- Дед, дед, а где бабушка?
- На бабушке волки в лес срать уехали,- очень серьезно ответил мне дед.

Мы стали ждать пока волки посрут и вернут нам бабушку. Ждали долго, так что я даже проголодался и уснул. А дед, воспользовавшись отсутствием свидетелей, достал заначку и выпил.

Бабушка вернулась за полночь. Она была известной знахаркой. Лечила и людей, и всякую животину. А дед из нее веревки вил и всячески изводил со свету.
- Вернулась, милая!- пролаял дед. - Как здоровьице у Тамары Егоровны? Не померла ещё, карга старая?

Услышав разговоры, я проснулся.

- Ба, ты вернулась! Значит волки уже посрали!
Бабушка недоумевающе смотрела то на меня, то на деда.
- Твоя школа, ирод кривой,- буркнула она деду.- Учишь дуростям, чтобы таким же идиотом вырос. Смену себе готовишь.
- Уму разуму парня учу. Веселю немножко. Дуростям его в школе научат, сколько угодно. А жизни - только родной дед.
- Ты научишь, ага.
- Ба, я есть хочу.
- Щас, милый. Щас бабушка разогреет.
Ты чего не мог датю поесть разогреть, ирод рукожопый,- бурчала она.
- Не моя забота. Я - добытчик. Мужчина в доме - для красоты даден.
- То-то я и смотрю ты в зеркале не отражаешься, таков красавец. Уже и выпить успел.
- Ничего я не пил. Ваня, скажи ей, не пил я,- обратился дед ко мне.
- Я не видел.
- Защитник. Конечно, на бабушке можно ездить, она двужильная. А деда беречь надо.
- Не кряхти, лучше ребенка накорми, помрёт с голоду. Твоя вина будет.
- Лучше б ты помер,- буркнула бабушка гремя кастрюлями.

Утром я встал рано. Солнце только-только начало стучаться в окна. Сбегав до ветра я снова юркнул под теплое одеяло. Но уже не спалось. А ещё было нехорошее предчувствие, что что-то случилось. Хотя ещё вчера вечером всё было хорошо. Да и спать поздно легли. Прошло всего-то ничего.

Я встал и пробрался в комнату к бабушке. Она мирно сопела на тахте. В ногах у нее спала, свернувшись клубком, кошка Мурка. Я погладил Мурку и она вытянувшись перевернулась на другой бок.
В комнате деда было тихо. Это настораживало, потому что обычно он храпел как трактор. Я подошёл ближе к его кровати. Лицо не выражало никаких эмоций. Я прильнул ухом к его губам, дыхания не слышно. Испугавшись, я стал со всей мочи колотить деда по груди. Он не просыпался. Тогда я выбежал из его комнаты, чтобы разбудить бабушку.

- Ба, ба, скорей вставай, дед , с ним что-то не так,- кричал я и плакал.

Спросонья, бабушка не сразу поняла, чего я от нее хочу.
Потом мы вместе подошли деловой кровати, бабушка потрогала деда за шею, повернулась ко мне и сказала:"Ну всё, теперь на дедушке волки срать поехали".

- А когда он вернётся?
- Да никогда,- улыбнувшись ответила она и ушла в кухню, откуда был слышен её зловещий заливтстый смех и грохот посуды.

Что за чёрт?

По декоративной стене из натурального текстурированного известняка стекала серая пенящаяся вонючая жижа. Капало с потолка-соты прямо на мраморный пол. Дед с тряпкой пытался скрыть следы преступления, но делал только хуже. Размазывал дурнопахнущую бражку по свеженькому ремонту за пару десятков лямов.

Вдох-выдох.

– Дедушка, зачем тебе бражка? Тут полный бар алкоголя.

– Я всё уберу, Петя. Ну что деньги на алкоголь тратить? Своя-то наливочка вкуснее и без всяких там этих. Без ГМО всяких, говорю. И копеечку сэкономит. Ты видел, сколько это пойло стоит? Я вона ягод разных с деревни привёз. Сделаем на черноплодке, на вишне, малинка ещё. Взорвалось три токо, пять вон бутылей целёхоньки стоят, я ужо и тару подготовил.

У раковины на полотенчике (и где старый откопал-то только?) стояли намытые бутылки горлышком вниз. Подарочный шотландский виски, карибский ром, японский джин омывали трубопровод.

– Дед! Господи, ты знаешь хоть, сколько я за них отдал?

– Так и что, начатые уже были. Мы сейчас лучше сделаем, жалко тебе говна этого, что ли?

Петра взорвало.

За четыре дня, которые дед гостил в Москве, в апартаментах случилось страшное. Пал смертью храбрых робот-пылесос, внутренности которого напоследок были вымыты Пемолюксом и замочены в тазике («сифилис всякий собирается»). Устроила пенную вечеринку посудомоечная машина, куда старик щедро залил Фейри («чтоб поднос из-под курочки лучше отмыла»). Стальной блестящий фартук покрылся царапинами от жёсткой губки («я сам лучше любого клининга всё сделаю»). Пострадал и экран на батарее. Порча антипригарной сковороды и гриля за серьёзный урон не считаются. А тут опять, ну сколько можно? Издевается он, что ли?
Спокойствие.

– Так, извини, никаких настоек, никаких уборок. Приехал подождать, пока водопровод новый проведут, так сиди, отдыхай, пожалуйста. Хочешь Москву посмотреть – давай гида на машине найду, он всё покажет. Нет, хоть телевизор смотри, но не надо мне помогать. Не надо готовить.

Пётр взял пару бутылей и вылил в раковину. Ну и вонища! Когда дед успел брагу навести? Вчера с утра, наверное. Вчера молодой мужчина пришёл с работы в час ночи и в кухню не заглядывал.

– Петенька, ты чего? Ты зачем вылил-то? В тягость я тебе старый, так и скажи. Я же ради тебя стараюсь, вон, картошки привёз, кабачков, тыквы, яблочек. Тебе на зиму хватит. Ну подумаешь, запачкало…

– Дед! Мне некогда готовить, ты каждый год мне овощи передаёшь. Я плачу курьеру, чтобы он их доставил. Нет, моя машина для мешков картошки не предназначена, не смотри так! Потом всё гниёт и летит в мусорку. Ну не ем я дома почти никогда. Не нужно мне. Сам только спину срываешь со своим огородом и мне головной боли добавляешь.

Фух. Высказался. Возраст, конечно, надо уважать. Семьдесят три года деду как-никак. Но блин! А его, Петра, уважать не надо? Работает как проклятый. И чтобы что? Чтобы всё портили?

Старик не сдавался:

– Я хоть с пользой какой, а ты в фитнес свой ходишь. Тьфу. Приехал бы грядки прополол да навоз разгрузил, вот те и фитнес весь. Здоровее будешь. Мне вот уже осьмой десяток пошёл, а я сам всё делаю, тьфу-тьфу. Ещё и тебе помогаю.

Как об стенку горох.

– Угу, ты помогаешь, – Пётр обвёл кухню-гостиную рукой, – хватит, деда. Успокойся.

– Успокойся! Так ты со мной теперь разговариваешь. Я тебе жопу в корыте мыл! – контрольный аргумент. – Знаешь что, Петя? Поеду я домой. Всё у тебя ненастоящее. Машина, которую грузить нельзя. Кухня огромная для красоты, вот камни все эти, глыбы. Лучше б ты работу попроще нашёл и не выкаблучивался! Глядишь, и бабу бы привёл в тридцать восемь лет-то. А нормальная подойти боится: вдруг испортит что. Одни бляди, поди, заходят. Только на деньги смотришь, копишь как этот, куркуль какой-то. Всё. Спасибо вашему дому, пойду к другому. Не нравится мне тут. Всё. Будут ещё яйца курицу учить. Я жизнь прожил, получше…

Бу-бу-бу. Бу-бу-бу.

Предсказуемо.

Демонстративно пошёл одеваться. Ничего, сейчас остынет, вернётся. Старик всегда был вспыльчив, но отходчив. Сколько раз в детстве бил его, Петю, ремнём по мягкому месту, а потом задабривал, рябиной сладкой подкармливал. Специально её зимой в снегу замораживал, затем как-то в погребе хранил. Холодильников тогда в селе не было.

Кряхтит, обувается. Надо сыграть в хорошего мальчика, хоть и хочется, чтоб гость побыстрее уехал.

– Ну всё, дед. Куда ты пойдёшь, воды нет ещё. Давай, не чуди. Подожди, хотя бы такси тебе вызову.

Молча хлопнул дверью.

Может, вернуть? Да пусть едет, на работе нервы, теперь дома ещё терпеть. Вот уговаривал же рядом квартиру снять! Нет, вместе жить надо, это же деньги какие! Правильно говорят, что лучше родственников держать на расстоянии. По телефону поздравить, денег скинуть, продуктов с доставкой заказать. Благо, удобства сейчас есть. Пётр подсуетился.

Две недели дед дулся. На телефон не отвечал, в ватсап фотки засолок и открытки не слал. Потом отошёл, успокоился. Общение продолжилось, правда, уже без картошки.
***
Три года пролетели незаметно. Иногда Пётр заезжал к деду в деревню. Ведь, по сути, больше у него никого и не было. Отца своего мужчина никогда не видел, а мать старик выгнал, когда та запила: чтоб ребёнка за собой не утянула. Пётр не пытался её искать. А зачем? У него о маме даже тёплых воспоминаний никаких не было: помнил только, как валялась пьяная на полу кухни да как дед подставлял ей эмалированный таз и умолял завязать.
А после того, как снова сбежала из запертой комнаты через окно и пошла по деревне предлагать себя за бутылку самогона, дед запер ворота. Тогда Петру было пять. Пожилой мужчина обнимал внука и ревел навзрыд, пока дочь сыпала проклятиями за забором. Выстоял.

Потом наступила тишина.

Дед почти всё время молчал, но к спиртному, как обычно делают сельские мужики в стрессе, не приближался. Первый раз алкоголь появился в доме на проводы Петра. В Москву, в МФТИ. Тогда же появились первые карманные деньги, костюм и модные джинсы.

Старик вообще не баловал. Одежда часто доставалась от соседских мальчишек, еда под носом. Огород, куры, свиньи, грибы да травы с леса.
Единственное, на что дед тратил деньги, было образование. Отыскал среди знакомых профессора-инженера и отправлял внука каждую пятницу в Москву на последней электричке. Четыре часа в одну сторону. Одного с двенадцати лет. Субботу и первую половину воскресенья Петя корпел над задачками по математике и физике, учился делать и читать чертежи. Ночевал там же. Позже жена профессора начала преподавать ему английский. Естественно, не за бесплатно. Раз в пару месяцев дед ездил вместе с внуком, тащил продукты мешками. В девяностые профессорам несладко приходилось.

Зачем? За что? Больше хотелось гонять на велике и попробовать Колу. Но возмущаться было небезопасно. Пока деревенские работали да гуляли, Петя решал задачки и зубрил неправильные глаголы.

Осознал, что ему подарили путёвку в жизнь, сильно позже. Точные науки помогли поступить, английский – получить очень хорошую работу в нефтегазовой компании. На место молодого человека с удовольствием взяли бы «своего», да только язык тогда мало кто знал.

Пётр всё это понимал умом, был благодарен, но особой любви к деду не испытывал. Да ни к кому и ни к чему не испытывал, если честно.

Вчера Петру Александровичу исполнился сорок один год. Был выходной. Он сидел на балконе и смотрел на ночную Москву. Пил шотландский напиток и размышлял о никчёмности жизни.

Бутылка виски опустела, Пётр встал за добавкой. От боли между рёбер потемнело в глазах, прошиб пот, стало тяжело дышать. Мужчина успел включить телефон…

Очнулся в палате.

– Михалыч, Михалыч, Петька твой!

Какой-то мужик. В общей палате он, что ли? Что вообще происходит?
– Петенька, ты уж прости старого, задремал я тут. Меня ж и так к тебе три дня не пускали. Слава богу, что перевели с энтой самой, да неважно. Ты как позвонил, я сразу понял, случилось что. Мудаки эти ещё дверь вскрывать не хотели, мол, дождёмся, пока вы с ключом доедете, пришлось старому знакомому звонить, он полковник уже на пенсии, дослужился, пока я хозяйством занимался.

– Де-ед, ч-что б-было? – язык плохо слушался.

– Инфаркт, Петенька. Но успели мы, успели вовремя, поправишься. Я тебя домой отвезу. Домой, хватит. Всех денег не заработаешь. А если ещё и ты меня оставишь… Нет, Петенька, поедем. Я уж и рябинки заморозил. Полную морозилку, ты ж любишь рябинку. Петя, Петя, ну ты что плачешь, всё хорошо будет, я тебя на ноги поставлю. И бабёнку тебе хорошую найдём, может, детишек нарожаете. Есть у меня на примете одна, настоящая, кровь с молоком! Ну хватит, хватит.

Все в палате делали вид, что не замечают, как ревут два взрослых мужика.
За окном была осень. Обшарпанная палата резко контрастировала с привычной роскошной обстановкой видовой квартиры топа нефтегазовой компании. А Петра впервые переполняло чувство, о существовании которого он читал только в книгах.

Автор: Мария Ращукина
Оригинальная публикация ВК

— Галя! Галочка! Открывай, это я, Витёк! — раздался пьяный голос из-за двери, сопровождаемый громким стуком.

Галина Петровна вздрогнула, оторвавшись от вязания. Часы показывали почти полночь. Она тяжело вздохнула, поправила седую прядь и, кряхтя, поднялась с кресла.

— Господи, опять началось, — пробормотала женщина, направляясь к входной двери.

Открыв замок, она увидела своего родного брата Виктора. Помятый, с красными от выпивки глазами, он еле держался на ногах.

— Галочка, сестрёнка, выручай! — Витёк, пошатываясь, ввалился в прихожую. — Понимаешь, тут такое дело...

— Какое ещё дело? — устало спросила Галина Петровна, скрестив руки на груди. — Опять деньги нужны?

Витёк виновато улыбнулся, обнажив неровный ряд жёлтых зубов:

— Ну, совсем чуть-чуть... До зарплаты перехватить. Верну — век свободы не видать!

Галина Петровна покачала головой. Сколько раз она давала брату деньги в долг, и сколько раз он не возвращал... Но ведь родная кровь, как не помочь?

— Проходи на кухню, — вздохнула она. — Чаю хоть попьёшь.

Витёк, пошатываясь, прошёл в маленькую кухоньку. Уютная, обставленная ещё советской мебелью, она хранила запах свежей выпечки — Галина Петровна как раз сегодня пекла пирожки для внуков.

— Ох, сестрёнка, ты ж моя спасительница! — Витёк плюхнулся на табурет, едва не промахнувшись. — Дай Бог тебе здоровья!

Галина Петровна молча поставила чайник и достала из холодильника остатки пирожков. Свет лампы под абажуром из цветного стекла отбрасывал причудливые тени на стены, оклеенные выцветшими обоями в цветочек.

— Ну, рассказывай, что на этот раз случилось? — спросила она, присаживаясь напротив брата.

Витёк потупил взгляд, теребя край клеёнчатой скатерти:

— Да понимаешь... С работы уволили. Представляешь, ни с того ни с сего! Я ж лучший сварщик на заводе был!

Галина Петровна лишь покачала головой. Она прекрасно знала, что брат уже несколько месяцев как не работает, пропивая случайные заработки.

— И что теперь? Новую работу искать будешь?

— Конечно, Галочка! — оживился Витёк. — Уже и на примете есть кое-что. Только вот денег совсем нет, а надо подкрепиться, понимаешь? Ну и на проезд там, на всякое...

Чайник на плите закипел, прервав его речь пронзительным свистом. Галина Петровна встала, чтобы заварить чай.

— Сколько на этот раз? — спросила она, не оборачиваясь.

— Да совсем немного, — Витёк замялся. — Тысяч пять хватит.

Галина Петровна резко обернулась, едва не выронив чашки:

— Пять тысяч?! Витя, ты в своём уме? Я пенсионерка, мне самой едва хватает!

— Галочка, миленькая, — Витёк вскочил, чуть не опрокинув табурет. — Я ж верну! Вот найду работу и сразу отдам, честное слово!

Галина Петровна устало опустилась на стул. Сколько раз она слышала эти обещания... И каждый раз верила, надеялась, что брат одумается, возьмётся за ум. Но годы шли, а Витёк только глубже увязал в пьянстве и долгах.

— Нет, Витя, — твёрдо сказала она. — Больше я тебе денег не дам. Хватит.

Лицо Витька исказилось, словно от боли:

— Как это не дашь? Галя, ты что, совсем родню не уважаешь? Я ж тебе не чужой человек!

— Именно поэтому и не дам, — ответила Галина Петровна. — Ты же себя губишь, Витя. Посмотри, на кого ты похож!

Она кивнула на старое зеркало, висевшее на стене. Витёк мельком глянул на своё отражение и тут же отвернулся.

— Да что ты понимаешь! — внезапно взорвался он. — Сидишь тут в своей норе, а у меня жизнь! Мне развеяться надо, с людьми пообщаться!

— С какими людьми, Витя? — горько усмехнулась Галина Петровна. — С собутыльниками в подворотне?

Витёк побагровел от злости:

— Не твоё дело! Дай денег по-хорошему!

Он навис над сестрой, сжимая кулаки. Галина Петровна испуганно отшатнулась, но взгляда не отвела:

— Нет, Витя. Уходи.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Затем Витёк резко развернулся и, пошатываясь, направился к выходу.

— Ну и сиди тут одна, старая карга! — выкрикнул он, хлопнув дверью.

Галина Петровна вздрогнула от грохота. В наступившей тишине было слышно, как тикают старые ходики на стене. Женщина тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Воспоминания нахлынули на неё, словно морская волна. Вот они с Витей — ещё совсем дети — гоняют мяч во дворе бабушкиного дома. Вот Витя-подросток защищает её от хулиганов в школе. А вот она, молодая медсестра, перевязывает ему разбитые в драке костяшки пальцев...

Когда же всё пошло не так? Когда весёлый, добрый мальчишка превратился в этого опустившегося пьяницу?

Галина Петровна вытерла набежавшую слезу. Нет, нельзя раскисать. Она встала и принялась убирать со стола. Надо жить дальше, у неё есть дети, внуки. А Витя... Может, этот отказ станет для него толчком к переменам?

Несколько дней прошли спокойно. Галина Петровна занималась обычными делами — ходила в магазин, вязала носки внукам, смотрела любимые сериалы. О визите брата напоминала лишь царапина на двери от его ботинка.

Но однажды вечером в дверь снова постучали. На пороге стояла соседка, Нина Ивановна.

— Галя, там твой братец во дворе буянит, — сообщила она. — Кричит, что ты ему денег должна. Может, милицию вызвать?

Сердце Галины Петровны упало. Только не это...

— Не надо милицию, — вздохнула она. — Сама разберусь.

Накинув старенькое пальто, Галина Петровна спустилась во двор. Витёк, шатаясь, бродил между лавочками, громко выкрикивая ругательства.

— Витя, прекрати немедленно! — строго сказала Галина Петровна, подходя к брату.

Тот обернулся, с трудом фокусируя на ней мутный взгляд:

— А, явилась! Ну что, принесла мои деньги?

— Какие деньги, Витя? — устало спросила Галина Петровна. — Я тебе ничего не должна.

— Как это не должна?! — заорал Витёк. — А кто мне в детстве обещал всегда помогать, а?!

Он схватил сестру за плечи, больно сжимая пальцы. От него разило перегаром.

— Отпусти меня сейчас же! — Галина Петровна попыталась вырваться, но Витёк держал крепко.

— Не отпущу, пока не отдашь моё! — прорычал он, тряся сестру.

— Эй, мужик, отстань от женщины! — раздался вдруг молодой голос.

К ним подбежал парень лет двадцати, в спортивном костюме. Витёк обернулся, не выпуская Галину Петровну:

— Тебе чего надо, щенок? Вали отсюда!

— Я сказал, отпусти её, — твёрдо повторил парень.

Витёк оскалился и, оттолкнув сестру, бросился на парня с кулаками. Но тот легко увернулся и толкнул пьяного Витька в грудь. Не удержав равновесия, тот рухнул на землю.

— Вы в порядке? — спросил парень, подходя к Галине Петровне.

— Да... Спасибо, — пробормотала она, потирая ушибленное плечо.

Витёк попытался встать, но только беспомощно перевернулся на бок.

— Может, полицию вызвать? — предложил парень.

Галина Петровна покачала головой:

— Не надо. Это мой брат...

Парень удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.

— Давайте я помогу вам дойти до дома, — предложил он.

— Спасибо, милый, но я сама справлюсь, — слабо улыбнулась Галина Петровна. — А ты беги домой, мать, наверное, волнуется.

Парень кивнул и, ещё раз взглянув на распластанного на земле Витька, быстро зашагал прочь.

Галина Петровна медленно побрела к подъезду. За спиной раздавались пьяные выкрики брата, но она не оборачивалась.

Поднявшись в квартиру, женщина без сил опустилась в кресло. Руки дрожали, в висках стучало. Как же так вышло, что родной брат превратился в чужого, враждебного человека?

Вспомнились слова матери, сказанные много лет назад: "Галочка, ты у меня старшенькая. Присматривай за Витей, он ведь такой непутёвый..."

Галина Петровна горько усмехнулась. Да, она старалась присматривать за братом. Помогала деньгами, пыталась устроить на работу, вытаскивала из вытрезвителя... А толку-то?

Может, она делала что-то не так? Может, нужно было быть строже, не потакать слабостям брата?

В дверь снова постучали. Галина Петровна вздрогнула, но это оказалась соседка, Нина Ивановна.

— Ну как ты, Галя? — спросила она, проходя на кухню. — Я в окно видела, что там случилось. Может, чайку попьём?

Галина Петровна благодарно кивнула. Пока Нина Ивановна хлопотала у плиты, она рассказала ей всю историю с братом.

— Эх, Галя, — покачала головой соседка, — нельзя так. Ты ему потакаешь, а он на шею садится.

— Да понимаю я всё, — вздохнула Галина Петровна. — Но как же быть? Родная кровь всё-таки...

— Кровь кровью, а совесть-то у него есть? — возразила Нина Ивановна. — Ты о себе подумай. Мало ли что он в следующий раз выкинет?

Они ещё долго сидели на кухне, пили чай и говорили. Нина Ивановна рассказала, как её сын тоже начинал спиваться, но она вовремя взяла его в "ежовые рукавицы" — и парень взялся за ум, теперь своё дело держит.

Когда соседка ушла, Галина Петровна ещё какое-то время сидела, глядя в одну точку. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний, сомнений...

Наконец она решительно встала и подошла к старому серванту. Достав из ящика потрёпанную записную книжку, нашла номер телефона.

— Алло, Сергей? Здравствуй, сынок. Прости, что так поздно звоню, — сказала Галина Петровна, стараясь скрыть тревогу в голосе.

— Мама? Что случилось? — В голосе сына слышалась тревога.

— Нет, всё в порядке, — поспешно ответила Галина Петровна. — Просто... Мне нужна твоя помощь. Это касается дяди Вити.

***

На следующее утро Галина Петровна проснулась раньше обычного. Ночь прошла беспокойно — она то и дело просыпалась, мучимая сомнениями. Правильно ли она поступает? Не предаёт ли брата?

Но, взглянув на синяки на руках, оставшиеся после вчерашней стычки, она укрепилась в своём решении. Нельзя больше так жить.

Около десяти утра раздался звонок в дверь. На пороге стоял её сын Сергей — высокий, широкоплечий мужчина лет сорока.

— Здравствуй, мама, — сказал он, обнимая Галину Петровну. — Ну, рассказывай, что тут у вас происходит.

Они прошли на кухню. Галина Петровна поставила чайник и начала рассказывать сыну о последних выходках Виктора. Сергей хмурился, слушая мать.

— Так, с этим надо что-то делать, — решительно сказал он, когда Галина Петровна закончила рассказ. — Нельзя больше спускать ему с рук такое поведение.

— Но как, Серёжа? — вздохнула Галина Петровна. — Я уже и не знаю, что делать...

— Для начала надо найти его и серьёзно поговорить, — ответил Сергей. — А потом решим, что делать дальше. Может, удастся уговорить его лечь в клинику.

Весь день они искали Виктора. Обошли все его обычные места — забегаловки, где он выпивал, подъезды, где ночевал... Но брата нигде не было.

Уже к вечеру, когда они почти отчаялись, позвонила соседка Нина Ивановна:

— Галя, твой Витька опять во дворе шатается. Кажется, совсем плохой...

Галина Петровна с сыном поспешили во двор. Виктор сидел на лавочке, обхватив голову руками. Он был бледен, его трясло.

— Дядя Витя, — твёрдо сказал Сергей, подходя к нему. — Нам надо поговорить.

Виктор поднял мутный взгляд:

— А, племянничек пожаловал... Денег дашь?

— Нет, дядя Витя, — покачал головой Сергей. — Денег больше не будет. Мы хотим предложить тебе помощь.

— Какую ещё помощь? — огрызнулся Виктор. — Не нужна мне ваша помощь!

— Витя, послушай, — мягко сказала Галина Петровна, присаживаясь рядом с братом. — Мы же видим, что ты погибаешь. Давай попробуем вместе справиться с этой бедой?

— Какой бедой? — вскинулся Виктор. — Нет у меня никакой беды! Это у вас беда — жадные вы все, родного человека куска хлеба лишаете!

— Дядя Витя, — Сергей присел на корточки перед Виктором, глядя ему в глаза. — Ты же сам понимаешь, что так дальше нельзя. Мы нашли хорошую клинику, где тебе помогут...

— Клинику?! — заорал Виктор, вскакивая. — Вы меня в дурку упечь хотите?!

Он бросился бежать, но, сделав несколько шагов, покачнулся и упал. Сергей подбежал к нему:

— Дядя Витя, тебе плохо? Сейчас "скорую" вызовем...

— Не надо мне ничего, — простонал Виктор. — Оставьте меня в покое...

Но Сергей уже звонил в "скорую". Через пятнадцать минут приехала бригада медиков. Осмотрев Виктора, врач покачал головой:

— Похоже на белую горячку. Надо госпитализировать.

— Нет! — закричал Виктор, пытаясь вырваться. — Не поеду никуда!

— Дядя Витя, пожалуйста, — умоляюще сказал Сергей. — Это для твоего же блага.

Галина Петровна молча смотрела, как брата грузят в машину "скорой помощи". Сердце разрывалось от боли и жалости, но она понимала — это единственный шанс спасти Витю.

Прошло три месяца. Виктор лежал в наркологической клинике, проходя курс лечения. Галина Петровна навещала его каждую неделю. Поначалу брат был злым, агрессивным, обвинял сестру во всех грехах. Но постепенно его настроение менялось.

— Знаешь, Галя, — сказал он однажды, глядя в окно палаты, — я, наверное, должен сказать тебе спасибо.

Галина Петровна удивлённо посмотрела на брата:

— За что, Витенька?

— За то, что не бросила меня, — тихо ответил он. — Я ведь понимаю теперь, каким скотом был все эти годы. Ты бы имела полное право отвернуться от меня, но не сделала этого.

Галина Петровна почувствовала, как к горлу подступает комок:

— Витя, ты же мой брат. Как я могла тебя бросить?

Виктор взял сестру за руку:

— Прости меня, Галочка. За всё прости. Я постараюсь измениться, честное слово.

Галина Петровна обняла брата, не стесняясь слёз, катившихся по щекам.

Ещё через месяц Виктора выписали из клиники. Сергей помог ему устроиться на работу — сначала грузчиком на склад, а потом, когда дядя доказал свою надёжность, взял его к себе в фирму.

Прошёл год. Галина Петровна сидела на лавочке в сквере, наблюдая, как играют её правнуки. Рядом пристроился Виктор — чисто выбритый, в опрятной рубашке.

— Знаешь, Галя, — задумчиво сказал он, — я часто думаю о том дне, когда ты отказалась дать мне денег...

Галина Петровна напряглась, но Виктор продолжил:

— Это было лучшее, что ты могла сделать. Если бы не твоя твёрдость тогда, кто знает, где бы я сейчас был...

Он помолчал, глядя на играющих детей.

— Спасибо тебе, сестра. За то, что не отвернулась от меня, но и не потакала моим слабостям. Ты меня спасла.

Галина Петровна улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы:

— Мы семья, Витя. А семья должна держаться вместе, в горе и в радости.

Они сидели на лавочке, наслаждаясь тёплым осенним днём и чувством восстановленной семейной связи. Жизнь продолжалась, и теперь в ней было гораздо больше света и надежды.

Ещё больше рассказов здесь

- Муж остался с маленьким ребенком

- Значит так, слушайте меня внимательно. В моей квартире. Я хозяйка. И буду жить так, как считаю нужным. Ясно

Иногда я скучаю по той девочке, которой я была в детстве. Во мне было много слабоумия и отваги, я могла подойти к любому человеку и начать увлекательную беседу, а затем вот так просто – предложить дружить.

Не была я обычной девчонкой в платьице с рюшами, как хотела моя мама, не была милой, послушной и спокойной. За то со мной точно не было скучно никогда. И хоть я регулярно стояла в углу и получала ремнем по заднице – это никак не влияло на тягу к приключениям.

Летом мы уезжали с мамой далеко-далеко от любимого Петербурга в глухую сибирскую деревушку к бабушке с дедушкой. Не знаю почему, но бабушку я боялась, как огня, а вот деда совсем нет.

Мне нравилось проводить с ним время, разгадывать кроссворды на крылечке, собирать бутылки, чтобы потом их сдать и купить два эскимо, мериться, кто больше съест крыжовника.

Дед старался наполнить мое лето весельем, придумывал игры и развлечения. У него самого детство забрала война, пришлось слишком рано повзрослеть. Но со мной он был словно десятилетний мальчишка, который приглядывает за младшей сестрой.

Однажды дедушка сделал мне качели, и повесил их в палисаднике рядом с домом. Мне нравилось на них качаться, я могла несколько часов на них сидеть, взмывая то вверх, то вниз.

Как оказалось, качели нравились не только мне, вся ребятня в округе приходила на них покататься. Это выводило меня из себя. Мысль о том, что это мои качели, которые сделал мой дед, для меня, а на них еще три десятка ребят качаются – не давала мне покоя.

И я решилась напакостить. Уже не помню, где я взяла губную помаду, но она показалась мне самым подходящим инструментом для моей борьбы с завоевателями моей собственности.

Недрогнувшей рукой я от души разрисовала сидушку качели, и с нетерпением принялась ждать. И вот первый раздосадованный вопль окрестил округу. Соседка Даша, в белом платье жалобно захлёбываясь бежала в сторону дома.

Цель была достигнута, на качели больше никто не качался. Мне оставалось лишь подложить на сиденье тряпочку и качаться сколько влезет.

Все бы ничего, если бы в один из дней раздосадованный дедушка не пришел домой с измазанными помадой брюками. В сердцах он клял хулиганов, которые испоганили его творение. Он так и не узнал, что главным хулиганом на районе – была я.