Зов
Уважаемые читатели!
Представляю вам немного необычный для меня рассказ. Тут не будет тёщ, свекровей, изменщиков и безответственных работников. Просто чуть- чуть неприятных ощущений.
Скоро начнется зов. Он давно это почувствовал. Стал плохо спать по ночам и тревожиться от каждого звука. Проклятая соседская собака, бесполезный комок рыжей шерсти. Скалится и рычит на него в лифте. Этой дурочке с ресницами, хозяйке, и невдомек, чего так беснуется эта мохнатая пакость. Но он-то все понял сразу. И эта рыжая тварь поняла.
А все потому что осень и скоро начнется зов. Нужно подготовиться. В этот раз ему повезло. Он сразу нашел ту, которая ему была нужна. Она стояла у прилавка с фруктами. Рыжая, как и эти идиотские мандарины, которые он ненавидел с детства. После одного знаменательного дня.
Как в детстве он ждал эти мандарины! Достать их можно было только перед самым новым годом и никак иначе. В детском саду выдавали по штучке. Он брал в ладошки упругий мандарин, подносил к носу и замирал, вдыхая острый, свежий и будоражащий запах. Запах предвкушения праздника, нового года, подарков. Не было ничего прекрасней этого ощущения. Он отрывал по дольке высасывал сладкий и островато-пряный сок плода, впитавшего всю мощь южного солнца.
Однажды мамкин ухажер, дядя Толик, моряк дальнего плавания привез им с мамкой под новый год коробку из-под ботинок, а там они. Лежат горкой, блестят пупырчатыми боками, и на каждом наклейка, маленький черный ромбик. И наелся же он тогда. Наклейки осторожно отцепил и наклеил в углу, за холодильником. Потом он их посчитал: ровно двенадцать. И написал прямо там, за холодильником прямо на обоях химическим карандашом, сильно слюнявя грифель «Самый счастливый день в моей жизни». С того самого дня ни мамку, ни дядю Толика он больше не видел. А мандарины ему всегда попадались кислые. И с кучей косточек внутри. Противных, горьких косточек, прилипших к жестким прожилкам.
Она стояла и выбирала мандарины. Нюхала, пожимала, брала один, второй, первый откладывала аккуратно, потом снова возвращалась к нему. Откидывала непослушные волосы, поправляла свисающий шарф. Ее окликнула знакомая, она повернулась и сумкой, висевшей на плече, снесла половину прилавка с мандаринами. Несколько докатились до него. Плотные оранжевые мячики ткнулись ему в ногу, как доверчивые щенки. Он наклонился их поднять. А когда поднял голову, то столкнулся с ней нос к носу. От нее пахло стиральным порошком. Он сразу узнал запах, сам пользовался таким же. И еще чем-то неуловимым, живым, животным, пульсирующим. Ее голубые глаза были абсолютно пусты. Как будто она в упор его не видела. Он протянул ей поднятые мандарины, зная наверняка, что она их не возьмет. Такие, как она никогда не взяли бы ничего с пола. «Спасибо!» - автоматически сказала она и взяла протянутые им мандарины. «Неужели ошибся? Неужели не она?» - застучало у него в висках. Но она прошла к разоренному ею лотку и положила взятые у него фрукты туда. Он облегченно выдохнул. Это была она, это точно была она. Он не мог ошибиться. Его вел зов.
Дальнейшее было делом техники. На то, чтобы узнать, где она живет, как ее зовут и ее жизненный распорядок у него ушло две недели. Можно было приступать, но он ждал, смаковал, хотел растянуть удовольствие. Он знал теперь точно, что делать и когда начнется зов.
В среду наступило полнолуние. Он сходил в старый дедов гараж, где у него был припрятан «инструмент» и приготовился. Сходил в ее подъезд, нашел удобное место на лестнице, ведущей на чердак. Он любил дома этой серии. Для его дел это был просто подарок, как будто проектировщик сам любил делать то же самое, что и он. Иногда мерзкие управляющие ставили там решетки с замками от любителей погулять по чердаку и крыше, но только не здесь. Здесь все было обустроено под него.
Он мысленно срежиссировал все по минутам. Вот она подходит к двери, откидывает рыжие волосы, достает ключ. Поднимается по первой лестнице, 6 ступеней. Проверяет почту. Она всегда ее проверяет. Смотрит ее прямо там же, выкидывает рекламу в коробку внизу. Идет к лифту, нажимает кнопку. Ждет. Главное, не дать ей зайти после него. Рука в кармане сжала заготовленную тряпку. Он не любил шум. Всегда есть старый надежный хлороформ. Она и понять ничего не успеет. Рыжие вообще чувствительны к хлороформу. Он уже знал, что возьмет себе на память, как сувенир. Почему она всегда ходит с распущенными волосами? Нужна коса! Гладкая, яркая и прохладная, как мандариновая шкурка. Ничего, он исправит дело.
В четверг он проснулся рано. Он понял-начался зов. Хороший день. Она сегодня должна возвращаться с работы позже, потому что в пятницу их отпускают сразу после обеда. Как хорошо, что он догадался не возвращать фирменную куртку и рюкзак, когда уволился из курьеров! Кто обратит внимание на бедолагу, и в мороз, и в зной кочующего по чужим подъездам? Идеальная маскировка. В рюкзаке у него лежал его набор "инструментов", в кармане тряпка и хлороформ.
Было холодно и ветрено. На улице ни души. Он ликовал, все идет по плану. Он любил, когда все по плану. Так и должно быть. Никаких сбоев. Только так можно получить удовольствие. И вот появилась она. Идет в своем твидовом пальто и толстом вязаном шарфе, с большой сумкой на плече. И что она носит в этой сумке?
20.40 она подошла к двери. Он открутил крышку у бутылки и налил на тряпку хлороформ. Как же стучит сердце, он предвкушает свой праздник!
20.41 вошла в подъезд. Он подбежал и успел схватиться за ручку и не дал двери закрыться.
20.42 она проверила почту и уже вызвала лифт. Он зашел в подъезд. Она даже не обернулась. Никого вокруг, тишина. Вот это удача! Все, как он любил.
20.45 приехал лифт, с лязгом открылись двери. Она вошла, он за ней. Сейчас главное проверенным жестом выхватить тряпку и она обмякнет, перестанет биться, как птичка. Он крепко обхватил ее за плечи сзади и прижал к лицу тряпку. Она даже не сопротивлялась. Он держал тряпку и отсчитывал про себя. Этот проклятый запах порошка, который отстирывал лучше, чем другие, из рекламы! Она стояла и не двигалась, лифт скрипел, надрывался и ехал вверх. Вот и заветный последний этаж! Почему она не падает? Он попятился назад в раскрытые двери.
20.47 Она внезапно повернулась и вышла за ним. Он даже не успел понять, что же произошло. Почему не подействовал хлороформ? Она сильно толкнула его в грудь и он упал. Туда, где и планировалось все действо. Он напоминал большую неуклюжую черепаху. Лежал на своем рюкзаке, силясь встать и не мог, он задыхался от такого удара. Да пропади она пропадом, эта рыжая с ее белесыми глазами, лишь бы сбежать по лестнице вниз, на воздух. Она сбросила сумку с плеча и уселась на него сверху. Он видел ее пустые голубые глаза близко-близко. Почему она такая тяжелая и он не может встать? Она прижала палец к его губам и покачала головой. «Тссс, тихо. Не люблю шум!» прошептала она, оскалив полную клыков, пасть с трепещущим языком. Отбросила волосы, наклонилась к его шее и вдохнула его запах, так жадно, как будто хотела выпить его до конца.
21.00 Он умирал. Больно не было, демоны прошлого его не преследовали. Он лежал на грязном полу лестничной площадке, куда так любил притаскивать своих жертв. Лежал беззащитный, придавленный весом питавшейся его кровью вампирши, мерзкой рыжей упырихи. Рыжей, как паршивые, кислые, многокосточковые мандарины. Его просто высасывали, как мандариновую дольку. Он был не свободный и хитрый охотник, а просто яркий плод на чужом празднике. Он быстро терял силы. Как же так, почему его подвел зов? Рыжая, наконец насосалась и откинула голову назад. «Потому что это был МОЙ зов!» прошептала она, глядя на него стеклянными глазами Это было последнее, что он услышал в 21.25.
Все шло по ее плану.
Процесс Василия Рыжикова
Слушалось уголовное дело. В практике судьи Петровой это был не первый случай и подсудимого она знала давно. Рецидивист со стажем. Воровство, драки с нанесением вреда здоровью разной степени тяжести, покушение на убийство, и вот теперь это. Оно. Предумышленное убийство с последующим надругательством над телом. Жертва – довольно молодая многодетная мать. Процесс был открытым и разумеется рассматривался без присяжных.
Был у подсудимого и адвокат, который защищал его вынуждено, в силу профессиональной этики и немного мужской солидарности. Адвокат судье Петровой тоже был хорошо знаком, и она уже давно подозревала его в определенной степени мужского шовинизма.
Прокуратура выставила обвинителем молоденькую девочку, потрясенную до глубины души произошедшим, а особенно обстоятельствами, при которых произошло задержание и обнаружение тела погибшей.
Суд заседание началось. Судья Петрова зачитала бесстрастным тоном номер дела, представила защиту и обвинение, проверила присутствие всех участников процесса и началось судебное следствие.
Первой выступала девочка из прокуратуры. Трясущимися руками она держала листы и зачитывала весь перечень того, что произошло. Подсудимый выслеживал, а впоследствии напал на улице на многодетную мать, затащил ее в укрытую деревьями местность неподалеку от жилых построек, где задушил, а после нанес несколько проникающих ранений в область живота, спины и шеи. Впоследствии он отчленил голову от трупа. Обезображенную голову позже нашли неподалеку от места совершения преступления. Преступника рядом с трупом обнаружила пенсионерка, которая и подняла шум, что привело к задержанию.
Подсудимый сидел на своем месте, за решеткой, равнодушно глядя в сторону, как будто не слышал или не хотел слышать о том, что совершил.
Судья Петрова молча смотрела на него, пропуская мимо казенные фразы обвинителя, произнесенные срывающимся голосом. Вот какая биография, тяжелое детство и плохая генетика. Отсюда и берутся эти убийцы. Судья Петрова, в глубине души, как и большинство граждан тоже считала, что нет никакого смысла в заключении подобных типов. Содержать еще таких на деньги честных людей! Все равно они никогда не изменятся.
Адвокат лениво посматривал в окно, покачивая под столом ногой. За окном бушевал молодой, нарождающийся июнь. Изобильный на цветы, южные плоды и тучи комаров. Эх, на рыбалку бы сейчас! Пускай даже и под назойливый комариный звон. Снасти-то уже лежат приготовленные. Может к вечеру успеет?
Наконец обвинитель закончила читать. Судья Петрова перевела глаза на прокуроршу.
- Вам плохо? Выпейте воды. Мы можем продолжать? Отлично. Приступаем к допросу свидетелей.
Первой допрашивали ту самую пенсионерку, которая обнаружила убийцу на месте преступления.
- Итак, Мария Александровна, расскажите, что произошло.
Розовощекая упитанная старушка в спортивном костюме вытерла пот со лба и начала:
- Значит иду я по Вишневой в сторону магазина, там как раз к 10.00 молоко фермерское должны были привезти. По субботам всегда привозят. Так вот, а этот- и она указала на сидящего в изоляторе – под деревом как раз. Как будто ждет кого. Рожа его мне сразу не понравилась. Ваша честь, да посмотрите на него, рожа-то самая что ни есть бандитская. Да разве ж можно с такой-то рожей честь по чести жить?
И пенсионерка зло махнула в его сторону влажным платком, которым беспрестанно утирала пот.
- Свидетель, внешность подсудимого к делу не относится. – строго оборвала ее судья – Продолжайте.
- Так вот. Иду я обратно, с молоком. А этот под деревом подальше, у самого забора копошится. И так повернется, и сяк. Я ему крикнула, а он не реагирует, все что-то свое творит. Подошла поближе, а там она, голубушка лежит. И все внутренности наружу. А головы и вовсе нет…
Прокурорше стало нехорошо. Адвокат вздохнул, налил воды и пошел отпаивать слабонервную девицу. Судья Петрова покачала головой. Вот куда с такой некрепкой нервной системой в прокуратуру идти? Иди в адвокаты гражданские, разводи алкашей, дели имущество, детей. И что только старших не слушают? Все романтики надо, за справедливостью бегут. А вон она романтика-справедливость, в клетке сидит. И дальше будет сидеть на дармовых харчах. Сволочь.
Прокурорша успокоилась.
- У защиты есть вопросы к свидетелю?
Адвокат отрицательно покачал головой.
- У обвинения?
Прокурорша шмыгнула носом.
- Переходим к допросу подсудимого.
- Ваша честь! – поднялся со своего места адвокат – Подсудимый отвечать на вопросы не желает, объявляет протест в форме молчания и передал мне манифест. Позвольте зачитать.
- Ах, вот, значит, как! – удивилась судья. - Ну зачитывайте, Сергей Юрьевич.
- «Я ни в чем не виноват. Мне ограничили средства к существованию и мою природу. Я ничего не могу с собой поделать.» - прочитал адвокат с листа.
- Я не поняла, это он на невменяемость намекает? – удивилась прокурорша
- Какая невменяемость? Экспертиза однозначно подтвердила, что вменяем. – удивилась судья и обратилась к подсудимому. – Рыжиков, вот семь лет вас знаю, были вменяемы. А тут вдруг это? Что это такое? Манифесты он тут шлет. Здесь судебное заседание, а не цирк.
Подсудимый сидел спиной к суду, молчал и кажется дремал.
- Ну что ж, раз вопросов ни у кого нет, значит переходим к прениям. Полина Сергеевна, начинайте. – обратилась судья Петрова к прокурорше.
Прокурорша, окончательно пришедшая в себя, бодро зачитала с листа все прегрешения Рыжикова, а также отягчающие обстоятельства в виде семи малолетних детей, статуса у погибшей матери одиночки попросила назначить меру в виде пожизненного лишения свободы в колонии строго режима.
- Пожалуйста, сторона защиты – подгоняла судья адвоката. Ей очень хотелось поскорее разделаться с этим процессом.
Адвокат, который тоже разделял точку зрения судьи в позиции поскорее освободиться, начал:
- Принимая во внимание тяжесть преступления, а также биографию подсудимого, напомню: в 2015 году получил первый срок по делу о краже, в 2017 году драка с нанесением трем потерпевшим тяжкого вреда здоровью, 2020 год покушение на убийство, предлагаю поддержать сторону обвинения. Спасибо, Ваша честь.
Адвокат церемонно поклонился судье и прокурорше и уселся на место.
- Суд удаляется для вынесения решения.
Выйдя из зала суда, судья немедленно вошла туда обратно. Все должно было быть по протоколу. Ведь решение давно было вынесено. Судье просто нужно было его прочесть. Рыжиков получил пожизненное. Адвокат и прокурорша пожимали руки. В зале хозяйничала пресса. Молодой симпатичный журналист пробился к прокурорше:
- Скажите, вы довольны приговором? Возможно надо было раньше вмешаться и не допускать такого преступления? У него же за плечами три ходки.
Прокурорша смутилась, собрала бумаги и глядя на журналиста сказала:
- Без комментариев.
- А какие еще комментарии могут быть? – вступила в беседу главный свидетель, пенсионерка Мария Александровна. – Посмотрите на него, рожа бандитская, по помойкам шатался все детство. Где ему ума-разума набраться? И родители такие же у него.
- Зачем ты так говоришь, бабушка? – укорила ее прокурорша. – Василий невиноват. Ну подумаешь мышь придушил и голову откусил! Ты сама их боишься! Когда гнездо с мышатами нашла, как ты визжала!
- Это да – согласилась пенсионерка, выпуская из переноски сидевшего там большого рыжего кота. - Пойдем, паразит, хоть и пожизненное дали, а фарш никто не запрещал.
- Эх, Поля, говорила тебе, иди в адвокатуру. Вот как ты на расчлененку выезжать будешь? – сказала Раиса Георгиевна Петрова, мать Полины, по совместительству судья районного суда.
- Нечего ей в адвокатуре делать. Хватит нам в семье адвокатов. – заявил адвокат по уголовным делам Сергей Юрьевич Петров, Полин отец. – Поиграли и ладно. Готовься, Полина. Заседание через неделю. А я все-таки считаю, что Василий не виноват. Он так и в манифесте написал. Природа у него такая.
Муж Полины, психолог Антон, исполнявший роль журналиста и автор этого тренировочного процесса для адаптации жены задумчиво сообщил:
- А напишу-ка я на эту тему статью в журнал. А может быть и диссертацию! О способах психологической адаптации молодых сотрудников правоохранительных органов. Назову ее «Процесс Василия Рыжикова»!
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Рыжая: история которая произошла
Рыжая была нескромная. С самого детства. Могла спокойно игриво приподнять юбку и показать пацанам трусики, бегать в мокрой футболке через которую просвечивала подростковая грудь, поцеловать понравившегося ей парня в губы, а потом сбежать от него. "Оторва!" говорили про неё женщины во дворе. Как покойная мамаша. Да и чего ещё ожидать от дочери пьющего отца". "Шлюха!" - презрительно шипели хорошие девочки-отличницы из девятиэтажки возле остановки то ли завидуя, то ли правда ненавидя сверстницу. Несмотря на это все мальчишки во дворе поголовно были влюблены в Рыжую и добивались внимания девчонки.
Время шло и вот все мы уже выросли. Рыжая в десятый класс не пошла. Говорила скучно. Наступили 90-е. После десятого кое-как закончила техникум и устроилась работать сначала крупье в казино в центре города, а потом после того как его закрыли официанткой в кафе. В оставшейся от рано умершего отца скромной однушке она жила сначала с хмурым высоким парнем в погонах и в камуфляже, потом с мужчиной лет на двадцать старше её, был и ещё кто-то. Малышня из общежития рядом с котельной обожала Рыжую ведь после каждой своей невеликой получки она угощала ребятишек сладостями и фруктами. Худенькие, заморенные мальчишки и девчонки трескали дыни, шоколад и счастливо щурились. Все вместе они помогали Рыжей красить свежей краской лесенки, лошадки и качельки на детской площадке. Таскать свежий, чистый песок без окурков и гудрона с набережной в тачке для песочницы малышам.
Двор наполнился новыми жильцами и некоторые из них были опасными людьми. На втором этаже первого подъезда пятиэтажки поселилась компания короткостриженных молодых людей в кожаных куртках, с золотыми цепями в палец толщиной на шее по любому поводу сплёвывающими себе под ноги и разговаривающими на мате. Часто, даже слишком, они устраивали в квартире шумные вечеринки затягивающиеся до утра наплевав на соседей и милицию, которая и так нечасто заезжала в их микрорайон. Жаловаться, спорить с молодчиками было бесполезно и откровенно опасно, ведь с собой они носили настоящее оружие.
Как-то в пятницу они затащили прямо с улицы к себе в квартиру пару тех самых девочек-отличниц из девятиэтажки. Профессионалки в этот вечер все были заняты. Студентка и чемпионка по бальным танцам кричали на весь двор умоляли, плакали, просили помощи но никто из местных не рискнул заступиться. Вызванная бабой Клавой из третьего подъезда милиция тоже не спешила на вызов. Мужики опускали глаза, вздыхали, и шли по своим делам.
Только вернувшаяся с работы Рыжая, бросив сумку с мандаринами и конфетами "Мишкой на севере" в руки курносого Серёжки из общяги, смело бросилась на штурм квартиры пьяных, похотливых молодчиков.
Весь двор смотрел в ярко горящие окна на втором этаже, мальчишки из общаги сжимая до белых костяшек кулаки краснели от гнева, но тоже отчаянно трусили прислушиваясь к происходящему заглушаемому пением Алёны Апиной вопившей про "Ксюшу девочку из плюша".
И вдруг музыка замолкла, раздались женские крики, мат мужскими грубыми голосами и длинная-длинная автоматная очередь заставившая в испуге присесть людей во дворе.
Отличницы отделались лёгким испугом и синяками. Захлёбываясь слезами они рассказали о том, что разгневанная Рыжая влетела в квартиру оттаскивая спустивших уже с себя штаны пьяных молодчиков поваливших их на кровать, заслонила их собой, и даже получив несколько ударов ножом-бабочкой не отступила, а выхватила из-под дивана автомат и хладнокровно расстреляла подонков.
Плачущий Серёжка любитель мандаринов и другие общажные ребятишки рыдали размазывая грязь по лицу когда улыбающуюся, бледную как простынь Рыжую увозила "скорая помощь".
- Дядя Костя, а дядя Костя, - канючили они дёргая за выцветший рукав формы участкового. - А она поправится? Правда ведь поправится!
Милиционер только вздыхал сдвигая фуражку на затылок и провожая взглядом уносящуюся прочь машину бросая взгляд то на горку медных гильз на ладошке, то на зарёванные мордочки детей.
Рыжая умерла по дороги в больницу. Машина попала в пробку из-за кортежа губернатора решившего вдруг посетить премьеру "Форреста Гампа" в кинотеатре.
На похоронах был весь двор. Под простым деревянным крестом с фотографией Рыжей лежала целая гора мандаринов и конфет "Мишка на севере". Многие плакали, другие скрипели зубами ругая себя последними словами.
Последним от могилы ушёл курносый Серёжка мысленно пообещавший поставить Рыжей памятник такой чтобы лучше чем у Бори Рычага в начале аллеи. "Клянусь! Клянусь!" - всё кричал он пока бабушка не утащила его за руку с кладбища удерживая зонт над головой.
Через четырнадцать лет Серёжа выполнил своё обещание и Рыжая теперь как живая улыбается с барельефа будто посмеиваясь над заброшенными, заросшими и никому не нужными могилами торпед и блатных вокруг.
Дайте мне минут десять, пожалуйста...
Он, с трудом переваливаясь, шатающей походкой подошёл ко мне и с хрипотцой мяукнул. Я сижу в кресле и смотрю на него. Шерсть торчит клоками, усы завиваются, как будто подплавленные огнём, у уголков больных глаз, мокрые, гнойные подтёки.
— Что, Барс? Тяжело самому запрыгнуть? – ласково спрашиваю я кота.
Требовательно, в ответ на мой вопрос, прохрипел своё мяу, Барс, не отводя от меня своего взора.
Я вспомнил как лет десять назад, он заскакивал с разбегу на шкаф и впрыгивал в пустой, картонный ящик. Сколько было энергии и драйва в нём тогда, сейчас, глядя на него, даже не верилось в былую прыть.
— Ладно, Барсюша, пойдём, помогу. – Я нагнулся, взял его в руки и положил к себе на колени. Он немного поелозил и устроился на них, тяжело дыша - слышны порывистые и сумбурные вдохи и басистые выдохи.
Однажды, в далёкие времена, нас с женой разбудил громкий шум и грохот. Мы включили свет и увидели Барса с горящими глазами и со стоящей дыбом, шерстью на затылке. Он дышал как паровоз и что-то прижимал лапой. На нас кот не обращал совершенно никакого внимания, мы ему были не интересны. Его обуял первобытный, охотничий инстинкт. Мышка, глупое создание, ошиблась с квартирой, зайдя к нам. Барс эту потеряшу подбрасывал, ловил на лету челюстями, опять подкидывал, а мы стояли и боялись к нему подойти – кот был грозен и страшен. Жена сообразила и предложила Барсу любимый его корм, в обмен на маленькую тушку мыши. Почти две минуты мы подсовывали ему эту замену, согласия не произошло, но отвлечь на пару секунд от мыша, нам удалось. Мы успели завернуть в бумагу трупик, и выкинули в окошко. Еще полчаса с горящими глазами, Барс носился по квартире в поисках потерянной жертвы. Вот тогда он дышал – по-зверски и дико…
…А сейчас лежит и хрипит, как будто болеет астмой, и я чувствую это клокотание в лёгких….
— Барс, успокойся… всё нормально… — я глажу его под ухом, он устало и как-то беззащитно, утыкается горячим носом в мою коленку, мои волоски на ноге улавливают его горячее дыхание…
…Ночью, он своим массивным пятикилограммовым телом устраивался на мой бок, в тот момент, когда я видел самый смак очередного сна. В каком-то странном упоении, он впивал свои коготки, перебирая их по моей коже. Я с ворчанием просыпался, но эта кошачья нежность мою злость убивала в самом зародыше. Вздыхая, я гладил его, а он включал свой моторчик мурлыкания…
— Малыш, мальчик мой… держись… – чуть дрогнувшим голосом я бормочу Барсу, его ухо настораживается от моих слов – он меня слышит. Я протягиваю свою ладонь, он головой пытается втереться в мою руку, тыкая свой нос, как будто просит, чтобы я ему помог избавиться от боли… или старости…
Лет восемь назад, мы его потеряли в нашей квартире. Всё обыскали, не откликается. Мы выбежали на улицу, мало ли… и нашли его под окном, вжатого в землю от страха. Он упал с пятого этажа, выжил и почти без повреждений, но напугался до чёртиков. Когда я его подобрал, он вцепился когтями в меня и, одичавши, смотрел по сторонам, пока я его нёс домой. Жена плакала, я тоже был под сильным впечатлением… но мы были рады, что он выжил. Маленькая мелочь – через пару дней у него выпали два клыка, но это такая мизерная расплата за пятнадцатиметровое свободное падение….
…И сейчас он верит в меня и ждет моей помощи, почти плачет, хотя как можно сказать такое про кота. Где-то там, едет ветеринарная служба, но разве это объяснишь животному… по губам мне, по губам, какое же это животное… это член семьи… Я с трудом сдерживаю себя…
— Барсюта, держись… родненький… — он впивается когтями в мои колени, я глажу его некогда рыжую шерсть, теперь поблекшую по истечении времени.
Я его впервые увидел в цеху, маленький серый комочек, почти чёрного цвета. Покорил он меня, когда во время перекура, цепко взобрался по моему суконному костюму и стал мяукать в ухо. Он выбрал меня. Сердце моё дрогнуло и после душевой, в конце смены, я зашёл в слесарку, и засунул это создание в обычный, чёрный пакет и привёз домой. Побаивался реакции жены, но зря… она влюбилась в этот шерстяной комочек. Каково же было удивление, когда мы его помыли, и он оказался рыжим созданием… и как гадкий утёнок превратился в шикарного, здорового кота…
…Он вытягивается в полный рост, делает пару вздохов и успокаивается навсегда. Его голова так и остаётся в моей ладони. Я сижу и плачу, плечи мои трясутся… Пятнадцать лет он был с нами, а перед глазами стоит этот маленький заводской комочек, ползущий по рабочей робе…
Трезвонит дверной звонок, это ветеринары… а может жена… а может сын… а мне сейчас всё равно, я не хочу, чтобы меня видели такого… Дайте мне минут десять, пожалуйста…
Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокол»
Первый рассказ написанный мною и первый пост. Не судите строго.
Пролог
Во время экспедиции на северный полюс в 1999 году, был обнаружен неизвестный космический корабль, застрявший во льдах. Его извлекли и доставили в Нью Йорк в научный центр. При вскрытии корабля, обнаружились 6 криокапсул, в которых находились молодые девушки, в одеждах 70-ых годов. Анализ обшивки корабля показал, что корабль находился во льдах 25 лет.
***
На дворе 2035 год. На земле давно нет войн между крупными державами, все народы живут в богатстве и в радости. Сегодняшний день не отличался бы от других, если бы не срочная новость: завтра, в всемирном научном центре в главном корпусе, в Нью Йорке, в 10:00, спустя долгих 36 лет развития технологий и подготовки к этому мероприятию, совершится вскрытие криогенных капсул и оживление наших внеземных гостей! Допуск к мероприятию для сотрудников с допуском 8 уровня.Допуск такого высокого уровня мог позволить беспрепятственно проходить на территорию нового правительства, а также в исторические места на экскурсию, такие как зона-51.Имея в кармане допуск 8 уровня, до конца дня, я не мог найти себе место. Я ждал встречи с нашими инопланетными друзьями.На следующее утро, я, как и еще 15 человек со всего земного шара, стояли на Бродвее импровизированного космодрома, расположившемся в главном корпусе научного центра имени Николы Тесла. Пол, вымощенный светлым мрамором, превосходно коррелировал с огненно-рыжим светом, падающим через стеклянные мансарды. По бокам, на стенах, были изображены космические ракеты, которыми в давнее время запускали спутники, за ними, нашли свое расположение наиболее современные аппараты, способные вывести на орбиту необходимый груз. Самым последним нарисованным объектом, был космический корабль, найденный во льдах северного полюса и представленный по середине зала здесь сегодня. Потолок находился на недосягаемой высоте, метров 30, не меньше! Плоский, словно перевернутая взлетно-посадочная полоса для самолетов, не тяготила взгляд посетителя, а позволяла почувствовать легкость и неимоверную радость, от грядущего события.За кораблем, ровно по центру всего комплекса, находилась лестница на второй этаж, с эскалаторами по бокам. Над первой ступенькой взгромоздилась нежная арка, на которой висел указатель: слева - выставочный зал достижений и научных открытий, за последние 50 лет. Справа, лаконично и кратко было написано: Марс.Так же, на арке, как и в старину, висели часы, на подобии часов начала 19 века на любом вокзале.Часовая стрелка находилась почти на десятке, ей не хватало буквально пары миллиметров, чтобы всех возвестить о начале церемонии, но минутная стрелка не спешила двигать своего старшего брата, находясь на предательской отметке 9:55.Ученые, которые должны были вскрыть капсулы, находились уже рядом с кораблем, а их руководитель стоял на трибуне, установленной по случаю праздника. Все были готовы к началу торжества. Все, кроме крошечной, металлической планки, назвавшейся секундной стрелкой, которая, к этому моменту, уже начала путь, по своему последнему кругу, столь волнительного часа.Затаив дыхание, вся делегация вслушивалась в мучительное тиканье и когда, наконец, бой курантов разнесся на весь собор науки, мы выдохнули.- Сегодня, мы совершаем исторический момент. Марсиане, о которых твердит весь мир последние 36 лет, откроют свои глаза и обратят свою речь к нам, проснутся! Этот знаменательный день, войдет в историю, как первый контакт с инопланетной цивилизации!Тем временем, "магия" происходила вокруг корабля. 7 ученых шныряли от непонятного агрегата к камере и обратно. Спустя пары минут ожидания, первая капсула открылась, словно коробок спичек в руках заядлого курильщика. За первой капсулой, открылась вторая и третья и, спустя десять минут от начала церемонии, шестая капсула приобрела свое открытое положение.Вся делегация замерла, но в гулкой тишине, эхом отдавалось тяжелое дыхание всех собравшихся, а в напряженных висках еще и слышалось биение сердца, словно после кросса на десять километров.Примерно пару минут ничего не происходило, но в самый неожиданный, но в то же время долгожданный момент, из капсулы показалась рука. Обычная, человеческая рука, которые видишь сотнями за день, по пути на работу или домой.Она могла бы показаться обычной любому человеку, любому прохожему с улицы, но не нам. Бледная кожа, красивые, стройные пальцы, маникюр, как будто бы девушка только вышла из дорогого салона.Пока я разглядывал руку, от моего взгляда ускользнуло то, что появилась вторая рука, столь же прелестная, как и первая. В соседних криокамерах также заметилось движение. И вот, ученые уже помогают нашим гостям подняться из своих импровизированных кроватей. Каждая из шести девушек обрели шаткое равновесие, и, потирая глаза, жмурились от обильного наличия света, в нашем зале.Они были одеты по последнему писку моды 70-ых годов, коричневые пиджачки, черные брюки желтоватые блузки. Их прически отличались обильным наличием волос и пышности.Спустя еще примерно пол часа, девушки смогли произнести первые свои слова, на удивление на чистом английском:- Где мы? Спросили прекрасные незнакомки.- Вы на планете Земля, третьей планете от Солнца.- Земля... словно пропев, произнесла самая высокая. ... мы с четвертой планеты, вы называете ее Марс.- Кто вы? - Нас отправили к вам на планету для обучения и саморазвития.- Что ж, приветствую вас на Земле! Чувствуйте себя как дома. Надеюсь вы ответите на все наши вопросы, когда придете в норму.- Конечно, хором заверещали девушки, но и у нас есть один вопрос, на который мы хотим знать ответ?- Какой же?- Почему вы так одеты?- А как же нам надо одеваться? Спросил ученый, как вы? Ваша одежда была в моде почти 60 лет назад.- 60 лет… снова протянула самая высокая из них… не может быть… невозможно…Испуг, разочарование, непонимание, целый спектр эмоций можно было наблюдать на каждом из шести удивительных, милых личиков.Гонимые паникой, они побежали прочь, к той самой лестнице, над которой возвышались часы, показывающие без пятнадцати одиннадцать.Не понимая, что происходит, я рванул за ними. Девочки уже поднялись на второй этаж и устремились направо. Там их ждала другая девушка, земная, возвестившая о отсутствии возможности вернуть их на родную планету.Передвигая ноги все быстрее и быстрее, я успел остановить одну из девушек, самую высокую и самую красивую. Я дотронулся до ее руки. На удивление, прелестное создание не спешила отдергивать свою руку от столь наглого поведения земного юноши. В уголках ее глаз застыли почти невидимые слезы, а ее уже слегка румяное личико не показывало ровным счетом ни одну эмоцию.Мое сердце застучало еще сильнее, чем перед началом сегодняшнего дня то ли от пробежки, то ли от ее печальных глаз, запавших прямо в душу. Многие люди называют это любовью с первого взгляда, думаю они правы, ибо прелестнее создания я еще не встречал. - Постой, сказал я, едва смог с обладать с собой, не беги.- Ты не понимаешь, резко оборвала девушка, моего маленького мира больше нет, мои родители, скорее всего умерили. Я осталась одна, одна в этом мире. Вашем мире. Я не знал, что ответить ведь она, возможно, права. - Прошло 34 года, с момента обнаружения вашего корабля, до этого 25 лет он находился во льдах. Да, долгий срок, но возможно, твои родные еще живы, ведь даже человек может прожить в современных реалиях 90, а судя по вашим возможностям, вы живете дольше!- Да, ты прав, понурив голову, тихо-тихо, сказала моя собеседница. - Не вешай нос! За время вашего пребывания на земле, возможно, ваши ученые увеличили срок жизни, сказал я чуть более уверенным голосом и задорно подмигнул. Ответа не последовало, но по слегка приподнятым уголкам губ, можно было судить о том, что девушка чуть успокоилась или что скорее, смирилась. В безмолвной тишине, я наконец то смог разглядеть гостя из другого мира: высокая, стройная брюнетка, с большими, карими глазами, ее острые скулы гармонично сочетались с аккуратными, но слегка пухлыми губами. Практически белая кожа, такая не типичная для обычного человека. Да оно и понятно, она была девушкой с Марса, хотя по незнанию и не скажешь, что этот человек был с другой планеты. - Мне надо идти, грустным голосом прошептала она, меня ждут ваши ученые.Не скажу, что был рад ее словам, но умом я понимал, что не мог задерживать гостя.- Позволь мне проводить тебя, мой голос дрогнул, надеюсь, мы еще увидимся.
***
Спустя несколько дней, используя свое положение, мне получилось вывести свою новую подругу за территорию комплекса. Был осенний вечер, яркие всполохи уходящего солнца последними лучами освещали главную башню исследовательского центра.Сегодня, первый раз моя спутница выйдет на улицу. Первый раз увидит солнце через прозрачную толщу воздуха, а не через стекло или экраны телевизоров. Первый раз вздохнет полной грудью и первый раз почувствует запах живого города.Моей задачей было следить за состоянием неземной подруги, оберегать от любой опасности, исходившей от окружения, а также помочь адаптироваться к местной флоре и фауне зелёной планеты. Выйдя из душного помещения, моя спутница зажмурилась от яркого солнца такого ласкового и приветливого в этот тихий осенний день. Первым делом мы отправились в парк, находящийся неподалеку. На удивление, моя подруга неплохо разбиралась в живности, населявшей нашу планету, судя по тому, что она спокойно различала воробья от синицы, а ворону от белки.Через пару минут, обогнув несколько клумб и пройдя по тенистой тропинке, мы вышли на главную аллею, по бокам которой расположились лавочки, а впереди виднелся памятник первому астронавту, ступившему на луну. На большинстве лавочек сидели мамы, громко обсуждая своих чад, весело бегающих по зеленой траве и изредка подбегающим к родителю, чтобы похвастаться очередной находкой в виде камушка замысловатой формы или палочек, по форме напоминающих оружие ушедшей эпохи.Через три сотни метров, мы углядели еще не занятую лавочку, к которой мы и устремились, ибо с непривычки ноги моей спутницы гудели и почти ее не слушались. Пару минут безмолвной тишины повисли между нами и только далекое пение скрытых от глаз птиц нарушали прекрасную тишину.- О чем ты задумалась? осторожно поинтересовался я.- Интересное дело, посетовала моя спутница, несколько дней назад, я садилась в корабль, который понес меня на землю, а на деле, прошло уже столько времени… Ее взгляд поник и устремился в пустоту. Впервые за безумную неделю, мне выдалась возможность наблюдать неземную красоту: рыжие волосы, словно легкая ржавчина покрыла морскую яхту, зашедшую в порт, но не дождавшуюся возвращения капитана с земли, девственные веснушки на пухленьких щечках, которые при улыбке, создавали неповторимый узор из маленьких созвездий, среди которых я отметил крупные три точки, отдалённо напоминающие созвездие волос вероники. Большая темно-рыжая точка возле правого уголка рта на мягко-бледной коже моей спутницы, пленительно-соблазнительной линией пересекала щеку девушки и под острым углом перегибая не менее привлекательную точку на острой как лезвие бритвы скуле резко забирала вниз и почти на перегибе румяной щечки и подбородка упиралась в крайнюю звездочку.Что я могу сказать марсианке, глядя в абсолютно потухший взгляд ее безумно красивых и в этот же момент печальных серо-голубых глаз? В том то и дело, что неловкое молчание, повисшее по моей вине в сгустившемся воздухе так и не суждено было разрушить под натиском напиравших чувств.Тем временем мы добрались до метро. Ярко-красная буква «М» горела в закате осеннего дня. Отметив на валидаторе проездные билеты и пробежав лестницу двухэтажного дома под землей, мы забежали в один из вагонов метропоезда, стоявшим на перроне в сторону центра мегаполиса, одного из крупнейших городов на планете.«Станция Сокол была построена по проекту Юрия Николаевича Яковлева в 1938 году, не за долго до второй мировой воны, впоследствии которой она использовалась как укрытие для местного населения ближайшего района, одноименно названным, как и станцию метро»: прозвучало из динамиков, подвешенных в каждом из четырех углов нашего восьмиместного кубрика в вагоне метропоезда, являвшимся больше передвижным музеем, чем средством передвижения.Я не мог не уловить любопытный, даже скорее жадный взгляд своей спутницы, которая вглядывалась в висящие картины над сиденьями, расположившиеся друг напротив друга и лишь разделяемым деревянным столом с белоснежно-чистой скатертью, будто только постеленной перед нашим прибытием. Слева от входной двери была изображена репродукция знаменитой картины с тремя мишками в лесу, веселящимся на дереве, а напротив, была изображена гордая птица в полете в необъятных небесах, выслеживающей свою добычу в одной из степей безграничной России. Мы сели рядом друг с другом. Ее голова мирно притаилась на моем правом плече. Я закрыл глаза, представляю то, что только может представлять молодой человек 24 лет рядом с девушкой ее мечты. Напротив нас сидел один случайный попутчик, который стал невольным свидетелем зарождения настоящих, искренних чувств между двумя людьми из разных миров.
***
Я открыл глаза. Слева и справа от меня седели многочисленные люди, которые никак не могли уместиться в маленьком кубрике из моего сна. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Сокол» : прозвучала фраза из мощных динамиков, установленных по всему огромному составу и отозвалась болью в моем расшатанном организме.
Демон прячется в игре. Окончание.
Первая часть здесь: https://pikabu.ru/story/demon_pryachetsya_v_igre_rasskaz_626...
6
Мы загуливали с Ники пьяными где-то по ночному Чертаново, где она снимала жильё. И вот, проходя мимо закрытой на ночь палатки и стоящей рядом какой-то сваренной из железных полос клети с арбузами, Ники вдруг отчетливо поняла, что именно арбуз она больше всего на свете сейчас и хочет.
Не долго думая, я подобрал валявшуюся неподалеку железную трубу, и минуты через три полосы решетки были отжаты так, чтобы какой-нибудь смелый арбуз мог с нами отсюда бежать. И делать этого, конечно, никак не следовало по целому ряду причин.
Невдалеке от арбузов, в раздолбанных “жигулях”, наверняка ночевал какой-нибудь сторож-абрек. Кроме того, могли элементарно приехать менты. И, наконец, паспорт у меня с собою хотя и был, и паспорт хороший, но - безусловно левый. Но дело уже было сделано.
Итак, Ники принялась выбирать лучший арбуз. Почти сразу из “жигулей” выскочил чернявый пацан и, что-то запальчиво крича, вытянул из кармана и уставил на нас какую-то пуколку наподобие газового пистолета.
Надо сказать, меня не в первый раз уже поражало, как ловко ориентируется в подобных ситуациях Ники. Рюкзачок, как всегда, и на этот раз был за ее спиной - и вот она неуловимым в темноте движением уже выхватывает из-за спины свою знаменитую “телескопичку”, делает два быстрых шага к абреку и наносит молниеносный, неуловимый удар по его руке с пуколкой. Тот издает визгливый крик, и рука его повисает, как плеть. Ники замахивается на него еще раз, но абрек прячется за свою машину и стонет. Немая пауза. Тут я решаю выложить ему на крышу машины денег - за материальный и моральный урон. Он это видит.
Беззаботное наше настроение было слегка подпорчено, но мы все же выбрали здоровенный арбуз и двинулись с ним прочь. Но я чувствовал, что это еще далеко не конец приключений на сегодня. На такие вещи у меня просто феноменальное чутьё. Так и оказалось.
Через какое-то время за нашими спинами завизжали тормоза, и, обернувшись, я увидел две прилично покоцанные старенькие иномарки, остановившиеся в пяти метрах со включенными на полную фарами. Из них тут же выскочило человек пять или шесть. В руках у кого-то из них я заметил биту, а у другого - что-то вроде монтировки. И совершенно не исключалось, что в их карманах имеется и что-то посерьезнее.
Я аккуратно положил арбуз на тротуар и попробовал найти глазами свою трубу. Мне показалось, что в любом случае это как-то глупо - бить тут об асфальт арбуз, который, похоже было, достанется нам не совсем бесплатно.
Не могу сказать, что они нас как-то особо грамотно окружили. Они просто встали толпой напротив и чуть оттеснили нас этим к стене дома. Но нас очень слепил свет фар их машин, а самих нападавших видно было плохо - лишь черные силуэты. Всё это время они приглушенно гомонили на ломаном русском и выставляли вперед свои орудия устрашения. Ники, между тем, сунула мне в руку дубинку и принялась тыкать пальцами в свой телефон.
Конечно, я не раз и не два бывал в похожих ситуациях. Примирительно выставив руки перед собой, хотя и с дубинкой, я старался кидать в воздух какие-то общие слова. Плохо было то, что мы всё ещё были прилично пьяны и даже слегка шатались. А Ники уже с кем-то отрывисто базарила по телефону и оглядывалась на стену дома - по-видимому, пыталась назвать адрес.
Смысл того, что тараторили абреки, сводился примерно к тому, что я им должен еще пять штук за решетку и отдельно - за сломанную руку, и что сейчас подрулят менты. Но столько у меня с собой просто не было. А Ники уже вернула себе свой “телескоп”, выставила его вперед и отпугивала противника внезапными выпадами. Ее успех в таких ситуациях всегда был связан с тем, что от такой хрупкой на вид тёлки никто просто не ожидал серьезной угрозы. И совершенно напрасно.
Но тут расклад сил вдруг резко поменялся: шелестя шинами, к нам плавно подкатил какой-то черный лимузин, и из него вышли двое. Они неспешно вошли в полосу света между нами и теми. Первый из них, руки в карманы, выразительно поглядел на нас с Ники и повернулся к нападавшим. Рядом с ним встал второй здоровенный мужик, на плече которого я сразу же заметил ремень - от короткого “калаша” за его массивной спиной.
Первый что-то спросил у одного из абреков и начал было слушать, но очень скоро прервал того властным жестом руки и снова обернулся к Ники. Лица его мне почти не было видно, но показалось, что он даже усмехнулся. Потом он достал из внутреннего кармана пиджака что-то вроде визитки и протянул это парню с битой. Потом было еще что-то негромко сказано с обеих сторон, после чего нападавшие молча сели в свои колымаги, развернулись и отвалили.
В общем, это и был Иван Збарский, ее отец. И я прекрасно понимал, как выгляжу в этой тупой истории в его глазах. Ладно - Ники, но я-то… Взрослый тёртый мужик, ворующий ночью арбузы у каких-то чухонцев. Все вчетвером мы с минуту помолчали. Наконец Ники коротко представила нас друг уг другу.
- Это мой папа, Иван Аркадьевич. Это папин друг Феликс. А это мой друг Леон.
И мы сухо обменялись рукопожатиями. Потом нас повезли туда, где Ники на тот момент снимала жильё. Ники с отцом всю дорогу говори о чем-то на заднем сидении, и временами говорили довольно резко. Я их не слушал и думал о том, что мог этой ночью реально очень круто попасть - и не под биту, а под ментов. На прощание мы оставили этим двоим свой огромный арбуз.
7
Итак, трижды у меня уже “катали”. В старом, классическом смысле слова, катран – это конспиративная нейтральная территория, что-то вроде подпольного игорного дома, где, по негласным законам, никто из правильных людей не должен вести никаких разборок, кроме карточных. Н-да, хотя, как известно, в любых правилах бывают самые непредсказуемые исключения…
В первый раз отца и еще троих привезла сама Ники, на двух машинах. Номера машин я охранникам на шлагбауме дал заранее. Прибывшие вышли и не спеша осмотрелись. Я поприветствовал их со своего крыльца и подошел. Збарский что-то негромко говорил им, и, по-видимому, не о чем-нибудь ином, а именно обо мне. Мы сухо обменялись рукопожатиями.
Я уже упоминал: посёлок наш на удивление мало заселен, хотя вся инфраструктура вполне налажена. Двадцать километров от МКАД, немного в стороне от Рублево-Успенского шоссе, в направлении Минского. Но, наверное, с точки зрения соотношения “цена-качество”, устраивал он не многих, да и слава богу.
- Что же, место очень удачное, тихое. Тебя можно поздравить. Надо бы еще внутри посмотреть, конечно, - Збарский вполне дружески похлопал меня по плечу, и все мы вошли.
Внутри у меня всё было довольно аскетично, хотя и не без претензии на стиль… Сам не знаю, на какой. Во всяком случае, мне всегда нравилось что-то вроде бунгало. Гости осмотрелись и тут, поднялись на второй этаж, спустились. Збарский сдержанно поинтересовался насчет соседей. Я всё объяснил, как есть. Надо сказать, за всё это время трое незнакомцев так и не представились и вели себя поначалу чрезвычайно холодно и молчаливо.
Ники же сходу плюхнулась на мягкий диван и наблюдала за происходящим с явной заинтересованностью и даже с хитроватой улыбочкой.
На вид эти люди могли оказаться… Да бог знает кем. Кем угодно. Возраст - от пятидесяти до шестидесяти - точнее сказать я бы не смог. Одеты очень добротно, но не броско. Ухоженные лица и прически. Сами лица - разной степени интеллигентности и “непростоты”... В общем, черт их разберет!.. Кто-то из них вполне мог оказаться каким-нибудь серьезным адвокатом или чиновником, кто-то - дипломатом или банкиром средней руки, а кто-то и “законником” из воров.
Я предложил кофе или “чего покрепче”, и мы присели за овальный стол в гостиной. Шторы больших окон во дворик я заранее предусмотрительно прикрыл. Мне показалась, что, усевшись здесь, гости как бы примериваются к стенам, к столу, ко всей этой новой для них обстановке, ко мне самому, наконец. Но их впечатления оставались для меня, конечно, не вполне ясны - что называется, ни один мускул не дрогнул ни на чьем лице... Кроме лица Ники, разумеется.
Она буквально скакала по кухонному пространству, невдалеке от стола, и скоро уже приготовила кофе. Теперь она выставляла на стол, с краю, большой серебряный поднос с чашками, бокалами и чем-то еще. (Поднос этот я видел в своем доме впервые - она притащила его с собой!..)
Собственно, я-то сам, начиная с какого-то неуловимого момента, почувствовал, что не очень здесь, за этим столом, сейчас и нужен. Ну что ж, я вышел не веранду с сигаретами.
Вернувшись в гостиную минут через двадцать и обходя стороною стол, я увидел на нем какую-то изящно выполненную из темного дерева полузакрытую коробку, из которой Збарский как раз вытягивал, как бы не глядя, новую запечатанную колоду. Отыгранные карты валялись уже на столе там и тут, и, между прочим, валялись они - среди нескольких неаккуратных, но не маленьких пачек купюр… “Началось” - с нелегким сердцем отметил про себя я и ушел, теперь на второй этаж. Еще раз подумать. Как я и ожидал, скоро ко мне поднялась и Ники.
- Значит так, - сказала она и разлеглась на диване, головой на моих коленях. - Твоя задача теперь по жизни очень простая - делай, что я говорю, и помалкивай. Им всё понравилось, ты же сам видишь!..
- Как скажете, мой фюрер.
Я смотрел на нее, смотрел на ее шрам. Я начал к нему привыкать - осторожно трогать его, целовать, но вопросов о нем не задавал.
— У тебя когда-нибудь был секс с мужчиной? — ни с того, ни с сего залепляет вдруг она после некоторой паузы.
Я разворачиваю к ней дикий взгляд, не понимая, всерьез она или нет. Я набираю в легкие воздух…
— Нет, ты не думай… Один раз не означает, что ты гей, — не дает ответить она.
Провоцирует. Запрокидывая голову, со смехом хватает меня руками за шею.
— Когда-нибудь я тебя грохну. А у тебя? Был секс с женщиной?
Я беру ее в охапку, но она с визгом сопротивляется. Потом протяжно сопит и молчит, разглядывая бежевого цвета, плоского глиняного слона на стене. Улыбается. Играет.
В общем, они начали катать. И приезжали еще дважды, уже человек по шесть. Некоторые из игроков менялись, по одному или по двое, и приезжали новые. Катали в терц, очко, секу, буру, рамс, покер, во что-то еще. Причем я не мог не обратить внимание, что в правила этих вполне известных игр они - по всеобщему согласию - иногда вносили изменения, несущественные, но обострявшие игру. И в долг не играли, у всех была наличка — в портфелях, саквояжах, чемоданчиках.
Иногда складывалось впечатление, что все они с какого-то момента как будто теряли чувство реальности, и оттого не слишком радовались выигравшие и не очень-то огорчались проигравшие. Иные пачки баксов, перехваченные резинкой, по нескольку раз за ночь переходили из рук в руки, из саквояжа в чемоданчик, из него - в портфель. Или наоборот. И в большинстве случаев никто не удосуживался хотя бы пересчитать деньги.
В последний раз двое, в том числе и Иван, даже не стали уносить саквояж и сумку с баблом с собой, считая, видимо: зачем таскать, если на неделе опять предстоит игра. Мне пришлось долго ломать голову над вопросом, куда бы их спрятать. Наконец я выбрал закрывавшийся на ключ узкий металлический шкаф для хранения оружия. Шкаф у меня уже был, а оружия - пока еще нет, не считая “рюгера”. Но я давно подумывал о каком-нибудь помповом ружьишке из магазина Тимурчика.
После всего этого я понял, что степень моей ответственности за происходящее взлетает до небес. Вернее, не до небес... Просто она приравнивается к цене моей жизни.
8
Но теперь можно вернуться к истории с выстрелом. Да, в сущности, виноват был я сам. Да, Олли не знала. Черт же меня дернул сказать про зажигалку… Изучив записи видеокамер, я наконец увидел, как это было. Вспышка выстрела, в моей руке разлетается вдребезги бокал с вином, я рушусь назад и вбок, бьюсь головой о кирпичный угол стены. Олли наклоняется ко мне, щупает пульс, хватается за телефон и потом бросает его, выливает из бутылки в траву остатки хреновухи. Отвешивает несколько сильных оплеух Тимурчику, приводя его в чувство. Тот не сразу, но продирает глаза и ошалело смотрит на нее и на меня, валяющегося в крови и вине. Шатаясь, встает, склоняется ко мне и что-то яростно кричит ей, тыча пальцем то в меня, то куда-то на стол, то как раз-таки в видеокамеру, которая всё это и снимает. Хватает обе моих руки и, пятясь, тащит меня по земле к калитке между нашими двориками.
Провалялся я два дня, и несчастная моя голова чувствовала себя, как полурасколотый об асфальт арбуз. А в зеркало я не мог на себя смотреть вообще. На третий день Олли каким-то изощренным способом вытащила из моей щеки эти нитки, которые всё же оказались не простыми, а хирургическими.
Ники жила всё еще у себя, и я позвонил ей лишь на третий день. Собственно, пистолетик-то дала мне именно она. Сказала, чтобы на всякий случай я во время игры держал его при себе. А то мало ли что... Когда играли последний раз, она видела, что среди прочих приехал и какой-то очень мутный, по ее мнению, мужик - кажется, то ли вор, то ли кто-то в этом роде.
Теперь Ники, конечно, сразу прилетела. Увидев моё лицо, она непроизвольно прыснула со смеху и подскочила обнять мою бедную голову. -Неосторожное обращение с оружием, - вяло констатировал я, уворачиваясь от ее поцелуев в свои раны.
- Слу-у-ушай, вот у нас теперь парочка будет - люди со шрамами!.. Какая круть!.. - она мечтательно закатила глаза.
- Теперь ты просто обязана выйти за меня. Иначе я буду совсем уже никому не нужен.
-Нуу, выйти… Выйти - это тебе не хухры-мухры. Если только подаришь бриллиантовое колье!..
- Не в моем стиле.
Кажется, мой шрам становился мне к лицу.
9
Прошло несколько дней, и они приехали катать снова. Приехал в том числе и тот Мутный, о ком говорила Ники. Как обычно, сразу сели за стол. Игра пошла какая-то нервная и даже злая, на очень высокие ставки. Хотя никто почти ничего не произносил - лишь короткие выкрики о ставках, по делу. Но в воздухе над столом словно бы что-то нависло…
На этот раз катали в покер. В первые же полчаса двое сразу очень крупно проигрались, и им не терпелось вернуть своё. С очередной раздачи ставки снова пошли резко в гору, и их, естественно, поднимали проигравшие, Мутный и кто-то еще, а также двое новичков - какие-то нефтебароны из Тюмени.
Позже Иван рассказывал, что это редкое выигрышное сочетание ему порой даже снилось в картежных снах. Теперь следовало никак не выдать своего состояния.
А ставки продолжали расти и без его вмешательства, и он, словно подчиняясь всеобщему гипнозу, тоже поддался гонке на повышение. Сумма скоро стала для кого-то неподъемно-опасной, так что двое, отрезвев, сошли с дистанции, а спурт продолжили четверо: тюменцы, Збарский и Мутный.
Тут уже за столом всё стихло собой: игра приняла слишком серьезный оборот - такой куш разыгрывался на катране впервые. Один из тюменцев шепотом попросил Нику налить виски (тележка со спиртным и кое-какими закусками всегда стояла неподалеку от стола). Но стакан, конечно, ему не помог: уже минут через пять оба нефтяника, перекинувшись взглядами, открыли карты, и стало понятно, что фактически они играли на один карман, но теперь это не имело уже особого значения.
Итак, Збарский и Мутный остались один на один. Иван раскрыл саквояж, достал несколько внушительных пачек баксов и, поскольку был его черед увеличивать ставку, сказал:
— Предлагаю в последний раз поднять ставку и открыться. Не будем доводить друг друга до разорения. Вы согласны?
Мутный ссохшимися губами что-то прошептал и кивнул.
- Сколько вы ставите? - он кивнул на деньги Збарского.
Иван назвал сумму.
— Ваш черед, - сказал он очень тихо, но внятно.
Мутный поднял с пола узкий коричневый кейс, поставил его на стол рядом с собой и после паузы произнес:
— Здесь недостаточно, но на остальное ставлю хату на Кутузовском, которую ценю с обстановкой в миллион баксов. Идет?
В принципе, Збарский не имел тут права отказываться: квартира того, в общем-то, стоила, и он это знал. Он оценил взглядом кейс, прикидывая, сколько надо было Мутному еще доложить. Выходило, тысяч пятьсот, от силы...
После некоторого раздумья, в гробовой тишине Збарский согласился, и оба они, разом, карта за картой, стали открываться... Еще до открытия последней карты Мутный уже понял, что проиграл: у него было каре, а у Ивана - то, что могло выпасть лишь теоретически, то есть тоже каре, но каре старшее.
Развязка эта вызвала у присутствовавших возгласы и восторга, и ужаса. Кто-то опрокинул стул. Бледный как полотно Мутный продолжал неподвижно сидеть в той же позе, в какой его застало открывание последних карт. Потом он очнулся и огляделся вокруг, словно бы мало что узнавая.
- Дочка, а организуй-ка мне чифирочка кружечку, - как-то очень по-старчески попросил он попавшуюся ему на глаза Ники.
Никто из игроков некоторое время просто не решался громко о чем-либо говорить. Но из-за стола все уже поднялись и теперь стоя выпивали или курили в стороне.
Изредка отхлебывая принесенный ему крепчайший чай, Мутный поднял с пола из-под стола и положил себе на колени еще один кейс (оказалось, был у него и второй). Он в задумчивости глядел на него, барабаня пальцами по крышке. Потом тяжело поднялся, с кейсом под мышкой, неопределенно всем кивнул и двинулся в прихожую.
10
- Между прочим, в порядочных катранах для увеселения гостей положено иметь помещение с девушками, рассуждала Ники из-под одеяла.
- О, я уже работаю над этим.
- Ах ты скотина!..
На утро мы собрались в Москву: я - как раз посмотреть, по наводке Тимура, помповое ружье, а Ники - на каратэ. Машины ни у кого из нас не было, и после электрички мы расстались на Беговой.
Все дальнейшие события этой истории происходили с какой-то калейдоскопической быстротой, но почти все они происходили - без моего участия, то есть их свидетелем я не был, а лишь узнавал о них каким-то образом потом.
Итак, в одном из оружейных магазинов Тимура я выбрал и купил себе очень симпатичную штуку - короткое помповое ружье с пистолетной ручкой, чехол к нему и пару коробок патронов. Позвонил Ники - недоступна. Потом мне вдруг позвонила Олли и рассказала очень странные вещи: к шлагбауму поселка с час назад подъехали на двух машинах люди, и почти сразу у них пошел какой-то резкий замес с нашей охраной. Продолжилось тем, что человек пять пешком прошли именно к нашим таунам, стали дергать ручки дверей и нагло ломиться. (Лично у меня на всех окнах и входных дверях обоих этажей были поставлены хорошие металлические ролл-ставни, которые я закрывал каждый раз, когда покидал таунхаус.) Она всё это наблюдала тайком из своих окон. И, короче, “пока не приезжай: всё как-то стремно, и они еще где-то здесь, на территории”.

Ну вот, уже началось, подумал я. Как-то слишком быстро… Что такого особого могло случиться? Кто-то решил наехать из-за слишком крупного проигрыша Мутного? Но игра была честной, и тому есть много свидетелей. И это совершенно не по карточному закону - устраивать разборки из-за проигрыша. А если не это, тогда что? А Ники была всё так же вне зоны доступа, и мне в голову начали закрадываться самые нехорошие мысли. А куда вчера девался кейс с деньгами? Иван увез его с собой или оставил? Мне он ничего не отдавал. Передал Ники? Я этого не видел. Но тут новая мысль заставила меня вздрогнуть: а закрыта ли сейчас с моей стороны дверь в сауну Олли? С моей стороны она выходила прямиком в в огромный стенной шкаф и была завешана верхней одеждой.
Тут тренькнул мой телефон. Звонок был от Збарского. Голос его срывался и дрожал. Пропала Ники!.. Час назад ему позвонили, и незнакомый голос очень жёстко потребовал вернуть кейс, который он получил вчера от Мутного. В ответ на его протесты было сказано, что в кейсе не деньги. на это Иван сказал, что кейс еще не открывал, кейс сейчас не у него и оборвал разговор. Но ему перезвонили снова и сообщили, что Ники у них, и пока не вернут кейс, ей будет очень плохо.
Я впервые слышал, чтобы его голос звучал так растерянно. Мы хотели было договориться о встрече, но потом вдруг не сговариваясь поняли, что нас сейчас легко могут слушать. И тут он сказал:
- Кстати, арбуз очень вкусный был. Где брал?
И я его понял:
- Где брал, там уже нету.
И через час я его ждал в известном нам месте в Чертаново. Как обычно, с ним был и Феликс.
Картина у нас вырисовывалась такая.
После ухода Мутного он, оказывается, отдал кейс Ники, и сейчас было ясно, что кейс где-то у меня дома. И что бы там в нем ни было, нам предстояло это вернуть. Но где кейс? А ведь в поселке, скорее всего, меня пасут. Идти домой в открытую, чтобы бандюки перевернули всё вверх дном? Можно было поступить и так. И тут я решил перезвонить Олли.
Её голос мне не понравился. Я спросил, открыта ли сейчас с моей стороны наша с ней дверь. На том конце повисла тяжелая пауза, и было похоже, что она не может говорить свободно. Наконец она произнесла почти шепотом:
- Тимур всё знает. С твоей стороны там открыто. Не могу больше говорить.
Что он знает, что “всё”? Про нас с ней, про дверь?
В любом случае, надо было ехать туда. План был такой: я прикидываюсь работягой и под любым предлогом захожу в таун к Олли, а дальше - по ситуации.
Феликс остановил машину чуть не доезжая поселка, у леса. С этой стороны была еще одна калитка для входа на территорию, и ключ от калитки у меня имелся. В багажнике нашлась старая роба, и в ней-то я и отправился на дело.
На Олли не было лица. Оказалось, Тимур с час назад собрал сумку и уехал. Я сходу направился к сауне.
- Ты, наверное, за кейсом?
Услышав это, я резко обернулся.
- Ты откуда знаешь про кейс?
На глазах её выступили слёзы.
- Тимур сразу дверь нашел, но молчал. У него тут везде видеокамеры скрытые, и у тебя там, как выяснилось, тоже. Он мог видеть всё, что у тебя происходило. Кажется, я побледнел.
Она продолжала:
- А сегодня утром, когда вы уехали, он открыто пошел к тебе, запер дверь изнутри, а потом вышел с каким-то кейсом. Заперся в кабинете, но скоро собрался и уехал.
- Как думаешь, куда мог поехать? - спросил я без особой надежды.
Она пожала плечами:
- Может, в офис.
Прекрасно. Тимурчик мог видеть всё. И он видел всё - и игру, и мою спальню, и даже кейс. Пусть так, но по крайней мере теперь ясно, кого искать. Что всё-таки в этом проклятущем кейсе и куда он теперь едет? На звонки Тимурчик не отвечал. Может, сдать его данные бандитам, и дело с концом? Или даже ментам?
Я не видел уже особых причин не рассказать Олли о сути происходящего.
- Любишь ее. Вижу, - только и сказала она.
Потом я хмуро сказал ей “спасибо” и вышел. Услышав всю историю, Збарский в сердцах выругался отборным матом. В конце концов решили сдать Тимура всем - и бандитам, и кому-то из ментов. Сами мы бы его сейчас не нашли. После этого Иван дважды выходил из машины звонить. В кейсе - ядерный заряд, бриллианты и заодно образец новой наркоты?.. Иван, кстати, вспомнил, что кейс был не очень тяжелым.
Наконец кто-то сообщил Збарскому, что из офиса “Odonata”, из фирмы Тимура, только что заказали авиабилет до Праги. До вылета оставалось часа четыре.
Пока мы неслись к МКАДу, Збарский рассказывал про того, кого я называл для себя Мутным. Знал он его не близко, но всё же знал. Оказывается, до недавнего еще времени Мутный был положенцем по Московскому региону. Но люди видели, что постепенно он становится чудаковат да и просто стареет. И вот он отошел от дел, и положенцем стал другой. Компьютером и интернетом Мутный не владел и поэтому собирал в тайне от всех кое-какой бумажный архивчик в папочках, и во вчерашней игре от волнения попутал кейсы - во втором действительно были деньги. А архивчик на следующий день собирался сдавать преемнику. Но тут и обнаружилась невольная подмена. Мутному сказали всё, что о нем думают, но делать было нечего - подняли всех.
Скоро Збарскому снова позвонили, и сообщили, что кто-то видел, как Тимур суматошно снаряжает у своего офиса микроавтобус с белорусскими номерами.
Итак, к офису “Odonata” выдвигались с трех разных сторон: мы втроем, какой-то его знакомый - бывший мент и машина с четырьмя бандитами (в которой, как предупредили Ивана, содержалась и Ники, а также и кейс с выигранным им баблом).
11
К офису мы подъехали последними. К этому времени у нападавших получилось двумя своими мощными кроссоверами загнать микроавтобус в ворота офиса, во двор. Но Тимур прятался где-то внутри, за сидениями. На заднем сидении черного бандитского “лэндкрузера” я наконец-то разглядел рыжую голову Ники!.. Но один их бандюков сидел при ней.
Доводить дело до приезда ментов никому из нас не хотелось. Район был не жилой и довольно пустынный, но кто ж их знает!.. А Тимур, похоже было, как раз тянул время. И было понятно, что при его-то специализации - оружие у него было точно, и еще неизвестно какое…
Наша экипировка была всё же далека от спецназовской: пять пистолетных стволов у бандитов и мента, “калаш” у Феликса и помповое - у меня. Да, и еще мой маленький “рюгер”. Ни тебе каких-нибудь светошумовых гранат, ни даже бронежилетов.
Один из бандитов стал из-за машины громко орать Тимуру: -Мужик, отдай кейс по-хорошему, и мы тебя не тронем!.. Выкини из окна! Ты нам не нужен!
Тимур молчал. Збарский, бывший мент и старшой бандит устроили совещание. Самым радикальным и простым решением казалось просто покрошить микроавтобус, а вместе с ним и Тимура из “калаша” и помпового. Бандиты, разумеется, настаивали на том, чтобы покрошить. Но было понятно и то, что это вызовет в округе дикий шухер. И Тимур наверняка уже позвонил кому только смог - и ментам, и бог знает кому ещё… Надо было что-то делать немедленно.
И тут у меня словно бы что-то щелкнуло и переключилось в голове. И я увидел всю эту картину, как в какой-то замедленной вспышке - всё, что сейчас мне надо сделать, и всё, что будет. За машиной я сорвал с себя куртку и майку, оставшись голым по пояс, и вынул свой маленький “рюгер”. Примерил его в ладони. Остальные молча глядели на всё это и наверняка не понимали, что я затеял. И только Збарский вдруг полез в карман, вытащил и протянул мне… пикового туза.
- Держи, парень. Он счастье приносит, - только и сказал.
Я плюнул себе на ладони, вышел из-за машины и сделал три шага к микроавтобусу. Я высоко поднял руки, но так, чтобы Тимуру не было видно, что в моих открытых ладонях, потому что в правой я едва удерживал липший к ней пистолетик, а в левой - пикового туза. Я знал, что он меня видит. Расстояние между нами было метров около десяти.
- Тимур, слушай меня… Ты же умный. Так уж сейчас выходит - у тебя то, что тебе не принадлежит. Отдай, и разойдемся с миром. Люди за моей спиной - серьёзные, зря базарить не будут. Тебя никто не тронет, гадом буду.
- Падлой буду, не тронем!.. - раздался за моей спиной и голос бандита.
Я сделал еще несколько медленных шагов. И наконец я увидел глаза Тимура и рядом с ними - ствол.
- Стой, где стоишь, - крикнул он, словно бы издалека. Но я сделал еще один шаг вперед. Его глаза начали скрываться ниже, и остался лишь глядящий на меня ствол. И тут я хлопнул поднятыми руками в ладоши, и туз взлетел немного вверх и в сторону. Ухнул выстрел, и туз, наверно, трепыхнулся в воздухе, падая, но я этого видеть уже не мог, потому что выстрелил сам. А потом я подошел. Его глаза так и остались открытыми, но между ними, в переносице, что-то краснело и растекалось.
И была суета, и подбегали Збарский, бандиты и остальные, и вытаскивали из-под сиденья кейс, что-то кричали мне и били по плечу… Но я уже ничего не слышал.
Вместо эпилога
Ники категорически настояла, чтобы мы жили теперь на Кутузовском, в той самой... Ну, вы понимаете. И, стало быть, таунхаус приходилось выставлять на продажу и собирать вещички.
Теперь у нас были наконец машины, целых две. У меня - неброский серый “финик”, у Ники - почему-то выбранный ею “jeep wrangler” - правда, тоже рыжий. Но он ей очень шел.
Собирать в коробки кое-какое последнее своё барахло я приехел сегодня один. -Не могу понять одного: тогда, после выстрела твоего, когда я оклемался, что это за хрень происходила с футбольным матчем? - спрашивал я у Олли. Она равнодушно наблюдала за моими сборами и курила стоя, опершись спиной на ту самую нашу маленькую дверь, теперь прикрытую. Сесть уже было не на что.
- Да в записи шел матч, угомонись. А Тимур был не на стадионе в это время, а в кабаке. Мне захотелось, чтобы ты был из будущего. А кстати, ты знаешь, что такое “Odonata”?
Я в недоумении взглянул на нее.
- Какая еще “Odonata”?
- Ну, фирма та его. Стрекоза, по латыни! Стрекозы - идеальные убийцы, чтоб ты знал.
Ясно. В задумчивости я глядел на эти стены, теперь уже опустевшие. Так, а где же все эти проклятые “жучки” и прочее, подумалось тут мне...
Наверное, она поняла, о чем я, и улыбнулась краем рта.
- Понятия не имею. Может, кое-что из этого ты уже отсюда увёз. Туда.
На прощание мы все-таки поцеловались в губы. Я отдал ей ключи, вытащил последние коробки и вышел, вышел уже навсегда. Наконец влез за руль, включил двигатель и, как обычно, посмотрел, на счастье, на простреленного пикового туза в маленькой нише, чуть правее руля.
Демон прячется в игре. Рассказ.
Демон прячется в игре
1
Сидя на открытой веранде во дворике своего соседа Тимурчика, я следил за одиноким отважным мотыльком, метавшимся в игре света и тени у ажурной кованой решетки низкой ограды.
Мне было видно, как ветер несет по дорожкам клочья желтой сентябрьской листвы. Откуда-то пахло прелыми яблоками. Наш небольшой поселок в этот предвечерний час был, как всегда, пустынен.
Тимурчик вертел в пухлых лапах доставшийся мне накануне пистолетик.
- Ну, что сказать… Дамский «рюгер», надежный, компактный. Видишь, углы все сглажены, поэтому очень малозаметен на теле. Калибр ничего так себе – девять миллиметров, магазин – семь плюс один. Приятственная вещица.
Мы сидели за столом на веранде его таунхауса. Я пил выставленное Тимурчиком красное полусухое итальянское, он – принесенную мной хреновуху. Мы были соседями - я обитал через стену.
Здоровенный амбал Тимурчик был торговцем разрешенным оружием и какими-то полушпионскими системами слежения и имел четыре магазина. Лично мне больше всего нравились у него великолепные арбалеты.
Я закусывал яблоками, он – охотничьими колбасками. Мы помолчали. Я хотел было спросить, где же его прекрасная жена, но не стал. Впрочем, через несколько моих винных глотка она вышла к нам сама. Мы не сидели в таком составе с месяц.
Высокая и статная брюнетка, ни следа косметики. Лично мне она напоминала чуть-чуть подурневшую к сорока годам Софи Лорен. Разговор больше не клеился. Наконец Тимурчик, после семи-восьми своих рюмок, казалось, уютно растекся по креслу и задремал.
Олли присела ко мне на колени и приблизила лицо. Собственно, называл ее, Ольгу, именем Олли, кажется, только я.
- Ты когда-нибудь зубы чистишь? - спросила она, сморщив нос.
- Сейчас пришлось долго дегустировать новую партию хреновухи, чтобы всё было, как всегда. Поговорить я пришел.
Дело было в том, что хреновуху я изготавливал сам, и Тимурчик ее очень уважал. А водки у него было полно и у самого. Хреновуха же делалась мной тоже из водки, но с добавлением хрена, чеснока, перца, мёда, ну и с некоторой дозой клофелина – в случаях с Тимурчиком.
Взглянула на лежащий на столе пистолетик.
- Не заряжен?
- Это зажигалка, - почему-то соврал я.
- Слишком грубая.
- Послушай, - начал я, на всякий случай убирая руку из-под ее шелкового халата. – Я, наверное, с тобой больше так не смогу…
- Это что-то новое.
- Собираюсь жениться.
- Я уже замужем.
- Олли, я серьезно.
- На этой своей рыжей ведьме? Не смеши, – она посмотрела мне в глаза даже с некоторым сочувствием.
Взяла из пепельницы недокуренную мной сигарету и поднесла ее к лицу, словно принюхиваясь.
Ее можно было сколько угодно называть бессердечной и бесстыжей сукой, и, кроме того, она абсолютно не разбиралась в футболе и в карточной игре, но в любом случае мне казалось, что если она что-то и говорит, то говорит искренне.
- Как твои карточные дела? – видимо, тему с женитьбой она посчитала исчерпанной.
- На это можно жить.
Под карточными делами она, видимо, понимала то, что за последнее время у меня трижды собиралась неплохая компания «игровых» людей. Я все-таки высвободил руку. Олли, помедлив, встала, подошла к сопящему в своем кресле Тимурчику и зажала ему пальцами нос. Тот в ответ раскатисто чихнул и снова уронил голову на грудь.
Еще через пять или шесть моих глотков вина Олли вернулась на мои колени и попробовала заглянуть мне в глаза.
- Так вот почему ты стал запирать нашу с тобою дверь? Типа, как честный человек… - она повертела в точеных пальцах мой окурок. – И ты снова начал курить. Нервничаешь. Ну, как не нервничать – ты же, хотя и красавчик, почти годишься ей в отцы. В общем, ты захотел, чтобы у тебя появился маленький надзиратель.
Дело было еще в том, что, помимо тонкостей рецептуры хреновухи, для Тимурчика стало бы большой новостью и то, что за время его поездки в Чехию за партией оружия месяц назад Олли, руками заезжих строителей, соорудила в нашей общей стене небольшую дверь. Со стороны жилья Олли и Тимура дверь была замаскирована в стенке маленькой сауны. Тимур туда не заходил никогда – сердечко было уже не то, да и давление…
- Какая же ты скотина… – без особых эмоций сказала она наконец.
Похоже, это было окончательным ее резюме на мой счет.
Я долил себе остатки вина и поднял бокал, И тут она взяла пистолетик, поднесла мой окурок к губам и…
Я едва успел вскочить... Выстрел «рюгера» и осколки стекла обжгли мне щеку и даже ослепили, и, медленно заваливаясь на ковер веранды, я на мгновение увидел сквозь розовую от крови или вина пелену, что всё ее лицо словно бы занимали теперь огромные, выпуклые, переливчатые глазные яблоки, как у стрекозы, и маленькие хищные челюсти.
2
Теперь я всё же могу приблизительно понять, что там и как было после выстрела: со стороны внутренних двориков, где располагаются наши веранды, у меня на стене укреплена пара видеокамер, и веранду Тимурчика одна из них захватывает. Но увидел я это несколько позже.
А пока я видел, словно сквозь какой-то наркозный тягучий туман, роскошную историю.
Вот я вижу какой-то плоский мир, где плоские силуэты монотонно движутся туда-сюда… Я – вроде бы над ними. Внезапно длиннеющими своими руками пытаюсь схватить кого-нибудь из них и присмотреться. Но я беру – и взять не в силах: фантомы длинных тонких пальцев соединяются, ничего между собой не зажимая. Лишь напоследок я обнаруживаю, что в пальцах моих зажат простреленный пиковый туз.
Когда ты не понимаешь, где ты – это одно, но когда ты не понимаешь, кто ты!.. Во-первых, это ужасает само по себе. Кроме того, еще больше ужасает мысль, что это навсегда. И наконец, тебе, хотя и не сразу, но вспоминается последнее, что ты видел. Перед этим. А последнее, что я видел перед этим, было огромной головой огромной стрекозы. Меня заколотило. Может быть, я тоже стрекоза?..
- Ты не стрекоза, - раздалось тут где-то надо мной. Но кто говорил со мной или что говорило, я понять не мог. И тут я начал как-то вроде осознавать свое тело в пространстве и пошевелился. Получилось не очень. -Лежать, - снова было сказано мне.
Это я теперь понимаю, что было сказано про «стрекозу» и про «лежать». Но не тогда. Для меня это были лишь какие-то неописуемые звуки. Но тут я почувствовал: что-то меняется вокруг меня, и вот наконец я увидел свет! Что-то включилось во мне, и все краски мира, все слова и звуки хлынули наконец в меня…
Я лежал на диване в своей гостиной на первом этаже, и Олли разбинтовывала мне голову. Между прочим, размотанных с моей головы бинтов у нее в руках оказалась целая куча… Работал телевизор. Шел футбол, и ЦСКА проигрывал. «Так, стоп! С кем играем, не могу понять? С Динамо?!.. Так это уже было!.. Я смотрел это матч – мы сыграли 2:2… Просто повтор?..»
- Какой сегодня день?.. – я пристально уставился на Олли, как на единственного человека, который мог рассказать мне об этом мире – всё.
Она взглянула на меня так, словно мой вопрос показался ей крайне неприличным.
- А какой бы ты хотел?.. Скажи лучше, лицо болит?
«Какой бы я хотел?.. А лицо… Лицо болит». Я попытался его потрогать, но она жестко перехватила мою руку. Лицо болело и чесалось. «Что же случилось-то?»
- Помнишь что-нибудь? Не помнишь. Эх, ну и рожа у тебя, Шарапов… -Дай зеркало, - попросил я почти заискивающе. - Ты это, полежи пока.
Я попытался прочувствовать, смогу ли я встать. Это было неизвестно. Пока Олли отошла куда-то к кухне, я спустил ноги с дивана и попробовал сеть. В голове моей тут же что-то зашаталось и болезненно ухнуло. Но я все-таки встал. Олли подлетела ко мне и схватила было за плечи, но я уже упрямо пёрся в ванную. Ей оставалось лишь молча последовать за мной.
- Ты сильно в голову-то не бери, - произнесла она почти просительно и встала сзади меня.
– Ну, и прости, конечно… Я же не знала!..
Я глянул в зеркало. На меня смотрело землистого цвета лицо, правую щеку которого пересекала довольно грубо зашитая багровая горизонтальная рана, от носа до уха. И еще по всему лицу, на шее и груди видны были замазанные зеленкой отдельные раны поменьше.
- И еще при падении ты грохнулся затылком об угол стены, - дополнила появившуюся у меня информацию Олли.
Я попытался убедить себя в том, что в зеркале – я, что я могу так выглядеть и, главное, что я теперь буду так выглядеть всегда. Но наконец-то я начал что-то вспоминать… Короткую вспышку огня, хлопок выстрела и свой бокал, разлетавшийся во все стороны стеклом и вином.
Я вернулся к дивану и сел. ЦСКА вёл уже 2:1.
- Кетаминчиком не желаете еще догнаться? – поинтересовалась Олли заговорщицки, кивнув на всякое лечебное барахло на столике рядом.
Я знал, что "Динамо" должно было забить в самом конце. Кажется, Панченко. Я никак не мог припомнить, что я делал в день накануне выстрела. Так, я же накануне добыл пистолет!.. Что тогда было, пятница?..
Нет, стоп, с "Динамо" мы, кажется, играли в субботу. Потом прошли еще какие-то дни… Наверно, пистолет я увел в понедельник. А на следующий день припёрся с хреновухой и вином к Тимурчику, то есть - во вторник, наверное.
- У меня такое чувство, что я уже видел этот матч. Это в записи идет?
- Ни в какой не в записи. Тимур сейчас там на матче.
- Но я же знаю, что будет 2:2…
- А, так ты - из будущего, мой герой?..
Панченко, между тем, действительно забил. Я поискал глазами свой телефон – посмотреть, какое число и день недели. Но не нашел его.
3
Полгода назад я вошел в город пешком: доехав на попутке почти до МКАД, пересек кольцевую дорогу по пешеходному мосту и сразу же углубился в лесопарк, минуя въездную трассу и пост ДПС.
Через полчаса я ехал в такси по направлению к центру, а еще минут через сорок машина уже притормозила около не слишком приметной на первый взгляд группы людей, мнущейся возле проезжей части Садового кольца в районе Курского вокзала. Коротко переговорив с двумя-тремя стариками и выбрав одного, я усадил его в машину, и мы снова тронулись, на этот раз в сторону Автозаводской.
Мельком осмотрев квартиру, расплатившись и выпроводив хозяина, я упал на кушетку и провалился в сон. Это заведение на Автозаводской я нашел далеко не сразу. В последний раз я бывал здесь… Когда же?.. Лет пять с лишним назад. И ничего хорошего об этом месте я сказать никак не мог бы, но на этот раз попасть сюда было необходимо.
Обходя вокруг четырех-пяти стандартных жилых башен на подходах к стадиону «Торпедо», я пристально всматривался в двери и окна их пристроек. Наконец показалось, что я узнал ту самую зеленую железную дверь без вывески. С усилием потянув ее на себя, я увидел знакомое длинное помещение, тускло освещенное низко свисавшими, нарочито грубыми железными светильниками. Здесь располагались барная стойка, два ряда столиков вдоль стен и бильярдный стол в дальнем конце зала. Как это ни странно, в зале было довольно шумно.
Странным это показалось потому, что в заведении собирался почти исключительно серьезный преступный элемент. Это я знал совершенно точно., хотя что-то могло и измениться.
Не глядя по сторонам, я прошел в дальний конец и присел к единственному свободному столу. Разумеется, мой приход не мог остаться незамеченным: на меня глянуло с десяток пар внимательных глаз. Некоторый интерес я вызвал и у хозяина-бармена, огромного грузного мужика лет за пятьдесят. Он отвлекся от бильярдного стола и, поигрывая кием, с минуту открыто меня разглядывал, а затем что-то буркнул проходившей мимо официантке средних лет. Я его смутно помнил. И единственное, что я мог в эту минуту сказать о своей внешности наверняка, это то, что на мента я не мог походить никак.
А через полчаса вышло уже так, что я расположился напротив него у стойки, и перед нами стояли два початых стакана с виски.
– Имею желание спросить: Володя Чёрт сюда заглядывает? – начал я спокойно и без лишних предисловий.
– Хм… А ты кто ж таков сам-то будешь, чтоб такой вопрос здесь задавать?
– Леон.
Услышав это, хозяин слегка прищурился, и мясистое лицо его приобрело совсем уже задумчивое выражение.
– Леон… Ну, лады, лады. Начинаю что-то припоминать… А тот, о ком спрашиваешь, ежели мы об одном и том же человеке гутарим, так он второй годик как в отъезде. На крытке чалится.
– А Асланбек?
– Асланбек… Захаживает. А ты не привет ли ему от дяди привез?
– Вроде того.
– Ага, ну отдыхай пока, а там поглядим.
И тут я увидел вошедшего в зал Асланбека. Он был в черном неброском костюме и по обыкновению небрит.
– Оба-на!… Не ожидал! – произнес он вполне буднично, словно мы расстались позавчера. - Давно оттуда?
– С месяц.
– Деньги будешь забирать?
– Да.
– Все?
– Все. Где, когда?
4
Да, с полгода назад я попрощался с зоной, проведя там пять с лишним лет. И попрощался не вполне законно. Дело, по которому я попал, было довольно мутным и для ментов не очень ясным, и сроки по нему получили не все, кто мог их получить. Так или иначе, я с огромным трудом оттуда слился и теперь заслуживал некоторого вознаграждения за свое молчание на следствии.
Бывшие подельники повели себя в целом разумно, и я получил-таки причитающееся. Поразмыслив, я не стал загуливать надолго и решил купить жилье где-нибудь в ближнем пригороде Москвы. Так у меня и появился этот таунхаус. Жить я собирался, в свои-то сорок семь лет, по возможности тихо, хотя и было понятно, что оставшихся денег хватит ненадолго, а что мне делать дальше – я не представлял совершенно.
Поселок наш Жаворонки-2 был тих и малоприметен. Обустраиваясь здесь, я быстро сошелся с соседями – Тимуром и Олли. А по другую сторону от меня помещения пустовали и вовсе – поскольку не были проданы. Постепенно наши отношения с Олли тайным образом зашли довольно далеко, и нельзя сказать, что я был особо против, хотя всю жизнь и старался избегать чужих жен.
В Москву я без особой необходимости старался не выбираться. Но вот однажды дернула нелегкая съездить куда-нибудь в спортбар посмотреть дерби ЦСКА - Спартак…
Это был бар «Кружка» на Таганке. К началу матча официанты предусмотрительно решили, что "мясные", коих должно было собраться побольше наших, будут размещаться на первом этаже заведения, а мы – на втором.
В первом тайме наши на удивление легко рвали противника и до перерыва успели отгрузить им аж три мяча. И надо признать, что я по этому поводу накатил пивка, а потом и водочки очень прилично. В перерыве спустился на улицу покурить. На шее, как водится, был старинный мой армейский шарф красно-сине-черных цветов с надписью Red-Blue Hooligans.
Конечно, вывалили туда и мясные. Я вполне понимал их настроение и поэтому старался держаться чуть в стороне. Но это мне не помогло. Под общее ржание в меня плеснули пивом из вынесенной кем-то кружки. Я метнулся было к обидчику, но тут же получил откуда-то сбоку приличный удар в солнечное сплетение. Я невольно согнулся и тут же прилетела еще пара ударов в голову, один из которых – ногой. И я упал на колени. В отяжелевшей голове пронеслось, что сейчас меня будут метелить по полной, а перед глазами в это время плыли разноцветные круги.
Но тут с нападавшими словно бы что-то произошло. Сначала я услышал рядом с собой отчетливый и злобный матерный женский крик, а потом и вскрики кого-то из мясных. Я оглянулся и увидел рядом с собой женскую фигурку, всю в чем-то черном и узком. Я не мог разобрать, что у нее в руке, но мясные все как один жались от нее к стене и к дверям бара, а двое уже корчились на асфальте неподалеку от меня. Второе, что бросилось в глаза, так это ее огненно-рыжая разметавшаяся шевелюра.
- Вставай, дядя. Второй тайм нам здесь уже не посмотреть, - хриплым голосом произнесла она и подняла с земли мой шарф.
Мясных у входа практически уже не оставалось. Мы двинулись по переулку к метро. Голова моя гудела. Однако на пути нам попалось еще какое-то подвальное заведение, и я почувствовал, что за последние несколько минут почти протрезвел… Мы спустились туда, и я с сожалением понял, что телеэкранов тут нет. Но зато я мог более или менее рассмотреть её, хотя она почему-то и выбрала столик в самом темном углу. А звали ее как-то странно – Ники. Э, нет. Это я ее стал звать Ники… Так-то она Ника.
Что сказать о ней… Лет под тридцать, миниатюрная рыжая бестия, в черных штанах и короткой черной куртке. А самое первое, что останавливало внимание при взгляде на её лицо – какой-то неровной формы, зигзагообразный розовый шрам, идущий от левой брови через висок к скуле. Видимо, привычная к реакции на свой шрам, она спокойно наблюдала за мной, и в глазах ее, мне показалось, даже бродила в этот момент легкая усмешка.
- Надеюсь, тех двоих ты убила, - якобы пошутил я.
- Боюсь, что нет. Но как же я ненавижу «свиней»!.. А «роза» у тебя ничего так, годная. Из-за нее я за тебя и вписалась. Не могу смотреть, как топчут наши цвета.
Голос её был действительно с хрипотцой. Она преспокойно достала из рюкзачка и выложила на стол средних размеров черную телескопическую дубинку. Я с уважением повертел ее в руках, но быстро убрал под стол, когда официантка принесла нам коньяк.
В общем, так всё с нею у меня и началось. А ЦСКА в тот вечер выиграл 4:0.
5
Да, так о картах. В принципе, я никогда и в мыслях не имел устраивать у себя что-либо наподобие катрана.
Во-первых, это всегда довольно опасно, а в моем положении - так просто очень стрёмно. Менты такого на своей территории обычно не терпят. Если только не участвуют в этом сами… Бывает, конечно, и такое, но в любом случае держатель катрана, катранщик, вызовет у них повышенный интерес, и в моем случае - легче сразу идти сдаваться и писать явку с повинной…
Во-вторых, я более или менее представляю себе тот тип людей, которые склонны катать по масти на катране. При том, что сами по себе они могут быть из самых разных социальных и статусных групп. Более того, помимо очевидных азарта и адреналина, свойственных любой игре, приводить их в катран могут и самые разные их индивидуальные свойства, часто - свойства гнилые.
В-третьих, какие бы ты конспиративные и иные меры ни предпринимал, рано или поздно в любом стабильно действующем катране появляются каталы, шулера и прочая публика в этом роде - просто их кто-то однажды приводит. И не дай бог, если кто-то будет пойман на явном жульничестве - тут недалеко и до стрельбы...
Я не мог не видеть все эти связанные с игрой страсти на зоне, но там просто-напросто больше нечем особо заняться. Здесь же - совсем иное. Другое дело, что мне, как держателю катрана, в любом случае и при любых вариантах причитался бы определенный куш. И что тут, во всех этих раскладах, для меня перевешивало, я так пока для себя до конца и не решил.
Но была еще рыжая Ники!.. Трижды она уже уговорила меня. Сама она не играла, но, видимо, ей нравилось наблюдать людей в состояниях серьезного адреналинового выплеска.
Итак, трижды люди ко мне уже по-тихому подъезжали катать. Это были знакомые ее отца. (Как я понял, дело было еще и в том, что за некоторое время до того некий старинный катран, где они годами играли, по каким-то неведомым мне причинам приказал долго жить.)
Отцом ее был Иван Збарский, и о нем нельзя не сказать несколько слов. Одно время мне казалось, что Ники вообще не собирается нас знакомить, хотя слышал я о нем от нее уже немало, но в общих чертах, без конкретики. Зная же Никино свободолюбие, я в любом случае мог догадываться, что отношения их не просты. А мамы у Ники в живых уже не было - кажется, по онкологии.
Зная обо мне практически всё, что ей было нужно, она, возможно, считала, что не стоит представлять отцу, уважаемому человеку, личность столь явно маргинальную, как я. Хотя она знала уже и то, что вписаться, хотя бы на время, при очень большом желании я мог бы, пожалуй, в любую среду - от всероссийского съезда карманников и до клуба любителей романской филологии. А может быть, ей было просто на всё это наплевать…
Но, так или иначе, однажды наша встреча со Збарским, слава богу, состоялась.
Продолжение следует...