Дом, который Сергей считал крепостью, стал капканом. Часть продуктов хранилась в небольшом подсобном помещении – той самой хозпостройке, но, чтобы попасть туда, нужно было выйти из дома. О том, что может произойти в этом случае, напоминали кровавые мазки, оставшиеся на стене от кота. Именно сейчас Сергей окончательно понял, что перспектив у него нет. Даже бредовая идея идти пешком вдоль реки не может быть реализована. Единственной надеждой оставались сообщения, которые он отправлял, но уверенности, что они были доставлены, не было. Он остался практически без связи и без пищи. Перемещаться по дому можно было только на корточках, чтобы его не увидели снаружи. Он подумал было про ставни, но они закрывались с улицы, и этот вариант сразу отпал. Закрыть окна одеялами? Можно, но тогда он и сам не увидит, если твари приблизятся.
Полежав немного на полу, Сергей переполз к кроватям и стащил постель на пол. Затем ещё раз обошёл, пригнувшись, весь дом, проверил все шкафы, ящики, сумки: оказалось негусто – упаковка сухарей и три банки рыбных консервов. В животе снова засосало, он открыл одну банку и торопливо, прямо пальцами, закинул в рот её содержимое. Надеясь утолить чувство голода, он его только распалил, есть захотелось ещё сильнее. Сергей понимал, что другие две банки пока трогать нельзя, поэтому открыл упаковку сухарей, отделил треть и начал есть. Когда они закончились, насыпал ещё немного. Потом ещё. Сергей волевым движением запихал пакет с сухарями под тумбочку и отвернулся. Шустрый вылез из-под стола и смотрел голодными и испуганными глазами. Корм для собаки Палыч не покупал, кормил его объедками со стола, но вот кошачий корм… Он хранился в сенях, и его дикари наверняка прихватили с собой. Даже если… Да нет, точно утащили.
Спустя ещё несколько часов Шустрый начал скулить… Сначала Сергею было его жалко, но вскоре этот звук начал раздражать. Он пробовал разговаривать с собакой, даже дал ему несколько сухарей, но пёс не унимался и начал выть. Его вой подхватили на улице. Парень не выдержал, и, открыв дверь, осторожно выполз в сени. Корма для кота не было, как он и ожидал. Но тут взгляд упал на закрытый ящик, который был в последней привезённой партии. Внести его в дом одной рукой было невозможно, поэтому он взял валявшуюся рядом веревку, обвязал ящик вокруг и потащил. Ящик громко заскрипел, Сергей испугался, что сейчас привлечет внимание, бросил веревку и быстро забежал обратно в дом. Выглянул в окно, солнце уже почти село, но движения около дома по-прежнему не было видно. Шустрый перестал выть и лежал, тихонько поскуливая. Сергей достал плоскую отвертку, вернулся к ящику и, озираясь по сторонам, начал торопливо, но аккуратно поднимать прибитую крышку. Гвозди в ней тоже скрипели, но уже куда тише, чем сам ящик, в котором оказались запчасти для приборов, какие-то журналы, петли для дверей и на самом дне пакет с кормом.
Корм Сергей сразу разделил на пять порций, одну дал Шустрому. Подкрепившись, пёс снова залез под стол и свернувшись, уснул. Сергей лёг на свою постель на полу и уставился в потолок. Голова гудела, но каких-то конкретных мыслей не было. Больная ладонь пульсировала. Он решил ещё немного полежать, а потом поискать аптечку. Так и уснул.
Открыв глаза, понял, что на улице день, часы показывали одиннадцатый час. В доме и на улице – тишина. Под столом – пусто. Сергей дернулся проверить обстановку, оперся на руку – ту, повреждённую, раскалённый жезл пронзил её от кончиков пальцев до плеча. Он посмотрел на руку, как будто впервые её увидел. За прошедшее время ладонь опухла, кожа натянулась, как будто после укуса пчелы. Ну хоть подвёрнутая нога болеть перестала.
С улицы снова послышался вой. Шустрый, скрипя когтями по крашеному полу, выскочил из соседней комнаты и прижался к плечу Сергея. Тот равнодушно подумал, что, наверное, нет разницы, волки это воют или дикари, которые хотят его запугать. Кое-как прополз по периметру, повыглядывал в окна – в них по-прежнему было ничего не разглядеть. Вернулся на то же место и долго лежал. Потом достал из ящика стола рабочий блокнот и начал записывать.
Мысли ложились на листки в беспорядке, как приходили, но такое переосмысление прошедших на станции недель позволило структурировать хаос в голове, увидеть слабые места, понять, где ошибся. Сергей посмотрел на свои записи, неровный почерк, и усмехнулся. Учителя часто говорили, что пишет он, как курица лапой. Что ж, вполне возможно, что они были правы, и теперь ему предстоит стать курой-гриль…
Когда мысли стали всё чаще перетекать от блокнота к банкам с сайрой, Сергей решил пообедать. Выскреб кое-как из-под тумбочки пакет с сухарями, открыл консервную банку, достал порцию кошачьего корма, угостил Шустрого. На половине банки вспомнил, что у него оставался спирт в банке, и он вроде бы даже не медицинский и его можно пить. Хотя если и нельзя, то, может, хотя бы умрёт не на костре у дикарей. Крепкий алкоголь он никогда не любил, потому что быстро пьянел и уже после первой рюмки начинал глупо улыбаться даже в самых неподходящих ситуациях.
Он нашёл банку со спиртом, подержал в руке и поставил обратно. Доел рыбу, закусил сухарями и, с ужасом глядя на остатки, думал о том, что хватит максимум ещё на два дня: завтра он доест третью банку рыбы и сухари, а послезавтра – последнюю порцию кошачьего корма. Когда-то в детстве он ради интереса попробовал вискас, и он ему даже понравился… Потом пару месяцев он таскал по горсточке из пакета и ел, как семечки, а мама удивлялась, почему корм заканчивается так быстро. Нужно было что-то делать с рукой, пока заражение не пошло дальше.
После «обеда» Сергей провел ревизию в аптечке, приготовил бинты, пластыри. Антибиотиков не было. Нашёл в холодильнике мазь Вишневского, на краю тюбика были выбиты цифры 16.05.200… Последнюю было не разглядеть, хотя и так было ясно, что срок годности лекарства вышел уже давно.
Спустя пару часов достал спирт. Сразу после еды резать руку побоялся – ещё стошнит, но теперь пора было начинать. Он не представлял, как будет это делать, потому что абсолютно ничего не понимал ни в медицине, ни хотя бы в анатомии, а кроме того – в школьные годы падал в обморок от вида крови. Вспомнив, как в фильмах сначала пьют спирт, потом делают операции ножом и вилкой, решил всё же навернуть стопочку. Достал стакан, налил немного спирта. Потом достал второй, туда тоже налил. Подвинул здоровой рукой стакан Шустрому под нос – тот понюхал, смачно чихнул и отодвинулся. Он уже не уползал под стол, а всё время лежал рядом с Сергеем. Чтобы он и пёс могли ходить в туалет, он открыл крышку подполья, куда умница-Шустрый аккуратно спускался по лестнице, когда ему приспичит.
В один стакан со спиртом добавил воды, в другой сложил бинты. Подержав немного первый стакан, Серёга подумал, что это, наверное, как с купанием: лучше сразу нырнуть в холодную воду, чем заставлять себя понемногу заходить, чтобы тело «привыкало». Он никогда этого не понимал. И здесь, кстати, за половину проведённого лета даже ни разу не искупался.
Хлебнул залпом разведённый спирт и задохнулся… Перед глазами поплыли белые круги, через целую вечность он наконец смог сделать вдох. Решил, что, наверное, надо было всё же помаленьку, небольшими глоточками. Отдышавшись, достал верхний бинт из второго стакана, протёр руки, намочил ещё и стал протирать нож. Ножей здесь было много – и кухонных, и хозяйственных, но этот он купил специально для поездки сюда, подумал, что в тайге нож пригодится обязательно. Не думал только, что резать им придётся себя.
Когда всё было готово, он поставил кончик ножа на розовую плёночку, образовавшуюся на месте раны. Вдохнул, закрыл глаза… но с закрытыми глазами резать побоялся, пришлось открыть. Снова вдохнул поглубже и аккуратно, но резко надавил.
Наточен нож был действительно качественно. Натянутая кожа лопнула легко, Сергей даже не почувствовал. Из раны вытекал светло-зелёный гной с кровью вперемешку, он на пальцах чувствовал его тепло. Но потом красной волной через всю руку с головой накрыла боль и день стал ночью…
Очнувшись, Сергей понял лишь, что лежит, и мама гладит его руку, но как-то странно гладит, ритмично. Он открыл глаза и увидел, как Шустрый вылизывает его рану.
– Твою мать! – Сергей вскочил, но голова закружилась, и он снова сел. Достал последний проспиртованный бинт, попытался стереть собачьи слюни, но малейшее давление на кожу доставляло сильную боль. Сжав посильнее зубы, он положил на колено распрямлённую ладонь, закрыл глаза и попробовал второй рукой выдавить остатки гноя, как кетчуп из пакетика. Руку снова охватил огонь, но по пальцам потекло, и Сергей открыл глаза. Что-то мешало смотреть, пот стекал на глаза, он вытер лоб рукавом и почувствовал, что взмок весь.
Когда он надавил ножом, то перестарался и проткнул между пальцев насквозь, разрез сверху получился длинный, но наживую зашивать он бы точно не смог, да и нитки не приготовил. Больше экспериментировать не стал: снова аккуратно вытер кисть, смазал мазью, забинтовал. Выпил из ковшика остатки воды, которой разбавлял спирт, лёг и быстро уснул.
На этот раз он проснулся ночью. Луна ярко освещала и дом, и площадку перед ним, и хозпостройки. Чтобы лучше осмотреться, Сергей тихонько подполз к выходу, открыл дверь, вышел в сени встал так, чтобы лунный свет на него не падал. Он наблюдал около часа, но никого и ничего не было – ночь как ночь. Нужно было действовать быстро.
Он вернулся в дом, взял ключ от подсобки, в которой ещё хранились продукты, тихонько открыл щеколду на тонкой двери, ещё подождал, пригибаясь, спустился с крыльца и встал под кустом в темноте. Не было никаких признаков присутствия кого-либо рядом. Подумал, что надо было взять ружьё на всякий случай, но возвращаться не стал. Он медленно вышел из-под куста и двинулся к хозпостройке. Когда начал открывать дверь, ключи стукнулись друг о друга, Сергей чертыхнулся, что не догадался сначала снять ключ со связки, увидел движение сбоку и перестал о чём-либо думать…
Проснуться довелось от дикой головной боли. Она пронизывала всю голову насквозь, даже глаза было тяжело открыть. И лучше бы не открывать совсем… Понять, где он и что происходит вокруг было тяжело.
Сергей лежал в неудобной позе на боку со связанными за спиной руками и ногами. Он чувствовал какой-то кислый запах от шкуры, на которой лежал, и его начало тошнить. Перед ним сидели дети, бесстыже и любопытно его разглядывали. Нельзя было понять, кто это – мальчики или девочки, все они были одеты в какие-то футболки и куски шкур, волосы были длинные и связаны сзади. Когда он открыл глаза, дети закричали что-то, он не мог разобрать, но как будто что-то знакомое.
К нему подошёл рыжий здоровяк, посмотрел в глаза и сказал кому-то одно слово «готовить», но сказал не чисто, а как умственно-отсталый что ли, Сергей даже не сразу понял. Он попытался перевернуться, освободить руки или ноги, но связали его, по-видимому, хорошо, и выпутаться не получилось. Он перестал дергаться и затих. В горле было сухо, он закашлял. Где-то в стороне женский голос спросил что-то со словом «болеть». Сергей решил, что речь о нём, и, может, больного, его не будут убивать, а бросят, поэтому начал кашлять ещё сильнее, от чего горло и в правду засаднило.
Спустя некоторое время к нему подошли несколько человек. Глаза уже привыкли к темноте, а голова немного успокоилась, и он смог их разглядеть. Это были крупные мужчины с совершенно тупыми чертами одинаковых лиц. Так могли бы выглядеть выпускники школы для умственно отсталых, подумалось Сергею. Они подняли его за локти и потащили. Открылась деревянная дверь, и солнечный свет ослепил пленника на несколько минут, глаза его слезились, в виске снова забилась пронизывающая боль. Не имея возможности видеть, он только чувствовал, что тащили его недолго, пытался сам переставлять ноги, потому что иначе было больно. Потом его отпустили и сняли веревки, крепко держа за руки. Затем начали раздевать, и как раз в это время глаза понемногу привыкли, и он смог осмотреться.
Он стоял на небольшой полянке, справа был высокий и какой-то слишком ровный травянистый холм, вдоль которого шла тропинка, по которой его сюда притащили, с остальных сторон – лес. Рядом на стволе сосны сидела красивая рыжая белка и бусинками-глазками смотрела на него. Сергей никогда не видел белок так близко, ни разу в жизни ему не приходилось кормить их в парке. Двое мужчин держали его, один из них был тот седой из тайги, а перед ним стояли рыжий бородач (хотя все трое были бородатыми) в каких-то черных штанах и толстая престарелая женщина, тоже в штанах, футболке и жилетке из кожи. Её большая грудь растянулась и соски, казалось, находились где-то в районе пупка.
Когда с него сняли всю одежду, он не удивился этому, а, пожалуй, обрадовался, что на улице лето. Женщина подошла к нему, осмотрела со всех сторон. Сняла повязку с руки, она уже почти не болела, опухоль спала. «Наверное, проверяет, не больной ли, можно ли есть» – уже привычно решил Сергей. Он как будто успел смириться с тем, что станет обедом дикого таёжного племени. Потом женщина тяжело опустилась на одно колено, разглядывая ещё и там. «Стоит, как рыцарь на посвящении перед королем», - думал Иноземцев, осознавая всю абсурдность ситуации. «Только меча на плече не хватает». Затем женщина зашла ему за спину, бородачи заставили наклониться, и женщина проверила его сзади. Страх Сергея смешался с чувством стыда, беспомощностью и даже каким-то любопытством. Потом женщина вернулась назад и стала трогать зубы… Сергей только надеялся, что палец был другой. «Хорошо» - произнесла, наконец, женщина также невнятно, как и остальные. Сергей думал только, что, наверное, это «хорошо» к нему не относится.
После «осмотра» его утащили к реке, она оказалась совсем рядом, где та же женщина обмыла его целиком. От холодной воды кожа стала красной, Сергей продрог. На него накинули его же куртку и увели обратно в дом. Правда, это он уже потом успел рассмотреть, что это дом – настоящий, из крепких свежих брёвен дом, построенный в яме и засыпанный до конька крыши землёй, на которой росла весёлая зелёная травка и цвели лесные цветочки. Внутри же он по возвращению снова ничего не мог видеть, пока глаза снова не привыкли. Его завели вовнутрь и, как был, в одной только куртке, поставили перед дряхлым стариком, сидевшим на огромном деревянном кресле, покрытом шкурами. Женщина что-то сказала старику, Сергей снова не понял смысл и вздрогнул, когда старик обратился к нему и заговорил понятным русским языком.
– Как тебя зовут, несчастный? – голос оказался моложе, чем старик выглядел. Пленник ожидал, что старику лет сто и он будет скрипеть, как старый тополь.
– С… Сергей. – ответил Иноземцев. Он так давно ни с кем не говорил, что голос прозвучал странно.
– Ты молод и здоров, Сергей. Моя жена посмотрела твою жилу. Поэтому сначала ты дашь женщинам семьи детей.
«Каких детей?» хотел было спросить пленник, но вспомнил тех, которые сидели рядом, когда он проснулся. Поэтому спросил, запинаясь:
– Как мужчина. Все наши женщины умеют любить, тебе не будет сложно. Управишься за три ночи. А через три ночи проведём обряд.
И вот здесь Сергея снова начало тошнить, в горле встал комок. Он мгновенно понял, что не о тех детях было подумал сначала. И что если его съедят, то не сразу.
– Если обидишь хоть одну из моих дочерей, то обряд проведём раньше. Предки гневаются на нас и просят поторопиться. – сказал старик и провёл поднятой рукой над головой.
Тусклый свет не позволял рассмотреть всё подробно, а разговор заставил сосредоточиться на старике, но сейчас внимание Сергея переключилось, и он увидел над троном старика полку, на которой стояли четыре высушенных головы. И все они были без бород. В этот момент крепкие руки снова подхватили Сергея и снова потащили наружу. Его привели в какой-то маленький дом, стоявший рядом с большим, в котором не было ни окон, ни очага. Втолкнули вовнутрь и заложили дверь снаружи. Через щели вокруг двери проникал свет, и уже в который раз за день Сергей осматривался вокруг. По-видимому, постройка служила дикарям амбаром, потому что там хранились шкуры, какие-то ещё предметы, назначение которых Сергей не мог угадать. Потом он увидел у дальней стены нагромождение шкур и решил туда прилечь. По дороге обо что-то запнулся, под ногой хрустнуло. Шкуры оказались удобной лежанкой и принадлежали разным животным, видимо, оленям, волкам, лисицам, бурым медведям. Он вытащил какую-то пушистую шкуру, скрутил её и положил под голову, другой шкурой укрылся, потому что одежду ему не вернули, кроме куртки, а в амбаре было прохладно.
Сергей снова усмехнулся: его «жила» была сейчас такой беспомощной, что надеяться на успех ночного мероприятия вряд ли стоило. Тем не менее, он лежал и думал о том, что произошло уже за день, и что ждёт впереди. Ему показалось очень странным, что старик хорошо говорил по-русски, и выглядел как обычный русский дед, даром, что в шкуре, но все остальные? Они плохо говорили и одеты были как попало, то шкуры, то обычная одежда. Кто они такие? Может, это какие-то дикари, которых кто-то пытался окультурить? По телику он видел, как в какой-нибудь Микронезии или Африке белые люди приезжали к диким племенам, привозили им одежду, еду, пытались учить их языку, культуре… Но он ни разу не видел и не слышал, чтобы кто-то вот так приезжал в российскую тайгу. Непонятно.
Ещё думал о предстоящих ночах... Он не знал, скольким женщинам он должен «дать детей», пока его таскали туда-сюда, видел вскользь, может, трех-четырех, не считая старухи-проктолога. Старик дал ему три ночи, значит, пока он будет делать, что от него требуют, эти дни он ещё поживет. А там, может, удастся сбежать. Он представлял, как вечером к нему придет знойная дикарка или даже две, и у-ух...
Эти мысли занимали его довольно долго, но тут кто-то подошёл к двери, вынул засов, и девочка-подросток внесла в амбар деревянную миску с варёным мясом. От тарелки шёл такой аромат, что Сергей едва сдержался, чтобы не сорваться с места сразу же, но вспомнил, что голый, и остался сидеть. Когда девочка вышла, и дверь закрылась, он схватил кусок мяса рукой и впился зубами. Жевать было тяжеловато, но мясо было в меру солёное и вкусное, Сергей запивал его бульоном. Когда миска была пуста, его вдруг охватила паника – а не накормили ли его куском предшественника?! Но сделать уже ничего было нельзя, мясо действительно было вкусным, а он – голодным, так что оставалось надеяться, что это лосятина или медвежатина.
Наевшись, он снова забрался под теплую и мягкую шкуру, закрыл глаза и испытал неведомое раньше ощущение, когда шерстинки ласково щекотали обнажённую кожу. После многодневного напряжения, когда он постоянно боялся неизвестного, пришло успокоение. От него уже почти ничего не зависело, и его не собирались убивать прямо сейчас. Чувство сытости и тепла мягко накрыли и опустили в тёплый омут сна.
Проснулся от какой-то суеты вокруг: свет, шорохи, голоса. Рядом с ним стоял неизвестный бородач с дубиной, а мимо из двери в амбар и обратно сновали женщины. Через открытую дверь было видно, что уже сумерки, виднелись лиловые облака. В самом амбаре было светло: в нескольких местах в стены были воткнуты зажжённые лучины, под ними стояли кривые глиняные миски с водой. Женщины выносили какие-то вещи, кадки, корзины. Пока он спал, амбар заметно опустел.
Потом бородач что-то прошамкал, женщины вернулись в амбар и встали вдоль одной из стен, опустив головы. Кажется, друг друга они прекрасно понимали, а ему всё казалось, что они говорят как-то знакомо, но всё же непонятно. Сергей и сам не заметил, как вжался в угол, и разглядывал дикарок. Их было девять, причём, две из них, по-видимому, совсем девочки-подростки… Все были с длинными волосами, завязанными сзади, среднего роста, жилистые, две – существенно в теле. Та, что стояла ближе к нему, что-то сказала, он разобрал только слово «лица», женщины подняли головы, и взгляд каждой устремился на Сергея. Пара женщин лет двадцати пяти – тридцати смотрели спокойно и даже с каким-то интересом, без стеснения оценивали его «жилу», которая оказалась не прикрыта, когда он сел. Остальные, кроме девочек, были совсем молоденькими, и смотрели со страхом, кожа была бледной. Он заметил, что одна из девушек отличается от всех остальных. Те были похожи друг на друга, как близкие родственники: тёмные волосы, широкие носы, густые брови, большие глаза. У той же волосы были темные, кожа немного смуглее, чем у других, черты лица как будто тоньше и изящнее. И взгляд совсем иной – с сожалением и пониманием. Он надеялся, что это просто собрались все женщины этого дикого рода. Минус дети, остаётся семь. Семь женщин на три ночи.
Это всё он не понял сразу осмысленно, а больше почувствовал, потому что смотрел на них совсем не долго: когда женщины подняли лица, бородач почти сразу скомандовал что-то типа «Нешаеть!», и Сергей отвёл взгляд.
Он немного помедлил, бородач качнул дубиной, и Сергей на всякий случай отвернулся в сторону и вниз. Первая женщина прошамкала что-то про «любить мушей», несколько девушек с дальнего края пошевелились. Потом она подошла к Сергею, всё ещё сидевшему на шкурах. Бородач скомандовал что-то вроде «Ляшь», пленник лег обратно на шкуры, прикрыв себя сверху той пушистой. Он с ужасом смотрел, как женщина снимает одежду, протягивает грязную руку с обгрызенными ногтями к его «жиле», подбирается ближе лицом. Бородач, к которому Сергей лежал головой, громко выдохнул. Не так он представлял себе ночь с дикаркой, ох, не так!
Пленник закрыл глаза, потому что всё, что сейчас было, происходило не по его желанию, но главным было желание пожить ещё хоть немного и, возможно, сбежать, пусть и такой ценой. Длительное воздержание сыграло свою роль, женщине и не пришлось прилагать особых усилий, всё произошло довольно быстро, но для него длилось какими-то бесконечными мгновениями.
К середине ночи Сергей был измотан больше, чем когда лазил по тайге с подвёрнутой ногой. Ему не позволяли ничего делать, он мог только смотреть и не шевелиться, внутри копилось чувство стыда и какой-то замаранности… Он подумал, что, наверное, девушки, подвергшиеся сексуальному насилию, чувствуют себя примерно так же, только ещё хуже. Ему, по крайней мере, не грозит беременность.
Несколько девушек оказались совсем неопытными, старшим пришлось помогать им, а пленник готов был отрезать уже свою «жилу», лишь бы его оставили в покое. Женщины не утруждали себя омовением его хотя бы в одном месте, поэтому он чувствовал себя заводским станком, штампующим, штампующим… Когда пришла очередь темноволосой, первая женщина что-то сказала, и к Сергею неуверенно двинулась одна из девочек-подростков. Он было попытался воспротивиться, понимая, что это неправильно, это преступление:
– Она же ребёнок! – воскликнул он. На что старшая женщина ответила:
Сергей начал вставать, но бородач без слов стукнул его дубиной по плечу, и тот упал обратно, скорчившись, подмяв руку под себя. Старшая женщина подвела вторую девочку, велела стоять рядом. Сергей снова лежал с закрытыми глазами, пытаясь думать о чём угодно несексуальном, но и без этого его «жила» уже выдохлась и не давала необходимого ресурса. Старания женщины оказались безуспешными. Сергей увидел, как она поднялась и махнула рукой. Женщины начали подниматься и выходить, а черноволосая сделала шаг вперёд и сказала:
Старшая смерила её презрительным взглядом:
– Паробуй. – сделала какой-то жест бородачу и вышла вслед за остальными.
Сергей готов был её придушить, но рядом стоял бородач, а короткая реплика темноволосой прозвучала непривычно чётко, поэтому он остался лежать. Попросил только:
– Дайте отдохну полчаса. Не могу больше.
Девушка подошла, села рядом на шкуры, не касаясь его. Бородач было возразил, но девушка выкрикнула что-то непонятное, и он остался стоять на месте.
«Вот это работка!» – подумал Сергей, – «Всю ночь следить вот за этим. Три ночи».
В этот момент девушка коснулась его ноги, он от неожиданности её отдёрнул. Бородач посмотрел на обоих и отвернулся. Сергей скосил взгляд на девушку, она тоже смотрела на него искоса из-под упавших на лицо волос и что-то медленно шептала. Она пыталась что-то ему сказать, но он не понимал, поэтому она снова легонько тронула его ногу, а потом начала водить по коже пальцем. Он было подумал, что это такая эротическая игра, но в ней не было ничего возбуждающего. Она выводила пальцем узоры на его коже, ему было щекотно, но он старался не шевелиться и никак не реагировал. Когда девушка начала царапать кожу ногтями, он снова посмотрел на неё. Она как-то зло качнула головой, он ничего не понял, но бородач шумно повернулся к ним, и оба сделали вид, что ничего не происходит.
Потом девушка встала, подошла к бородачу и тихо спросила:
Тот кивнул, девушка тихонько вышла из амбара. В отличие от других, она не разделась, когда подходила к Сергею, поэтому и ушла одетой. Лучины в стенах прогорели, за ночь их несколько раз меняли, но и последним пришел конец, поэтому в амбаре было темно. В дверной проем было видно, что ночная тьма отступила, где-то слева разливалась по небу утренняя заря. Он вроде её недолго разглядывал, но вот проем закрыла тень, девушка вернулась. В руках она несла две глубоких чаши. Подойдя к бородачу, она поставила одну чашу на пол, а вторую надела ему на лицо. Тот пару секунд соображал, что произошло, а девушка схватила Сергея за руку, шепнула «Бежим!» и потянула его к выходу. Как был, нагишом, он побежал за ней, оглядываясь на бородача. Тот откинул миску с лица, что-то рычал, пытался кричать, водил руками по лицу, наступил в миску с водой, она разлилась.
Они выскочили в проём, девушка сказала: «За мной», - и свернула налево в кусты. Он бежал за ней. Ветки деревьев и трава хлестали по коже, оставляя капли холодной росы, босые ноги утопали во мху, но он внимательно смотрел вперёд, боясь оступиться и подвернуть ногу, как в прошлый раз. Она остановилась первой отдышаться, упёрлась ладонями в колени. Сергей пробежал чуть вперёд и тоже остановился. Восстановив дыхание, он спросил:
– Некогда болтать! – ответила черноволосая и, уже не бегом, а быстрым шагом двинулась дальше.
Они шли целый день до следующей ночи, останавливаясь только у ручьёв. Девушка отдала Сергею заранее приготовленный кожаный мешок, в котором оказалась мужская одежда и куски кожи, чтобы замотать ноги. Она рассказала, что её зовут Вика, она тоже работала на станции со своим мужем, приехали из Тулы, но два года назад их поймали дикари, мужа использовали как быка-осеменителя, а потом ритуально убили. Его голова стояла второй слева на полке над троном старика-старейшины. Вику оставили, как она выразилась, «на расплод», но с тех пор на станцию никто не приезжал и в качестве мужей выступали мужчины рода, но она так и не забеременела, от стресса менструации прекратились… А теперь вот появился он. Точнее, сначала мужчины принесли трупик рыжего кота, которого отдали детям в качестве игрушки. В тайге рыжие коты не водятся, так она поняла, что на станции новые люди, не знала только, сколько их и кто именно – мужчины или женщины.
Одна она боялась сбегать, но вдвоём у них были шансы. Бородач должен был сразу разбудить всех, за ними наверняка отправили погоню, но удивительно – никакого шума сзади они не слышали, и всё равно продолжали идти. На закате Сергей предложил спрятаться под елью, как сделал это по дороге на станцию в прошлый раз. Оба не спали полтора суток и валились с ног. Подходящее дерево нашли не сразу, но когда нашли – залезли под него и на тёплой мягкой хвое моментально уснули. Стояла тёплая июльская ночь.
Сергей проснулся, когда солнце уже было высоко. Виктории не было. Рядом с ним свернулся калачиком Шустрый, грел ему бок. Парень аккуратно выполз из-под ветки, посмотрел по сторонам, прислушался. Позади хрустнула сухая ветка, он повернул голову, улыбаясь девушке. Метрах в трёх у высокого кедра стоял человек. Он был одет в мохнатую шерстяную хламиду, волосы торчали сосульками, полуседую бороду будто и не стригли никогда.
