MariaSelesta

У девочки добрых пару часов была истерика, которую Леший терпеливо переждал. Но продлилась бы она дольше, если бы не домовой, которому старик запретил появляться при ребенке, не вылез из подпола. Домовой ластился к девочке, успокаивал ее, рассказывал сказки, всем видом показывал, что он самый что ни на есть добрый домовенок.

На удивление старику, девочку он успокоить смог.

— В общем, знамо хочешь, к матери мы тебя отведем, — сказал Леший, на что девочка испуганно округлила глаза.

— Нет, не хочу к ней, не мама она! — уже всхлипнула девочка, а рядом с ней, на топчане сидел домовой, — она плохая, а без папы она меня грозила в колодце утопить.

Леший был удивлен такому заявлению и в общем человеческой жестокости, почесал под бородой.

— А куда ты хочешь? — спросил Леший. Девочка пожала плечами, мол некуда мне идти, старче.

— А пусть с нами остается, хозяин, — предложил домовой, еще больше удивив старика, — глядишь, подрастет, да в хозяйстве пригодится, а я научу ее всему.

Леший нахмурился, но под взглядом домового и девчонки размяк.

— Ай, — старик махнул рукой, — будь так, хоть не все мне с тобой, Ваня, трепаться, с бестолочью.

Домовой похлопал в мохнатые ладони и обнял девочку, а старик ушел в кухню.

За несколько дней домовой по указу хозяина прибрал сторожку, очистил все тарелки, кружки и нашел среди трофеев чайник. Старый домик теперь изнутри сиял чистотой, а Аня заняла свое законное место на топчане.

В течение этих же дней девчонка узнала, кто такой этот добрый старик на самом деле, но от этого ее горе пережилось еще легче. Ведь она не просто попала в сторожку лесника с домовым, а к самому хозяину леса. Да и все лучше, чем к злобной мачехе возвращаться, которая колотила ее, если только отец куда удалялся. Ее «вторая» мама часто закладывала за воротник, и девочке могло достаться даже при муже. Отец, конечно, потом разговаривал с девочкой, обещал, что больше мачеха руку поднимать на нее не будет, но это не помогало ей избежать очередных побоев. На днях старик увидел новости про двух заключенных, которые бежали из Нижнего Новгорода и были пойманы лишь далеко за Бором. Их обвинили в бегстве и убийстве жителя Городищи, но преступники при задержании оказали вооруженное сопротивление и были убиты на месте. Куда дезертиры могли деть ребенка, выясняет следствие.

Но Леший понимал, что, скорее всего, девочку объявят либо убитой заключенными, либо без вести пропавшей.

Анюта росла под крылом старого Лешего и на попечительстве домового, но не всегда им двоим, удавалось уследить за маленькой пронырой.

Однажды Анюта вышла на прогулку, но забрела далеко в лес, где нарвалась на медведя. Мохнатый зверь весь навострился, ощетинился на девчонку, что прижалась к стволу дерева, испуганными глазами смотря на косолапого.

— Я что тебе говорил! — заворчал Леший. От его голоса Аня виновато округлила глаза, и косолапый поджал уши, тихо уркнув, — иди куда шел, Потапыч, а остальным передай, чтобы внучку не пугали мне!

Прижав морду к земле, медведь словно откланялся и развернулся, зашагав прочь, а Леший взял Аню за руку.

— Прости, деда, я же недалеко ушла, — виновато сказала Анюта.

— Далеко не далеко, да лес ты еще не знаешь, глупая, — заворчал старик, ведя девочку к сторожке, — не знает тебя еще зверье мое, понимаешь. Рано тебе еще в лес ходить. Вот подрастешь, да вместе погуляем по лесу.

— Поняла, — обиженно буркнула девочка.

Шло время, Анюта росла, а Леший с ней буквально ожил. Он заботился о девочке, как о внучке, а домовой помогал ему, приглядывал за растущей красавицей непоседой. Вместе со стариком они соорудили рядом со сторожкой баню, чтобы в холодную погоду не водить Аньку на речку мыться, а в тепле чтобы, как положено. Лес расцветал прямо на глазах, а зверье все шушукалось о внучке Лешего. Птицы частенько занимали десятки веток у сторожки, пытались разузнать чего нового для лесных обитателей, но к хозяину леса никто напрямую не обращался. Уважали звери старика, не хотели портить настроение Лешему расспросами. А вот донести на хвосте у местных птиц было милым делом.

Через год, когда Ане было уже девять, она уже смело гуляла по лесу. Зверье признавало внучку Лешего, косолапые, если встречались с ней, молчаливым взглядом спрашивали, есть ли у нее что-нибудь съестное. Если да, то с удовольствием угощались, а если нет, то на это и суда нет. Редкие волки ласкались с Аней, она иногда гладила их, целовала в макушки, на том и расходились.

Однажды, когда Леший взял с собой Аньку на прогулку, они забрели далеко в лес. Старик показывал девочке разные деревья, объяснял, что за зверье тут бродит, проводил экскурсию, в общем.

— А это что, деда? — Анька навострила ушки, указав куда-то в сторону.

— А туда ходить нельзя, — сдержанно сказал Леший, и повел девочку в обратном направлении.

— А почему? — спросила неугомонная Анька.

— Почемучка! — привычно гаркнул Леший, но Анька этого ничуть не испугалась, — лесопильня там, люди работают, лес валят.

— А разве можно так, деда? Это же твой лес! — возмутилась Анька.

— Конечно, нет! Но что тут сделаешь, ежели место устроили себе двуногие, — недовольно высказался Леший, — уж, почитай лет пять валят, да все мало им, мало! Зверье уж пришлое стороной обходит, а жужжание это как местное зверье слышит, так и бежит прочь.

— Поэтому так мало зверей у нас в лесу? — грустно спросила Анька.

— Поэтому, внучка, поэтому, — горестно выдохнул Леший, — один Потапыч у меня остался маленькую свору медведей и волков караулить, остальных как ветром сдуло. Глядишь, дальше доберутся, и эти сбегут.

— А убрать эту лесопильню нельзя? Ну, чтобы зверушки вернулись, — поджала губки Аня.

— Хех, — крякнул старик, удивляясь простоте мышления внучки, — нельзя, Анька, нельзя.

— Почему-у? — спросила девочка.

— Потому что вернутся сюда двуногие и не факт, что еще больше не отгрохают себе лесопильню. Тогда весь лес мой повалят за годы, а без леса и меня не станет, — угрюмо ответил старик, стараясь не думать о худшем.

— Как же это, тебя не станет? Я не хочу-у, — Анька вдруг вырвалась и крепко обняла деда за ноги, — не уходи!

— Ну, — ухмыльнулся старик, — ежели трогать не будем лесопильню, глядишь, и подольше проживу, — он взял Аньку за руку, и повел дальше по лесу, — поэтому, лезть я не лезу.

Пошли они с Анькой обратно к сторожке, а девчонка уже строила свои хитрые планы.

Когда Леший уложил ее спать на топчан, девочка практически не спала полночи, а думала. Думала, как бы помочь дедушке, ведь кого-кого, а его она терять не хотела, вообще никогда. Несмотря на упорство и желание не спать всю ночь, Аньку все-таки сморило, и ближе к утру она уснула.

Проснулась девчонка, когда было светло, а Лешего в избе не было. Вспомнила Анька про лесопилку, собралась и пошла на выход, но тут же замерла, когда ее окликнули.

— А куда это ты собралась? — раздался голос Ваньки, что вылез из подпола.

— Погулять! — уверенно ответила Анька.

— Без дедушки? — недоверчиво спросил Ванька.

— Я ненадолго! — сказала Анька.

— Дедушка не разрешал тебе гулять одной, — сказал домовой, — подожди его.

— Сама разберусь, не маленькая! — Анька показала Ваньке язык и вышла из избы под удивленный взгляд домового.

Анька по памяти шла к тому месту, где зверья не было совсем. Шла долго и была вся сосредоточенная, пока на пути ей не показался Потапыч.

Анька замерла, глазки округлила и смотрела на косолапого.

Медведь подошел к девчонке и фыркнул, ткнувшись мокрым носом ей в живот.

— Не рассказывай дедушке только, — Анька надула губки, посмотрев на Потапыча, — он меня ругать будет, а я помочь хочу!

Подумал Потапыч, морду в сторону повернул, фыркнул и пошел своей дорогой, словно Аньку и не видел.

— Спасибо, — улыбнулась Аня и пошла дальше.

Вскоре дошла она до той самой лесопилки. Вокруг нее лес был вырублен на корню, а люди все трудились. Туда-сюда сновали рабочие, самосвалы приезжали, выгружая тяжелые бревна. Эти бревна рабочие пилили на пеньки, или же целиком закидывали в свирепое жерло станка, который распиливал все, что угодно.

Любые размеры, любая длина, любое дерево, что захочешь!

Анька выглядывала из-за ближайшего дерева, и ей было больно смотреть, как лес так беспощадно уничтожают.

Она не понимала, как рабочие могут смеяться, закладывая бревна в эту огромную пасть, которая расщепляет все, что попадается на ее пути.

«Там что-то острое» — подумала Анька, смотря на то, как в жерло лесопилки бросают бревна, а выплевывает она уже разных размеров брусья.

Когда рабочие разошлись на обед, а жерло оставили работать, гениальная идея пришла в голову девочки, и она решила кинуть в это жерло что-нибудь не съестное. Осмотрелась по сторонам, поняла, что кроме земли у нее ничего нет, и расстроилась.

Все железное было на чердаке дедушки, а туда еще забраться надо, чтобы он лишних вопросов не задавал.

Анька вернулась в избу, а после нее вернулся и Леший. Девчонка погрозила Ваньке кулаком, и тот покорно промолчал, что внучка Лешего куда-то ходила без него.

— Деда! — воскликнула Анька.

— Чегось? — спросил Леший, сидя в своем продавленном кресле.

— Я на чердак пойду, посмотрю, чего у тебя там есть, — сказала Анька.

— Ну, так иди, только не ломай там ничего, — сказал Леший.

Анька угукнула, и забралась на чердак.

На чердаке, среди разбросанных трофеев Анька нашла много чего. То были и смартфоны, к которым девочка не проявляла интерес, пару ноутбуков нашла, и даже зарядку к ним, а так же много другого барахла, но привлекла ее внимание старая, ржавая лопата. Ее то Анька и положила у самого входа, чтобы не привлекать внимания. В ее маленькой головушке так и прорисовывалась картинка, что кинет она лопату в это жерло, пила подавится стальным наконечником, и сломается навсегда.

Воодушевилась Анька и легла спать, уже вне терпения осуществить задуманное.

Проснулась Анька на следующий день поздно, опять не застав в сторожке дедушку, и решила, что сейчас самое время.

Поднялась она на чердак, взяла лопату, и на выход из избы побрела.

— Куда это ты опять? — спросил Ванька, выглянув из подпола.

— Гулять, — ответила Анька.

Не стала она ждать, пока тот что-то возразит, и покинула избу. Прошла Анька большое расстояние с этой лопатой, и все думала, как же это жерло большое подавится лопатой, да работать больше не сможет. А там, глядишь, свернут производство, да и дел-то.

Пробралась Анька к лесопильне с лопатой, дождалась, пока работяги на обед разойдутся, да и сама туда побежала.

Страшно было девочке, все-таки жерло это страшное, такие бревна стругает на части, но все-таки решилась она. Подбежала к работающему конвейеру, и швырнула туда лопату, тут же убежав.

Спряталась Анька за деревом, и ждала, когда же эта древесная мясорубка подавится, но не дождалась. Выплюнула она лопату, и кусок черенка от нее.

Работяги, вернувшиеся с обеда, немного удивились, да забрали лопату с частью черенка, а сами продолжили свое дело.

Анька нахмурилась, и поняла, что одной ей тут не справиться. Развернулась и собралась идти в избу, чтобы там еще подумать, чем же эта огромная пасть может подавиться, и даже под ноги не смотрела. Споткнулась обо что-то у дерева, упала и по склону небольшому скатилась, свалившись навзничь.

Полежала на земле недолго, разглядывая цветные точки перед глазами, и все же встала. Осмотрела себя, поджав губы, потому что испачкалась вся и вернулась к дереву, у которого споткнулась. Сначала хотела стукнуть ногой в босоножке то, обо что споткнулась, но она не стала. Там она увидела что-то торчащее из-под земли и присела рядом на корточки. Любопытство взяло верх, и Аня начала раскапывать землю в надежде полноценно разглядеть то, обо что она споткнулась. Тут же мелькнула мысль, что лопата бы сейчас не помешала, но ее уже забрали. Поэтому девочка принялась усердно рыть землю руками.

Сразу закрались мысли, что это нечто было довольно глубоко под землей, а в поле ее зрения был только толстый кусок металла, выкрашенный темно-зеленой краской. Упорства Аньке не занимать, и она продолжала копать, пусть думала, что вряд ли найдет что-то интересное.

По итогу она раскопала большой железный блин, чуть выпуклый посередине и с какими-то надписями черной, выцветшей краской. Попыталась она его поднять, но не смогла, слишком тяжелым он для нее оказался, что даже она не оторвала его от земли.

Не удержавшись, разозленная Анька все-таки пнула его ножкой.

Раздался глухой стук, и Анька пискнула от боли. Предприняв еще одну попытку поднять, она поняла, что это пустая трата времени, и закопала находку обратно.

Уже в избе Лешему она объяснила, что гуляла недалеко от дома и упала, вот и перепачкалась. Старик, конечно, отругал за неаккуратность, но велел Ваньке затопить баню, и постирать вещи внучки.

На следующий день она все думала, что же делать с этой лесопильней, да с этой жужжащей, прожорливой пастью. После завтрака Леший велел собираться в лес, но Анька не хотела. Она уселась на топчане, руки на груди сложила и насупилась.

— Не пойду.

— Это что еще такое? — Леший всплеснул руками, — как это не пойду?

— Не хочу, — ответила Анька, что старик даже приоткрыл рот от возмущения.

— Это что значит, не хочу? А старику помогать, кто будет потом? Лодырей не держим, чтобы ты понимала!

— Завтра пойду, сегодня не хочу, — сказала Анька.

В спорах с девочкой Леший никогда не был силен, и все его аргументы без шансов разбивались об ее «не хочу, не буду».

Махнул Леший рукой, проворчал что-то себе под нос, и покинул избу один. А вот спустя время Анька и сама засобиралась, но выход ей заблаговременно преградил Ванька.

— Куда это ты без хозяина собралась? Сама ж говорила, не хочешь никуда, — домовой прищурил бусинки глаз, частично скрыв их за густыми бровями.

— Пусти!

— Вот скажешь, кудыть надо, так и пущу, — с хитрецой ответил Ванька.

— Пусти-и! — хныкнула Аня, толкая домового, но подвинуть не могла, — или я дедушке скажу, что ты меня обижаешь!

Брови домового взметнулись, бусинки стали больше.

— Это ты чегой та, врать ему будешь?

— Пусти, кому говорю!

— Ой, больно надо, — Ванька посторонился, и девочка юркнула в маленькую щель открытой двери, — экая прохиндейка.

Хотел он проследить за ней, а потом подумал, махнул рукой, да и в подпол обратно вернулся.

На этот раз Анька прошла мимо лесопилки. Долго шла, и набрела на озеро, а точнее на дикий берег частично заросший, но к воде проход был. Подошла к берегу, осмотрелась, и увидела на дальнем берегу слева нескольких купающихся людей.

Вспомнила она историю, которую ей дедушка рассказывал несколько месяцев назад, что в этом озере, возможно Навь водится.

— Навка, а навка! Подскажи, как к берегу тому выйти, где люди есть, если слышишь меня?

Озеро ответило тишиной. Позвала она еще несколько раз, результат тот же. Махнула рукой, и ушла с берега. Через несколько секунд, из-под водной глади в нескольких метрах от берега показалась голова утопленницы с мутными глазами, что провожали уходящую девочку. Замерла Анька, обернулась, но ничего не увидела, кроме редких кругов на воде.

Лишь самые старейшие прознали о коварствах духа, разгадали Кхарна и смогли одолеть. Передавали они знания о нем из поколения в поколение, о том, что не заговорить его, не отвести и не изрубить в лохмотья. Дух этот неосязаем ни для живых, ни для мертвых, и изгнать злой дух должен тот, кем овладел Кхарн. Сердце должно быть у человека, и не должен он свет своей души очернять, а сияния чистой души, Кхарну не стерпеть, и будет он погнан прочь.

Кхарн и есть сама тьма, поселившаяся в каждой душе, подталкивающая совершать страшные вещи. Но за некоторых, особо предрасположенных служению тьме, он берется с особым удовольствием.

Кхарн берет свое начало там, где зарождается сомнение, недоверие к ближнему, и затаивается в душе маленькая подлость. Ждет вездесущий, когда прозреет семя сомнения в душе, чтобы начать свою жатву.

В лесу близ поселков недалеко от Нижнего Новгорода было довольно тихо. Необычно тихо. В заброшенной избе, на пыльном чердаке находился парень в черной водолазке и маске черного кролика. Он стоял на коленях посреди чердака, смотрел в грязное зеркало на свою отвратительную маску, которую в очередной раз пытался снять. Но сколько усилий он бы не прилагал, по лесу от него разносился лишь скрипучий, душераздирающий вопль.

Его длинный, кухонный нож валялся на пыльном полу испачканный запекшейся кровью. Андрей покинул города лишь спустя неделю после своего освобождения из парка Погрома, и в лес он пришел неспроста.

В очередной раз, отчаявшись снять маску, он снова посмотрел на свое отражение в зеркале, и встал на ноги.

Он пошел к пыльному сундуку в конце чердака, открыл его, и начал рыться, слыша голоса в своей голове.

«Грех на душу взял, Андрюшенька, нельзя было так, они тоже люди, да загубил ты их»

«Ты их всех убил! Всех! Отомстил, как есть отомстил, легче тебе стало? Сомневаюсь» — встрял еще один голос.

Не выражая никаких эмоций, парень продолжил рыться в сундуке, а голоса в голове никак не утихали, подначивая друг друга. Один из голосов был абсолютно прав. Месть не уняла гнев его души. Смерть порядка пятидесяти человек, из которых он посчитал только девятерых причастных к его заточению в парке Погрома, не принесла облегчения его душе. Наоборот, его душу еще сильнее терзал неудержимый гнев. Но остатки здравого смысла и рассудка подсказали ему, что останься он на большой земле, то не пройдет и нескольких месяцев, всех схоронить придется. Поэтому сбежал Андрей, сбежал и спрятался в глухом лесу, оставшись один на один со своим кровавым безумием.

«Захлопнись, старая сука. Все ты правильно сделал, малыш Соуни. С такими, как они, только так»

Услышав обращение к себе, Андрей не выдержал, схватив сундук, и опрокинул его через себя, от чего тот с грохотом упал на пол, разбившись на несколько частей. Парень взбесился, начал молотить руками по всему, что видит, но в один момент он стих. Зацепив взглядом толстую веревку, парень уставился на нее.

Взяв эту веревку, парень прошел в середину чердака. Взял пыльный табурет и  встал на него, закрепив один конец веревки на потолочной балке, а второй — на своей шее.

— Не убей, говорил тебе Господь, — проговорил Андрей, слушая переплетение голосов в своей голове, — но ты убил их. Ты убил их всех. Грешен.

«Чтоб вы все сдохли» — подумал про себя Андрей, обращаясь к несмолкающей какофонии голосов в голове.

Он отпихнул ногами стул, и повис в петле, брыкаясь и пытаясь освободиться. Но для себя он уже все решил. Больше это продолжаться не могло, и Андрей принял единственное верное для себя решение, покончить с жизнью раз и навсегда.

«Несколько лет назад. Парк Погрома»

Погром со скучающим видом прошел в одну из комнат парка танцующих теней. В целом, его будни уже казались ему скучными и унылыми, но посещение этой комнаты, исполненной на советский лад, подбодряло его дух. Эта комната считалась кабинетом директора, то есть самого Ивана. Обшарпанная комнатушка со старым столом у окна, за которым была непроглядная чернь. На потолке висел провод с патроном, в который была вкручена лампа накаливания.

Погром улыбнулся, прошел к стулу у старого сервиза, на который присел и взял гитару у стены.

— Что ж, давай повторим, — он облегченно выдохнул, проведя пальцами по струнам гитары.

Гитара грустно забренчала, Иван начал напевать:

Однажды жил на свете парень озорной, матери послушник, она всему виной.

Говорила ему мама, в бездну нельзя лезть, но мальчик он отважный, за девочкой полез.

Но не знал мальчишка, чем кончится их путь.

И отдал за девчонку он жизнь, да и пу-усть!

Погром продолжал напевать, а в это время посреди кабинета в петле, которая уходила в потолок, висел парень в темной водолазке и маске кролика. Он видел все, что происходит вокруг, задыхаясь и хрипя, а Иван, не обращая на него внимания, продолжал напевать под гитару.

— Девочка забыла, девочка простилась, солнышко лицом к ней обратилось.

Не увидит Соуни маму и сестренку, не увидит он девчонку.

Не увидит он детишек и жену, кой могла стать та девчонка.

Ксюше муж сужден другой, Соуни рядом нет, Соуни Соуни не-е-ет.

Не увидит Соуни ничего, даже солнца свет.

Не увидит Соуни, не увидит Соуни… нет…

Гитара последний раз тренькнула, Иван убрал ее обратно к стене. Поднявшись со стула, он прошел к задыхающемуся в петле уже который день парню.

— О…тпусти… — прохрипел парень, а из-под маски текли слезы.

— Не ищут они тебя, не переживай, малыш Соуни. Ты никому не нужен. Ты только мой, — Иван осмотрел парня в петле, трепетно погладив его по ноге, — только мой.

Иван прикрыл глаза, жадно вдохнул и оставил парня задыхаться в петле. Уже подбодренный он вышел из кабинета, закрыв за собой дверь…

***

Больше получаса провисел в петле безжизненным телом Андрей, вдруг он содрогнулся, захрипел и задергался в петле. Невиданным образом тело вдохнуло уже ненавистную жизнь.

Дернув за веревку рукой, он сломал балку, свалившись на пол, и лишь напрягся, когда следом ему на спину упал увесистый брус. Сбросил с шеи веревку, и голова бесхозно повисла, как у тряпичной куклы. Знал уже он, что делать, поэтому за голову взялся, под сдавленный хрип и противный хруст рывком вправил шею, и все, как не бывало. Вот только после этого легче не стало, Андрей снова ладонями в пол уперся.

— Н-нет… — прохрипел Андрей, — я же не в парке… — от отчаяния он начал бить ладонями по пыльному полу, — я же не в гребаном парке!!

Отчаяние захлестнуло с такой силой, что он начал рыдать в голос, сжимал кулаки и изо всех сил тарабанил по деревянному полу, от чего тот вот-вот грозился бы рухнуть, если бы Андрея кое-что не отвлекло. Затаившись, он обратил свой взгляд к спуску с чердака, схватил свой нож и встал на ноги.

Спустившись, он прошел к выбитой входной двери, но наткнулся на девушку восемнадцати лет в цветастом сарафане и с венком на голове, сплетенным из множества цветов. Волосы ее были распущены, но местами сбитые в колтуны.

Увидев его, девушка вздрогнула, испуганно осмотрела и отошла на шаг назад.

Сжав в руке нож, Андрей сделал шаг ей навстречу, но она тут же развернулась, сорвалась с места и побежала прочь. Но буквально через несколько мгновений перед ней замерцал воздух, и она врезалась в крупную фигуру в маске черного кролика. Не успела она упасть, как парень схватил ее за грудки, с размаху впечатав в ствол рядом стоящего мертвого дерева. Девушка с глазами полными ужаса и накатывающих слез смотрела в красные, сияющие глаза кровожадного убийцы, сама преисподняя отражалась в омуте бездонных, красных глаз, смотря в которые она уже готова была прощаться с жизнью…

«Десять лет назад»

Лес в Нижегородской области, неподалеку от населенных пунктов, был не совсем обычным. Лес-то с первого взгляда и можно было назвать самым, что ни на есть обыкновенным, но среди его обитателей было одно необычное существо.

Большая часть леса была владениями старого Лешего, который обитал в этих местах с незапамятных времен. Да не один был Леший, а целых трое лесных братьев поддерживали строгий порядок в своих владениях. Долгие сотни лет они держались вместе, но один из лесных сторожей, средний брат решился отправиться в путь, большой мир захотел увидеть. Младший Леший загорелся азартом, и уговорил среднего брата взять его с собой. Самый старший не мог принять тот факт, что его братья оставляют дом, родной лес. Долго тогда лютовал Леший, что даже самое угрюмое зверье пряталось по норам, поджав хвосты. В конце концов, с тяжелым сердцем смирился Леший с выбором братьев, и плюнул, махнув им вслед. Пущай хоть на все четыре стороны идут, раз большой мир хотят повидать.

Ушли два брата, пообещав обязательно навещать старшего, да и стихло все в лесу. Конечно, порядок в своих владениях Леший поддерживал, не уходил от своих дел, просто стало ему неимоверно скучно и тоскливо одному в таком огромном лесу. Нашел он заброшенную сторожку, да так и поселился там, проводя в ней одинокие вечера и ночи.

В очередной летний пасмурный день он сидел в продавленном кресле, смотрел новости, что там происходит в мире. На стене висел небольшой, плоский телевизор. Один из полезных трофеев, который он утащил себе в сторожку, перепугав слишком увлекшихся, жадных грибников. Пока они прятались от стаи кабанов, которых Леший на них натравил, сам старик нашел их машину, а в ней большую коробку. Да и прихватил ее в качестве трофея.

Новости были обыденные, из получасового эфира новостей старик понял — ничего интересного сегодня нигде не произошло.

Да и в жизни Лешего уже давно ничего интересного не происходило. Как только два его брата в начале девятнадцатого века ушли, лес стал не таким пышным и цветущим. Энергетика духов леса всегда благоприятно влияла на сами владения, в которых они обитают. Поэтому, когда двое братьев отправились смотреть большой мир, как выразился средний, лес стал не таким урожайным. Не редко гибли деревья, разбегалась живность, оставляя свои норы и гнезда.

Развлекал себя, как мог, иногда пугал до чертиков пьяные компании из близлежащих деревень, да сурово наказывал таких же пьяных охотников, которые забавы ради палили в живность направо и налево. Иногда помогал заблудшим зевакам, если они, конечно, вели себя в лесу прилежно. Не мусорили, не жадничали, собирая грибы или ягоду. Тогда Леший насылал наваждение, которое выводило их на верный путь. В общем, Леший был нечистью грозной, но справедливой. Если к его лесу относились с уважением, то и он мог помочь в случае чего. Стаю волков отогнать, медведя грозного приструнить, который по случайности нарвался на человека. Но в обратном случае, мог сделать так, что не выбраться из леса невежде, какими бы он современными компасами и навигаторами не запасся в дорогу.

Выключив телевизор, старик поднялся с продавленного, скрипучего кресла, потянулся и вышел из сторожки, осмотревшись в лесу. Выглядел он как человек, точнее это обличие было ему привычным. Леший мог обращаться любым зверем, а когда он принимал свое настоящее обличие в виде грозного, трехметрового древня, он уже и позабыл.

На крыльце сторожки стоял крепкий старичок с седой бородой, одетый в старые, не брендовые вещи. Высокие сапоги, серые, свободные штаны, клетчатая рубаха с закатанными рукавами и безрукавка поверх нее.

Он уже хотел вернуться в сторожку, но услышал отдаленно тихий скулеж. Навострившись, Леший снова осмотрелся, и пошел в ту сторону, откуда доносились звуки.

Идти пришлось далеко, практически с километр, к самой окраине леса. По мере приближения Леший более отчетливо разбирал звуки, и понял, что слышит он на самом деле плач.

Притаившись у большого дерева, Леший осторожно выглянул, увидев в десятке метров девочку лет восьми, что сидела на старом бревне, которое раньше было поваленным деревом. Светлые волосы были заплетены в две косички, одета она была в легкую, белую ветровку и джинсы.

Весь день было пасмурно, но к вечеру уже собирался дождь, потемнело довольно быстро, ветер в кронах деревьев усиливался.

Может, потерялась, думал Леший, и решил узнать у нее лично, что же стряслось. Он вышел из-за дерева, и окликнул девчонку.

— Эй, чего хнычешь? Чегось случилось? — привычно для себя гаркнул Леший.

Девочка вздрогнула, обернулась, но при виде старика ей было куда спокойнее, чем когда она видела тех двух мужчин в странных, серых формах, которые смотрели на нее, как на кусок мяса.

— Заблудилась небось? Я это, дорогу могу показать, — подходя ближе, говорил старик. Девочка продолжала плакать, но отрицательно помотала головой, — где твои родители, чего одна тут делаешь на ночь глядя?

— Папа-а, — тихо всхлипнула девочка.

— Чего папа? — Леший переступил бревно, на котором сидела девочка, внимательно осмотрел и присел неподалеку, придерживая рукой поясницу, — ну, говори, где твой папа.

Почему-то, даже после произошедшего девочка не испугалась старика. Может, она знала, что все старики добрые, а может то, что у Лешего не было плохих намерений, повлияло на нее.

— Папа меня из гостей вез, но по дороге какие-то два дяди помахали нам, и папа остановился, — девочка снова всхлипнула, обняв себя за плечи, — они с ним разговаривали долго, и на меня еще смотрели, пальцем показывали. Папа их бить начал, а они его-о, — она снова зашлась плачем.

Леший не торопил, терпеливо ждал, когда девочка договорит.

— Папа из машины меня выгнал, велел в лес бежать и прятаться. Сказал, что вернется за мной, — продолжала всхлипывать девочка, — но за весь день он не вернулся-я…

Дослушав историю, Леший покачал головой, посмотрев в сторону, где через пару километров кончался лес, и пролегала дорога.

— Эк дела, дела, — Леший снова покачал головой, примерно понимая, кто и зачем остановил их автомобиль, — звать-то тебя как?

— Аня, — всхлипнула девочка.

— Слушай, Аня, дождь сейчас собирается, да и темно уж скоро будет. Пошли в сторожку мою, там ночь переждешь, не замерзнешь хотя бы. А утром и будем думать, как быть с твоей бедой, — предложил Леший.

— А папа придет за мной? — наивно спросила девочка.

— Вот это мы, Аня, завтра и выясним, — сказал Леший, поднявшись с бревна, — пойдем, негоже здесь оставаться, отморозишь себе ночью все.

Не без опаски, но девочка согласилась пойти за стариком, который показался ей добрым. Знала бы она, как Леший иногда наказывает тех, кто лес его не уважает и оскверняет, при одном его виде побежала бы прочь. Но Леший, нечисть пусть и грозная, но справедливая.

Когда пришли, уже смеркалось, а девочка была уставшая. Старик завел Аню в сторожку, где уже топилась давно не использованная печь. Недалеко от печки стоял топчан со старым матрасом, заправленным чистой простыней, а на небольшой кухне на столе уже стояла алюминиевая кружка со свежим, ягодным чаем.

— В общем, чаю попей, да спать ложись, утро вечера мудренее.

Девочка была на удивление кроткая, пусть и взволнованная отсутствием отца, который за весь пасмурный день так и не пришел за дочкой.

Аня выпила чай, и прошла в зал, где Леший указал ей на топчан. Девочка улеглась прямо в куртке, и долго не могла уснуть с тяжелым сердцем. Леший таки дождался, когда малявка уснет, и ушел в лес, прихватив свою клюку.

Он шел к тому месту, где нашел несчастную девочку, а рядом с ним появилось небольшое, мохнатое, темное и тощее существо. Передвигалось оно шустро и на четвереньках, морда его так же была поросшая шерстью.

— Чего это ты хозяин, совсем от старости заскучал, что теперь детей к себе в избу волочешь, да чаем поишь своим? — писклявым, ехидным голосом спросило существо.

— Горе у дитя, невежда ты, а не домовой, — Леший огрел существо по спине клюкой, что оно проскулило, — зеки похоже тут проходили, да машину остановили, где она с отцом ехала.

— О-о-о, беда-беда-а, — протянуло существо, продолжая идти вровень с Лешим.

Вскоре они подошли к окраине леса, увидев вдалеке огни проблесковых маячков. Леший сразу понял — полиция.

Он увидел издалека два полицейских автомобиля и карету скорой помощи. Других автомобилей кроме служебных не было. Они крутились вокруг мужчины в форме заключенного, лицо его было опухшим от синяков, ссадин и гематом. Переодели убитого отца девочки — еще одна мысль посетила старика. Беглые заключенные были явлением редким, но не исключительным. Несколько раз Лешему выдавалась возможность наказать этих невежд, потому что вежливости от таких, да тем более в глухом лесу точно не дождешься.

— Эх-х, жаль лесом не пошли, дезертиры проклятые, — Леший нахмурился, — пошли обратно. Как я уже и сказал, что делать с девочкой, будем думать утром.

— Так может сейчас ее к этим и привести? Они ее домой, и отвезут, — просипел домовой.

Леший сжал кулаки от злобы, и замахнулся клюкой на домового, что тот сжался.

— Я тебя сейчас сам им отдам. Пошли, говорю, негоже дитя тревожить, весь день в лесу была, устала. Пусть отдохнет, а утром захочет, так сама скажет, куда ей нужно, — сказал Леший, и вместе с домовым они направились в обратный путь к сторожке.

Бабушку и дедушку по линии отца Олеся никогда не видела, и родители никогда о них не говорили. А может, и говорили, только Олеся этого никогда не слышала. Мама девочки и сама довольно мало знала о родителях своего мужа, он об этом не распространялся, а когда появлялся малейший намек на расспросы, тот сразу мрачнел и пресекал любые дальнейшие разговоры на эту тему. В последний раз отец занимался герметичностью старого, пластикового окна в их с супругой комнате, пенил стыки. На замечание супруги, что лучше купить новое окно, он отмахивался.

— Вова, ну ты посмотри, оно уж старое все, весь пластик пожелтел, — говорила женщина, но отец на это отмахнулся.

— Очистить можно.

— Родители тебя, что ли так научили, вечно какой-то хлам сохранить пытаешься, — буркнула женщина.

Опять тема зашла о родителях, и мужчина, не закончив последний стык, поставил баллон пены на прикроватную тумбочку, вышел из комнаты. А надо сказать, была уже глубокая осень, и негерметичное окно поспособствовало серьезному снижению температуры в маленькой комнатушке, а посему и супруга Вовы не пожелала там оставаться. Она закрыла дверь в комнату и выключила свет, когда с трубки баллона на тумбочку капнула пена.  

Что тут сказать, не бывает идеальных семей, но в данном случае это было лишь незнание о, возможно прошлой жизни Владимира, а не какая-то явная проблема, доставляющая хлопот в семейной жизни. Но Катя, жена Вовы была женщина с характером, она даже пообещала, что узнает все о родителях своего мужа. Пусть не сейчас, а через месяц, год или даже десять лет, но узнает. Целеустремленная была Катя, и молчание мужа, подрывающее ее целеустремленность, могло ее даже злить. Были у нее, конечно, подозрения о том, что экономность Вовы вызвана какими-то странными денежными переводами его отцу. О том, что это за долг такой он хочет перед отцом отработать, Вова так же умалчивал.

В последний раз она решила мягко отомстить мужу. Взяла его витамины, которые Вова пил для улучшения памяти, по его словам выписанные врачом в частной клинике за немалую сумму денег, пересыпала их в другой сосуд, а в нужную тару насыпала других таблеток, так же покрытых тонкой, пленочной оболочкой. Посмотрим, как у тебя будет с памятью теперь, милый.

Сначала Катя, едва не потирая руки с ехидством наблюдала, как муж выпивает таблетки, но через пару дней у нее это совсем вылетело из головы. Да и повод на то был, у Олеси, любимой дочки был ее пятый день рождения, о чем она не забывала периодически напоминать родителям примерно за неделю до самого события.

В этот день подготовка шла полным ходом. Съездили в гипермаркет, где щедро закупались и брали то, на что укажет дочка, но без особого разгула, ведь Олесе прямо с утра были вручены подарки.

В гипермаркет за рулем ехала супруга, потому что Вова сказал, что не выспался и боится создать аварийную ситуацию на дороге.

Вечером в квартире собрались родители Кати, лучший друг Вовы Никита и его супруга с двумя детьми, которые основное время проводили в зале. А взрослые, поздравив Олесю с днем рождения, отмечали это уже по-взрослому. Днем Вова чувствовал себя неважно, а вечером, сходив в уборную, сослался на неважное самочувствие и покинул застолье. Он ушел в комнату, где было прохладнее. В ту комнату, которую Катя предварительно закрыла перед приходом гостей. Будут они еще позориться таким видом, который открывался из зала.

Катю поспрашивали, почему Вова покинул застолье, та сразу вспомнила его слова о том, что не выспался, и передала из рук в руки, на том и продолжили маленький банкет.

Долго Володя не выходил из комнаты, и вскоре это заметила Олеся, когда они смотрели по телевизору «Король Лев». Из-за гомона с кухни пришлось прибавить звук, чтобы хоть разбирать слова. И на моменте, когда Шрам вцепился когтями в лапы Муфасы, тем самым удержав его от падения в пропасть, обеспокоенная Олеся пошла в комнату к отцу, а по пути зашла на кухню и взяла пачку печенья и баллончик с взбитыми сливками, чтобы угостить папу, вдруг ему там грустно одному? Девочка очень сильно любила отца, потому что он и сам любил ее больше всего, что было в его жизни, и оберегал как только мог.

Олеся прошла в прохладную комнату, из незаконченного стыка тянуло холодом. Она увидела папу, что лежал на кровати с прикрытыми глазами.

— Па-ап, — протянула девочка.

Открыв глаза, Вова сразу посмотрел на дочь и улыбнулся ей. Присел на кровати и протянул руки к девочке.

— Иди ко мне, моя радость, — с теплотой сказал Вова, и Олеся подошла.

Он усадил дочку на ноги, немного покачал, поиграл в кочки-кочки-яма под ее задорный смех, поцеловал малышку в волосы.

— Я тебе печеньки принесла, — сказала Олеся.

Вова опустил голову и посмотрел на пачку печенья, на плечо Олеси капнула капелька испарины с его лба.

— Я не хочу, малышка, — улыбнулся Вова и достал из пачки одну штуку, — а вот свою радость угостить надо.

Он взял баллончик, Олеся смотрела на то, как красивым узором пенка на печеньке складывается в пирамидку. Как только пирамидка была уложена на угощение, он поднес ее к губам дочери, но та поджала губы.

— Я тоже не хочу, не завтрак же, — сказала Олеся.

— Не обижай папу, маленькая, — сказал Вова, и дочка разомкнула губки, — во-от, умничка моя.

Володя смотрел, как дочка кушает печенье с взбитыми сливками, которые прилипают к ее губам. Девочка жевала печенье без особого аппетита, и с трудом сглотнула.

— Вот, а теперь десерт, — улыбнулся Вова, — открывай ротик.

И когда Олеся вновь разомкнула губы, между которых тянулись ниточки взбитых сливок, он сложил точно такую же пирамидку из сливок на ее языке.

— Нравится? — спросил Вова. Девочка покивала, снова сглотнула, и он угостил ее снова.

Девочка уже довольно хихикала, принимая очередную порцию взбитых сливок, подхватил ее волну и отец, периодически обнимая дочку и целуя в волосы.

***

Шумное застолье продолжалось, и обещало закончиться лишь через несколько долгих часов, алкоголя на столе еще было вдоволь и по горло. Забывшись, Катя первое время не обращала внимания на долгое отсутствие мужа, но все-таки спохватилась. Извинившись, она вышла из кухни, двое детей друга Вовы продолжали смотреть телевизор.

Алкоголь быстро пробирал Катю, от чего она неловко пошатнулась, выйдя из кухни.

— Где Олеся? — спросила она.

Двое синхронно указали ей на приоткрытую дверь в комнату, которую Катя закрыла до прихода гостей. Увидев в небольшую щель изуродованные косяки окна, Катя про себя выругалась и прошла к комнате. Она открыла дверь, только открыла рот для возмущений, но в это же мгновение сразу оцепенела, мгновенно протрезвела и все внутри провалилось.

На кровати сидел Вова, держал на руках обмякшую Олесю, а около ее лица держал баллон с монтажной пеной, кончик трубочки которой был у губ девочки, и выпускал уже остатки содержимого в горло дочери. Изо рта уже мертвой Олеси сочилась пористая, кровавая пена, языки которой скрючивались на ковре и извивались, а Вова периодически покачивал на руках дочку и целовал ее в волосы. У его ног валялась пачка с печеньем и баллончик с взбитыми сливками.

Катя заледенела, ее сердце едва не остановилось, и она заорала во все горло…

***

Скрутили Володю быстро и оттащили его от уже мертвой Олеси, спасти которую не удалось. Прибывшим медикам оставалось только констатировать смерть девочки. Володю передали в руки полиции, и на допросе он не мог ответить ничего внятного, лишь твердил о том, что, как и всегда кормил свою малышку взбитыми сливками из баллончика, и все было нормально. В связи с такими показаниями был принудительно отправлен на психиатрическую экспертизу, которая признала его абсолютно невменяемым.

На похоронах Олеси Катя от плохого самочувствия едва не свалилась в могилу, когда кидала туда горсть земли. Горе ее было такое, что она сама хотела свести счеты с жизнью, ведь за полчаса потерять и мужа, и любимую дочь…

Катя выставила квартиру на продажу и уехала к родителям до того момента, пока ее не засобираются купить. Жила она на другом конце города, где в один из дней ее, выходящую утром с мусорным пакетом, встретил пожилой, но в хорошей форме мужчина.

Она его сразу узнала, это был отец Вовы. На глаза Кати сразу навернулись слезы.

— Я не мог прийти на похороны, но я сожалею, — помрачнел мужчина.

Катя подошла к нему, и злобно выпалила.

— О чем вы сожалеете? Что не сказали, что ваш сын невменяемый урод!? Об этом вы сожалеете!? Сказать, что он сделал?

— Я сожалею вашей утрате, можете не рассказывать, — поникшим голосом сказал мужчина, — этого не должно было случиться. Этого не могло произойти.

— Чего не могло произойти? А? Чего? — она уже срывалась на рыдания.

— Это у него было от матери, — вздохнул мужчина, — просто выслушайте.

Катя замерла, хотела послать его куда подальше, но все же давний интерес дал о себе знать.

— Я не хочу приукрашивать, и не собираюсь. У Лены, моей жены, была неизученная форма психоза, которая не поддавалась стандартным методам лечения или сдерживания. Проявилось совсем недавно до того, как она ну… с собой покончила, не выдержала. Эти же предвестники у Володи нашли, но к тому времени я уже понимал, что тянуть нельзя, и в Москву его отвез. Мурыжили его долго там, месяца полтора я сына не видел, но лекарство нашли. Нет, не для лечения, а для сдерживания симптомов психоза. За хорошую сумму и договор поставки пообещали, что если будет принимать, то будет как нормальный человек, даже справки желтой не дадут.

Глаза мужчины блеснули от слез, он тихо всхлипнул.

— Первое время я сам оплачивал лекарства, а сынок то на поправку пошел, для меня это самое главное было. Ну а потом на ноги встал, и сам уже все оплачивал, и даже помогал с деньгами, благодарил якобы за помощь, да мне то оно зачем, главное, что Вовка здоров! Видимо, обманули меня, или сам он не принял лекарства, — мужчина достал из кармана платок, утер слезы на щеках, — ты уж извини за драму эту, да только я сам поверить не могу, что так случилось.

На этих словах мужчина развернулся, и пошел прочь, оставив Катю у подъезда с округленными, полными слез глазами. Она вспомнила, теперь вспомнила, как поменяла витамины Вовы на другие таблетки. Пакет с мусором выпал из рук Кати.

Она хотела узнать о родителях мужа правду — она узнала.