабушка.
Она порылась в старой жесткой кожаной сумке и вытащила карточку.
- Вот, возьми. Купи телефон. Я-то давно тебе подарков не покупала. Матери не скажем. 1234 код. Я сама этой карточкой никогда не пользовалась. Все прадед твой, Кирилл Анатольич настаивал на этом. Любил новшества. А мне бумажные деньги ближе, чтоб в руках держать можно.
Кирилл смотрел во все глаза на маленькую старушку в шерстяных носках и белой косынке.
- Нет, бабушка, спасибо. Не могу я, это такие большие деньги.
- Бери, Кирюша, бери. Мне они не к чему. Помру я скоро. – вздохнула бабушка Тося и посмотрела в окно. Тополиные лапы тоскливо растопырились на луну.
История с карточкой бабушки и телефоном так и осталась их общим секретом. Наступила весна. Бабушка Тося, впервые за долгое время вышедшая на улицу подышать воздухом, подхватила грипп. А может и не грипп, а какой-то другой, плохо изученный вирус, потому что все знания и связи Марины и Раисы не могли помочь. Анастасию Мироновну увезли в больницу. Врачи рекомендовали крепиться, все-таки 84 год, что вы хотите, ослабленный организм, всю жизнь на износ работал. Вирус победили, а старость нет.
Больше всех в семье переживал Кирилл. Сразу после школы он шел в больницу к бабушке. Она улыбалась, слабой рукой сжимала его горячую руку, слушала рассказы о весне, о просыпающихся деревьях, о возвращавшихся птицах.
- Эх, помру я скоро. - тихо вздыхала она. – Так и не увижу дома своего, сада.
За ней вздыхал Кирилл, ероша лохматые волосы и дергая сережку в брови.
-Не умирай, бабушка, рано тебе. У нас в семье все долгожители. Вон дед Кирилл до 93 дожил.
Бабушка Тося вздыхала.
- Да чего уж. Раз привезли в город-туда мне и дорога.
На следующий день Кирилл явился в больницу в приподнятом настроении.
- Бабушка, хочешь увидеть свой дом?
Бабушка Тося широко распахнула глаза.
- Только тихо. Я все придумал. Там на карточке много денег есть. Сейчас сядем в машину и поедем. Одежду твою я уже собрал. Только маме, никому нашим не говори.
Осторожно и не торопясь, но с бешено бьющимися сердцами они тихо покинули палату, спустились вниз и незаметно выскользнули из больницы. И снова дорогу, поезд бабушка Тося не запомнила. Она все выглядывала в окна, смотрела на знакомые места, радовалась, когда узнавала, комментировала Кириллу, что в этом лесу они с дедом собирали клюкву, в вот за той просекой белых видимо-невидимо, только за одним наклонишься, а они вот тут как тут, под елками, под ивняком, в густой траве, только собирай. В яблоневом саду будто бы вернулись к ней все растраченные, выпитые горем и городом силы. У птичника заголосили оставшиеся куры, почуявшие возвращение хозяйки. До дома добрались еще засветло, встретил их предупрежденный Кириллом работник Тахир, который заранее раздул самовар.
- Сейчас чаю напьемся, настоящего, не из пакетика! – обрадовалась бабушка Тося.
На утро Кирилл проснулся рано, от незнакомых шумов и запахов. На кухне хозяйничала бабушка Тося, жарила сырники к завтраку.
- Доброе утро, ба!
Бабушка протянула ему коробку с копошащимися желтыми комочками.
- Ты посмотри! Последние наши куры сами высидели, как знали, что вернусь. Раз не убил меня город, значит еще поживу!
Пока у запада есть технология "отмены", мы можем стать пионерами в новой практике. Изобрели не мы, но не помню, чтобы подобное активно применялось.
И это скорее не бойкот даже, хотя похоже, а обесценивание (чужого бунта).
Вот представим среднего релоканта - сначала смылся в Верхний Ларс, потом в Ереван, потом в Израиль, ну вы поняли. Всё это время сопровождал постами в фейсбуке о том, как ему стыдно быть русским, как он хочет честные выборы в России и прочую демократию.
Но вот, он возвращается в Россию, и... режиму всё равно. Нет, свои штрафы в 10-30 т.р. он конечно получит, но далее, будто и ничего не было.
То есть он там туда, сюда, снова релоцируется, старается, шатает режим, а режим такой - твоё наказание такое, что многие оставшиеся и лояльные способны вынести его даже не заметив. Ага, вот так. Цена твоих страданий - одна зарплата студентика на подработке.
Поймите правильно - с особо наглыми можно и нужно поступать конечно намного жёстче, но для серого большинства можно попробовать такой подход.
Те, кто уехал из России, желая победы киевскому режиму, должны осознавать, что здесь их не ждут, заявил в ходе пленарного заседания во вторник, 10 октября, председатель Госдумы Вячеслав Володин.
Автор:Фролова-Багреева Лидия Фёдоровна
Источник - Новый интересный проект на тему: Всемирного, Советского и Русского Искусства, где выкладываются интересные работы и проводятся дни посвященные конкретным художникам с их работами. Подписывайтесь чтобы не пропустить!
Автор:Михаил Юрьевич Кугач
Источник - Новый интересный проект на тему: Всемирного Искусства и Советского Искусства, где выкладываются интересные работы и проводятся дни посвященные конкретным художникам с их работами. Подписывайтесь чтобы не пропустить!
Глава двадцать третья. Конец кошмара.
Сначала Вера потребовала от меня, чтобы я нашел и нанял грузовую машину, чтобы она отвезла на ней свои вещи в Прейли. Я отказался, она начала орать, я бросил трубку, она начала постоянно звонить, я выключил телефон, потом включил его часа через четыре, и она продолжала трезвонить. Так же она прислала мне около пятидесяти сообщений, в которых было напечатано только одно слово много раз – «Машину!». Только через два дня, к выходным, буря утихла. Мне пришлось долго активизировать своего пьяного отца, чтобы поехать с ним в студию, и перевезти наиболее ценные вещи к себе. На улице Мэнэсс мы прямо столкнулись с Верой и её сестрой. Она тоже пришла собирать вещи и ждала вызванного грузовика. И в студии мы начали делить вещи. Она хотела забрать новый телевизор, который я купил, когда только переехал в это жилье, холодильник, много всяких мелких вещей. Будильник с проектором ей все же удалось схватить и куда-то спрятать, но остальное я у нее просто вырвал из рук, свалил на диван и не подпускал её к этой куче.
- Отдай ей все! – прогнусил мой отец, сидевший на табуретке в уголке, евший орехи, и трясший ногой.
В принципе, мне не нужен был ни телевизор, ни электрочайник, ни холодильник, ни дурацкий зонт, но её хитроумный план забрать это все и присвоить меня просто взбесил. И я был готов это уничтожить на месте, но не отдать ей, считавшей себя очень умной. Приехала наша машина, и мы сначала затащили в неё то, что лежало на диване, завернув это в покрывало, а потом втащили более крупные предметы. Вера попыталась умыкнуть раскладушку и металлическую этажерку для кухни, но я отнял это у неё, не смотря на укоряющий взгляд, которым меня пыталась испепелить её сестра. Взяла ли Вера себе что-то из оставшегося – диван, секцию, табурет или повезла на грузовике только крохотную шаткую облупившуюся парту и детскую кроватку я не знаю.
Был дождливый осенний день, уже начали опадать пожелтевшие листья. Два года прошло с тех пор, как я покинул свой дом и шлялся по съемному жилью с частичными удобствами, скандалил с Верой, пьянствовал, иногда курил траву. Я попытался прикинуть, сколько денег я потратил неизвестно на что и пришел в ярость от досады. Два года и тысячи лат были потрачены зря, исчезли, оставив в моей душе кровоточащую рану. Зачем и почему я сам над собой так надругался, ограбил себя и в плане денег, и в плане времени? Вещи мои с трудом втиснулись в квартиру. И я получил возможность снова слушать свою аудиотеку, которую я спрятал у родителей от Веры, которая стирала записи на кассетах. Ей хотелось, чтобы я слушал только то, что слушает она. Так же я смог вволю наговориться со своей мамой, и читать свою любимую книгу.
Вслед за осенью наступила зима. Денег у меня было предостаточно. Каждый месяц я посылал Вере пятьдесят лат по почте, и бережно сохранял квитанции, зная о том, что от неё можно ожидать любой подлости. На работе все строго осудили мой разрыв с женой. Я, конечно, нервничал по этому поводу, но у меня тогда было достаточно моральных сил, чтобы пережить это осуждение. Осудили меня и родственники – мой дед, бабушка, мой дядя и особенно его жена. Ни у кого даже вопросов не возникало, почему я решил расстаться со своей женой. Всем почему-то все было и так ясно. Они утверждали, что я просто эгоист, которому наскучила простая и хорошая девушка, что я не нашел к ней подхода, что скорее всего я нашел другую женщину. Директор на основании того, что я развелся, стал выплачивать мне меньше денег и большую часть моей зарплаты просто записывал в долг.
Тем не менее я начал быстро меняться. Поправился до шестидесяти пяти килограмм при росте метр восемьдесят, а во время семейного проживания мой вес доходил до пятидесяти пяти. Я снова отрастил бороду, только уже широченную, из-за чего стал похож на православного священнослужителя. Гардероб мой тоже постепенно обновился. За большие деньги я купил себе кожаные брюки, правда, они были мне сильно велики, но я в то время не обращал внимания на такие вещи. Куртку я тоже выбрал себе кожаную, длинную, с теплой подкладкой, не обратив внимания на то, что она не из совсем добротной свиной кожи. Чтобы любимая музыка лучше звучала, я приобрел достаточно дорогой музыкальный центр, на котором можно было крутить не только кассеты, но и компакт диски, на которые у меня стало уходить достаточно много денег. Так же деньги уходили на книги, которые я покупал впрок. На выходных я продолжал ходить в баню, иногда с Игорьком, иногда с Виталием, а бывало, что и с Покемоном. Так же каждую неделю я начал посещать и театр.
Так благополучно, спокойно и скучно прошла зима, в течении которой я прочел все книги Кастанеды и мне казалось, что я очень вырос в духовном плане, что еще немного и я стану просветленным. Я был уверен в том, что в жизни со мной больше не случиться никаких неприятностей, что все будет впредь идти, как по маслу, что Вера скоро отдаст мне сына, а если и не отдаст, то я подам в суд. Но на самом деле я был сильно оторван от реальности, жил в вымышленном мирке, из которого меня некому было вытащить. Я много денег тратил на различные мелочи, будучи убежденным в том, что так хорошо зарабатывать я буду всегда и в этом заключалась моя главная ошибка. Хотя уже тогда было достаточно много предупреждений о том, что это благополучие может закончится.
В начале весны мне попался уцененный диск группы «Гражданская оборона». Я уже раз пробовал послушать один альбом этой группы под названием «Невыносимая легкость бытия» и он не произвел на меня никакого особенного впечатления – слов было совсем не разобрать, а музыка показалась мне невнятной, хотя и достаточно тяжелой. Но тут мне понравилась обложка, да и диск стоил всего лат, потому я и купил его. Это был альбом «Поезд ушел!», в котором были композиции «Винтовка» и «Песня о Ленине». Это было как раз то, что мне было нужно, что отражало мое внутреннее состояние. На следующий же день я обежал все киоски, где продавались диски, и скупил все, что там было этой группы. А в одной книжной лавке я даже нашел книжку стихов Егора Летова. Я просил в киосках продать мне что-то похожее на «Гражданскую оборону», но мне говорили, что эта группа уникальна и предлагали мне лишь англоязычные группы в стиле панк. Впрочем, я с жадностью слушал и это.
Когда пригрело солнышко в апреле, я решил приодеться в стиле той музыки, которую слушал. Пошел в магазин, где продавалась ношеная военная одежда и купил себе берцы, которые до меня носил датский солдат. На вещевом рынке нашел косуху и черные байки с красочными рисунками. Наконец я постригся в стиле индейцев ирокезов. Когда я в таком виде явился на работу, коллектив дружно потребовал моего увольнения, но я этого не испугался, тогда они пригрозили все вместе навалиться на меня и насильно постричь и переодеть. Облысевший в довольно молодом возрасте Юра сказал мне:
- Что у тебя на голове, то и в голове!
Я широко улыбнулся, а он сказал, что это мне еще припомнит и обязательно как-нибудь нагадит. Вскоре коллеги привыкли к моему внешнему виду, но на улице многие люди иногда громко, иногда зловеще шипя выражали свое неодобрение. И мне это нравилось, потому что мне тогда хотелось кричать большей части человечества, что я не с вами, что я сам по себе, что я свободен от их мнения. С жадностью я собирал в книжных магазинах все об анархистах. И начал печатать свои произведения уже на старом компьютере отца. Один свой рассказ я скинул на дискету, пошел с Виталием в интернет-кафе, и нам его удалось опубликовать на самом популярном на то время латвийском портале. Рассказ был фантастический и очень наивный, но собрал десяток комментариев. Я был этим ободрен, месяц печатал уже длинный фантастический роман, который опубликовать уже не удалось.
К весне было очень много заказов, больше, нежели в предыдущие годы, а у меня было много занятий поинтереснее, чем работа и я всерьез задумался о том, как изменить технологию сборки жалюзи. Каждый день я проводил различные эксперименты, экономил каждую секунду, продумывая каждое свое движение, мастерил из всего, что попадалось под руку, различные приспособления, облегчающие мой труд. И вскоре мои усилия принесли свои плоды. Я втрое уменьшил площадь нужную мне для работы, и собирал жалюзи раза в три быстрее, чем прежде. Так что мне уже не надо было оставаться до полуночи или работать круглыми сутками. В ударные сроки я выполнял огромные заказы, вписываясь в отведенные мне сорок часов в неделю.
Когда больших заказов не было, я часто сидел на рабочем месте в наушниках и читал книгу. Конечно, директор обратил внимание на то, что я стал слишком быстро работать и мне пришлось ему очень долго объяснять, в чем причина повышения производительности труда. В технике он совсем ничего не понимал и понимать категорически не хотел. Менеджер, когда находил большие заказы, предпочитал убедить клиентов заказать именно вертикальные жалюзи, потому что их делал я. Иметь дело со мной ему было выгоднее, потому что я, в отличии от других мастеров, всегда выполнял заказы в срок.
У меня было много заказов, много свободного времени, очень большая зарплата, и мне директор был должен больше, чем другим. В иные месяцы я не получал и половины того, что заработал. И тут я начал бояться того, что директор может просто забыть о том, сколько он мне должен. И пожаловаться мне будет совершенно не кому, ведь официально я получал всего восемьдесят лат до выплаты налогов, минимальную зарплату. В моем случае жаловаться в трудовую инспекцию было бесполезно. И тогда я пошел на нелогичный с моей стороны шаг – попросил директора снизить мне расценки, но с условием, что он выплатит мне то, что задолжал ранее и впредь будет каждый месяц выплачивать зарплату целиком. Пусть зарплата будет намного меньше, но выплачивается вовремя и полностью, предложил я. И к моему изумлению, директор от этого категорически отказался. Он говорил, что чувствует в этом моем предложении какой-то подвох, но не может понять, где, и потому хочет оставить все, как есть. Вдобавок он запретил мне заказывать жалюзи. Тут ему тоже мерещился какой-то подвох с моей стороны. Иногда я находил заказы, по большей части очень маленькие, покупал в фирме жалюзи со скидкой, сам ставил и имел с этого немного денег.
В то время я часто парился вместе со своими бывшими собутыльниками Игорьком, Шуриком и Покемоном. Они уже сдали несколько объектов и хвастались мне своими большими заработками и справедливой схемой разделения прибыли между собой. И мне со стороны казалось, что им в своем узком кругу прекрасно работается, что у их начинания есть большие перспективы. А меня же в моей фирме дальше не ждало ничего хорошего, только задолженности по зарплате, истерики сумасшедшего отца директора, различные мелкие пакости со стороны других коллег. И ничего лучше в этой ситуации, чем попроситься работать с этими тремя балбесами я не придумал. Шурик, как главный среди них начал воротить носом, сказал, что для начала будет платить мне только десять процентов от общей выручки, сказал, чтобы я изменил прическу, то есть побрил череп наголо, и на работу являлся в обычной одежде. Пойти на это мне было не очень приятно, но я считал, что это только до поры и до времени. После трех лет работы я уволился из фирмы, занимавшейся жалюзи и пришел работать со своими «друзьями». Директор остался должен мне довольно крупную сумму, обещал выплачивать по двести лат в месяц.
После официального увольнения я получил пятьсот лат – большая по тем временам сумма. На радостях я погнал велосипед в сервис, чтобы поменять последнее, что в нем осталось оригинальное – раму и руль. Я давно присматривался к алюминиевой раме фирмы «Пежо», она стоила двести пятьдесят лат. И тут я решил, что настал момент её приобрести. На новое место я приехал на новом велосипеде. Шурик был как-то раздражен по этому поводу, но я на это не обращал внимания. Игорек убедил меня купить некоторые электроинструменты и «вложить их в общее дело». И я с радостью это сделал, потратив на это какую-то не очень маленькую сумму, да еще и принес те инструменты, которые у меня имелись.
Мы делали капитальный ремонт в трехкомнатной квартире - меняли полы, некоторые стены штукатурили, а некоторые отделывали листами гипсокартона, потом мы должны были положить кафель, поклеить обои и постелить ламинатный паркет. Все шло нормально, пока мы ломали старые полы, сдирали старые обои, хотя я и заметил, что работают они не очень слажено и энергично, очень долго курят, болтая о всякой ерунде. За кружкой пива подобная болтовня меня еще забавляла, но на трезвую голову, на работе мне это слушать было не совсем приятно. Я тогда, как раз, собирался бросить курить, и из-за перемены места работы у меня это не получилось. И только тогда, когда начали ставить новые полы в первой комнате, я начал понимать, что работаю с тремя балбесами, которые делают что-то не то. Они клали лаги прямо на песок и сверху прикручивали к ним листы ОСБ. После работы я сходил в книжный магазин, купил там пару книг о том, как правильно делать капитальный ремонт в квартирах и преподнес их Шурику. Однако он с возмущением отверг мой дар, сказал, что будем делать так, как он скажет. Игорек забрал у меня книги, сказал, что почитает их дома.
Они сказали мне, да и хозяйке квартиры, что намерены справиться с ремонтом всего за месяц. Шурик, сказал, что меньше трехсот лат за месяц я точно не получу. В конце третьей недели, я понял, что в месяц и даже в два мы никак не укладываемся. К тому же на то, что они творили со штукатуркой мне было просто больно смотреть, и уж совсем противно самому во всем этом участвовать. Это был колоссальный перерасход материала и кошмарное качество. А как-то раз Покемон налепил на потолок столько лишнего, что нам всем вместе пришлось тайком от хозяйки это все с потолка сбивать молотками и зубилами. Ломинатный паркет укладывали так, что работа шла очень медленно и у дощечек постоянно портилась кромка. Не смотря на израсходованный поддон штукатурки стены остались кривыми, потому на них очень трудно было ровно наклеить обои. И все эти муки творчества сопровождались постоянными злыми шутками всех троих надо мной, ибо я был новичком, да еще и умничал со всякой литературой.
Шурик каждую неделю выплачивал всем аванс – двадцать лат. Я решил на всякий случай брать эту двадцатку в неделю, хотя и был обеспечен выплатами бывшего шефа. Отработав полтора месяца, я понял, что это за друзья, и что они за мастера. До меня наконец дошло, что я с ними просто теряю с ними время, и ничем хорошим все это закончится не может. Я, к их удивлению, объявил им о том, что более не намерен с ними работать. Они немного поумерили свои злые шутки надо мной, начали давить на то, что они мои друзья, что они рассчитывали на меня, когда брались за этот сложный объект, что если я их брошу на полпути, то сильно подведу их. Короче, они убедили меня доработать с ними до сдачи объекта. На всякий случай строгий Шурик пригрозил мне не выплатить больше никаких денег. Из-за этой угрозы, мне захотелось их послать, куда подальше вместе с их деньгами, но я сдержал в себе это желание. Решив, что сбежать от них, какими бы они ни были будет не совсем честно. И мои мучения продолжились еще на полтора месяца.