Каждый, кто работает с маркетплейсами, хоть раз да мечтал о конкретной цифре на счету: от 100 тысяч до миллиона в месяц. За годы работы я видел продавцов на всех этих уровнях. И у каждого свой путь, свои приколы и грабли.

Вот, например, Антон. Мой знакомый, который крутится на ВБ и Мегамаркете с китайскими снеками. Лапша быстрого приготовления, всякие сладости из Поднебесной. Вроде ничего сложного, стабильно делает свои 100к в месяц. Но постоянно жалуется на конкуренцию и падающую маржу. Типичная история для этого сегмента.

Совсем другая песня у Максима. Этот парень зашел сразу на три площадки (ВБ, Озон и ЯМ) с простенькой техникой. Наушники за полторы тысячи, переходники, провода. Казалось бы, мелочевка, но именно эта мелочевка приносит ему 300 (!) тысяч ежемесячно.

А вот Дима играет уже в высшей лиге. У него два собственных бренда одежды на Озоне и ЯМ, средний чек под 3-4 тысячи. 500 тысяч в месяц для него норма, но и проблем соответственно больше: то поставщик подведет, то сезонность ударит, то конкуренты начнут портить репутацию.

Но самое интересное: из чего складывается прибыль всех продавцов, сколько денег пришлось вложить и через что пройти, чтобы достичь таких результатов.

Антон, который вытягивает 100к из ВБ и Мегамаркета

Жизнь Антона на первый взгляд выглядит неплохо: стабильные 100 тысяч в месяц с китайских снеков – довольно простого товара. Лапша, сладости, всякие куриные лапы - ничего сложного. Но когда копаешь глубже, понимаешь, что парень сидит на пороховой бочке.

Начинал он два года назад с ВБ. Нашел поставщика в Китае через Alibaba, закупил первую партию рамена и популярных сладостей на 200 тысяч. Товар пошел неплохо. Китайская еда на волне популярности, люди покупают. За первые три месяца отбил вложения и даже немного заработал. Проблемы начались, когда на рынок хлынули другие продавцы с тем же товаром. Маржа стала таять. То, что раньше продавал за 300 рублей с прибылью в 150, теперь еле тянет на 50-70 рублей чистыми. А тут Мегамаркет решил активно зазывать селлеров к ним: привлекал снижением комиссии аж до 1% для новых пользователей на 90 дней.

Антон клюнул. Подумал: раз площадка новая, то конкуренции меньше и можно держать цены повыше. И правда, первые месяцы дела на Мегамаркете шли хорошо. Но потом началось… В начале этого года Мегамаркет нахрен закрыл 11 своих региональных складов. И при этом они еще и заставили продавцов платить по 60 рублей за каждый товар, который они вывозят с этих 11 складов. Мало того, что Мегамаркет фактически ограбил селлеров, которые хранили товар у него, так они еще и отказались от модели FBS (склад у продавца). А Антон как раз держал весь товар у себя, ведь так было намного выгоднее.

Потом Антон на своем опыте узнал, что на площадке орудуют какие-то серые перекупы, которые из-за бешеных скидок на Мегамаркете (они, кстати, очень редко согласуются с самими продавцами) покупают товары по дешевке у обычных селлеров, а затем сливают их на других площадках или даже на самом Маркете, когда сезон скидок кончается. В итоге получается, что честные продавцы, такие как Антон, либо продают за бесценок всю партию (перекупы же не будут покупать всего пару штук), либо потом проигрывают в цене.

Сейчас Антон держится только благодаря ВБ. Использует продвижение в поиске. Плюс подключил Seller Moon для отслеживания конкурентов. Без этого в его нише просто не выжить. По его расчетам, чтобы стабильно получать 100к чистыми, нужно крутить товары на 700-900 тысяч в месяц. Реальная маржа — 14-16%, и это если повезет. Еще 30-40 тысяч уходит на рекламу. В итоге остается как раз около сотки.

Кстати, Антон уже думает сворачивать Мегамаркет совсем. Говорит: "Лучше потерять часть оборота, чем постоянно дергаться из-за их косяков". Сосредоточится на ВБ и, возможно, попробует Озон. Хотя там своих подводных камней хватает. И их ему только предстоит изучить. Например, один из них - разобраться с внутренними инструментами, которые он почти не использует в отличие от следующего селлера - Максима.

Максим с переходниками на 300к

Совсем другая история у Максима – парня, который решил не размениваться на одну площадку и сразу захватил три фронта: ВБ, Озон и Яндекс Маркет. Он продает простую технику: наушники, переходники, провода. Товары максимум за полторашку. Но именно они стабильно приносит ему 300 тысяч в месяц.

Максим выбрал нишу, где люди покупают не задумываясь. Сломались наушники - значит нужны новые прямо сейчас (не говорим про меломанов, которые гоняют с устройствами по 50к на ушах). Потерялся переходник для телефона - заказываем первый попавшийся. Никто не будет две недели выбирать между проводами за 250 и 300 рублей. Люди просто кликают "купить" и забывают.

Вся его юнит-экономика построена на объемах и частоте покупок. Наушники он закупает в Китае по 400 рублей, продает за 1500. После всех комиссий и логистики чистыми остается около 600 рублей с пары. Переходники покупает по 50, продает по 250, остается 120 рублей. Провода: закуп 40, продажа 200, чистыми 90 рублей. Кажется мелочь, но когда в день уходит 10 наушников, 50 переходников и 30 проводов — набегает приличная сумма.

Секрет Максима в том, что он использует практически все инструменты, которые предлагают маркетплейсы. Например, на Яндекс Маркете его основное оружие "Буст продаж". Так он платит либо за показы, либо за продажи, а товары автоматически поднимаются в выдаче. Там же он работает с "Гарантией дохода". Маркетплейс сам помогает с промо  и платит “премию” за те товары, которые не распродались в срок.

На Озоне Максим использует "Вывод в топ". Его товары показываются в первой дюжине результатов поиска. Дорого, но без этого в его нише не выжить, слишком много конкурентов.

На ВБ он делает ставку на рекламу в каталоге и баннеры на главной странице. Эти инструменты показывают товары не только тем, кто их ищет, но и случайным покупателям. А в мелкой технике импульсивные покупки – половина успеха. Максим тратит на рекламу около 130-170 тысяч в месяц, но оборот больше миллиона. После всех расходов остается те самые 300 тысяч чистой прибыли.

Дима с одеждой на 500к

У него два собственных бренда одежды на Озоне и ЯМ, средний чек под 3-4 тысячи. 500к в месяц для него норма, но скажу честно: парень не доволен. Ему подавай лям чистыми, не меньше. Хотя еще два года назад он вообще не думал о таких суммах.

Тогда его жизнь перевернулась с ног на голову за один день. Крупная IT-компания устроила очередное сокращение, и Дима попал под раздачу. А у жены как раз начался декрет. Идеальный тайминг, ничего не скажешь. Семья жила на отложенные деньги, а перспектив найти новую работу с таким же окладом не светило.

Тогда он рискнул и взял практически последние 200 тысяч из заначки и решил попробовать продавать футболки собственного дизайна (жена была в ужасе от идеи). Первые полгода едва сводил концы с концами: то дизайн не зайдет, то размерная сетка не та, то сезон не подошел. Но постепенно дело пошло. Сначала одна футболка выстрелила, потом вторая, и вот уже выросло целых два бренда. Но сейчас, по его словам, у него головной боли даже больше, чем когда у него не было работы: 

• Поставщик может подведвести в самый неподходящий момент. Например, отправить бракованную партию или вообще не тот товар.

• Может ударить сезонность. В декабре заказов такое количество, что у Димы иногда даже попросту не хватает одежды на всех. А в январе продажи падают практически до нуля.

• Конкуренты подкапывают репутацию фейковыми отзывами. Они часто пишут с левых аккаунтов, что у Димы некачественная одежда или, например, что товар приходит весь в пятнах – а Дима всё проверяет вручную и быстро снимает брак (например, после примерки покупателей) с продажи. Это подрывает доверие к магазину.

И если бы Дима не сколотил команду год назад, совсем бы чокнулся. Сейчас у него работает четыре человека: рекламщик (отвечает за работу с рекламными инструментами МП и рекламу в других каналах), менеджер (работает и управляет всеми ЛК маркетплейсов Димы), дизайнер (отвечает за карточки и дизайн в других каналах) и человек, который работает с отзывами и вопросами покупателей.

Без рекламы поддерживать продажи и узнаваемость бренда не получится. Поэтому Дима использует рекламные инструменты, которые гарантируют доход. Говорит, что помогает при запуске новых коллекций, когда нужно быстро прогреть карточки. Плюс активно покупает баннеры. Баннерная реклама показывается по всей площадке, включая главную страницу. Баннеры делает и статичные, и видео, платит за показы.

На Озоне основная ставка на трафареты. Это инструмент с оплатой за клик - автоматически подбирает места показа в поиске, категориях, карточках товара, корзине и на странице оплаты. Дима говорит, что трафареты помогают держать стабильный охват и клики даже когда руки не доходят до детальной настройки кампаний. А при его оборотах это важно. Но даже самые эффективные рекламные инструменты не дадут результата без четкой стратегии. Подытожим, что нужно, чтобы выйти на стабильный доход в 100, 300 или 500 тысяч рублей в месяц.

Мои выводы и советы

На маркетплейсах нет потолка заработка (пускай и звучит по инфоцыгански, но это так). Это площадки, где можно превратить 50 тысяч в миллион за год. Но чтобы зарабатывать стабильно 100, 300 или 500 тысяч в месяц, нужно четко понимать правила игры на каждом уровне:

• Для заработка в 100 тысяч в месяц достаточно найти свою нишу и нормально настроить рекламу. Стартовый капитал около 200-300 тысяч рублей, время на раскрутку 3-4 месяца. Здесь работают базовые навыки: анализ конкурентов, качественные фото, правильная оптимизация карточек. Главное - не распыляться на 10 товаров сразу, а сосредоточиться на 2-3 позициях и довести их до топа.

• Чтобы выйти на 300 тысяч в месяц, одним товаром уже не обойтись. Нужна линейка из 10-15 позиций и оборот в 800 тысяч, а желательно вообще больше миллиона рублей. На этом этапе появляются системы: автоматизация заказов, работа с поставщиками напрямую, переход на FBO (вряд ли вы будете держать 400 позиций у себя в квартире).

• 500 тысяч и больше – это уже магазины со своим производством или эксклюзивными контрактами. Тут нужно либо сразу вкинуть около 2 лямов, либо как Дима постепенно расти от простого перекупщика до воротилы площадок. Постепенно развивать свое производство или договариваться с поставщиками о более выгодных индивидуальных условиях. При таких объемах вряд ли обойтись без команды из 4-7 человек: дизайнеры, менеджеры и помощники. Здесь важны долгосрочные стратегии - создание собственного бренда, работа с блогерами и еще (желательно) выход в офлайн.

Не думайте, что на маркетплейсах можно работать по старинке. Купил товар в Китае, посмотрел цену конкурентов и продаешь. Площадки постоянно меняют алгоритмы выдачи, комиссии растут, конкуренция усиливается (только за 2021-2023 количество продавцов на МП увеличилось со 100 тыс до 700 тыс). Кто не адаптируется, сливает бюджеты. Поэтому изучайте площадки и тестируйте форматы.

Мужчина курил под дождем. Серые облака над его головой были щедры на воду накрывая пустой город серой пеленой. Но как бы не старался дождь, лужи не увеличивались, а одежда мужчины не намокала. Его сигарета тела слабым огнём, когда рядом появился человек в строгой белой одежде. Он подождал несколько минут, поправляя свои очки.

— Товарищ Яковлев, Чернова ищет вас, скоро начнётся запуск установки.

Павел сделал затяжку и выдохнул клуб белого дыма.

— Удивительный дождь, не находите? — медленно вымолвил он, не оборачиваясь. — Смотришь, как он идёт, слышишь, как стучит, но ничего не чувствуешь. Ни холода, ни капель, ни сырости. Вроде бы дождь. А вроде — и нет.

Мужчина в халате механически кивнул.

— Дождь — это Искажение ИН—00292. Оно относительно опасно, так как может стереть всё что угодно из объективной реальности. Однако благодаря нашим усилиям на каторге мы в безопасности.

— Неужели?

Мужчина в халате указал на высокую серую стену вдалеке, которая еле проступала сквозь стену дождя.

— Стена, третий тип. В её пределах воздействие Искажения аннулируется, за пределы выходят только Испытуемые.

— Хэх, такие как я, да?

Мужчина в очках явно замялся, опустив взгляд.

— Кхм, простите. Я не это имел в виду.

Яковлев докурил сигарету и бросил её на асфальт.

— Забудь. Пошли.

Они двинулись вдоль массивного здания  каторги. Яковлев шёл чуть впереди, тяжело ступая. Иногда он останавливался, будто ловил взглядом движения в окнах окружающих их домов — но там не было никого. Уже давно. От города остались только бетонные кости.

Двое мужчин обогнули крупное здание с большими буквами на крыше “ПУЛЬСАР” Они вошли в огромный белый шатер, поставленный посреди улицы. Своим видом напоминал цирковой вот только цветом белой кости. Он не вписывался в окружающую серость, казался не просто белым, а скорее излучающим свет.

Внутри пахло озоном, нагретым пластиком и металлом. Посреди шатра стояло то, ради чего всё это затевалось: конструкция из белого металла, сочетающая правильную геометрию и невозможную симметрию. Установка не издавала звуков, но её присутствие ощущалось в теле — словно лёгкий зуд в костях. Додекаэдр — машина, которая может спасти мир. По крайней мере так говорила Чернова. А вот, собственно, и она — стояла в самом сердце временного командного пункта, будто хребет всей этой шаткой конструкции. Высокая, прямая, с осанкой офицера и тяжёлым, немигающим взглядом. Пышные русые волосы спадали на плечи свободно, не убранные, как будто подчёркивая её независимость и пренебрежение к регламенту. На переносице — грубо сросшийся широкий шрам, будто нанесённый чем—то острым и неровным. Он пересекал лицо от скулы до скулы, на удивление он не уродовал, а дополнял внешний вид Черновой.

Чернова первой увидела признаки надвигающегося конца. Её доклад, переданный в Совет, был как выстрел в пустоте: убедительный, структурированный, ужасающий. Она не просто выдвинула гипотезу — она показала цепь, уводящую в пропасть. Коллапс зон, разрушение времени, пробуждение Искажений нового типа — её расчёты, предсказания не раз подтверждались и стали важной информацией для всего КУИР. Говорят Совет лично выдал ей полномочия ведущего исследования и утвердил проект “Второй шанс“.но даже так она оставалась кем—то большим, чем просто исследователь. Она — оракул конца.

Тем не менее, прямо сейчас она активно о чем то спорила  с мужчиной в докторском халате, который что  то перебирал внутри установки.

Спиной к ней стоял высокий, худощавый старик — выше её почти на голову, с сутулой, но настороженной осанкой. Его тело казалось вытянутым, будто выточенным временем и обострённой волей, каждое движение — расчетливым. Изнемождённость не делала его слабым: напротив, в ней чувствовалась сдержанная настороженность. На осунувшемся лице застыл сосредоточенный, холодный взгляд, скрытый за тусклыми линзами узких очков.

Длинные, тонкие пальцы двигались над механизмом, словно не подчиняясь возрасту. Они перебирали провода, соединяли контакты, касались кабелей с точностью, свойственной не инженеру — хирургу, одержимому спасением чего—то невидимого. Он не работал — он существовал внутри этих механизмов, сливался со сложной техникой воедино. Он был не просто инженером — гением. И хоть его имя, хоть и не афишировали в официальных бюллетенях, однако внутри Коллегии было довольно известным. Там, где рушились концепции и все возможные правила, Вейсман строил их заново. Он не нуждался в признании — и всё же получил его: Совет признал его незаменимым, выделив доступ к тем знаниям, что хранились за пределами обычной научной мысли.

Его работа с «Клеткой» — устройством, способным удерживать или трансформировать Искажения, — стала основой всей текущей операции. Он сам лично переписывал физику большинства её модулей, не доверяя ничьим уравнениям кроме своих. Там, где другие нуждались в командах, лабораториях и больших объемах времени, Вейсман работал один — и делал куда больше и лучше. Он не искал одобрения, не стремился к власти. Одержимый порядком, исследованиями и получением результатов в кратчайшие сроки. Он был карьеристом до мозга костей, лишённым сострадания. Ради результата он шёл по головам, списывая человеческие потери в графу "неизбежных". Этика для него была роскошью, а мораль — помехой. И каждый, кто сталкивался с ним ближе, рано или поздно начинал это понимать. Впрочем для коллегии это не было проблемой.

Ходили настойчивые слухи, что Вейсман ещё в молодости работал в самом Аненербе — не где—то рядом, не с материалами, а непосредственно внутри этой мрачной организации. Говорили, что он занимался техническими проектами, связанными с контролем сознания, геомагнитными структурами и машинами, взаимодействующими с “потусторонним”.

Он никогда не подтверждал это. Но и не отрицал. Просто смотрел в ответ с холодной насмешкой, которая отбивала всякое желание продолжать расспросы.

Обычно такие упёртые и своенравные люди никогда бы не оказались в одной комнате, не то что в одном проекте. Их характеры, словно противоположные полюса, должны были отталкивать друг друга с силой, способной сдвинуть стены. Но обстоятельства были сильнее.

Сейчас они стояли рядом, вынужденно объединённые задачей, сжав зубы перед лицом чего—то большего, чем личные амбиции.

Павел, наблюдавший за ними со стороны, наконец сделал шаг вперёд — медленно, почти с опаской, словно входил в зону, где столкнулись два несовместимых мира.

— НАЙН, НАЙН, НАЙН! — голос с акцентом пронзил воздух, словно плеть. — Ich kann die Anzahl der Knoten nicht erhöhen! Я не могу увеличить количество узлов и общее напряжение! — Вейсман буквально рычал, выпрямляясь над корпусом устройства. — Это идиотизм! Установка потеряет стабильность! Я вообще настаивал, чтобы запуск был внутри бункера, а не снаружи, im Regen!

Дождь всё ещё стекал по ткани шатра, хотя, как и прежде, не оставлял на ней влаги.

— Я который раз вам повторяю: это приказ вышестоящего! — резко ответила Чернова, не менее яростно. — Делайте, что вам приказано! Я лучше всех знаю, как должна работать «Клетка». Это, чёрт побери, мой проект!

— Dumme Frau! — Вейсман всплеснул руками, и глаза его злобно блеснули. — Я прекрасно это знаю! Потому что именно я переделал все ваши чертежи!

Напряжение между ними можно было резать ножом. Казалось, ещё немного — и начнут лететь не только слова.

Они могли спорить и кричать вечно, как два титана, запертые в слишком тесной комнате. Но Павел, наблюдавший за сценой в нерешительности, наконец заговорил, отчего воздух будто немного остыл.

— Товарищ Чернова, вызывали? — его голос прозвучал твёрдо, хоть и с ноткой уважения.

Женщина резко обернулась. Несколько секунд просто смотрела на Павла, будто вспоминая, кто он и зачем пришёл.

— Да. Точно, — отозвалась наконец. — Яковлев, пройди калибровку ещё раз. На этот раз нагрузка будет в три, может, четыре раза выше, но… думаю, ты справишься.

— Так точно!

— Свободен.

Он отдал честь по—уставному и развернулся. Но направился не к выходу, через который пришёл. Вместо этого Павел шагнул к тяжёлой пластиковой завесе на другой стороне шатра — туда, где находился массивный герметичный шлюз, покрытый тусклой краской и отмеченный чёрно—жёлтыми полосами.

Он ввёл код, дождался резкого щелчка, и прошёл внутрь.

Там его встретил ровный, бетонный коридор, освещённый редкими лампами, мигающими на стыках бетонных плит. Всё здесь кричало об изоляции и контроле. Ни пыли, ни запахов, ни признаков чего либо живого. Шаги гулко отдавались в замкнутом пространстве. На пути — стойка регистрации: женщина ничего не спрашивая и не поднимая глаз, быстро провела его через интерфейс допуска. Ровным движением руки она указала на ближайший лифт.

Павел вошёл в лифт и почувствовал, как металлическая коробка дрогнула, уводя его вниз, на два уровня под землю.

Наконец двери раскрылись, и он оказался в узком, извилистом тоннеле, выложенном серой плиткой, с потолком, сплошь утыканным кабелями. Коридоры петляли, как внутренности гигантского организма, и лишь стрелки на стенах помогали не потеряться в этом лабиринте.

Он шёл уверенно — слишком часто бывал здесь, чтобы смотреть на стрелки. Извилистый тоннель вывел его к массивной стальной двери с небольшим окошком. За ней тускло горел холодный свет. Павел толкнул дверь плечом и шагнул внутрь.

Его уже ждали. Небольшой медицинский кабинет встретил его стерильным запахом антисептика и лёгким гудением приборов. Белые стены, плитка до потолка, встроенные шкафы с аккуратно разложенными инструментами и упаковками препаратов. Посреди комнаты стояла массивная кушетка, рядом — стойка с аппаратурой, похожей одновременно на медицинское оборудование и на нечто, вырванное из недр лаборатории. А в стороне, вплотную к стене, был придвинут небольшой деревянный стол.

У стола возилась женщина в защитной маске и перчатках. Медсестра — одна из тех, кого он видел здесь постоянно. Молча, без приветствия, она кивнула и жестом указала на кресло перед ней. Всё было отточено до автоматизма. Никаких лишних слов. В этом месте каждый знал, что и зачем делает.

Он уже проходил через процедуру калибровки ИРС вживленного  ему в грудь. Сложный механизм строение которого мужчина до конца не понимал. Однако это устройство делало по истине удивительные вещи. Позволяло видеть или даже перемещаться по времени. Делало невозможное возможным.

Такое сложное устройство требует постоянной калибровки и какое—то странное топливо. Процесс калибровки он проходил не в первый раз.

Каждый раз к его груди подключили множество трубок а к висками лепили странного вида устройство. Как только странная оранжевая жидкость в трубках коснулась его внутренностей, разум заполнили разрозненные видения неуловимые и смазанные, но всё они показывали нечто ужасное. Миллиарды апокалипсисов срощенные в единую ужасную массу. Но из всего этого безумного калейдоскоп из разрушенных зданий и тел людей вырисовывалась фигура женщины стоящей как скала и оставшаяся неизменной. Её тело светилось белым светом, а шрам на лице переливался немыслимыми цветами. Галлюцинации стали растягиваться деформироваться всё сильнее превращаясь в неразборчивую мешанину цветов. Пока постепенно они не стали темнеть и не обратились в бездну. Теперь он оказался в полной черноте.

И там в бездне он увидел что из темноты постепенно проявляется бледный силуэт. искореженное как будто разорванное и сшитое заново тело. Яковлев чувствовал всеми доступными ему нейронами как от этого существа исходит невыносимая агония, как плоть движется и разрывается пытаясь освободится из под воли своего владельца. Существо медленно приближалось показав свои удлинённые скрюченные конечности, свое бугристое истощенное тело.

Оно остановилось на расстоянии вытянутой руки. Единственный глаз существа был широко открыт, но не мог сосредоточиться и постоянно дергался.

— Я…. верну…. их. — Еле слышно прохрипела тварь.

Но через секунду прозвучал оглушительный крик — “Я ВЕРНУ ИХ!”

Яростный крик раздался громогласным взрывом создав множественное эхо. Волна этого крика обожгла нервную систему и моментально выдернула Яковлева из видения.

Повернув голову он увидел как медсестра методично отсоединяет трубки от его ИРС, сняла устройство с его головы и начала стандартный опрос.

— Просыпайтесь, товарищ. Вы меня понимаете? Назовите пожалуйста ваше Имя, Фамилию и Отчество.

— Эхххг башка раскалывается. Каждый раз это дерьмо.

— Головная боль, это вполне нормально после калибровки. Ваша нервная система претерпела сильное напряжение. Тем не менее нам нужно закончить опрос, вы понимаете?

— Гхх да, да конечно,я — Павел Яковлев Сергеевич. Вольный ликвидатор, курьер, по совместительству Испытуемый.

— Исчерпывающий ответ. Продолжим. В последнее время чувствовали ли вы какой либо дискомфорт в области груди?

— Помимо этой железной бандуры вшитой мне в грудь?

— Отвечайте.

— Нет, нет. Всё как всегда. Нормально.

— Хорошо. Ваши когнитивные функции? Замечали ли вы провалы в памяти или необычные ощущения во время сна?

— Нет. Всё стабильно.

— Отлично. Состояние кожи и конечностей в норме? Не появлялось ли онемения, покраснений или судорог?

— Нет, всё как всегда.

— Были ли случаи непредвиденных смещений?

— …нет…

— В таком случае, мы закончили.

Павел молча кивнул, медсестра аккуратно помогла ему встать и убедилась, что он чувствует себя устойчиво.

Он оделся и направился обратно в шатёр, где Чернова и Вейсман уже закончили модифицировать устройство.

— Товарищи, я вернулся, — сказал он, входя.

— Отлично. Как себя чувствуешь? — спросила Чернова.

— Паршиво, как всегда после подобного. Как у вас тут дела?

— Мы улучшили и настроили устройство под новые данные.

— Что есть абсолютный абсурд. Main гений давно предусмотрел все возможные исходы. Мы просто потратили время.

Чернова не обратила внимание на его слова, вместо этого она наклонилась над панелью с микрофоном.

— Все лаборанты — вон. Немедленно, — голос Черновой эхом разнесся под шатром.

Несколько человек в белых халатах молча кивнули и вышли через герметичную завесу, оставив после себя запах антисептика, озона и тревоги. Внутри остались только трое: Чернова, Вейсман, и Павел Яковлев.

— Павел, соберись с мыслями. Начинаем по твоей готовности.

Павел закрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов. Положив руку на грудь он почувствовал теплоту метала своего ИРС. Открыв глаза он направился к установке. Некое плохое предчувствие давило на него, но приказы — есть приказы.

— Я готов!

— Отлично. Вставай по центру. На метку. — Мария и Вейсман заняли свои места за пультом управления “Клеткой”. — Как только услышишь звуковой сигнал, запусти ИРС.

— Понял, — отозвался Павел и шагнул в сердце устройства.

Полый додекаэдр, сконструированный из белого сплава, казался одновременно монументальным и как бы пришедшим из будущего. Его рёбра мерцали мягким, холодным светом, слегка искажая перспективу. Пространство внутри было абсолютно пустым, но воздух здесь будто гуще — как гель, который заполнял лёгкие, когда Павел сделал вдох.

Он сделал шаг в центр. Внутри воцарилась тишина, настолько абсолютная, что даже собственное сердцебиение казалось чужим. По его ногами белел квадрат.

— Напоминаю как только начнется запуск не выходи из квадрата. Ты можешь почувствовать или увидеть странные вещи, советую сохранять спокойствие, — голос Марии хрипло вырвался из громкоговорителей. — выходить разрешено только и только по моей команде. Ну с богом!

Павел опустил руку на панель груди и щёлкнул переключатель ИРС. Слабое жужжание в груди перешло в вибрацию.

Установка начала вибрировать в такт ИРС.

Мир изменился.

Перед глазами Павла всё, что раньше было — пульты, стены, ткань шатра — наложилось на иное. Звёздное небо — безлунное, густое, враждебно—бесконечное — нависло над ним, не сверху, а везде. Он видел два мира одновременно.

Пространство вокруг стало хрустальным, как будто мир стал стеклянным глобусом, а он — его заключенным.

— ИРС активен, — сказал он сквозь усиливающееся эхо. — Вижу… небо… будто… оно ближе, чем должно быть.

В этот момент раздался “треск”. Не звук — ощущение, будто внутри глаз что—то сломалось. Воздух перед ним растрескался. Как стекло, надломленное изнутри, пространство начало крошиться. Из трещин проступала Чернота, густая и абсолютно плоская. Чернота, у которой не было глубины — бездна без начала и конца.

Но сквозь эту тьму начало проявляться что то отвратительное. И с каждой новой трещиной, это нечто становилось всё ближе.

Из трещины начало выползать нечто. Вытянутое гуманоидное существо, искаженное, как будто оно пыталось подражать человеку, но делало это не понимая, что такое человек. Его длинные конечности подрагивали, грудная клетка вздымалась беззвучно. Каждая деталь внешности этого существа была неправильной. Неестественной, чужеродной.

Один—единственный глаз, огромный, прозрачный, нервно подрагивал в глазнице.

Глаз устремился на Павла.

И тогда оно заговорило.

— ...нашёл, — не голос. Шёпот. Тихий.Он прошёл сквозь кости. Вызывая первобытный страх.

То что говорило было смертельно опасным. Каждая клетка Яковлева кричала —“БЕЖАТЬ!”.

Павел вздрогнул и заорал:

— ОН ЗДЕСЬ!

Чернова в ту же секунду сорвала предохранитель.

— Пуск! ЗАПУСКАЮ УСТАНОВКУ! Вейсман, блок стабилизации!

— Ich arbeite! — выкрикнул он и активировал главный контур.

Додекаэдр вздрогнул. Из его рёбер вырвался низкий гул — не звук, а вибрация, проникающая в кожу и органы. Воздух вокруг начал рябить, как перегретый. Пол под ногами Павла казался жидким. Реальность тянулась, как карамель, от центра — туда, где стояло существо.

Чернова крикнула:

— ПАВЕЛ! НЕМЕДЛЕННО ВЫХОДИ!

Он дёрнул переключатель ИРС.

В одно мгновение звёздное небо исчезло, сменившись на заливные поля, раскинувшиеся под ним, как в забытой деревне детства. Его тело мигало, словно то исчезало, то возвращалось — будто мир не мог решить, существует ли он. Огонь и озноб сражались в груди. Он вышел, шагнув наружу — в тот самый миг, когда установку полностью покрыло какое—то ребящее поле.

— Оно внутри, — произнес он, отключив ИРС и тяжело дыша.

Мария выдохнула:

— Получилось?

— Ещё бы, — пробурчал Вейсман, — вы что сомневались в Main гений?

Павел, не разделяя ликования, чувствовал, что то не так. Он оглянулся на установку. Существо было внутри, но оно не просто  стояло. Оно дергалось. Его силуэт, едва различимый сквозь рябь, дёргался судорожно, как припадочный больной.

— Что—то не так, — произнёс Павел.

И тут же вычислительные машины залились пронзиткльным писком. Чернова нахмурилась.

— Он должен быть стабилен… По расчётам он не должен…

ТРЕСК.

Она не успела договорить. Воздух прорезал резкий хруст — слишком живой, слишком телесный, будто под ботинком ломались человеческие кости. Пол дрогнул, вибрация прокатилась по кабелям и рёбрам установки. Существо внутри додекаэдра продолжало биться в конвульсиях, его вытянутое тело судорожно дёргалось, словно его терзала невидимая сила. Вокруг него, на самой грани пространства, начали расползаться трещины. Из них сочилась чернота, плотная и бесконечная бездна.

— Смещение растёт! — выкрикнул Вейсман — Машина нестабильна! Она начинает…

ГРОХОТ.

— Что за… — начал Павел, но не успел.

Внутри додекаэдра вспыхнула вторая установка — точная копия, словно отражение в искривлённом зеркале. За ней — третья. Потом ещё. Пространство начало сворачиваться в себя, как бумага, сложенная бесконечным числом раз. Геометрия становилась невозможной: рёбра дублировались, пересекались, исчезали и вновь возникали. Контур установки дрожал, как натянутая струна перед разрывом. Реальность стонала, скручивалась, ломалась — не как материя, а как сама логика бытия, как ткань сна, насильно возвращаемого в бодрствование.

И тогда всё разбилось.

Звук не был похож на взрыв. Он был как тысячи зеркал, разбивающихся одновременно. Он прошёл через кости, через нервы, через структуру самого времени. Пространство схлопнулось,а время извратилось. Контуры додекаэдра исчезли — не распались, а вывернулись, исчезнув в самом себе. Осталась только трещина в воздухе, разрастающаяся с каждой долей секунды. Реальность больше не держалась на своих осях: шатёр, бетонные стены, техника, даже тела — всё начало втягиваться, тянуться, размазываться к центру, к точке, где раньше находилась установка.

Крики.

Голоса.

Сигналы тревоги.

Павел не успел среагировать на произошедшее. Он начал кричать, но голос исчез ещё до того, как достиг его собственных ушей. Он проваливался в ничто, падал в нескончаемое вниз — и вверх одновременно. Всё его тело растягивалось, сворачивалось, пульсировало, словно податливое тесто.

Цвета — миллионы, одновременно.

Образы — чужие лица, города, разрушенные миры, насмешливо искажённые варианты самого себя.

Голоса — сотни, тысячи.

Все говорили внутри него. Или он говорил внутри них.

Огромный глаз.

Шрам на лице женщины.

Часы, утекающие в песок.

Голоса его матери, Черновой, Вейсмана, других — вплетённые в гул.

Внутри сознания — грохот.

Мысли разрывались, как мыльные пузыри.

Я становилось не собой, а потом — никто. А потом пришла боль.

Боль.

Она не была соматической — она действовала на уровне онтологической основы. Как если бы твоё естество подвергалось насильственной деконструкции, словно бы сам феномен «я » проходил через когнитивный шредер, лишаясь целостности. Это была не мука тела — это была эпистемологическая пытка, восприятие собственной идентичности фрагментировалось, рекурсивно скручивалось и реверсивно записывалось в обратном порядке. Боль существования, обнажённая до предела — когда даже ощущение бытия превращается в ошибку памяти. Казалось эта пытка длилась вечно, внезапно сознание вернулось, как удар по затылку кувалдой.

Всё болело — не локально, а тотально, как если бы нервная система была вывернута наизнанку, простёрта под гусеницами танка и вновь собрана в жалкое человеческое тело. Павел попытался вдохнуть — и понял, что лёгкие работают, но как—то иначе, будто в груди меньше пространства, чем было раньше.

Что то изменилось.Он с усилием открыл глаза.Над ним искрилось небо, разноцветные, словно разлитый бензин. Вокруг — потрескавшиеся края кратера, всё в чёрных стеклянных жилах покрывающих землю, будто песок реальности оплавился от перегрева.

— Есть кто... живой?.. — прохрипел он, пробуя сесть.

Ответ раздался откуда—то изнутри его черепа. Тихий, сдавленный стон, за которым последовал знакомый сиплый голос:

— Ох... Scheiße… Где… что за… к...конструктивное Искажение  —

Это был Вейсман. Павел обвел взглядом обезображенный пейзаж, Вейсмана нигде не было. Внутри груди что—то шевельнулось — не физически, а в восприятии.

— Где…? — начал он, но тут раздался второй голос — резкий, нервный, с хрипотцой.

— Мать твою… что это было… моя голова… — Чернова. Голос врезался, как скальпель, отзываясь в висках.

Он чувствовал, как её боль отдаётся в затылке, как её гнев смешивается с его смятением. Но страннее всего было то, что именно её голос звучал чётче всего вокруг. Даже его собственные мысли были куда тише её голоса. Павел дёрнулся, попытался поднять руку, но не смог. Рука не двинулась. Никакой тактильной ошибки — просто диссонанс, будто команды мозга проходят через фильтр, через чьи—то чужие рефлексы.

И вдруг — движение.

Его тело поднялось… без его воли.

Мышцы напряглись, суставы хрустнули, позвоночник выгнулся — всё само собой. Он не отдавал команд, не принимал решения. Чувство словно он в своей машине, но на сиденье пассажира. Ступни коснулись земли, покрытой остекленевшим песком. Колени дрожали, но выпрямились. Грудная клетка сделала резкий вдох, обжегший лёгкие. Павел не стоял — Павел был поднят. Резкая вспышка — и всё внутри переключилось. Сознание отодвинулось, словно его приглушили. Теперь мысль звучала яснее. Прямая, структурированная. И усталая.

— Кхх... вдох... выдох…

Голос в голове был не его, но теперь не казался посторонним. Он не вёл тело. Шаг — осторожный, но уверенный. Спина распрямилась. Руки дрогнули, сжались в кулаки. Нервная система среагировала резким импульсом боли, прокатившейся по шраму на лице.

— Чёртова дрянь… — выругалась она.

— Опять ноет. Как будто я не знаю, что ты там.

Шрам пульсировал. Как маяк. Как якорь. Он обычно болел во время и после галлюцинаций. После сна, после смерти, после ошибок. А теперь — особенно. Боль не прекращалась. Его метка до сих пор не давала покоя. Он всё ещё был жив, на свободе, его одержимость всё ещё отправляла будущее всего мира. Она не знала, как долго была без сознания, вдохнула глубже, открыла глаза шире. Веки тяжело слушались.

Перед ней — выжженный кратер, хребты черного стекла и расплавленные остатки додекаэдра.

— Что?…. Как?… Я же… видела…

Память отказывалась складываться в нормальную последовательность. Последнее, что она помнила — это запуск, крик Павла, искажение реальности. Потом — пустота.

Она попыталась оглядеться. Ни Павла, ни Вейсмана рядом не было. Только она — на дне кратера, среди обугленных обломков. Была какая-то тяжесть в груди. Не ноющая боль, а как будто ощущение тяжести, будто на ней был жилет под 9 килограммов. Чернова опустила взгляд. Рубашка была частично распахнута, ткань порвана. Она осторожно развела её края. В груди, чуть ниже ключиц, выступал металлический блок. Его форма была ей до боли знакома.

— Что за? ИРС? Какого черта?!

Из корпуса выходили тонкие прозрачные трубки, по которым медленно перетекала оранжевая жидкость. Она переливалась, пульсируя в такт сердцебиения.  Она с недоверием прикоснулась к тёплому металлу. Это было просто невозможно. Но в то же время, это без сомнений был его ИРС. Яковлева. Та самая модель. Те же крепления. Даже повреждённый край корпуса — она помнила этот скол.И тут совсем рядом раздался голос — словно кто-то стоял прямо у неё за плечом. Тихий, взволнованный, будто говоривший чего то боялся:

— Товарищ, Чернова? Это… это вы?

Она вздрогнула.

Голос не пришёл извне. Он не отразился от стен кратера, не донёсся по рации. Он прозвучал внутри головы, тихо, почти вкрадчиво, но с явственной интонацией Павла. Он словно стоял рядом, слишком рядом — на расстоянии мысли. Чернова медленно обернулась — никого. Пусто. Только стеклянные обломки, рваные края почвы и дрожащие миражи на границе кратера. Серый город и бесконечный дождь. Она сжала челюсти, сосредоточилась.

— Павел? Где вы?

— “Я…я здесь. Не понимаю. Я…кхх не управляю телом.”

Голос дрожал, он звучал ближе, чем могла вынести логика. Он отзывался не в ушах — внутри. Чернова почувствовала, как с каждым его словом что-то шевелится в её сознании, как будто глубоко внутри всплывает чужое присутствие.

И тогда — второй голос. Хриплый, скептичный, недовольный:

— “Fehlschlag…. это полный Fehlschlag!”

Это определённо был Вейсман. Чернова закрыла глаза. Стало ясно. Это не галлюцинация, не эффект от перенапряжения. Что-то сломалось в устройстве, в пространстве, в них самих. Она сделала медленный вдох. Давление в груди. ИРС. Голоса. Слишком много новых переменных.

— Вы … внутри меня, внутри моей головы, — выговорила она. — Оба.

— “Я … я не понимаю как это? Почему? Что произошло?”

— Я не знаю! НЕ ЗНАЮ БЛЯТЬ! Всё должно было получиться! Мы блять поймали его!

— “Могу предположить что Искажения каким то образом использовало излучение установки в свою сторону. И сбежало! Ekelhaft!”

— “И что нам сейчас делать? Мы вообще сможем вернутся в свои тела?”

— “Крайне маловероятно, я даже не уверен, что мы wirklich существуем, а не являемся лишь эхом наших сознаний.”

— Заткнитесь! Дайте подумать хоть секунду! Сейчас мы...вы...короче тело одно. Работаем с чем есть.

Она направилась к стене кратера.

— Надо выжить, связаться с КУИР. Они нам помогут. Должны. А после будем думать как снова поймать того ублюдка.

— “Очень надеюсь. Не хотелось бы навечно остаться в вашем скудном разуме.”

— “Воспоминания .почему я помню всё это? Вы…вы уже встречались с этим Искажением, да?”

Мелкая фигура на фоне дождя карабкалась по склонам чёрного кратера. Ветер скользнул по краю кратера, звеня в трещинах расплавленного стекла. Где-то вдалеке потрескивали остывающие куски металла.

Она осталась одна.

Среди черного кратера, под искрящимся бензиновым небом, в теле, где теперь обитали трое. Без команды. Без чётких инструкций. Без понимания, куда идти и что делать дальше. Всё, что они планировали, завершилось провалом. Всё, на что они надеялись, разбилось в дребезги. Установка не сработала — или сработала не так как они ждали. Искажение пережило попытку захвата. Никто не знал, где теперь то, что вырвалось. Ни как это остановить, ни что будет дальше.

Слишком много непредсказуемых факторов. Слишком много новых переменных. Слишком мало времени, слишком мало людей, способных ещё что-то изменить.

Все расчёты обнулились. Всё, что казалось контролируемым, вышло за пределы понимания.

Остался лишь факт – угроза никуда не исчезла.

Нечто пожирает время.