Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 103 поста 38 745 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

112

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
30

На станции без перемен (часть 1)

В метеорологии Сергей Иноземцев разбирался, как тот кирпич из анекдота: если он мокрый, значит, идёт дождь, если горячий – значит, лето, если обосранный – значит, рядом кто-то опять подкармливает голубей. Но когда умерла мать и оставила несколько миллионов долгов, о которых он знать не знал (потому что деньги были на «безопасном счете»), пришлось срочно искать варианты. Предлагали много сомнительных схем, но Серёга – парень тревожный и подозрительный, поэтому по левым номерам с обещанием заработка в 10 тысяч в день звонить не стал. Именно тогда увидел объявление, что ищут человека на труднодоступную метеорологическую станцию где-то на Дальнем Востоке. С географией было плохо, и что там было, кроме Сахалина и Камчатки, он представления не имел. Для него за Уралом вообще была одна сплошная Сибирь, куда ссыльных отправляли и где был лесоповал. А какая она там, ближняя или дальняя – разницы не было. Но обещание зарплаты в 150 тысяч плюс покрытие расходов на питание сделали своё дело: Иноземцев прошел трехмесячные курсы и в конце весны полетел на другой конец страны.

Сергей усмехнулся... Каким наивным дураком он тогда был! Он думал об этом постоянно, когда не приходилось думать о сохранении своей шкуры. И вот снова с улицы послышался вой: дикари знали, что нужно лишь ещё немного подождать, и он сдохнет сам. Для них это было плохо, значит, скоро они всё же придут за ним. Он прикрыл глаза, надавил на них большим и указательным пальцами правой руки. Сколько раз он вот так закрывал их в надежде, что сейчас откроет и окажется, что всё это приснилось.

Левая рука уже совсем плохо двигалась, ладонь распухла так, что он даже не пытался снять куртку, боялся, что не сможет натянуть её снова. Да и еды осталось совсем немного, всего-то горсть сухарей и пара банок сайры, которые он нашёл в одном из недоразобранных ящиков. Как же он ненавидел суп из сайры, который варила мать! Мама... Скоро мы встретимся, думал он. Но пока ещё он жил и знал, что дикари его не тронут какое-то время.

Он продолжал вспоминать и записывал свои воспоминания. После него сюда наверняка отправят ещё одного дурачка! Пусть хоть он знает, что делать, когда они придут.

В Магадане по прилету он явился к местному начальнику метеорологической службы, который ему объяснил основные нюансы и сказал найти кота, мол, на станции мыши. Взрослого рыжего котище нашел в тот же вечер, купил ему корма, игрушек всяких, назвал Антохой. Он тогда ещё подумал, что это странно, что в таком месте нет кота. Но решил, что, возможно, кот был стар и сдох, а может быть, на станции никто не жил некоторое время, поэтому животных тоже не было.

Следующим утром его ждал катер, который по реке должен был доставить к месту назначения. Оказалось, что идти на катере нужно было далеко, дорога заняла больше половины дня. С ним на станцию ехал мужик лет пятидесяти, Антон Палыч (как Чехов прям; ещё и коту пришлось срочно новое имя придумывать, но это громко сказано – придумывать, потому что без затей стал звать его Рыжим). Сергей поначалу было решил, что именно с Палычем они вместе будут работать. На станции раньше служила целая группа в пять человек, но, как сказал тот самый начальник службы, технологии позволили сократить штат до двух: начальника станции и метеоролога. Вот Сергея на место начальника и назначили, а Палыча, видимо, вторым. Это потом он понял, что эти технологии в своих головах придумали какие-то «эффективные менеджеры», которые решили заменить один прибор на более современный и под этим предлогом порезать штат. Работы там по-прежнему было на пятерых. Отсюда и зарплата стала понятна: подняли за счёт сокращения штата.

Чехов вез с собой пса Шустрого, среднего размера, длинноногого, с лохматой чёрной шерстью. С котом они вызвали взаимную антипатию, и Рыжего пришлось закрыть в сумке на верхней полке.

Палыч вел себя по-хозяйски, как человек опытный и бывалый, но как будто нервничал. Сергей хотел было поспрашивать его на предмет реальной жизни на станции, но тот бросил свою сумку, отвернулся к стене на полке в каюте и уснул. Или сделал вид, что уснул. Сергей тогда подумал было, что Палыч – порядочная свинья, раз не захотел даже познакомиться. Позже убедился, что был прав.

Приехали почти к вечеру. Сам дом, где предстояло жить, а также хозпостройки находились на возвышении, поэтому кучу привезенных вещей, каких-то ящиков, досок и прочего пришлось до темна таскать своими силами с Палычем вдвоём: катер отчалил в тот момент, когда земли коснулся последний ящик. Водитель катера, или хрен знает, как он называется, слишком сильно торопился…

«Оно и понятно», — хмыкнул про себя Сергей. Снова выглянул в окно снизу, никого не увидел, но знал, что они там и ждут его. Интересно, его найдут хотя бы по весне? Или раньше обнаружат, что не выходит на связь, и приедут? Найдут ли вообще хоть какие-то кости? Он слабо успел узнать округу, но никакого подобия кладбища или останков крупных животных ему не встречалось.

С Палычем работать оказалось тяжело. Сергей прошел лишь теоретические курсы, пару раз трогал приборы руками, но работа на станции оказалась гораздо сложнее, а Антон не хотел объяснять, вдаваться в подробности. Сергей отметил, что Палыч реально считал дни, когда его заберут. Каждый вечер он в календарике обводил кружочком прошедшее число. Иноземцев почему-то был уверен, что на смену Чехову приедет его постоянный напарник, с которым они будут жить на станции как минимум до следующей весны, а если всё пойдет нормально, то и дольше, и тот будет не в пример дружелюбнее Антона. И сейчас стало понятно, что с его стороны это было непростительное легкомыслие.

– Ты не рассчитывай, я с тобой только на месяц. – сказал Палыч на следующий день после приезда. – Потом сменщика пришлют. Покажу тебе основное, дальше сам разберешься. Недолго, небось, поработать придется.

– Почему же недолго? – удивился Сергей. – Я на год контракт подписал.

Сергею казалось, что он просто чем-то Палычу не понравился. Потом понял: Антон не мог не знать, что на станции пропадают люди, но ничего ему, Сергею, об этом не сказал. Скотина. Он уехал через три недели, ничего опять же не сказав и не предупредив. Просто, когда прибыл катер с новой партией грузов, пока Серега тащил наверх очередной ящик, Антон прыгнул в каюту со своей сумкой, которую, сука, втихаря заранее собрал. Катер ушел так же быстро, как и в первый раз. Палыч уплыл, и Сергей остался на станции один. Он не сразу это понял, только через пару часов, когда заметил, что Палыч собрал свои пожитки, но оставил постель, видимо, чтоб Серега не сразу догадался. Так и получилось. При этом Чехов оказался непорядочным не только по отношению к Сергею, которому он вроде бы ничем и не был должен, если опустить нормы морали и вежливости. Палыч бросил на станции Шустрого, а пёс, как видно, был к нему привязан и заметно скучал.

Твари появились впервые в ночь на двадцать первое июня. Серега долго думал, почему именно тогда, но так и не понял. Единственным объяснением была самая короткая ночь в году. После тяжелого дня, когда в одиночку пришлось обходить все приборы и фиксировать данные, чтобы передать центру, он лег спать ещё засветло. Проснулся от того, что Шустрый громко заскулил и залез под стол, а кот выгнул спину и зашипел. Оба смотрели на дверь. Серега скинул с себя теплого кота, подошел к двери, но открывать не стал, прислушался. Мало ли, вдруг зверь какой пожаловал. Признаться, ему и без того было страшно ночевать одному, а тут ещё и это. На улице было темно.

Уже неделю стояла жара, и основная толстая дверь в дом была всегда открыта, Сергей закрывал только дощатую дверь с веранды на улицу, и то на шпингалет, который наверняка помнил ещё Брежнева, хотя имелась и более серьёзная задвижка. От кого, собственно, закрываться? Зверь не проберется, а людям здесь неоткуда взяться.

Вот за этой тонкой дверью кто-то стоял. У Сереги волосы на затылке поднялись, ладони вспотели – высоко, на уровне своего лица в ночной тишине он отчетливо слышал дыхание... На несколько сотен километров вокруг никого не было. Не должно было быть. Присутствие ощущалось ещё и по тени, которая падала сквозь щели между дверью и притвором – ярко светила луна. Это мог быть медведь или лось… За дверью стоял человек. Сергей замер, его колотило. Гость молча постоял, спустился по ступенькам на камни и, судя по звуку шагов, ушел в лес.

Серега ещё долго стоял, не шевелясь, ноги онемели, руки не поднимались. Страх обездвижил, но в то же время внутри шевелилось липкое чувство стыда за свою трусость. Он вернулся в дом, решив достать ружье. Крепко закрыл толстую зимнюю дверь. Замешкался. Ружье, старая охотничья двустволка, лежало заряженным в сейфе на случай, если к жилью выйдет дикий зверь. Новые патроны нужно было готовить, а Сергей этого не умел. Как-то попросил Антона показать, но тот отмахнулся, некогда, мол. Но даже если бы Сергей и мог сам это сделать, нужно было включить свет, но что, если этот неизвестный где-то рядом?

И вообще, откуда здесь человек?! Ладно бы волк, медведь или даже росомаха, но в такой глухой тайге человек? Ни туристов, ни охотников здесь быть не может – слишком далеко от населенных пунктов. Даже если охотник, почему не постучал? Почему ушел молча, ведь он его слышал?!

Сергей достал ружье, сел у стены, и так всю ночь и просидел. Вышел из дома, только когда солнце взошло достаточно высоко. И только потому, что хотел связаться с центром, но связи не было. Уже несколько дней не работал интернет. На доме висела тарелка, обычно сеть позволяла загружать тексты с отчетами в базу и смотреть тексты в соцсетях, но картинки и видео не проходили. Сейчас Сергей остался и без этого средства связи с миром. У него было устойчивое ощущение, что ему перерезали пуповину, связующую с прежней жизнью среднестатистического россиянина.

Утром он уснуть не смог, хотя пытался. Ночной испуг прошел, Сергей даже начал ругать себя за трусость и убеждать, что это мог быть охотник, который не хотел пугать ночью... Но внутреннее напряжение не отпускало.

Нужно было срочно наладить связь с центром. После завтрака и выполнения ежедневных рутинных задач он залез на крышу, к спутниковой тарелке, и там обнаружил обрыв провода. Полдня потратил на ремонт, дважды чуть не свалился с крыши, испугавшись резких звуков в лесу.

К ночи связь появилась. В очередном отчете Сергей сделал приписку: «Около полуночи к станции вышел человек, через несколько минут ушел. Сообщите, не пропадали ли охотники в тайге в течение последнего месяца».

Ответа ни в тот же день, ни в последующие не поступило. Отчеты уходили исправно дважды в сутки, но раньше хотя бы какую-то информацию присылали в ответ. Здесь же – тишина.

Через несколько дней Сергей совсем почти успокоился. Ночных гостей больше не наблюдалось, рутина продолжала поглощать. Серёга уговаривал себя, что за это одиночество он неплохо заработает. Но, пожалуй, через год контракт продлевать не будет.

В один из дней погода выдалась удивительно приятной: летний зной отступил, облака барашками лениво ползли по небу, дул легкий ветерок. Ежедневный труд на протяжении нескольких недель без выходных вымотал. Иноземцев чувствовал усталость и раздражение. Хотелось взять топор и разбить эти дурацкие приборы! Каждый день одно и то же... И ответа от центра всё нет. Он знал, что за раздражением прячется страх, но не признавался в этом себе.

Уже начало казаться, что про него забыли, и он останется здесь навсегда. Сергей в свободное время изучал старые советские карты, думал, что делать, если в течение месяца не будет никаких новостей. Идея идти пешком вдоль реки, как шли на катере, только в обратную сторону, не казалась уже безумной. Всего каких-то пара-тройка сотен километров! Хорошенько собраться, подготовиться, и можно идти.

Поэтому в один из теплых, без изматывающей жары, дней Сергей решил устроить себе выходной. Он уже хорошо разбирался в показателях, которые передавал, и знал, что такая погода продлится до середины следующей недели. Можно сходить в разведку, обойти хотя бы округу дальше привычного периметра, прежде чем пускаться в дальний и опасный путь.

После завтрака взял куртку, карту, компас и немного еды и вместе с Шустрым отправился в сторону от реки. Идти было тяжело: дикая тайга почти непроходима, сплошной бурелом. Несколько раз он подворачивал левую ногу, щиколотка болела. Ноги утопали во мху. Один раз напоролся ладонью на гнилой сучок, пропоров кожу между пальцами. Ещё через пару часов желание плюнуть и вернуться почти совсем возобладало над всеми остальными, но вскоре он набрел на звериную тропу и идти стало легче. Чтобы не думать о неприятном, вспоминал счастливое студенчество – время широких надежд и слабой ответственности.

За этими мыслями почти не заметил, как резко наступил вечер. В сгустившихся сумерках Сергей нашел огромную валежину, присел отдохнуть. Закрыл глаза. Шустрый устроился у ног, положил голову на лапы. Нужно решить, что делать дальше. Посмотрел на часы. Он шёл около семи часов, и вероятно, зашёл слишком далеко. Возвращаться прямо сейчас? Нереально, в темноте легко сбиться с пути и вообще не найти выход из этой чёртовой тайги. Ещё и рука ноет… Голова гудела. Рана на ладони была небольшой, кровь почти сразу перестала течь, но сжимать ладонь было больно. Он порылся в карманах куртки, но ничего подходящего не нашёл. Аптечку или хотя бы какие-то примитивные лекарства типа пластыря и обезболивающего он не взял.

– Идиот, – выругался громко вслух.

В кустах позади что-то хрустнуло и зашелестело. Обернувшись, Сергей увидел, что от него убегает какое-то животное. Крупное и высокое. Оно отбежало за деревья и, видимо, остановилось, видно его не было, но звуки стихли. Сергей резко встал… и упал на бок. Левая ступня съехала со скользкой гнилушки и в третий раз подвернулась: щиколотку охватило огнём, не наступить. Он застонал, снова выругался, схватился за ногу. Попытался встать – не вышло. Опираясь на здоровую ногу и цепляясь за гнилые сучья руками, забрался на валежину. Посмотрел в сторону, куда убежало животное, и увидел его… По шее сзади побежали холодные муравьи. Съеденный на привале хлеб встал в горле.

Метрах в десяти за деревом прятался человек. Он втягивал голову в плечи, накрытые какой-то шкурой, пытаясь скрыться, но дерево было молодым, и человека было явно видно за стволом.

Первое, что Сергей понял, это то, что человек не был ни охотником, ни потерявшимся туристом. Он походил на… лешего. Был одет в мохнатую шерстяную хламиду. Волосы торчали сосульками, полуседую бороду будто и не стригли никогда.

– Ты, это… – начал Сергей. – Ты кто?

Он знал, что ответ вряд ли получит, но сейчас он, во-первых, слабо отдавал себе отчёт в действиях, а во-вторых, хотел хоть как-то наладить связь с незнакомцем, потому что иначе вообще было непонятно, чего от него ожидать.

Мохнач пригнулся, медленно двинулся назад в кусты и скрылся с глаз. Сергея охватила паника. Бежать! Сейчас же бежать назад! Чёртова нога… Он попытался сползти и опереться на больную ногу. Она уже не горела, но сразу стало ясно, что идти никуда не получится. Сердце колотилось.

«Этот дикарь найдёт меня и сожрёт», – думал Сергей, судорожно пытаясь понять, как же быть дальше. Стадия отрицания не позволяла поверить, что его жизнь закончится так бесславно: это только в книжках про такое пишут, исторических или приключениях… Точно, этого же съели, как его… Кука! А в его мире интернета и электросамокатов такого не бывает, чтобы кто-то съел человека. Ну это если не считать каких-нибудь маньяков-каннибалов… Мысль про Кука потянула за собой другую, ещё хуже. Того сожрало племя дикарей. Этот, судя по виду, тоже дикарь. А значит, он не один.

Идти было страшно и больно. Нога безбожно ныла, но ладонь вроде приутихла, если ей не шевелить. Оставаться было ещё страшнее. Сначала он подумал залезть на дерево, но это оказалось почти невозможно – больные конечности не позволяли забраться выше двух метров. Кроме того, дикари могли уметь успешно лазить по деревьям.

Поэтому пришлось развернуться и ковылять обратно, внимательно глядя по сторонам. Вскоре он нашёл кривую сухую ветку, которая вполне сгодилась в качестве посоха – при опоре она звенела, но не ломалась. Пару раз ему казалось, что он видел дикаря, но хотелось верить, что это только «показалось», ведь солнце очень быстро скрылось, и идти, а точнее, продираться сквозь тайгу, пришлось в темноте. Облака всё так же лениво тянулись по небу и почти не пропускали лунный свет.

Где-то после полуночи идти стало совсем невозможно. Шустрый убежал куда-то вперед, глаза совсем ничего не видели, а доставать фонарик он побоялся, тогда Сергей нашел раскидистую ель, забрался под неё и моментально глубоко уснул. Шорохи ночной тайги не могли его разбудить. Пройди рядом хоть зверь, хоть человек, Сергей бы не услышал, слишком сильна была усталость, сильнее страха.

А человек рядом был. Дикарь потерял хромого из виду, но увидел пса, как тот забирается под дерево. Он не стал трогать человека, ведь его охраняло это странное животное, похожее на волка. Этих животных предки считали священными и запрещали убивать и есть. Нужно было вернуться домой и сообщить о находке.

Мысли в голове дикаря не были такими четкими и плавными, они даже не были образами. Это были какие-то осколки настоящего разума, связанные эмоциями и чувствами долженствования, страха, радости. Он действовал почти на инстинктах.

Несколько поколений, возникших в результате тесного кровосмешения и подвергавшихся влиянию нескольких вирусов, передающихся через животных, грызунов, птиц и насекомых, свели практически на нет достижения эволюции и культуры. Нынешняя молодежь знала историю рода, но она не имела для них почти никакого смысла. Много снегов назад, когда люди поклонялись большой шкуре цвета клюквы и триединому богу Ленину-Марксу-Энгельсу, их праотцы и праматери отправились в леса искать черную кровь земли для больших железных лосей. Их волшебные коробочки перестали работать, два праотца приняли муки и погибли, остальные же остались в лесу и стали жить. Своим детям они завещали не оставаться на одном месте, а двигаться на полдень. С тех времён снега приходили очень много раз, а семья переезжала на другое место раз в несколько снегов.

С тех пор, как семья пришла в этот лес и им встретился первый безбородый, стало хорошей традицией при проведении обряда взросления детей племени угощаться чужаками. У них был особый запах, мясо нежное, а у некоторых - жирное, сытное, такое, что при жарке над очагом жир капал в огонь и шипел. А ещё их легко было поймать, потому что почти все они очень плохо бегали и совсем не знали леса.

Надо сказать, что такие обряды проводились нечасто, семья стала совсем небольшой. А в последний раз и вовсе пришлось обойтись без такого угощения и есть обычную медвежатину, потому что у большого дома на берегу не было жизни. Умершие предки негодовали, посылали на семью болезни и требовали новую безбородую голову. Поэтому, когда они увидели на реке другой большой дом, плывущий против течения, в семье была радость.

Сергей проснулся, когда солнце уже было высоко. Рядом с ним свернулся калачиком Шустрый, грел ему бок. Он аккуратно выполз из-под ветки, посмотрел по сторонам, прислушался. Пошевелил руками и ногами, они почти не болели, но когда встал, то мышцами почувствовал, сколько прошел накануне.

Страх притупился, но не ушел совсем, хотя сейчас, при свете дня, ему было стыдно вспоминать свою вчерашнюю панику. Не по-мужски это как-то – истерить, как баба.

Направление он выбрал вчера не совсем верное, поэтому возвращался не прямо к станции, а под углом в сторону от неё. Поэтому, когда вышел к реке, оказалось сложно определить, в какую сторону идти, вниз по течению или вверх. Решил идти вниз, но Шустрый повернул вверх, и он пошёл за ним. Спустя ещё несколько часов он открыл дверь дома и едва сдерживался, чтобы не начать целовать и дверь, за которой можно было спрятаться, и пса, выбравшего верное направление, и кота, развалившегося на его подушке, – просто так, за то, что дождался. За стенами он чувствовал себя куда безопаснее.

Первым делом проверил связь: сообщения по-прежнему уходили, но не приходили. Вместо отчета по приборам отправил текст с требованием срочно его отсюда забрать. Потом нашел аптечку, обработал рану на руке, ладонь как будто припухла. Эластичным бинтом зафиксировал щиколотку.

Отдохнув, Сергей решил подкрепиться. Подошел к шкафу, открыл... И попятился. Шкаф был наполовину пуст. На полке остались лишь крошки по окружности баночных донышек. Не было чая, консервов, сахара и соли. То есть почти ничего, остались только приправы, но они были плохим обедом.

Сергей лизнул палец, провел по крошкам, сунул в рот... Сахар и, кажется, крахмал. Он в панике начал открывать остальные шкафы, думал, может, сам всё переставил, переложил куда-нибудь, но муки, макарон, круп и консервных банок тоже не было.

В голове звенело. Может, он тут в одиночестве начал кукухой съезжать? Может, он эти продукты уже давно съел? Как сходят с ума? С чего это начинается? Кажется, в сумасшествие поверить было проще, чем в то, что твари здесь были и вынесли припасы.

На улице раздался какой-то шорох, он резко сел, пригнулся. Увидел, что дверь приоткрыта, ноги подкосились, он сел на пол. Кот спрыгнул со стола и выскочил в дверную щель.

– Стой, твою мать! – крикнул Сергей и кинулся было за ним, но увидел лишь, как рыжий комок, убегавший в лес, внезапно отлетел в сторону и остался пригвожден к стене хозпостройки. Кот не кричал, Сергей не слышал ни звука, только видел, как дрожали перья на конце стрелы, а лохматый загребал лапами и через несколько секунд затих... Сергей захлопнул дверь, закрыл на замок. Попятился назад, зайдя в дом, захлопнул вторую. Случившееся не укладывалось в голове.

Продолжение следует...

Показать полностью
65

В надёжных руках. Часть 1

В надёжных руках. Часть 1

Марк, менеджер по продажам, чуть отвёл телефонную трубку от уха – на другом конце провода орали так, что дребезжали барабанные перепонки.

— Изви… — пытался он вклиниться в вопли собеседника.

Потенциальный клиент, с которым вчера согласовали время повторного звонка, почему-то впал в крайнее раздражение, назвал Марка дармоедом и в данный момент перечислял все синонимы слову «надоел», из которых не все были приличными.

Ему удалось наконец пробормотать свои извинения и положить трубку. Олег, старший менеджер, кинул на него откровенно насмешливый взгляд и уткнулся в смартфон. До конца рабочего дня было ещё полтора часа, но Олегу многое сходило с рук – по продажам он был первый.

В кабинет продажников зашла Светочка, офис-менеджер. Никто и никогда её иначе как Светочкой не называл – была она такая голубоглазая, светловолосая, с наивно-детским голоском, от которого таяли все мужчины в конторе. Олег сразу встрепенулся, засиял сальным взглядом, от которого Марка мгновенно затошнило. Светочка принесла коробку с канцелярией и принялась расставлять её в шкафу, причитая умильным голоском:

— Как же достал ремонт, ребята! У меня весь стол в этой дурацкой штукатурке!

В офисе шли отделочные работы, и в коридоре который день отирался невысокий таджик в заляпанной робе. Результатов его деятельности, правда, кроме строительной пыли на всех поверхностях, пока заметно не было.

Светочка пару раз энергично чихнула. Подскочил Олег, вынул из её рук упаковку файлов, которую она пыталась пристроить на верхнюю полку, привстав на носок одной ноги.

— Давай помогу, Светочек, а то ростик-то у тебя игрушечный, – Марк видел, как он притронулся к её пальцам, когда брал файлы.

Марк невольно сжал кулаки. Светочка ему очень нравилась и не только из-за её ангелоподобной внешности, просто помимо уверенности красивой женщины была в ней и особая теплота, и уют. Олег был убежден, что Светочка от него без ума, и Марка бесило самодовольство этого быкообразного дурака.

Зажужжал смартфон – снова незнакомый номер, пятый звонок за полчаса. Звонили наверняка из банка. Несколько месяцев назад он в отчаянной попытке изменить судьбу перешёл по ссылке на букмекерский сайт, словил немалую толику азарта и просадил не только свои скудные накопления, но и кредитные деньги. Долги было отдавать не с чего, и Марк сначала заносил номера в чёрный список, а потом просто поставил телефон в беззвучный режим.

Он запустил пальцы в волосы, взъерошив сальные пряди, и не смог удержать тихого стона досады; в его сторону стрельнула глазами Светочка. Марк по первости пытался ухлёстывать за ней, но делал это так неуклюже, что, кажется, вызвал у неё жалость. Да и честно сказать, сам он девушку прекрасно понимал: зачем ей офисный неудачник, который к тридцати годам нажил только древнюю колымагу с плохо закрашенными проплешинами по всему кузову и полнейшее неумение взаимодействовать с людьми. Его не звали на стихийные офисные попойки, и утренняя болтовня за кофе проходила без его участия. Марка не травили в конторе, просто слишком мало замечали.

Олег небрежно сыпал шуточками, Светочка смеялась заливистым русалочьим смехом. Марк скрипнул зубами – сам он никогда не был так легок в общении с девушками и в разговоре краснел, потел и сжимал влажные кулаки. Смотреть на этих двух было мучительно, и он вышел из офиса во дворик, где достал электронную сигарету. От электронок Марка бил противный режущий кашель, но зато это было единственным способом легально побыть со Светочкой в курилке наедине. Он глотнул ароматный дым, пахнущий малиной, и почувствовал, как накатывает отчаяние. До оплаты арендованной квартиры оставалось меньше недели, а денег на карте не было совсем – последние поступления списались автоматически в пользу банка.

Когда Марк вернулся в офис, около его клавиатуры лежала конфета в золотистой обертке, Олега не было.

— Угощайся, –  проворковала Светочка, укладывая цветные кубарики. – Олег дал. Вкусные.

Ему захотелось запустить конфету в окно.

Домой он возвращался в препоганом настроении. Марк снимал крошечную квартирку без балкона под названием «гостинка» в старом доме, населенном, как ему казалось, одними старухами и алкашами. Когда он поднялся к себе на этаж, увидел в коридоре Анну Семёновну, соседку, и еле удержался, чтобы не поморщиться. Анна Семёновна, невысокая круглая старушка с лицом, сплошь изжеванном морщинами, была единственная в тамбуре, с кем он свел какое-то подобие дружбы. Соседка, поднаторевшая в коммунальных войнах, помогала ему в сварах с жилищными службами, одалживала соль, сахар, и однажды спасла его от агрессивного алкоголика из квартиры справа. Алкаш почему-то слушался старуху и, услышав её возмущенные крики, дал Марку пройти к себе домой. Но как водится, не могло обойтись и без ложки дегтя. К Анне Семёновне в дни пенсионных выплат приходил правнук, Виталик, и уговорами, прибаутками и мольбами вытягивал из бабки деньги. В такие дни соседка подкарауливала Марка и просила у него в долг, который всегда отдавала, но так как правнук наведывался регулярно, Марку она тоже была вечно должна. Старушка явно поджидала его и двинулась ему навстречу с отчаянно-любезным выражением лица.

— Марк, золотце, я тут, голова садовая, жировки два раза оплатила… Денег-то и не осталось! – соседка каждый раз пыталась выдумывать разные причины, по которым оказывалась на мели. Признаваться, что её обирает собственный правнук, было стыдно.

Он покачал головой:

— Анна Семёновна… Извините. Ни копейки сейчас, потратился сильно в этом месяце.

Улыбка начало было сползать с лица старушки, но она тут же овладела собой:

— Да дело молодое, понятно. Ладно, пойду Виталюше позвоню.

Анна Семёновна зашаркала в своих растоптанных тапочках к своей двери, а Марк хоть и понимал, что ни в чем не виноват, почувствовал себя полной сволочью.

Дома он достал из стратегического запаса пачку китайской лапши, бросил брикетик в кипящую воду. Взял телефон, нашел в списке контакт «Мама», посидел с минуту, не решаясь нажать. Наконец бросил телефон на стол, махнув рукой. Все бесполезно. Везде мрак и беспросветность.

***

Мать он видел последний раз двенадцать лет назад, когда уезжал из родной провинции учиться в большой город. И даже тогда она не сказала ему ни слова на прощание.

Почти полжизни Марк думал, что все матери такие, что суть существования мамы – это орать из-за любого промаха, щедро раздавать тумаки и объяснять, почему ты ничтожество и ничего в жизни не достигнешь. Подобное воспитание призвано было сделать из него человека. И когда Марк зашел ненадолго к однокласснику, то для него стало шоком, что его мать ласково взъерошила волосы на затылке сына, сунула ему бутерброд в пластиковой коробочке и напоследок назвала заюшей. Это было чем-то невероятным – такая нежность, простота и легкость в отношениях, и он даже разозлился на одноклассника, что тот кажется, нисколько это не ценил и принимал как должное.

Марк  долго думал и пришел к выводу, что скореё всего, он что-то делает не так, и вечером того же дня попытался обнять маму. Безмерное удивление в её глазах сменилось привычным раздражением, и она оттолкнула его, назвав нюней и слюнтяем.

В тринадцать лет мать перевела его на домашнее обучение, потому что бабушка с её деменцией сдавала все больше, и оставлять её одну дома было опасно. Поначалу это были безобидные чудачества, вроде сложенной в холодильник стопки белья, но потом странности не только начали множиться, но и становиться опасными. Когда бабушка открыла газовую конфорку и поставила на нее электрический пластиковый чайник, мама Марка долго не думала и просто забрала сына из школы.

Никаких скидок на возраст ему не делалось, и он выполнял работу, какую обычно делают опытные сиделки в домах престарелых. Варил бабушке протертые супчики, кормил с ложечки. На его плечи легли и заботы о гигиене – он поддерживал старуху, пока она, тяжело поднимая артритные колени, залезала в ванну. Тер её сухие лопатки мочалкой и старался не смотреть на болтающиеся высохшие мешочки грудей и прижатые друг к друг морщинистые ягодицы. Скоро брезгливость притупилась, и Марк уже уверенными движениями менял бабке памперсы, стриг ногти, расчесывал седые космы.

Когда она стала агрессивной и начала размазывать дерьмо по стене, именно он оттирал следы, а потом застирывал одежду и постельное белье. У бабушки проснулся зверский аппетит, она забывала напрочь, что уже поела, и требовала новые порции еды. Марк коршуном следил за холодильником, потому что мать неистово орала, если ей ничего не доставалось к ужину. Совсем туго стало, когда бабушка сделалась буйной: она открывала окна и кричала на всю улицу, что её морит голодом родной внук. Это слышали и соседи и приходили разбираться к матери Марка. А той почему-то было стыдно признаться, что бабушка просто больна и невменяема, и просто обещала соседям наказать сына. Соседки, бывшие подруги бабушки, плевали ему вслед и кричали гадости, уверенные, что он истязает немощную бабку.

Марк пытался поговорить с матерью о том, чтобы поместить бабушку в специальное заведение, но та возмущенно шипела, что во всякие интернаты своих близких сдают только последние сволочи.

— Ты меня обязательно сдашь, — убежденно трясла она головой, словно птица. – Ты же нелюдь! Родную бабку куда-то сбагрить хочет!

И Марк замолкал, уверенный, что он точно нелюдь, потому что уже несколько раз в его голове проскальзывала мысль, что, возможно, бабушка скоро умрёт. А кто может желать смерти родной бабушке? Только конченый урод.

Однажды мать уехала на несколько дней в другой город, помочь родственнице, у которой родился ребёнок, а муж восстанавливался после автомобильной аварии. И это уже не удивляло его – мать всегда была внимательна и вежлива с другими людьми, её многие любили и уважали. И поэтому когда он пытался рассказать родственникам, как она обходится с ним, никто ему не поверил.

В отсутствие матери бабушка вдруг сделалась необыкновенно тиха и перестала таскать еду из холодильника. Марк, обрадованный неожиданным затишьем и относительной свободой, прилип к компьютеру с играми и просиживал за цифровыми войнами все ночи. И не заметил, что бабка, жившая в соседней комнате, открыла окно, сняла с себя сорочку и легла на кровать совершенно голая. Он обнаружил её утром лежащей на кровати с белым лицом и инеем в бровях, с вытянутыми по швам руками, словно игрушечный солдатик.

После похорон мать перестала с ним разговаривать и так и не проронила ни одного слова до самого его отъезда из родного дома. Все её участие в судьбе Марка ограничилось тем, что она оставляла продукты в холодильнике и позволяла ему приходить в эту квартиру и ночевать в ней. Марк плакал, умолял простить его, стоял на коленях, но мать ни разу не взглянула на него, и её лицо оставалось каменным и безучастным. Именно тогда ему стали приходить в голову странные навязчивые мысли насчет длинной отвертки с толстой ручкой, которая почему-то всегда лежала в ящике с вилками и ложками. Марк представлял, как берет эту отвертку и всаживает матери в глаз. Или со всей силы вгоняет в грудь, или в живот. Он даже спрятал от греха подальше эту отвертку, хотя прекрасно понимал, что под насмешливо-презрительным взглядом матери ничего подобного сделать не сможет.

Когда Марк сообщил, что уезжает в другой город поступать в институт, она никак не отреагировала. Марк поступил в педагогический, на факультет дошкольного образования, куда брали вообще всех. Отучившись, он помыкался в разных местах и осел менеджером по продажам в организации, где единственным светлым пятном была Светочка, офис-менеджер с жемчужно поблескивающими зубками и заразительным смехом. План он не выполнял, на созвонах мялся и путался, продавал меньше всех и шёл скорым шагом к увольнению.

Было глупо думать, что после стольких лет мать вдруг оттает и решит помочь своему сыну, из которого и вправду ничего путного не вышло, как она и предсказывала.

***

Из банка продолжали названивать, и Марк вечером после работы купил бутылку вина, намереваясь снять стресс. Ничего крепче он не пил – он водки и коньяка у него начинало бешено стучать сердце и сдавливало грудь.

Въезжая в свой двор, он услышал шансон, идущий от припаркованных машин, и закатил глаза. Предстоит весёлая ночка – в одном из подъездов жил парень, который вечеринки с друзьями проводил исключительно на улице под окнами соседей. Марк взял пакет с тяжёленькой бутылкой и направился к своему подъезду, стараясь не смотреть на компанию. Около машины шумного парня уже собрались друзья, все как на подбор в спортивных костюмах, и один из них, с короткой щёткой белесых волос, бросил на него насмешливый взгляд. В открытом багажнике на расстеленных пакетах поблескивали водочные бутылки и стояли пластиковые лоточки с роллами.

Гулянка под окнами набрала обороты к полуночи: колодец двора усиливал басы из колонок, взрывы смеха и визги пьяных девок. Закрытые окна почти не спасали – стеклопакет приглушал какофонию совсем незначительно. Марк вылил остатки вина в бокал, сунул в рот пожухший ломтик сыра. Посетовал, что алкоголя взял маловато – все равно теперь не уснуть, эти быдлоганы и их шмары разойдутся только часам к трём утра. Марк пьянел быстро, и бутылки оказалось вполне достаточно, чтобы движения стали преувеличенно размашистыми, а в голове зашумело. На экране монитора сновала девка в обтягивающем костюме супергероини, и он вспомнил аккуратные приподнятые ягодицы Светочки. С улицы послышался женский визг, загоготали парни. Марк потянулся к окну, рванул створку, горя ненавистью к ним, таким беспечным, счастливым и наглым. Сейчас он им каааааак скажет! Но, открыв окно, он даже из безопасного нутра своей квартиры не смог ни придумать хлёсткое оскорбление, ни крикнуть. А если они придут и будут колотить в дверь? А потом подкараулят и накостыляют. Марк закрыл окно, пошатнулся и сильно ударился локтем о боковину шкафа. На голову ему упало что-то легкое, а локоть пронзила острая боль. Потирая руку и чертыхаясь, он поднял с пола игрушку, связанную крючком. Видимо, от предыдущих арендаторов остались детские вещи, которые хозяин свалил на шкаф, а Марк, сроду не протиравший там пыль, не обращал внимания на чужой хлам. То ли котик, то ли собачка – не разобрать, такими уродцами обычно торгуют бабульки на стихийных рынках. Его внимание привлёк огромный фабричный ярлык с крупной надписью «Фабрика счастья»; тут же был указан адрес производства и телефон. Марк, пьяно усмехнувшись, взял смартфон и набрал номер, намереваясь выплеснуть раздражение, которое вызвали парни в спортивных костюмах и их орущий на весь двор шансон. Запоздало подумал, что вряд ли кто-то возьмет трубку в 12 часов ночи, но к его безмерному удивлению, ему ответили.

— Фабрика сча… – начал было на том конце приятный женский голос.

Но Марк не дал договорить и заорал в трубку:

— Где???? Где ваше хваленое счастье, твари?! Я, сука, с утра до ночи дрочусь в сраном офисе, я не могу девку на свидание пригласить! Я дошик жру! Чем вы там занимаетесь?

— А вы заказывали у нас счастье? – на удивление миролюбиво спросила собеседница.

— Нет… – пробормотал Марк.

— Ну так закажите!

— Я бы заказал, если бы вы его и правда производили… – промямлил он, сбитый с толку её вежливым тоном. – Вы же игрушки делаете?

— Не только игрушки. Счастье производим тоже. Дату и адрес приема я вам скину в сообщении. Не опаздывайте, пожалуйста.

Собеседница отсоединилась, а через несколько секунд звякнул мессенджер: «г. Заринск, мкрн Зелёный, ул. Зелёная, д. 18, 15 сентября, 11,00. При себе иметь общий анализ крови»

***

Заринск оказался крошечным провинциальным городишком с небольшой станцией вместо полноценного вокзала. Марк изучил карту в телефоне и решил, что дойдет до микрорайона Зелёного пешком – приложение сообщало, что понадобится всего полчаса. На плохо асфальтированном шоссе ему попалась пятнистая корова, которая посмотрела на него грустным взглядом из-под длинных ресниц. Двухэтажные домики в желтой штукатурке очень скоро сменились частной застройкой; пару раз выглянули из-за забора любопытные местные жители.

После той ночи, протрезвев, Марк хотел стереть сообщение с адресом, но его остановило какое-то злое отчаяние. Из банка продолжали названивать, ненавистный Олег поливал его презрительными взглядами, и все было так беспросветно и тоскливо, что ему захотелось просто куда-нибудь сбежать, пусть даже это будет микрорайон Зеленый у черта на куличках. Он был уверен, что по указанному адресу в лучшем случае найдет какую-нибудь провинциальную инфоцыганку, которая выдаст тонну банальностей о любви к себе и веру в щедрую вселенную, а в худшем – городскую сумасшедшую.

Улица Зелёная находилась на окраине, в обособленном райончике, отделенном от остального Заринска лесополосой. Когда Марк преодолел лесополосу, то увидел все те же приземистые одноэтажные домики с резными наличниками и сиренью за заборами. По дороге ему встретились три совсем юные девушки в длинных вязаных кофтах и вязаных же косынках, выглядевших очень старомодно для их возраста. Увидев Марка, они пошушукались и рассмеялись, блестя лукавыми глазами. Следуя указаниям приложения, он дошёл до небольшой площади, еще хранившей следы метлы старательного дворника. На воротах около двухэтажного здания красного кирпича красовалась вывеска «Фабрика счастья». Судя по всему, здание действительно было фабрикой – когда Марк проходил мимо, то в большом окне увидел молодых женщин, склонившихся над вязальными аппаратами. Из-под их рук выходили полотнища мягкого трикотажа затейливой вязки. В другом окне женщины постарше сидели за старинного вида прялками с колесом и сучили нити из кудели. Марк круто повернул голову, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают – на фабрике действительно делали нити древним дедовским способом.

Навстречу шли несколько женщин разного возраста, все одетые в вязаное – на одной были даже вязаные брюки. Одна из них приветливо улыбнулась Марку, и он смущённо отвёл глаза.

Улица Зелёная оказалась по-деревенски уютной – деревянный тротуар, ухоженные бревенчатые и кирпичные домики с вышитыми занавесками, клонящиеся из-за заборов березы и яблони. Марк дошёл до нужного дома, нажал пуговку звонка, прикрученного около почтового ящика. Калитку открыла женщина средних лет с увядающим лицом, но всё ещё удивительно красивая.

— На 11:00? – она смерила Марка взглядом с головы до ног.

Тот кивнул, удивленно глядя на неё – почему-то он удивился тому, насколько она была хороша. Женщина представилась Алевтиной и провела его в дом, в большую комнату с русской печкой, украшенной изразцами. Горница выглядела дорого, будто картинка с каталога гостиниц в псевдорусском стиле. В горнице было жарко, запотели окна, булькало в большой кастрюле, стоящей на шестке, сильно пахло едкими травами. Девочка подросток, очень похожая на Алевтину, очевидно, дочь, открыла крышку, помешала варево, в котором виднелся ворох листьев. На голове её была маленькая вязаная косыночка.

— Пора снимать наверное, мам?

На Марка она бросила равнодушный взгляд, из чего тот сделал вывод, что такие гости ей не в новинку. Алевтина понюхала воздух над кастрюлей, кивнула:

— Охлади немного.

Девочка ушла, таща с собой кастрюлю.

Алевтина повернулась к Мраку:

— Анализы принесли?

Он полез в карман, вынул бумажку; она пробежалась глазами, вернула ему бланк.

— Все хорошо. Итак. После того как вы пройдете процедуру, этот мир станет к вам значительно дружелюбнее. Ваши сильные стороны многократно усилятся, а слабые напротив, будут затухать. Но..! Это очень важно! Первое – процедура необратима, это раз, и два – вам придется контролировать себя, чтобы управлять этой силой. Это налагает ответственность.

Марк усмехнулся:

— Процедура? Вы мне что, операцию будете делать по вживлению счастья?

Но Алевтина не улыбнулась:

— Почти.

— Слушайте, если это какой-то идиотский ритуал с кровопусканием, то…

— Не идиотский. И вы, Марк Анатольевич, разумеется, можете отказаться. И дальше скрипеть зубами, когда тестостероновый качок Олег смотрит на вас, как на кусок говна, а по вечерам дрочить на Светочкины фотографии. И прятаться от звонков из банка.

Марк побагровел и открыл рот, судорожно хватая воздух:

— Откуда вы… Аааа! Знаю я эти подходы, странички мои в соцсетях прошерстили уже?

— И что, в соцсетях есть информация о том, что вам через стенку слышно, как соседку окучивает правнук и вымогает у нее деньги?

Марк промолчал, сверля глазами спокойное привлекательное лицо Алевтины. Как вообще в таком возрасте с морщинами она может оставаться красивой? Ведьма. Он вдруг подумал, что на её фото он бы тоже не сомневаясь спустил бы. И не раз.

— Хорошо. Что нужно делать?

— Идти к счастью, разумеется, – обворожительно улыбнулась Алевтина.

В горницу вошла давешняя девочка с графином мутно-желтого отвара, и, все так же не глядя на Марка, словно он был пустым местом, открыла дверь в смежную комнату. Он увидел жуткого вида старуху, бессильно поникшую на инвалидном кресле. Высохшая до скелета, со странного оттенка ярко-желтой кожей, как у больной гепатитом, она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях. Седые сальные патлы были разбросаны по плечам. Девочка, нисколько не стесняясь присутствия гостя, взяла бабку за волосы на затылке, запрокинула ей голову, пальцем оттянула подбородок и принялась вливать варево в рот. Старуха задвигала кадыком, издавая громкие тошнотворные глотки.

— Пойдемте, – Алевтина тронула Марка за локоть. – Процедура происходит в установленном месте.

Марк последовал за ней и, выходя, ещё раз бросил взгляд на подростка и старуху: девочка села на табуретку рядом с бабкой, одной рукой обняла её, а второй принялась гладить её по голове с проплешинами. Волосы падали на плечи старухи, и девочка собирала их и складывала той на колени. Девчонка не выказывала ни малейшей брезгливости и, кажется, испытывала к старухе самые нежные чувства.

Алевтина повела его тем же путем, каким он пришел сюда, и вскоре они очутились перед фабрикой Счастья.

«Ну разумеется», – усмехнулся про себя Марк.

Через проходную они попали в небольшой вестибюль с турникетом, пластиковыми панелями на стенах и пластиковым же цветком в горшке. Алевтина пикнула карточку на турникете, пропуская Марка, и кивнула дежурной в маленькой стеклянной будочке.

Через небольшой коридор они прошли через здание и очутились на заднем дворе с несколькими кирпичными хозяйственными постройками. Алевтина повела его дальше и, миновав двор, через калитку они вышли к неширокому деревенскому порядку с одинаковыми бревенчатыми домиками по обеим сторонам. С невысокого пригорка улица уходила далеко вперёд; у самых обычных деревенских изб с двускатными крышами, одинаковых, словно близнецы, была одна странность – отсутствие окон, а резные наличники крепились прямо к бревнам. Они спустились с пригорка, и Алевтина взошла на крыльцо одного из домов. Марк последовал за ней и очутился в темных сенях, освещаемых только одной толстой свечой, от которой шел запах прогорклого сала. В сенях было пусто, если не считать большого кованого сундука. Алевтина велела ему раздеться, и Марк спросил:

— Полностью что ли?

— Да, и трусы снимайте.

Он помедлил несколько секунд и потянул с себя толстовку. Когда Марк сложил вещи стопочкой на сундуке, Алевтина беззастенчиво оглядела его с головы до ног:

— Хороший. Красивый.

И он невольно покраснел – ему никто никогда не делал комплиментов.

Она подтолкнула его в спину, указав на дверь в горницу:

— Давай.

Марк вошел в сумрачное помещение, которое тоже освещалось несколькими свечками. Мебели никакой не было, и ему сначала показалось, что горница совершенно пуста. Но в темных углах, где клубился плотный сумрак, что-то зашевелилось, зашуршало. Прямо коло его уха кто-то еле слышно прошептал: «Ссссильный. Молодой. Крассссивый. Хорошоооо». Этому голосу вторил второй: «Сссильный… Она довольна». Марк покрутил головой, но источника шепота не было видно.

Тьма в углу шевельнулась, из мрака появилась высоченная фигура, и Марк невольно отшатнулся. Фигура приблизилась, и слабый свет свечи выхватил высокую женщину в льняной рубахе до пят, расшитой спереди растительным орнаментом. Огромного роста, выше Марка на полметра, она почти касалась потолка макушкой. Кошмарная, чудовищная голова: из расцарапанной там и сям кожи торчали неровным частоколом толстые иглы и спицы, сочилась сукровица; череп с сероватой кожей огибали шерстяные нити, сложенные в несколько слоев, закрывая глаза. Сукровица из-под игл и спиц сочилась на нити, окрашивая их в оттенки красного. В одной руке она держала длинную толстую иглу, а в другой клубок алых шерстяных ниток. Женщина ловко, несмотря на свою незрячесть, вдела нить в иголку и подошла к Марку. Тот дернулся было, чтобы подбежать к двери, но силы будто покинули его, и все что он смог – это чуть шевельнуть ногой.

— Крассссивый, ссссильный, – прошелестела женщина и взяла его руку.

Она быстро и уверенно вонзила иглу прямо в центр ладони, и Марк взвыл от резкой боли. Женщина протянула нитку насквозь, боль взорвалась огненными шипами. Из тьмы выступила еще одна незрячая с клубком, погладила его по голове, зашла Марку за спину и вонзила иглу в кожу около основания шеи. Из тьмы выходили другие незрячие, вдевали нити в иглы из своих клубков и прошивали кожу ступней, пальцев, пронзали кожу предплечий, захватывая и мышцы. Тело Марка стало сплошным вместилищем боли, а адские создания сновали около него, словно танцуя, и делали все новые и новые взмахи иглами. Горло его сдавило, крик словно умер в горле, и когда одна из незрячих проткнула ему язык и протянула толстую нить, он сумел только захрипеть. Теперь он понимал, зачем Алевтина запросила анализы – кровь густо пятнала дощатый пол, заливалась в горло. А они не давали ему пощады, терзая раны толстыми жесткими нитями.

Наконец одна из женщин освободила иглу от нити и воткнула её себе в голову. Оставшийся маленький клубок, ерзающий по полу и весь измазанный в крови, покатился в темный угол, и туда же отправилась незрячая. Остальные тоже снимали иглы с нитей, исчезали во тьме, и в сумрачные углы катились истаявшие мотки пряжи. Марк, ослепленный болью, попробовал сдвинуться места, и на этот раз тело послушалось его. Он, оскальзываясь на своей крови, бросился вон из горницы, рванул дверь и увидел, как спокойно сидящая на сундуке на его вещах Алевтина мирно листала странички в смартфоне.

— Вы чокнутые садистки..! – заорал он.

Алевтина, увидев его, улыбнулась и сунула телефон в карман.

— Всё уже? Быстро. Знать, понравился.

В надежных руках. Часть 2

Показать полностью
25

Зона кошмаров (Часть 2)

Ночью нас подняла сирена. Казарма взорвалась суетой. Мы с Ваней наскоро оделись и встретились в дверях с Сидоровым.

— Объект. Проверяем первым делом. Катков, со мной.

На этот раз, переступая порог той комнаты, я чувствовал не любопытство, а ледяную тяжесть в животе. Воздух внутри был гуще, плотнее. Пульсирующий сгусток в центре вел себя иначе — он не растекался плавными волнами, а подрагивал короткими, нервными спазмами, и свет от него был более резким, почти ядовито-красным.

И тогда я увидел её. В дальнем конце зала, где раньше была лишь бесконечная тьма, теперь зиял прямоугольный проем. Дверь. Она была из того же матового, холодного металла, что и все двери здесь, но на ней не было ни ручек, ни панелей. Она просто была.

— Командир, — тихо позвал я, указывая фонариком в ту сторону.

Сидоров развернулся. Луч света скользнул по гладкой поверхности.

- Что, рядовой?

- Там дверь.

- Там ничего нет, мы сотню раз обходили периметр.

Я посмотрел на Артема, его взгляд был направлен прямо на проем, он должен был видеть дверь, она была подсвечена фонарями.

— Ничего тут нет, — его голос прозвучал приглушенно, будто стены впитывали звук. — Всё. Выходим.

Неужели он ее так и не увидел?

Мы прошли в операторскую, и Шанькин, все это время слушавший радиопереговоры, встретил нас неожиданной новостью.

— Того психопата снова ловили! Пытался пролезть в вентиляцию. Кажется, он совсем ку-ку. Скрутили его, ждут машину, чтобы отправить в кутузку.

Я молча кивнул, глядя на экраны мониторов. Там, конечно, было пусто. Но я ее видел! Дверь была там!

Я снова уставился на Сидорова. Тот встретился со мной взглядом.

- Что с тобой, рядовой? – неожиданно холодно спросил он.

- Нет, ничего. – я потупил глаза и прошел в тамбур.

*****

На следующий день, когда наш отряд снова отправили на обход, я услышал его. Тихий, едва различимый голос, будто доносящийся из-под земли. «Андрей...». Я невольно сделал шаг вперед, к зданию, сердце замерло.

— Катков! На что ты там уставился? — резкий окрик командира вернул меня в реальность. Я отшатнулся, как от удара током. Артем смотрел на меня пристально, его взгляд был тяжелым и изучающим.

- Показалось, - улыбнулся я, всем видом стараясь показать, что со мной все в порядке.

После того случая гости не приезжали. Наступило затишье. Наш отряд практически перестали ставить на пост внутри, ограничиваясь только периметром. Но объект меня не отпускал. Каждую ночь мне снилась дверь, что появилась в глубине зала. За ней звучал голос моего друга детства Димки. Я проходил вперед, толкал дверь и видел перед собой деревянный двухэтажный дом, объятый пламенем. В окно второго этажа бился мальчик, он истошно орал, но его не было слышно из-за треска пожара, из-за шума людей. Огонь подползал все ближе и ближе, и скоро все утонуло в дыму. Но мне казалось, что мальчик до сих пор там, что я отчетливо слышу его крик: «Андрей! Спаси, Андрей!».

Теперь этот голос преследовал меня наяву.

- Что-то ты совсем тухлый, - заметил Ванька после обхода, - сходи в медпункт, проверься.

- Да не, это ерунда, - я выдавил из себя улыбку.

- У меня есть кое-что, - Шанькин заговорщицки мне подмигнул и начал рыться у себя в кармане, — Это точно тебя порадует.

Он протянул ко мне раскрытую ладонь. На ней было несколько разноцветных мармеладных змеек.

- Совсем как в детстве, тот же вкус! Ромка Евтушенко пронес сюда целый пакет, представляешь?

Кисловато-сладкий вкус мармелада и широкая улыбка друга на какое-то время заставили меня забыть о комнате, пожаре и голосе. Я и вправду был рад.

*****

Последний час выдался на удивление спокойным. Мы несли ночную вахту на северном участке периметра, переминаясь с ноги на ногу в попытке согреться. Сегодня заметно похолодало. Ледяной ветер пробирался под одежду, заставляя ежиться и кутаться глубже в воротники.

— Спасибо за тех змеек, — сказал я, ломая заиндевевшую ветку сапогом. — Неожиданно было. Помню, как в детстве такие в ларьке покупал.

Ванька хмыкнул, выпустив облачко пара, которое тут же развеялось ветром:

— Да ерунда. Ромка целую пачку приволок, будем на тощак после отбоя кушать. Присоединяйся, мы с Евтушенко и Петровым собираемся в карты рубиться. В «дурака». Петров, правда, вечно мухлюет, но мы его...

Из темноты вперед вышел Артем, застегивая на ходу шинель. Он отходил переговорить по рации. Его лицо в лунном свете казалось высеченным из камня.

— Вам бы отдыхать, а не в карты играть, — беззлобно проворчал он, останавливаясь рядом. — После ночного дежурства сил надо набираться, а вы... Спать нужно, пока есть возможность.

Ванька ухмыльнулся:

— Да мы, товарищ командир, как младенцы — поспали часик и готовы хоть до утра…

Он не договорил. В этот момент ночную тишину прорезал резкий, воющий звук сирены, от которого кровь стыла в жилах. Тревога!

Следующие секунды слились в единый порыв. Мы одновременно схватились за оружие. Лязг затворов, тяжёлое дыхание.

— По маршруту! — крикнул Сидоров, и мы рванули. Сердце колотилось в такт бегу, ледяной воздух обжигал легкие. Адреналин заглушил все — и усталость, и воспоминания о мармеладных змейках, и командирские наставления.

Тут мы нашли его. Того самого ночного гостя.

Он был абсолютно голый, его бледное, уродливое тело покрывали синяки и ссадины, словно он продирался сквозь колючие кусты. Он стоял на коленях у бетонного основания здания и с животной одержимостью рыл землю голыми руками. Ногти были сломаны, пальцы разодраны в кровь, но он не останавливался, хрипло рыча и с чавканьем проглатывая комья мерзлой земли. От его тела исходил дикий, нечеловеческий запах — смесь пота, крови и чего-то ещё, затхлого и старого.

— Эй, ты! Немедленно отойти от стены! — скомандовал Сидоров, но мужчина не реагировал, будто не слышал. Его глаза, безумные и пустые, смотрели сквозь нас, сквозь бетон, в самую сердцевину аномалии.

Ванька попытался его оттащить за плечо, но тот с воем, словно раненый зверь, впился зубами в его руку. Солдат, грязно ругаясь, отшатнулся, на перчатке проступило алое пятно. Сидоров и я ринулись вперед. Было страшно прикасаться к этому скользкому, дергающемуся телу.

— Скрутить его! Живо! Держи! — рявкнул Артем, и мы с ним вдвоем повалили обезумевшего на землю. Тот бился и выл, пуская пузыри кровавой слюны. Подбежал кто-то еще, мы кое-как обездвижили сумасшедшего бедолагу, и, запыхавшиеся, потащили к грузовику. Мужик продолжал метаться, упираясь, и его босые ноги оставляли на снегу кровавые следы.

Наблюдая, как его тело бьется в конвульсиях на ржавом полу кузова, я почувствовал, как по спине пробежал леденящий холодок. Это было уже не просто безумие. Это было что-то другое, какая-то нечеловеческая одержимость, всепоглощающая и жестокая.

Ванька, морщась, зажимал окровавленную руку, стараясь не смотреть на рану.

— Все нормально? — спросил я, чувствуя ком в горле.

— Да... царапина, — буркнул он, но в его глазах читался неподдельный ужас, а губы дрожали. — Просто...укус. Обработаю.

Сидоров, тяжело дыша, смотрел на удаляющийся грузовик, его лицо было напряжённым.

— Никаких карт сегодня, — тихо сказал он, обводя нас с Ванькой усталым взглядом. — После такого...

Мы одновременно кивнули.

***** 

Через несколько дней меня снова поставили на объект. Каждая складка тяжелого защитного костюма казалась мне знакомой, каждый щелчок замков отзывался где-то в подкорке. Но сегодня дрожь в руках было не сдержать — предательская, мелкая, будто перед экзаменом. Пальцы плохо слушались, когда я застегивал желтый костюм. «А вдруг мне и вправду показалось?», - думал я. «Вдруг этой двери не существует?».

Войдя в таинственный зал, я сразу же, почти не дыша, устремил взгляд в тот дальний угол, где в прошлый раз зияла таинственная дверь. И она была там. Не мираж, не галлюцинация — матовая, темная, отливающая металлом в розоватом свечении. Она была реальна.

И тогда я услышал его снова — тот самый детский голос. Тонкий, пронзительный, словно доносящийся из-под толщи воды. Но на этот раз до меня дошло с пугающей ясностью: это был не голос Димки. Не моего погибшего друга. Это был чужой голос. Испуганный, беспомощный шепот, в котором нельзя было разобрать слов.

Ноги сами понесли меня вперед. Я шагнул раз, потом другой, отдаляясь от командира, завороженный этим зовом.

— Катков! Стой!

Рука Сидорова грубо легла мне на плечо, отбрасывая назад. Его хватка была железной.

И в этот миг, сквозь общий гул аномалии, сквозь собственный тяжелый храп в противогазе, я услышал совершенно отчетливо:

«Помогите!»

Я вздрогнул всем телом, сердце сорвалось с места, бешено заколотившись в груди, пытаясь вырваться наружу. Адреналин ударил в голову. Я повернулся к командиру, ища в его движениях хоть какое-то подтверждение, хоть намек на то, что он слышал то же самое.

Но он оставался спокойным. Нет, не просто спокойным — отстраненным. Артем ничего не слышал. Или... или делал вид, что не слышит?

Комок подкатил к горлу. Я сглотнул, заставил себя сделать глубокий, шумный вдох, выравнивая дыхание. Паника была моим врагом. «Спокойно, — приказал я себе. — Надо делать вид, что все нормально. Совершенно нормально. Иначе... иначе меня больше никогда не пустят внутрь». А я не мог этого допустить. Теперь уже нет.

После окончания смены Сидоров отвел меня в сторону. Его лицо было серьезным.

— С тобой что-то не так. Ты стал дерганым, странно себя ведешь. Скажи честно, ты все психологические тесты прошел, прежде чем сюда попасть?

Его вопрос вогнал меня в ступор. Я вспомнил, как попал сюда. Мой сослуживец, Сашка, образцовый солдат, мечтал о службе на этом объекте. Он уговорил меня пойти с ним на тесты «за компанию». Помню белые стены, датчики на пальцах, монотонные вопросы психолога. Сашку забраковали — сирота, из детдома, «нестабильный социальный фон». А я... я солгал. Я умел лгать с детства. Рассказал сказку о счастливой семье, о беззаботном детстве, об успехах. Я стер из анкеты тот самый пожар, беспробудно пьющего отца, беспутную мать. И меня взяли.

Артем повторил свой вопрос:

- Ты в порядке? Ты прошел все необходимые тесты?

— Да, конечно, товарищ командир, — я старался выглядеть спокойным. — Просто не высыпаюсь. На погоду, наверное, реагирую. Тесты прошел, всё отлично.

Сидоров промолчал, но в его взгляде застыла тень сомнения. А внутри меня все кричало. Тревога, похожая на зуд под кожей, нарастала с каждым днем.

*****

Я лишился сна окончательно. Каждая ночь в казарме превращалась в бесконечную пытку. Лежа на жесткой койке, я вглядывался в потрескавшуюся штукатурку потолка, а воображение рисовало ужасающие картины: за той дверью мучаются, кричат, умоляют о пощаде. Детские голоса звучали в голове, сливаясь в пронзительный хор, от которого закладывало уши. Разум шептал: «Это влияние объекта. Ничего этого нет». Но эти слабые попытки самосохранения тонули в детских криках, безостановочно звучащих в моем сознании.

День, другой, третий. Я нес караул, шагал по периметру, охранял границы, делая все на автомате, словно зомби. Руки сами выполняли привычные движения, а в голове стучала одна мысль: «Когда же снова нас поставят на объект?» Я ловил на себе взгляды сослуживцев — Ванька поглядывал с беспокойством, Сидоров с нарастающим подозрением.

Дни превратились в недели, я не находил себе места. По ночам я стал просыпаться от собственного крика, зажимая рот ладонью, чтобы не разбудить других. В столовой я отодвигал тарелку — есть не хотелось, комок в горле мешал глотать. «Вдруг там и вправду кому-то нужна моя помощь? Вдруг там и вправду дети? — не отпускала меня навязчивая идея. — Если они действительно там, то зачем это военным? Неужели они ставят над ними эксперименты? Неужели тот мужчина и вправду узнал свою дочь?»

Подозрения разъедали изнутри. «А мои сослуживцы все знают? Артем не мог не видеть эту дверь, я ведь указывал прямо на нее. А если он видел, то почему сделал вид, что ее нет? Ванька вообще говорит лишь ерунду. Вдруг им запрещено обсуждать объект?» Я ловил себя на том, что анализирую каждое их слово, каждый взгляд, ища подтверждение своей безумной теории.

«И что они сделают со мной, если я попытаюсь туда проникнуть? Попытаюсь спасти детей. Вывести их отсюда. Но как это сделать?» Эти мысли стали навязчивыми, повторяясь в голове снова и снова, вытесняя все остальное.

За этими мучительными размышлениями проходили дни и ночи. Я почти перестал спать, подолгу лежа на койке и вслушиваясь в ночные звуки казармы. Даже мармеладные змейки, которые Ванька снова мне отсыпал, показались безвкусными, как зола.

И вот — мой шанс. Наш отряд снова поставили на объект. Сердце заколотилось в груди, когда я услышал приказ. Я пришел самым первым, опередив всех на несколько минут. Командир Сидоров и рядовой Шанькин вошли в тамбур вдвоем, за ними маячил рядовой Евтушенко из другого отряда — молоденький, лет девятнадцати, с еще детским пухлым лицом.

— Катков, ты остаешься, - Артем смерил меня бесстрастным взглядом, - ты пока отстранен от службы на объекте. Евтушенко, одевайся, пойдешь со мной. Шанькин, ты в операторской. Поторопитесь, ребята, мы немного опаздываем.

В тот момент, когда Сидоров отвернулся, вынимая из кабинки защитный костюм, я нанес ему удар по затылку прикладом автомата. Командир рухнул на пол.

Тут же Евтушенко двинулся на меня, его глаза округлились от ужаса, но его подвел костюм — он запутался в штанине и едва не упал. Я одним прыжком оказался рядом и со всей силы ударил его прикладом в висок. Парень упал как подкошенный, даже не успев вскрикнуть.

Ванька стоял, смотря на меня, его глаза расширились от непонимания.

— Андрей, что ты... — его голос дрогнул.

Я набросился на него. Рядовой отбивался, но яростная одержимость придала мне сил. Я схватил его за горло, прижал к холодной стене. Он хрипел, пытался вырваться, его ноги били по моему костюму. Я смотрел, как его лицо краснеет, как проступают его веснушки, как медленно угасает свет в его глазах. И в тот миг, когда его тело обмякло, я почувствовал не ужас, а ледяное, всепоглощающее облегчение. Никто мне не помешает.

Сидоров застонал, пытаясь подняться на локте. Я наклонился, и мои руки опустились на его шею. На этот раз я делал это медленно, хладнокровно, глядя, как его взгляд наполняется сначала ужасом, а потом пустотой.

Тишина. Только гул в ушах и пульсация крови в висках. Я шагнул в операторскую, нажал кнопку, прошел в зону и подошел к таинственной двери. Рука дрожала, когда я толкал ее. Дверь поддалась, отпираясь вперед со скрипом.

За ней было небольшое, похожее на бункер помещение, освещенное тусклым аварийным светом. Оно было заставлено стеклянными клетками, в которых копошились, тычась в стекло маленькими ладонями, дети. Бледные, испуганные, с огромными глазами. Они тянули ко мне руки, беззвучно шевеля губами, их рты открывались в крике, который я слышал все эти недели.

Что-то во мне сломалось окончательно. Сознание затопила волна ярости и ужаса. «Выпустить! Надо выпустить!» Я лихорадочно дергал ручки камер, но они не поддавались, заблокированные какими-то электронными замками. Дети смотрели на меня с надеждой. Тогда я сорвал с плеча автомат и дал очередь по замкам. Грохот выстрелов оглушил меня. Стекло треснуло, осколки смешались с алыми брызгами. Детские тела дернулись и затихли, заливаясь кровью.

Я закричал. Кричал, пока не перехватило дыхание, чувствуя, как что-то горячее и соленое заливает мой подбородок. И вдруг все потемнело. Глаза пронзила адская боль, я тер их кулаками, но видел только расплывчатые пятна. Сердце замедлилось, будто погружаясь в ледяную воду. Я оказался на липком, холодном полу.

Где-то вдали, сквозь нарастающий гул, послышались голоса, шаги.

— Тут один пострадавший! — кричал кто-то.

— Помогите... детям... — пытался сказать я, захлебываясь собственной слюной и кровью.

— Он бредит. Уносим.

Все оборвалось.

*****

В одном из кабинетов, пахнущем табаком и старыми документами, капитан раздраженно кричал в телефонную трубку, сжимая ее так, что костяшки пальцев побелели.

— Ты сказал, что отправишь мне крепких парней, а тут четверо двухсотых, твою мать!

Пауза. Капитан нервно постукивал пальцами по столу, глядя в отчет перед собой.

— Как откуда знал? Да покопался бы сам в досье, узнал бы! Отец алкаш, жили в плохом районе, пожар этот в конце концов! От вас одни проблемы!

Еще пауза, тяжелый вздох. Капитан провел рукой по лицу, внезапно почувствовав усталость.

— Ладно. Привози еще четверых. И на этот раз — проверь их как следует.

Показать полностью
17

Зона кошмаров (Часть 1)

Никто не поверил бы, скажи я, что попал сюда случайно. Так что лучше молчать и делать все так, как остальные. Раз — нажать на рычаг. Тяжелая дверь, протяжно скрипя, сдвинулась в сторону. Два — войти в небольшой тамбур и нажать на второй рычаг. Дверь за тобой захлопнулась. Три — снять с себя военную форму и сложить. Автомат остался здесь, в кабинке, дулом вверх. Четыре — надеть тяжелый желтый костюм, противогаз, натянуть капюшон и зафиксировать перчатками рукава костюма. Сразу становится душно. Пять — дождаться, пока распахнется следующая дверь, и войти. Комната номер два приветствует тебя десятками мерцающих экранов. Оператор жмет на кнопку, и проем позади захлопывается.

Прямо напротив входа в комнату номер два находилась стальная дверь, ведущая туда, где человеку без допуска к информации особой важности быть категорически запрещено. Шестой шаг – войти в нее. С тех пор, как я оказался тут, это место не дает мне покоя.

— Рядовой Катков, пройдите за пульт управления.

Что-то я замешкался. И да, шестой шаг мне пока не дался: новеньких туда не отправляют, видимо, дают интересу настояться. Сейчас у меня одна работа: следить за ребятами по мониторам и служить их личным консьержем.

— Открыть дверь!

Я сел в кресло оператора и нажал на кнопку. Дверь медленно открылась, впуская двоих солдат. Как только они исчезли в розовом тумане, я первым делом стянул с себя противогаз. Стало полегче, но ненамного.

На мониторах силуэты молча передвигались по периметру закрытой зоны, то и дело останавливаясь и что-то проверяя на приборах. Ничего другого не было видно, и я уже сломал голову, пытаясь отгадать, что же такого секретного спрятали в этой комнате.

Ванька, конечно, врал, когда рассказывал про дьявола, сидящего там в цепях, и про окружающие его горы трупов. Но запашок оттуда действительно шел мерзкий: воняло тухлятиной, грязными тряпками, мочой, и к этому примешивался отвратительно сладкий цветочный аромат, который каждый раз вызывал рвотные позывы. Но уж лучше это, чем сидеть целую смену в противогазе.

Через полчаса я снова нажал на кнопку. Дверь отворилась, впуская розовато-фиолетовый свет. В комнату ввалился рядовой Иван Шанькин, стягивая с себя противогаз. За ним вошел командир Артем Сидоров и проследовал до следующей двери. Я тут же открыл проход в тамбур: командир все делает по инструкции, а значит, будет упрямо стоять в противогазе, если я не потороплюсь. Хорошо, что с других он не требует так, как с себя. Я нажал на пару кнопок и проследовал за ним.

— И зачем мы туда лезем, — ворчал Шанькин, — каждый раз одно и то же! — его лицо и уши стали пунцовыми, веснушки проступили красными пятнами и стали видны даже на коже головы, из-под коротко стриженых рыжих волос.

— Приказы руководства не обсуждаются, — осадил его Сидоров, снимая противогаз. Сам он будто бы вернулся с прогулки: на бледной коже едва проступил румянец, темно-карие глаза блестели, ни в лице, ни в фигуре не было ни намека на усталость.

— У меня постоянно голова болит после этого, — продолжал рядовой, — и как тут випы развлекаются? По-моему, тут нет ничего веселого.

— Випы? Какие випы? — я сам не заметил, как спросил это вслух.

— Да приезжают иногда друзья-родственники генералов посмотреть на наше чудо, — Ваня, сложив абы как свой костюм, стоя разминал шею.

Командир нахмурился:

— Мы не должны об этом говорить.

— Он же все равно узнает, — отмахнулся рядовой, вразвалочку проследовав к нише за шкафами, в которой располагалась душевая.

Повесив костюм и расправив его на вешалке, командир развернулся ко мне.

— Катков, пора и тебе выходить на позицию. В следующий раз пойдешь со мной.

Я, проглотив ком в горле, кивнул.

— Поди, не терпится уже, — усмехнулся он и ушел вслед за Ванькой. А я уже мог не пытаться скрыть свое ликование: довольная улыбка расплылась на пол-лица, а взгляд был прикован к ней — двери, за которой меня ждало что-то необыкновенное.

*****

Я утопал в густой, черной смоле все глубже и глубже, раз за разом пытаясь выплыть, но темная жижа заливала глаза, проникала в рот и нос, давила на грудь.

Сон оборвал резкий стук в дверь казармы и громкий голос Сидорова:

— Катков, Шанькин, подъем! Срочный выход на объект!

В казарме зашевелились, застонали. Шанькин пробурчал что-то невнятное и неловко спрыгнул с верхней койки. Мы натянули форму и, не до конца проснувшиеся, вывалились в холодный коридор. Командир, с каменным лицом, жестом указал следовать за ним.

В комнате номер один нас уже ждали четверо мужчин в хорошо сидящих, но помятых костюмах. От них пахло смесью парфюма, алкоголя и сигарет. Один из визитеров, грузный, с заплывшими глазами, еле держался на ногах, опираясь на своего товарища. Трое солдат, сопроводивших гостей, тут же ретировались, оставив их на наше попечение.

— ...а я тебе говорю, Серёга, тут у них целый архив КГБ спрятан! — хохотал один, размахивая руками.

— Да ну? А я слышал, тут инопланетян держат, — вторил ему другой.

Их смех резал ухо, казался кощунственным в этой стерильной комнате. Сидоров, вытянувшись, обратился к ним:

— Господа, прошу внимания. Сейчас вы наденете защитное снаряжение и пройдете в шлюз. Там, куда мы направляемся, действуют строжайшие правила: не отходить от группы, ничего не трогать и ни в коем случае не снимать костюм. Это вопрос вашей безопасности.

Потом он повернулся ко мне, и его взгляд был стальным.

— Катков, ты остаешься в операторской. Открываешь, закрываешь, следишь по мониторам. В следующий раз.

Во мне что-то упало. Очередное ожидание. Я лишь кивнул в ответ.

Процедура повторилась. Операторская, фигуры в желтых костюмах, и вот все уже там, за стальной дверью. Я прильнул к мониторам. Они, как и обычно, передавали лишь изображения размытых силуэтов в розоватой дымке, но звук... Звук доносился четко.

— Опа, глянь-ка, какое цветастое! — донесся чей-то пьяный возглас.

— Во дает! — Хохот. — Как будто салют в воде!

— Подожди, подожди, как ты там оказался?

— А ты как? Ого!

На экране силуэты метались, размахивали руками, словно ловили невидимых бабочек. Они то сбивались в кучу, то разбегались, их движения были неестественными, прерывистыми, будто их притягивало и резко разбрасывало невидимой силой. Двое солдат стояли поодаль и наблюдали за этим действом.

— Дышать тяжело... жарко... — вдруг послышался хриплый, прерывистый голос. Это был тот, грузный. — Душит всё... Снимаю!

— Нельзя! Немедленно перестаньте! — рявкнул Сидоров. Но было поздно. На одном из мониторов я увидел, как один из силуэтов резко изменил очертания — снял противогаз. Послышался кашель, переходящий в спазмы.

— Эй, быстро надень!

— Отстань...

Силуэт зашатался и упал. Долго я не думал. Пальцы сами нашли кнопку, дверь с шипением пошла в сторону, я сорвался с места и влетел в розовато-фиолетовый проем.

Воздух ударил в лицо — воздух, пропитанный сладковатой вонью. Голова закружилась, а в глазах сразу поплыли радужные круги. «Я оставил свой чертов противогаз в операторской!» — это осознание немного отрезвило меня, и я огляделся. «Надо быстрее наружу!».

Комната была большой, и тусклое освещение не позволяло разглядеть все ее уголки. Полностью различимы были лишь объекты в непосредственной близости. Артем и Ваня уже направились ко мне. Поодаль трое ночных визитеров собрались в кучку и так и застыли. В паре шагов валялся толстяк, отчаянно хватая ртом воздух.

Я направился к толстяку, но через несколько секунд до меня дошло, что я не приближаюсь к нему, а, напротив, отдаляюсь. «Что за дела?». Я ускорился, но тут меня подвело зрение: грузный гость исчез, а вместо него перед глазами заплясали огоньки. Хоп, хоп, хоп, — огоньки прыгали туда-сюда, и взгляд непроизвольно следовал за ними. Краем глаза я увидел, как випы, словно пьяные мотыльки, метались вокруг, а солдаты пытались их собрать.

Через мгновение я оказался лицом к двери и наблюдал, как неразлучная троица гостей заходит обратно в операторскую, сопровождаемая одним из солдат. Как они прошли мимо меня?

Хоп-хоп-хоп. Огоньки окрасились в ярко-красный цвет и закружились вокруг меня. Я ничего не мог с собой поделать и, будто собака, преследующая свой хвост, следовал за ними. Вдруг я оказался в самой середине комнаты, и она как по волшебству осветилась ярким светом. Прямо передо мной пульсировало что-то живое, дышащее, большое. От него расходились волны, откалывались огоньки и плясали по всей комнате.

В следующую секунду я пришел в себя рядом с упавшим. Он лежал на спине, его лицо было багровым, глаза закатились. Я наклонился, чтобы взвалить его на плечо, и в этот момент мир вокруг изменился окончательно. Расстояния поплыли, пол под ногами стал мягким, как желе, а сгусток света начал безостановочно пульсировать.

Задержав дыхание, я из последних сил потянул пострадавшего на себя, но тут перед глазами все поплыло. Я провалился во мрак.

*****

Тишина в лазарете была абсолютной, гнетущей, нарушаемой лишь мерным тиканьем часов на стене. Я пришел в себя час назад, на дворе был уже день. Врач вел себя так, будто ничего экстраординарного не случилось и я пришел на обычную проверку после дежурства на объекте. «Прими глицин и попей водички», — сказал он и ушел восвояси. Медсестра же посоветовала полежать до обеда, набраться сил.

Лежа на жесткой койке, я вновь и вновь прокручивал в голове те несколько минут за стальной дверью. Не страх, а жгучий, пьянящий восторг переполнял меня. Да, я нарушил приказ, да, меня скорее всего отчитают, но я увидел. Пусть мельком, пусть в панике, но я заглянул в ту реальность, которая скрывалась за розовато-фиолетовым светом.

Мои размышления прервал Ванька, зашедший меня проведать.

— Ну тебя и выбило с первого раза! — воскликнул он вместо приветствия и плюхнулся на соседнюю койку так, что она пошла волнами, — Ну как тебе на объекте? Небось не хочешь больше туда соваться? А? Так и будешь сидеть за экранами, да? Труханы себе поменял хоть?

— Погодь, погодь, — остановил я его тираду, — да все со мной нормально.

— Я тоже испугался в первый раз, — неожиданно тихо продолжил Ваня, — это ж вообще что-то.. ну… потустороннее что ли.

— Не потустороннее, а необычное, — сказал я и уставился в потолок, — Скорее это какая-то научная аномалия, пространство, которое не подчиняется привычным законам физики.

— Да нее, какая физика. Это точно демоническое что-то. По-ту-сто-рон-нее, — отчеканил Ванька, и тут я понял, что он не пытался надо мной подшутить, говоря о дьяволе на объекте.

— Шанькин, а причем тут демоны? — спросил я.

— Да кто ж еще может так напердеть тухлыми яйцами, — отмахнулся он, лег на бок и мгновенно захрапел. Великолепное умение.

*****

На следующий день наш отряд был переведен на периметр. Мы несли караульную службу под скупым осенним солнцем, в сотне метров от серого, ничем не примечательного здания. Воздух был чистым, холодным, желтые листья шурша опадали, под ногами хрустели ветки и желуди. Все было так тихо и буднично, что произошедшее со мной позавчера казалось какой-то фантазией, разыгравшейся в хмельном сне.

Командир размеренно шагал впереди, держась линии ограждения. Я, погруженный в свои мысли, шел следом. Ванька, попинывая шишки, тащился за мной. Вскоре показался контрольно-пропускной пункт, и Артем салютовал тамошнему командиру, капитану Егорову. Тот приподнял руку в ответ, но тут что-то его отвлекло, и он скрылся в будке.

Именно тогда мы вновь увидели ночного гостя. К шлагбауму подкатил черный тонированный внедорожник, из которого вывалился тот самый грузный вип, что накануне снял противогаз на объекте. Он был бледен, руки его дрожали, глазки бегали. Егоров подошел к нему и что-то сказал. До нас долетали только обрывки фраз: что-то про ночной визит, что-то про разрешения.

— Вы не понимаете! — голос випа прорезал утреннюю тишину, — Мне нужно туда! Один раз!

— У вас нет допуска, — громко ответил Егоров, – Я не могу вас пропустить.

Вип кричал про звонок «самому министру», тыкал пальцем в грудь капитана, но тот стоял на своем. В итоге, плюнув себе под ноги, мужчина влетел в машину и умчался, оставив за собой шлейф бессильной ярости.

— Чего это он? – спросил Ванька. Я лишь пожал плечами, а Артем будничным тоном сказал:

— Бывает…

*****

Командир Сидоров встретил меня у входа в комнату номер два. Он молча смерил меня взглядом, кивнул на мой штатный костюм, висевший в кабинке, и произнес всего одну фразу:

— Готовься. Выходим через час.

Я не волновался. Я был в предвкушении. Четвертый шаг — тяжелый костюм лег на плечи как влитой. Пятый шаг — я вошел в комнату номер два. Шанькин сел на место оператора и помахал мне рукой.

Рычаг щелкнул. Дверь с протяжным скрипом поползла в сторону, впуская волну того самого, уже знакомого розовато-фиолетового света.

— Шестой шаг, — тихо сказал я сам себе и переступил порог.

Воздух внутри был густым, сладковатым, давил на уши как на глубине. В этот раз я сразу увидел Его — пульсирующий сгусток света в центре зала. Он словно дышал, то расширяясь радужным шаром, то сжимаясь до размеров кулака. От него отрывались светящиеся частицы и кружились в причудливом танце.

Сидоров вышел вперед и начал обход. Прибор у него на руке протяжно пиликал.

— Командир, — я шагал, следя за тем, как один из огоньков описывает дугу и исчезает у меня над головой. — Что это вообще такое?

— Наше дело — выполнять приказы, Катков. А не задавать вопросы.

Очень на него похоже, но я не верил в то, что Артему было совсем неинтересно то, что происходит в этой комнате.

Пространство перед нами исказилось — несколько разноцветных огней выстроились в идеальную геометрическую фигуру, которая затем рассыпалась на отдельные блики. Наш бравый командир на секунду замедлился, так же, как и я, наблюдая это буйство красок. А потом сказал:

— Мы были здесь уже много раз, Андрей. И каждый раз комната встречает нас по-разному. Меняются размеры, цвета, перспективы. Но кое-что всегда неизменно.

— Что? – не скрывая любопытства спросил я.

— Периметр. Эта стена всегда остается на своем месте. Она всегда из того же материала. Она всегда одной и той же высоты. За полчаса мы проходим ее несколько раз, и она остается прежней.

— А ученые тут бывают? Тут проводят какие-то исследования?

Командир остановился и обернулся ко мне. Хоть я и не видел его выражения лица из-за противогаза, я был уверен, что он немного раздражен.

— Катков, я не знаю всего, но уверен, что объект изучают. Мы бываем тут не так часто и не знаем всего. И лично мне никто ничего не докладывают.

Я задумался. Полчаса ходим, полчаса отдыхаем... Пять циклов. Смены бывают в разное время суток: утром, днем, вечером. После смен обязательно сдача анализов в медпункте. Неужели они изучают и нас?

— Объект не наша забота, — Сидоров пошел дальше. — Пока я тут служу не было никаких эксцессов.

— Кроме випов, — не удержался я, наблюдая, как в дальнем углу комнаты розовая дымка на мгновение сгустилась в подобие человеческой фигуры. — Тех, что с противогазами баловались.

— Если сюда водят посторонних, — голос Сидорова звучал приглушенно, — значит, объект считается безопасным.

Я покачал головой, чувствуя, как странная энергия покалывает кожу даже через костюм. Прямо перед нами несколько светящихся точек внезапно выстроились в прямую линию, словно указывая куда-то вглубь зала.

— А ты знаешь когда это обнаружили? Почему никто ничего о нем не слышал?

Сидоров снова повернулся ко мне. В круглых прорезях его противогаза отражались пляшущие огоньки.

— Здание старое. Построено давно. Еще при советах. Больше я ничего не знаю. И знать не хочу.

Внезапно центральный сгусток света запульсировал с особой силой, и на секунду вся комната озарилась ослепительным белым светом. На мгновение я ослеп, а когда зрение вернулось, я увидел, что Сидоров спешно отдалялся, его походка говорила об окончании разговора лучше любых слов.

*****

В следующую смену наш небольшой отряд был направлен на контрольно-пропускной пункт. Я проклял про себя ротацию, уж очень хотелось снова оказаться в той комнате. Но нас ожидали другие приключения.

Грузный мужчина снова вернулся. Он не был похож на самого себя. Лицо землистого оттенка, под глазами черные мешки, одежда помята. Он шел сутулясь, будто нес на плечах невидимую тяжесть.

— Пропустите меня, — хриплым шепотом обратился он к нам. — Прошу вас. Мне нужно... мне нужно увидеть её ещё раз. Одну минуту.

Командир Сидоров вышел из будки, его лицо было непроницаемым.

— Уезжайте. Прохода нет.

Лицо мужика стало красным, как кирпич. Я ожидал новых угроз и проклятий, но тут он зарыдал. Гулко, протяжно, утирая глаза грязным рукавом и размазывая по лицу сопли.

— Вы.. вы не понимаете! — его слова были приглушены рыданиями — Там... там моя дочка! Я видел её там! Она зовет меня! Она там застряла!

Он упал на колени, схватив Сидорова за брюки.

— Откройте дверь! Ради Бога!

Я в растерянности посмотрел на командира. У того на лице не дрогнул ни один мускул.

— Вашей дочки там нет, — холодно сказал он, — Вам показалось. Это влияние аномалии.

В голосе мужчины что-то надломилось, он зарыдал пуще прежнего и повалился на землю. С минуту он лежал распластанный на земле, но вдруг одним движением вскочил на ноги, его лицо исказила бешеная гримаса.

— Вы! Вы все в сговоре! Вы её украли! — он с диким криком бросился на Сидорова, колотя его кулаками по бронежилету.

Мы с Ваней схватили его за руки, но он вырвался, его тело содрогнулось в спазме. И, прежде чем мы попробовали скрутить его снова, его вырвало прямо на Сидорова. Рвота была странного, темного, почти черного цвета.

— Господи, помилуй, - прошептал Ваня.

А я стоял как вкопанный, ноги будто вросли в асфальт. Время замедлилось, растянулось, превратившись в череду жутких, отрывистых кадров.

Прямо передо мной Артем, с лицом, не выражающим ничего, кроме холодного презрения, коротким, резким движением оттолкнул обезумевшего гостя. Тот, слабый и разбитый, споткнулся о собственные ноги и рухнул на колени. Артем не смотрел на него. Его взгляд был прикован к мундиру, на котором растеклось черное, маслянистое пятно рвоты. Он оглядывал его с такой брезгливостью, с какой смотрят на ядовитую гусеницу, медленно, с отвращением стряхивая с рукава самые крупные капли. Казалось, его больше заботит испорченная форма, чем судьба человека у его ног.

И тут, словно из-под земли, возникли солдаты. Двое. Они действовали быстро, без лишних слов, схватив гостя под мышки. Мужик не сопротивлялся, его тело обмякло, стало бесформенным и тяжелым. Он лишь непрестанно бормотал что-то бессвязное, а его глаза, широко раскрытые, полые, были устремлены туда — за колючую проволоку, к серому зданию. Они потащили его к уазику, и его ноги волочились по земле, оставляя в пыли две неглубокие борозды.

И вот тогда, когда его уже начали заталкивать в кузов, в нем что-то щелкнуло. Он внезапно рванулся с нечеловеческой, истерической силой, выкручиваясь из солдатских рук. Его тело изогнулось, порыжевшая от грязи рука вытянулась вперед, пальцы судорожно сжались и разжались, словно пытаясь ухватить что-то невидимое, что было там, в запретной зоне.

— А-а-а-а-а-а-а! — его крик прорезал воздух. — Ве-е-ерни-и-те-е-е-е!

Солдаты, побагровев от напряжения, втолкнули его внутрь, и дверь уазика с глухим стуком захлопнулась. Но этот крик еще долго висел в холодном осеннем воздухе, эхом отдаваясь в ушах, впитываясь в кожу. Я стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как леденящий холод этого отчаяния проникает в меня самого.

(Часть 2)

Показать полностью
71

Командировка

Ехать в командировку мне совершенно не хотелось. Во-первых, я отработал в городской стоматологии чуть меньше года, чего было явно недостаточно. Во-вторых, в Лосюге, помимо лечения зубов у взрослых, придётся заняться ещё детьми и удалениями. Что работать с малышнёй, что удалять зубы я толком не умел. Да и не было ни нужды, ни возможности научиться. Почему отправили именно меня? – вопрос к главному врачу. Я бы себе в жизни не доверил ничего подобного. «У нас открывается новый филиал и тебе выпала честь быть первым там поработать. На июль, а потом поедут другие», - так главврач сказала, когда вызвала меня посреди смены. Я этому не очень обрадовался, но поскольку выбора у меня не было, улыбнулся и согласился. Практику в частной клинике пришлось отложить ещё на месяц – вместо этого займусь освоением целины за плюс-минус неплохую прибавку к зарплате.

Добраться до места тоже оказалось той ещё задачкой. Сначала надо было уехать в соседний город - Архангельск. Затем оттуда, на маршрутке, добраться до Вельска. И после, отсидев на вокзале с пяти до девяти утра, сесть на пригородный поезд, который и доставит меня в Лосюгу. Ожидание электрички по ощущениям заняло вечность. За четыре часа я успел наполовину разрядить телефон, перекусить и обойти здание вокзала вдоль и поперёк. Наконец, поезд прибыл. Желающих поехать было не так много: я, пара прыщавых подростков, столетняя старушка и бородатый мужик в тельняшке. Мы расселись поодаль друг от друга, и я, чтобы хоть немного взбодриться, выкрутил громкость наушников на максимум и резкие рифы дэт-метала почти вернули мне желание жить дальше. Кондукторша собрала деньги за билеты и поезд тронулся. Ели, берёзы, сосны, ели, берёзы, сосны, ели… О, речка! Потом снова: ели, берёзы, сосны и так продолжалось ещё полтора часа.

Несмотря на стимулирующие моё внутреннее ухо звуки из преисподней, я задремал и едва не пропустил свою остановку. Вышел из прострации за пять минут до прибытия. «Лосюга», - загорелись на табло красные буквы. Схватив сумку и рюкзак, я пулей выскочил на улицу, бросив кондукторше дежурное «до свидания».

Здешний вокзал представлял собой скромный домик, покрытый облупившейся синей краской. Приколоченные над крыльцом бесцветные деревянные буквы, складывающиеся в название остановки, едва выделялись на фоне стены. Заходить мне не было нужды, и я бросил взгляд чуть в сторону, на саму Лосюгу. Грунтовая дорога; резные ограды; одноэтажные дома разной степени паршивости – от мертвенно-серых развалюх до свежих и ухоженных экземпляров; раскиданные то тут, то там зелёные высотки – деревья. Да уж, действительно, деревня деревней.

-Семён Петрович, здравствуйте! – раздался слева чей-то голос.

Я обернулся и увидел женщину средних лет, рыжеволосую, одетую явно не по погоде – в тёплую кофту и камуфляжные штаны.

-Здравствуйте!.., - ответил я и вопросительно на неё уставился.

-Анна Ивановна - старшая медсестра.

-Рад знакомству. Спасибо, что встретили.

-Да ничего. Пойдём, покажу квартиру и амбулаторию.

Не дожидаясь моего ответа, Анна Ивановна направилась в сторону деревни. Мне оставалось послушно следовать за ней. Среди местных достопримечательностей я отметил только пункт выдачи «Озон» и продуктовый со странным названием «Кузьмич». Всё остальное – грядки, бабки, подростки на мотоциклах – мне было не особо интересно.

Медсестра попутно задала несколько базовых вопросов. Из разряда «как доехали?» и «готовы потрудиться?». Путь от вокзала до амбулатории занял у нас всего десять минут. Сперва мне дали ключи от квартиры, куда я зашёл, быстренько сбросил вещи и осмотрелся. Жил я буквально за стенкой от места работы – чтобы попасть в саму амбулаторию, достаточно было зайти за угол. Сама квартира выглядела пустовато и неуютно, но оно и понятно: прежде здесь никто не жил. Сразу напротив входа до самой спальни тянулся длинный коридор. По правую руку располагались проходы на кухню и в санузел. Бледно-зелёные стены, высокие потолки, запах хлорки – всё это создавало ощущение, что я пришёл в клинику. Казалось, в любой момент из-за угла выскочит человек в белом халате. Улыбнётся сквозь маску и пригласит на сдачу крови, ФГДС или любую другую неприятную процедуру. Сам будучи стоматологом, я на дух не переносил врачей, в том числе и других стоматологов. Благо, крепкое здоровье избавляло меня от необходимости лишний раз обращаться за медпомощью.

Я вернулся к ожидающей снаружи Анне Ивановне и вместе мы прошли в амбулаторию, где она показала мне стоматологический кабинет. Установка была приличная, радиовизиограф для рентгеновских снимков «на месте» - вообще отлично, даже в городе у нас таких не водилось. Поковырявшись в коробках с расходниками и инструментами, я сразу разложил всё необходимое по местам, чтобы не приходилось в разгар приёма рыскать в поисках условного мышьяка. Да, мы до сих пор ставим мышьяк. А что поделать – ОМС приём, полчаса на пациента.

В целом, кабинет мне понравился. Всё необходимое там было. Осталось лишь научиться ладить с детьми и удалять зубы. Медсестра отдала мне ключи от амбулатории, и мы распрощались. Я остался в кабинете и продолжил прикидывать, как лучше организовать процесс. В конце концов, решив, что по ходу дела всё итак будет понятно, плюнул и ушёл домой разбирать вещи. Удобно, что пресловутый дом был буквально за стенкой. Полминуты, и я уже снимаю кроссовки и принимаюсь потрошить рюкзак.

Затем сходил в «Кузьмича». Поскольку на всю Лосюгу это был единственный продуктовый магазин, цены там, мягко говоря, кусались. Ассортимент был относительно скуден, но всё необходимое я нашёл. Молоко, крупы, доширак, хлеб, чай, сахар – домой я шёл с двумя полными пакетами. Продавщица, кстати, пообещала прийти полечить зубы. Отметив незнакомое лицо, она сразу поняла, кто пришёл к ней отовариться. Судя по всему, я заочно успел стать местной знаменитостью.

Вернувшись домой, я заварил доширак, перекусил и принялся коротать вечер в ноутбуке. К полуночи вдруг резко потянуло в сон, и я решил не спорить с организмом, завёл будильник на восемь утра и вмиг отрубился.

Чик-чирик! Я протёр глаза и нехотя встал с кровати. Вот и настал момент Икс. Первый рабочий день в Лосюге. Явившись за полчаса до начала смены, я застал в амбулатории трёх мужчин, каждого с острой болью. Таких мы принимаем вне расписания – ещё одна прелесть ОМС. Первому было достаточно мышьяка; я назначил пациенту следующее посещение и отпустил домой. Второй пришёл с периодонтитом. Минут десять ушло на то, чтобы разобраться, как работает рентген. Ещё столько же, чтобы объяснить пациенту – нерв уже сгнил, надо прочищать каналы. Несмотря на нежелание мужичка удалять пульпу – он-то пришёл просто поставить пломбу на убитый в хлам зуб – я сумел-таки пройти все четыре канала и поставить туда кальций. Третьему пациенту было показано удаление зуба мудрости. Это было первое удаление в моей жизни, и длилось оно два часа. Перчатки были покрыты кровью. Десну вокруг несчастной «восьмёрки» я всю разорвал щипцами. Окружающая зуб кость то и дело хрустела, и от каждого такого хруста я легонько вздрагивал месте с пациентом. Неоднократно приходилось звонить знакомому стоматологу-хирургу, спрашивать совета. Когда злополучный зуб, разломанный мной на кусочки, наконец отправился в плевательницу, пациент, на удивление, был безумно счастлив. Пожелав мне крепкого здоровья и пообещав золотые горы, он чуть ли не вприпрыжку покинул кабинет. Только в двенадцать двадцать три я наконец вызвал пациента, записанного на девять утра…

Смену закончил на два часа позже. «Свободный график, будешь сам себе хозяин», - говорила мне главврач. Знаете, в жопу такие свободные графики. Я прямо в хиркостюме приполз домой, выпил чаю и, списавшись с другом, принялся жаловаться ему на жизнь. Во мне говорили усталость и злость, поэтому досталось и ни в чём не повинному рентгену, и медсестре, которая пыталась помочь, как могла. Накатав гневное полотно и оттого слегка успокоившись, я подытожил всё словами: «в целом, нормально».

В восемь вечера поужинал и почти сразу лёг спать. Ни смотреть сериалы, ни играть в новый Дум совершенно не хотелось. Сон пришёл моментально.

…мы гуляли по осеннему городу. Ветер запускал хороводы из красных, жёлтых, оранжевых листьев всех форм и размеров. Неоновые вывески завлекали нас в Рай. Вперёд, по холодному асфальту, сжимая тёплую ладонь…

-Семён Петрович! Откройте! Семён Петрович! – вернул меня в суровую реальность старушечий голос, доносящийся снаружи.

Я пробурчал пару ругательств и, накрывшись одеялом с головой, попытался снова ухватиться за ускользающую нить сновидения. За этот чудесный безымянный город…

-Семён Петрович! – незваная гостья забарабанила в дверь. Грохот стоял будь здоров и о сне можно было забыть.

Часы показывали два тридцать. Да чего этой старушенции надо от меня в столь поздний час? Я надел футболку и шорты и босиком пошлёпал по коридору в сторону выхода.

-Кто там? – спросил я, проглотив зевок.

-Ой, славтегосподи, Семён Петрович, помогите, зубик заболел! – принялась причитать старуха.

-Вы видели часы работы? Амбулатория открыта с восьми, стоматолог принимает с девяти.

-Терпежу нету, милок, совсем зубик разболелся. Помогите, Семён Петрович, сделайте зубик.

Похоже, она была готова стоять здесь до самого утра. Стоило мне приоткрыть дверь, как низкорослое нечто, укутанное в шерстяную шаль, бросилось на меня и чуть не сбило с ног.

-Спасибо огромное, Семён Петрович, жены хорошей, здоровья крепкого…

Бабка вцепилась в меня, уткнувшись лицом в живот – настолько она была низкой. Точнее, сгорбленной. Я с трудом оторвал её от себя и попытался спровадить наружу, пока сам переоденусь в хирургический костюм. Она отцепилась, но не отходила ни на шаг. И продолжала своё бессвязное бормотание. На её покрытом морщинами и старческими пятнами лице цвела улыбка, обнажающая комплект гнилых пней на месте зубов. Из раскрасневшихся глаз сами собой текли слёзы. На мои просьбы хотя бы отвернуться она лишь улыбнулась ещё шире. Нет, к чёрту. Переодеваться при этой сумасбродной старухе я не рискну. Чего доброго, ещё приставать начнёт. Справлюсь и в домашнем, главное футболку не запачкать.

Я отвёл бабку в кабинет и усадил в кресло. Заглянув в рот, оценил ситуацию, как безнадёжную. Двенадцать полностью разрушенных зубов сверху, одиннадцать снизу. Дополняли картину толстый слой белёсого вонючего налёта на языке и сочащиеся гноем свищи на дёснах. Помимо прочего, она не могла указать, какой именно зуб у неё болит. Положившись на удачу, я решил удалить тот, на верхушке корня которого красовался самый большой гнойник. Когда колол анестезию, старуха визжала, как резаная, но не дёргалась. Густые слюни летели мне в лицо и на одежду. Вонь из недр бабкиного кишечника отчётливо ощущалась при каждом её выдохе. Пахло стухшими яйцами и дерьмом с нотками залежавшихся макарон. Как же я жалел, что всё-таки не переоделся или хотя бы не надел защитный экран. Вколов наконец всю карпулу, я мгновенно отстранился и вдохнул. Что я вообще здесь делаю? Время почти три часа ночи, а я пытаюсь не блевануть и с ужасом представляю, как буду дёргать этой карге зуб. Надо собраться с мыслями. Я здесь всего на месяц. Держись, Семён! Настроив себя на победу, я открыл автоклав и принялся разбирать щипцы в поисках нужных. Когда искомые «байонетты» наконец нашлись среди груды «клювов» и «прямых», я услышал доносящиеся с кресла хрипы.

Вернулся к пациентке.

Её лицо покраснело и раздулось. Выпученные глаза истекали слезами и едва держались в орбитах. Живот бабки протяжно заурчал и тут же воздух сгустился от невыносимой вони: из-под юбки по креслу потекла коричневая масса. Старуха продолжала хрипеть, всё громче и громче, и неотрывно сверлила меня немигающим взглядом.

Я был парализован. Мог позвонить медсестре, мог загуглить, как купировать анафилактический шок, но я просто стоял и смотрел, не в силах сдвинуться с места от страха.

Не могу сказать, когда именно она умерла. Просто в один момент я обратил внимание, что хрипы прекратились. Бабка так и сидела в луже дерьма с вытаращенными глазами и опухшим лицом. Казалось, она по-прежнему улыбается мне.

Оставалось четыре часа до того, как санитарка и медсестра явятся сюда. Надо было что-то делать. Что? Оставлять бабку здесь точно нельзя. Вызвать полицию? Во-первых, пока они ещё сюда доберутся, во-вторых, непредумышленное убийство остаётся убийством и мне при таком раскладе светит тюрьма. Избавиться от тела? Но как? Амбулатория расположена на окраине деревне, рядом с обрывом в ближайшую речку. Сбросить бабку в реку и притвориться, что её никогда здесь не было? Тогда надо избавиться от всех следов её пребывания тут. В первую очередь, очистить стоматологическое кресло.

Я поражался собственной рациональности. Только что не мог шевельнуть и пальцем и позволил пациенту умереть, а теперь хладнокровно подчищаю улики. Хорошо хоть, видеонаблюдение сюда ещё не установили: мастер приедет только через неделю.

Расстелив на полу салфетки, я перевалил на них труп, и, надев перчатки, принялся затирать следы на кресле. Раз за разом я выжимал тряпку, пропитанную зловонной коричневой жижей. В процессе несколько раз чуть не вытошнило. Когда закончил, стал думать, как бы дотащить бабку до обрыва. Та, хоть и была низкорослой и худощавой, весила по ощущениям центнер. В конце концов я не придумал ничего лучше, чем тащить за ноги, делая короткие перерывы, чтобы отдышаться. Таким макаром приволок тело к полю, которое мне предстояло пересечь. Тридцатиградусная жара ничуть не облегчала задачу. Характерные для северо-запада страны белые ночи – тоже. Едва ли кого-то ещё понесло бы в сторону амбулатории в такое время, но, в целях предосторожности, я двигался в полуприседе и замирал, услышав малейший подозрительный звук. Всё время чувствовал на себе чей-то взгляд. Мерзкое ощущение. Будто вся Лосюга сейчас наблюдала за моими потугами скрыть следы преступления. А это было именно оно – преступление. Я – убийца. От этих мыслей голова пошла кругом, и я пообещал себе разобраться с моральной стороной проблемы как-нибудь потом. А сейчас – марш-бросок до последнего бабкиного пристанища. Я ведь так и не узнал, как её зовут. Думал, оформимся позже, после лечения. Вот и сделал доброе дело на ночь глядя. В любом случае, скоро о пропаже станет известно. Там и решу, что делать дальше.

Добравшись до обрыва, я, не мудрствуя лукаво, сбросил труп вниз. Береговая полоса здесь практически отсутствовала, так что мне даже не пришлось спускаться; бабка с плеском погрузилась в воду, и течение понесло тело прочь. Усталым взглядом я проводил старушку в последний путь. Это всё, что я мог для неё сделать.

Вернувшись обратно той же дорогой, ещё раз всё перепроверил. Никаких следов. Вонь почти полностью рассеялась. Кивнув самому себе, я вернулся в квартиру, несколько раз помыл дезсредством ведро и выкинул грязную тряпку в мусорку. Сколько ни стирай, из ткани следы бабки уже не вывести.

Шесть утра. Ложиться спать уже не имело смысла. Да и не хотелось мне. Я попробовал занять себя чтением книжки, но мысли о содеянном не давали покоя. Мне нужно было как-то оправдаться перед самим собой. Дать разумное объяснение всем своим действиям, чтобы впредь спать спокойно и в конце концов забыть и Лосюгу, и бабку. Думать, думать, думать…

Стук в дверь. Какого хрена? Нет, похоже, показалось. Я взглянул на часы. Восемь тридцать. Неужто я всё-таки задремал? Стоило моргнуть, и двух часов жизни как ни бывало. Медсестра и санитарка уже должны быть на месте. Да и мне пора выдвигаться. Хоть смена и начинается в девять, никто не отменял внеплановую острую боль, которой лучше заняться заранее.

Я переоделся в хирургический костюм и пошёл в амбулаторию. Мысли о бабке сами собой отошли на второй план, чему я был этому только рад.

Как и ожидалось, у кабинета уже сидели двое. Перекинувшись с медсестрой парой фраз, я приступил к работе.

После двух «о-бэ» нагрянули дети. Много детей. Большинство из них родители привели просто посмотреть зубы, но некоторым я вполне успешно полечил кариесы. У одной девочки даже рискнул взяться за пульпит. На деле оказалось не так уж и страшно.

Потом пришла семейная пара. Обоим требовалось заменить буквально весь рот. Я удалил парочку подвижных корней каждому из них, со всем остальным назначил на потом.

И примерно в двенадцать пришла Она. Когда Шевцова Кристина Геннадьевна заглянула в кабинет, день поделился на до и после. Настолько не то что красивых, а идеальных во всех пропорциях девушек я прежде не встречал. Ничего не имею против сельских, правда, но Кристина на фоне прочих действительно смотрелась как роза среди лопухов. Звучит слащаво, аж самому тошно, но именно такое впечатление она произвела на меня, всего лишь скромно спросив: «Можно?».

Я как раз закончил заполнять карту предыдущего пациента, но даже будь иначе, этой девушке было можно всё. Кристина разместилась в кресле, и я имел удовольствие заменить ей сколовшуюся пломбу на зубе четыре пять. Оставшиеся два зуба, которые тоже стоило подлечить, я предложил перенести на другое посещение.

-Да, конечно, - согласилась она. Затем, после короткой паузы, добавила: -Вы просто хотите снова увидеться, не так ли?

На секунду её прямота ввела меня в замешательство. Ответить, как врач или как парень?

-Совмещаю приятное с полезным, - выпалил я и одарил Кристину улыбкой, понадеявшись на взаимность.

Она тоже мне улыбнулась.

Когда мы распрощались, я принялся заполнять карту Кристины, попутно изучая её личные данные. Зарегистрирована в Лосюге, на улице Партизан; место работы – самозанятый (интересно, чем?); перенесённые заболевания – всё отрицает. Веду себя как тринадцатилетний идиот. Ну прямо-таки сюжет романтического аниме: главный герой с какой-нибудь зловещей тайной приезжает в деревню, встречает там девушку мечты, и понеслась - любовь, сопли и всё такое. Проскользнувшая мысль о той самой тайне, которую я вчера сбросил в реку, снова принялась вгрызаться в мозг. Местные едва ли стали бы обсуждать со мной пропажу старушки, но я ждал от них хоть какой-то реакции. Неважно, какой именно. Мне просто хотелось услышать подтверждение случившегося.  Расспрашивать самому было категорически нельзя. Любопытство того не стоит. В дверь снова постучали. Эх, до встречи, Кристина. Пойду я дальше пахать на благо общества.

Остаток смены прошёл спокойно. Ни тяжелых случаев, ни странных пациентов. Вернувшись в логово и приготовив на ужин пшёнку, я даже нашёл в себе силы посмотреть сериал. Спать ложился в хорошем настроении, не в последнюю очередь благодаря Кристине, с которой у нас всё равно ни черта не выйдет и увидимся мы от силы ещё два раза. Но вдруг всё реально будет как в аниме?

Во сне я летел. Не знаю куда. Наверное, в безымянный город, который так часто мне снится. Или нет. Это неважно. Я знал, что рано или поздно упаду. Ноги с хрустом переломятся от огромной нагрузки, и впредь я не смогу ни ходить, ни летать. Я наслаждался полётом, стараясь не думать о том, что ждёт впереди. Существовало только «сейчас», и никакие «потом» не лишат меня…

-Семён Петрович! Откройте! Семён Петрович!

Я вскочил с кровати. Прислушался.

-Семён Петрович! Помогите, зубик заболел!

Тот самый голос. Бабкин голос. Должно быть, это просто реалистичный сон. Со мной такое уже бывало. Главное, держать в уме, что всё не взаправду.

-СЕМЁН ПЕТРОВИЧ!

В дверь заколотили. Так, будто по ту сторону была не хилая старушка, которой полагалось кормить рыб на дне реки, а Железный, мать его, Арни. Каждый удар сопровождался мерзким хлюпающим звуком. Будто об дверь билось что-то склизкое и массивное. Воображение тут же нарисовало гигантских размеров слизня, до одури колошматящего железную дверь желеобразной башкой с тупо раззявленным беззубым ртом.

Может, это просто кто-то другой? Нет, не неси чепухи, это явно её голос!

Я решил не геройствовать и остался в спальне. Что бы ни было по ту сторону, бабкин близнец или пресловутый слизень, встречаться с ними совершенно не хотелось.

Грохот не прекращался. Нечто снаружи вопило, срывая глотку.

-ПОМОГИТЕ! СЕМЁН ПЕТРОВИЧ!

Из ушей потекло тёплое и липкое. Этот визг буквально разъедал барабанные перепонки. Не в силах больше терпеть, я наконец нарушил молчание и крикнул в ответ:

-Убирайтесь прочь! Смена с девяти утра!

К чему было сказано последнее, сам не знаю. Ни сейчас, ни в девять утра я не желал видеть и тем более лечить обезумевшую тварь, стоящую у меня на пороге. Только бы она уже заткнулась и свалила ко всем чертям.

-Так вы там, Семён Петрович? – проскрежетала гостья. –Вы полечите мне зубик? Давайте я вам его покажу.

Лязг!

Уличная дверь со скрипом приоткрылась. Кто бы за ней не скрывался, теперь меня и ночного гостя разделял лишь длинный коридор.

Почему ничего не происходит? Я невольно задержал дыхание. До боли в лёгких. Казалось, стоит выдохнуть, и существо ворвётся внутрь, как воздух в опустошённые альвеолы. Тишина. Погружённый в полумрак коридор. И на пару сантиметров приоткрытая дверь. Мы словно играли с ней в гляделки. И я проигрывал.

Сколько это может продолжаться?

Открой уже грёбаную дверь!

Я тут, возьми меня!

Мои безмолвные выкрики не достигли цели. Мир сузился, сжатый бледно-зелёными стенами коридора. И в этом мире были лишь двое. Я, и некто с другой стороны.

Брешь нужно было закрыть. Я сделал первый шаг. Продвинулся вперёд на какие-то жалкие пару сантиметров. Потом ещё. И ещё. Проход сужался. Я, влекомый невидимыми волнами, приближался к сердцу мальстрема. Четверть пути. Половина. Ещё один шажок…

С той стороны раздался еле слышимый шум. Я подошёл ближе. Дыхание. Булькающее. Оно становилось тем громче, чем ближе я подходил к двери. Затяжной вдох. Клокочущий выдох. Сквозь узенькую щелочку дверного проёма сочились колыхающиеся щупальца теней. Последний шаг. Снова вдох. Выдох. Стоит протянуть руку, и я коснусь холодной эмалированной поверхности. Снова вдох…

-Я всё-таки покажу вам зубик.

Нечто ввалилось внутрь. Я инстинктивно отскочил назад и, не оглядываясь, бросился обратно в спальню, в надежде выскочить в окно.

-Семён Петрович, посмотрите.

Оно помчалось вдогонку. Хлюп! Хлюп!

Что-то склизкое ухватило меня за лодыжку и сбило с ног. Я сильно ударился лбом об пол и на секунду лишился зрения. Этой секунды хватило, чтобы тварь навалилась сверху. Весила она очень много. Рёбра, позвоночник, внутренние органы – всё во мне готово было лопнуть от напряжения. Затем меня, рванув за плечо, перевернули на спину.

Через множественные раны из обрюзглого тела вытекала густая коричневая жижа. Лицо бабки едва угадывалось в безумном переплетении складок и пузырей. Она открыла рот. Из глотки прямо мне на лицо полились полупереваренные останки рыб и пиявок. Я молотил утопленницу кулаками, от чего пузыри на её теле лопались, обнажая сгнившие мышцы и фасции. Всё без толку. Она так и сидела на мне с открытым ртом.

-Посмотрите на зубик, - и тыкала похожим на сардельку пальцем себе в рот, где от зубов остались лишь полные гноя лунки.

Я наносил удар за ударом, захлёбываясь нечистотами. Лопалась кожа, разрывались мышцы, ломались кости. По всему коридоры летели клочья плоти и брызги гноя и крови. Старуха продолжала показывать свой чёртов зубик, несмотря на всё моё сопротивление. Лишь когда я полностью разнёс чудовищу голову, гигантское тело обмякло.

Вытолкнуть себя из-под этого студня оказалось несложно. Сложнее было не свихнуться, когда адреналиновый угар резко сошёл на нет. Меня вытошнило прямо на изуродованный труп. Стены коридора были сплошь измазаны сотнями оттенков бурого. Что это вообще было, твою мать!? Я чуть ли не бегом припустил в душ. Натирал кожу мочалкой чуть ли не до крови. Надо отмыться. Надо. Отмыться.

Хлюп! Хлюп!

Снова шаги. На сей раз неторопливые. Я замер. Нет, не может быть. Хватит!

Хлюп.

Всё тише и тише. Оно уходит! Да. Да, да, да, да! Да, твою мать!

Я рванул к распахнутой настежь двери и захлопнул её. На всякий случай, провернул оба вертлюжка, плюс закрыл на ключ. Пускай замки этой твари не были помехой, всё же теперь в квартире было настолько безопасно, насколько это вообще возможно.

Вернувшись в ванную, я закончил мыться, после чего принялся за уборку коридора. Я едва осознавал, что делаю. На автомате елозил тряпкой, на автомате же переводил одно ведро воды за другим. Самое страшное, что я понятия не имел, как быть дальше. Из двух ночей здесь обе были просто кошмарными. И если первая ночь ещё куда ни шло – по крайней мере, у меня есть объяснение всему произошедшему, - то лавкрафтианский монстр у меня дома – это уже слишком. Просто уехать я не мог. Говорить с местными тоже. Садиться в тюрьму по-прежнему не хотелось, а странные вопросы неизбежно приведут к определённым выводам в отношении меня. К горлу подкатил ком. Всё же было отлично до этой командировки! Будь проклята Лосюга, главврач и эта бабка-приведение тоже.

Я вернулся в спальню. Семь сорок. Очень хотелось в кои-то веки отоспаться, но подменить меня было некому. Плюнув на всё, пришёл в амбулаторию раньше времени, чтобы в процессе отвлечься от воспоминаний о ночных приключениях. До начала смены оставался ещё час, а люди уже сидели в коридоре, ожидая своего спасителя.

Я зашёл в кабинет, наскоро подготовил место и объявил:

-Проходите!

И понеслась. Удаление за удалением. Получаться стало на раз два. За пять лет в университете я научился меньшему, чем за пару дней в Лосюге. Такими темпами я переквалифицируюсь в хирурга. И, должен признать, мне начинал нравиться рабочий процесс. Самый долгожданный пациент - Кристина Геннадьевна - прибыла к одиннадцати тридцати, как и условились.

-Чем занимаетесь в свободное время? У нас тут не так много развлечений, - поинтересовалась она в ожидании, пока подействует анестезия.

-Коротаю время за гаджетами. Для этой поездки у меня припасено сто гигов сериалов, несколько книг и пара видеоигр, со скуки точно не умру.

И кстати, по ночам я таскаю трупы через поля и дерусь с монстрами. Само собой, последнее предложение я не озвучил.

-Позволите нескромный вопрос, Семён Петрович?

-Позволю.

-У вас есть планы на сегодняшний вечер?

-Никаких. А что, есть предложения?

-Вы живёте прямо в этом здании, верно? Я бы могла зайти, если вы не против.

Ситуация разыгралась странная. Два получасовых посещения, и вот пожалуйста, Кристина сама предлагает встретиться. Что бы это ни значило, я не настолько глуп, чтобы отказывать такой роскошной женщине. А с подводными камнями разберёмся на месте.

-Да, конечно, заходите. В какое время?

-В семь устроит?

-Замечательно. Буду ждать с нетерпением.

Кристина снова вознаградила меня улыбкой, а я наконец вспомнил, что помимо ведения светских бесед должен заниматься лечением зубов.

-Приступим?

-Как скажете, доктор.

Спустя полчаса мы распрощались, ещё раз оговорив время встречи. Может, хоть эту ночь я проведу с живым человеком.

-Следующий!

До конца смены я вкалывал, как проклятый. Окрылённый перспективой завести себе новую подружку, я соглашался на всё. Хотите полечить сразу три зуба? – без проблем. Удалить восьмёрку? – да пожалуйста. Работа была мне даже в радость.

Около четырёх я был дома. Ещё раз проверил, не осталось ли в коридоре следов недавнего побоища. Вроде чисто. До семи было ещё полно времени, поэтому я решил сходить в «Кузьмича», чтобы было чем встретить Кристину. На сет роллов и дорогое вино рассчитывать не приходилось, но пиво, торт и пару стейков я раздобыл. Может, до них и не дойдёт, но перестраховаться стоило. В крайнем случае, съем всё сам. Выложить пришлось кругленькую сумму, но командировочные покроют это с лихвой.

Вернувшись в квартиру, я положил стейки размораживаться, а пиво и торт затолкал в миниатюрный холодильник. Всё отлично, не так ли?

Нет, твою мать, всё как никогда хреново. Я убил человека. Скольких не спасу впредь, так и останусь убийцей. Больше того, труп бабки вернулся за мной. Откуда мне знать, что этой ночью всё будет иначе. Почему я до сих пор не уехал из этой богом забытой деревни? Можно было придумать тысячу причин. При необходимости, даже рассориться с главврачом. Но вместо этого я по-прежнему здесь, и на откровенно сверхъестественные события реагирую, как герой ужастика категории Б. То есть, никак. Ну монстр и монстр, чего бубнить-то? Не знаю, что меня удерживало. Точно не Кристина, несмотря на все перспективы. Не чувство вины, потому что виноватым себя, как ни странно, я не чувствовал вовсе.

-Хватит думать, - сказал я себе. –Что было, то было, а что будет, то будет.

Проговорив эту простенькую мантру, я решил поискать Кристину в соцсетях. Это и отвлечёт от мрачных раздумий, и поможет прощупать почву. Начал с ВК, как с самого очевидного варианта.

Стоило вбить фамилию и имя в поиск, и вуаля, моя Кристина Шевцова тут же нашлась. На аватарке она стояла на фоне закатного моря, опираясь на каменные перила. Простенько, но очень эффектно. Страница закрыта. Ну, ожидаемо. Напрашиваться в друзья я не стал, к этому мы ещё придём.

Дальше – телеграм. Номер Кристины я знал из медкарты – очередной плюс работы в здравоохранении. Здесь помимо той же самой аватарки нашлась ещё пара симпатичных фоток.

Начало положено. До встречи оставалось ещё два часа, которые надо было как-то убить. Не придумав ничего лучше, я завёл будильник и лёг подремать. Морфей забрал меня мгновенно, и в этот раз обошлось без сновидений. Только умиротворяющая темнота.

Продолжение в комментариях

Показать полностью
48

Забытый саван

деревенские истории

Померла в деревне девка молодая. Похоронили её, всё как следует. А после стали вдруг парни в деревне помирать один за другим. А про ту девку нехорошее сказывали, мол, ведьма она была. И зла она на весь Божий мир за то, что молодой ушла. Да и дела её, видать, покоя ей не давали на том свете. Вот и приходит за новыми смертями. Но говорить одно дело, а доказать никто не может. Что делать? Уже трое парней спать легли и не проснулись.

Решили караулить. В тех семьях, где парни были, стали по очереди домашние охранять, ночь не спать. И вот в одну из ночей караулил дед, было это в избе Тихоновых. Тишина кругом. Спят все. Дед и сам носом клюёт. Луна ясная, полная, в окно светит. И видит дед, в этом лунном свете тень показалась. Заглядывает кто-то в избу. Дед подобрался весь, палку, заранее приготовленную взял.

Тут дверь скрипнула и входит в избу та самая девка, которую схоронили! Поводила носом по избе, понюхала, как зверь, и пошла к той лавке, где внук деда спал – парень Игнат, двадцати лет. Встала ведьма над ним, развернула с себя саван, и только было хотела накинуть его на спящего, как дед подскочил. Палкой ка-а-ак махнёт! Отлетела ведьма в угол, встала на корточки, ровно зверь дикий, зашипела. Тут и все проснулись, всполошились. Выскочила она в сени да на улицу и пропала.

А саван её на полу так и остался лежать. Дед поднял его и пошёл людей собирать. Подняли всю деревню. Светать уже стало. Лето было. Пошли все на кладбище. Открыли могилу, а там девка та лежит, в чём мать родила без савана. Так и поняли все, что она и ходила по деревне, смерть в дома приводила, саваном своим спящего покрывала, тот и не вставал больше.

Ну сделали, что полагается, могилу закрыли, окропили, и с тех пор прекратилось всё. А вот дед тот помер всё ж таки на другой день. То ли сердце старое не выдержало, то ли от того, что саван ведьмин в руках подержал, видать за это смерть-то за ним и явилась.

Показать полностью
20

Хроники Дартвуда: Отпуск

Летняя жара изматывала нещадно. От нее не было спасения ни в помещениях, ни на улице. Казалось, ветер забыл о своем существовании или о существовании Дартвуда. Не говоря уже о дожде, которого не было вот уже несколько недель. Прохлада не наступала даже вечером, начиналась лишь краткая передышка от испепеляющих солнечных лучей.

Я не находил себе места, мучаясь ночами от бессонницы. Утром же вливал в себя опостылевший горячий кофе и, еле перебирая ногами, шел в редакцию «Хроник Дартвуда», чтобы выпить там еще кружку этого напитка и кое-как настроиться на работу. Фотографии у меня стали выходить плохими, поскольку не было ни сил, ни желания выстраивать композицию.

— Мистер Нортвилл? — в очередное жаркое утро окликнул меня начальник мистер Грэгсон, когда я поднимался по лестнице в свой кабинет.

— Да? — повернулся я к нему, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

— Не сочтите за грубость, но, кажется, вам пора в отпуск, — сдержанно улыбаясь, сказал мистер Грэгсон.

— Отпуск? — удивленно переспросил я, совершенно забыв значение этого слова.

— Да, — кивнул начальник, — отдохнете и вернетесь с новыми силами.

— Отпуск, — прошептал я, осознав, что значит это слово, — а когда?

— Сдайте последнюю работу и можете отправляться, — улыбнулся мистер Грэгсон.

— Если я успею до завтра, отпустите меня в четверг?

— Конечно! Скажу секретарю подготовить бумаги.

— Спасибо! — громко сказал я, вдохновленный скорым отдыхом.

Отпуск! Я совсем забыл, что имею право на передышку. Отпуск! Это то, что мне было просто необходимо. Но куда я мог поехать? Считая ступени под ногами, я размышлял и вдруг вспомнил о Ристарчесте, про который мне говорил детектив-инспектор Хартон. Я прошел мимо своего места и постучал в кабинет мистера Хилла.

— Да, да, — послышалось из-за двери.

— Эдмунд, — возбужденно сказал я, появившись на его пороге, — что тебе известно про Ристарчест?

— Доброе утро, Сэм, — улыбнулся репортер, оторвавшись от бумаг, — прекрасное место, Сэм. Тихое, спокойное, с хорошо мощенными улицами, большим парком и отличными забегаловками. Хочешь съездить?

— Да, — кивнул я, — мне неожиданно предложили отпуск…

— О! Это отличный выбор для отдыха. Там сейчас должно быть прохладнее, чем в Дартвуде, — отстраняя тесный воротничок от шеи, сказал мистер Хилл, — эта чертова жара сводит меня с ума. Да и ты плохо выглядишь, Сэмуэль. Жаль, я не могу поехать с тобой.

— Да, вместе было бы веселее.

— Когда ты думаешь отправляться?

— Я пока не узнавал про свободные места в гостинице…

— Она в Ристарчесте всего одна, — перебил меня Эдмунд, — «Везувий».

— Это мне известно, — кивнул я, — думаю поехать в четверг, если найдется свободная комната.

— Что ж, это отличная идея, Сэм, рад за тебя. Я переговорю с мистером Грэгсоном и, возможно, смогу присоединиться к тебе в начале следующей недели.

— Это было бы превосходно, — обрадовался я. — Пойду работать, чтобы успеть до четверга.

— И я тоже, чтобы сдать все необходимые статьи и выпросить себе небольшой отдых, — улыбнулся мистер Хилл.

Окрыленный неожиданно свалившимся на меня отпуском, я буквально влетел в свой кабинет, который делил с несколькими репортерами, и сразу же позвонил в гостиницу Ристарчеста. К счастью, номер нашелся в справочнике. На мое везение, в «Везувии» было сразу несколько свободных комнат. Я забронировал обычную, без изысков и по приятной цене, а потом убежал в лабораторию и провозился там до глубокого вечера. Даже жара в тот день мучила меня не так сильно. Я не замечал ее. Погруженный в работу, напевал незамысловатый мотивчик какой-то песни и кружился в ворохе негативов.

На следующий день фотографии были готовы. Мистер Грэгсон остался ими доволен, и уже после обеда я вернулся на квартиру, где с большим удовольствием собрал чемодан и объявил домоправительнице о своем отсутствии на предстоящей неделе.

Ночью мне даже удалось поспать несколько часов, хотя жара продолжала душить Дартвуд. Так что утром, отправляясь в путешествие, я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Кебмен довез меня до станции железной дороги, и под громкий гудок поезда я отправился в заслуженный отпуск. Я наблюдал в окно за зелеными полями и высокими деревьями, глубокими реками и цветущими холмами и не заметил, как прибыл в Ристарчест.

Первое, что меня встретило, был свежий, прохладный ветерок в лицо. Как приятно было ощущать его после долгих недель изнуряющего зноя. Улицы городка дышали свежестью и покоем. Дартвуд нельзя назвать чрезмерно шумным городом, но Ристарчест значительно отличался от него тишиной улиц и размеренностью прохожих. Казалось, никто из них никуда не спешил, не торопясь прогуливаясь в тени деревьев, бурно растущих прямо на тротуарах. В Дартвуде их без жалости вырезали, чтобы они не мешали движению.

Гостиница «Везувий» оказалась небольшой, но приятной. Холл встретил меня уютными диванчиками, возле которых стояли низкие столики. Тут и там за ними сидели другие постояльцы и пили напитки. Вежливый молодой человек за стойкой регистрации выдал мне ключ, а его помощник проводил до номера, расположенного на втором этаже.

Как я говорил, комната была скромной. Здесь был шкаф, кровать и туалетный столик. А также маленькая душевая комната. Окна выходили на улицу, где медленно прогуливались прохожие, ведя тихие беседы. Большего мне было и не нужно. Главное, что в комнате царила прохлада, по которой я успел истосковаться.

Поскольку прибыл я к вечеру, то времени хватило, только чтобы разложить вещи и спуститься к ужину. Он удивил меня своим размахом. Несколько изысканных блюд сменили друг друга, а вино по вкусу было дорогим и благородным. Я выпил пару бокалов и побеседовал с другими джентльменами гостиницы на пространные темы. Почувствовав одухотворенное головокружение от вина и усталости, я откланялся и вернулся в комнату, где, закончив приготовления ко сну, отправился в постель и крепко заснул.

Меня разбудил шум ключей. Кто-то громко бренчал ими в моей комнате. К тому же было так холодно, что пришлось натянуть одеяло до самого носа.

— Кто здесь? — спросил я темноту.

Звон ключей стих. Но в углу у шкафа был какой-то шорох. Кто-то невидимый возился там.

— Эй! Кто вы? Что вам нужно? — спросил я, пытаясь сделать голос как можно более уверенным.

На меня не обратили внимания, продолжая копошиться возле шкафа.

— Нет! Это полное безобразие! — с неожиданной храбростью воскликнул я, откидывая одеяло и садясь на кровати. — Вы, должно быть, перепутали комнату!

Холодом обожгло все мое тело. В комнате и раньше было прохладно, но теперь стоял настоящий мороз.

— Эй! — еще раз окликнул я кого-то, копошившегося возле шкафа. — Вы меня вообще слышите?

Я набрался смелости и встал, медленно двигаясь к источнику шума. Холод становился сильнее, и теперь мне ясно виделось белесое пятно непонятной формы. Его нельзя было принять за человека, но именно оно издавало шум и бренчало ключами.

— Кто вы? — испуганно спросил я.

Звуки стихли. Пятно замерло, а потом вдруг задрожало все, и я отчетливо увидел перекошенное злобой женское лицо с большими черными глазами и раскрытым ртом. Оно зарычало и двинулось в мою сторону, а потом вдруг пропало, как будто его и не было.

Пораженный, я стоял, не в силах пошевелиться. Мороз отступил, и на смену ему пришла знакомая мне прохлада. В комнате царила теперь тишина, с улицы тоже не раздавалось шума. Я подошел к шкафу, потрогал его руками, открыл и заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме мною же разобранных и аккуратно уложенных вещей.

Взмахнув головой, я выпил холодной воды и отправился обратно в постель, уверенный, что накопленная усталость от нескольких недель утомительной жары, продолжительной дороги, а также пары бокалов вина довела меня до галлюцинаций.

Утром ночное происшествие казалось мне сном. Я плотно позавтракал и отправился бродить по местному парку, где провел часы в прохладе и размышлениях. Спустившись к набережной реки, я выпил кофе на веранде расположенного там небольшого кафе и вновь отправился гулять. И только сумерки заставили меня вернуться в гостиницу и принять горячий ужин, запив его вином, как накануне.

Зайдя, наконец, в номер, я чувствовал приятную усталость и жизнерадостность, будто долгие часы прогулки вернули мне вкус жизни. Загадав завтра свести с кем-нибудь знакомство, я отправился в постель и уснул крепким, здоровым сном.

Шкрябанье со стороны шкафа заставило меня открыть глаза. Я не сразу понял, снится мне это или звуки раздаются наяву. А потом до ушей донеслось бренчание ключей. Я напряг зрение и различил у шкафа неясную сгорбленную фигурку.

— Эй! — позвал я, и облако пара вылетело изо рта, а я почувствовал царивший в комнате холод.

Возившийся у шкафа не обратил внимания на мой голос. Он продолжал звенеть ключами и будто царапать дверцы шкафа.

Молча, пытаясь обуздать страх, я поднялся, почувствовав голыми ступнями ледяной пол, и тихо двинулся к неясному силуэту. Но приближение к нему не сделало фигуру отчетливее. Расплывшееся пятно серо-белого цвета возилось возле шкафа, не обращая на меня внимания.

— Кто вы? — спросил я, остановившись рядом с ним.

Пятно замерло. В комнате повисла тишина. А затем фигура распрямилась, и на меня уставилось лицо женщины с широко раскрытыми глазами, в которых пылал ужас. Рот ее был искривлен в подобии крика, но звука при этом не выходило.

Я отшатнулся, едва не упав, и видение исчезло. Отдышавшись, я подошел к шкафу и ощупал его дверцы. Затем открыл их и посмотрел на разложенные там вещи. Все лежало в том порядке, как я и оставил. Что за чертовщина тут происходит? Теперь я ясно понял, что и смутные воспоминания прежней ночи были отнюдь не сном.

Умывшись и выпив холодной воды, я отправился в постель, не зная, что еще предпринять глубокой ночью. Утром же я решил отправиться к управляющему и задать ему несколько вопросов о своем номере. Но приезд мистера Хилла спутал все карты.

Завтрак я благополучно проспал и проснулся, только когда услышал громкий стук в дверь. Накинув халат, я поспешил открыть и обрадовался, увидев на пороге своего хорошего приятеля.

— Эдмунд! Я не ждал тебя раньше следующей недели! — протянул я ему руку.

— Ну ты и спать! — подмигнул мне мистер Хилл. — Я уж и переоделся, и позавтракал, а ты все спишь. Решил вот зайти.

— Здешний воздух прекрасен. Это все его магия.

— Это видно по твоему настроению! В Дартвуде ты был сам не свой.

— Эта жара, Эдмунд, она измотала меня.

— Не тебя одного. Мистер Грэгсон отправил на отдых еще нескольких сотрудников «Хроник».

— Немудрено. В таком пекле невозможно работать. Мозги совсем не варят.

— Согласен с тобой, Сэм. Прогуляемся?

— Да, да, — опомнился я, все это время стоя перед приятелем в халате. — Я сейчас переоденусь.

— Буду ждать тебя внизу с кофе. Ты ведь не завтракал.

— Спасибо. Я быстро.

Мистер Хилл ушел, а я как можно спешнее собрался, спустился к нему, перекусил омлетом с ветчиной и выпил несколько чашек крепкого кофе. Затем мы отправились гулять по местам, где я бродил вчера. Разговор сам собою перешел к гостинице, и я пожаловался на шум, который вот уже вторую ночь будил меня.

— Привидение? — серьезно спросил мистер Хилл.

— Что ты! — отмахнулся я, хотя мысли об этом посещали мою голову.

— Позволь мне посмотреть?

— Да пожалуйста!

Мы вернулись в гостиницу и зашли в мой номер. Мистер Хилл осмотрел шкаф и с моего позволения заглянул внутрь, а потом сделал то, до чего не догадался я сам.

— Ну-ка, Сэм, помоги, — сказал он мне, пытаясь отодвинуть шкаф от стены.

— Нас не будут ругать? — испугался я.

— Мы вернем его на место, как только осмотрим стену.

Я послушался, и вместе мы сдвинули тяжелый шкаф, после чего Эдмунд удовлетворенно присвистнул.

— Ба! — вскрикнул он, водя рукой по открывшейся стене.

— Что там?

— Потайная дверь, по-видимому.

— Не может быть!

— Еще как может! Зови управляющего.

Я рванул вниз и скоро вернулся в сопровождении нескольких слуг и управляющего мистера Джефферса, рассказав им о находке.

— Это интересно, — сказал управляющий, в свою очередь ощупывая стену за отодвинутым шкафом.

— Вы об этом не знали? — удивился мистер Хилл.

— Я заступил на должность не так давно. Ремонт тогда только обновили, и мебель не имело смысла двигать.

— Откроем? — спросил репортер.

— Почему нет, — пожал плечами мистер Джефферс.

Задекорированная под панель дверь почти не отличалась от других стен в комнате. Лишь небольшая щель выдавала ее своим неплотным прилеганием. Да еще закрашенный замок, в который специально засунули бумажку, чтобы не было видно места для ключа. Окончательной маскировкой послужил шкаф, полностью скрывавший собою панель.

— Понадобится лом, — сказал управляющий слугам, и один из них сразу вышел из комнаты.

— Ключей не осталось? — спросил на всякий случай я.

— Сомневаюсь, — проговорил мистер Джефферс, ногтем мизинца пытаясь выковырять бумажку из замочной скважины. — Плотно сидит! Даже если ключ найдется, его не вставить.

Наконец вернулся слуга с ломом, засунул его в щель и с усилием надавил. Раздался скрип, а потом панель отлетела в сторону, едва не задев управляющего по лицу. Но он не заметил этого, поскольку открывшаяся нам маленькая комнатка-башня привлекла все его внимание.

Узкая и круглая, она напоминала колодец. Из нее веяло холодом и сыростью, а стоять в ней мог только один человек, настолько тесной она была. Но даже и он сейчас не решился бы ступить в нее, поскольку на полу сидело две на первый взгляд куклы. Покрытые слоем пыли и паутины, именно так выглядели скелеты двух детей. Мальчика и девочки с остатками волос на черепах.

Я отшатнулся, а слуги с ужасом в глазах вылетели из комнаты. Из коридора послышались звуки рвоты, видимо, кто-то из них так остро переживал увиденное.

Мистер же Хилл с управляющим стояли, как пораженные, и не двигались, не сводя глаз с трупов детей. Девочка в пышном длинном платье, из-под подола которого выглядывали лаковые башмачки, держала в руках куклу. Мальчик в коротких шортах и пиджачке явно был старше ее на пару лет. У него в руках не было ничего. Они покоились на коленках, от которых остались одни кости.

— Кто это? — спросил я, когда первый ужас отступил. — Чьи это дети?

Управляющий побледнел. Мне показалось, что он сейчас упадет в обморок. Его тонкие губы пришли в движение, будто силясь выдавить слово. Пальцы судорожно перебирали пуговицы жилета.

— Не знаю, — едва слышно прошептал он. — Как вы думаете, их убили прежде, чем поместить сюда? — управляющий тяжело сглотнул и, наконец, отвел взгляд.

— Судя по спокойным позам, да, — ответил мистер Хилл. — Нужно сообщить в полицию. Пусть поднимут архивы обо всех пропавших детях в Ристарчесте. Здесь всегда была гостиница?

— Нет, — махнул головой управляющий, будто сбрасывая наваждение, — насколько мне известно, дом принадлежал одной знатной семье, а потом его перестроили.

— Думается, эти дети и есть потомки той самой семьи, — печально констатировал мистер Хилл.

— Это ужасно! — вырвалось у меня.

— Мы сегодня же поменяем вам номер, — обратился ко мне мистер Джефферс.

— Благодарю.

— Я распоряжусь, чтобы ваши вещи перенесли. Но нужно дождаться полиции. Вас не затруднит оставить комнату на некоторое время?

— Нисколько, — сказал я, не желая пребывать в ее стенах больше ни минуты.

— Что ж, могу я предложить вам выпить кофе, пока вы ожидаете? Скоро начнется обед. Я позову вас, когда полиция здесь все осмотрит и ваши вещи будут перенесены в другую комнату.

— Спасибо. Мы пообедаем и отправимся гулять. Да, Эдмунд? — спросил я репортера.

— Да, — подтвердил он, но по лицу его я видел, что мистер Хилл не успокоится, пока не узнает всей правды об обнаруженных нами скелетах.

— Что ж, господа, прошу вас спуститься вниз, — вежливо подтолкнул нас к выходу управляющий.

Мы с Эдмундом кивнули ему в знак прощания и удалились пить кофе, а затем пообедали и отправились гулять уже знакомым нам маршрутом.
До вечера я был как на иголках. Меня не оставляла тайна найденной комнатки-колодца. А мысль о том, что я несколько ночей провел по соседству с трупами невинных детей, и вовсе вселяла ужас.

Мистер Хилл ничего не говорил о моем состоянии, но, видимо, догадывался, что со мной происходило. Он пытался менять темы, шутить, что часто получалось у него очень плохо. В итоге я не выдержал и первым вернулся к случившемуся в моем номере:

— Как думаешь, откуда там взялись скелеты?

— Давай спросим об этом управляющего, когда вернемся? Должно быть, полиция могла ему что-то растолковать.

Но мистер Джефферс пребывал в неведении, хотя и уделил нам достаточно времени, терпеливо отвечая на вопросы. Он не узнал ничего нового с тех пор, как мы с репортером покинули мой номер. Либо не хотел делиться сведениями, чтобы не пугать постояльцев. К тому же мы сказали ему, что работаем в газете. И хоть «Хроники Дартвуда» не имели никакого отношения к Ристарчесту, мистер Джефферс мог опасаться, что мы воспользуемся добытой информацией с целью опубликовать об этом статью. Как репортер, Эдмунд не мог упустить найденные свидетельства преступления. Для репутации «Везувия» и управляющего это не сулило ничего хорошего. Но могло и, наоборот, послужить притоку постояльцев. Я не понаслышке знал людей, охочих побывать в подобных местах.

Так или иначе, мы с мистером Хиллом оставались в незнании еще несколько дней. Я все это время проживал в новой отведенной мне комнате. Ночью меня больше ничто не будило, и я чувствовал себя прекрасно. Даже перенесенный стресс от найденных скелетов сгладился и остался чем-то далеким и будто случившимся не со мной.

Однако Эдмунд решил во что бы то ни стало докопаться до истины. Я несколько раз уговаривал его бросить пустую затею, но он, как настоящий репортер, не мог успокоиться и однажды разбудил меня громким стуком в дверь.

— Что случилось? — накинув халат, спросил я, когда он зашел и уселся на край моей кровати.

— Во-первых, уже половина одиннадцатого, а ты все спишь, — попенял мне мистер Хилл, — а, во-вторых, я узнал про тех детей.

— Как?

— Сходил в участок.

— И тебе все рассказали?

— Ну, не совсем. Пришлось найти одного разговорчивого полицейского и заплатить ему.

— Эдмунд! — покачал я головой, садясь на стул напротив приятеля. — Это незаконно.

— Никто, кроме тебя, меня и этого полицейского, не узнает. В общем, как и сказал этот Джефферс, здесь не всегда был отель. В начале века сюда приехала некая княгиня.

— Княгиня? — удивился я.

— Да, а что тут такого? Репутация у нее была не из лучших. С любовником она успела поколесить по миру, пока не добралась сюда. Но у нее очень интересная история. Я такого еще не слышал.

— Вот как!

— Да, княгиня эта вышла замуж за состоятельного джентльмена. И промотав его состояние, нашла другого дурака. Но как избавиться от мужа?

— Отравить?

— Чтобы княгиня пачкала свои пальчики? Нет, Сэм, она довела дело до дуэли.

— Хитро!

— И ненадежно. Ведь победителем вполне мог стать ее обедневший муж.

— Однако этого не случилось, правда? — с улыбкой спросил я.

— Так точно. Овдовев, княгиня вышла замуж за любовника…

— Который, несомненно, был при деньгах.

— Не так чтобы очень, но это не было проблемой. Поскольку скоро княгиня нашла нового, который обладал ими в большом количестве.

— И снова дуэль?

— Нет. Второй муж княгини совершил самоубийство, узнав об ее интрижке. К тому же бедняга понял, что никогда не будет любим той единственной, которую жаждал.

— Она, наверное, была очень хороша собой.

— Невероятной красоты!

— Будто ты ее видел, — ухмыльнулся я.

— Нет, но сам подумай: один отчаивается на дуэль, другой и вовсе лишает себя жизни.

— Ну дуэль — это дело чести. Для этого княгине вовсе не обязательно было быть неземной красавицей. А самоубийство и вовсе — полная дурость! Что было дальше? Она вышла замуж в третий раз?

— Да.

— И снова промотала все деньги?

— Нет.

— Нашла любовника?

— Да.

— Дай угадаю: еще одна дуэль?

— Да! И графиня становится наследницей огромного состояния.

— Графиня?

— Да, третий муж был графом. Княгиня стала графиней.

— Интересная женщина, находчивая и изворотливая. Не хотел бы я с такой встретиться, — хмыкнул я.

— Да уж. От такой встречи жди беды.

— Хотя человек с умом пройдет мимо подобной плутовки, разгадав ее замыслы еще на берегу.

— Не скажи, Сэм, не скажи. Чары любви коварны.

— Откуда ты знаешь?

— С любовником графиня начинает колесить по странам, пока не приезжает в Англию, — проигнорировал мой вопрос мистер Хилл, — здесь она покупает роскошный дом, в котором теперь мы с тобой остановились, как постояльцы гостиницы.

— А дети?

— Дети остались ей в наследство от второго брака. Она мотала их за собой, пока они вконец не надоели. Тогда они пропали. Княгиня сказала, что отправила их родственникам родного отца.

— И никто этого не проверил?

— Кому они были нужны? — печально сказал мистер Хилл.

— Хоть тем же родственникам по отцу.

— А ведь здравая мысль, — согласился репортер, — но нет, никто их не искал. По крайней мере, бумаг об этом не осталось.

— Неужели княгиня-графиня убила их и заперла в той башне? — склонив голову, спросил я, не представляя состояние бедных детей, которых ждала подобная участь.

— По-видимому. Коронер сказал, что у детей свернуты шеи.

— Но почему княгиня-графиня не могла их похоронить? Пусть и в безызвестной могиле.

— Возможно, боялась, что кто-то может увидеть, как она выносит трупы и закапывает их где-то.

— Да, вероятнее всего, — согласился я. — Должно быть, у нее были сообщники?

— Наверняка любовнику мало нравились эти дети.

— И, неродные, они были обузой для нее, — грустно отметил я. — Но неужели их и правда нельзя было отправить родственникам? Ведь в деньгах же не было проблем.

— Не было. Однако женщина выбрала иной путь.

— Меня не перестает удивлять людское бессердечие. Две малютки… Что стало с княгиней-графиней потом?

— Ничего, — хмыкнул мистер Хилл, — она еще двадцать лет прожила в этом доме, сменив нескольких любовников, и мирно скончалась в своей постели, не оставив наследников.

— Замуж больше не вышла?

— Нет.

— А отчего умерла?

— Туберкулез.

— Ясно, — встал я со стула. — Что теперь будет с телами детей?

— Понятия не имею. Скорее всего, их ждет безымянная могила, на которую никто не принесет цветов.

— И ведь они совершенно ни в чем не были виноваты, — глядя в окно, больше прошептал, чем сказал я.

— Виноват был их отец, позволивший чувствам возобладать над разумом.

— Да уж…

— Одевайся и спускайся завтракать. Я уже дважды пил кофе. Сейчас пойду к себе, набросаю статью, потом спущусь к тебе и отправимся к реке.

— Ты все-таки решил писать статью?

— Набросаю, а там как Грэгсон скажет. Если заинтересуется, то почему бы и нет.

— Но ведь информация добыта незаконным путем, Эдмунд!

— Пока дойдет дело до статьи, обо всем будет известно в Ристарчесте.

— А если нет?

— А если нет, то и моей статьи не будет. Однако сейчас я набросаю ее, пока в памяти все свежо. Жаль, ты не взял фотоаппарат.

— Скелеты детей в «Хрониках Дартвуда»? — ошеломленно спросил я. — Полно тебе, Эдмунд.

— Публика любит такое, тебе ли не знать, — пожал он плечами.

— Как бы я хотел не согласиться, но ты прав, — с грустным выражением лица кивнул я. — Я зайду к тебе после завтрака.

Он ушел, а я переоделся и спустился в столовую гостиницы.

Больше ничего примечательного в Ристарчесте не случилось. Я отлично отдохнул и был полон сил, когда вернулся в редакцию «Хроник Дартвуда», чтобы приступить к своей работе.

Анна Шпаковская

Хроники Дартвуда: Отпуск
Показать полностью 1
62

Пыль

Первый вдох после пробуждения всегда давался с трудом. Будто невидимая рука сжимала мои легкие, не позволяя набрать полную грудь воздуха. В тусклом свете мартовского утра, проникавшем сквозь неплотно задернутые шторы, танцевали пылинки. Маленькие, почти невесомые частицы, наполняющие каждый кубический сантиметр пространства моей однокомнатной квартиры. Я ненавидел пыль.

Квартира досталась мне от бабушки — типичная хрущевка на окраине Подмосковья. Серые панельные стены, потрескавшийся потолок и старый паркет, который скрипел под ногами, выдавая каждый мой шаг. После смерти бабули я так и не нашел в себе сил что-либо изменить. Всё осталось как прежде: громоздкий сервант с хрустальными рюмками, которые никто никогда не использовал, выцветшие обои с цветочным орнаментом и тяжелые красные шторы.

Потянувшись за телефоном, я случайно смахнул на пол стакан с водой. Жидкость разлилась по паркету, образуя бесформенную лужу. Чертыхнувшись, поднялся с кровати, чувствуя, как холод пробирает до костей. Отопление в нашем доме работало через раз — коммунальщики экономили, а жильцы молчали, привыкнув кутаться в несколько слоёв одежды даже дома.

Направляясь в ванную, мои босые ноги оставляли влажные следы на полу. Старая раковина встретила меня ржавыми подтеками и каплей, размеренно падающей из неисправного крана. Кап. Кап. Кап. Этот звук сводил с ума, особенно по ночам, когда тишина обостряет все чувства.

Посмотрев в зеркало, встретился взглядом с собственным отражением. Помятое лицо с темными кругами под глазами, как у панды. Давно не стриженные волосы. Щетина, которая уже перестала быть модной небрежностью и превратилась в признак запущенности. Тридцать два года, а выглядел на все сорок пять.

— Ну и рожа, Серёга, — сказал я, открывая шкафчик с лекарствами.

Достав упаковку таблеток, выдавил одну на ладонь. Маленькая белая пилюля — мой ежедневный ритуал после того, как врач поставил диагноз «генерализованное тревожное расстройство». Запил водой из-под крана и на мгновение задержал взгляд на стоке. Там, среди ржавчины и грязи, что-то шевелилось.

Наклонившись ближе, попытался рассмотреть. Внезапно оно метнулось в сторону и исчезло в темноте слива. Маленькое, серо-черное, с множеством ножек. В голове сразу всплыли детские страхи о монстрах, живущих в канализации.

— Просто таракан, — убеждал я себя, — или паук.

Но где-то глубоко внутри знал, что это неправда. Тараканов в моей квартире не водилось — бабушка была помешана на чистоте, а я, хоть и не поддерживал идеальный порядок, регулярно устраивал генеральную уборку. Да и на паука это существо не походило.

Пожав плечами, отправился на кухню. Нужно было собираться на работу. Сделав себе бутерброд и кофе, я сел за стол. Пыль не давала мне покоя уже какой день. Несмотря на регулярную уборку, серая взвесь появлялась снова и снова, словно материализовалась из воздуха. Мой психиатр говорил, что навязчивая идея о чистоте — часть моего расстройства, но я-то знал: эта пыль была необычной.

Прищурившись, всмотрелся в серый налет на столе. Иногда мне казалось, что пылинки двигаются не хаотично, а целенаправленно, будто обладают коллективным разумом. И сейчас, когда солнечный луч падал под определенным углом, я отчетливо видел, как они перемещаются, образуя сложные узоры, а затем рассыпаются, стоит только моему дыханию потревожить их.

Телефон завибрировал, вырывая меня из задумчивости. Сообщение от начальника: «Серёга, отчет по Волгоградскому проекту готов? Заказчик звонил.»

Чёрт. Я совсем забыл об отчете. Быстро доев бутерброд и глотнув остывший кофе, поспешил одеваться. Времени оставалось в обрез.

Проходя мимо шкафа в прихожей, я услышал шорох. Остановившись, прислушался. Тишина. Только часы тикали на стене, отсчитывая секунды моего опоздания. Распахнув дверцу шкафа, уставился на висящую одежду. Ничего необычного.

Но запах… Странный, затхлый, с нотками плесени и гнили. Так пахло в подвале нашего дома, куда я спускался всего раз, чтобы проверить счетчик. Там было сыро, темно и жутко. Помню, как поскорее выбрался оттуда, ощущая на себе чьи-то невидимые взгляды.

Покачав головой, захлопнул дверцу. Надо меньше нервничать и больше спать. Последние недели выдались напряженными — новый проект, дедлайны, придирки заказчиков. Неудивительно, что мое тревожное расстройство обострилось.

Натянув пальто, я вышел из квартиры и тщательно запер дверь. В подъезде пахло кошками и сырой штукатуркой. Лампочка над первым этажом моргала, создавая эффект стробоскопа. В такие моменты казалось, что реальность дробится на отдельные кадры, и между ними можно увидеть что-то… иное.

Выйдя на улицу, глубоко вдохнул морозный воздух. Легче не стало. Напротив, появилось ощущение, будто в легкие попала та самая пыль из квартиры — мельчайшие частицы, которые теперь блокировали доступ кислорода. Закашлявшись, сплюнул на снег. На белой поверхности остался серый сгусток.

***

В офисе было душно, несмотря на работающий кондиционер. Коллеги суетились, обсуждали новости, смеялись над шутками, а я сидел, уставившись в монитор, и не мог сосредоточиться на цифрах. Перед глазами стояла картина: темный сток в ванной и что-то многоногое, ускользающее от моего взгляда.

— Земля вызывает Серёгу! — Катя, наша бухгалтерша, помахала рукой перед моим лицом. — Ты с нами?

— А? Да, извини, задумался.

— Мы заказываем пиццу на обед. Будешь?

— Нет, спасибо, я… я не голоден.

Катя посмотрела на меня с беспокойством:

— Ты какой-то бледный сегодня. Всё нормально?

— Просто не выспался.

— Ясно… — она явно не поверила, но не стала допытываться. — Если что, я рядом.

Кивнув, вернулся к работе. Или попытался. Отчет никак не складывался — цифры плыли перед глазами, превращаясь в бессмысленные символы. На экране мелькнуло что-то темное. Моргнул, и видение исчезло.

Выпив третью чашку кофе за день, почувствовал, как сердце колотится где-то в горле. Таблетки, кофеин и недосып — гремучая смесь. Ладони вспотели, а во рту пересохло. Классические симптомы приближающейся панической атаки.

В туалете было тихо и прохладно. Умывшись холодной водой, посмотрел в зеркало. Отражение показалось чужим — бледное лицо с мутными глазами. И эта пыль, которая теперь была на моих плечах, волосах, воротнике рубашки. Серая, почти невидимая, но я чувствовал ее присутствие.

Смахнув невидимые частицы с одежды, заметил маленькую черную точку на шее, прямо над воротником. Приблизившись к зеркалу, попытался рассмотреть. Это оказалась крошечная ранка, похожая на укус насекомого, но с темным центром, как будто что-то проникло под кожу.

Дотронувшись до ранки, ощутил острую боль. Странно. Не помнил, чтобы меня кусали насекомые. Да и откуда им взяться в марте, когда на улице минус десять?

Когда вернулся к рабочему месту, заметил на столе пыль. Тонкий серый слой покрывал клавиатуру и монитор, хотя уборщица протирала все поверхности утром. Машинально смахнув ее рукавом, почувствовал, как частицы впиваются в кожу — мельчайшие, почти невидимые иголки, вызывающие раздражение.

Домой вернулся поздно. Отчет все-таки удалось закончить, хоть и ценой огромных усилий. Голова раскалывалась, а в желудке урчало от голода, ведь я так и не пообедал.

Открыв дверь квартиры, замер на пороге. Что-то изменилось. Запах. Воздух был насыщен той же затхлостью, что я почувствовал утром в шкафу. Включив свет, огляделся. На первый взгляд всё было на месте, но внутренний радар настойчиво сигналил: кто-то здесь был.

Прошел по коридору, внимательно осматривая каждый уголок. Заглянул в шкафы, под кровать, за занавеску в ванной. Пусто. И всё же ощущение чужого присутствия не покидало меня.

В кухне мой взгляд упал на стол. Там, среди обычной пыли, виднелись отпечатки. Не человеческие следы и не кошачьи лапы. Маленькие точки, образующие дорожку, как если бы множество крошечных существ прошли по столешнице.

Сердце забилось чаще. Вспомнилось то создание, которое я видел утром в сливе раковины. Многоногое, юркое. Что, если таких тварей много и они живут в моей квартире, прячутся в темных углах, выползают, когда меня нет дома?

Взяв нож для разделки мяса, методично проверил все закоулки еще раз. Ничего. Либо я сходил с ума, либо эти существа были достаточно умны, чтобы спрятаться.

В холодильнике обнаружилась пачка пельменей. Поставив воду, нервно барабанил пальцами по столешнице, прислушиваясь к звукам квартиры. Скрип половиц, гудение холодильника, капли из крана в ванной. И что-то еще… Шорох. Едва различимый, но постоянный, как будто кто-то перебирал бумаги или… передвигался по пыльной поверхности.

Поужинав наспех приготовленными пельменями, почувствовал сонливость. Глаза слипались, а тело наливалось свинцовой тяжестью. Странно. Обычно я не мог уснуть до глубокой ночи, мучимый тревожными мыслями. Но сейчас меня буквально тянуло в постель.

Прежде чем лечь, решил тщательно осмотреть кровать. Когда откинул покрывало, заметил на белой ткани серые разводы. Провел пальцем — пыль. Та самая, необычная, словно живая.

Сменив постельное белье, наконец улегся. Комната погрузилась в полумрак, только уличный фонарь отбрасывал желтоватый свет через штору. В этом освещении пылинки в воздухе казались золотистыми искрами, танцующими по невидимым линиям.

Моргнул. И еще раз. Веки становились тяжелыми, а сознание мутным. Последнее, что увидел перед тем, как провалиться в сон — маленькая черная точка, скользнувшая по потолку.

Проснулся от ощущения, что меня обсыпали песком. Всё тело чесалось, особенно шея и запястья. Включив ночник, осмотрел себя. Кожа покраснела и покрылась мелкой сыпью, словно от аллергической реакции. Но я не был аллергиком.

Часы показывали 3:09. Самое глухое время ночи, когда грань между мирами истончается… Откуда такие мысли? Я не верил в потусторонние силы и параллельные вселенные. И всё же что-то было не так с моей квартирой, с воздухом, которым я дышал, с пылью, которая была повсюду.

Встав с кровати, направился в ванную. Холодная вода немного успокоила зуд, но не мысли. Под пальцами ощущались бугорки — крошечные уплотнения под кожей, особенно на шее, где утром заметил ранку.

Наклонившись к зеркалу, попытался рассмотреть лучше. Ранка превратилась в темное пятно размером с горошину. И оно… двигалось. Не снаружи, а под кожей, как будто что-то живое пыталось прогрызть себе путь наружу.

Паника накрыла меня ледяной волной. Схватив маникюрные ножницы, попытался подцепить эту штуку. Боль была адской, но страх оказался сильнее. Кровь заструилась по шее, капая на белую раковину. И вместе с ней… что-то черное, маленькое, с ножками.

Существо упало в раковину и тут же попыталось ускользнуть в сток. Я успел придавить его пальцем. Оно задергалось, пытаясь освободиться, но я держал крепко. Приглядевшись, сразу же ужаснулся.

Это не было ни насекомым, ни паразитом, какие известны науке. Маленькое тельце, покрытое чем-то вроде хитина, множество ножек и… глаза. Не фасеточные, как у насекомых, а почти человеческие — с радужкой и зрачком. Эти глаза смотрели на меня осмысленно, с… узнаванием.

Существо издало высокий писк, такой пронзительный, что заложило уши. А затем произошло немыслимое — из всех щелей в ванной комнате начали выползать сотни таких же созданий. Из слива раковины, из-под плинтуса, из вентиляционной решетки. Они двигались синхронно, образуя живой поток, направленный в мою сторону.

Отшатнувшись, я выбежал из ванной, захлопнув за собой дверь. Что это за твари? Откуда они взялись? И главное — что они хотят от меня?

Лихорадочно оглядываясь, заметил, что вся квартира буквально кишела этими существами. Они ползли по стенам, потолку, мебели. Пыль, которую я так ненавидел, была не пылью вовсе, а колонией миниатюрных монстров, заполнивших каждый уголок моего жилища.

Пробравшись через кухню, где твари были не так многочисленны, я схватил телефон. Кому звонить? В полицию? Скорую? СЭС? Кто поверит в историю о разумной пыли?

Пальцы дрожали, когда я набирал номер Кати. Не знаю, почему именно ей — просто она была единственным человеком, который искренне беспокоился обо мне в последнее время.

— Алло? — сонный голос в трубке. — Серёга? Ты в курсе, сколько времени?

— Катя, помоги мне, пожалуйста, в моей квартире… я не могу объяснить. Приезжай, пожалуйста!

— Что случилось? Ты пьян?

— Нет! Просто… — я осекся, увидев, как по моей руке ползет одно из созданий, направляясь к телефону. — Чёрт!

Сбросив тварь, я отступил к входной двери. Выход. Мне нужно выбраться отсюда. Схватив ключи и накинув пальто прямо на пижаму, рванул на лестничную клетку. Воздух там был прохладным и чистым. Без пыли и тех созданий.

Переведя дыхание, попытался собраться с мыслями. Что теперь? Вернуться в квартиру я не мог. Остаться в подъезде до утра? Пойти к соседям? Никто не откроет дверь в три часа ночи незнакомцу, тем более в таком состоянии — с окровавленной шеей, в пижаме и с безумным взглядом.

Телефон в руке завибрировал. Катя перезванивала.

— Серёжа, объясни толком, что происходит?

— Я… — как объяснить необъяснимое? — У меня в квартире какое-то нашествие. Не тараканы, что-то другое. Они повсюду. Один даже… проник под кожу.

Молчание в трубке. Затем осторожный вопрос:

— Ты принимал свои лекарства?

— Да! То есть… я не уверен. Утром точно пил. — В памяти всплыло воспоминание: белая таблетка на ладони, стакан воды, существо в сливе раковины. — Катя, я не сумасшедший. Клянусь.

— Хорошо, — она говорила спокойно, как с ребенком или психически нестабильным человеком. — Я приеду. Жди меня на улице, возле подъезда.

Спустившись на первый этаж, я вышел во двор. Ночной воздух обжег легкие морозом. Снег скрипел под ногами, а звезды холодно мерцали на черном небе. Ни души вокруг — только я и мой страх.

Катя приехала через двадцать минут. Её старенькая «Тойота» остановилась у подъезда, и она выскочила, на ходу застегивая куртку. Увидев меня, замерла.

— Боже, Серёжа… Что с твоей шеей?

Рана всё еще кровоточила, пропитывая воротник пижамы. Я прижимал к ней носовой платок, но это мало помогало.

— Я пытался вытащить… одного из них.

Катя подошла ближе, осторожно отвела мою руку и всмотрелась в рану.

— Это похоже на укус. Тебе нужно в травмпункт.

— Они повсюду в моей квартире, — попытался объяснить я. — Сначала я думал, что это пыль. Но это живые существа. Они прячутся, выжидают, а потом…

— Так, стоп, — Катя взяла меня за плечи. — Давай сначала обработаем твою рану, а потом разберемся с… остальным.

В травмпункте дежурный врач, пожилой толстый мужчина, осмотрел мою шею с профессиональным безразличием.

— Укус насекомого, воспаленный. Возможно, аллергическая реакция. Сейчас промоем, наложим повязку.

— Доктор, там что-то есть внутри, я чувствую это, — настаивал я. — Посмотрите внимательнее!

Врач вздохнул, но взял пинцет и начал осторожно исследовать рану. Внезапно его брови поползли вверх.

— Действительно… Похоже на инородное тело. Сейчас извлечем.

Я закрыл глаза, чувствуя, как пинцет погружается в рану. Боль была терпимой — ничто по сравнению со страхом, который я испытывал последние сутки.

— Вот оно, — врач держал пинцетом нечто маленькое и темное. — Похоже на часть насекомого. Возможно, клещ…

— Можно посмотреть? — спросил я, протягивая руку.

Врач помедлил, но положил извлеченный объект на марлевую салфетку. Это была часть тела одного из тех существ — половина торса с тремя ножками.

— Я отправлю это на анализ, — врач убрал салфетку. — А вам лучше показаться инфекционисту. И, возможно, энтомологу.

Когда мы с Катей вышли из травмпункта, уже начинало светать. Восточный край неба окрасился в бледно-розовый цвет, предвещая новый день.

— Поехали ко мне, — предложила она. — Тебе нужно отдохнуть. А потом вызовем специалистов по дезинсекции.

— Ты мне веришь? — я посмотрел ей в глаза.

— Я видела… эту штуку. И она явно не обычное насекомое, — Катя пожала плечами. — Не знаю, что происходит, но ты точно не сумасшедший.

В её квартире было тепло и уютно. Никакой пыли и шорохов — только запах кофе и корицы. Катя постелила мне на диване, дала чистую футболку и спортивные штаны.

— Поспи. Я разбужу тебя к обеду.

Укладываясь на мягкий диван, я впервые за много дней почувствовал себя в безопасности. Усталость навалилась с новой силой, и веки отяжелели. Последнее, что помню перед тем, как уснуть — как Катя осторожно поправляла одеяло, а в её волосах, в лучах утреннего солнца, танцевали золотистые пылинки.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!