MariaSelesta

— Можете меня с днем рождения поздравить, — хмуро отозвался Матвей, голос был с хрипотцой. Стас и Серега посмотрели на него вопросительно, — если бы не Полина, я бы вчера пополнил ряды парализованных дохляков.

— Это как? Че, херово было? — спросил Серега.

— Херово мне сейчас, вчера все было как раз-таки ништяк, — после этих слов он замолчал.

Почти докурив, Матвей еще с минуту гипнотизировал тлеющий окурок, потом выбросил его и начал говорить. Он рассказал все, что случилось минувшим вечером. Про призрак, явившийся к нему, про крестик, который сработал как оберег, про шныря во дворе, который улизнул, как только Матвей его заметил. Выдвинул свою догадку о том, что именно призрак причина массового паралича. Рассказал и про внешность самого призрака, от чего Стас немного смутился, снял кепку и погладил свою лысину, пробурчав что-то про дискриминацию причесок.

После рассказа лейтенанта замолчали и его друзья, достали еще по сигарете и дружно закурили.

— Да ну, Матвей, — успокаивал себя Серега, — ну не может же быть такого, мы только с одним привидением разобрались, и ты говоришь, что к нам еще одно приперлось? Ну не бывает так, на Омске ж свет не сошелся, в конце концов. Сколько городов вокруг, а? Целая страна, глобус из нее сделай, ткни хоть тыщу раз, а в Омск вряд ли попадешь!

— Ну да, хрень какая-то, и откуда они только лезут, — Стас почесал затылок.

— Может, показалось тебе чего, ну? Померещилось? — спросил Серега.

— Это мне тоже померещилось? — Матвей задрал футболку, продемонстрировав друзьям ожог от крестика, от чего они округлили глаза, — то-то же.

— Нихуясе! — выпалил Стасян.

Матвей опустил футболку, сплюнул.

— В общем, у этого урода на меня зуб имеется, а почему — не знаю. Может, не угодил чем, но это не важно. Важно то, что эта мразь приходит по ночам к детям, и присасывается к ним, как паразит. Дети долго не живут, больше девяти дней никто не выдержал. А значит, на следующей неделе у нас новая волна, после которой в городе объявят ЧП. Нельзя это допустить, пацаны… если Москва нами займется, нам пиздец.

— А че делать-то, Матвей? — спросил Серега.

— Да, че делать? — поддержал Стасян.

— Какой-то гондон таскает с собой этого призрака, и тот уже питается, кем хочет. Подозреваю, что прошлой ночью целью были вовсе не те три парняги, а я. А их так… за компанию, за то, что мешались.

— Делать то че, Матвей? — повторил Стас.

— Да я ебу что ли? — вспылил лейтенант, — я че вам, Пушкин что ли?

— Урода то найти можно, — вмешался Серега, — только надо знать, как. Ты говоришь, крестик нагревается, когда ублюдок этот рядом?

Матвей кивнул.

— Давно ты это чувствовать начал? — спросил Серега. Стасян почесал лысину и слушал дальше.

— Когда мы с Дашей в магазе были. Ну, после дачи, тогда он нагреваться начал, — сказал Матвей.

— Подозрительного никого не видели с Дашей? — спросил Серега.

— Да нет вроде, — пожал плечами Матвей, — хотя нет, пидор в меня врезался какой-то. Чуть не сбил, извинился и дальше попер, как танк. Часы у него еще были, золотые, кажется. Ну, это я так подумал.

— Так-то пидоры с золотыми часами это явление редкое. Посмотрю, что нарою, то скажу. А ты че тут, Стасян? Шел бы отсыпаться.

— Может, чем помочь смогу? Так-то одно дело делаем.

— Ты на себя посмотри, в таком состоянии ты мало чем поможешь. Иди домой, отсыпайся, вечером, если что напиши, как в норму придешь, — сказал Матвей.

— Да какой там, вечером! Еще одно дежурство, забыл? — хмыкнул недовольный Стас, — я Кравченко этому и так, и эдак, выходной мне нужен, мой законный, между прочим! А он уперся, как баран! Никак не утрясти.

— Считай, что уже утрясли, — ответил Матвей, — я к нему зайду сейчас. А ты давай, пиздуй домой.

— Че, правда? — Стас округлил глаза.

— Что бы через две секунды тебя тут не было, — отрезал Матвей.

Стаса как ветром сдуло, улыбаясь, он еще не забыл поблагодарить Матвея, но по его напутствию отправился на х… домой, в общем, Стас пошел.

— Давай так, Серег, пошерсти немного по теме часов, и как этот синюшный урод может быть с ними связан, а вечером в баре свидимся. Чувствую, если не прибухну сегодня — сдохну.

Серега согласно кивнул, они с Матвеем вернулись в отдел. Сержант пошел по своим делам, а лейтенант по своим. В коридоре он нарвался на нужную персону, вот так удача.

— Че там с Петровским? Почему выходной не даешь? — без обиняков начал Матвей.

— Да ничего особенного, товарищ старший лейтенант. Грубит боец, ведет себя неподобающе, вот, воспитательные меры принимаю, — ответил Кравченко.

— В общем, так, бойца я сегодня забираю, мне он нужен, но дежурство не снимай.

— Это почему? — нахмурился Кравченко, — у него сегодня дежурство в моей группе, у вас есть своя.

— Потому, что я так сказал, — отрезал Матвей. То, что он выслушал на счет Стаса, не могло его не задеть, — и не пизди мне тут, или про твою личную неприязнь быстро руководство узнает, и вылетишь нахуй отсюда подметать дворы, понял?

Матвей смотрел прямо в глаза задыхающемуся от возмущения Кравченко.

— Я не слышу? — Матвей приставил ребро ладони к уху.

— Понял, — сквозь зубы процедил Кравченко.

— Вот и умница, — Матвей наигранно улыбнулся и пошел дальше, оставив красного от злости Кравченко одного.

***

Вечером Матвей и Стас встретились в пивбаре. Матвей пришел первый, заказал пиво, арахис и ждал. Ожидание быстро наскучило, поэтому Матвей выпил первый стаканчик пива практически залпом, и чувствовал, как в груди теплеет, а рассудок приятно расслабляется.

Вскоре компанию ему составил Стас.

— О-о-о, шеф, да ты балуешь! — восхитился Стас, поздоровавшись с Матвеем, и они устроились за столом. Стас сразу отхлебнул пива из кружки, — че, где Серега?

— А я не понял, сержант, чего это мы алкоголь на дежурстве употребляем? — ухмыльнулся уже поддатый Матвей.

Стас чуть не поперхнулся пивом, исподлобья посмотрел на Матвея, забыв про свои «пенные» усы.

— Чего? Какое дежурство?

— Да расслабься ты, — усмехнулся Матвей, — с твоим Кравченко я утряс все, только сказал, чтобы он дежурство не снимал, что я заберу тебя.

— А-а-а, это зачем?

— А тебе че, деньги за лишнее дежурство не нужны? Можешь мне их отдать, если не нуждаешься, — хмыкнул Матвей.

Стас сразу оживился.

— Ты че это, начальник, конечно, нуждаюсь! Спасибо, в общем, вот, — Стас украдкой и с хитрецой посмотрел на друга, — че, сильно ему засадил? Прям по самые кишки? Ну, расскажи!

— Ниче я тебе не буду рассказывать, — сказал Матвей, — сам у него спросишь, если надо.

Мужчины продолжили пить пиво, закусывали арахисом и болтали практически ни о чем. Минут через двадцать к ним присоединился Серега. Едва не запыхаясь, он завалился к ним за стол, положив на него одну папку. Поздоровался с друзьями, выдохнул и сразу пригубил из кружки.

— Ну, чего у тебя? Нарыл чего? — спросил Матвей.

— Похоже, да, — выдохнул Серега, — нихуя не поверите, но это, — он постучал по папке, — дело из ранее секретного архива КГБ.

— Нихуясе! — шаблонно выказал удивление Стас.

— КГБ? Ты как до этого докопался? — спросил Матвей, взяв папку.

— Да пацанов поспрашивал, кто чего знает. Сам пошерстил по старым базам, а тут это дело и всплыло, — пожал плечами Серега и начал свой рассказ, пока Матвей изучал материалы дела.

В общем, история мутная была. После войны оказалось, что война то не совсем окончена, и немцы еще много дерьма на наших землях оставили. Те, что из общества Аненербе постарались особенно. Вот и организовали в КГБ секретный отдел по таким вещам. Самой опасной на то время считалась разработка Вольфганга Краузе, он сделал часы, в которые по слухам смог заточить Тибетский дух, Ракшаса. И попытался внедрить его на наши земли. Внедрить не получилось, наши ребята с мразью разобрались, но часы посеяли, а после войны их нашел какой-то мальчишка, Степанов Коля, на нем-то все звезды и сошлись. Дальше все еще интереснее, послали на адрес капитана с двумя бойцами, да никто из них не выжил, всех вперед ногами вынесли. В официальных отчетах списали все на бойню в квартире, а в КГБ забили тревогу, что дух из механизма, как его окрестили, сбежал.

Матвей закрыл папку с делом, положил ее на стол, отхлебнул немного пива. Стас слушал Серегу едва ли не с открытым ртом, только вытекающей слюны не хватало.

— Серег, этому делу под сраку лет уже, причем тут оно? Раньше бы узнали об этом… духе из механизма! Столько лет прошло, неужели он себя бы не проявил?

— А вот это уже интереснее, — ухмыльнулся Серега, — я пробил всех Николаев Степановых, и знаешь что?

— Че? — в один голос спросили Матвей и Стас.

— Две с половиной недели назад в центральном округе скончался Степанов Николай. Пенсионер, одинокий, нелюдимый. Соседей опросил, самое приметное, что у него было, это часы из белого золота. А через несколько дней началось… что? Сами додумаетесь?

— Блять… — Матвей откинулся на стуле, протерев лицо ладонью, — ну, сдох он, а часы куда ушли?

— Вот это уже я не смог узнать. Этот Николай в телеграм писал, что готов отдать часы тому, кто придет и выслушает их историю. А кто ему писал, это уже вряд ли получится узнать. Только с помощью ФСБ, — пожал плечами Серега.

— Нахер ФСБ, еще их тут не хватало, — хмыкнул Матвей, — так, а почему он так долго себя не проявлял?

— А ты в деле не видел инструкцию? Эту инструкцию писал Краузе специально для этих часов. С помощью нужной комбинации можно усыпить Ракшаса. Видимо, Коля все свое бытие часы не трогал, а как только передал их кому-то, тот чего накрутил по незнанию, вот и получилось то, что получилось, — ответил Серега.

— Что про этого Ракшаса вообще известно? — спросил Матвей.

— В целом Ракшасы безобидные, но терпеть не могут безволие. Тибетские духи они по природе своей вольные, и заточение может привести их в бешенство и свести с ума. Так же они очень адаптивные, сильные и злопамятные. Ни один человек не сможет выдержать одержимости Ракшасом, а прямой зрительный контакт может даже… — тут Серега замялся, — парализовать. После чего Ракшас забирает жизненную силу парализованных.

— Получается, этот урод целых две недели спокойно питался, пока мы в ус не дули? — Матвей тяжело выдохнул.

В этот момент у Матвея зазвонил телефон. Номер был не определен, но он все же взял трубку.

«Слышь, лейтенант» — послышался тихий голос из динамика.

Матвей шикнул, включил громкую связь.

— Кто говорит? — спросил Матвей.

«А тебя это ебать не должно. Я сейчас под окном… как ее? Даша, вроде?»

Стас и Серега напряглись, округлив глаза.

— Слышишь, сука, только тронь ее! — отрезал Матвей.

«А я никого трогать и не собирался. А вот он… ну, если успеешь, лейтенант, то спасешь свою плюшечку. Удачи» — раздались короткие гудки.

Матвей, Серега и Стас в это же мгновение сорвались со своих мест и рванули на выход из бара…

***

Приора с визгом тормозов остановилась у подъезда пятиэтажного дома. Из машины ломанулись трое, едва не сшибая друг друга по дороге. Они рысью забежали на четвертый этаж, Матвей открыл входную дверь, трое сразу же вломились в квартиру, но никого в ней не обнаружили. Никого, кроме Даши, что распласталась на кухонном полу. Она не могла пошевелиться, лишь беспомощно смотрела по сторонам…

Стасян неожиданно для себя проявил инициативу и позвонил в скорую помощь, называя адрес и суть проблемы. Серега был у входа на кухню, а Матвей стоял на коленях, поглаживая парализованную Дашу по волосам, при этом чувствуя, как крестик на его груди нагрелся.

— Тише, Дашуль, все хорошо будет, — скупо улыбнулся Матвей, погладив девушку по щеке, — веришь мне?

Но Даша лишь беспомощно смотрела на него. Вдруг, телефон Матвея снова зазвонил. Номер не определен…

— Слышишь, урод, это была твоя последняя вылазка! — свирепел Матвей.

«Не в твоих интересах гнать, мусор. Не волнуйся, этот номер ты не выследишь. Хочешь, чтобы твоя Даша сдохла, или нет?»

— Че тебе надо? — выпалил Матвей.

«Мне от тебя ничего. А вот ему ты нужен. За бассейном Альбатрос есть, так называемся «коробка», там хоккейное поле, вот там и буду тебя ждать у теплотрассы. Приходи один, если не нужны проблемы» — раздались короткие гудки.

Матвей не уходил до тех пор, пока Дашу не погрузили на носилках в карету скорой помощи. Когда машина уехала, он обратился к друзьям.

— Мне надо ехать одному, — отрезал Матвей, пройдя к своей машине.

— Это с хуя ли? — выпалил Стас, — чтобы мы тебя оставили?

— Да, Матвей, какое-то западло получается, — поддержал Серега, — мы тебя не оставим.

— Не лезьте, блять! — выпалил Матвей, едва сдержавшись, чтобы не толкнуть их, — это приказ! Я сам разберусь, а вы валите по домам, по добру по здорову.

Затем он забрался на водительское место, завел двигатель, и Приора умчалась со двора, а Стас и Серега остались, в недоумении переглядываясь друг с другом.

***

Матвей доехал до бассейна Альбатрос, оставил машину у дороги и направился вглубь, к той самой «коробке». Обойдя пустующее, хоккейное поле, он подошел к теплотрассе. Почувствовалось неприятное жжение в груди, крестик давал о себе знать.

— Лейтена-ант! — услышал он голос, резко повернувшись.
В пяти метрах от себя он увидел фигуру Ракшаса. Сейчас его ноги были не такими короткими, как минувшим вечером. Теперь он был ростом больше двух метров, его мощные ноги были соразмерны мускулистым рукам и торсу.

Матвей тут же направил ствол на Ракшаса, услышав его веселый смех.

— Мне надо сделать так? — Ракшас показательно поднял руки и завел их за голову.

Матвей почувствовал, как крестик начал прижигать, и его ожог реагировал на это очень остро. Он понял, что смысла стрелять нет, и опустил пистолет.

— Зачем ты это делаешь? Из-за тебя гибнут дети! Я знаю, что это ты устроил, — выпалил Матвей и решил пойти ва-банк, — у нас мало бездомных? Бомжи, наркоманы, сидельцы, в конце концов! Да разве ж кто будет за них спрашивать? Почему ты забираешь детей!?

Ракшас убрал руки с затылка, размял плечи и вновь рассмеялся.

— Вот как заговорил лейтенантик. А ты что выберешь, протухшие помои из мусорки, или стейк из свежего, молодого мяса? Вот ваши сидельцы и бездомные — для меня тухлые помои! А дети, сколько в них чистой, жизненной энергии! Молодые, сочные души! Они делают меня сильнее. Даже сейчас со мной не сравнится ни один мой сородич! Всех раздавлю! И я не собираюсь останавливаться, и ты мне точно не помешаешь.

Матвей не нашелся, что ответить Ракшасу. Призрак не подходил, не решался, поэтому продолжил говорить.

— У меня есть для тебя предложение, лейтенант. Вижу, ты не из робкого десятка, — ухмыльнулся Ракшас.

— Какое у тебя может быть предложение для меня? — саркастически выпалил Матвей.

— Самое выгодное. Я перейду к тебе на службу, и вместе мы с тобой будем держать всю преступность этого города в крепкой узде. Я исполню одно твое желание, какое только захочешь. Слава, девушки, власть или богатство, мне все это под силу.

— А дети!? — выкрикнул Матвей, — те, что сейчас умирают в больницах по твоей милости!

— Ах… дети. Детей я отпущу, если тебе будет угодно, как новому хозяину. Им не обязательно погибать, ведь у меня уже есть все, что мне нужно. Я теперь не просто дух из механизма, — Ракшас продолжил с явной гордостью, — я Бог из механизма! Думай, Матвей, только времени у тебя не так уж и много.

Матвей серьезно задумался. А почему нет? Если он станет хозяином Ракшаса, то и проблемы все решатся. Не все, конечно, но большая часть.

— А этот? Который с часами сейчас, кто он?

— Дима? Безвольная тряпка, — Ракшас оскалился, прошипев это имя, — студент, ведомый только жаждой наживы. Ничего не смыслящий в истинном могуществе молокосос. Он даже не знал, что за часы принимает, деньги затмевают разум таким, как он, от чего ими управлять проще простого, но ты совсем другое дело, лейтенант. Тебе я готов присягнуть на службу, и ничуть не пожалею о смене хозяина. Пусть я и несколько сентиментальный, но ты мне сделаешь одолжение, если прихлопнешь эту рохлю и займешь действительно достойное для такого как ты место!

Ракшас видел колебания лейтенанта, но он уже почти достиг цели и продолжал давить.

— А ты в курсе, что я такой не один? Не единственный дух, запертый в механизме их святейшеством — Аненербе?

Услышав это, Матвей встряхнул головой, уставившись на Ракшаса в недоумении. Казалось, даже температура крестика не может помешать сосредоточиться на разговоре.

— Что? В каком смысле — не один? Кто еще есть?

Ракшас утробно посмеялся, размял когтистые пальцы.

— Не включай дурака, лейтенант, мысли объективнее. Его величество Вольфганг Краузе, — Ракшас сжал кулаки и зарычал, назвав это имя, — за свою гнусную жизнь успел провести три эксперимента под названием «Дух из механизма», про первый я мало что знаю, насколько известно, удержать его не получилось, и он просто сбежал. Я, как ты понял, стал номером два. Но последний, ух-уху-ху-у, Краузе настолько слетел с катушек, что решил обуздать дух куда более могущественный, нежели я. Он даже сам не понимал, во что ввязывается, но его было не остановить. Фашистская Германия пировала, им было разрешено буквально все, и Вольфганг выбрал для третьего эксперимента… Лешего.

Последние слова прозвучали громом в пустом поле за «коробкой».

— Лешего!? — переспросил Матвей.

Конечно, Матвей пусть и не изучал досконально Славянскую мифологию, но и не был в оной последним чайником и понимал, кто такой Леший.

— Его сила — это же целый лес? Природа! Как это возможно?

— История умалчивает, — загадочно произнес Ракшас, — но у него получилось. Слышал про Нефтегорск?

— Эм-м-м…

— Что в Сахалине, — уточнил демон.

— Ну, город разрушенный землетрясением, и чего?

— Землетрясением ли? Да, в теории все так и было. Вот только город начали строить после войны, а что там было «ДО»? Не знаешь? Еще бы. А я тебе скажу, что там было. Краузе выкопал там целый бункер под землей, а внутри установил настоящие башенные часы. На шестернях намалевал символы из своих учебников, по типу тех, которые внутри моих часов, и во всю эту железную кашу он и заточил Лешего. Но, оценить по достоинству третий эксперимент Вольфганга не удалось, Союз показал себя, и фашисты начали рвать когти. Хлябь с часами законсервировали, все следы пребывания скрыли, а после войны туда уже никто не совался. А потом уже там возвели город. Леший был зол, очень зол, я во сне слышал его вопли. И вот, в 95-м году, защита видимо дала брешь, все-таки часовня была под землей, от сырости там никуда не денешься. И Леший наконец-то смог выпустить пар. Признаю, несмотря на защиту часов, я тогда чуть ли не проснулся.

— 28 мая… — задумался Матвей, — землетрясение в Нефтегорске, больше двух тысяч погибших… это Леший вызвал землетрясение!? Но…

— Безумие открывает множество сокрытых возможностей, — ухмыльнулся Ракшас, — и сейчас, в этом мертвом поселке, под землей до сих пор покоится Леший. А его тюрьма постепенно слабеет. Не ровен час, лейтенант, он вырвется на волю. Как ты думаешь, что тогда будет? За семнадцать секунд он забрал две тысячи жизней, будучи похороненным под землей. Во сколько раз приумножится эта цифра, если он окажется на поверхности?

— И что ты предлагаешь?

— Объединиться, и вдвоем отправиться туда. Раньше я ему был не чета, но теперь я могу порвать его голыми руками! А в крайнем случае ты заминируешь весь механизм.

— И что это даст? — поинтересовался Матвей.

— Грубое разрушение всех механизмов вместе с защитными символами и контурами может вызвать всплеск энергии, который уничтожит дух. Ну, так что? Ты со мной, лейтенант? Наш союз выгоден не только для нас, но и для всей страны.

Матвей снова задумался, ведь в этом предложении он увидел шанс. Грела возможность спасти всех детей, которые заточены в чертогах собственного разума как Леший в тех башенных часах. И если он возьмет эти часы, и уйдет куда подальше, то и влияние Ракшаса иссякнет, даже если он сам не захочет отпускать детей. Так он считал.

Пока Матвей размышлял над предложением демона, сзади к нему беззвучно приближалась фигура.

— Сзади! — выпалил Ракшас.

— Я его не отдам! — раздался выкрик за спиной Матея, и ему пришелся удар по голове чем-то тяжелым, от чего он тут же потерял сознание…

— А у тебя чего?

— Тоже не густо. Жильцов домов вокруг кооператива опросили, чьих отпрысков дома не было, тоже поспрашивали. В общем, никто ничего не видел и не слышал, — пожал плечами Серега.

Матвея словно молния поразила, когда он это услышал. Он медленно повернул голову к Сереге, уставившись на него.

— Чего?

— Пиздец… вот чего! Дуй в отдел, лейтенанту этому… Кравченко все передай, а я на один адрес съезжу, — сказал Матвей.

— Что, думаешь, она? — с опаской спросил Серега.

— Ничего я не думаю! Просто… проверю.

Серега кивнул, вышел из машины, а Матвей завел двигатель и отправился в дорогу.

***

Когда в дверь позвонили, женщина наливала чай из только вскипевшего чайника. Она поставила чайник на плиту и поспешила к двери. Посмотрела в глазок, по ее лицу скользнула улыбка, и она открыла. На пороге стоял Матвей, взгляд у него был озадаченный.

Она сразу поприветствовала лейтенанта, пригласила к чаю, и Матвей не отказался. Он проходил мимо зала на кухню и мельком заметил за стеклом в серванте четырех плюшевых медвежат со сшитыми ручками. Она сразу налила вторую кружку чая, выложила на стол пачку печенья и сушек. Поговорили, выпили чай, и Матвей решил перейти к делу.

— Мария Викторовна, я, конечно, рад был повидаться, но я еще и по делу пришел, — начал Матвей. Женщина посмотрела на него с легким удивлением.

— Да? Что такое, Матвей?

— В общем, вчера около полуночи где-то, в соседнем дворе недалеко от меня троих… — Матвей кашлянул в кулак, неловко пожевал губами, — двое погибли при неизвестных обстоятельствах, третий парализован, в больнице лежит. Свидетелей нет, хотя кооператив под окнами у одного дома практически. Скажите…

— Вы что думаете…? — начала Мария Викторовна, но Матвей ее перебил.

— Просто скажите, Полина может, ну, уходить ночами без вашего ведома?

— Что вы? Ни в коем случае! — отрезала женщина, — моя Полина отдыхает сейчас, с подругами! Да и не может она так далеко. Она до соседнего дома то не доберется в случае чего, если игрушки тут будут!

Матвей задумался и вперил взгляд в пустую кружку, разглядывая плавающие черные точки на дне от заварки.

— Может, вы замечали, что они меняют положение, например? Поверьте, я не обвиняю вас, просто надо проверить все версии. И что значит — отдыхает?

— Нет, Полина никуда не ходит, только с подругами играет, ей ничего такого не нужно. Когда я пыль протираю на полке, всегда кладу медвежат на то же место. Нет, ну бывало, конечно, — вздохнула Мария, а Матвей напрягся, — Настя тут в подъезд выходила, там компания шумная была, так она их спугнуть только успела, но Полина ее сразу вернула обратно, она их в ежовых рукавицах держит.

— Ладно, спасибо вам, Мария Викторовна. Мне пора идти, — Матвей встал из-за стола, женщина сделала то же самое. Он вышел из кухни, посмотрел на сервант и спросил, — можно?

— Конечно, — без раздумий ответила Мария.

Матвей подошел к серванту, посмотрел через стекло на медвежат. Он смотрел долго, оглядывал каждого медвежонка по очереди, но потом до него дошла одна простая вещь.

Крестик…

Он был привычно холоден.

Матвей покивал собственным мыслям, и сказал.

— Рад был повидаться, Полина.

Он попрощался с Марией Викторовной и покинул квартиру. Он еще долго сидел в машине и думал. Мыслей было много, и все они в голове смешались в кашу, никаких зацепок и наводок, ни-че-го. Внезапный звонок вывел его из ступора, звонил Стас.

«Але, ну, чего там такое? У нас весь отдел на ушах, нарыл чего?»

— Ты че не спишь то, придурок? — хмыкнул Матвей.

«Да ни че, Кравченко звонил щас, попросил на еще одно дежурство заступить, заебал уже. Ты почему-то всегда людей находил, никого не трогал» — высказался недовольный Стас.

Организационные вопросы — они такие, Стасик. Не каждый может.

— Нихера я не нарыл, голяк полный. Два трупа, третий парализован, да так что не спросить ничего с него.

«Парализован? Че, прям, как те дети?» — спросил Стас, а Матвей округлил глаза и хлопнул себя по лбу ладонью.

— Блять, точно! Дети! Стас, ты адреса и телефоны записывал тех, кто обращался по этому поводу?

«Ну, я тебе их все на почту сбросил, думал, ты посмотрел уже»

— Все, понял. Подзатыльник все равно свой получишь, — хмыкнул Матвей, заведя двигатель.

«Э, за что?»

— За беленькую или полторашку гуся, а лучше за каждое отдельный, — ухмыльнулся лейтенант, сбросил вызов и открыл в браузере почту.

***

Теперь путь Матвея лежал в детское отделение больницы, по пути в которое он созвонился с последними обратившимися в полицию родителями. Он нашел врача, курирующего нужную палату, и вместе с ним прошел по коридорам.

— Лейтенант Добров Матвей, — у палаты он показал удостоверение отцу и безутешной матери, — пройдем в палату?

— Да, конечно, — пустым голосом сказал мужчина, и они прошли в помещение.

Все койки в палате были заняты, но Матвей с врачом, а так же родители прошли к девочке у окна. Матвей снова почувствовал тепло от крестика, только приблизившись к ребенку.

Матвей осмотрел ее, вся бледная и явно исхудавшая, волосы иссушены, а глаза закрыты.

— Когда вы ее обнаружили такой? — спросил Матвей.

— В четверг утром, — сказал отец, — они на рынок собирались с утра, я их отвезти должен был, а она… не шевелится, только глаза.

Он отвернулся, а мать девочки тихо заплакала. Матвей сжал губы, снова осмотрел девочку.

— Почему она такая худая?

На этот вопрос лейтенанта ответил уже врач.

— Она поступила к нам нормальной комплекции, за эти четыре дня она сбросила почти пятнадцать килограмм, товарищ лейтенант.

— На минутку, — Матвей отошел к двери палаты, и врач вместе с ним, после чего он шепотом спросил, — что это за болезнь, и долго ей осталось?

— Мы за две недели так и не определили природу этого паралича, стандартная методика не приносит никакого результата. Известно лишь то, что дети, не смотря на стимуляторы и капельницы, как бы вам сказать… высыхают. А этой Алисе осталось чуть меньше недели.

— Первый пациент где?

— Уж похоронили, да и не с нашего округа был мальчишка, — пожал плечами врач, — и десяти дней не прожил, насколько мне известно.

— Не с вашего округа? — Матвей округлил глаза, — а с какого? С Ленинского? Центрального? С левого берега?

— С Центрального, только там мест уже нет, — врач мотнул головой, — да и у нас тоже скоро не будет.

Матвей осмотрел палату, все койки в ней были заняты парализованными детьми. Он почувствовал, как на лбу проступила испарина. Это же, сколько детей может погибнуть?

— Вы же понимаете, что как только мест в городе останется критически мало, у нас объявят ЧП, товарищ лейтенант. А мы уверено приближаемся к этим показателям. Еще неделя… и все. А там, если Москва нами займется — хорошего можно не ждать.

— Понимаю, — отрезал Матвей, — через какой промежуток они поступают?

— Обычно паралич детей настигает ночью, а утром родители либо вызывают скорую помощь, либо сами везут ребенка в больницу. Как правило, за последние две недели семь-восемь детей в сутки. Только сегодня было меньше, всего троих привезли.

Матвей задумался над последними словами доктора. Подошел к отцу Алисы и позвал на разговор вне стен палаты.

— Павел, верно? — на этот вопрос мужчина кивнул, — в общем, у меня есть нестандартный вопрос, так скажем. Скажите, вы в последнее время, ну, до трагедии ничего странного не замечали?

— В смысле? — не понял Павел.

— В прямом. Может шорохи, какие в квартире слышали? Или еще что?

— Никаких шорохов я не слышал, вы меня за ненормального держите? — спросил Павел.

— Ваша жена подала заявление в полицию…

— Дура она! — перебил лейтенанта мужчина, — эпидемия в городе, а она в полицию бежит! Обычно, вы в таких случаях посылаете, а тут взяться решили, ну надо же! Послушайте!

Матвей взял за грудки Павла и ошеломленного прижал к стене.

— Нет, это ты послушай. В городе нихера не эпидемия. Детей косит не болезнь. Врачи даже природу паралича определить не могут, а это уже пахнет диверсией, а значит, это дело полиции, понял?

Мужчина быстро покивал.

— Вот и молодец. А теперь говори, че странного видел перед параличом дочери?

— Да ничего! Не было ничего!

Матвей отстранился, отпустил Павла и тихо выругался, но не сдался.

— Может, ребенок на что жаловался!?

Матвей посмотрел на Павла, тот замялся.

— Чего?

— В ночь на четверг, Алиса кричала ночью, как спать уложили, — сглотнул Павел.

— Ну?

— Ну, мы с женой прибежали сразу, Алиска плачет, говорит, в шкафу что-то есть. Я, чтобы успокоить ее, весь шкаф перерыл, конечно, там никого не было! Ну, успокоил ее, да мы с женой дальше спать пошли, вот и все. А на утро… сами знаете.

— До этого она часто жаловалась на нечто в шкафу? — поинтересовался Матвей.

— Ни разу, она спокойным ребенком всегда была, — Павел опустил голову.

Матвей покивал собственным мыслям, обратился к Павлу.

— Спасибо за информацию, больше не смею задерживать.

До вечера Матвей подрядил Серегу и вдвоем они объехали больше двадцати адресов каждый, у кого дети попали в больницу с параличом. Практически ничего нового Матвей не узнал, за исключением того, что не все дети кричали, предупреждая о возможной опасности. Кто-то сносил это молча, но на утро была все равно одна картина. Паралич-больница-иссушение.

Домой Матвей вернулся поздно и даже не успел зайти в магнит, от чего настроение у него было не на высшем уровне. По такому случаю он не ночевал у Даши, а приехал на свою квартиру. Поужинал по пути домой, а посему сразу завалился спать, но перед этим позвонил Даше, объяснил, что сегодня снова не приедет. Даша бы могла выказать недовольство, но понимала, что работа у Матвея тяжелая, поэтому только пожелала ему спокойной ночи.

— И тебе спокойной ночи, — улыбнулся Матвей, сбросил вызов и сразу отложил телефон, закрыв глаза.

От усталости он уснул через считанные минуты. Сон обещал быть долгим и крепким, если бы не одно НО…

Сначала сквозь сон он чувствовал приятное, теплое пятно, которое разрасталось у него в районе груди, от чего и спалось крепче и слаще. Но потом это пятно начало сужаться, от чего тепло концентрировалось в более малой площади, постепенно превращаясь в жар. Когда возившегося на диване Матвея одолевал уже дискомфорт, сквозь сон он услышал резкий выкрик.

«Проснись!»

И Матвей подорвался на диване, чувствуя почти нестерпимый жар в области груди. До него не сразу дошло, что это крестик так нагрелся. Он встряхнул головой, посмотрел в сторону коридора, и сердце, не смотря на жар от крестика — заледенело.

Из недр темного коридора к нему выходил крупный силуэт. Вся его кожа была синюшная, огромное туловище и абсолютно лысая голова с провалами черных глаз. Ноги у него были небольшие, но довольно крепкие.

— Матве-е-ей! — заклокотало существо, выходящее к нему в зал, — я искал тебя-я!

Матвей вскочил с дивана, чувствуя уже обжигающий жар от крестика, и отбежал к балконной двери.

— Ты кто, сука!? — вспылил он.

— Это не важно, — утробно хохотнуло оно, — посмотри мне в глаза-а-а!

Матвей попытался несколько раз посмотреть в глаза этому существу, но не смог. Взгляд словно насильно отводило в сторону, на лоб, уши или же подбородок со щеками, но не в глаза. А при очередной попытке крестик на груди Матвея нагревался все сильнее.

— Смотри в ГЛАЗА! — прорычало существо.

Матвей прекратил эти попытки, и стало немного легче, только крестик на груди не переставал прижигать кожу.

— Хер тебе, урод, — выпалил лейтенант, — давай, сам подойди!

Ракшас озлобленно зарычал, начал попытки кидаться на Матвея, но все попытки заканчивались лишь угрожающими рывками демона. По какой-то причине он не приближался к лейтенанту.

Боль была нестерпимой, крестик, касаясь тела, оставлял ожоги, но Матвей не сдавался, хотя желание сорвать гребаный атрибут было.

— Ну, че ты? Давай, нападай, — оскалился Матвей, смотря на синюшного демона, что так и не рисковал приближаться, держа расстояние.

Ракшас злобно рычал, громко скалился и переминался на месте, грозясь вот-вот прыгнуть, и Матвей понял, почему тот не контактирует.

— Да ты блядский призрак, — хмыкнул он и вспомнил одну вещь. Призраки… они ведь не уходят далеко от предметов, к которым привязаны. А значит…

Матвей повернулся к окну, увидев во дворе силуэт.

— Сука… — оскалился Матвей, переглядываясь между силуэтом на улице и призраком, что преграждал ему путь на выход.

Собравшись с духом, Матвей просто пошел в сторону коридора. Ракшас еще более озверело рычал и скалился. Крестик на груди прижигал еще сильнее. Но, когда Матвей проходил мимо, то он отходил, не решался приблизиться. Обувшись, лейтенант сорвался с места, сбежал по лестнице и припустил за фигурой, которая как по наитию покинула двор до его выхода из подъезда. Он побежал за беглецом, но нагнать его так и не сумел.

Бросив затею с погоней, Матвей вернулся домой, хоть возвращаться и было страшно, захватил свой телефон и набрал Дашу. После нескольких длинных гудков трубку взяли.

«М-м-м… Матвей, ты чего не спишь?»

— Да нихрена! Сейчас приду, выпить есть чего?

«Д-да, есть, приходи. А что случилось?» — голос Даши стал встревоженный.

— Скоро буду, — отрезал Матвей, сбросил вызов и поспешил покинуть квартиру.

Он ушел со двора, и к его подъезду вскоре подошла темная фигура…

Пройдя мимо домофона, парень снял с себя плотный капюшон, осмотрелся и тихо спросил.

— Где он?

«Иди по следу-у!» — услышал он в голове голос демона.

Закатав рукав, Дима посмотрел на часы. Стрелки, до этого показывающие время взбесились, и начали с бешеной скоростью вращаться в разные стороны. Но по итогу все три стрелки замерли в одном месте, указывая направление. Посмотрев в ту сторону, Дима послушно пошел туда, куда указал ему Ракшас.

Он миновал несколько дворов, покорно следуя по направлению стрелок часов, которые периодически судорожно дергались. Следуя по своеобразному навигатору, Дима в итоге уперся в подъездную дверь пятиэтажного дома. Осмотревшись вокруг, он спросил.

— Ты пойдешь?

«Нет, у него есть оберег, я не могу к нему подобраться! Мне нужно было узнать адрес. Уходим, мне нужна еда-а!» — протянул Ракшас последнее слово.

Снова осмотревшись во дворе, Дима ушел восвояси.

***

Переполошив Дашу своим внезапным приходом и нервным поведением, Матвей сидел на кухне в одних штанах, а девушка обрабатывала свежий ожог на его груди, который в точности копировал форму крестика. За это время Матвей выпил уже несколько рюмок водки, и дрожащей рукой налил очередную стопку, подумывая о том, что руки как у алкаша трясутся. Да уж, и хрен его знает, что в таком случае лучше. Крестик так и продолжал болтаться на его груди, Матвей не снимал его вопреки просьбам Даши.

— Может, выбросишь его уже? Я так и знала, что нет ничего хорошего, вещи покойников носить, — возмущалась Даша, заканчивая обрабатывать ожог.

— Он меня спас, — отрезал Матвей. На вопросительный взгляд Даши он опрокинул стопку, поморщившись, и указал ей на место за столом.

Матвей поведал обо всем, что знает сам. О случаях массового паралича у детей и о том, кто за этим, скорее всего, стоит. Про историю с Полиной девушка была в курсе, но реальное восприятие паранормального держала на расстоянии от себя, предпочитала считать, что это где-то там. Но так вышло, что рядом с Матвеем это «где-то там» медленно, но верно превращалось в «где-то здесь».

Под конец рассказа Даша была уже не на шутку встревожена и напугана в первую очередь за Матвея.

— И ведь если с Полиной все было ясно, что ей нужны были эти четыре ебанашки, которые ее убили, то с этим… — Матвей пожал плечами, — я хрен знает, что ему надо. И какого беса он прицепился ко мне!

Он не стал озвучивать свою догадку о том, что эта неизбежная встреча должна была случиться еще вчера, но вот трое обалдуев, которых он шугнул со двора, могли вполне себе быть помехой для прямого нападения.

Матвей пил до тех пор, пока рассудок не застелил плотный, алкогольный туман. То и дело в голове прокручивались воспоминания о появлении этого монстра. Его голова, похожая на огромное, куриное яйцо, его мускулистый торс и руки, клыкастая, внушительных размеров пасть и синюшное тело, как из мультика Лило и Стич, только ушей-лопухов еще не хватает. А еще глаза, эти черные провалы, в которые Матвей так и не смог заглянуть. Неведомая сила отводила его взгляд от очей смерть несущих, как ему сейчас казалось. Была мысль, что загляни он в эти глаза, и остался бы он сейчас в своей квартире парализованный. Да, были уже мысли, что стало виной массового паралича детей в городе. Разобраться бы еще, почему именно дети?  

Сейчас Матвей даже посмеивался про себя, и как он не струхнул прямо там, когда пришел этот демон? Наверное, появление в его квартире мертвецов стало чем-то обыденным, привычным, пусть и было лишь дважды, включая сегодняшний день.

— Ну-у, все, — Даша погладила его по плечу, когда Матвей бесхозно опустил голову, — пойдем спать.

Так и отвела девушка Матвея в комнату, где он без сил свалился на кровать и практически сразу же уснул богатырским сном. Утро обещало быть веселым…

— Скорее всего, да, — серьезно нахмурилась Анька, — волки по своей воле из леса сытые не выйдут, как и насекомые, если они тоже из леса.

— Да все оттуда, — отмахнулся Олег.

Дошли они до поселка, прошли к дому Олега, да и указал он, откуда волки пришли, да насекомые летят.

Мошек на самом деле было слишком много, даже через чур.

— В лес нужно, там ответ и найдем, — сказала Анька, и пошла вперед, — со мной пойдет кто?

Помедлив, вызвался только Витя, да и то с толчка друзей, и вдвоем они приближались к лесополосе.

— А кто там может быть? — спросил Витя, когда они с Анькой шли к лесу.

— Только одного знаю, кто зверье может да насекомых натравливать, — задумалась Анька, но озвучила те мысли, которые никак не могла допустить, — Леший…

В это время они уже зашли в лес, из которого валили толпы мошкары да других насекомых.

— Леший? А он опасен? — спросил Витя, отмахиваясь от полчищ мошки и слепней, что летели из леса.

— Если только захочет, — задумчиво сказала Анька.

Внезапно, они услышали грохот. Земля сотряслась, а из-за дерева в нескольких метрах от них показалась крупная фигура.

Это был черный, обугленный древень ростом под четыре метра. Он, сотрясая землю своими шагами, вышел из укрытия, по всему его телу стекала густая смола, как и с его когтистых, черных рук.

Анька и Витя тут же застопорились на месте, сглотнув от страха.

Древень протянул левую руку в их сторону, из которой вырвались гнилые корни, опутав тела Аньки и Вити. Злобная пасть древня, тут же утробно заклокотала.

— Чего-о вам надо-о в моем лесу-у!? Всех изведу-у, паршивцы двуногие-е!

Неожиданно, за их спинами показалась старуха с маленькой корзинкой, которая начала разбрасывать вокруг Вити и Аньки дымящиеся мешочки, и тихо бормотала что-то.

Дым, окуривая черные корни, расслаблял их, что вскоре Аня и Витя оказались свободны, а лоскотуха набросала этих мешочков под самого древня, так же бормоча, от чего он начал покачиваться.

— Всех задеру-у-у! — ворчал древень, — я ничего не вижу-у-у!

— Тебе полезно будет, — проворчала лоскотуха, посмотрев на Аньку и Витю, — а ну, чешите отсюда, нече вам тут делать, мелочь.

Анька и Витя, убежав по наставлению старухи, вернулись в поселок, где они все вместе встретили лоскотуху. От агрессивных насекомых не было никакого спаса, поэтому друзья разбежались по домам, а Анька с бабкой направилась в свой лес.

Леший сидел на своем продавленном кресле, смотря телевизор, а лоскотуха, войдя в избу, даже не знала, с чего начать.

— Беда у нас, Лешушка, страшная беда.

— Чего еще? — гаркнул старик.

— Хозяин у лесов над поселком появился, — сказала лоскотуха, от чего Леший сразу вскочил с кресла.

— Это какой еще хозяин!? Отродясь лес сам по себе был, не было там никаких хозяев! — выпалил Леший.

— Вот именно-то, Лешушка, вот именно. Только хозяин там появился не простой, — тихо всхлипнула лоскотуха, — а Черный Леший! Чуть мальцов не задрал наших.

Выслушав лоскотуху, Леший снова упал на кресло.

— Ты что несешь, нечисть старая? Привиделось тебе чего? — озлобился Леший, — ты мне прекрати тут, а то я тебе покажу Черного Лешего!

— Ну-ка, Анька, говори, — махнула лоскотуха на внучку.

— Большой он был, как сгоревшее дерево, да только смола по нему черная текла, — вздрогнула Анька, — все зверье на поселок спустил, да насекомых. Нас чуть с Витей не схватил, да бабушка подоспела вовремя.

Выслушав Аньку, Леший еще несколько минут молчал, хлопая округленными глазами.

— Эк беда, беда, — Леший шумно выдохнул, — я, почитай, как лет семьсот не видел Черных Леших. Те еще! Да бесам порой не чета.

Леший поднялся со своего кресла.

— А чем они хуже, деда? — спросила Анька.

— Вот пойдем, там и расскажу. До поселка далеко идти, все успеешь выслушать, — сказал старик, покинув избу вместе с лоскотухой и Анькой.

Лёнька в это время ушел на речку с Потапычем, покуда Леший запретил им в одно время мыться с Анькой, поэтому Лёня, вернувшийся в избу, никого уже в ней не застал, даже лоскотухи, привычно сидящей на своем сундуке.

По дороге Леший, шумно вдохнув, начал рассказывать.

— Много Леших есть по всей земле Русской, всех-то мне и не счесть, повидал я их немало за свою жизнь. Вот только мы, Лешие, как домовые, владения у нас свои должны быть, лес свой. Без дома мы, как без рук и без головы. Лишь однажды видывал я, как Леший дом свой потерял, прогнали его оттуда чужеземцы, слишком упрямый был хозяин леса, да с туземцами ладить не хотел. Вот и прогнали его из собственного леса, будь им пусто. А Леший, не найдя себе места, постепенно с ума сошел, да в путь пошел, на первый попавшийся лес позарился, даже не занятый никем, порядки там наводить. Только порядки у него были своеобразные. Боялся Черный Леший за свой лес, да все, что рядом было, изводить начал лютой хворью. Всех зверей, всех насекомых натравливал, лишь бы выжить недоброжелателя.

— А как его сдюжить, деда? Он ведь поселок совсем изведет, — Анька поджала губы.

— Для начала, поговорить с ним надо, — шумно выдохнул Леший, — но не абы кому, а ему подобному. Поэтому, я с вами и иду.

— Да что ж он, не нечисть что ли, не поймет своих? — возмутилась лоскотуха.

— Нечисть то он нечисть, да только в голове у него неладно, так что договориться непросто будет. Но я попробую, — ответил Леший.

В поселке их встретили полчища мошек, слепней и ос, которые беспамятно бросались на всех, кого только встретят, облепляли дома, редкие машины и деревья. Деревня затихла, все по домам попрятались от наваждения, и только благодаря старику насекомые обходили стороной лесную семью.

Лоскотуха на всякий случай поджигала травы в своих мешочках, используя дивную, трофейную зажигалку Лешего.

Около самого леса старик дал всем один наказ идти вперед, который Анька и лоскотуха выполнили беспрекословно. Они вдвоем пошли в злосчастный лес, прошли почти пятьсот метров, там их и подловил Черный Леший, выглянув из-за дерева с куском мокрой глины в древесной руке.

— Попробуй меня только еще раз заворожить, старуха! — вспылил Черный Леший, метнув ком мокрой глины в лоскотуху и Аньку.

Анька и лоскотуха предчувствовали, когда пригнуться, от чего ком пролетел мимо. Они снова выпрямились, и пошли в его сторону.

— Проваливайте из моего леса-а-а! — утробно рычал древень, запустив еще один ком сырой глины в Аньку и лоскотуху.

— Не понимаешь по-хорошему!? — за спиной Ани и бабки раздался грозный голос Лешего. Те посторонились, когда Черный Леший снова зачерпнул глины.

Увидев своего потенциального собрата, Лешак ненадолго замешкался, замер.

— Что тебе надо-о-о? — заклокотал Лешак, выпрямившись.

— А чтоб ты, нечисть поганая, угомонился уже! На кой ляд ты деревню изводишь, да хмарь на люд простой насылаешь!? — закричал старик.

— Это мо-ой лес! Никого не подпущу-у-у! — злобно ответил Лешак.

— Да нужен ты кому больно, юродивый, чтобы зариться на лес этот! Да и не твой это лес, опомнись ты, наконец, ирод треклятый! — выругался Леший.

— А че-ей!? Твой!? Лес мой забрать хочешь? — Лешак замахнулся, прорычал напоследок, — убирайся, откуда вылез, исполин!

И бросил кусок сырой глины, залепив старику злобное от возмущения лицо.

— Ой, батюшки, — испуганно охнула лоскотуха и взяла Аньку под руку, — оть это он зря, конечно.

Бабка отвела Аню чуть дальше, а Леший, отплевавшись, поднял полные ярости глаза на Лешака.

— Не хочешь по-хорошему? Значит, будем по-плохому, — в небе громыхнуло, старик начал идти вперед, а облик его стремительно менялся.

Леший увеличивался в размере, кожа покрывалась крепкой корой и, под удивленный и испуганный взгляд Аньки он подходил к Лешаку уже в своем настоящем облике. То был огромный древень, под стать Черному Лешему, ноги здоровенные, руки, как две трубы толстенные, все тело корой покрыто, лианы все тело обвивают, да с рук ног свисают. Клюка старика обратилась огромной дубиной, которой Леший с размаху приласкал Лешака по его голове.

Черный Леший от такого удара едва не свалился, с трудом удержав равновесие. Черная, смолистая кора местами растрескалась, осыпавшись на траву. Над поселком уже нависли черные тучи, не предвещающие ничего хорошего.

Рассвирепев, Лешак замахнулся кулачищем, стукнув старика в грудь, что тот попятился, а лоскотуха в очередной раз охнула, когда от его груди куски коры посыпались.

— Угомонись ты уже! — прорычал старик, а в небе громыхнуло.

— Сейчас я тебя сам угомоню, — клокотал Лешак, и взялся за ствол маленькой березы.

Под ошалелые взгляды он обломал дерево в двух местах, у самого основания и чуть дальше, взяв добытый трофей как дубину.

— Какого ляда ты творишь, собака ты окаянная!? — свирепел старик, — кто же в своем лесу живность то губит!? Ирод ты, а не Леший! Я тебя уму-разуму то научу!

Но ответом послужил замах березового ствола, и Лешак сбил с ног старика, да отбросил. С жутким грохотом Леший упал в нескольких метров от того места, где его приласкал Черный Леший.

Лешак в конец озверел, начал махать своей березой направо и налево, Анька и лоскотуха еле ноги унесли. Он нападал на старика, а тот с трудом отбивался от взбешенной нечисти. Гроза нагрянула практически сразу же, как только налетели тучи. Дождь хлынул знатный, молнии сверкали часто, а ветер был лютый, шквальный. Дрались два Леших, да силы их были не равны. Черная смола попадала на старика, расползалась да сковывала его движения. Так и победил бы его Лешак, да перед очередным замахом ему прямо в глаз прилетел маленький комок сырой глины.

Не сумев ударить, Лешак взревел в порыве ярости, да заметил Аньку, а за ней по лесу гурьбой шли Витя и Олег с Лехой. Вот только за ними были еще двое мужчин с ружьями наперевес.

Мужики, завидев то, что творится в лесу, открестились, но назад не сдали. Олег собрал друзей, когда дождь начался, да насекомым лютовать не позволял. Объяснили ребята, что в лесу проблема затаилась, и надобно помочь, чтобы извести нечистую силу. Мужики, коими были отец Олега и дедушка Лехи, отнеслись скептично, но идти решились, все-таки хмарь лютая на поселок напала, и решать что-то было нужно, пока совсем не извели жильцов насекомые да зверье лесное.

— Цельтесь в глаза! — закричала Анька, и вместе с пацанами, пока Лешак не замахнулся, начала забрасывать комьями мокрой глины и земли недруга.

Лешак взревел от злости, уже хотел бить вслепую, но тут раздался оглушающий выстрел.

Первым выстрелил отец Олега, дробь попала в грудь Лешаку, разметав вокруг смолянистую кору. Взревел Лешак, да уже от боли, и пятиться начал.

Второй выстрелил дедушка Лехи, попал тоже в грудь, заставив Лешака злобно зарычать.

Леший уже оправился, и замахнулся, дубиной своей выбил березовый ствол из руки недруга, да сам колотить его начал беспощадно. В Лешака летели комья грязи, пацаны додумались кидать тяжелые камни, мужики продолжали стрелять во врага, а старик колотил его своей дубиной.

Лешак не мог сопротивляться, загнали они его еще метров на двести в лес, не прекращая обстрелы и избиения. Лоскотуха просто шла рядом, она понимала, что ее помощь уже не потребуется

Очередной удар пришелся Лешаку по спине, следом раздались выстрелы, и несколько комьев грязи залепили и без того измазанное смолой лицо Лешака.

— Хватит! ХВАТИТ! — гаркнул Лешак, опустившись на колени, — сдаюсь я, сдаюсь! Не губите только, молю, не губите!

— Я говорил тебе, угомонись! — крикнул Леший, еще раз ударив его по спине, и глянул на мужиков и ребят с Анькой, — хватит ему.

Под ошарашенные взгляды мужиков и ребят, Леший обратился из огромного древня привычным стариком, а вместо дубины в руке держал клюку.

— Хватит, прекратите! — голос Лешака уже был на несколько тонов выше, он стоял на коленях, опустив голову, а из глаз капала смола.

Дождь постепенно утихал, как и ветер, а небо все реже разражалось молниями.

— Вот и сдюжили мы тебя, юродивый, — под конец фразы Леший смешливо крякнул, — что ж ты думал, против всего мира выстоишь? Добро ведь, оно тоже с кулаками.

— Понял я все, понял, не губите только, всех богов молю! — Лешак совсем расплакался, его клокочущий, злобный голос сменился жалким, слезливым.

— Да на кой ляд ты сдался здесь кому, ирод! Только оступился ты, да оступился серьезно. Законы лесные чтить должен, а ты в лес пришел, хозяйничать сразу начал, так еще и дерево сгубил! Да как ты можешь этот лес своим называть, раз ломаешь тут все налево и направо!? — Леший огрел сородича клюкой по голове нерадивой, и тот снова всхлипнул, — какого ляда у тебя случилось, почему дом свой оставил?

Лешак всхлипнул еще раз, да начал свой рассказ.

— Твари невиданные мой лес заполонили! Формы у них нет, будто из глины их всех слепили, все хрипят, ворчат да клокочут, а говорить не могут. Их на большой земле Гриммерами называют. Прогнать я их хотел, а они как кинутся на меня все разом, облепили меня, у кого-то зубы повырастали, кусать начали, еле ноги унес! Прогнали они меня из леса моего, да в другие я боялся соваться! А потом вот…

— Гриммеры, значится, — задумался старик, почесав под бородой, — вот видишь, на что твари невиданные способны, потому что вместе все держались, да даже тебя смогли, хозяина леса прогнать! А ты, бестолочь что же, в одиночку решил против всего мира!?

На этих словах старик снова огрел Лешака клюкой.

— Да не знаю я, что нашло на меня, братушка, не знаю! Не ведал, что творил я! — взмолился Лешак.

— Оно и понятно, лес потерять, это горе то еще. В общем, слушай меня внимательно, — Леший сделал еще шаг в сторону сородича, — в лесу этом можешь жить, хранителем его быть, а тварей этих не трогай. У меня они тоже завелись, да без надобности им кто-либо, коли сам не полезешь к ним. Обживайся здесь, никто тебя не погонит. Но если снова лютовать будешь, да местных стращать, больше тебя жалеть не будем, понял ты меня, юродивый!? — гаркнул старик, что в небе снова громыхнуло.

— Понял, понял! — всхлипнул Лешак.

— Ладно, поверю на первый раз, — сказал Леший, посмотрев на бабку и Аньку, — пойдем бабка, вон, внучка уж продрогла вся под дождем.

Лешак поднял голову, посмотрел заплаканными глазами на девочку.

— Внучка? — удивленно спросил Черный Леший, — а… как это?

— А вот так, — гаркнул старик, — не надо бестолочью быть, как ты! Коли я люд простой изводил, разве ж появилась бы у меня такая внучка прекрасная!? Вот и думай, остолоп окаянный, — Леший в последний раз огрел сородича клюкой, и уже все вместе, победившие страшную напасть, направились на выход из леса.

По лесу шли молча, мужики в раздумьях все были, ребята тоже, а Анька подрагивала от холода, но смущенно улыбалась. Слова старика приятно отзывались в ее сердечке.

Вернувшись в поселок, мужики охнули от увиденного. На улицах не было ни одного насекомого, хотя дождь уже прекратился. Все было тихо, и изумленные люди начали постепенно выходить из своих домов.

— Давай-ка, Игорь, ко мне пойдем, да по маленькой, — сказал Иван, отец Олега, и посмотрел на Лешего, — есть что обсудить.

— Как скажешь, — Игорь подошел к старику, протянув ему руку, — спасибо за помощь, уж не знали, в какие инстанции звонить, чтобы помогли. Как вас зовут-то? Я Игорь, это друг мой, Ваня.

— Можно и без благодарностей, — отмахнулся старик, и крепко пожал руку Игорю, — раз Леший я, Лешим и зовите, мне все одно.

Мужики обменялись со стариком рукопожатиями, ребята разошлись по домам, а Леший вместе с Анькой и лоскотухой возвращались в свои угодья.

— Давай-ка, старая, баньку сразу топи, да попарь внучку хорошенько, она вон промерзла вся. Не хватало простуды нам тут еще, — дал наказ Леший.

Лоскотуха прошла в баню, а Анька вдруг подошла к старику, и крепко его обняла, что он даже удивился.

— Чегой-то ты, Анька?

— Спасибо, деда, — Анька обняла старика за шею, поцеловала его в щеку и проскочила в баню, оставив Лешего наедине со своими мыслями.

Старик не успел даже сказать, чтобы вещей чистых из избы взяла. Да и ладно, забылись совсем после такого переполоха, сам вещей лоскотухе передаст.

В избе старик рассказал Лёньке, что приключилось в далеком лесу.

— Вот так воть и сдюжили поганца всем миром, мужики местные еще помогли. Молодцы, понимают, что одно дело делаем, — подытожил Леший.

— Ну и дела, — Лёня покачал головой, удивленными глазами смотря на старика, — но, получается, что он не совсем с ума сошел? Иначе как бы вы поговорить смогли?

— Тут твоя правда, Лёнька. Благо, что недавно совсем с ним это приключилось, когда гады неизведанные начали по лесам шастать, Гриммеры, — старик смешливо крякнул, — будь им пусто. Не успел сородич мой с ума сойти окончательно, а то глядишь и того, — Леший отвел угрюмый взгляд от внука, — прибить бы пришлось, коль не успокоился бы.

— А разве можно так, деда? — спросил поникший Лёнька.

— Нет, конечно! — возмущенно гаркнул старик, — только коли выбора не оставил он, пришлось бы и так.

Вскоре в сенях началась возня, и в избу вернулась лоскотуха с Анькой, что сразу улеглась на топчан не далеко от Лёньки. Свежая, с легким румянцем на щеках, девчонка была в теплых штанах и свободной рубашке, а ее влажные волосы приятно пахли чем-то травяным. Не успел Лёнька сестрой названой налюбоваться, да Леший всех на ужин отправил, а после сразу спать. Анька улеглась на топчан, старик укрыл ее теплым пледом, а для Лёньки в таком возрасте полагалось уже отдельное место. Комнату они с лоскотухой обустроили в избе, где в основном вещи были, да кровать для внука, где он только спал. Не любил он в своей комнате сидеть, все на старое место облюбованное тянулся, да никто и не запрещал.

***

Оставшееся лето прошло без приключений. Анька часто гуляла с друзьями, а ее отношения с Витей крепли. Помимо встреч с друзьями Аня у лоскотухи обучалась ведовству, как с травами ладить, да обряды разные делать. Лёнька все с Лешим по лесу ходил, да трофейные книги читал, а когда те кончились, просил лоскотуху из деревень помимо продуктов приносить еще и чтиво. Просьба была исполнена беспрекословно, и Лёнька все больше читал, а шкаф в его комнате помимо одежды пополнялся еще и стопками книг.

Поселок от напасти июньской оправлялся долго, но все вернулось в привычное русло, а Лешак угодья свои новые принимал, да сам оправлялся от пережитой беды. Вскоре его и зверье принимало без наваждений магических, а местные, прознав про нового хозяина леса, подношения ему делали разные, дабы задобрить. Старик периодически наведывался, чтобы убедиться в том, что не лютует нечисть пришлая, и уходил со спокойной душой. Все было хорошо.

Как Леший и предполагал, Гриммеры никак не вредили ни лесу, ни его обитателям. Днями прятались неизвестно где, а ночами по лесу бродили.

Беда, нависшая над семьей, дала знать о себе в августе с новой силой, когда листья раньше времени желтеть начали, да с деревьев опадать.

Горевал Леший, что лес так рано в спячку собирается, но дело делать было нужно, поэтому после очередного ужина не отправил всех спать, а велел задержаться. Лоскотуха понимала, что разговор тяжелый будет, поэтому спустилась в подпол, откуда банку с бродиловом вынесла. Взяла две кружки алюминиевые, налила себе и хозяину. На расспросы внуков о том, что это, было сказано, что рано им еще.

Опрокинул старик первую кружку в несколько глотков, поморщился и пододвинул к бабке, а когда та снова налила, заговорил.

— В общем, пора подумать на серьезный лад, что с хмарью этой делать. Что в лесу твориться нашем, думаю, видели сами, спать уже засобиралась природа, да рано еще. Ой, как рано. Неведомо мне, что на большой земле делается, да нет у нас времени ждать, пока умные головы там придумают что-нибудь. Почитай годы пройдут, а лес однажды вообще не проснется, тогда быть беде.

— Какая беда, деда? — спросила Анька.

Леший осушил еще половину кружки, поставив ее на стол.

— Погибнет лес, и я следом за ним отправлюсь, — горестно сказал Леший.

Лоскотуха тихо охнула, Ленька и Аня помрачнели, услышав из его уст такие слова. На глазах внуков навернулись слезы, не могли они принять такую весть, а мысль о том, что любимый старик однажды сгинуть может, заставляло сердце больно сжиматься.

— Так, ну все, хватит эту сырость разводить, не люблю, — привычно гаркнул Леший, — слезами делу не поможешь, а горевать рано еще, тут я, не делся никуда. Думать лучше давайте, как беду сдюжить можно. Большой земле помочь не сумеем, это само собой разумеется, там свои законы и порядки у них, никуда без света их избы каменные до небес не денутся, а вот наш уголок сохранить должны, хоть расшибись!

— Обряд нужно провести, — вдруг сказала Анька, покусывая губу, и утерла остатки слез.

— Это какой еще обряд? — спросил удивленный Леший. Все притихли, слушая Аню.

— Какой-нибудь не обычный, не из тех, которым ты меня учила, — Анька посмотрела на лоскотуху, — зимой лес и так спать будет, а вот к весне надо будет подготовиться. Нужно что-то такое, магическое, предмет, может быть, — задумалась девчонка, — да как-нибудь территорию ему обозначить, которую защищать надо от напасти.

— Точно-о, — протянула лоскотуха, и все внимание переключилось на нее, — как же ш я раньше то не додумалась. Совсем запамятовала, нечисть старая, тьфу, — ругала себя бабка.

— Не блажи, старая, к делу ближе, — перебил ее Леший.

— В некоторых болотах видывала я вещицу такую, камнем жизни величается. Мы, водяницы не трогали их никогда, не разрешено нам было, только болотницы знали, как с ними обращаться. В общем, значится болотницы, чтобы кроме излюбленных мест другие водоемы не портить своей энергией, приносили камни какие-то, топили их на дне озера, да заговоренные мешки ведовские закапывали вокруг озерца. Влияние болотницы больше не могло водоем загубить, оживал он прямо на глазах, да рыбы полным полно было в нем. А то без таких вот деяний местные быстро пронюхивали про дух нечистый, да изводили его всеми силами. Вот нам-то он и нужен.

— Ну, ты сравнила, лес и озеро. А если не поможет? Лес то у меня не маленький, — возмутился Леший.

— А ты свою идею предложи, хозяин, — парировала лоскотуха.

Идей у Лешего не оказалось, от чего он хмуро смотрел на бабку, по итогу шумно втянув воздух носом.

— Так и быть, попробуем этот твой камень заморский, — согласился старик, — как же нам его заполучить то?

— Стало быть, на поклон мне к сестрам болотным надо идти, — задумчиво проговорила бабка.

— Ба-н-гла-деш, — повторил Леший слова ведущей, сидя в своем продавленном кресле, — ну и дивно у них там все называется на большой земле.

Как и всегда, вся семья была в сборе, и решали, что же делать в той или иной ситуации.

— Что же делать, деда? — спросила Аня, сидя на топчане, — без света ведь, — она сглотнула, выдав логичную, но страшную догадку, — лес погибнет…

— А что мы сделаем тут, внучка, — пожал плечами старик, — это проблема большого мира, мы здесь бессильны. Коли разберутся люди, или тамошняя нечисть, так и сохранится все в целости. Там в чинах умные головы, вот они об этом и будут думать.

— Тамошняя нечисть? А это какая? — спросила Анька, на старика посмотрел и Лёня.

— А это, внучки мои, совсем другая нечисть, — вздохнул Леший, выключив телевизор, — в большом мире они все другие, неправильные. Не представляю, как они с двуногими сладили, но живут, да не жалуются. Разная там нечисть, да сильная порой такая, что нам не чета. Они знаться с нами не хотят, и к нам не лезут, а мы тем более. Дикарями нас считают, а сами-то словами порой такими заумными бросаются, аж тошно становится. Хоть в думу его сажай, да за голову умную выдавай. Да и домовые там совсем другие, — ухнул дед, и повторил, помрачнев, — да, домовые…

— Деда, а ты встречался с городской нечистью? — спросила Анька.

— Встречался, всякие захаживали, ай, — отмахнулся дед, — не хочу даже вспоминать замухрых этих бестолковых. А говор у них вообще, даже слушать противно. Вон, у бабки спросите, может она чего расскажет.

Лоскотуха, до этого тихо разгадывая кроссворд на своем сундуке, подняла голову, посмотрев на Лешего. Внуки же переключились на нее.

— А ты видалась с такими, ба? — спросила Анька.

— Видалась, — тяжело выдохнула лоскотуха, отложив кроссворд.

Немного помедлив, она осмотрелась в избе, и начала рассказ.

— Захаживала я как-то в Вишнецк-Петровск тогда еще величаемый, почитай почти шестьдесят лет уже прошло. Если бы не дед ваш, то так и сгинула бы я там, с той нечистью повидавшись. Городишко молодой был, ладный да справный, строился как на дрожжах, большими домами обрастал, но не все хотели из своих старых изб выезжать, любо было двуногим в одиноких домах жить своих. А приехала я туда к сестрице погостить, мы с ней из одного болота ягоды, так сказать, — старуха смешливо крякнула, но сразу продолжила, — у сестрицы я обустроилась, гостить думала недельку другую, как пошло бы. Прогуливалась я как-то, землю большую смотрела, в диковинку все было, как же иначе. Да на дом один набрела, на самом отшибе, а там и до погоста рукой подать было.

Старуху я там встретила, с виду человек, да глаз у нее недобрый был, не хороший. Походила я по домам, да люд местный поспрашивала. Многие даже говорить о ней не хотели, а те, кто на кружку чая меня приглашали, да на чарку вина, так и ведали, что ведьма там живет, как ее там… Лидия Петровна Клякина, уот так и звали прохиндейку. Узнала я, что родню всю она практически извела, вреднющая была старуха, мужа схоронила, а дочку единственную не любила, да издевалась над ней, почем фантазии хватало. По несколько раз на дню окаянная ремень мочалила только, а уж за остальное точно сказать не могу, как она дочку то свою гробила своими же руками. Дочка подросла, да сбежала, как только смогла. Старуха проклятиями ее на дорогу осыпала, да проклятия те сработали в скором времени. Жизнь не заладилась у нее сразу, с мужиком познакомилась, да не знала, что мужик тот не совсем с головой ладил. Метелил он ее так, как мама родная не смогла бы, да вот новость они узнали, что пополнение будет. Мужик то на этот период и успокоился, все-таки ребенка пожалел, а как родился мальчуган у них, все еще хуже стало. От плача детского мужик совсем на нервах был, да и не выдержал, так Алиску отметелил, что та как упала посреди кухни, так на утро даже не поднялась. Понял он, что натворил, да повесился, побоялся тюрьмы окаянный. Ну а мальчишку, кроме как старухе и отдать некому было, вот и передали ей господа тамошние дите. Местные, зазнав про это, сразу ребенка то и схоронили про себя, но нет, совсем все по-другому повернулось. Полюбила нежданно-негаданно его старуха, да души не чаяла во внуке, так растила, так оберегала, а кто косо глянет на внучка ее, так сразу порчу могла навести.

Ну, сказ не об этом сейчас. Я в секторе том жилом задержалась до вечера, а как домой засобиралась, так эта меня чума и встретила, обругала на чем свет стоит, мол чего мне надо от нее. Я как есть и сказала, что с людьми разговаривала, не с города я, большой мир не видела. А она как зыркнет на меня глазищами своими злыми, и говорит, что чувствует прекрасно, как ей кости перемывают, плюнула мне под ноги, что-то пробормотала и ушла. Я сразу почувствовала, как нехорошо сделалось мне, дома сестрица то меня и отругала на чем свет стоит, что поперлась к ведьме той проклятой. Велела бежать мне из города, да как можно быстрее. Я ей и говорю, что мне эта карга сделает, я ж тоже нечисть. А как день новый стал, все из рук валилось, ничего путевого сделать не могла, да худо становилось только. Вот и побежала я из города. В этот, как его, автобус села, поехала подальше, да вот в аварию автобус попал на половину пути к Горькому еще тогда. Много народу слегло там, а потом совсем страшно мне стало. Души тех, кто помер там, в одну большую тень слились, огромную такую, глаза красные, сама клокочет злобно: попала-ась! Не уйдешь и не уедешь от меня, варвара любопытная!

Я в лес то от нее деру и дала, но не убегла бы и там, да вот Лешушка на пути мне попался, да напасть отвел страшную, все же в его лесу были, и жить в избу лесную старую пригласил. Так я его благодарила, так благодарила, по гроб жизни своей нечистивой. А потом и узнала я, что сестрица моя серьезно взялась за старуху, такие ужасы там творились, совсем Лидия взбеленилась эта. Меня достать не могла, да тень эту страшную напустила на сестру мою родненькую. Такой морок по городишке гулял, когда сестрица бабку эту треклятую сдюжить пыталась, что люди сами не свои были. Грабили, убивали, чего только не творилось, пока две нечисти боролись. Мужика одного ни с того ни с сего за решетку засадили. Кто-то донос на него сделал лукавый, мол на детей не так смотрит. Так, а кто ж разберет теперь, правда это была, или нет.

Не знаю, как именно, но сдюжила моя сестренка нечисть поганую, она опытнее была меня, сильнее, но не помогло ей это, сама она с ней и пропала. Городишко тогда как от кошмара пробудился, люди успокоились, перестали разбои учинять, дело того мужика пересмотрели, да оправдали, но поздно уж было, заморили бедолагу там, и дня не прожил, счеты с жизнью свел. Нестерпима видать была такая репутация у мужика то справного. Когда ведь два нечистых могучих пытаются побить друг друга, такое твориться начинает, люд простой от такого морока мигом с ума сходит. Дом тот поганый снесли недолго думая, когда никаких родственников почившей бабки не объявилось, а Павлушу в другую семью пристроили.

— Вот так вот и бывает, внучки, — закончила рассказ лоскотуха, — на свет девка справная появилась, а под старость нечистивой чернью обернулась.

— Вот это да-а-а, — в голос сказали завороженные рассказом Анька и Лёня.

Был уже вечер, и после сытного ужина Леший велел внукам ложиться спать, а лоскотуху позвал на разговор. Вышли они на крыльцо, старик осмотрелся в темном лесу, да выдохнул горестно.

— Что же на самом деле делать-то, старая? Сейчас август только, а солнце уж после девяти прячется, а поднимается к шести. Да и права Анька наша, — Леший пытался отгонять мрачные мысли, но делать дело было надо, — погибнет лес наш родной без света.

— Не печалься, Лешушка, не руби с плеча, родненький, — сказала лоскотуха, — сдюжим мы эту беду. Всему миру помочь, чей не сможем, но свой дом сбережем. Анька подрастает, да ума-разума набирается. Чую я, всем своим нутром нечистивым чую, стеной внучки встанут за дом наш.

***

На следующий год, как только прошла зима, лес начал оживать поздно из-за практического отсутствия света. Лишь к концу апреля начали еле-еле лениво проклевываться первая трава и почки на деревьях. Из Анькиных друзей только Олег был в поселке, остальные же уезжали до лета в Нижний Новгород учиться. Витька к родственнице, которая его приютила на период учебы, а Леха жил там, только на лето приезжал к бабушке с дедом. Конечно, Ане было скучно, пока друзья были в городе, но ничего с этим поделать не могла. Лишь девичье сердечко трепетало все звонче, когда Анька думала о нем, о русом, крепком красавце Вите, и ждала она по большей части именно его. На Аньку засматривались все ее друзья, но повезло больше Вите.

Уже летом, в первых числах июня днем стояла хорошая погода. Днем, который был довольно короткий не смотря на время года. Светало только ближе к девяти утра, а садилось солнце уже после восьми вечера. Растениям не хватало света, судя по их состоянию можно было смело сказать, что сейчас лишь конец апреля, но никак не начало июня.

Из трофеев Лешего на чердаке Анька нашла несколько смартфонов, один из которых и присвоила себе, да и Лёнька тоже взял себе гаджет. Еще только светало, но Анька уже собиралась и выряжалась. Выбор пал на цветастый сарафан, который был ей чуть ниже колен, легкие босоножки и венок из цветов, который сплела ей лоскотуха.

Лёня сидел на топчане, читал трофейную книгу, и изредка поглядывал за тем, как собирается Анька. Леший смотрел телевизор, периодически ругая внучку, чтобы не мельтешила, а лоскотуха плела венки из цветов, которые были в ее корзине.

— Все, я ушла, — выпалила Анька.

— Дотемна не гулять! — гаркнул Леший, но дверь в избу уже закрылась, — как лань ускакала, что ты будешь делать.

Лёня, услышав звук закрывающейся двери, закрыл книгу, и откинулся головой к стене, прикрыв глаза. Ни к чему Аня такой интерес не проявляла, а за неделю до их приезда, Лёня смотрел, как Анька хозяйничает на кухне, хлопочет по всем делам намного энергичнее, да в шутку подумывал, что ее пчела в попу ужалила, вот и бегает.

— Ладно, хватит томиться, Лёнька. Пошли в лес, пора уж, — сказал Леший, выключив телевизор.

Лёня нехотя засобирался и, оставив лоскотуху плести венки на своем сундуке, они покинули избу.

Анька же, встретив друзей в обусловленном месте у леса, пошла с ними гулять. Все приветствовали Аню, обнимали, а Витя даже поцеловал в щеку, что девчонка потом вовсе засияла.

Они направились в поселок, и по дороге все делились новостями, что у кого произошло за прошедшую весну, зиму и осень. Пацаны просто шли, а Витя держал Аньку за руку.

Олег рассказывал, что происходило в поселке, его запас был довольно скудным, он ведь не был на большой земле. Леха оживленно рассказывал про новых друзей из Нижнего Новгорода и их приключения, как лазили по заброшенным зданиям, по крышам домов, снимая все это на смартфоны и выкладывая это в социальные сети. Даже показал несколько видео, где они лазили по строящейся высотке, а Ане чуть не стало плохо от того, на какой высоте это все снималось. Видя реакцию девчонки, Леха подтрунивал над ней.

— Держи ее, Витек, а то упадет, — посмеялся Леха и добавил, — да ты не представляешь, какой там адреналин берет на высоте! Там все совсем по-другому, да и смотреть на это не страшно, а вот когда сам на волосок от падения, вот-то да-а-а, — он мечтательно закатил глаза.

— Ну, все, хватит, — насупилась Анька, поджав губы, а у самой пока смотрела, дух захватывало.

Когда разговоры о вылазках на высоту закончились, Витя начал свои рассказы, а Аня навострила уши.

Все, что рассказывал Витя, Аня завороженно слушала, но тут он выделил один случай, как сцепился с двумя старшеклассниками, а они подождали его после уроков, и решили уже спросить с него уже на серьезный лад. Вот только не знали они, из какого Витя теста. Да и отметелил он их так, что, по его словам, мама родная не узнала бы.

— В общем, в следующий раз будут знать, на кого рыпаться, — хмыкнул Витя, и горделиво добавил, — вся школа меня теперь уважает.

Друзья его поддержали, а Анька, слушая этот рассказ, погрустнела, но старалась не подавать вида.

Дошли они до поселка, гуляли там все вместе, болтая без умолку. По магазинам ходили, Витя Аню мороженым угостил, да бейсболку ей купил, которая смотрелась на ней пусть и забавно, но мальчишки только диву давались, мол, идет тебе, Анька.

Гуляли почти дотемна, а потом Витя, распрощавшись с друзьями, вызвался проводить Аньку в дом ее лесничий.

Дошли они до поваленного дерева, да там и решили задержаться, все наговориться не могли за столь долгую разлуку. Уже стемнело, но они все никак не могли распрощаться. В один момент, вспомнив кое-что, Анька спросила.

— Ты людей бил?

— Ну да, а что такого? — пожал плечами Витя, — они сами напросились, Ань. Я ни к кому в школе не лез никогда, но если лезут ко мне, сдачи всегда дам. Эти двое задиры были, но не лезли, видимо мелкий когда я совсем был.

— А ты не мог их припугнуть? Ну, каждого по разу стукнуть, чтобы поняли, что не справятся они, — Аня поджала губы, сидя на бревне, и болтала ногами по воздуху.

— Брось ты, Анют. Такие, как они, только язык грубой силы понимают. А мои потуги бы их только развеселили. Знаю я таких. Задиры они и есть задиры, — Витя снова пожал плечами, — я думал, ты гордиться мной будешь, что за себя постоять могу, да и тебя защитить, если что.

— А меня ты тоже бить будешь, если не угожу? — вдруг всхлипнула Анька.

Витя тут же расчувствовался, и осмелел, приобняв Аньку, да прижал ее к себе.

— Ну что ты такое говоришь? Никогда, Анюта, — Витя погладил девчонку по волосам, улыбнувшись, — толи ты, толи какие-то остолопы, которые сами меня отметелить хотели. Хотела бы, чтобы приехал я сюда весь в синяках, а то и в гипсе?

Аня помотала головой.

— Нет, не надо таким приезжать.

— Ну вот, видишь, — улыбнулся Витя, — я просто защищался, — ласково сказал он.

Посидели они так еще молча с десяток минут, да Анька, когда заметила, что совсем темно, отпрянула от Вити.

— Домой мне пора, дед ругаться будет.

— Пойдем, — Витя спрыгнул с дерева, и подал руку Аньке.

Только они засобирались идти, как услышали вдалеке шорох кустов. Анька сразу шикнула, замерев.

— Что это? — сглотнул Витя, а Аня почувствовала легкую дрожь его ладони, — не Заговорщик же!?

— Нет, он бы цепью гремел, — шикнула Анька, — да и дед бы предупредил. Пойдем, не бойся.

Услышав от девчонки, что это не тот самый Заговорщик, которого он боится до дрожи в коленках, то весь выпрямился, показал свою уверенность и сам пошел вперед, собираясь вести Аньку.

Они прошли еще немного, и увидели кусты, в которых что-то отчетливо копошилось. Слышалось какое-то недовольное, сопящее и свистящее похрюкивание.

Вскоре из кустов вылезло ОНО.

Аня и Витя замерли, держась за руки, когда из куста вылезло серого цвета существо. Сгорбленное, едва напоминающее человека оно имело четыре конечности, но теми были лишь четыре руки, на которых оно неестественным образом нелепо передвигалось. Ребята замерли на месте, а существо, как будто слепок из серой глины, ползло в их сторону, но у него была еще и голова. Голова, на которой не было ничего. Ни лица, ни волос, просто голова.

Оно ползло на конечностях, неестественно ими перебирая, остановилось недалеко от Аньки и Вити, похрапело, посопело, да и спокойно двинулось дальше, мимо них.

Оно скрылось за деревьями, шурша листьями уже где-то далеко от них.

— Что это было? — сглотнул Витя.

— Н-не знаю, — заикнулась Анька, — у деда надо спросить. Ты это, лучше домой иди, не провожай меня.

— К…как я тебя оставлю? А если оно нападет? — возмутился Витя.

— Я дойду, не переживай за меня, лучше сам не подставляйся, — попросила Аня.

— Хорошо, — сглотнул Витя, на прощание поцеловал Аньку в щеку, после чего отстранился, — пока.

Он пошел в сторону выхода из леса, а Анька, улыбнувшись, помахала ему рукой.

Удалившись на расстояние достаточное, чтобы Аня его не видела, Витя перешел на бег, постоянно озираясь по сторонам. Как только он покинул лес, то облегченно выдохнул.

— Ну, нафиг, — сглотнул Витя, пошарив по карманам, и вытащил из ветровки смятую пачку сигарет. Достав одну из двух сигарет, он сразу же закурил, облегченно выдохнув горький дым.

При Аньке он не курил, а то почитай весь день прошел, очень хотелось. А вот тут выдалась возможность, и первая затяжка показалась настолько блаженной, что у Вити сразу голова закружилась, но все быстро прошло. Окончательно успокоившись, он побрел в сторону поселка.

***

Анька же, бредя к избе, встретила Потапыча. Медведь недовольно заурчал, завидев внучку Лешего.

— Да иду я, иду, — буркнула Анька, спешно шагая в сторону избы, что Потапычу пришлось ее нагонять, — поселилось у нас что-то в лесу, дед должен знать.

Потапыч посмотрел на Аньку, но та больше ничего не говорила. Только когда девчонка вернулась в избу, Потапыч успокоился, и пошел по своим медвежьим делам.

Анька прошла через горницу, залетев в избу, и только Леший хотел начать ругаться, как она его опередила.

— У нас в лесу что-то есть, — отрезала Анька, едва не задыхаясь.

Лёня посмотрел на Аньку озадаченно, как и Леший. Даже лоскотуха удивилась.

— Это что же еще? — спросил Леший.

— А по ночам надо тоже лес смотреть, — Анька деловито уперла кулаки в бедра, а старик задохнулся от возмущения, — что-то бродит в лесу, я видела.

— И что это было? — вмешался Лёнька, пока Леший усмирял свой гонор.

— Оно, как кусок глины было, туловище, четыре руки было, да голова без лица и вообще без ничего, — Аня поежилась, — жуть какая-то. Но оно мимо нас прошло, не тронуло.

Услышав это, Леший снова возмутился, но уже от незваного гостя, который поселился в его угодьях.

— Мимо кого это?

— Мимо нас с Витей, — Анька поджала губы. Леший громко прочистил горло, а Лёня выдохнул, опустив глаза.

— А ну, пойдем, — Леший направился к выходу, и повернулся к Лёньке, мотнув головой, затем посмотрел на лоскотуху, — тоже идешь.

Лёня сразу засобирался, и лоскотуха поднялась со своего сундука, оставив рядом с ним кучу плетеных венков.

Все семейство покинуло сторожку, и направились туда, куда указала Анька, а к ним вскоре прибился скромный Потапыч.

Добрались они до поваленного дерева, что было на окраине леса, Анька сразу зашевелилась, указав в сторону.

— Туда оно пошло, — сказала Аня.

Все двинулись туда же, минуя кусты и деревья, пока не добрались до глубокой промоины. Леший вытянул руку перед собой, заставив всех остановиться, и тихо шикнул, смотря вниз.

Все посмотрели туда же, и обомлели.

В глубокой промоине, в грязной луже копошились бесформенные существа серого цвета, как будто ожившие куски глины. Леший сам диву давался, никогда не видел тварей таких в лесу, да и не чувствовал он их, как будто безжизненные были.

— Спички есть? — Анька обратилась к Лёне. Тот достал из кармана толстовки коробок, протянув ей.

Девчонка зажгла одну спичку, и все еще больше удивились.

Спичка горела, вот только ее свет, растворяясь, тянулся в сторону темных существ. Все удивились этому явлению, а Потапыч натужно засопел.

— Они поглощают свет, — отрезала Анька.

— Может, и сдюжим мы их, но раз в большом мире пока не придумали, как этих слепышей бить, то и нам негоже лезть, — сказал Леший, — идем в избу.

По наказу Лешего все пошли обратно. У избы Потапыч снова свернул, уходя восвояси.

Лоскотуха вернулась на свой сундук, Анька и Лёня на топчан, а Леший уселся в свое кресло.

— Умница ты, внучка, — выдал Леший, почесав под бородой, на что Анька улыбнулась, — в общем, лезть пока не будем. Думать надо, как морок этот сдюжить. Глядишь, от леса нашего и отступит паразит, коль придумаем чего.

— Кто там!?

Шорох в шкафу затих на какое-то время, но вскоре возобновился. Крайняя ближняя створка шкафа раздвинулась, и оттуда на Алису выглянула абсолютно лысая, синюшная голова, вместо глаз у которой были бездонные провалы.

Увидев это, Алиса тут же пронзительно закричала, а уже через мгновения включив свет, в комнату ворвался отец девчонки.

— Алис, чего ты? — мужчина поспешил к кровати, присев на корточки, — что такое, маленькая?

Со слезами на глазах, Алиса указала на шкаф-купе.

— Та-а-ам, в шкафу кто-то есть! Он страшный! — хныкнула Алиса.

В это время в проеме комнаты уже стояла мать Алисы.

Мужчина грузно поднялся, и прошел к шкафу-купе.

— Ну, если ты еще там, то тебе будет плохо, — мужчина свел брови и подошел к шкафу.

И на глазах Алисы ее герой открыл одну створку. Никого там не увидев, мужчина обшарил весь шкаф, грозясь неведомому монстру расправой.

— Ну, видишь? — спросил отец, подойдя к дивану, у которого опустился на корточки, — кто осмелится к тебе лезть, сокровище ты мое?

Алиса крепко обняла отца за шею, заставив его тепло улыбнуться.

— Спасибо, пап.

— Все хорошо, маленькая. Никто тебя не обидит, — мужчина поцеловал Алису в лоб, и вместе с супругой вышел из комнаты, перед выходом спросив, — свет выключать?

— Да, я иначе не усну, — буркнула Алиса.

Мужчина кивнул, погасив свет, и вместе с супругой ушел в зал.

Алиса еще долго косилась на внезапно ставший враждебным шкаф-купе, но вскоре дрема начала одолевать ее. Сложив ручки на груди, она уже погружалась в сон, как услышала шорох.

Дрема мгновенно отступила, и Алиса посмотрела влево, увидев существо, что выбирается на коротких ногах из створки шкафа. Она только хотела закричать, но посмотрев в черные провалы глаз этого существа, она оцепенела.

— Молчи-и-и, Алиса. Ты ведь не боишься ничего? Зачем тебе привлекать лишнее внимание, девочка? — клокотало существо, подбирающееся к кровати.

Алиса оцепенела, она пыталась закричать, но крик ужаса застрял в ее горле.

Существо, выбравшееся из шкафа, уже подошло совсем близко и грузно опустилось когтистыми руками на диван по бокам от плеч Алисы.

— Посмотри мне в глаза-а-а! — он нависал над девочкой, как хищный зверь Он уже не упустит свою добычу, ни за что. Сердце Алисы зашлось бешеным стуком, ее глаза округлились от ужаса, а затем остекленели, когда существо раскрыло перед ней пасть полную толстых и острых клыков…

***

— Алиса, подъем! Иначе сами пойдем, папа на рынок нас не повезет, ему на работу надо! — выпалила женщина, зайдя в комнату дочери, но девочка так и лежала безучастная, — Алиса! Папа ждет!

Когда девочка не ответила во второй раз, мать прошла в комнату, подошла к кровати.

— Алиса! Подъем!

Женщина пыталась растолкать дочь, но все было безуспешно. Запаниковала женщина, когда увидела движения глазных яблок дочери и поняла, что Алиса не спит, а парализована…

***

Под громкую музыку Матвей весело барабанил ладонями по рулю, при этом не забывая удерживать Приору на скорости около ста километров в час. Он вечером возвращался с Дашей с ее дачного участка, где они вместе и продуктивно провели минувшие выходные.

— Ну, Матвей! Громко же, — возмутилась Даша.

— Нормально, ниче ты не понимаешь, ай, — отмахнулся мужчина, но все же убавил громкость на минимум, — ну чего, в магаз то заедем?

— Да, надо. У меня в холодильнике мышь повесилась.

— И убежала, — хохотнул Матвей, на что девушка цыкнула, — ладно тебе. В общем, щас затаримся, да мне на мою квартиру заехать надо, там, скорее всего и переночую.

Девушка пожала плечами, а у Матвея зазвонил телефон.

— Блять, да че еще надо? — выругался Матвей, выключив музыку, от чего Даша облегченно выдохнула, — да? Здарова Стасян.

«Здарова начальник. Ну, ты чего, в городе?»

— Нет еще, еду, а че такое?

«Да тут в нашем районе какая-то дичь происходит, ума не приложу что и как. Короче, эти выходные, пока тебя не было, тут мамашки к нам в отдел приходили, все жаловались, что с их детьми что-то происходит непонятное»

— Что именно? — спросил Матвей.

«Да хрен их знает. Приходят что-то в панике бубнят, заявление какое-то написать просят. А на кого? По базам прикидываем, их отпрыски поутру в больницу с параличом отъезжают, ни вякнуть и пукнуть не могут, в общем», — Стасян продолжил уже более тихо, — «я сначала подумал, что ёбнутые какие приходят, ну кто ж попрется в ментовку если у тебя дитя вот оно, никто не убил и не похитил, даже пальцем не трогал. В общем, посылал я их сначала, оно и понятно, а потом хуй к носу прикинул, с Серёгой пошерстили по базам, а это уже с две недели у нас на районе кипишь какой-то, а эти три бабы первые, кто к нам обратился, без них и не узнали бы»

В трубке повисла тишина, Матвей тоже молчал. Он сбавил скорость и ехал уже более медленно, от чего насторожилась и Даша.

— Адреса есть, Стасян?

«Конечно, есть, начальник. Че думаешь, хрень какая-то?»

— Да я еб… — Матвей вспомнил про присутствие девушки в машине, — откуда знаю? Проверить все равно надо. К тому же пока тишина. До завтра терпит?

«Конечно, терпит. Ты только Матвей, если завтра с утра подтянешься, беленькой захвати или гуся полтораху, чтоб совсем скучно не было»

— Пошел нахер, — бросил Матвей.

И пока он не бросил трубку, слышал хохот Стасяна из трубки. Хотел выругаться, но вместо этого просто убрал телефон в карман джинс.

— Что там? Что-то серьезное? — спросила Даша.

— Ниче такого, один сержант улицы подметать просится, так устрою скоро, — отмахнулся он.

— А что ты проверить хочешь? — поинтересовалась Даша.

— Даш! — повысил голос Матвей, — давай, если сам начну, так и поговорим! Я не сплетница тебе, чтобы чуть что, сразу все растрепывать.

В это время они приехали к дому, где жила Даша.

— Давай, пойдем, затаримся, да я на старую хату поеду, — сказал Матвей, и вместе с Дашей они пошли в магазин, оставив Приору у обочины.

Через двадцать минут неспешной ходьбы по супермаркету, к кассе они подъехали уже с полной тележкой продуктов. Еще десять минут в очереди и почти столько же на пробитие, оплату и укладку в пакеты собственных продуктов. Даша дала карту магазина кассиру, и та, отсканировав ее, назвала сумму.

— С вас две тысячи сто семнадцать рублей.

Матвей словно и не услышал ее, как будто в одно мгновение впал в прострацию. Единственное, что он сделал, так это прощупал пальцами через футболку свой крестик. Кассир продолжала переглядываться между парой, ее взгляд так и намекал, мол, хоть кто-нибудь из вас заплатите и валите уже. Даша глянула на него.

— Матвей?

Он словно вышел из ступора, сразу спохватился, достал карту и оплатил покупки. Он еще раз ощупал крестик через футболку, взял чек, два полных пакета и вместе с Дашей пошел к выходу.

— Все нормально? — спросила Даша.

— Да, показалось просто.

А что ему показалось? У кассы он почувствовал что-то непривычное, как будто крестик на его груди немного нагрелся. Почти неощутимо, но этого хватило, чтобы заострить на этом внимание. Раньше крестик Матвей не носил, да и сейчас этот атрибут не значит, что он верующий. Верить-то он поверил, но вера его была своеобразная. Он поверил в то, что в их мире есть место не упокоенным душам, и души эти могут обозлиться и начать кроваво мстить, как это было с Полиной и теми душегубками, которые ее замучили на той самой вписке.

Эта история все еще не позабылась, пусть и прошло уже достаточно времени, лето, как время года уже миновало, передав эстафету традиционному преемнику — осени. Но сейчас, в начале сентября все еще было тепло, бабье лето все-таки. Матвей в эту пору поработал на славу — обустроил в деле Полины все так, что вина четырех девушек была доказана твердо и неоспоримо, а смерти Насти в квартире ее парня и Светы в больнице подстроил под их личные разборки. Ничего необычного, подруги были в замешательстве после убийства, начали ссориться, Вика воспользовалась моментом, необычной болезнью Светы с аномальным ростом зубов, и задушила ее в больничной палате.

А потом она расправилась с Настей в квартире ее парня с особой жестокостью, так гласили после работы Матвея официальные отчеты. Что до парня Насти — так ему предложили два варианта. Либо уезжаешь за соучастие в убийстве Насти и попытки оправдать убийцу, либо говоришь что да, Вика с Настей были в хате, ушел в магаз девчонкам бухла прикупить, а когда вернулся, то увидел то, что увидел. Ну а потом продолжаешь жить и в ус не дуть, что говорится. Первый вариант не сулил Тимоше ничего хорошего, поэтому он всецело поддержал следствие и сказал все так, как ему было сказано. В общем, в некоторых устоявшихся традициях, Тимоше грубо заткнули рот, вот и всего.

Правда, обстоятельства гибели Леры совсем не вязались с делом, поэтому над этим заморачиваться Матвей не стал, хотя и мог добавить, что та же Вика могла удерживать дверь уборной, пока девушка задыхалась в парах зловонных миазмов.

В общем, история Полинки постепенно улеглась, а Вика получила свои пятнадцать лет, и воли ей не видеть, как Полине своей жизни. Может, после тридцати лет увидит, но это не точно.

После распутывания такого дела его повысили в должности, и теперь он был старшим лейтенантом. Порядки в отделе немного изменились, появились новые люди, но Матвей не забыл о своих друзьях. Некоторые из его ранее подчиненных уволились, некоторые перевелись в другие отделы, но Стас и Серега не хотели покидать пригретые места, да и нравилось им работать с Матвеем, вот они двое и остались ему ближе всех в отделе. К тому же, Матвею пришлось им объяснить, в чем же была изюминка дела пропавшей без вести Полины. Доказательств перед задержанием Вики им хватило за глаза и за уши. После этого дела они были связаны не только дружбой, но и тайной. Тайной, которую они свято хранили.

Что до крестика Матвея — это подарок от матери покойной Полины. За неделю до злосчастной «вписки» у Полины порвалась цепочка, и мать все забывала отдать мастеру на ремонт, а потом уже было поздно. Все-таки, женщина сходила и отремонтировала цепочку крестика, и сделала Матвею подарок за его неравнодушие к работе и восстановление справедливости. Матвей, конечно, сначала не принимал подарок, но мать Полины его уговорила. Носить или нет — решать ему, но сохранить память о том, что он настоящий страж порядка — должен. И Матвей принял подарок.

А вскоре во сне к Матвею пришла Полина. Нет, не в том виде, какой он ее лицезрел, а в нормальном облике светлой девочки, какой она себя помнила при жизни. Во сне она поблагодарила его, попросила оставаться таким же правильным полицейским, справедливым. Она даже обняла его и сказала, что по возможности постарается оберегать. От чего она постарается его уберегать — не уточнила. Да и он не спрашивал, неудобно было задавать покойнице вопросы, но крестик исправно носил. Не как верующий, а как помнящий.

И вот сейчас крестик впервые дал о себе знать. Может, ему и правда показалось, а может, и нет. Он вышел с Дашей из магазина и в этот момент, едва он успел повернуться, справа в него врезался парень, чуть не сбив его с ног. Парень явно куда-то спешил.

— Сорри, — бросил парень и тут же спешно пошел дальше, скрыв за рукавом блеснувшие, кажется, золотые часы.

— Смотри куда прешь, бл…! — прокричал ему вслед Матвей, но тот не отреагировал, — совсем обурели уже.

Они с Дашей пошли дальше, а Матвей только сейчас почувствовал, что крестик на груди нагрелся сильнее, чем в магазине на кассе. Он бы сейчас бросился за этим доходягой, если бы не полные пакеты продуктов, да спросил за спешку. Серебро неприятно припекло кожу на груди, от чего Матвей быстро забыл о странном неприятеле.

Когда они были в квартире Даши и разбирали пакеты с продуктами, Матвей уже и позабыл об этом инциденте у магазина, да и крестик уже был холоден, как и всегда.

Он задержался на кружку кофе, немного поболтал с девушкой, посмотрел время, был уже десятый час. Попрощавшись с Дашей, Матвей поцеловал ее и покинул квартиру. Он хотел успеть вернуться к себе до десяти, и он успел, да еще и с трофеями из магнита, а именно — две по полтора, как он и любит по вечерам в выходные. Мог бы и остаться у Даши, но как-то неловко ему было выпивать при ней, будучи в отношениях, да и о личном пространстве он не забывал, поэтому сейчас и был у себя в одинокой квартире, лежал на диване и отдыхал душой.

Он чуть поправил подушку под головой, и сознание напомнило о крестике, который съехал чуть набок. Тут и вспомнился тот спешащий тип у магазина, припекающее тепло от серебра, и часы этого парнишки.

«Такой шкет, и с такими часами» — думал Матвей.

Он точно не помнил, как они выглядели. Вроде даже белое золото? Ну, вряд ли. На Алике посмотреть, так там и не такую реплику найти можно, на любой вкус и цвет.

Выпитое дало о себе знать, и Матвей уже было задремал, как услышал за окном приближающиеся голоса. Внезапный выкрик заставил его открыть глаза. Да, бухая компания, остановилась именно у его дома, и именно у его подъезда. Где ж еще то? Они продолжали гомонить, от чего даже в подпитии Матвей не мог уснуть. Стоит только начать дремать, какой-нибудь особо громкий нет-нет, да отличится очередным выкриком.

Всякому терпению приходит конец, и вот Матвей собрался и через несколько минут уже открыл дверь домофона изнутри, выйдя к трем парням. Мельком оглядел их, один с длинными волосами и высокий, двое стандартного типажа «ночных гуляк». У каждого в руке по полторашке клинского. Троица притихла, увидев незваного визитера. Матвей собрал остатки самообладания и обратился к троице.

— Ребят, отдыхать мешаете, время позднее.

— Да та же херня, — гнусаво буркнул один из парней.

— Да ладно те, отец, щас еще погудим немного да уйдем, у нас вон осталось, — второй поднял свою полторашку, там было еще больше половины.

Матвей вздохнул, подошел ближе и достал удостоверение. Как знал, что пригодится.

— Слышь, ребятня, мне завтра с утра на работу и я хочу спать. Так что пиздуйте нахуй отсюда, или все втроем по двадцать/двадцать один пойдете, а утром и свидимся. Вы свои рожи уже засветили, найдут вас быстро, дежурный недалеко отсюда.

И Матвей указал на камеру «умного» домофона. Гнусавый было дернулся к Матвею, но долговязый его грубо одернул и шикнул.

— Слышь, пойдем, все, пошли-пошли.

Долговязый направил друзей и пошел с ними восвояси, напоследок обернувшись к Матвею.

— Извините!

— То-то же, — сплюнул Матвей и вернулся в дом.

***

Трое парней поспешили покинуть двор, но гнусавого парнишку распирало от возмущения. Они ушли в соседний двор и остановились у небольшого гаражного кооператива.

— Ты бы поклонился ему еще, «извините» бля… — прогнусавил недовольный, продолжая прихлебывать из горла. Долговязый обозлился, а следом за ним вмешался и второй.

— Ты совсем берега попутал? Че то ты трезвый на ментов не кидаешься, ссыкотно, да?

— Да, осади в натуре, мы засветились там, так еще до утра бы в обезьяннике куковали, я вот не хочу че то.

— Да он на понт нас взял, а вы повелись и сразу переобулись. Камера там и не работает по любому, — сплюнул гнусавый. Долговязый был не согласен, отхлебнул немного пива и поведал.

— Работает, еще как. Я у Вадика когда был, а ему тоже поставили недавно такой домофон. Короче, мы по веселой дунули, и че то ему приспичило показать мне камеру. Так там с телефона не то, что ночью все видно, а еще и слышно, ну это уже от фирмы зависит. Вадик говорил, что даже черно-белые камеры ночью четко палят. Так что правильно, что свалили, ладно мент еще нормальный, другой бы молча своих отзвонил, даже не поняли бы ничего.

Такие доводы подействовали на гнусавого. Он пусть и остался при своем мнении, но спорить перестал. Все вместе закурили, продолжили пить пиво и уже общались на отстраненные темы. Постепенно случай с полицейским забылся, и ребята продолжили весело гомонить, но теперь они никому не мешали.

Вскоре пиво дало о себе знать, и долговязый парень отошел за гараж. Он справлял нужду, задрав голову, и смотрел в ночное небо, посвистывая и покачиваясь. Внезапно, он услышал за спиной шорох и странный клекот. Повернул голову, ничего не видно. Тогда он побыстрее закончил, застегнул штаны и только он успел обернуться, как прямо перед его глазами мелькнул силуэт, который тут же растворился в нем…

***

Парни продолжали общаться и допивали пиво, пока их долговязый друг отошел за гараж по нужде. Прошла минута, вторая, и вот, через пять минут они заметили долгое отсутствие друга.

— Он че там, срать сел что ли? — спросил гнусавый.

— Да вряд ли, но его че то долго нет, — заметил второй, — проверим?

— Никитос! — позвал гнусавый, но Никитоса слышно не было, — ладно, пошли.

И только они собрались пойти за ним, он вышел из-за гаража.

— Мы уж решили, что ты там того, — ухмыльнулся гнусавый, но Никитос не ответил.

Он шел в их сторону, опустив голову, и едва заметно покачиваясь.

— Че то он совсем окосел, — заметил второй.

— Некит, ты че? Тебе уже не наливать? — спросил гнусавый.

Но ответа до сих пор не было. Долговязый подходил молча, все еще держа голову опущенной. Остановившись неподалеку от гнусавого, Никита почти замер, лишь изредка покачиваясь.

— Никитос? — тихо шепнул гнусавый, — тебе херово?

Тут второй опустил глаза и заметил одну деталь. Пальцы долговязого были… длиннее? И острые.

— С ним че то не так, Димон, — сглотнул второй, похлопав по плечу гнусавого, — руки смотри!

Когда Никита медленно поднял голову, Димон заметил его пальцы и сам поднял голову, оцепенев от ужаса. Лицо Никиты было все синюшное, кожа была покрыта трещинами, а глаз не было. Вместо них виднелись лишь два черных, бездонных провала, которыми он уставился на Диму.

Гнусавый только успел дернуться, долговязый отреагировал незамедлительно и размахнулся, полосонув четырьмя острыми, как бритва когтями шею друга. Гнусавый тут же захрипел, схватился за шею и попятился назад, сквозь его пальцы ручьем заструилась кровь. Второй заорал, развернулся и побежал, но его ждал тупик в виде высокого забора с сеткой рабицей, сверху которого была протянута колючая проволока.

Долговязый вонзил когти в живот гнусавого, резким движением вспорол. Из чрева парня рождались на свет его органы, которые вывалились из него как из выдавленного фурункула.

Перестав подавать признаки жизни, Дима рухнул оземь, намертво вцепившись в свою шею окровавленными руками. Убедившись, что с ним покончено, долговязый повернулся ко второму…

Он в это время пытался забраться на гараж, у него это почти получилось. Еще чуть-чуть, осталось лишь подтянуться, и можно бежать, куда только глаза глядят. Но внезапная осечка оборвала все планы на корню. Предательски вспотевшая рука соскользнула, парень ударился подбородком о край гаража и сколол передние зубы, а пока падал — разодрал щеку о колючую проволоку.

Долговязый подходил к нему медленно, прихрамывая и топорща в разные стороны острые когти. Он победоносно посмеялся низким басом, наблюдая за парнем, который уперся спиной в сетку рабицу. По его щеке текла кровь, он просунул через рану на щеке язык, от чего тот показался снаружи, и парень завопил от ужаса.

Измененный друг уже подошел и схватил его за шею, поднял как пушинку и прижал к гаражу.

— Посмотри мне в глаза-а-а! — раздался его утробный голос, и парень посмотрел…

***

Матвея утром разбудил телефонный звонок. Поднявшись на диване, совершенно разбитый он взял в руки телефон.

— Ну, мать твою, Серега, еще сорок минут до будильника, — устало выдохнул Матвей, но вызов принял, — чего еще?

«Извини, что так рано, дело есть» — без обиняков начал Серега.

— Какое еще дело? — встрепенулся Матвей, — ладно, скоро приеду.

«В том то и дело, что никуда ехать не надо. В соседнем дворе гаражный кооператив знаешь же?»

— Ну?

«Ну, вот там и ждем…»

***

Наспех умывшись и почистив зубы, Матвей уже через двадцать минут был в соседнем дворе. Весь кооператив был оцеплен, неподалеку сотрудники опрашивали соседей, чьи окна выходили из дома.

Пройдя через оцепление, он сразу же почувствовал что-то странное.

Точно же, крестик на груди. Матвей почувствовал, как серебро начало нагреваться. Поздоровавшись с Серегой, лейтенант осмотрел три тела и вздохнул. Один окоченевший лежал на земле недалеко от разбросанных бутылок пива, со вспоротым животом и держался каменной хваткой за свою шею. Долговязый чуть поодаль у забора… о нем чуть позже.

— Вот и свиделись, как и обещал, — хмыкнул Матвей, — поутру.

— В смысле? — спросил Серега.

— Да вчера шугнул их от своего подъезда, спать не давали, — Матвей внимательно осмотрел первого убитого, — бля, хорошо, что не завтракал. Что тут было предположительно? И где третий?

— С этим понятно, — Серега кивнул на первый труп, — хотя нихера тут не понятно. Ну убили, но чем? Криминалисты говорят… когти.

— Когти?

— Когти, — хмыкнул в ответ Серега, — но с остальными двумя все вообще непонятно.

Серега подвел Матвея к трупу у забора. Долговязый был похож на высушенную мумию. Кожа синюшная, растрескавшаяся, вместо глаз черные провалы, а так же обломанные с корнем ногти на руках.

— Эх, ебать, — Матвей присел на корточки, почувствовав, что крестик начал прижигать куда ощутимее,  — че за пиздец? Он же на мумию больше похож! Я видел их вчера, этот самый крепкий был, а теперь…

— В том то и дело. Криминалисты сказали, что в нем кроме костей и сушеного мяса ниче не осталось.

— Так, а где третий то!?

— Третий в больнице, щека распорота, зубов передних нет, но это он сам, видать с гаража наебнулся, пока свалить пытался, а щеку о колючую проволоку распорол. С ним другое немного…

— Что же?

— Он парализован…