К Хэллоуину
3 поста
3 поста
2 поста
13 постов
4 поста
2 поста
2 поста
6 постов
6 постов
4 поста
3 поста
8 постов
3 поста
4 поста
Казалось бы – уже полгода в новом доме и нужно привыкнуть ко всему, но нет, с подвалом Андрей так и не освоился, спуск всегда напрягал его. Находясь в отличной спортивной форме, Андрей Семенов спускался без труда, нащупывая ногами лестничные ступени, а сердце гулко билось в груди, отдаваясь в легких волнами жара. Какой-то сюрреалистичный, беспричинный страх, но страх окутывал разум Андрея каждый раз, во время спуска в подвал.
Конечно, было в этом подвале что-то, отталкивающее и это ощущал не только он. Друзья, приехавшие на новоселье, в числе прочих комнат заглянули и подвал, и каждый шел, затаив дыханье, затихли шутки, пропал алкоголь.
- У меня такое ощущение, что этот подвал появился здесь за долго до дома, - попытался пошутить длинновязый Роман.
- Дружище, ты попал в самую точку, - подумал Андрюха, но в слух, конечно, ничего не сказал.
Если вдуматься, то именно это чувство он испытывал каждый раз, стоя на лестнице перед спуском вниз. Как-будто погружаешься в древнюю реликвию, а над головой всего-то два жилых этажа. Но с каждой ступенькой, с каждым шагом в нижнюю комнату появлялась навязчивая вата в ушах, в ногах застревала коварная слабость, вдобавок к этому, крутило живот. Всего каких-то двадцать корявых ступеней, а такое чувство, что находишься уже глубоко под землей. Не случайно бывший хозяин, продавший дом, практически за бесценок, не стал спускаться с ним в подвал.
- Спускайся сам, если посмотреть интересно, а у меня сегодня колени болят! – вспомнил Андрей слова прежнего хозяина и только теперь понял его… Здоровый мужик, в коридоре макушкой в потолок упирается, а при слове «подвал» - вздрогнул и онемел.
Нет, с остальными комнатами все было в порядке, но за полгода проживания в доме, к подвалу он так и не привык. Были в этом и свои сомнительные преимущества, подвал по-прежнему оставался пустым, в то время, как все прочие жилые комнаты, не упуская коридор и не исключая гараж, стояли захламленными по самое некуда, а вот подвал оставался пустым.
Но проклятые предохранители находились именно в подвале и Андрей, вооружившись фонариком, в вечер пятницы спускался вниз. В голове роились предательские мысли, - пригласить завтра Серегу и спуститься вместе с ним, совру, что слабо разбираюсь в электрике – но это завтра, а сегодня-то как? На пятничный вечер запланированы онлайн-игры и несколько фильмов после них припасены, без электричества эти планы оставались просто планами, а значит приходилось спускаться в подвал.
Проверив, что в фонаре вставлены новые аккумуляторы, Андрей пошарил глазами по кухонному шкафу. В глубине обнаружились свечи и зажигалка, но протянув к ним руку, он все-же решил, что это ни к чему. На нижнем ящике комода в коридоре он тоже нашел то, что искал – хорошая отвертка с прорезиненной рукоятью и новый предохранитель на сорок ампер, - что ж, если будет нужно, по-быстрому поменяю на новый, всего делов-то минут на пять.
- А может и не придется менять, включится старый, - глядя на уходящую вниз лестницу, успокаивал себя Андрей.
- Игхххх, - вздохнула четвертая ступенька, когда на нее наступила нога.
Бетонный пол и металлическая лестница, а спускаясь в подвал, он постоянно слышал скрип, но так и не смог понять, что может так скрипеть. На седьмой ступени воздух завибрировал, перед глазами пробежала непонятная рябь – такое ощущение тоже было привычно, но каждый раз вызывало дрожь. Возможно, все дело было в разницах температур – холодного воздуха, идущего из подвала и теплого сверху, который шел вниз, а возможно, следствие крылось в другой причине, Семенов думать об этом не хотел.
Снизу послышался металлический скрежет, как будто жестяная банка упала на пол и с неприятным скрежетом покатилась по нему, а следом послышалось быстрое цоканье мелких лапок, оканчивающихся маленькими, но острыми коготками. С одной стороны, все было просто – в подвале бегает неуклюжая мышь, задевшая пустую кофейную банку, но с другой стороны, никаких пустых кофейных банок Андрей в подвале не оставлял, там вообще ничего не было, не считая нескольких грязных кирпичей, неизвестно для каких целей, сваленных в кучу предыдущим хозяином, канализационных труб, да проклятого счетчика, который какой-то причудой поместили в подвал.
Андрей замер, занеся ногу в воздух и не решаясь сделать следующий шаг. Разыгравшееся воображение живо нарисовало ему хитрую мышь, только нарисовало ее размером с обезьяну. Желание повернуть обратно наверх было велико и теперь усиливалось с каждой секундой, ударяясь о ребра, сердце пыталось выпрыгнуть из груди, - ни дать, ни взять, перепуганный мальчик, - попытался Семенов пристыдить свое слишком бурное воображение, - двадцать семь лет, а какой-то крысы испугался.
Такой ход мыслей помог ему справиться и сделать ногой следующий шаг, но рука, несущая отвертку, перехватила ее помимо воли, взявшись теперь на манер ножа. Иду на Мыша, - подумал Семенов и нервный, сдавленный смех вырвался из его рта.
Он успел преодолеть еще две ступени и уже видел впереди поворот, ведущий в подвал, когда уши уловили хриплый шепот, он не сразу понял, что слышит собственный смех. Смех, который отзвучал и должен затихнуть, но по-прежнему отражается эхом от стен. И тут мужчина двадцати семи лет в холке, что есть мочи побежал назад…
Коридор встретил его тишиной и спокойствием, быстро развеяв пережитый страх, но сердце гулко ударялось о ребра, во рту пересохло, хотелось пить. Уже стыдясь своей прежней трусости, молодой мужчина прошел на кухню и взяв в руки бокал для пива, наполнил его до половины вином. Одним махом осушив бокал, Андрей почувствовал, что страх покинул его окончательно и на смену ему пришел стыдливый гнев, но все же убирая в шкаф початую бутылку, он прихватил восковую свечу и засаленный коробок спичек.
На этот раз лестница не заскрипела, и он уверенно спускался вниз, ощущая кожей лица, как манятся воздух с тепло и сухого на холодный и сырой. На последней ступени он все же помедлил, но быстро выдохнув, повернул в подвал.
Никаких жестяных банок по полу не каталось, как не было видно там и крыс, лишь шорох воды в канализационных трубах нарушал тишину, темноту и покой. Коробка с автоматическими выключателями находилась на дальне стене, и он решительно пересек подвал. Комната – как комната, ничего необычного, пустая и квадратная, с одинаковыми стенами, в длину каждая метров по пять, на дальней стене, рядом с электрооборудованием, под потолком врезано прямоугольное окно. Вино придавало Андрею храбрости, он уже не понимал, что раньше пугало и отталкивало его.
Остановившись возле щитка с автоматическими выключателями, Семенов стал по очереди щелкать их. Но самый правый не подавал признаков жизни, черный рычажок двигался без усилий, свободно переходя вверх и вниз. Конечно, в таком состоянии не дело ковыряться в электрике, но он спустился сюда именно за этим, разве не так? Приняв решение действовать осторожно, Андрей ухватил поудобней отвертку и установил фонарик на пол.
Самый верхний тройной переключатель в выкаченном положении обесточивал весь дом, - но в таком случае погаснет электричество и в прихожей, - Семенов с тоской обернулся назад. Позади него на противоположной стене подвала виднелась дверь, ведущая наверх, из-под двери пробивался узкий луч света, горящего в прихожей и мужчина, вздохнув, надавил на рычажок.
Теперь подвал освещал лишь яркий столб света, идущий от фонарика, оставленного в ногах. Стараясь работать быстро и осторожно, Андрей нащупал винт отверткой и принялся выкручивать его. Освободив без труда верхний провод, он прицелился к нижнему винту, но сделав ногой неосторожное движение, задел фонарик и опрокинул его. Луч света запрыгал по стенам, покатился по полу, а затем погас…
- Да твою же мать! – обругал Семенов свою неосторожность и опустившись на четвереньки, принялся шарить руками по полу, нащупывая в темноте откатившийся фонарь.
Руки натыкались на неровности пола, изучала трещины, но фонарик пропал. Положив рядом с собой отвертку, Андрей принялся обследовать пол двумя руками, стараясь не нервничать и контролировать свой страх. Он ощупал каждый миллиметр пола, обдирая ладони и изваляв их в пыли, но проклятый фонарь как сквозь землю провалился, хотя по звуку откатился не далеко. Наконец, признав всю тщетность попыток, он поднялся на ноги и выставив руки перед собой, медленно и осторожно заковылял в сторону двери.
Шаг, еще шаг – маленький и осторожный, за ним еще шаг и следом другой, - там до стены всего-то пять метров, нащупаю выход и поднимусь на верх. За этой мыслью пришла другая идея – не проще ли вернуться к выключателю и рубильником вернуть свет, тогда появится дверь, ведущая наверх из подвала, и он прямиком направится к ней.
Повернувшись обратно, он зашагал в сторону выключателя, на ходу несколько раз шаркнув ногой об пол. В подвале раздались неприятные, скрежещущие звуки и в этот момент Андрей вспомнил, что прихватил с собой еще и свечу. Прежде чем послышалось приятное шипенье и маленький огонек проявил свой свет, на пол упало несколько спичек – бесполезных и поломанных в трясущихся руках. Огонек пересел на фитиль старой свечки, пальцы обжег горячий воск, но даже эта боль показалась приятной, по сравнению с давящей темнотой.
Он медленно двинулся в сторону щита с электричеством, держа горящую свечу перед собой. Потолок показался неестественно высоким, по правую руку раздавался шум капающей воды. Отгоняя от себя ненужные мысли, Андрей осторожно шагал вперед – еще через несколько шагов он окажется у выключателя, плавно и осторожно включит свет, за тусклую лампочку, горящую наверху в прихожей, сейчас он был готов полжизни отдать.
Паника появилась уже спустя минуту, когда он сделала не менее десяти шагов и по-прежнему не видел ничего похожего на стену, перед ним простиралась темная пустота. Я заблудился, - мелькнула мысль, но скорее удивила, чем напугала, - да где же тут заблудиться, кругом же подвал?! Но и еще через десять шагов ничего не поменялось, крутя головой он не видел вокруг себя никаких стен. Он снова двинулся вперед, но уже быстрее, стараясь считать в уме каждый шаг и снова шарканье разнеслось по подвалу, хотя Андрей был уверен, что на этот раз его вызвали не его шаги.
Не в силах больше сдерживать панику, он метнулся по направлению к левой стене, стараясь, чтобы на ходу свеча не погасла и ощупывая рукой пространство впереди себя. Остановился он на цифре пятьдесят – полсотни маленьких, но все же шагов, а по бокам все то же пустое пространство, без малейших признаков на наличие стен. Несколько раз он уловил периферийным зрением, как под ногами снуют мелкие существа, похожих на крыс, но гораздо шустрее, - а может и крысы, черт бы их побрал!
Очередной грызун прошмыгнул под ногами, носком тапка Андрей откинул его в сторону от себя, но успел рассмотреть, прежде чем зверь скрылся за неровным светом, что это вовсе не похоже на мышь - скорее уж еж, мохнатый и круглый, но с длинными лапами, как ножки паука. Издав непристойный для мужчины визг, двадцатисемилетний мужчина опрометью бросился назад, он уже не понимал, где должна быть дверь, ведущая на поверхность, он убегал от огромного паука, и лишь спустя время понял, что совершил ошибку – не удивительно, что на бегу погасла свеча. В коробке оставалось еще несколько спичек, но ни одна из них не зажглась…
В кромешной темноте, прислушиваясь к каждому шороху, Андрей осторожно шел вперед, надеясь хоть куда-то, да дойти. Паника нападала на него постоянно, такая сильная, что было трудно дышать. Казалось, что сам окружающий его воздух, пропитавшись темнотой, стал твердым и не попадал в рот. Звуки раздавались теперь постоянно – от тихого шороха, до льющейся воды, вдобавок уши улавливали приглушенное бормотание, но к счастью не рядом, а в стороне от него. Он больше не шарил в пространстве руками и именно неосторожность спасла ему жизнь.
Кто знает, чем бы кончилось для него скитание в темноте, но через несколько шагов Андрей больно ударился головой, от удара из глаз брызнули слезы, а перед глазами поплыли круги. Почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, Семенов сел на каменный пол. Предчувствие не обмануло, он действительно отключился, а когда пришел в сознание, то обнаружил, что его тело лежит на заднем сиденье собственного автомобиля.
Прошло много лет, Андрей давно продал старый дом и переехал жить в другой город, но до сих пор – до глубокого ужаса боится темноты…
Дверь в паранормальное открывается тут
Когда на чердаке старого дома скрипят доски, будто по ним кто-то осторожно ступает, когда из подвала доносятся неясные стоны, словно души усопших пытаются вырваться из мрачных глубин. Когда посуда на кухне сама собой начинает двигаться, а одежда вылетает из шкафов – кому вы позвоните?
Нет, это не шутка и не пересказ известного фильма. Мы, пятеро романтиков во главе с седовласым профессором Семенихиным, вооруженные высококлассной техникой, выезжаем туда, где творится необъяснимое.
Скачал книгу бесплатно? - Красавчик, но не забудь оставить отзыв под книгой! :)
Работа ночным сторожем занимает время, но бережет силы, а последних у бывшего прапорщика уже изрядно убавилось. Пятьдесят пять лет, ребята, тот самый возраст, когда не стоит и думать о том, чтобы начинать чего-то с чистого листа. Конечно, существуют и другие примеры, и их немало, но тут уже – каждый решает сам.
Итак, уволившись из вооруженных сил по состоянию возраста, Сергей Петрович решил не бездельничать, но и утруждать себя серьезными обязанностями никакого желания не возникало. Работа сторожем получилась компромиссом – вроде и без дела не маешься, с другой стороны и перетрудиться не получится. Работа не пыльная – сутки через трое охраняешь шлагбаум в гаражный кооператив, зарплата, к слову, тоже не пыльная, но вместе с пенсией – можно прожить. Конечно, и в такой работе нюансы имеются, но они есть везде – куда же без них?
В девять вечера машин поубавилось, водители сидели дома, готовясь ко сну – самое время пройтись по периметру и Плотников, вооружившись дежурным фонарем, пошел на обход. На улице все было чисто – ворота заперты, машин нигде нет. Совершив полный круг по наружному периметру, Сергей Петрович облегченно вздохнул – бывало такое, что машины бросали на улице, загораживая ворота в чей-то гараж. Такое случалось и в дежурство Плотникова, не часто, но надолго запомнился и единственный раз…
Когда с осмотром периметра было закончено, Сергей Петрович решил осмотреть трехэтажные гаражи – три широких въезда в общее здание, во внутренний муравейник с множеством ворот. Как только он пересек центральный въезд в здание, по глазам ударила пыльная полумгла, светильники не справлялись со своей задачей, пришлось воспользоваться карманным фонарем. Включая фонарь отставной прапорщик уже знал, что увидит и многочисленный шорох его не напугал - под ярким лучом разбегались мыши, крысы и прочие грызуны. На кой черт это зверье лезло в гаражи, Плотников не знал, но с их присутствием давно смирился, среди владельцев гаражей были представители и похуже крыс.
Как раз один из таких владельцев сейчас подъехал к пустующей сторожке и нещадно сигналил у опущенного шлагбаума, требуя незамедлительно поднять его. У всех постояльцев гаражного кооператива в телефоне был забит специальный номер, открывающий шлагбаум быстро и без труда, но были и такие, считавшие что шлагбаум должен подниматься автоматически, не важно кто нажмет на кнопку – сторож или швейцар, но шлагбаум должен открыться и точка, иначе паразит будет жать на клаксон.
К счастью, таких оригиналов было немного, в гаражном кооперативе Зенит их насчитывалось только два: Иван – владелец двадцать четвертого номера и Женя из номера восемьдесят пять. Иван нормальный мужик, но уж скор на расправу, к нему с вопросами лучше не подходить, Евгений с виду спокойнее, но с ним вообще лучше не связываться, что внутри, что снаружи - натуральный бандит. Оба ездят на солидных машинах и привыкли, что все в этой жизни совершается только для них…
Снова раздался громкий гудок сигнала – призывный и нервный разрубил тишину. Часы Сергея Петровича показывали уже без четверти десять, а вокруг гаражей жилые дома, того и гляди – всю округу перебудит, - и выбрали ж время, черти вас дери! Но деваться некуда, иначе так и будут сигналить, и пожилой сторож поспешил к себе.
Уже выбежав на улицу, он увидел, огни проезжающего автомобиля и протяжный скрип шлагбаума, опускающегося вниз. С таким скрипом шлагбаум опускается лишь в том случае, когда его поднимали при помощи рук, - нет, ну что ж за люди, ведь себе делают хуже! – обреченно подумал уставший старик.
Мимо сторожа пронеслись огни мерседеса и снова раздался протяжный сигнал, - стало быть Женька к себе в гараж поехал, да не просто поехал, еще и обматерил! Плотников успел удивиться, что тот ехал без музыки, но тут же раздались далекие басы, хриплый голос из мощных динамиков магнитолы пел про то, как нелегко среди уродов жить нормальному пацану…
Никакого желания проверять оставшиеся этажи гаражей у Сергея Петровича больше не было, и он обреченно направился в сторожку – извиниться перед Евгением на обратном пути, - только нельзя его называть по имени, только Жекой, иначе рассердится и будет орать.
Через пять минут сторож услышал, как противно проскрежетали дверные петли – Жека спускался в подвалы, уводящие под гаражи. Во всем здании было всего два спуска в подвалы и судя по звуку, сейчас скрипела дальняя металлическая дверь, - ну вот и ответ на вопрос – откуда берется мусор, а председатель за это кричит на сторожей каждый день.
Еще через несколько минут мимо освещенной сторожки прошел и сам Жека – бритый череп, втиснутый в спортивный костюм. Сергей Петрович попытался его поприветствовать, даже встал со стула, да так и застыл с протянутой рукой, - ни дать, ни взять, стою здесь как Ленин, а этот громила в мою сторону даже не взглянул… Разозлившись на себя за проявленную учтивость, Плотников решил проведать дальний вход в подвал, чтобы удостовериться в своей теории, - скажу председателю, пусть тогда на Жеку орет!
На улице было тепло и безветренно, на город уже опустилась ночь, на небе ярко горели звезды и гаражи освещала желтая луна. Доковыляв до дальнего спуска в подвалы, он потянул на себя металлическую дверь, но та не поддалась. Присмотревшись, сторож обратил внимание, что дверь захлопнули с такой силой, что она своим краем наскочила на кирпичи, - теперь ее без труда уже не откроешь, - вздохнул Плотников и вернулся в сторожку, чтобы поискать там лом.
Потратив на это не менее получаса, Сергей Петрович все-таки распечатал дверь, из подвала повеяло теплом и сыростью, запахом плесени и прелой листвой. Осторожно нащупав первую ступеньку, он стал спускаться, придерживаясь за стену рукой. Спуск в подвалы был не из легких, короткая лестница практически под прямым углом уводила вниз.
Почувствовав под ногой пол подвала, сторож замер и облегченно перевел дух, староват он уже для таких спусков, не то, что каких-то десять лет назад, - тогда бы и Жека вел себя по-другому, - удрученно подумал уставший старик. За лестницей деревянная дверь, ведущая вправо – по длинному коридору, обрывающемуся у дальней стены, обычно там и находили пакеты с мусором, за которые председатель постоянно кричал.
Нащупав выключатель за дверью коридора, Плотников щелкнул и включил свет. Вдаль побежала дорожка из лампочек, таких же тусклых и пыльных, как в гаражах наверху. У дальней стены виднелись пакеты, - ну конечно Жека, кому-же еще?! И все-таки сторож решил удостовериться, что там стоит мусор, а не чего-то еще…
Узкий коридор, но прямой, не извилистый, уводил вперед к дальней стене, из боковых стен выступали двери, закрытые на причудливые навесные замки. В этом тесном и узком пространстве, расположенном в нескольких метрах под землей, умещалось аж тридцать два подвала, все это Плотников помнил и знал. Решив совместить спуск в подвал с пользой для дела, он вынул из кармана небольшой мел, - напишу на дверях, чтобы замки внутрь врезали, не у всех владельцев врезные замки.
Пользы от такого занятия не было ни единой, но бывший прапорщик порядок знал. Тут, конечно, и красть было нечего, но все равно, - вставь внутренний замок, - выводил Сергей Петрович аккуратным подчерком на ржавой двери с номером пять. Кое-где на дверях были и номера нечитаемые, бывший военный решил и об этом хозяевам написать – «врежь замок» и «номер не читается» - вывел он на семнадцатой двери. Плотников успел добраться уже до середины прохода, когда внезапно отключился свет…
Темнота повисла угрожающая и кромешная, о такой темноте заверяют, - хоть глаз коли. Вдобавок из прохода повеяло холодом, немедленно выдавившим теплую сырость подвального помещения. Показалось это, или не показалось, но Сергею Петровичу почудилось, что он внутри уже не один – шестое чувство подсказывало неладное и он полез в карман за фонарем. Проклятый фонарь угодил за подкладку и ни в какую не желал вылезать, пришлось отрывать карман форменной куртки, - эх, и за это утром еще влетит…
Сзади послышались приглушенные звуки, и сторож обернулся, смотря назад. Он еще не успел освободить свой фонарь, застрявший под одеждой, но все же сумел его включить. Подкладка куртки заглушала луч света, но позади него маячила тень – неровная и подвижная под прыгающим светом, но все-таки это была его тень. Вопрос, последовавший за этим утверждением, заставил его разодрать свой бушлат – новая вещь и почти непоношенная, но зарождавшийся страх заставлял спешить.
Тень исчезла под ярким лучом света, - да и была ли она раньше, эта неясная тень? - если не было позади меня никакого света, откуда спереди появилась тень? Но и эти вопросы повисли в воздухе, в холодном и зябком, но уже не сыром. В таких условиях он забыл о цели своего визита и обернувшись, быстро заспешил назад, направляясь в сторону выхода из подвала гаражей.
Проход сделался немного шире, а потолок навис ниже – возможно кажется, но … и все-таки – но! До потолка без труда доставала рука отставного прапорщика, а раньше он не мог его достать, - меняли в прошлом лампочки, знаем, без табурета и до них-то мне не долезть… но тогда какого черта сейчас происходит? – подумал Плотников, в очередной раз пройдясь ладонью вдоль неровностей потолка. Да и коридор сделался значительно шире, чтобы достать до противоположных стен уже не хватало и длинны рук, а раньше он двигался по нему боком, чтобы выпирающий засов рукой не задеть… Нет, что-то неладное происходило с коридором, но этот вопрос следовало оставить на потом, сейчас было главное выбраться на поверхность, в реальный и привычный, проверенный мир.
Он так прошел уже метров десять и удивился, не встретив ни одной двери, - а их тут было до чертовой бабушки, - подумал Сергей Петрович, водя фонариком по сторонам. И стены прохода претерпели изменения, с них исчез необлицованный кирпич, теперь бока длинного коридора своей неровной и шероховатой поверхностью напоминали скорее пещерный тоннель, нежели нечто, сделанное руками человека.
- Какого лешего? – изумился Плотников, когда споткнулся о непонятную штуковину и с трудом устоял на ногах. Какого лешего! – вновь произнес он, когда прыгающий луч карманного фонаря нащупал под ногами огромный череп, последнего тут точно быть не могло…
Глубокими знаниям о мире животных отставной прапорщик похвастать не мог, но и элементарных познаний хватило на вывод – это был не обычный череп, таких зверей в природе нет. Судя по вытянутой продолговатой морде и узко-посаженным передним клыкам, это был волчий череп, но возникал вопрос - какого же размера должен быть сам волк, - такая махина и для медведя великовата, - прошептал Плотников, размышляя про себя о необычной твердости странного черепа, который запросто перенес удар сапога, а нога болела и болела не слабо.
- Вот выберусь на поверхность, мужики не поверят…, - а выберусь ли отсюда? – пришла вдруг мысль. Последнее заставило человека ускориться и двигаться по тоннелю почти-что бегом. Не жалея ног и воспаленных бронхов, пожилой человек продолжал свой забег, на ходу надеясь на свою интуицию, что он движется именно к выходу наверх – с того момента, когда он разглядывал большой череп, он уже не помнил, в какую сторону бежал.
Ноги устали и сторож остановился, упираясь руками в колени и стараясь перевести дух. За такое время, да при такой скорости, он давно уже должен был оказаться у двери, ведущей наверх. Но выхода не было, как отсутствовали и двери, на которых он недавно писал «вставь внутренний замок», последнее было уже совсем странно, если не сказать большего, - такого просто не могло быть.
Сделав вывод, что торопиться бессмысленно, Сергей Петрович медленно зашагал вперед, внимательно обводя стены лучом карманного фонарика, в тщетных попытках отыскать то, что упустил на бегу. Но дверей, ведущих в подвальные помещения, не было, с обоих сторон вдоль прохода убегали шероховатые стены, совершенно не похожие на те стены, из грязно-белого кирпича, которые он видел сотни раз за время своих долгих ночных дежурств. Вывод напрашивался вполне очевидный – он более не находился в цокольном этаже, расположенном под многоярусным гаражным кооперативом, он оказался в совершенно незнакомом, ином месте, оставалось выяснить – как выбраться на поверхность, а после ломать голову над тем, как он сюда попал.
Вариантов у Плотникова было не много, нужно было просто двигаться вперед, в конце концов и этот проход должен был когда-то закончиться, шаг за шагом, и он куда-нибудь, да придет. Между тем, в проходе становилось жарко, воздух сделался плотным и сухим, а настороженный слух, усиленный адреналином, улавливал в воздухе комариный писк.
Через несколько шагов этот писк превратился в гудение и вот тут отставного прапорщика прошил неприятный нервный озноб - слишком громкий звук для комариного роя, тем более, что никаких насекомых под светом фонаря он не замечал. Человек уже собирался остановиться и повернуть обратно, но тут услышал вдалеке приглушенный расстоянием топот ног.
Это было и топотом назвать сложно, но складывалось впечатление, что к нему кто-то быстро бежит, вбивая в землю гулкие, монотонные удары, оставалось выяснить с какой стороны туннеля в его сторону доносится этот звук. Покрутившись на месте, чтобы определить источник шума, Плотников решил, что шаги слышатся позади него – его догоняют, а не бегут на встречу, а, следовательно, и ему стоило продолжить двигаться по туннелю вперед.
Сергей Петрович пока не бежал, но уже двигался быстрым шагом, на ходу постоянно оборачиваясь назад, топот слышался уже более ясно, преследователь неминуемо приближался к нему. Бух-бух-бух-бух, - раздавались сзади тяжелые шаги, от которых с потолка осыпалась пыль и мелкие камни. Между буханьем тяжелых ног проходило не менее нескольких секунд, значит преследователь с таким неимоверно-широким шагом должен быть и ростом могуч, - решил Плотников и не стесняясь припустил бегом.
Мимо пролетали куски коридора и неровные стены, прыгающие в луче карманного фонаря. Пол под ногами стремительно уходил вниз под приличным углом, двигаться стало легче, но под подошвами ботинок то и дело попадались крупные камни, как ни подгонял человека страх, пришлось сбавить бег и внимательно смотреть под ноги.
В какой-то момент Сергей Петрович все-таки утратил бдительность и споткнувшись о большой круглый булыжник, каким-то чудом устоял на ногах. Жгучая боль прострелила предплечье правой руки, пальцы разжались, роняя единственный источник света, сделав по инерции еще несколько шагов вниз по коридору, Плотников остановился, приходя в себя. Разум советовал человеку вернуться обратно и подобрать свой фонарь, но инстинкт выживания заставил его двигаться дальше, удаляясь в мрачную и пугающую темноту.
Позади него снова застучали тяжелые шаги, отставной прапорщик только сейчас понял, что какое-то время не слышал их, видимо, его преследователь был медлительным в силу своих предполагаемых габаритов. Теперь шаги звучали ближе, уши улавливали хриплое дыханье, последнее пугало до замиранья сердца. Вдох-выдох, вдох-выдох, как будто пара гигантских мехов неслась на него из глубины коридора. Уже понимая, что этого делать не стоит, Сергей Петрович не выдержал и обернулся, бросая взгляд позади себя, от увиденного ему едва не сделалось плохо.
Фонарь лежал шагах в десяти позади человека и его яркий луч ударил в глаза, отчего темнота, наступившая после света, сделалась маслянистой, осязаемой и густой. Не сразу он понял, что чья-то тень загородила луч света и выжидая остановилась, рассматривая его. Гротескная фигура, загородившая его от света, заслонила собой весь стенной проем. Он не мог различить под таким освещеньем, что именно видят его глаза – толи двуногого быка, толи гигантскую обезьяну с рогами, торчащими над головой.
Заросшую шерстью большую фигуру окутывал сумрачный плотный туман, но налитые кровью и осмысленные глаза твари с ярой ненавистью смотрели на него сверху вниз. Теряя рассудок и не стесняясь эмоций, отставной военный пронзительно закричал. Развернувшись, толкая вперед свое грузное тело и выставив руки перед собой, он больше не видел впереди себя дорогу тоннеля, но что есть мочи мчался вперед.
Каким-то чудом ему удавалось не биться о стены, но ладони рук, которыми он нащупывал в темноте дорогу, во многих местах саднило и жгло. Что-то хрустнуло в левом колене, не обращая внимание на острую боль он продолжал двигаться вперед, уже понимая и свыкаясь с мыслью, что долго так ему не пробежать. Шаг, еще шаг и еще один, и следующий, но уже хромая, а потом его ноги замерли и вжались в пол, руки взлетели в стороны, пытаясь ухватиться за боковые стены, но стен он больше не ощущал. Лишь спустя секунду пришло понимание, что именно это и заставило остановиться его.
Находясь в абсолютной темноте и неизвестности, шестое чувство подсказывало Плотникову, что впереди него зияет провал. Не замечая в себе раньше подобного предвиденья, пожилой сторож осторожно пошарил ногой… Неизвестно откуда взявшееся чутье не обмануло, прямо под ногами начиналась пустота.
Сергей Петрович не мог понять, откуда он это знает, но в тот момент отчетливо понимал, что пустота разверзлась не только под ногами, но и вокруг него зияла пустота, а сзади надвигался красноглазый монстр – неторопливо и медленно, зверь уже никуда не спешил. «Пропал!», - подумал отставной прапорщик и до боли в скулах закрыл глаза.
В лицо дохнуло запахом смрада – обжигающе-горячего, оседающего на побелевших волосах, нестерпимо зажгло и защекотало ноздри, из живота твари вырвался низкий хрип. Что-то неправильное, нечеловеческое было в этом зловещем, утробном хрипе, заставившем представить сотню ржавых, несмазанных петель, а возможно так кричали пропавшие души, нестерпимо страдающие на вечном огне.
Плотников так и не смог понять, что заставило его ноги сделать шаг в черную бездну, тело само приняло решение, не поставив в известность его. На долю мгновенья он ощутил пьянящую невесомость, а потом стремительно понесся вниз. Впрочем, этот низ вполне мог оказаться и верхом, потеряв ориентацию он не понимал в какую сторону летит, но его тело двигалось все быстрее и быстрее, пока напуганный человек не потерял способность дышать. Теряя сознание, он пытался оживить в памяти что-нибудь приятное, но и его мысли сковала леденящая пустота…
…
Боль появилась раньше сознанья, заставив вынырнуть его из сонного забытья. Болела спина, поясница и все тело, но хуже всего приходилось ногам. Подошвы невыносимо жгло и саднило, казалось, что волны боли расходятся от пяток, и ударяя в колени, отдаются в пояснице, а в правом предплечье засел тупой, горячий гвоздь.
- Батюшки мои, чуть не наступила! – после чего пошла неразборчивая, но отборная брань, по ушам ударил прокуренный женский голос.
«Алкашня проклятая, весь подъезд зассала», - услышал Плотников слова на прощанье, после чего где-то сверху хлопнула дверь, заставив заплясать на сквозняке паутину. С трудом ворочая затекшей шеей, Сергей Петрович медленно повернул лицо, в глазах забрезжил сухой пыльный воздух. Кое-как поднявшись на четвереньки, как будто он и вправду алкоголик, отставной прапорщик оперся рукой о стену и замычал, борясь с дурнотой.
Парадная подъезда, в которой он находился, показалось ему отдаленно знакомой и какой-то родной. На уровне головы, из стены торчала ребристая батарея, а сверху над ней зияло окно. Сквозь пыльное стекло просачивались причудливые лучи солнечного света, а над окном, усеянный сталактитами, возвышался потолок.
Протерев глаза немытыми ладонями, Плотников понял, что вместо солевых отложений вся видимая поверхность потолка была усеяна горелыми спичками, нещадно закоптившими штукатурку наверху. И тут воспоминания нахлынули на него с новой силой, он уже вспомнил, где видел этот подъезд…
Со времен его детства в подъезде старой хрущевки ничего не изменилось, а он переехал отсюда в возрасте четырнадцати лет. Пошарив рукой за грязной батареей, он быстро нащупал то, что искал – измятая пачка дешевых сигарет, спрятанная тут неизвестным подростком, - что ж, дети не изменились по прошествии лет. Он закурил и тут же закашлялся – забытая привычка и отсыревший табак обожгли горло, выжав из глаз горькие слезы, но человек смеялся, как сумасшедший дурак.
Поднявшись на ноги, он продолжал смеяться – нахлынула радость от того, что живой. Его старый двор, из которого он уже давно переехал, находился в двух часах ходьбы от гаражного кооператива, в который он более не собирался возвращаться, и над решением загадки ночного происшествия Плотников себе голову не ломал. Кого-то другого, возможно, и терзала бы необходимость найти ответ на вопросы, но Сергей Петрович был не из таких, - остался жив и на том спасибо, - подумал он и побрел пешком.
Единственная привычка появилась у бывшего прапорщика, он до умопомрачения боится темноты…
Спасибо, что дочитали до конца :)
Возможно, Вам понравится :
ЗАКУЛИСЬЕ. ЗАГЛЯНУТЬ ЗА ГОРИЗОНТ - по ссылке, или в любом поисковике, во всех электронных библиотеках. Нашел бесплатно? Молодец! Нл будь добрым, оставь комментарий.
По дороге домой профессора Семенова останавливает полицейский патруль, и без всяких причин увозит в неизвестном направлении. Профессора бросают к другим задержанным, каждому из которых предстоит отправиться в другой мир - задача выжить и вернуться обратно. Пытаясь приспособиться к новым условиям, Семенов понимает страшный факт - не все происходящее является реальностью. Для возвращения к привычной жизни ему предстоит ответить на главный вопрос – кто настоящий профессор Семенов?
Всем спасибо, всем добра! И с наступающим Хэллоуином!
Семен и Николай молча и с тоской разглядывали заснеженный двор старенькой девятиэтажки, сквозь пыльное, зарешеченное окно. По грязному снегу и голым деревья мелькали отблески красных и синих огней от мигалки на полицейском УАЗе, которую четверо мужиков в одинаковой казенной форме так и не удосужились выключить.
Николай с жадностью смотрел на разбитые окна продуктового киоска, в котором осталась водка и сигареты, последнее братья не успели попробовать, или даже открыть. Полиция подъехала в тот момент, когда младший брат откупоривал бутылку водки, перед Николаем был простой выбор – бежать, или пить. Обидней всего, что ему не удалось ни первого, ни второго, и за все это светил новый срок, а братья едва успели почувствовать свободу - с момента освобождения не прошел и год.
Семен со злобой рассматривал окна старой девятиэтажки, такой же унылой и убогой, как пейзаж и двор возле нее. За многими окнами угадывались любопытные, возбужденные лица, жадно наблюдающие за происходящем спектаклем во дворе. – Ну и кто же из вас ментов вызвал? – вглядывался Семен, пытаясь угадать. Обидно, ну конечно обидно – кто же мог подумать, что из-за жалкого киоска, который продавал водку и сигареты по бешенной цене, кому-нибудь придет в голову вызвать полицию? Но кто-то же их точно вызвал, как теперь отыскать эту тварь?
Семен мысленно взвесил срок за свое преступление, получилось не много, даже учитывая рецидив. На этот раз они никого не ограбили, при этом преступлении никто не пострадал. Кража со взломом без вреда для имущества, если не брать в расчет разбитую витрину и покореженную металлическую дверь. Много не дадут, а выйду – рассчитаемся, - сжимая кулаки, подумал Семен.
Его томило само ожидание, было что-то неправильное в этом дворе, и в этом киоске, и в лицах за окнами – как будто самое интересное ждало впереди. Семен повернул голову в сторону трех полицейских, топтавшихся возле разбитой витрины киоска. Двое молча курили, безразлично рассматривая чужое имущество, а самый молодой, и видимо некурящий, возвращался к машине, на ходу стряхивая снег, налипший на фуражку.
- Ну что, Серега, долго еще? – обратился к нему другой полицейский, сидевший в машине, и заполнявший протокол.
- Никак нет, товарищ капитан, - ответил вошедший, - ущерб сфотографировали, сейчас подъедет хозяин киоска, остальное уже под его ответственность.
- Хорошо, - коротко ответил старший по званию, он устало зевнул и посмотрел на часы.
Когда в салоне автомобиля повисло молчание, тишину нарушил сотовый телефон. Звуки школьного вальса, Семен узнал его в исполнении дребезжащего динамика, разнеслись по пустому салону и неприятно ударили по ушам. Капитан похлопал себя по наружным карманам, затем полез во внутренний карман. Молния заела на форменной куртке, а школьный вальс продолжал терзать и без того подпорченные нервы Семена.
Капитан с силой дернул за бегунок, молния разошлась с противным треском, рука нырнула за подкладку куртки, через секунду в пальцах появился кнопочный телефон. И кто в наше время использует кнопочные? – поморщился Семен, чувствуя, как дребезжащий динамик искажает скрипки, напоминая скольжение пенопласта по стеклу. А капитан тем временем смотрел в телефон, морща лоб и шевеля губами, - странно, номер не определен, - ни к кому не обращаясь, прокомментировал он.
Длинный палец с обкусанным ногтем завис над кнопками, раздумывая, которую нажать. Ну же, решайся уже на что-нибудь, - мысленно взмолился Семен, чувствуя, как от скрипения пенопласта к горлу подкатывает предательская тошнота. Наконец капитан принял решение, палец опустился на зеленую кнопку, кнопочный телефон прижался к щеке.
- Алл-Лоу! - ответил капитан, лениво растягивая каждую букву на неприятный иностранный манер.
- Здорово, Семеныч! Не узнал, наверно? – голос из динамика проскрежетал на весь салон.
Лицо капитана вытянулось от удивления. Убрав трубку от щеки, он поискал глазами кнопку громкости, и не найдя ее, снова прижал к уху телефон.
- Игнатюк, ты, что ли? – удивленно проговорил капитан.
- Я, я! Здорово, Семенов! – в динамике послышался лающий смех.
- А чего у тебя, номер что ли сменился? – глядя в окно, спросил капитан.
В трубке повисла секундная пауза, как будто на том конце подбирали слова.
- Нет, не сменился… позвонить дали, - и снова послышался лающий смех. – Слушай, капитан, вы, говорят, на задержание поехали… поймали кого, или как?
Семенов медлил с ответом, повернувшись к отсеку для задержанных, на него уставились две пары глаз. Одни настороженные, другие – любопытные, без сомнения оба слышали разговор.
- Двоих взяли, - наконец проговорил капитан.
- Магазин ограбили? – уточнила трубка.
- А ты откуда знаешь про магазин? - Семенов повернулся сторону разбитого киоска и хитро прищурился.
- Диспетчер подсказал, - ответила трубка.
- А! Диспетчер! – Семенов повернулся ко второму полицейскому и выразительно посмотрел на него.
Этот взгляд до крайности не понравился Семену, он умел определять, когда люди врут. И сейчас, наблюдая со стороны, как переглянулись двое полицейских, отчетливо понял – в последние слова не поверил ни один из них.
- Так что они… ограбили магазин? – последняя часть вопроса прозвучала с надеждой, тембр голоса на другом конце снизился до заискивающих нот.
Семенов снова взглянул на разбитую витрину киоска и на приоткрытую покореженную дверь. Он несколько секунд думал, прежде чем ответить, и в этот момент Семен почувствовал – сейчас решается их судьба. Николай вопросительно взглянул на Семена – брат в таких вопросах несколько туговат, но даже он догадывался, что дело не чисто – Семен одобряюще кивнул в ответ.
- Да какой магазин, - вздохнул Семенов, устало потирая ладонью глаза, - киоск с сигаретами. И даже не ограбили, верней не обворовали… стекло разбили и разворотили дверь. Кто-то из жильцов этих гоблинов в окно увидел, и, пока они возились, позвонил нам.
Семен перевел взгляд на двух полицейских, стоящих возле киоска. Они закончили осмотр и терпеливо курили, дожидаясь дальнейших указаний. Кроваво-синяя мигалка, продолжавшая своими всполохами украшать двор, попадая на лица двух полицейских, делала их похожими на звериный оскал. Николай поднял руку и торопливо перекрестился, вгоняя старшего брата еще глубже в подозрения и тоску.
В трубке послышался невнятный шепот, как будто собеседник на том конце прикрыл ладонью микрофон телефона, переговариваясь одновременно с кем-то еще.
- Слушай, Семеныч, - заканючила трубка, - Семеныч, выручай! Ограбление не состоялось, ущерб минимальный, владелец наверняка не станет подавать дело в суд. Пересчитает товар, заменит стекла, и все забудет, как страшный сон. Ну на кой черт ему из-за такой ерунды потом целый месяц по судам таскаться? Да и тебе по приезду протокол писать. Отдай их мне, слышишь, Семеныч?
- А тебе-то они зачем? – брови капитана взметнулись вверх, едва не коснувшись козырька на фуражке, сидевший рядом полицейский удивленно посмотрел на него.
- У меня план горит, понимаешь, Стас? Заявлений куча, все карманные кражи, а я никого поймать не могу! Начальство на верху уже рвет и мечет, хоть сам на себя протокол составляй.
Семенов обернулся к двоим задержанным, смерил взглядом, оценивая свой ответ
- Ну, допустим, я тебе их отдам, а дальше-то что будешь делать? Уверен, что они подпишутся под твоих карманников?
- Ну а куда они от меня денутся, им-то все равно за что срок отматывать! - почувствовав, что Семенов вот-вот согласится, голос в трубке заговорил быстрой скороговоркой, - ты отдай их мне, Стас, а я дальше сам!
Семенов перевел взгляд на второго полицейского, но тот безразлично пожал плечами.
- Да черт с тобой, забирай! – наконец согласился капитан Семенов, - куда тебе их доставить?
- Ждите там, - прокричала трубка, - я сейчас сам приеду!
И в третий раз брови капитана взметнулись в воздух, от чего он едва не выронил кнопочный телефон.
- А ты что, Игнатюк, знаешь где мы сейчас находимся? – тихим голосом спросил Семенов.
- Знаю, знаю! – затараторил Игнатюк, - Спасибо, Стас, буду должен!
Дисплей телефона мигнул и погас, извещая, что входящий вызов окончен, капитан задумчиво смотрел в телефон. В машине повисло напряженное молчание, Семен чувствовал, как брат буравит взглядом его затылок, требуя объяснить некоторые моменты, но в ответ лишь покачал головой.
- А откуда он об этом узнать мог? – спросил второй полицейский своего капитана.
Капитан повторил жест Семена – также медленно и неохотно покачал головой., - не знаю, Серега… понятия не имею!
Время в салоне тянулось медленно. Двое полицейских, стоявших на улице, косились на запотевшие окна УАЗа, завидуя своим коллегам, сидящим в машине. Семен с Николаем молча рассматривали двух полицейских, топчущихся на морозе в казенных ботинках, братья завидовали им от всей души. Часов у Семена не было, но прошло минут десять, навряд ли больше, и зарешеченное окно тесной камеры ослепили фары подъезжающего автомобиля.
Полицейские на улице бросили сигареты, и тоже наблюдали за приближающимся светом фар. Белый внедорожник без логотипа марки, но очень напоминающий БМВ серии Х, лихо притормозил возле полицейского УАЗа, пассажирская дверь открылась и на заснеженный двор ловко выпрыгнул высокий и осанистый человек. На ходу мужчина надел фуражку, в свете фар блеснули стильные и дорогие часы.
Семенов выпрыгнул навстречу товарищу, глядя мимо него на белый джип, возвышающийся над полицейским УАЗом. Игнатюк, сверкнув идеально ровными и белыми зубами, протянул руку, ладонь Семенова промахнулась мимо нее. Капитан продолжал разглядывать отполированный бампер подъехавшей машины, и Игнатюк ловко поймал его ладонь.
- Здорово, Семеныч, как я рад тебя видеть! – улыбка Игнатюка сделалась еще шире.
- Привет, Игорь! – Семенов оторвал взгляд от белого внедорожника и вопросительно посмотрел в глаза Игнатюку, - у вас теперь что, такие машины? – капитан мотнул головой, указывая на подъехавший автомобиль.
Игнатюк оглянулся, на секунду его улыбка угасла, но с ответом не затянул, - если бы такие… наша на ремонте, выдали взамен.
Семен вжался лбом в оконное стекло, чувствуя, как ему в ухо с нетерпением дышит Николай. Ответ подъехавшего полицейского прозвучал так бодро, и так фальшиво, как и улыбка, сияющая на него лице.
- Ну что, покажешь мне своих гоблинов? – Игнатюк хлопнул Семенова по плечу, напоминая о цели своего визита.
Семенов кивнул и обратился в сторону, - Серега, открой, ключи у тебя!
Из УАЗа выпрыгнул второй полицейский. В отличии от своих высоких коллег, полицейский-Серега приземлился неудачно, и едва не упав, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Семенов посмотрел на него с сочувствием, сделав шаг вперед, чтобы в случае чего придержать, Игнатюк – напротив, отстранился всем телом, наблюдая за неуклюжим танцем Сереги с презрительной ухмылкой.
Сереге удалось устоять на ногах, и прихрамывая, он заковылял к заднему отсеку. Позвенев ключами, полицейский вставил один из них в замок задней камеры, с хрустом повернул и потянул ручку на себя. Дверь осталась на месте. Серега выругался сквозь сжатые зубы и снова вставил в замочную скважину ключ. Игнатюк в два шага подошел к полицейскому и с силой оттолкнув его плечом, отчего Серега отлетел и громко шлепнулся на заснеженный асфальт. Ухмыляясь, Игнатюк двинул другим плечом по отсеку для задержанных, и одновременно потянул дверную ручку на себя.
Замок щелкнул, дверь распахнулась, впуская морозный воздух в задний отсек. Не меня выражения лица, Игнатюк окинул быстрым взглядом двоих задержанных, после чего обернулся к Семенову.
- Красавцы, Стас! Спасибо, удружил!
Капитан, помогавший Сереге подняться, даже не взглянул в ответ на Игнатюка.
- Да ладно, ребята, я слегка перенервничал, - с нотой извинения проговорил Игнатюк, - работа такая, сами понимаете…
Серега отряхивал куртку и брюки, морщась, и потирая ушибленное плечо, Семенов с укором смотрел на Игнатюка.
- Ты их один повезешь в отделение? – вместо упрека, спросил капитан.
- Почему один? – Игнатюк обиженно передернул плечами, со мной ребята! сейчас позову…
Игнатюк обернулся в сторону белого внедорожника. Затемненные стекла полностью закрывали обзор, а яркий свет фар мешал разглядеть что происходит за лобовым стеклом.
- Орлы, на выход! – прокричал Игнатюк, призывно махая в воздухе руками.
Рукав куртки задрался и в тусклом свете снова блеснули дорогие часы, на этот раз их заметил и капитан Семенов, он внимательно и оценивающе посмотрел на Игнатюка. Из белого внедорожника никто не вышел, он стоял без движения, тихо работая на холостом ходу. Трое полицейских и сам Семенов с подозрением смотрели на дорогой автомобиль.
Улыбка стерлась с лица полицейского, обнажая суровые черты лица. Шагая уверенной, пружинистой походкой, Игнатюк в считанные секунды преодолел несколько метров, отделявших его от белого внедорожника, и, размахнувшись, ударил кулаком о лобовое стекло. В тишине двора прокатилось гулкое эхо удара, после чего послышался новый звук. Передние двери внедорожника распахнулись, на землю спрыгнули двое мужчин, одетых в новую полицейскую форму.
Братья разглядывали новых полицейских, последние выделялись высоким ростом и непомерно широкими плечами, остальные стражи порядка на их фоне казались маленькими и незначительными. Двое мужчин в полицейской форме, вопреки ожиданиям, не поздоровались со своими коллегами, а молча направились в сторону полицейского УАЗа.
Семену сразу бросились в глаза уверенные движения и упругая походка, таких полицейских он еще не встречал – ни одного лишнего движения, и ни единой эмоции не промелькнуло волевых лицах. Мужчины подошли к отсеку с задержанными и замерли в ожидании команды, Семен и Николай снизу-вверх смотрели на них.
- Забирайте их, - скомандовал Игнатюк, и громили тут же выполнили его приказ.
Сильная рука скрутила запястье Семена и умело заломила за спину, отчего небритый мужчина охнул и застонал. Рядом с ним застонал Николай, тихим матом высказывая эмоции. Задержанных повели в сторону белого внедорожника, где Игнатюк умелым движением распахнул заднюю дверь.
На ходу Николай успел заметить, с какими лицами за происходящим наблюдают остальные полицейские, приехавшие вместе с капитаном Семеновым. В их глазах читалось удивление, непонимание, и даже страх. В черствой душе небритого мужчины на мгновенье мелькнула спасительная мысль, что капитан вмешается и остановит издевательства, но эта мысль тут же улеглась. Семенов молча наблюдал за происходящим, его лицо выражало живой протест, но губы, растянувшиеся в ровную линию, остались сомкнутыми.
Это не задержание, это…, - Семен пытался подобрать термин, наиболее подходящий к сложившейся ситуации, и неожиданно в голову пришла другая мысль, - это не задержание, это похищение! – последнее Кумарин едва не произнес вслух.
Николая первым грубо втолкнули в задний отсек белого внедорожника, после чего первый здоровяк ловко надел наручники на руки брата, и продел их в специальную скобу. Такое же действие повторилось и с Семеном, когда холодная и знакомая сталь туго сомкнулась на его запястьях, мужчина запоздало подумал о том, что, возможно, они с братом зря сидели молча все это время, интуиция подсказывала, - мы упустили свой единственный шанс.
Младший брат испытывал те же эмоции. Николай, всю жизнь презиравший правоохранительные органы, с надеждой смотрел на пустой отсек полицейского УАЗа, который никто не спешил закрывать.
- Ну что, мы поехали? Еще раз спасибо! – Игнатюк с размаху хлопнул по протянутой ладони Семенова, после чего подошел к Сереге и легонько хлопнул по плечу, наклонившись при этом, он что-то прошептал невысокому полицейскому. Серега посмотрел на Игнатюка, улыбнулся и кивнул.
Машина резко тронулась с места, заставив братьев привалиться спинами к деревянной перегородке, ограждающую от них остальной салон. Семен смотрел сквозь вихрящиеся снежинки, вылетающие из-под задних колес, на унылый двор и старую девятиэтажку. Свет во многих окнах уже погас, люди в квартирах готовились ко сну. Удивительно, но ненависти к ним в этот момент Семен Кумарин больше не испытывал.
Позади машины мелькали улочки и пятиэтажные дома, их везли по окраине города. Светофор впереди мигнул, и сменился красным, внедорожник дернулся и резко затормозил. Братья только сейчас обратили внимания, что за время поездки никто из полицейских не проронил ни слова.
- Останови на следующем перекрестке, - сказал Игнатюк, обращаясь к водителю.
Водитель молча кивнул в ответ. Светофор мигнул желтым, и загорелся зеленым, белый внедорожник дернулся с места, и быстро помчался вперед. Братья нервно переглянулись, позвякивая наручниками. Их не пугал суд, и не пугала тюрьма – все это было пройденным, хоть и малоприятным этапом, однако в подобной ситуации они оказались впервые в жизни.
- Как думаешь, кто они такие? – вполголоса спросил младший брат, стараясь размять онемевшие руки.
- Не знаю, - также тихо ответил Семен, - но на ментов они точно не похожи!
Николай помолчал, глядя в окно, пытаясь размять согнутые ноги, - мне на этапе один кент рассказывал, - после долгого молчания, начал он, - что виртухаи зеков на органы продают. По документам он застрелен за попытку побега, а на самом деле помер в больничке, под хирургическим ножом. А на нас, слышь, Сеня, они в натуре, даже протокол не стали составлять!
- Брехня все это, - со злобой отмахнулся Семен, надеясь, что его голос прозвучал убедительно. На самом деле он уже обдумывал подобный вариант, потому, как и сам слышал подобные рассказы. Будучи по природе закоренелым реалистом, Семен Кумарин не верил услышанному, но сейчас, сидя в тесном кузове белого внедорожника, с руками, пристегнутыми к боковой скобе, он всерьез рассматривал подобные варианты.
Внедорожник сбросил скорость и плавно остановился у следующего перекрестка. В машине послышалась тихая возня, потом дверь открылась, запуская шум с улицы и свежий воздух. Игнатюк ловко выпрыгнул из машины, стукнувшись ботинками о заснеженный тротуар. По улице прокатилось тихое эхо, человек в полицейской форме быстро, но внимательно посмотрел по сторонам.
- Знаете, что делать? – спросил Игнатюк, обращаясь к водителю.
Вместо водителя ответил второй человек, - иди домой, сами справимся, - обронил он две короткие фразы, не поворачивая головы.
Игнатюк несколько секунд постоял у машины, затем кивнул и захлопнул дверь. Внедорожник снова дернулся, набирая скорость, увозя Семена и Николая в ночь. Братья смотрели в спину удаляющегося полицейского, пока его высокая фигура не скрылась за поворотом.
- Куда вы нас везете? – не выдержал Николай.
Ему никто не соизволил ответить. Следующие несколько минут оба брата прибывали в неведении, пока внедорожник не остановился в последний раз, подъехав к воротам, закрывающим въезд на пустую строительную площадку. Водитель выпрыгнул из машины, достал сотовый телефон, и набрал короткий четырехзначный номер. Ворота вздрогнули, и медленно поползли в сторону, открывая полутемный огороженный двор, находящийся за ними. За воротами показалась пустая площадка, где, кроме двух аккуратных стопок кирпичей, ничего не напоминало намечающуюся стройку.
Напарник водителя вылез из машины, размял спину, и оба мужчины направились к багажнику. Дверь открылась, заставив братьев вздрогнуть и, на сколько позволяли наручники, забиться в глубину салона. Водитель протянул руку вперед и ухватил Семена за воротник куртку. Семен с силой дернулся, раздался треск разрывающейся материи, рука полицейского осталась ни с чем.
Без эмоций и без замаха кулак водителя, описав в воздухе короткую дугу, с силой врезался в живот Семена, отчего мужчина выдохнул и тихо застонал. Водитель ждал, пока Семен не восстановит дыхание, после чего вынул из кармана другую руку, сжимавшую тонкий прозрачный шприц. Игла, блеснувшая в тусклом свете, заставила Кумарина снова отползти назад. Водитель ждал, молча вглядываясь в глаза Семена, наконец тот не выдержал и подполз вперед, закрыв глаза и стараясь не двигаться.
Николай смотрел со стороны, как тонкая игла глубоко впилась в багровую шею, после чего брат коротко замычал. В глазах Семена появилась сонливость, мужчина мерно и часто задышал, после чего его тело расслабилось, голова безвольно откинулась назад. Не прошло и минуты, как Семен глубоко и часто дышал.
Второй полицейский достал такой же шприц из своего кармана, и глазами задал Николаю немой вопрос. Для последнего все и без слова было понятно – сделаешь что нужно, или тебя нужно бить? Николай, бросив взгляд на безвольное тело брата, закрыл глаза и подался вперед, подставляя полицейскому незащищенную шею.
Кумарин-младший содрогнулся, когда к коже прикоснулась игла, от шеи до предплечья прокатилась волна холода. В лицо дохнуло нестерпимым жаром, как будто в салоне внедорожника на полную мощность включили систему отопления, а вместе с жаром мужчина почувствовал, как пальцы на руках начали неметь, отяжелевшие веки отказывались подниматься. Моргнув в последний раз, Николай разглядел двух полицейских, смотревших на него с пустым безразличием, в следующий миг его глаза закрылись, сознание окутало плотным мраком.
По дороге домой профессора Семенова останавливает полицейский патруль, и без всяких причин увозит в неизвестном направлении. Профессора бросают к другим задержанным, каждому из которых предстоит отправиться в другой мир - задача выжить и вернуться обратно. Пытаясь приспособиться к новым условиям, Семенов понимает страшный факт - не все происходящее является реальностью. Для возвращения к привычной жизни ему предстоит ответить на главный вопрос – кто настоящий профессор Семенов?
- И все-таки, Михаил Юрьевич, вы не ответили на мой вопрос! Как вы прокомментируете тот факт, что Джон Кеннеди попал на фотоснимок третьего января тысяча девятьсот девяносто первого года, в окружении агентов ФБР? То есть, спустя двадцать восемь лет после официального покушения?
Профессор Семенов широко улыбнулся, обводя взглядом просторную аудиторию, и группу студентов, собравшуюся в ней. На его лекциях никогда не было тех полусонных, равнодушных студентов, которых ему не раз приходилось наблюдать во время занятий своих коллег. А тут еще всезнайка Янковских, любитель исторических фактов и теории заговоров, распространенных и процветающих по сегодняшний день. Впрочем, Олегу приходилось отдавать должное, он всегда умел отыскать яркий исторический момент и приукрасить его нестандартными выводами. Причем последнее подкреплялась историческими фактами, а факты – это воспламенитель сердец, тот напалм, от которого загораются глаза у многих слушателей.
- На мой взгляд, здесь все очевидно, Олег! – выждав паузу, ответил профессор, - вы, несомненно, имеете ввиду исторически-значимый и известный фотоснимок, сделанный у могилы Кеннеди в тысяча девятьсот девяносто первом году? Так вот, если хотите узнать мое мнение, все очень просто, на фотографии его двойник!
- Ну, допустим! – Олег не сдавался, - но по показаниям агентов ФБР, которые сопровождали Джона Кеннеди, они слышали шесть выстрелов – слишком много для одного стрелка.
Остальная группа увлеченных студентов, затаив дыхание, следила за спором, переводя глаза с Янковских на профессора.
- Это событие доказать невозможно ввиду сразу нескольких причин. Во-первых, - Семенов загнул указательный палец, - вся информация, касающуюся убийства Джона Кеннеди, находится под грифом секретно по сегодняшний день, во-вторых, - профессор положил сверху большой палец, - примите во внимание обстановку, и атмосферу, царящую там. Десятки, и даже сотни журналистов, каждый из которых мечтал попасть на первую полосу новостей! Работали камеры, щелкали фотовспышки, и я, скажем так, не сильно удивлюсь, если в момент всеобщей паники и неразберихи, никто из сотрудников ФБР не мог понять, откуда именно велись оружейные выстрелы. Такие доказательства нужно проверять. В-третьих, - Семенов загнул следующий палец, и задумался, глядя, как неубедительно выглядит полусжатый кулак.
Трель звонка, разрубившего неловкую паузу, спасла профессора от ответа на вопрос. Лекционный зал наполнился вздохами и тихим шуршанием, студенты спешили разойтись по своим домам. Впереди маячил вечер пятницы, поэтому Семенов не стал их винить.
- Продолжим нашу дискуссию уже в понедельник, с большим удовольствием отвечу на следующий вопрос, - сказал профессор, обращаясь к Янковских, наблюдая, как Олег с большой неохотой встает из-за стола, присоединяясь к группе своих сокурсников.
Дождавшись, пока все студенты покинут лекционную аудиторию, Михаил Юрьевич обвел помещение внимательным взглядом, чтобы удостовериться, что никто из учащихся не забыл личные вещи и сотовые телефоны, после чего погасил свет, и, выйдя коридор, закрыл дверь, слушая, как с другой стороны, ведущей на лестницу, доносится монотонный удаляющийся гул. Когда дверной замок щелкнул, Михаил Юрьевич мысленно хлопнул себя по лбу, - опять забыл портфель, заболтавшись со студентами! Ну сколько ж можно, - укорял он себя.
Решив не искать выключатель, профессор осторожно пробирался по полутемной аудитории, стараясь не загораживать спиной полоску света, пробивающуюся сквозь щель в двери. Портфель обнаружился на привычном месте, но с открытым карманом, чего аккуратный и педантичный Михаил Юрьевич ранее никогда не допускал. Решив не придавать значения подобной мелочи, Семенов развернулся, и осторожно пошел к приоткрытой двери.
На улице его встретил зимний вечер. Наблюдая, как снежные лепестки, проплывая в желтых треугольниках фонарей, медленно и грациозно ложатся на тротуар, профессор Семенов зашагал к остановке, но уже через несколько шагов его продвижение внезапно и неожиданно остановили. Внезапность вызывал тот факт, что молодой человек, преградивший дорогу замечтавшемуся профессору, появился из ниоткуда, как будто он специально поджидал его, спрятавшись в тени рекламного щита.
Неожиданность подчеркивало другое обстоятельство. Высокий мужчина – разглядев его лучше, Семенов изменил первоначальный вывод, что перед ним стоит молодой человек – был одет в форму полицейского, только погоны, в виду разницы в росте, профессору никак не удавалось рассмотреть.
Вероятно, сержант, - подумал профессор, и в этот миг полицейский заговорил. Начало фразы Семенов прослушал, его загипнотизировала правая рука, медленно и грациозно двинувшаяся к фуражке, - кажется, у них это называется отдать честь, - подумал профессор, зачарованно наблюдая, как рука полицейского, изгибаясь под немыслимым углом, медленно и неумолимо тянется к виску. Пальцы слегка согнулись и ладонь медленно, как кобра, покачивались у виска, губы полицейского не переставали шевелиться, видимо тот продолжал говорить, обращаясь не к кому-то, а к растерявшемуся профессору.
Усилием воли Семенов заставил себя отвести взгляд от ладони мужчины, продолжая размышлять – чем же могла напугать его обычная человеческая рука. Губы полицейского сжались в тонкую линию, а все лицо выражало вопрос. Теперь, когда полицейский сделал шаг вперед, повернув лицо к желтому лучу фонарного света, профессору показалось, что этот человек, стоявший напротив, был не на много моложе его.
- Простите, - наконец сумел вымолвить Михаил Юрьевич, - вы сейчас обращались ко мне?
Мужчина выдержал минутную паузу, и только после этого повторил свой вопрос.
- Вы Михаил Юрьевич Семенов, работаете в должности профессора, факультет истории, государственный университет? – спросил полицейский хорошо отрепетированным, лишенным интонации голосом, как будто говорил неживой человек.
- Скорее не должность, а ученое звание, и правильнее сказать – исторический факультет, - поправил профессор, соглашаясь с услышанным.
В ответ полицейский лишь коротко кивнул, как будто именно такой ответ он и ожидал услышать, его миндалевидные глаза, цвет которых постоянно менялся, продолжали пристально изучать черты лица Михаила Юрьевича. В воздухе повисла неловкая пауза, которую блюститель порядка никоим образом не собирался нарушать первым.
- Могу я вам быть чем-нибудь полезен? – осведомился профессор, осторожным движением глядя на наручные часы, которые показывали половину девятого.
Голова полицейского снова кивнула, отчего козырек фуражки пафосно и комично надвинулся на глаза, придавая мужчине вид киношного гангстера. Губы мужчины непонятного возраста - профессору снова показалось, что перед ним стоит молодой человек – пришли в движения, не говоря, но воссоздавая слова. Видимо, сказывался эффект от тарахтящего автобуса, подъехавшего к остановке в этот момент, но профессору на мгновение померещилось, что слова отстают от движения губ.
- Будьте любезны пройти со мной, - сказал полицейский, слегка развернувшись, указывая глазами в сторону казенного УАЗа, остановившегося возле парадного входа, как будто в насмешку отрезая от профессора привычный и безопасный вход в институт.
Семенов проводил глазами удаляющийся автобус, мысленно отметив, что следующий придется минут пятнадцать подождать, после чего снова окинул взглядом милицейский УАЗ. Невозможно было разглядеть, кто сидит на водительском месте, но судя по тому, что машина наскочила на ступень передним колесом, за рулем находился хамоватый лихач. Последнее зародило в сознании профессора искорку злобы и даже протест, - а не послать ли подальше этого полицейского, в конце концов, он ничем не нарушил закон. Но искра угасла, уступив место усталости, решив не портить пятничный вечер, Михаил Юрьевич утвердительно кивнул.
- Только если на минуту, - с чувством собственного достоинства обратился он к полицейскому, мужчина в ответ снова молча кивнул.
Подойдя к машине, Семенов испытал чувство тревоги, рассмотрев полностью затемненные стекла УАЗа – это касалось передних и задних окон, таких полицейских автомобилей Михаил Юрьевич ранее не видел. Впрочем, это вполне могло объяснить тот факт, что водитель не нарочно заскочил на крыльцо института.
- Прошу вас, - полицейский оказался впереди профессора, успев сделать два шага вперед, одновременно распахивая заднюю дверь машины.
Из салона пахнуло ванилью и запахом мяты. Семенов никогда не бывал в полицейских машинах, но догадывался, что пахнет в них совершенно не так. Запахи насторожили внимательного профессора, пробудив страхи и подозрения в его душе, но, решив, что отступать уже поздно, Михаил Юрьевич, кряхтя и охая, залез в салон.
На переднем сиденье сидел мужчина, который не повернулся к вошедшему лицом. Семенихин видел только часть обритого затылка, украшенного шрамом в форме буквы S. Боковая дверь резко распахнулась, и в салон запрыгнул подозрительный полицейский, - который так и не представился мне, - подумал профессор, и скорее ощутил, чем почувствовал, как страх вгоняет в мозг стальную иглу. Вместе со страхом пришли две другие мысли, одна из которых – полицейский слишком быстро обошел машину, как будто бежал, и вторая – он забрался в машину удивительно ловко, очутившись на сиденье единым прыжком.
- Могу я увидеть ваше удостоверение? – обратился к нему профессор, надеясь, что его голос не выдаст, и не покажет закипающий страх.
- Конечно можете, - ответил полицейский, его правая рука снова изогнулась, и со змеиной грацией ловко скользнула в нагрудный карман. Через секунду полицейский раскрыл перед профессором красное удостоверение, а через другую закрыл его с глухим хлопком.
Семенов видел в фильмах подобное поведение, поэтому происходящее не сильно напугало его. Но что-то настораживало внутри служебного удостоверения, какая-то мелочь, какая-то деталь, которую успели зацепить глаза Михаила Юрьевича за ту секунду, в течении которой красная корочка оставалась открытой. Но толи из-за страха, толи из-за волнения, профессор никак не мог понять, что именно так сильно насторожило его.
- Могу я посмотреть ваши документы? – вежливо и тактично обратился к нему полицейский.
- Конечно, - спохватился профессор истории и поспешно полез в свой портфель.
Когда застежки на портфеле звякнули и ладонь профессора нырнула в просторные недра папок и бумаг, глаза полицейского буквально впились в его руку, смешно сказать, но запястье начало покалывать и щипать. Это состояние постепенно ухудшилось, Семенов чувствовал нестерпимый зуд, с трудом подавляя в себе желание почесать запястье свободной рукой. Наконец ему удалось с правиться с волнением, и рука нащупала удостоверяющий документ в привычном отделении под ручки и блокноты.
- Прошу вас, - протянул Семенов свой паспорт, после чего не выдержал и от всей души впился ногтями в запястье правой руки, с удовольствием отмечая, что зуд стихает.
Для того, чтобы изучить паспорт профессора, полицейскому понадобилось едва ли больше десяти секунд, после чего он протянул обратно закрытый паспорт и посмотрел Семенову в глаза.
- Разрешите досмотреть ваш портфель, - не меняясь в лице попросил полицейский, при этом змеевидная рука протянулась вперед. Профессор инстинктивно прижал портфель к кожаной дубленке, предполагая, что полицейский попытается силой забрать его. Однако мужчина не предпринял попыток завладеть портфелем насильно, рука замерла в воздухе, терпеливо выжидая, и по всей видимости, никуда не спеша.
- Зачем это нужно? – опешила профессор, понимая, что забился в угол и имеет весьма напуганный вид.
Полицейский не соизволил удостоить ответом, вместо ответа со щелчком открылась задняя дверь. Михаил Юрьевич, от удивления и неожиданности, едва не вывалился спиной вперед – на столько резко распахнулась дверца, но сильное плечо толкнуло его назад, заставляя двигаться в салон автомобиля. Обернувшись, профессор обнаружил, что рядом с ним сидит второй полицейский, похожий на первого, как две капли воды.
Оказавшись зажатым между двумя блюстителями правопорядка, профессор Семенихин затравленно посмотрел по сторонам - не стоило и думать о том, чтобы выбраться из машины, а рука первого полицейского по-прежнему висела в воздухе, ожидая заполучить его дорогой кожаный портфель.
- Это понятой, - пояснил первый полицейский, наблюдая на лице профессора недоумение и испуг, - и вот еще что, уважаемый Михаил Юрьевич, мы ничего не станем вам подкидывать.
- И ваше имущество нам не понадобится, - завершил фразу второй полицейский, поражая Семенова манерой говорить – и интонация, и сам тембр голоса, как будто обоих полицейских озвучивал один и тот же актер.
- Но позвольте, позвольте, - залепетал перепуганный профессор, наблюдая, как его руки стыдливо и услужливо протягивают портфель.
Портфелем завладел первый полицейский, расстегнув застежки он по-хозяйски полез исследовать его содержимое. Главное отделение служитель порядка обследовал быстро и, не найдя ничего интересного, умело расстегнул боковой карман. В боковой карман не пришлось заглядывать, пакет с белым порошком вывалился сам.
Семенов с удивлением разглядывал, как между ним и сомнительным полицейским на сиденье вывалился незнакомый пакет. Длинные и тонкие пальцы завладели пакетом, подняли его в воздух, помяли, потрясли – внутри находилась белая субстанция, по форме и содержанию напоминающая порошок.
- Похоже на героин, - прокомментировал первый полицейский, вертевший в воздухе маленький пакет.
- Граммов семьдесят, если не больше, - добавил к реплике его двойник.
- Это не мое, - проговорил профессор, краснея от того, что с языка слетают заикающиеся слова.
- Но это лежало в вашем портфеле, - безо всякой интонации ответил первый полицейский.
- А значит, вам придется проехать с нами, - закончил за него двойник.
Семенов переводил взгляд с первого на второго с отстраненной тоской, понимая, что выбраться из машины ему навряд ли удастся, и все что он скажет, или сможет сказать, не будет иметь ни малейшего смысла - есть он, полицейские и пакет с порошком.
Заскрипел кожзам на водительском сиденье, это третий полицейский обернулся к нему. Казалось, уже ничего не могло удивить обомлевшего профессора, но тот факт, что и третий полицейский являл точный образ и подобие первых двух, ввергло Семенова в отстраненный ужас. Михаил Юрьевич не сразу разглядел, что полицейский, сидящий на месте водителя, протягивал ему таблетку и наполненный до половины бумажный стакан.
- Что это? – сумел выдавить из себя профессор, перебирая буквы чужим, непослушными языком.
- Это, чтобы вы в дороге не заскучали, - произнес полицейский, сидящий по правую руку от него.
- Я не буду это пить, - замотал головой Семенов, одновременно пытаясь спрогнозировать возможные варианты развития событий. Годами натренированный, пытливый мозг видел перед собой немного вариантов, но хуже всего был тот факт, что ни один из прогнозируемых вариантов не предвещал для профессора счастливый исход.
Вопреки опасениям, профессору не стали заламывать в руки, и силой впихивать таблетку в рот. Вместо этого первый полицейский нырнул рукой в нагрудный карман, вытащив оттуда блестящий шприц с прозрачной жидкостью. Шприц заканчивался пластиковым колпачком, под которым, безо всяких сомнений находилась игла, - острая и холодная, - подумал профессор.
- Не буду врать, нас учили ставить уколы, но на практике наши навыки лучше не проверять, - монотонно добавил второй полицейский, - советую не отказываться, вода с таблеткой лучше, чем укол.
Семенов снова посмотрел в протянутую ладонь водителя УАЗа, на которой, лежала продолговатая красная пилюля. Но когда его рука потянулась к таблетке, вместо всевозможных вариантов мучительной смерти, профессор думал о миллионах микробов, таящихся на ней. Медленно, как в замедленной съемке, рука Михаила Юрьевича двинулась к ладони, непослушные пальцы сжали таблетку, ощутив под кожей твердый и прочный материал. Пока рука возвращалась к губам, мозг профессора обдумывал вариант уронить таблетку на пол, но тут же сам ответил на следующее действие, - ее поднимают с пола и снова протянут ему.
Твердая таблетка прилипла к обезвоженному языку профессора, он поднес к губам пластиковый стакан, сделав большой глоток прозрачной жидкости, моментально ощутив, как таблетка проскочила в желудок, а жидкость обожгла горло и язык. Ожог быстро прошел, на смену ему пришло мимолетное чувство пьянящей эйфории, профессор почувствовал, как по жилам расползается блаженство и тепло.
- Это водка? – удивляясь себе, спросил профессор.
- Это разбавленный спирт, - ответил первый полицейский, - так действие таблетки будет быстрей.
Семенов откинул голову на спинку сиденья, ощущая, как автомобиль под ним вздрогнул и ожил, переднее колесо соскочило с бордюра, отчего тело профессора сильно затрясло. Михаил Юрьевич смотрел на удаляющееся двери родного университета, одновременно замечая, как мимо машины мелькают заснеженные деревья, и унылые фонарные столбы. Все это проносилось на безликом фоне, тогда профессор понял, что уже крепко спит.
Какие ужасы таит по ночам психиатрическая клиника, какие кошмары скрываются в ее стенах? Об этом знают лишь бывшие пациенты, которым посчастливилось выбраться из нее. Несколько санитаров психиатрической клиники совершают самоубийство, еще один пополнил ряды душевнобольных. Молодой журналист, в поисках славы, мечтает написать сенсационный репортаж. Для этого необходима единственная малость – пробраться в дом скорби и получить интервью у бывшего санитара психической лечебницы, не подозревая о том, что этот визит затянется на года. Безумие заразно! Но те, кого не пугают души грешников в больничных пижамах, шаркающие по коридорам чистилища №5, могут смело открывать эту дверь, ведущую в бесконечность. Добро пожаловать, WELCOME TO HELL…
Осторожно, безумие заразно.
Какие ужасы таит по ночам психиатрическая клиника, какие кошмары скрываются в ее стенах? Об этом знают лишь бывшие пациенты, которым посчастливилось выбраться из нее. Несколько санитаров психиатрической клиники совершают самоубийство, еще один пополнил ряды душевнобольных. Молодой журналист, в поисках славы, мечтает написать сенсационный репортаж. Для этого необходима единственная малость – пробраться в дом скорби и получить интервью у бывшего санитара психической лечебницы, не подозревая о том, что этот визит затянется на года. Безумие заразно! Но те, кого не пугают души грешников в больничных пижамах, шаркающие по коридорам чистилища №5, могут смело открывать эту дверь, ведущую в бесконечность. Добро пожаловать, WELCOME TO HELL…
В тесной камере светло и душно, лампочка под потолком нестерпимо слепит глаза. Неподвижный воздух пропитан запахом пота и крепкого табака, который тут же оседает на коже и на больничном халате, к счастью, последний принадлежит не мне. Халат я сниму, выходя из больницы, а вот с остальной одеждой и кожей лица мне придется основательно потрудиться, иначе этот запах отчаяния и боли будет повсюду преследовать меня.
Собеседник сидит напротив меня, молчит и непрерывно курит, выдыхая под потолок плотные клубы едкого дыма. Кольца дыма поднимаются в воздух, скапливаясь и оседая над бритой головой. Когда я доставал блокнот и ручку, туман занимал только дальнюю часть стола, но пока мои пальцы возились с диктофоном, одинокую лампу под потолком уже скрывали сизые облака.
Конечно, в помещении курить не принято, и уж тем более, если это помещение находится в медицинском учреждении, но тут все иначе, чем кажется на первый взгляд. Мой собеседник невысокий и плотный, из-под застиранного воротника полосатого халата торчит бычья шея, на которой крутится маленькая голова. Туда-сюда, влево-вправо – его взгляд мечется по окрашенным стенам, как будто он видит муху, или тараканов, бегающих по стенам.
Но в светлой комнате нет насекомых, они бы задохнулись, как только попали сюда. Вероятно, такая же участь ожидает и меня к концу нашей дружной и интересной беседы, во всяком случае, я надеюсь именно на такой исход. Нет, задохнуться здесь я не планирую, но это интервью мне нужно, просто позарез. Я улыбаюсь легко и непринужденно, или надеюсь, что со стороны это выглядит именно так. Выдавливаю из себя настоящего профессионала, как говорил мой редактор, направляя меня сюда.
Бритый мужчина с маленькой головой затушил окурок в пустом стакане и тут же закурил новую сигарету, следя за мной мутновато-серыми, немигающими глазами. Прикурить сигарету для него не просто, приходится пригибать голову, едва не касаясь лбом пластиковой столешницы. Оно и немудрено, его запястья пристегнуты к стулу стальными наручниками, а у зажигалки очень маленький огонек.
Я улыбаюсь и жду, пока он прикурит. Одна из двух пачек, принесенных мной, уже наполовину пуста, но это было главное условие нашего диалога – час беседы и честные ответы, в обмен на две пачки дешевых сигарет. Когда он снова выпрямляется на стуле, держа дымящуюся сигарету в зубах, мои глаза упираются в его правое ухо, вернее в тот обрубок, который остался на его месте.
- А это обязательно? – спрашивает собеседник, кивая на браслеты.
- Боюсь, что да, - отвечаю я. Прозвучало жестоко и слишком формально, пробую подобрать подходящие слова. – Я пытался убедить вашего врача, что данная мера в разговоре не понадобится, но… вы же и сами знаете врачей? Это единственное, что мне разрешили, - указываю пальцем на две пачки сигарет.
- Ну да, - кивает бритый, в его голосе слышно откровенное недоверие, смешанное с сарказмом.
Что ж, я бы и сам себе не поверил, но правда в том, что этого пристегнутого к стулу человека я панически боюсь. Сейчас в его глазах нет безумия, но на долго ли это? – думаю я. Я снова смотрю на обрывок уха, стараюсь, но не могу отвести взгляд. Нельзя забывать о том, что этот тип оторвал своей рукой собственное ухо!
- Ну да, ну да, - снова кивает бритый, как будто уловив в душном воздухе мою мысль.
- Итак, Семен Михайлович, вы не против, если я запишу нашу беседу? - кивая на диктофон, спрашиваю я.
- Валяйте, - соглашается мужчина, скосив глаза на дымящийся окурок.
Его глаза понемногу успокоились лишь после пятой сигареты подряд, взгляд сфокусировался на моем диктофоне, оставив в стороне невидимых мух, или тараканов.
За несколько дней перед этим диалогом, к которому я, как ни старался, оказался совершенно не готов, мне пришлось пообщаться с главным врачом психиатрической больницы. Наш разговор длился долго и мучительно, то переходя на повышенные тона, то опускался до заискивающих интонаций, естественно, последнее исключительно с моей стороны.
- Не понимаю вас, Станислав Эдуардович, - в какой-то момент не выдержал я, - ну какой для вас труд санкционировать это несчастное интервью с вашим пациентом?
- Я вас тоже не понимаю, Максим…, - Сапрыкин задумался, вспоминая мое отчество, которое за весь напряженный разговор мне пришлось повторить уже дважды, - не понимаю вас, - наконец изрек он. – Вот вы молодой журналист и вполне успешный, ну и зачем вам понадобилась эта статья? В самом деле, Максим Леонидович, - в голосе главврача появилась нота радости от того, что ему наконец-то удалось припомнить мое отчество, - ну зачем вам эта несчастная статья? Неужели вам других происшествий мало, в городе-то их происходит, хоть отбавляй! Одних аварий на дорогах сколько, а еще преступность, черт их дери.
Происшествий хватало, в этом он не ошибался, но для таких колонок существуют отдельные журналисты, куда уж мне примеряться до них. Впрочем, об этом я не стал рассказывать своему собеседнику, как умолчал ему и о другом. Другая причина крылась в следующем – мой редактор буквально рвал и метал. По мнению главного редактора газеты Очевидец, в которой я на тот момент состоял, эта статья обещала вызвать бурю эмоций, именно по этой причине я так рьяно и рвался в бой.
Положа руку на сердце, сам я в этом ничего дальновидного не усматривал и больше склонялся к мнению Сапрыкина, что это интервью с бывшим санитаром психиатрической клиники всего лишь грандиозная трата времени, но моя карьера висела на волоске. Понимая, что мои уговоры совершенно не действуют, мне пришлось пойти на шантаж.
- Послушайте, Станислав Эдуардович, я итак пропустил много интересного, о чем читателям будет очень интересно узнать, - говоря эту фразу, я прозрачно намекал на двойное самоубийство санитаров, произошедшее в клинике номер пять, носящей громкое название - имени Бехтерева, которое имело место быть не далее, как в конце прошлого месяца с разницей всего в два дня. Само-собой, что между чиновниками и прессой существовала договоренность, согласно которой, этот случай не придали огласке, но у меня имелся и собственный блог, который пусть мало, но все же читали. Иными словами, это был откровенный шантаж.
В трубке повисла солидная пауза, которой бы позавидовал и бывалый актер. Сквозь треск помех, проникающих в линию, я слышу монотонный скрежет зубов. Я жду ответ, а телефон нагревается и это вовсе не от моих рук, на том конце воздушного провода мозг собеседника накаляется до бела. Не нужно быть провидцем, чтобы понять очевидное, Сапрыкин в эту минуту перебирает слова, вернее не слова, а подбирает прилагательное, которое наиболее органично впишется между вступлением «ах ты ж» и словом «писака».
- Максим Леонидович, - наконец оживает трубка и я мысленно аплодирую ей. А с другой стороны удивляться здесь нечему, все-таки со мной разговаривает главный врач, да не абы чего, а психиатрической клиники, - Максим Леонидович, а вы не запамятовали часом, что этот пациент, с которым вы так жаждите беседу, сам себе в автобусе ухо оторвал? Это вас совсем не смущает? – с сильным нажимом интересуется трубка.
На этот вопрос ответить не сложно, полгода назад я брал интервью у осужденного за убийство. За двойное убийство, если называть вещи своими именами, и ничего, запросто это пережил. Примерно это я и сообщаю трубке, которая никак не собирается уступать.
- А ухо ваш убийца себе отрывал? – не унимается Сапрыкин, - а знаете при каких обстоятельствах это произошло?
Была б моя воля в выборе выражений, я бы ответил – что не знаю, да, собственно, и не желаю этого знать! Но я журналист, а это означает, что язык мой более не принадлежит мне, приходится изображать вежливый интерес.
- Это случилось прямо в автобусе! Среди людей, при свете дня!
Последние слова Станислав Эдуардович произносит нараспев и в рифму. Не удивлюсь, если в этот момент мой собеседник на другом конце телефона поднял свободную руку вверх и гордо вскинул волевой подбородок. Закрадываются подозрения – а не балуется ли наш главврач стихами в часы досуга, свободные от психов.
- Неужели в автобусе? – интересуюсь у него.
- Представьте себе, Максим Леонидович, едет автобус, забитый пассажирами. И на светофоре, между Никитинской и Домом пионеров, мужчина с диким криком отрывает свое-собственное ухо! И происходит это перед изумленными взорами многочисленных детей и женщин! Как вам такое понравится?
Мне это совершенно не нравилось. По моим скромным представлениям о бытии и жизни, в психиатрической больнице оказывались пациенты и с меньшим членовредительством, а оторвать себе ухо, да еще и в автобусе… Но суть вещей от этого не менялась, я журналист и мне нужно это интервью.
- Ну и как вы представляете вашу будущую встречу? – со вздохом задался главврач, - вы же понимаете, что в присутствии санитаров он ни на какие вопросы отвечать не станет, встреча должна происходить исключительно с глазу на глаз. У вас, кстати, который глаз лишний?
И снова в разговоре повисла пауза, собеседник от меня ожидает ответ. Но вот что странно, вопрос предполагал в себе скрытый сарказм, а в интонации Сапрыкина я никакого сарказма не услышал. Таким тоном интересуются – в котором ухе у меня звенит?
- Мне нужны оба глаза, - наконец признаюсь я, - но вы же можете обездвижить больного? А санитары, на всякий случай, пусть за дверью постоят.
Станислав Эдуардович не колеблясь ответил, что санитары за дверью постоять-то могут, только в этом случае я ничего ценного от больного не услышу.
- Почему вы так решили? – спрашиваю у него.
- Да тут и решать-то ничего не нужно, - задушевно отвечает главврач. – Видите ли, дорогой Максим Леонидович, в нашей больнице существует негласное правило, согласно которому, решетки на окнах делят людей на больных и медперсонал. Я понимаю, что этот подход в корне неправильный, но и вы кое-что должны понимать. Профессия санитара или медбрата требует от работников творческий подход, но какой творческий человек устроится к нам на такую зарплату? Помилосердствуйте, это просто смешно!
Сказать по правде, до этого момента я не задумывался о подобном вопросе, считая его из разряда мелочей. А если подумать, то вывод очевиден – ряды сумасшедших пополнил бывший санитар. Если проводить и дальше эту аналогию, то данная ситуация смахивает на предательство, не удивлюсь, если бывшие коллеги видят события именно под таким углом. Да и бедолаге не легко, не могу себе даже представить, как чувствует себя в смирительной рубашке бывший санитар – человек, который недавно сам следил за психами, теперь пополнил больничные ряды. А хуже всего то обстоятельство, что этот больной отличается от других, он понимает на что рассчитывать и прекрасно знает, через что ему предстоит пройти.
По итогу нашей напряженной беседы, Станислав Эдуардович выделил мне целый час, снабдив информацией, какие сигареты курил его санитар в прошлом, и пообещал усадить его «в специальный стул».
Дверь в безумство находится здесь
Созвездие Кассиопея
Каждый пилот космического корабля знает об опасностях межпространственного перелета. Время полета с Земли на Марс составляет двадцать четыре часа, но где окажешься в случае сбоя? Задав координаты до точки прибытия, Артем Сорокин готовился погрузиться в глубокий анаболический сон. Через сутки он прибудет на орбиту Марса, а через неделю должен вернуться домой. На этот раз сон длился дольше обычного, в системе навигации произошел сбой. Энергии на обратный прыжок недостаточно, расчетное время полета до Земли - несколько тысяч лет.
Каждый пилот космического корабля знает об опасностях межпространственного перелета. Время полета с Земли на Марс составляет двадцать четыре часа, но где окажешься в случае сбоя?
Часть 1. Долгий сон Артема Сорокина
Спросите любого астронавта о том, что он слышит во время пробуждения, и, если это не Володя Леванов, ответ будет всегда один - мерное ворчание пневматического двигателя. Вовку будит музыка Баха, - ха-ха, хотел бы я в это поверить…
Я просыпаюсь под тихий рокот работающей пневматики, чувствуя, как свежий воздух снова наполняет легкие, а сердце в груди начинает стучать. Ну что ж, мой будильник снова сработал, значит пора вставать и приниматься за работу.
Первые несколько минут бодрствования самые тяжелые. Они липкие и тягучие, могут растянуться на целую вечность, нужно иметь незаурядное мужество для того, чтобы их пережить. Впрочем, другие у нас не работают, АО «Заслон» очень тщательно подбирает астронавтов на свои корабли.
Я еще не открыл глаза, но уже чувствую, как поток сжатого воздуха с силой обдувает мое лицо, а предплечье сковывает тугая повязка. Над головой отъезжает в сторону защитный колпак, освобождая путь из тесной капсулы. Датчик издает звуковой сигнал, а затем загораются светодиоды. Пять крохотных огоньков наполняют защитную капсулу изумрудно-зеленым светом. Я вижу этот оттенок сквозь сомкнутые веки – пульс и давление в норме, причин лежать больше нет.
Собираюсь с силами, и заставляю свое тело принять сидячее положение. От резкого движения картина перед глазами немного плывет, каюта принимает неясные и размытые очертания. Это нормальная реакция организма после суточного пребывания в анаболическом сне, вызванном серьезными медицинскими препаратами.
Я сижу, опершись на правую руку, мысленно отсчитываю от шестидесяти до нуля, ожидая восстановления вестибулярного аппарата. Полет от Земли до Марса в обычных условиях длится чуть меньше девяти месяцев, но при помощи передовых разработок АО «Заслон» это время удалось сократить до трех суток.
Между расстоянием, скоростью и временем прочно вклинился «коэффициент Перельмана», открыв новые горизонты в освоении космоса. Ученые из проекта «Заслон» называют это «межпространственным прыжком», мы, астронавты, называем это – «короткой отключкой».
То, что безболезненно переносит сложная электроника, оказывается непосильной задачей для человеческого организма, единственное решение – анаболический сон. И тут все до смешного банально. Чтобы погрузить астронавта в глубокое забытье, и плавно вывести из этого состояния, нужны те самые двадцать четыре часа, на которые нас отключают. Вот так, за несколько секунд космические корабли преодолевают расстояние в двести двадцать пять миллионов километров, после чего сутки болтаются на орбите, в ожидании пробуждения своих экипажей.
При мысли об экипаже меня окатывает ледяной волной, хотя в каюте постоянная температура. Капитан, бортинженер и штурман-навигатор, все это исключительно в моем лице. Маленький человек, находящийся в сотнях миллионов километров от родной планеты, такое может свести с ума, особенно в первые минуты после пробуждения.
Впрочем, это все ерунда, для поставленной задачи вполне достаточно и одного человека. Я везу на Марс новые образцы искусственно выведенных земных растений, адаптированных под условия красной планеты. Во всяком случае, так полагают ученые умы, успешно трудящиеся в научных лабораториях, собранные под началом АО «Заслон». Последнее, к слову, мне и предстоит выяснить. Я про растения, если вы не поняли.
Ну вот, головокружение прошло – самое время выбираться из берлоги. Я осторожно вынимаю ноги из капсулы и медленно опускаю их на прорезиненную поверхность пола каюты. Естественно, тут не высоко, но после пробуждения возникает иллюзия, что между мной и полом не какой-нибудь метр, а расстояние не меньше высоты небоскреба. Единственным астронавтом, с которым я поделился своими страхами, был Володька Леванов, но тот лишь посмеялся надо мной, умело отклонившись от честного ответа.
Пол на месте и это хорошо, встаю на ноги и плавно поворачиваюсь в сторону шкафа с одеждой. Шкаф должен находиться справа от меня, осталось сориентироваться где право, где лево. Делаю два осторожных шага, чтобы немного привыкнуть к весу собственного тела. Гравитация на корабле составляет ровно тридцать семь процентов от привычной для человека земной гравитации, ученые уверяют, что это золотая середина для космических перелетов.
Я иду медленно и осторожно, и все равно на четвертом шаге чуть не споткнулся, смешно, по пингвиньи взмахнув руками. Возможно для организма сыворотка сна и проходит без следа, но ощущаешь себя в точности, как с похмелья. Через несколько шагов добираюсь до своей цели, смотрю на шкаф с одеждой и думаю, - кто же назвал его шкафом?
Небольшой квадратный короб с двумя вертикально-выдвигающимися полками. На верхней аккуратно сложен рабочий комбинезон, а на нижней стоят легкие полукеды. Не с первого раза нога попадает в нужную штанину, если наблюдать со стороны, мое одевание – это та еще хохма. На то, что я за несколько секунд проделывал на Земле, у меня уходит минут пять, если не больше.
Одевшись, я снова почувствовал себя полноценным человеком. Несмотря на то, что ты один в миллионах километров от родной планеты, передвигаться по кораблю в футболке и трусах как-то глупо и очень неловко. Ну вот, теперь можно подойти к мониторам, сверить свои координаты, относительно координат орбитальной станции. И добро пожаловать – встречай, Марс, а если что не так – мне поможет бортовой компьютер.
Кстати, про компьютер, что-то я давно не слышал его, разве он не должен был вступить в контакт сразу после моего пробуждения? В голову закрались тревожные мысли, от чего мне снова сделалось не по себе. Я слукавил, говоря, что я единственный член экипажа. Формально, конечно же, это так, но со мной на борту искусственный интеллект, надежный попутчик для космических перелетов.
Задвигаю полки шкафа с одеждой и поворачиваюсь в сторону приборной панели. Глаза сами фокусируются на зеленом светодиоде наверху – все в порядке, главный двигатель работает и запущен. Ниже под индикатором панель управления, два главных монитора погашены. Это нормально – так все и должно быть, зачем им светиться, когда экипаж находится в анаболической капсуле? Смотрю левее и не верю глазам – вижу аббревиатуру «Socket-307», но цифры не светится.
- Сокет? Сокет! – зову я, и замираю в ожидании голоса из динамиков.
Следующие несколько секунд тишины кажутся самыми страшными и тревожными в моей жизни.
- Сокет! – снова зову я, на этот раз уже не питая особой надежды.
Тишина. Мой верный и надежный искусственный интеллект, разработанный, к слову, все в том же «Заслоне», оставил меня совсем одного.
- Маленький человек в далеком космосе…
Не успела фраза сорваться с губ, как я уже пожалел о каждом слове. Нервный срыв мне сейчас совершенно ни к чему, лечить здесь его просто не кому. Дышу медленно и полной грудью, вдох-выдох, вдох-выдох. Чувствую, как адреналин спадает в крови и продолжаю двигаться вперед к бортовой навигационной панели.
Едва руки коснулись клавиатуры, пальцы автоматически ввели восьмизначный код – мой личный доступ к системе управления. Несколько мониторов передо мной засветились тускло-синим неоновым светом. Но, прежде чем на экране замелькали строки с таблицами и данными о бортовых приборах, мои глаза прочитали надпись: «Сбой системы, требуется перезагрузка».
Адреналин вернулся с удвоенной силой, мозг активировался и принялся анализировать. В голове крутился один вопрос, – в какой момент на экране появилась эта надпись? И тут же закралось тревожное опасение, - был ли сбой разовый, или он проявился многократно? Пальцы снова застучали по бортовой клавиатуре, для ответов мне нужно получить доступ к архиву полета.
Несколько раз я попадал не на ту кнопку, команды сбивались, приходилось вводить их заново. Через несколько минут мои труды увенчались успехом, на дисплее появилась нужная директория. Отыскав глазами соответствующий файл, в котором хранится информация о системе, я щелкаю по нему и замираю в кресле.
Через несколько секунд, пока глаза бегло просматривали записи о событиях из протокола системы, мозг наконец признает факт, что худшие опасения подтвердились: «сбой системы, требуется перезагрузка» и через несколько секунд надпись повторяется снова. Ни данных с наружных датчиков, ни информации с навигационных приборов – «Запуск – Сбой, Запуск - Сбой» повторяется через строчку.
- Ладно, - говорю я пустому кораблю, смотрю при этом на панель с надписью «Socket», - пора совершить человеку то, что не смог сделать компьютер.
Поднимаюсь с кресла и делаю несколько шагов по направлению к боковой панели. Ноги не держат, колени подгибаются – хорошо, что тут нет земной гравитации. Предохранительную панель я нахожу без труда, на полетной базе нас хорошо натаскали на возможные неисправности. Открываю скобу предохранительного блока и методично щелкаю все тумблеры, начиная с левого крайнего.
И все-таки, когда моя рука дошла до самого правого – главного предохранителя, отключающего всю систему, палец в нерешительности завис в воздухе, и замер перед тумблером, немного подрагивая. Интересно, это мозг отдал команду остановиться, или моя рука живет собственной жизнь? - смотрю на свой палец и удивляюсь ходу собственных мыслей.
Последний щелчок прозвучал слишком громко и очень зловеще, от неожиданности крепко сжимаю зубы. Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь бывать на космическом корабле в кабине пилота, если нет, открою секрет – тишина - самый страшный из всех возможных там звуков.
Навигационная панель мигнула и погасла, через секунду стих рокот главного двигателя. Тишина ударила по нервам, мне пришлось схватиться руками за штанины комбинезона, чтобы уберечь свои пальцы от прикосновения к тумблерам. В голове появилась цифра девяносто, мозг отстранился и начал обратный отсчет. Двадцать третий пункт аварийной инструкции вспомнился, хвала инструкторам, сам собой.
а
Подавляю желание торопить цифры, считаю медленно, перед каждой следующей добавляю гласную И. На цифре сорок три чувствую острую боль в правой ноге. Опускаю голову, не прерывая отсчета, и вижу, как побелевшие пальцы руки мертвой хваткой вцепились в ногу.
- Тридцать семь, - считаю я, и одновременно посылаю импульс руке – отцепиться. Рука не слушается, нога горит, я считаю, - двадцать девять… Досчитав до восемнадцати, до меня дошло, что стоит использовать левую руку, - три – продолжаю я свой отсчет, когда боль в ноге понемногу стихает.
Проверять силу воли я не стал, досчитав до нуля тут же тяну руку в сторону главного предохранителя. На этот раз звук щелчка показался тише, чем при выключении. Замираю, прислушиваюсь, поворачиваюсь к приборам, а мозг снова отстранился и работает, - четыре, пять, - снова считаю про себя, помня, что через пятнадцать секунд система должна завершить загрузку.
На цифре семнадцать сердце замирает и пропускает сразу несколько ударов. Навигационная панель мертва, индикация главного двигателя не активна. Выдыхаю через нос, стараясь не паниковать и снова выключаю главный тумблер.
На этот раз счет дается с трудом, в голове скачут и мелькают мысли. Цифры растягиваются в минуты, каждая из которых бренчит по натянутым нервам. Начиная с шестьдесят один, к каждой «И» я прибавляю «черт побери», ругая себя, что не выучил ни одной молитвы.
- Сорок семь, - уже каждую ногу сводит судорога, но я не отвлекаюсь на свои шаловливые руки. На «тридцать пять» меня пробирает нервный смех, но он заканчивается уже на цифре двадцать. Последние два десятка «И» я заменяю на слово «Заслон» и снова щелкаю на главный тумблер.
Не помогло. Чувствуя, как гнев закипает внутри, я несколько раз подряд включаю и выключаю главный тумблер. На какой-то раз, я уж сбился со счета, свет надо мной на мгновенье мигнул. Боясь поверить в собственную удачу, я щелкаю вверх остальные предохранители.
Главный двигатель так и не ожил, бортовые мониторы по-прежнему мертвы. Но система жизнеобеспечения включена, единственная радость – я не замерзну до смерти…
- Ну что же, - говорю сам себе, слыша, как слова повисают в неподвижном воздухе, - теперь у тебя есть все основания паниковать, не стесняйся, Артем, никто не услышит.
Падаю в кресло, но сил на панику уже не осталось, все эмоции унесли проклятые цифры. От безысходности хлопаю себя ладонью по лбу, рука безвольно падает и опускается к подбородку. И натыкается на то, чего быть не должно, не веря руке, я хлопаю по лицу другой ладонью.
Когда и вторая ладонь чувствует под собой большую, колючую бороду, я вскакиваю с кресла, и не обращая внимание на боль в колене, которым задел по навигационной панели, опрометью бегу в туалет, который находится за анаболической капсулой.
Аварийное освещение слишком тусклое, чтобы рассмотреть подробности и детали, да и в маленькое зеркало много не разглядишь, но этого мужика, который смотрит на меня сквозь тусклое зеркало, я вижу впервые в жизни.
- Твою звезду, ну здравствуй, Артем! – говорю своему отражению, видя, как его губы в точности повторяют движения моих губ, а вокруг рта крепкие заросли настоящей кудрявой бороды.
- Сколько же я проспал? – спрашиваю отражение, которое раздирает дикий, безудержный смех.
- Сколько я проспал, ха-ха-ха! - дразнится бородач в зеркале, судорожными движениями глотая спертый воздух, в перерывах между приступами смеха, - а главное – куда же ты прилетел?!
Обратите внимание:
О драконах и грибах - правильная музыка под мистическое фэнтези.
Братья - Бобры зажигают.
Своих ребят я нахожу в кабинете – небольшая комната на третьем этаже. Каждый занят своим делом, хотя на первый взгляд, это выглядит совсем не так. Дарья согнулась над рабочим ноутбуком и напряженно вглядывается в мерцающий экран: челка растрепана, очки на переносице, в стеклах поблескивает включенный дисплей. Увлеченная делом, она выглядит очень сексуально, не удивительно, что Вадим не сводит с нее глаз.
- Отрадно видеть, как вы работаете, - вместо приветствия говорю я.
Дарья на мгновенье подняла лицо от дисплея самсунга и, одарив меня дежурной улыбкой, пригласила жестом присоединиться к ней. Вадим, застигнутый за изучением куска настенной штукатурки, чуть не свалился со стула, на который залез, мое неожиданное прибытие настолько выбило его из привычной колеи, что парень выронил из рук увеличительное стекло, по всей видимости, позаимствованное из настольного набора покойного профессора, и сдавленно чертыхнулся.
- Что удалось нарыть моей опергруппе, пока начальник в пробках стоял? – не могу припомнить, как часто задавал коллегам один и тот же шутливый вопрос, по сколько, ситуация вовсе не нова, обстоятельства часто складываются таким образом, что я, застигнутый врасплох звонками вышестоящих, приезжаю на место расследования в лучшем случае к шапочному разбору, а то и вовсе, когда уже и показаться стыдно.
И меня с порога огорошивают неожиданной новостью – у них есть видеозапись момента суицида, - так вот о чем Марчиков внизу умолчал, подумав, видимо, что я и от своих такое узнаю. Все еще не веря ушам и сомневаясь в своем рассудке, подхожу к Дарье и присаживаюсь рядом, - нет, ну, когда еще такое везенье было, что и расследовать ничего не нужно, все доказывает запись происшествия?
- У него что, где-то здесь установлена камера? – бегло оглядываю кабинет профессора.
- Не тут, а на фонарном столбе через дорогу, - вместо Дарьи отвечает Вадим. – Охранник пояснил, что в прошлом году в поселке участились квартирные кражи и администрация решила усилить систему видеонаблюдения, установив круглосуточный мониторинг за положением входных дверей.
Подхожу к окну, напрягаю зрение – действительно, на верхней части фонарного столба, торчащего из асфальта, подобно грибу вырос небольшой круглый объект, очень похожий на видеонаблюдение, но несколько странно, что он захватывает не только входную дверь, но и большую часть окна жилой комнаты, расположенного на два этажа выше, нежели сам объект наблюдения. Как по мне, так это уже смахивает на вторжение в личную жизнь, не может быть, чтобы охрана только сейчас обнаружила, что хранит запись с камеры…
Как будто прочитав мои мысли, а нужно сказать, что в этом Дарья специалист отменный, Романова поясняет для вновь прибывшего, - такие камеры установлены напротив каждого жилого дома, но, в отличии от большинства остальных коттеджей, этот дом, - Даша цокает каблучком по лакированному паркетному полу, заставляя Вадика смущенно отвести взгляд, - находится на углу улицы, то есть, в некотором удалении от объекта видеонаблюдения, соответственно, и в объектив камеры попадает больше пространства.
Я киваю и говорю, - понятно, - хотя на самом деле, вопросов в голове лишь прибавилось. Вадим ищет мой взгляд, видимо хочет прибавить к этим сведениям и свою находку. Хлопаю его по плечу, показывая, что понял и к этому еще вернемся, а сам возвращаюсь к Дарье и сажусь на предложенный стул. Изображение на ноутбуке снова оживает, черный квадрат рассыпается на цветные точки, которые за пару секунд выстраиваются в черно-белое немое кино. В камеру попадает машина, а за ней и другая, большой внедорожник загораживает экран, потом наступает пауза минут на пятнадцать, Романова умело перематывает ее. Вижу, что без меня они время зря не теряли, Дарья сверяется с блокнотом и останавливает перемотку в нужный момент.
В кадр попадает немытая «десятка», после увиденных ранее джипов и дорогих седанов, эта невзрачная, простая модель отечественного автопрома выглядит жалкой пародией на соседский автопарк. Жигули подъезжают к парадному входу в дом профессора и снова пауза, видимо, Бороздкин общается с водителем, а возможно расплачивается с ним, если это было такси.
- Номер сохранился? - спрашиваю у Дарьи.
Не отрываясь от экрана, она кивает, - сохранился, хоть и в камеру не попал.
Смотрим дальше отснятое видео, профессор выходит из машины, время по камере: двадцать два часа и девятнадцать минут.
- Этим часам доверять можно? - указываю кивком на светящийся экран.
- На две минуты спешат, но не критично, - за Дарью опять ответил Вадим.
Достаю блокнот и делаю запись: профессор вернулся в двадцать два часа, девятнадцать минут, мысленно делаю поправку на неточное время, хотя навряд ли это существенно повлияет на что-нибудь. У входной двери Бороздкин задержался до неприличия, видимо на корпоративе Семен Михайлович все-таки пил. Дверь закрылась, но запись продолжилась, теперь все внимание на темное окно. Дарья снова перематывает свое видео, попутно задаю ей вопрос, - сколько времени прошло между тем, как он вошел в дом и появился на третьем этаже?
Двадцать три минуты, - я снова записываю в своем блокноте. Конечно, все эти данные есть у подчиненных, но мне привычнее вести свой учет. Итак, двадцать три минуты, - повторяю я, - что могло случиться за это время?
Романова останавливает ускоренную перемотку, но мрачное окно третьего этажа, с которого я в этот момент не спускаю глаз, остается таким же темным, пустым и безжизненным. Она стучит по монитору ноутбука, указывая пальцем на второй этаж, но это лишнее, я уже и без нее заметил, как на втором этаже частного коттеджа ярко вспыхнули оба окна, ослепив на время камеру наблюдения. Мимо окна прошла тень, шторы белые, полупрозрачные, возможно человеческий глаз и уловил бы подробности, но цифровая техника оказалась незрячей. Тень прошла мимо окна и исчезла из видимости, дом снова кажется пустым, о том, что видеозапись все еще движется свидетельствуют лишь бегущие цифры часов. Что он там может делать? – да все, что угодно, человек находится у себя дома, тем более, он там один.
Я настолько пристально всматривался в видеозапись, что аж вздрогнул, когда на кухне неожиданно погас свет, - вот так и становятся параноиками, а потом мерещится всякая чушь… Через несколько минут свет зажегся уже на третьем этаже – не такой яркий, как этажом ниже, но шторы не задернуты и комната вся видна. Профессор с кружкой в руках подходит к окну, что налито в кружке, естественно, не разобрать, но по его виду, как он морщась прихлебывает, делаю вывод, что в кружке плещется горячий чай. Семен Михайлович ставит кружку на подоконник, с минуту думает и открывает окно, затем поворачивается лицом к комнате, берет кружку и исчезает в правом углу.
Обвожу взглядом комнату профессора – именно та комната, в которой мы сейчас сидим, с той стороны, где пропал из записи Бороздкин, как раз и находится письменный стол, - возможно это кресло, в котором сейчас раскинулась Даша, и есть то самое место, которое меньше суток назад занимал ныне покойный профессор философии, - от этой мысли мне становится не по себе, видимо я подцепил от Вадима его суеверия - ну, с кем поведешься, как говорят…
В доме снова невидно движения, окно распахнуто, свет горит. Ждем, но теперь медленно и напряженно, смотрим на секунды, бегущие внизу. Делаю вывод, что человек был серьезный, ну кто бы еще вечером после корпоратива, вернувшись домой сел за рабочий стол? Опять в окне мелькает макушка профессора, а через секунду он стоит в полный рост – в руке телефонная трубка, прижатая к уху, - мне кажется, или я вижу недоумение за очками в его глазах? Недоумение в глазах быстро сменяется гневом, Бороздкин что-то отвечает в трубку и с размаху бьет по стене кулаком – рука отскакивает от стены, ему должно быть сейчас очень больно, но в глазах я вижу застывший гнев.
- Поставь на паузу, - говорю я Даше и вскакиваю, оглядываясь по сторонам.
Вот здесь, - Вадим указывает на свежую вмятину – штукатурка продавлена, очевидно под ней гипсокартон.
Подхожу к тому месту, на которое нацелен палец Вадика и изучаю вмятину на белой стене. Как раз под вмятиной и стоит этот стул, поставленный Соколовым для неизвестных целей, - интересно, зачем он изучал потолок? Что ж, с вмятиной понятно, во всяком случае ее происхожденье, возвращаюсь к Дарье и сажусь за ноутбук, - давай смотреть дальше, - командую подчинённой, она щелкает мышкой и запись пошла…
Оказалось, что смотреть-то особенно нечего, до конца видеофайла осталось несколько секунд. Профессор неуверенно подошел к подоконнику, теперь мне кажется, что его глаза абсолютно пусты. Обе ладони ложатся на нижний край оконной рамы, телефонная трубка по-прежнему возле уха, прижатая плечом. Бороздкин всматривается в улицу, лицо расслаблено, его глаза бездонны и пусты, но мышцы напряженные, я вижу по фигуре, а главное – пальцы, впившиеся в окно.
Вот его губы приходят в движение, что он говорит, естественно, не понять, но плечи напрягаются сверх всякой меры, на столько, что ключицы вот-вот проткнут рубашку. Человек у окна становится выше, я вижу – это не оптический обман, вероятно, он уже не стоит, его ноги повисли в воздухе, упершись о подоконник ладонями. Смотрит вниз, как будто там что-то увидел и выталкивает свое тело в окно при помощи рук. Не знаю, как такое для пожилого человека, но действует он, как заправский спортсмен – ни лишнего движения, ни усилия воли, сплошная грация и волшебство. И лицо при этом остается бесстрастным, а внизу под человеком целых три этажа. Запись обрывается в тот момент, когда тело профессора философии окончательно вываливается из окна…
Я смотрю на экран, пытаясь разобраться в случившемся, на лицо случай суицида, это глупо отрицать. Но ловлю на себе внимательный взгляд Дарьи, ее глаза спрашивают – готов ли я? Смотрю на экран, слежу за курсором – ну точно, рядом вижу еще один видеофайл. Разбить эту запись на два отдельных файла, как бы с пометкой на после и до, – запускай, - киваю я Даше Романовой и экран ноутбука вновь оживает. И снова на экране цветные точки, - ну почему видео всегда начинается именно с них?
Мастер Марионеток - бесплатно по ссылке
Обратите внимание
Погода в Риме изменчива и непостоянна, напоминает темпераментом ревнивую жену. То ласково коснется мостовой в районе Сан-Базилио, приветствуя прохожих солнцем и теплом. И Вечный город торжественно оживает. Улыбаются прохожие, спешащие по своим делам, улыбается девушка на пешеходном переходе и приветственно машет кому-то рукой. Улыбается усатый таксист в помятой машине, улыбается подросток, толкающий амфетамин. Оживают и фигуры на крыше Латеранской базилики, их лиц с тротуара невозможно разглядеть, но можно заметить, как тянутся к солнцу руки апостолов. Велик и прекрасен солнечный Рим.
Но вот непостоянное солнце скрывается, прячась за черными тучами, и согретые теплом бульвары и мостовые безжалостно хлещет холодный ветер. От этого резкого и сухого порыва подрагивает вывеска над ближайшим кафе, девушка быстро перебегает дорогу, а усатый таксист закрывает окно. Прохожие торопятся, покидая прохладу улиц, на лица падает коварная тень. Тень стирает улыбки, как будто их не было вовсе, и лишь подросток, распространяющий амфетамин, остается на углу и продолжает улыбаться. Неискренней, фальшивой улыбкой, такой же грязной, как и его кокаин.
Подобно погоде в осенней Италии, настроение и мысли Джузеппе Риззо такие же переменчивые и непостоянные. Да-да, как и глаза ревнивой жены, все верно, если вы о ней вспомнили. Вспомнил о ней и продрогший Джузеппе, дрожащими пальцами пытаясь застегнуть упрямую молнию рваной ветровки. Отчасти, именно из-за темперамента Марии Риччи он сегодня утром оказался здесь, сидящим на крыльце «роза сулла финестра».
Стоит отметить справедливости ради, что не бывшая жена выставила его на улицу ранним утром. Он ушел от Марии полгода назад, да и уход был навязан не собственной волей. Супруга выставила его вон, кинув в след чемодан и на прощанье хлопнув входной дверью. И вот уже несколько месяцев подряд, некогда привлекательный, но потрепанный жизнью мужчина за сорок с шрамом на щеке и сединой на висках, скитается с чемоданом по съемным квартирам в поисках места, где можно не платить.
Нужно заметить, что сначала все развивалось не плохо. Испытав на себе все муки и позор изгнания, Джузеппе быстро вошел во вкус, открыв для себя все прелести беззаботной холостяцкой жизни. Для своего возраста, включавшего в себя пристрастия к наркотикам, алкоголю и табаку, Риззо по-прежнему оставался крепким мужчиной – увлечение плаванием в школьные годы до сих пор приносило свои плоды. Одинокие дамочки средних лет охотно делили с ним кухню и ложе, особой популярностью Джузеппе пользовался у задумчивых вдов, строивших на него определенные планы.
Но, если волевой подбородок и черные глаза еще придавали ему статус мачо, в постели Риззо уже был не тот, сказывался возраст, помноженный на наркотики. Обычно, после второй или третьей неудачи в сексе, которые все чаще случались с Джузеппе, его сожительницы начинали подозревать, что из всех неженатых мужчин Рима им достался не самый достойный. Сразу за подозрениями следовал вывод – ожидаемый, прогнозируемый и вполне очевидный. И спившийся спортсмен, прихватив чемодан, покидал уют и шел на улицу. Не редко перед тем, как с позором и пафосом стать отвергнутым очередной пассией, Риззо выслушивал очередной скандал, одновременно играя в нем роль злодея. В основном, это была молчаливая роль, больше подходящая для невинного мученика. Не находя никаких слов в свое оправдание, сомневаясь, что такие слова существуют в природе, он спускался по лестничным пролетам, чувствуя на затылке насмешливые взгляды в замочных скважинах.
Встречались в его скитаниях и тихие итальянки, которым не хватало смелости, чтобы выгнать из собственного дома бесполезного ухажера. Анна, тихая брюнетка с раскосыми глазами, под вечер просто не вернулась с работы. Когда на улицу опустилась ночь, а за соседними дверями стихли шаги и голоса телевизоров, Риззо развалился на лестничной клетке, подложив ботинок себе под голову. Утром Анна пришла вместе с Карлой – такие разные, хоть и внешне похожие. Ее подруга не скупилась на слова, она угрожала и соседями, и полицией.
Но все это было пустяком, по сравнению с его последним уходом. Джузеппе не помнил, как звали последнюю сожительницу, в памяти остались печальные глаза, широкая кровать и мягкая перина. Вдова терпела его больше месяца, готовила еду и занимала в долг, безропотно встречала по вечерам его пьяное и счастливое тело. Всего лишь раз Риззо набрался храбрости и заглянул ей в глаза, ужаснувшись от того, что увидел. В этих больших, печальных глазах застыл букет из разных эмоций. Сложно было определить наверняка, к кому из них она испытывает презрение, но безграничная жалость и отвращение, вне всяких сомнений, были вызваны по его душу.
Не понимая, что делает и не имея ни малейшего представления о том, что за этим последует дальше, пьяный мужчина поднялся с кровати и принялся натягивать одежду на свое усталое, голое тело. Неловко прыгая на одной ноге, он пытался натянуть дырявый носок на другую ногу, вдова молча смотрела на него. Со вторым носком пришлось провозиться еще дольше и снова под молчаливый взгляд вдовы. Направляясь к двери, Джузеппе не смог побороть искушение, схватив несколько евро с резного журнального столика. Ссутулив спину и втянув голову, он обернулся и снова наткнулся на тяжелое молчание вдовы. Осторожно, чтобы не разбудить соседей, он прикрыл за собой входную дверь, и лишь спускаясь по лестнице услышал, как за его спиной тихо щелкнул замок – знак того, что с ним попрощались.
Пожалел ли он в об этом впоследствии? Вне всяких сомнений и уже минувшей новью, ощущая всем телом не мягкую перину, а холодную плитку Латеранской базилики, чувствуя, как под ее колоннадой блуждает сырой и непредсказуемый октябрьский ветер. На утро, больной и не выспавшийся мужчина, постаревший за долгую ночь, как за многие годы, из последних сил таскал на рынке ящики с репчатым луком и томатами. Дневного заработка хватило лишь на то, чтобы ближе к вечеру купить бутылку вина и одну-единственную красную розу.
Вечером Джузеппе ждал ее у подъезда с бутылкой Кьянти и одной красной розой. Неторопливым шагом свободной женщины, она прошла мимо него, скрылась в подъезде и не обернулась. Молча.
Все в жизни обман, - дрожал и думал Джузеппе Риззо, и начинался этот обман непосредственно у него за спиной, не было на окне забегаловки никакой красной розы. Но, к сожалению, обман не заканчивался единственной розой. Его приятель по имени Пьетро, который задолжал Джузеппе несколько евро, обещал расплатиться с товарищем в баре, но так и не появился в обещанное время. И Риззо, похмельный и хмурый, успел выпить единственный стаканчик, прежде чем сонный бармен, лениво протирающий барную стойку, ответил ему просто, - сначала расплатись за это, приятель!
Джузеппе вышел под моросящий дождь, сжимая кулаки и кипя от злости. На ходу он несколько раз останавливался, с намерением развернуться и подойти к бармену, схватить за грудки зарвавшегося наглеца, который едва доставал головой до его подбородка. Но каждый раз передумывал и шагал к выходу, всплывали воспоминания о местном вышибале.
На улице Джузеппе огляделся по сторонам, ища того, с кем можно подраться. На перекрестке, все также улыбаясь, подросток-мулат продавал наркотик. Встретившись с его холодным, колючим взглядом, Риззо поспешно отвел глаза, наверняка у парня имелся ножик, и в этот миг увидел такое, от чего по всему телу, будто электрический ток, пробежала судорога.
По противоположной стороне узкой улочки, бесцельно и неторопливо прогуливалась пара. Красивая женщина на высоких каблуках склонила голову к плечу невысокого, пузатого мужчины. Ко всему прочему, этот тип был еще и лысым, что особенно раздражало Джузеппе. Лысый что-то шепнул высокой смуглянке, и та засмеялась красивым, играющим смехом. И этот тонкий, ангельский голосок и эту свободную от бедра походку, Джузеппе Риззо узнал бы из тысячи, по улице шла его Мария в обнимку с незнакомым, толстым типом.
Лысый толстяк снова что-то произнес, слов Джузеппе через улицу не расслышал, и опять по ушам ударил раскатистый смех Марии, она поцеловала его в ухо, а обрадованный мужчина пристроил свою пухлую ладонь на стройную ягодицу. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Риззо уже перебегал дорогу, устремившись за парочкой. Тот факт, что он полгода назад ушел от Марии, не имел в этот момент для него никакого значения, развод формально так и не состоялся.
Мужчина и женщина шли не спеша, как будто дразня разъяренного Джузеппе. На ходу высокая девушка изящно покачивала круглыми полушариями, а толстяк переваливался с ноги на ногу, протирая платком вспотевшую лысину. Мимо проехала полицейская машина и Риззо с бега перешел на шаг, ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. Теперь им двигала не только месть, но и желание легкой добычи.
Сократив до десяти шагов свое отставание от влюбленной пары, он улавливал обрывки разговора, но самих слов не мог разобрать. Обладатель отполированной блестящей лысины указал коротким пальцем на старый фиат, проезжавший мимо, сопроводив свой жест резкой фразой, прозвучавшей надменно и грубо, девица снова игриво захихикала.
Немец, - подумал Риззо, разглядывая дорогой костюм, надетый на мужчину. Не укрылся от его взгляда и портмоне из лакированной кожи, который коротышка небрежно придерживал двумя пальцами, вторая его жирная лапища всей пятерней сползла на округлый женский зад, слегка сжимая его при ходьбе пальцами.
Когда они прошли мимо булочной, вдыхая ароматы свежей выпечки и корицы, по левую руку показался узкий проулок, ведущий на длинную и извилистую улочку дель Казале, известную на весь район пьяными дворами и немытыми подворотнями. Джузеппе оглянулся – никого поблизости, второго такого шанса он ждать не станет.
В считанные секунды он преодолел разделявшее их расстояние и с разбега врезался плечом в круглую спину, обтянутую дорогим костюмом. План был простым и дерзким. Сбить с ног лысого коротышку и несколько раз с силой ударить его по лицу ногами, после чего скрыться в переулке, прихватив с собой портмоне клиента. Марию он не собирался трогать.
Но что-то в его плане сразу же не сработало. Возможно, он немного переоценил свои силы, а быть может, сильно недооценил вес мужчины, только толстяк, вопреки ожиданиям, не полетел головой вперед и не упал на землю, как было задумано. Вместо этого, от него отлетел сам Джузеппе, чувствуя, как правое плечо сводит болью.
Ситуацию еще можно было исправить и Риззо твердо решил сделать кулаками то, что не смог совершить с помощью ног. Толстяк разворачивался медленно и неуклюже, Джузеппе уже размахнулся, описав в воздухе широкую дугу, целясь в подбородок своему противнику, когда левая ладонь лысого с неожиданным проворством хлестнула его по правой скуле.
Секундой позже он не смог определить причину колокольного звона, повисшего в ушах. Был ли то отголосок оглушительной пощечины, или не было его, а следом за этим и правая ладонь топором обрушилась на левую щеку. Гул усилился, перед глазами заплясали пятна и круги, очертания домов утратили ясность. На несколько долгих, бесконечных секунд Джузеппе потерял ориентацию в пространстве, почувствовав, как снова обожгло правую щеку.
Толстяк по-прежнему бил ладонями, не сжимая кулаки, но какой же чудовищной силы наносились удары. Чтобы удержаться на ногах от беспощадного третьего удара, Риззо сделал несколько шагов назад, двигаясь неосознанно и только на пятках. Когда искры перестали сыпаться из глаз, из них полились колючие слезы, - какие же у него широкие запястья, - машинально подметил он, поворачиваясь при этом спиной к сопернику.
На подгибающихся коленях Джузеппе Риззо с позором покидал поле боя, успев подметить перед тем, как уйти, что с толстяком шла не его Мария. Вблизи женщина напоминала проститутку, с разукрашенными губами размалеванными ресницами. По сторонам он старался не смотреть, сконцентрировавшись лишь на обратной дороге. Но все равно ловил на себе насмешливые взгляды, и многие лица ему были смутно знакомы.
Над ним смеялись, не скрывая ехидства, грубый голос отпустил пошлый комментарий. Куло гоффо, - выдохнула в лицо усатая женщина, обдав запахом лука. На каждом шагу он ожидал услышать позади себя тяжелый топот и ощутить толчок в спину, он бы так и поступил на месте толстяка – догнать и уничтожить своего обидчика. Но вместо этого, только насмешливое «куло гоффо» эхом отлетало от стен переулка.
…
Невысокий мужчина в потертом сером плаще и высоких сапогах по колено уверенно шагал по улицам Рима. Не смотря на его нелепый наряд и торчащую из-под ремня гавайскую рубаху, прохожие поспешно отводили в глаза, пытаясь не замечать неряшливого незнакомца.
Мужчина с интересом оглядывался по сторонам, рассматривая архитектуру древнего города. Неспешно шагая по площади Навона, он улыбнулся фонтану Четырех, подмигнув ему, как старому знакомому и с интересом осматривал окрестные дома, как будто именно их видел впервые. В этом городе когда-то он был знаменит, было время, когда его все боялись. Но слава никогда не приходит одна, и не редко влечет за собой смертельную опасность. Вечный враг, притаившийся в тени Леонинской стены, в древнем государстве за стеной государства, за эти годы не утратил свой пыл, и даже преумножил свое могущество. И тем приятнее будет провернуть дело здесь, перед глазами врага, и снова скрыться.
При мысли об этом, на лице мужчины, которого когда-то именовали Изегул, бренной тенью промелькнула улыбка. Он давно приметил своего приемника, пусть и на малое, короткое время. Оборванец и пьяница со следами побоев на лице, перегнувшись через парапет угрюмо и молчаливо глядел в темные воды Тибра. Вокруг этого бедолаги, подобно рою из тысячи насекомых, сгущался темный ореол безысходности. У него не было сил, чтобы жить, но он не мог набраться храбрости, чтобы молча утопиться.
…
- За той чертой тебя ждет темнота, но перед этим ты познаешь всю боль и страдания! – этот голос, прозвучавший над ухом Джузеппе, заставил его вздрогнуть и обернуться.
Рядом с ним, невзрачный и смуглый, стоял незнакомец невысокого роста. Высокие сапоги, одетые непонятно по какому поводу и серый плащ, залатанный и потертый, выдавали в мужчине приезжего гостя, но говорил он быстро и без акцента.
- Чего тебе нужно? – прошептал Джузеппе, с трудом оторвавшись от созерцания собственного отражения, чувствуя, как больно ворочается в груди тяжелый камень из разных эмоций.
- Мне нужен ты, - сказал незнакомец с широкой улыбкой.
Мысль о том, что его здесь и сейчас приняли за проститутку-мужеложца, была единственным во вселенной мотивом, способным поднять на ноги Джузеппе Риззо.
- Повтори, что ты сказал, приятель! – со сжатыми кулаками обратился он, смотря в лицо подозрительному незнакомцу.
Но чье лицо он перед собой видел? На этот вопрос Джузеппе не мог себе ответить. Только что ему казалось, что этого типа он видит впервые, но вот его очертания начали меняться и перед ним стоял давний приятель по имени Пьетро. Он уже собирался спросить у товарища – какого черта тот не появился в обещанном баре, когда присмотревшись, понял, что перед ним толстяк из недавней драки.
- Кто ты? – спросил Риззо, безвольно разжимая кулаки и опуская руки.
- Я тот, кто сделает тебя богатым и знаменитым. Пойдем со мной, тебя будут уважать и бояться! – нараспев протянул незнакомец, протягивая Джузеппе Риззо неожиданно маленькую, изящную руку.
Книга БЕСПЛАТНО (до конца месяца) - жми
Обратите внимание: