Истории и легенды

Ступай к высоко возросшим деревьям –

И пред одним из них, прекрасным,

Возросшим высоко и могучим,

Скажи такие слова:

Здраво да будешь! О, доброе древо живое,

Созданное Творцом!

Во время оно, когда Творение было юным,

Наполняли землю гигантские деревья,

Чьи ветви реяли среди туч,

И в них обитали Древние Отцы наши,

Те, что ходили пред ангелами –

И жили священным Законом.

В тени от ветвей их все люди жили в мире,

И мудрость, и знания принадлежали им,

И откровение Света Нескончаемого.

Сквозь леса их текла Река Вечная,

А в средоточии оных стояло Древо Жизни –

И не было оно сокрыто от них.

Они питались со стола Матери Земной –

И спали на руках Отца Небесного,

И вечен был завет их с Законом священным.

В те времена деревья были братьями людей –

И долог был их век земной,

Так долог, как Река Вечная,

Что течёт непрестанно

Из Ключей Незнаемых.

Ныне пустыня покрыла землю жгучим песком,

И обратились деревья гигантские в прах и пепел,

А река широкая в заводь тинистую.

Ибо разорван был сынами людскими

Священный завет с Творцом,

И изгнаны были они из дома древесного.

Ныне стезя, ведущая к Древу Жизни,

Сокрыта от глаз людских,

И печаль полнит пустое небо,

Где некогда реяли высокие ветви.

Ныне в эту пустыню жгучую

Явились Дети Света,

Дабы трудиться в Саду Братства.

Семя их, посеянное в голую землю,

Обратится в могучий лес,

И деревья умножатся –

И станут раскидывать зелёные крылья,

Пока не покроют всю Землю вновь.

И вся Земля станет садом –

И покроется деревами высокими.

В этот день запоют Дети Света песнь новую:

Брат мой, дерево!

Да не скроюсь я от тебя,

Да разделю с тобой дыхание Жизни,

Данное нам нашей Матерью Земною!

Прекрасней ковра узорчатого,

Вытканного лучшим мастером,

Покров зелёной листвы под моими босыми ногами.

Величавей полога шёлкового

Над богатым купцом –

Полог ветвей над моей головой,

Сквозь которые светят мне яркие звезды.

Ветерок в листве кипариса

Звучит, словно хоры ангелов.

И грубый дуб, и царственный кедр –

Суть послания о Жизни Вечной от Матери Земной

К Отцу Небесному.

К деревам высоким возношу молитву мою:

И ветви их, достигая неба,

Донесут до Отца Небесного голос мой.

Для каждого чада надлежит насадить тебе древо,

Дабы лоно Матери Земной

Рождало жизнь,

Как рождает жизнь лоно женщины.

Тот же, кто губит дерево,

Сам отсекает члены свои.

Так запоют Дети Света,

Когда снова станет садом Земля:

Священное Древо, дивный дар Закона!

Величие твое соединяет всех,

Кто скитался вдали от ЕСЬтиного дома своего,

Который есть Сад Братства.

Все люди вновь обратятся в братьев

Под раскидистыми ветвями твоими.

Как Отец Небесный возлюбил всех детей Своих,

Так и мы возлюбим и взлелеем деревья,

Что растут в Земле нашей,

Так и мы будем пестовать их и хранить,

Чтобы стали они крепкими и высокими –

И наполнили Землю заново красою своей.

Ибо деревья суть братья наши,

И как братья –

Станем мы оберегать и любить друг друга.

ЕВАНГЕЛИЕ МИРА ОТ ЕССЕВ (ЕСЬ-ти-ну сеющих)

Раздался последний натужный скрип старого механизма, и Руфус Авелли грузно осел на стул, вытирая со лба пот рукавом промасленной куртки.

Ему было уже 73 года – целых 73 года! Из них, две трети своей жизни Руфус провел отнюдь не на Земле, а за ее пределами – он исследовал сатурианские кольца, юпитерские штормы, венерианские кратеры с диковинными созданиями, которые притаились на самом дне и были готовые растерзать тебя ради капли твоей крови. Даже меркуриевы моря не остались обделены его вниманием. Руфус Авелли считался одним из старейших и самых опытных космобиологов-исследователей, а его труды изучали в школах и институтах. При упоминании его имени, люди восхищенно вздыхали и говорили: «Ого, это тот самый Авелли, который обнаружил новый вид сатурианской щипохвостой мечезубки? Тот самый Авелли, именем которого назвали институт на Венере? Авелли, который классифицировал все 738 видов растений на Регусе-8?»

Да, это все было про него – про Руфуса Авелли, который на данный момент сидел на неудобном жестком стуле и отдыхал после очередной смены в космопарке развлечений.

Совсем недавно, еще только двадцать лет назад, имя Руфуса Авелли гремело по всей Галактике. За ним закрепилось звание самого бесстрашного и самого настойчивого исследователя космоса, и своим примером он вдохновлял многих молодых космонавтов.

– Космос – это огромный и диковинный мир, полный чудес, – горячо говорил он, выступая перед первокурсниками в Первом Космическом Лицее планеты Земля. – Это вовсе не бездушная черная дыра и не холодное ничто. В каждом миллиметре окружающего нас пространства существует какой-то живой организм – или его часть – и в этом и заключается главное чудо космоса!
– А что, если этот организм враждебно настроен? –выкрикнул кто-то из зала, и послышался негромкий ропот и гул. Но Авелли приготовил ответ и на этот вопрос.
– Ничто в космосе не враждебно по отношению к нам, людям, – парировал он. – Есть организмы с обостренными до предела рецепторами, которые любой другой организм воспринимают, как опасность, и моментально адаптируются под нее. Наша задача – не нападать в ответ, а понять и изучить этот организм, а после – оставить его в покое. Человек не покоритель космоса – он такой же его жилец, как и крохотные бактерии, которые сейчас покрывают поверхность нашей кожи!

Зал реагировал на такие его высказывания по-разному. Кто-то смеялся, кто-то долго думал, кто-то не обращал внимания.

Руфус вдруг вспомнил одну из своих лекций, когда в конце к нему подошел совсем еще маленький мальчик и несмело стал напротив него, бледный, со сжатыми кулачками.

– А ты кто такой, малыш? – ласково обратился к нему Руфус, собирая документы и выключая проектор. – Как ты сюда попал?
– Меня провел брат, – мальчик нервно сглотнул, – меня зовут Томас Хоуп, сэр. Я… я восхищаюсь вами! У меня есть все ваши книги, и я считаю… я считаю…

Малыш был готов разреветься от нахлынувших чувств, и Руфус присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом мальчика.

– Эй, – мягко сказал он, – я знаю, что ты чувствуешь.

Томас поднял на ученого глаза, в которых стояли слезы:

– П-п-правда?
– Честное слово. Как-то раз, во время экспедиции на Меркурий, я приступил к исследованию какого-то мелкого озерца – ты читал про эту экспедицию, Томми?
– Да, сэр, – теперь все внимание мальчика было поглощено рассказом его героя, и щеки его раскраснелись от любопытства.
– Вот и славно. Так вот, я думал, что ничего особенного там не найду – так, пара мелких форм амфибий да может несколько десятков водорослей. Но когда я начал разматывать клубок меркурианского щавеля – знаешь, что это такое, Томми?
– Это что-то навроде наших водорослей, только ярко-синих и бархатистых на ощупь!
– Верно. Так вот, разматывая этот клубок, ты ни за что не поверишь, что я там увидел. В самом их центре, было ярко-золотое яйцо, и принадлежало оно знаешь кому?
– Кому? – еле слышно выдохнул Томми.
– Дракону Андромеды. Тому самому редчайшему виду, который когда-то исчез сперва с Марса, а потом и с Блица. И я нашел его, Томас. Я нашел его. Я встретился со своим кумиром и был готов расплакаться, потому что в моих руках была самая хрупкая, самая редчайшая драгоценность, к которой может прикоснуться человек.

И мои знания для тебя, как яйцо Дракона Андромеды – ты встретился с ними лицом к лицу и повел себя мужественно и смело, как истинный ученый. Ты не побоялся прийти на эту лекцию и выслушал все, о чем я говорю, и я считаю, что ты вправе гордиться собой, Томас Хоуп.

При этих словах, Руфус Авелли протянул мальчику руку, и тот крепко сжал ее, а глаза Томми блестели, и в них отражалась тень золотого Дракона, и галактические звезды, и космическая перламутровая пыль, которая оседает на венерианские цветы после рассвета…

– Эй!

Грубый окрик заставил Руфуса вздрогнуть – он и не заметил, как задремал. Руфус выпрямился, и спина болезненно заныла.

– Пол сам себя не вымоет! Опять эти чертовы дети наследили, как будто пришли не в парк развлечений, а в свинарник! – продолжил Бойл, смотритель парка. – Вымоешь пол, уберешь все инструменты, и можешь валить домой. Вот расчет.

Он швырнул под ноги Руфусу замызганный конверт, и старый космонавт аккуратно поднял его, еле дожидаясь момента, когда Бойл грузно утопает к себе. Наконец, шаги стихли, и Руфус дрожащими пальцами открыл конверт. Ему на ладонь с жалобным звоном выкатился десяток монет.

– Бывало и лучше, – с грустной улыбкой сказал Руфус, катая по ладони серебряные прохладные кругляши. – Но бывало и хуже. Это ничего.

Не спеша, он принялся за работу: вымыл пол в коридоре и помещении аттракциона, убрал по местам все псевдопушки, поставил на зарядку антигравитационную машину, вымыл и продезинфицировал костюмы. Затем переоделся в простые синие джинсы с потертыми коленями, линялую фланелевую рубашку и направился домой.

Руфус снимал простенькую однокомнатную квартиру – на большее у него просто не хватало денег. В единственном на всю квартиру шкафу теснились книги с его именем на корешках, в то время, как их автор питался дешевым синтетиком – это ли не ирония!

Войдя в квартиру, Руфус тут же наклонился и подставил ладонь, под которую моментально нырнула большая лобастая голова седой овчарки с умными глазами. Руфус завел Базза ровно десять лет назад и ни разу не пожалел о своем решении завести земную собаку вместо диковинных инопланетных питомцев. Базз послушно терпел отсутствие хозяина на работе, никогда не портил мебель и не докучал соседям лаем. Он был идеальным питомцем и отличным другом, который помогал Руфусу пережить угнетающую монотонность и тяжесть работы.

Когда ни один уголок космоса более не остался обделен вниманием ученых и астронавтов, командование мягко намекнуло Руфусу, что ему стоит выходить на пенсию – дескать, его заслуги и так неоспоримо велики, и пора уступать дорогу молодым. Взамен, Руфусу предложили должность лектора в одном из венерианских университетов, но не предупредили, что университет ликвидируют спустя пять лет и, вместе с этим, распустят весь состав преподавателей.

Таким образом, Руфус несколько лет был вынужден жить на свои скудные накопления, и помощи ему ждать было неоткуда – он никогда не был женат и детей у него не было. Правительство Земли, хоть и признавало его заслуги, но не собиралось бесплатно кормить и содержать Первого исследователя космоса – зато они с радостью поставили его на учет в Центр занятости вне очереди, обеспечив его «первоклассной и легкой работой, идеально подходящей для его возраста».

Погрузившись в свои мысли, Руфус нехотя вынырнул из воспоминаний, услышав еле слышный звонок микроволновой печи. Квартира была настолько старой, что в ней до сих пор сохранились такие приборы, как СВЧ-печи, хотя вся Земля уже перешла на индукционные самонагреватели.

Он нехотя поднялся и прошел в тесную кухню; следом за ним семенил Базз. Достав из печи еду, он поставил ее на стол остывать, а сам, тем временем, наполнил миску Базза особыми питательными консервами – на собаку Руфус Авелли никогда не жалел денег.

– Приятного аппетита, – улыбнувшись, сказал ученый псу и потрепал его по голове. – Перед сном посмотрим с тобой «Бескрайний север» – там новый выпуск про Сатурн. Здорово, да? Идут точь-в-точь по моим следам.

Базз тихонько тявкнул. Он не понимал, что говорит ему хозяин, но чувствовал его печаль, а значит, это расстраивало и Базза. Он не любил, когда его человек грустил.

Вдруг тишину квартиры разрезал механический голос, который сказал:

– К вам посетитель. Мужчина.

Базз оторвался от миски с едой и тихонько зарычал. Руфус положил ему руку на голову и сказал:

– Ну тише, дружок. Наверняка, ошиблись дверью. Никто не заходил ко мне уже много лет.
– К вам посетитель. Мужчина. Он ищет Руфуса Авелли.

Руфус нахмурился. Кому он мог понадобиться?

– К вам посетитель. Мужчина.
– Иду я, иду!

Космонавт не без труда поднялся и подошел к двери, которую без колебаний открыл. А чего ему было бояться? Воровать у него нечего, а убивать его бессмысленно – он уже давно никому не нужен…

– Руфус Авелли?

В квартиру неуверенно шагнул высокий рослый мужчина в шляпе, одетый по последней моде. Костюм казался сделанным в 21 веке, хотя Руфус понимал, что это была всего лишь дань давным-давно ушедшей моде. Лицо мужчины, свежее и решительное, казалось ему смутно знакомым, но Руфус, хоть убей, не мог вспомнить его.

– Я вас знаю? – вежливо спросил Руфус.

Не отвечая, мужчина молча оглядел квартиру и самого ученого. Он увидел потрепанные обои, растрескавшуюся мебель, клочья пыли в углах, запавшие щеки Руфуса и болезненную худобу собаки. А потом он перевел взгляд на шкаф, в котором тусклым золотом блестели коронованные корешки книг, и расплакался.

– Я Томми, мистер Авелли, – сказал этот большой мужчина сквозь слезы, и Руфусу вдруг, как тогда, захотелось присесть на корточки и утешить его, – Я Томас Хоуп, и я приехал забрать вас.
– Но куда? – Руфусу казалось, что его жестоко разыгрывают, но Томас покачал головой.
– Вы все узнаете. В место, где вы нужны – и которое нужно вам.

Во время перелета, Руфус дремал, а у его ног спал Базз. Руфус почти не брал с собой багажа, но настоял на том, чтобы забрать с собой книги. «Они – часть меня», просто сказал он, и Томас не стал спорить.

Наконец, небольшой корабль с тихим шипением опустился на землю, и Руфус выбрался из него чтобы увидеть…

– Венерианские лианы! Большой плутониевый папоротник! Это что, рай?
– Не совсем так, мистер Авелли, – с улыбкой отвечал Томас, наблюдая, как Базз пытается словить севшую ему на нос стрекозу Крегга.– Это заповедник – заповедник самых редких видов животных и растений, которых открыли именно вы.

Посмотрите вокруг – видите, в какой гармонии существуют все присутствующие здесь виды? Как смело синеротый горлан садится на листья папоротника? Какой нежный цвет у лепестков эвклитовой геоцинии?

С того самого момента, с нашей первой встречи, я понял, что тоже хочу оставить свой след в истории – тоже хочу внести вклад в понимание нашей и других планет, в изучение космоса, в сохранение всех тех видов, которым грозит истребление от руки человека. К счастью, мои родители – довольно обеспеченные люди, которые поддержали мою идею о заповеднике, но настояли, чтобы я прошел все необходимые курсы и доказал, что обладаю теми знаниями, которые необходимы для создания подобной резервации. И я доказал им! С отличием закончил бизнес-школу, стал магистром Университета Марса по специальности флоры и фауны нашей Солнечной Системы – а вы знаете, какие там суровые преподаватели! И все это время, все годы, я искал вас!

– Вы искали меня? – Руфус был совершенно обескуражен.
– Кто, как не вы, Первый исследователь, достойный стоять во главе такой резервации? Кто лучше вас разбирается в том, как должна взаимодействовать такая сложная экосистема? Но годы шли, а я все не мог выйти на ваш след, и мне приходилось разбираться самому… Я искал и привозил редкие виды, которым грозило вымирание, создавал условия для их размножения, увеличивал популяции и способствовал тому, чтобы однажды вернуть в естественную среду все эти прекрасные организмы. А потом я нашел вас и узнал, чем вы занимаетесь.

Томас и Руфус подошли к небольшому дому, который стоял у самого берега озера. В озере то и дело плескалась рыба, а на поверхности воды лежали огромные плоские листья закатной лилии с Плутона.

– И тогда я понял, мистер Авелли. Я понял, что самый редчайший вид, которому грозит вымирание от руки человека, самая большая драгоценность этого мира – вы, сэр.

Я не мог допустить, чтобы вы продолжали работать в космопарке. Поэтому я привез вас сюда и предлагаю работу смотрителя резервации. Я хорошо плачу и обеспечу вас всем необходимым. Я организую лекции, чтобы вы давали пример детям, как когда-то дали пример и цель всей жизни мне самому. Я не допущу вымирания таланта среди человечества, сэр. Ни за что на свете.

И Руфус Авелли, космобиолог 73 лет рот роду, заплакал, и в слезах его отражались и тень золотого Дракона, и галактические звезды, и космическая перламутровая пыль, которая оседает на венерианские цветы после рассвета...