MariaSelesta

— Скорее всего, да, — серьезно нахмурилась Анька, — волки по своей воле из леса сытые не выйдут, как и насекомые, если они тоже из леса.

— Да все оттуда, — отмахнулся Олег.

Дошли они до поселка, прошли к дому Олега, да и указал он, откуда волки пришли, да насекомые летят.

Мошек на самом деле было слишком много, даже через чур.

— В лес нужно, там ответ и найдем, — сказала Анька, и пошла вперед, — со мной пойдет кто?

Помедлив, вызвался только Витя, да и то с толчка друзей, и вдвоем они приближались к лесополосе.

— А кто там может быть? — спросил Витя, когда они с Анькой шли к лесу.

— Только одного знаю, кто зверье может да насекомых натравливать, — задумалась Анька, но озвучила те мысли, которые никак не могла допустить, — Леший…

В это время они уже зашли в лес, из которого валили толпы мошкары да других насекомых.

— Леший? А он опасен? — спросил Витя, отмахиваясь от полчищ мошки и слепней, что летели из леса.

— Если только захочет, — задумчиво сказала Анька.

Внезапно, они услышали грохот. Земля сотряслась, а из-за дерева в нескольких метрах от них показалась крупная фигура.

Это был черный, обугленный древень ростом под четыре метра. Он, сотрясая землю своими шагами, вышел из укрытия, по всему его телу стекала густая смола, как и с его когтистых, черных рук.

Анька и Витя тут же застопорились на месте, сглотнув от страха.

Древень протянул левую руку в их сторону, из которой вырвались гнилые корни, опутав тела Аньки и Вити. Злобная пасть древня, тут же утробно заклокотала.

— Чего-о вам надо-о в моем лесу-у!? Всех изведу-у, паршивцы двуногие-е!

Неожиданно, за их спинами показалась старуха с маленькой корзинкой, которая начала разбрасывать вокруг Вити и Аньки дымящиеся мешочки, и тихо бормотала что-то.

Дым, окуривая черные корни, расслаблял их, что вскоре Аня и Витя оказались свободны, а лоскотуха набросала этих мешочков под самого древня, так же бормоча, от чего он начал покачиваться.

— Всех задеру-у-у! — ворчал древень, — я ничего не вижу-у-у!

— Тебе полезно будет, — проворчала лоскотуха, посмотрев на Аньку и Витю, — а ну, чешите отсюда, нече вам тут делать, мелочь.

Анька и Витя, убежав по наставлению старухи, вернулись в поселок, где они все вместе встретили лоскотуху. От агрессивных насекомых не было никакого спаса, поэтому друзья разбежались по домам, а Анька с бабкой направилась в свой лес.

Леший сидел на своем продавленном кресле, смотря телевизор, а лоскотуха, войдя в избу, даже не знала, с чего начать.

— Беда у нас, Лешушка, страшная беда.

— Чего еще? — гаркнул старик.

— Хозяин у лесов над поселком появился, — сказала лоскотуха, от чего Леший сразу вскочил с кресла.

— Это какой еще хозяин!? Отродясь лес сам по себе был, не было там никаких хозяев! — выпалил Леший.

— Вот именно-то, Лешушка, вот именно. Только хозяин там появился не простой, — тихо всхлипнула лоскотуха, — а Черный Леший! Чуть мальцов не задрал наших.

Выслушав лоскотуху, Леший снова упал на кресло.

— Ты что несешь, нечисть старая? Привиделось тебе чего? — озлобился Леший, — ты мне прекрати тут, а то я тебе покажу Черного Лешего!

— Ну-ка, Анька, говори, — махнула лоскотуха на внучку.

— Большой он был, как сгоревшее дерево, да только смола по нему черная текла, — вздрогнула Анька, — все зверье на поселок спустил, да насекомых. Нас чуть с Витей не схватил, да бабушка подоспела вовремя.

Выслушав Аньку, Леший еще несколько минут молчал, хлопая округленными глазами.

— Эк беда, беда, — Леший шумно выдохнул, — я, почитай, как лет семьсот не видел Черных Леших. Те еще! Да бесам порой не чета.

Леший поднялся со своего кресла.

— А чем они хуже, деда? — спросила Анька.

— Вот пойдем, там и расскажу. До поселка далеко идти, все успеешь выслушать, — сказал старик, покинув избу вместе с лоскотухой и Анькой.

Лёнька в это время ушел на речку с Потапычем, покуда Леший запретил им в одно время мыться с Анькой, поэтому Лёня, вернувшийся в избу, никого уже в ней не застал, даже лоскотухи, привычно сидящей на своем сундуке.

По дороге Леший, шумно вдохнув, начал рассказывать.

— Много Леших есть по всей земле Русской, всех-то мне и не счесть, повидал я их немало за свою жизнь. Вот только мы, Лешие, как домовые, владения у нас свои должны быть, лес свой. Без дома мы, как без рук и без головы. Лишь однажды видывал я, как Леший дом свой потерял, прогнали его оттуда чужеземцы, слишком упрямый был хозяин леса, да с туземцами ладить не хотел. Вот и прогнали его из собственного леса, будь им пусто. А Леший, не найдя себе места, постепенно с ума сошел, да в путь пошел, на первый попавшийся лес позарился, даже не занятый никем, порядки там наводить. Только порядки у него были своеобразные. Боялся Черный Леший за свой лес, да все, что рядом было, изводить начал лютой хворью. Всех зверей, всех насекомых натравливал, лишь бы выжить недоброжелателя.

— А как его сдюжить, деда? Он ведь поселок совсем изведет, — Анька поджала губы.

— Для начала, поговорить с ним надо, — шумно выдохнул Леший, — но не абы кому, а ему подобному. Поэтому, я с вами и иду.

— Да что ж он, не нечисть что ли, не поймет своих? — возмутилась лоскотуха.

— Нечисть то он нечисть, да только в голове у него неладно, так что договориться непросто будет. Но я попробую, — ответил Леший.

В поселке их встретили полчища мошек, слепней и ос, которые беспамятно бросались на всех, кого только встретят, облепляли дома, редкие машины и деревья. Деревня затихла, все по домам попрятались от наваждения, и только благодаря старику насекомые обходили стороной лесную семью.

Лоскотуха на всякий случай поджигала травы в своих мешочках, используя дивную, трофейную зажигалку Лешего.

Около самого леса старик дал всем один наказ идти вперед, который Анька и лоскотуха выполнили беспрекословно. Они вдвоем пошли в злосчастный лес, прошли почти пятьсот метров, там их и подловил Черный Леший, выглянув из-за дерева с куском мокрой глины в древесной руке.

— Попробуй меня только еще раз заворожить, старуха! — вспылил Черный Леший, метнув ком мокрой глины в лоскотуху и Аньку.

Анька и лоскотуха предчувствовали, когда пригнуться, от чего ком пролетел мимо. Они снова выпрямились, и пошли в его сторону.

— Проваливайте из моего леса-а-а! — утробно рычал древень, запустив еще один ком сырой глины в Аньку и лоскотуху.

— Не понимаешь по-хорошему!? — за спиной Ани и бабки раздался грозный голос Лешего. Те посторонились, когда Черный Леший снова зачерпнул глины.

Увидев своего потенциального собрата, Лешак ненадолго замешкался, замер.

— Что тебе надо-о-о? — заклокотал Лешак, выпрямившись.

— А чтоб ты, нечисть поганая, угомонился уже! На кой ляд ты деревню изводишь, да хмарь на люд простой насылаешь!? — закричал старик.

— Это мо-ой лес! Никого не подпущу-у-у! — злобно ответил Лешак.

— Да нужен ты кому больно, юродивый, чтобы зариться на лес этот! Да и не твой это лес, опомнись ты, наконец, ирод треклятый! — выругался Леший.

— А че-ей!? Твой!? Лес мой забрать хочешь? — Лешак замахнулся, прорычал напоследок, — убирайся, откуда вылез, исполин!

И бросил кусок сырой глины, залепив старику злобное от возмущения лицо.

— Ой, батюшки, — испуганно охнула лоскотуха и взяла Аньку под руку, — оть это он зря, конечно.

Бабка отвела Аню чуть дальше, а Леший, отплевавшись, поднял полные ярости глаза на Лешака.

— Не хочешь по-хорошему? Значит, будем по-плохому, — в небе громыхнуло, старик начал идти вперед, а облик его стремительно менялся.

Леший увеличивался в размере, кожа покрывалась крепкой корой и, под удивленный и испуганный взгляд Аньки он подходил к Лешаку уже в своем настоящем облике. То был огромный древень, под стать Черному Лешему, ноги здоровенные, руки, как две трубы толстенные, все тело корой покрыто, лианы все тело обвивают, да с рук ног свисают. Клюка старика обратилась огромной дубиной, которой Леший с размаху приласкал Лешака по его голове.

Черный Леший от такого удара едва не свалился, с трудом удержав равновесие. Черная, смолистая кора местами растрескалась, осыпавшись на траву. Над поселком уже нависли черные тучи, не предвещающие ничего хорошего.

Рассвирепев, Лешак замахнулся кулачищем, стукнув старика в грудь, что тот попятился, а лоскотуха в очередной раз охнула, когда от его груди куски коры посыпались.

— Угомонись ты уже! — прорычал старик, а в небе громыхнуло.

— Сейчас я тебя сам угомоню, — клокотал Лешак, и взялся за ствол маленькой березы.

Под ошалелые взгляды он обломал дерево в двух местах, у самого основания и чуть дальше, взяв добытый трофей как дубину.

— Какого ляда ты творишь, собака ты окаянная!? — свирепел старик, — кто же в своем лесу живность то губит!? Ирод ты, а не Леший! Я тебя уму-разуму то научу!

Но ответом послужил замах березового ствола, и Лешак сбил с ног старика, да отбросил. С жутким грохотом Леший упал в нескольких метров от того места, где его приласкал Черный Леший.

Лешак в конец озверел, начал махать своей березой направо и налево, Анька и лоскотуха еле ноги унесли. Он нападал на старика, а тот с трудом отбивался от взбешенной нечисти. Гроза нагрянула практически сразу же, как только налетели тучи. Дождь хлынул знатный, молнии сверкали часто, а ветер был лютый, шквальный. Дрались два Леших, да силы их были не равны. Черная смола попадала на старика, расползалась да сковывала его движения. Так и победил бы его Лешак, да перед очередным замахом ему прямо в глаз прилетел маленький комок сырой глины.

Не сумев ударить, Лешак взревел в порыве ярости, да заметил Аньку, а за ней по лесу гурьбой шли Витя и Олег с Лехой. Вот только за ними были еще двое мужчин с ружьями наперевес.

Мужики, завидев то, что творится в лесу, открестились, но назад не сдали. Олег собрал друзей, когда дождь начался, да насекомым лютовать не позволял. Объяснили ребята, что в лесу проблема затаилась, и надобно помочь, чтобы извести нечистую силу. Мужики, коими были отец Олега и дедушка Лехи, отнеслись скептично, но идти решились, все-таки хмарь лютая на поселок напала, и решать что-то было нужно, пока совсем не извели жильцов насекомые да зверье лесное.

— Цельтесь в глаза! — закричала Анька, и вместе с пацанами, пока Лешак не замахнулся, начала забрасывать комьями мокрой глины и земли недруга.

Лешак взревел от злости, уже хотел бить вслепую, но тут раздался оглушающий выстрел.

Первым выстрелил отец Олега, дробь попала в грудь Лешаку, разметав вокруг смолянистую кору. Взревел Лешак, да уже от боли, и пятиться начал.

Второй выстрелил дедушка Лехи, попал тоже в грудь, заставив Лешака злобно зарычать.

Леший уже оправился, и замахнулся, дубиной своей выбил березовый ствол из руки недруга, да сам колотить его начал беспощадно. В Лешака летели комья грязи, пацаны додумались кидать тяжелые камни, мужики продолжали стрелять во врага, а старик колотил его своей дубиной.

Лешак не мог сопротивляться, загнали они его еще метров на двести в лес, не прекращая обстрелы и избиения. Лоскотуха просто шла рядом, она понимала, что ее помощь уже не потребуется

Очередной удар пришелся Лешаку по спине, следом раздались выстрелы, и несколько комьев грязи залепили и без того измазанное смолой лицо Лешака.

— Хватит! ХВАТИТ! — гаркнул Лешак, опустившись на колени, — сдаюсь я, сдаюсь! Не губите только, молю, не губите!

— Я говорил тебе, угомонись! — крикнул Леший, еще раз ударив его по спине, и глянул на мужиков и ребят с Анькой, — хватит ему.

Под ошарашенные взгляды мужиков и ребят, Леший обратился из огромного древня привычным стариком, а вместо дубины в руке держал клюку.

— Хватит, прекратите! — голос Лешака уже был на несколько тонов выше, он стоял на коленях, опустив голову, а из глаз капала смола.

Дождь постепенно утихал, как и ветер, а небо все реже разражалось молниями.

— Вот и сдюжили мы тебя, юродивый, — под конец фразы Леший смешливо крякнул, — что ж ты думал, против всего мира выстоишь? Добро ведь, оно тоже с кулаками.

— Понял я все, понял, не губите только, всех богов молю! — Лешак совсем расплакался, его клокочущий, злобный голос сменился жалким, слезливым.

— Да на кой ляд ты сдался здесь кому, ирод! Только оступился ты, да оступился серьезно. Законы лесные чтить должен, а ты в лес пришел, хозяйничать сразу начал, так еще и дерево сгубил! Да как ты можешь этот лес своим называть, раз ломаешь тут все налево и направо!? — Леший огрел сородича клюкой по голове нерадивой, и тот снова всхлипнул, — какого ляда у тебя случилось, почему дом свой оставил?

Лешак всхлипнул еще раз, да начал свой рассказ.

— Твари невиданные мой лес заполонили! Формы у них нет, будто из глины их всех слепили, все хрипят, ворчат да клокочут, а говорить не могут. Их на большой земле Гриммерами называют. Прогнать я их хотел, а они как кинутся на меня все разом, облепили меня, у кого-то зубы повырастали, кусать начали, еле ноги унес! Прогнали они меня из леса моего, да в другие я боялся соваться! А потом вот…

— Гриммеры, значится, — задумался старик, почесав под бородой, — вот видишь, на что твари невиданные способны, потому что вместе все держались, да даже тебя смогли, хозяина леса прогнать! А ты, бестолочь что же, в одиночку решил против всего мира!?

На этих словах старик снова огрел Лешака клюкой.

— Да не знаю я, что нашло на меня, братушка, не знаю! Не ведал, что творил я! — взмолился Лешак.

— Оно и понятно, лес потерять, это горе то еще. В общем, слушай меня внимательно, — Леший сделал еще шаг в сторону сородича, — в лесу этом можешь жить, хранителем его быть, а тварей этих не трогай. У меня они тоже завелись, да без надобности им кто-либо, коли сам не полезешь к ним. Обживайся здесь, никто тебя не погонит. Но если снова лютовать будешь, да местных стращать, больше тебя жалеть не будем, понял ты меня, юродивый!? — гаркнул старик, что в небе снова громыхнуло.

— Понял, понял! — всхлипнул Лешак.

— Ладно, поверю на первый раз, — сказал Леший, посмотрев на бабку и Аньку, — пойдем бабка, вон, внучка уж продрогла вся под дождем.

Лешак поднял голову, посмотрел заплаканными глазами на девочку.

— Внучка? — удивленно спросил Черный Леший, — а… как это?

— А вот так, — гаркнул старик, — не надо бестолочью быть, как ты! Коли я люд простой изводил, разве ж появилась бы у меня такая внучка прекрасная!? Вот и думай, остолоп окаянный, — Леший в последний раз огрел сородича клюкой, и уже все вместе, победившие страшную напасть, направились на выход из леса.

По лесу шли молча, мужики в раздумьях все были, ребята тоже, а Анька подрагивала от холода, но смущенно улыбалась. Слова старика приятно отзывались в ее сердечке.

Вернувшись в поселок, мужики охнули от увиденного. На улицах не было ни одного насекомого, хотя дождь уже прекратился. Все было тихо, и изумленные люди начали постепенно выходить из своих домов.

— Давай-ка, Игорь, ко мне пойдем, да по маленькой, — сказал Иван, отец Олега, и посмотрел на Лешего, — есть что обсудить.

— Как скажешь, — Игорь подошел к старику, протянув ему руку, — спасибо за помощь, уж не знали, в какие инстанции звонить, чтобы помогли. Как вас зовут-то? Я Игорь, это друг мой, Ваня.

— Можно и без благодарностей, — отмахнулся старик, и крепко пожал руку Игорю, — раз Леший я, Лешим и зовите, мне все одно.

Мужики обменялись со стариком рукопожатиями, ребята разошлись по домам, а Леший вместе с Анькой и лоскотухой возвращались в свои угодья.

— Давай-ка, старая, баньку сразу топи, да попарь внучку хорошенько, она вон промерзла вся. Не хватало простуды нам тут еще, — дал наказ Леший.

Лоскотуха прошла в баню, а Анька вдруг подошла к старику, и крепко его обняла, что он даже удивился.

— Чегой-то ты, Анька?

— Спасибо, деда, — Анька обняла старика за шею, поцеловала его в щеку и проскочила в баню, оставив Лешего наедине со своими мыслями.

Старик не успел даже сказать, чтобы вещей чистых из избы взяла. Да и ладно, забылись совсем после такого переполоха, сам вещей лоскотухе передаст.

В избе старик рассказал Лёньке, что приключилось в далеком лесу.

— Вот так воть и сдюжили поганца всем миром, мужики местные еще помогли. Молодцы, понимают, что одно дело делаем, — подытожил Леший.

— Ну и дела, — Лёня покачал головой, удивленными глазами смотря на старика, — но, получается, что он не совсем с ума сошел? Иначе как бы вы поговорить смогли?

— Тут твоя правда, Лёнька. Благо, что недавно совсем с ним это приключилось, когда гады неизведанные начали по лесам шастать, Гриммеры, — старик смешливо крякнул, — будь им пусто. Не успел сородич мой с ума сойти окончательно, а то глядишь и того, — Леший отвел угрюмый взгляд от внука, — прибить бы пришлось, коль не успокоился бы.

— А разве можно так, деда? — спросил поникший Лёнька.

— Нет, конечно! — возмущенно гаркнул старик, — только коли выбора не оставил он, пришлось бы и так.

Вскоре в сенях началась возня, и в избу вернулась лоскотуха с Анькой, что сразу улеглась на топчан не далеко от Лёньки. Свежая, с легким румянцем на щеках, девчонка была в теплых штанах и свободной рубашке, а ее влажные волосы приятно пахли чем-то травяным. Не успел Лёнька сестрой названой налюбоваться, да Леший всех на ужин отправил, а после сразу спать. Анька улеглась на топчан, старик укрыл ее теплым пледом, а для Лёньки в таком возрасте полагалось уже отдельное место. Комнату они с лоскотухой обустроили в избе, где в основном вещи были, да кровать для внука, где он только спал. Не любил он в своей комнате сидеть, все на старое место облюбованное тянулся, да никто и не запрещал.

***

Оставшееся лето прошло без приключений. Анька часто гуляла с друзьями, а ее отношения с Витей крепли. Помимо встреч с друзьями Аня у лоскотухи обучалась ведовству, как с травами ладить, да обряды разные делать. Лёнька все с Лешим по лесу ходил, да трофейные книги читал, а когда те кончились, просил лоскотуху из деревень помимо продуктов приносить еще и чтиво. Просьба была исполнена беспрекословно, и Лёнька все больше читал, а шкаф в его комнате помимо одежды пополнялся еще и стопками книг.

Поселок от напасти июньской оправлялся долго, но все вернулось в привычное русло, а Лешак угодья свои новые принимал, да сам оправлялся от пережитой беды. Вскоре его и зверье принимало без наваждений магических, а местные, прознав про нового хозяина леса, подношения ему делали разные, дабы задобрить. Старик периодически наведывался, чтобы убедиться в том, что не лютует нечисть пришлая, и уходил со спокойной душой. Все было хорошо.

Как Леший и предполагал, Гриммеры никак не вредили ни лесу, ни его обитателям. Днями прятались неизвестно где, а ночами по лесу бродили.

Беда, нависшая над семьей, дала знать о себе в августе с новой силой, когда листья раньше времени желтеть начали, да с деревьев опадать.

Горевал Леший, что лес так рано в спячку собирается, но дело делать было нужно, поэтому после очередного ужина не отправил всех спать, а велел задержаться. Лоскотуха понимала, что разговор тяжелый будет, поэтому спустилась в подпол, откуда банку с бродиловом вынесла. Взяла две кружки алюминиевые, налила себе и хозяину. На расспросы внуков о том, что это, было сказано, что рано им еще.

Опрокинул старик первую кружку в несколько глотков, поморщился и пододвинул к бабке, а когда та снова налила, заговорил.

— В общем, пора подумать на серьезный лад, что с хмарью этой делать. Что в лесу твориться нашем, думаю, видели сами, спать уже засобиралась природа, да рано еще. Ой, как рано. Неведомо мне, что на большой земле делается, да нет у нас времени ждать, пока умные головы там придумают что-нибудь. Почитай годы пройдут, а лес однажды вообще не проснется, тогда быть беде.

— Какая беда, деда? — спросила Анька.

Леший осушил еще половину кружки, поставив ее на стол.

— Погибнет лес, и я следом за ним отправлюсь, — горестно сказал Леший.

Лоскотуха тихо охнула, Ленька и Аня помрачнели, услышав из его уст такие слова. На глазах внуков навернулись слезы, не могли они принять такую весть, а мысль о том, что любимый старик однажды сгинуть может, заставляло сердце больно сжиматься.

— Так, ну все, хватит эту сырость разводить, не люблю, — привычно гаркнул Леший, — слезами делу не поможешь, а горевать рано еще, тут я, не делся никуда. Думать лучше давайте, как беду сдюжить можно. Большой земле помочь не сумеем, это само собой разумеется, там свои законы и порядки у них, никуда без света их избы каменные до небес не денутся, а вот наш уголок сохранить должны, хоть расшибись!

— Обряд нужно провести, — вдруг сказала Анька, покусывая губу, и утерла остатки слез.

— Это какой еще обряд? — спросил удивленный Леший. Все притихли, слушая Аню.

— Какой-нибудь не обычный, не из тех, которым ты меня учила, — Анька посмотрела на лоскотуху, — зимой лес и так спать будет, а вот к весне надо будет подготовиться. Нужно что-то такое, магическое, предмет, может быть, — задумалась девчонка, — да как-нибудь территорию ему обозначить, которую защищать надо от напасти.

— Точно-о, — протянула лоскотуха, и все внимание переключилось на нее, — как же ш я раньше то не додумалась. Совсем запамятовала, нечисть старая, тьфу, — ругала себя бабка.

— Не блажи, старая, к делу ближе, — перебил ее Леший.

— В некоторых болотах видывала я вещицу такую, камнем жизни величается. Мы, водяницы не трогали их никогда, не разрешено нам было, только болотницы знали, как с ними обращаться. В общем, значится болотницы, чтобы кроме излюбленных мест другие водоемы не портить своей энергией, приносили камни какие-то, топили их на дне озера, да заговоренные мешки ведовские закапывали вокруг озерца. Влияние болотницы больше не могло водоем загубить, оживал он прямо на глазах, да рыбы полным полно было в нем. А то без таких вот деяний местные быстро пронюхивали про дух нечистый, да изводили его всеми силами. Вот нам-то он и нужен.

— Ну, ты сравнила, лес и озеро. А если не поможет? Лес то у меня не маленький, — возмутился Леший.

— А ты свою идею предложи, хозяин, — парировала лоскотуха.

Идей у Лешего не оказалось, от чего он хмуро смотрел на бабку, по итогу шумно втянув воздух носом.

— Так и быть, попробуем этот твой камень заморский, — согласился старик, — как же нам его заполучить то?

— Стало быть, на поклон мне к сестрам болотным надо идти, — задумчиво проговорила бабка.

— Ба-н-гла-деш, — повторил Леший слова ведущей, сидя в своем продавленном кресле, — ну и дивно у них там все называется на большой земле.

Как и всегда, вся семья была в сборе, и решали, что же делать в той или иной ситуации.

— Что же делать, деда? — спросила Аня, сидя на топчане, — без света ведь, — она сглотнула, выдав логичную, но страшную догадку, — лес погибнет…

— А что мы сделаем тут, внучка, — пожал плечами старик, — это проблема большого мира, мы здесь бессильны. Коли разберутся люди, или тамошняя нечисть, так и сохранится все в целости. Там в чинах умные головы, вот они об этом и будут думать.

— Тамошняя нечисть? А это какая? — спросила Анька, на старика посмотрел и Лёня.

— А это, внучки мои, совсем другая нечисть, — вздохнул Леший, выключив телевизор, — в большом мире они все другие, неправильные. Не представляю, как они с двуногими сладили, но живут, да не жалуются. Разная там нечисть, да сильная порой такая, что нам не чета. Они знаться с нами не хотят, и к нам не лезут, а мы тем более. Дикарями нас считают, а сами-то словами порой такими заумными бросаются, аж тошно становится. Хоть в думу его сажай, да за голову умную выдавай. Да и домовые там совсем другие, — ухнул дед, и повторил, помрачнев, — да, домовые…

— Деда, а ты встречался с городской нечистью? — спросила Анька.

— Встречался, всякие захаживали, ай, — отмахнулся дед, — не хочу даже вспоминать замухрых этих бестолковых. А говор у них вообще, даже слушать противно. Вон, у бабки спросите, может она чего расскажет.

Лоскотуха, до этого тихо разгадывая кроссворд на своем сундуке, подняла голову, посмотрев на Лешего. Внуки же переключились на нее.

— А ты видалась с такими, ба? — спросила Анька.

— Видалась, — тяжело выдохнула лоскотуха, отложив кроссворд.

Немного помедлив, она осмотрелась в избе, и начала рассказ.

— Захаживала я как-то в Вишнецк-Петровск тогда еще величаемый, почитай почти шестьдесят лет уже прошло. Если бы не дед ваш, то так и сгинула бы я там, с той нечистью повидавшись. Городишко молодой был, ладный да справный, строился как на дрожжах, большими домами обрастал, но не все хотели из своих старых изб выезжать, любо было двуногим в одиноких домах жить своих. А приехала я туда к сестрице погостить, мы с ней из одного болота ягоды, так сказать, — старуха смешливо крякнула, но сразу продолжила, — у сестрицы я обустроилась, гостить думала недельку другую, как пошло бы. Прогуливалась я как-то, землю большую смотрела, в диковинку все было, как же иначе. Да на дом один набрела, на самом отшибе, а там и до погоста рукой подать было.

Старуху я там встретила, с виду человек, да глаз у нее недобрый был, не хороший. Походила я по домам, да люд местный поспрашивала. Многие даже говорить о ней не хотели, а те, кто на кружку чая меня приглашали, да на чарку вина, так и ведали, что ведьма там живет, как ее там… Лидия Петровна Клякина, уот так и звали прохиндейку. Узнала я, что родню всю она практически извела, вреднющая была старуха, мужа схоронила, а дочку единственную не любила, да издевалась над ней, почем фантазии хватало. По несколько раз на дню окаянная ремень мочалила только, а уж за остальное точно сказать не могу, как она дочку то свою гробила своими же руками. Дочка подросла, да сбежала, как только смогла. Старуха проклятиями ее на дорогу осыпала, да проклятия те сработали в скором времени. Жизнь не заладилась у нее сразу, с мужиком познакомилась, да не знала, что мужик тот не совсем с головой ладил. Метелил он ее так, как мама родная не смогла бы, да вот новость они узнали, что пополнение будет. Мужик то на этот период и успокоился, все-таки ребенка пожалел, а как родился мальчуган у них, все еще хуже стало. От плача детского мужик совсем на нервах был, да и не выдержал, так Алиску отметелил, что та как упала посреди кухни, так на утро даже не поднялась. Понял он, что натворил, да повесился, побоялся тюрьмы окаянный. Ну а мальчишку, кроме как старухе и отдать некому было, вот и передали ей господа тамошние дите. Местные, зазнав про это, сразу ребенка то и схоронили про себя, но нет, совсем все по-другому повернулось. Полюбила нежданно-негаданно его старуха, да души не чаяла во внуке, так растила, так оберегала, а кто косо глянет на внучка ее, так сразу порчу могла навести.

Ну, сказ не об этом сейчас. Я в секторе том жилом задержалась до вечера, а как домой засобиралась, так эта меня чума и встретила, обругала на чем свет стоит, мол чего мне надо от нее. Я как есть и сказала, что с людьми разговаривала, не с города я, большой мир не видела. А она как зыркнет на меня глазищами своими злыми, и говорит, что чувствует прекрасно, как ей кости перемывают, плюнула мне под ноги, что-то пробормотала и ушла. Я сразу почувствовала, как нехорошо сделалось мне, дома сестрица то меня и отругала на чем свет стоит, что поперлась к ведьме той проклятой. Велела бежать мне из города, да как можно быстрее. Я ей и говорю, что мне эта карга сделает, я ж тоже нечисть. А как день новый стал, все из рук валилось, ничего путевого сделать не могла, да худо становилось только. Вот и побежала я из города. В этот, как его, автобус села, поехала подальше, да вот в аварию автобус попал на половину пути к Горькому еще тогда. Много народу слегло там, а потом совсем страшно мне стало. Души тех, кто помер там, в одну большую тень слились, огромную такую, глаза красные, сама клокочет злобно: попала-ась! Не уйдешь и не уедешь от меня, варвара любопытная!

Я в лес то от нее деру и дала, но не убегла бы и там, да вот Лешушка на пути мне попался, да напасть отвел страшную, все же в его лесу были, и жить в избу лесную старую пригласил. Так я его благодарила, так благодарила, по гроб жизни своей нечистивой. А потом и узнала я, что сестрица моя серьезно взялась за старуху, такие ужасы там творились, совсем Лидия взбеленилась эта. Меня достать не могла, да тень эту страшную напустила на сестру мою родненькую. Такой морок по городишке гулял, когда сестрица бабку эту треклятую сдюжить пыталась, что люди сами не свои были. Грабили, убивали, чего только не творилось, пока две нечисти боролись. Мужика одного ни с того ни с сего за решетку засадили. Кто-то донос на него сделал лукавый, мол на детей не так смотрит. Так, а кто ж разберет теперь, правда это была, или нет.

Не знаю, как именно, но сдюжила моя сестренка нечисть поганую, она опытнее была меня, сильнее, но не помогло ей это, сама она с ней и пропала. Городишко тогда как от кошмара пробудился, люди успокоились, перестали разбои учинять, дело того мужика пересмотрели, да оправдали, но поздно уж было, заморили бедолагу там, и дня не прожил, счеты с жизнью свел. Нестерпима видать была такая репутация у мужика то справного. Когда ведь два нечистых могучих пытаются побить друг друга, такое твориться начинает, люд простой от такого морока мигом с ума сходит. Дом тот поганый снесли недолго думая, когда никаких родственников почившей бабки не объявилось, а Павлушу в другую семью пристроили.

— Вот так вот и бывает, внучки, — закончила рассказ лоскотуха, — на свет девка справная появилась, а под старость нечистивой чернью обернулась.

— Вот это да-а-а, — в голос сказали завороженные рассказом Анька и Лёня.

Был уже вечер, и после сытного ужина Леший велел внукам ложиться спать, а лоскотуху позвал на разговор. Вышли они на крыльцо, старик осмотрелся в темном лесу, да выдохнул горестно.

— Что же на самом деле делать-то, старая? Сейчас август только, а солнце уж после девяти прячется, а поднимается к шести. Да и права Анька наша, — Леший пытался отгонять мрачные мысли, но делать дело было надо, — погибнет лес наш родной без света.

— Не печалься, Лешушка, не руби с плеча, родненький, — сказала лоскотуха, — сдюжим мы эту беду. Всему миру помочь, чей не сможем, но свой дом сбережем. Анька подрастает, да ума-разума набирается. Чую я, всем своим нутром нечистивым чую, стеной внучки встанут за дом наш.

***

На следующий год, как только прошла зима, лес начал оживать поздно из-за практического отсутствия света. Лишь к концу апреля начали еле-еле лениво проклевываться первая трава и почки на деревьях. Из Анькиных друзей только Олег был в поселке, остальные же уезжали до лета в Нижний Новгород учиться. Витька к родственнице, которая его приютила на период учебы, а Леха жил там, только на лето приезжал к бабушке с дедом. Конечно, Ане было скучно, пока друзья были в городе, но ничего с этим поделать не могла. Лишь девичье сердечко трепетало все звонче, когда Анька думала о нем, о русом, крепком красавце Вите, и ждала она по большей части именно его. На Аньку засматривались все ее друзья, но повезло больше Вите.

Уже летом, в первых числах июня днем стояла хорошая погода. Днем, который был довольно короткий не смотря на время года. Светало только ближе к девяти утра, а садилось солнце уже после восьми вечера. Растениям не хватало света, судя по их состоянию можно было смело сказать, что сейчас лишь конец апреля, но никак не начало июня.

Из трофеев Лешего на чердаке Анька нашла несколько смартфонов, один из которых и присвоила себе, да и Лёнька тоже взял себе гаджет. Еще только светало, но Анька уже собиралась и выряжалась. Выбор пал на цветастый сарафан, который был ей чуть ниже колен, легкие босоножки и венок из цветов, который сплела ей лоскотуха.

Лёня сидел на топчане, читал трофейную книгу, и изредка поглядывал за тем, как собирается Анька. Леший смотрел телевизор, периодически ругая внучку, чтобы не мельтешила, а лоскотуха плела венки из цветов, которые были в ее корзине.

— Все, я ушла, — выпалила Анька.

— Дотемна не гулять! — гаркнул Леший, но дверь в избу уже закрылась, — как лань ускакала, что ты будешь делать.

Лёня, услышав звук закрывающейся двери, закрыл книгу, и откинулся головой к стене, прикрыв глаза. Ни к чему Аня такой интерес не проявляла, а за неделю до их приезда, Лёня смотрел, как Анька хозяйничает на кухне, хлопочет по всем делам намного энергичнее, да в шутку подумывал, что ее пчела в попу ужалила, вот и бегает.

— Ладно, хватит томиться, Лёнька. Пошли в лес, пора уж, — сказал Леший, выключив телевизор.

Лёня нехотя засобирался и, оставив лоскотуху плести венки на своем сундуке, они покинули избу.

Анька же, встретив друзей в обусловленном месте у леса, пошла с ними гулять. Все приветствовали Аню, обнимали, а Витя даже поцеловал в щеку, что девчонка потом вовсе засияла.

Они направились в поселок, и по дороге все делились новостями, что у кого произошло за прошедшую весну, зиму и осень. Пацаны просто шли, а Витя держал Аньку за руку.

Олег рассказывал, что происходило в поселке, его запас был довольно скудным, он ведь не был на большой земле. Леха оживленно рассказывал про новых друзей из Нижнего Новгорода и их приключения, как лазили по заброшенным зданиям, по крышам домов, снимая все это на смартфоны и выкладывая это в социальные сети. Даже показал несколько видео, где они лазили по строящейся высотке, а Ане чуть не стало плохо от того, на какой высоте это все снималось. Видя реакцию девчонки, Леха подтрунивал над ней.

— Держи ее, Витек, а то упадет, — посмеялся Леха и добавил, — да ты не представляешь, какой там адреналин берет на высоте! Там все совсем по-другому, да и смотреть на это не страшно, а вот когда сам на волосок от падения, вот-то да-а-а, — он мечтательно закатил глаза.

— Ну, все, хватит, — насупилась Анька, поджав губы, а у самой пока смотрела, дух захватывало.

Когда разговоры о вылазках на высоту закончились, Витя начал свои рассказы, а Аня навострила уши.

Все, что рассказывал Витя, Аня завороженно слушала, но тут он выделил один случай, как сцепился с двумя старшеклассниками, а они подождали его после уроков, и решили уже спросить с него уже на серьезный лад. Вот только не знали они, из какого Витя теста. Да и отметелил он их так, что, по его словам, мама родная не узнала бы.

— В общем, в следующий раз будут знать, на кого рыпаться, — хмыкнул Витя, и горделиво добавил, — вся школа меня теперь уважает.

Друзья его поддержали, а Анька, слушая этот рассказ, погрустнела, но старалась не подавать вида.

Дошли они до поселка, гуляли там все вместе, болтая без умолку. По магазинам ходили, Витя Аню мороженым угостил, да бейсболку ей купил, которая смотрелась на ней пусть и забавно, но мальчишки только диву давались, мол, идет тебе, Анька.

Гуляли почти дотемна, а потом Витя, распрощавшись с друзьями, вызвался проводить Аньку в дом ее лесничий.

Дошли они до поваленного дерева, да там и решили задержаться, все наговориться не могли за столь долгую разлуку. Уже стемнело, но они все никак не могли распрощаться. В один момент, вспомнив кое-что, Анька спросила.

— Ты людей бил?

— Ну да, а что такого? — пожал плечами Витя, — они сами напросились, Ань. Я ни к кому в школе не лез никогда, но если лезут ко мне, сдачи всегда дам. Эти двое задиры были, но не лезли, видимо мелкий когда я совсем был.

— А ты не мог их припугнуть? Ну, каждого по разу стукнуть, чтобы поняли, что не справятся они, — Аня поджала губы, сидя на бревне, и болтала ногами по воздуху.

— Брось ты, Анют. Такие, как они, только язык грубой силы понимают. А мои потуги бы их только развеселили. Знаю я таких. Задиры они и есть задиры, — Витя снова пожал плечами, — я думал, ты гордиться мной будешь, что за себя постоять могу, да и тебя защитить, если что.

— А меня ты тоже бить будешь, если не угожу? — вдруг всхлипнула Анька.

Витя тут же расчувствовался, и осмелел, приобняв Аньку, да прижал ее к себе.

— Ну что ты такое говоришь? Никогда, Анюта, — Витя погладил девчонку по волосам, улыбнувшись, — толи ты, толи какие-то остолопы, которые сами меня отметелить хотели. Хотела бы, чтобы приехал я сюда весь в синяках, а то и в гипсе?

Аня помотала головой.

— Нет, не надо таким приезжать.

— Ну вот, видишь, — улыбнулся Витя, — я просто защищался, — ласково сказал он.

Посидели они так еще молча с десяток минут, да Анька, когда заметила, что совсем темно, отпрянула от Вити.

— Домой мне пора, дед ругаться будет.

— Пойдем, — Витя спрыгнул с дерева, и подал руку Аньке.

Только они засобирались идти, как услышали вдалеке шорох кустов. Анька сразу шикнула, замерев.

— Что это? — сглотнул Витя, а Аня почувствовала легкую дрожь его ладони, — не Заговорщик же!?

— Нет, он бы цепью гремел, — шикнула Анька, — да и дед бы предупредил. Пойдем, не бойся.

Услышав от девчонки, что это не тот самый Заговорщик, которого он боится до дрожи в коленках, то весь выпрямился, показал свою уверенность и сам пошел вперед, собираясь вести Аньку.

Они прошли еще немного, и увидели кусты, в которых что-то отчетливо копошилось. Слышалось какое-то недовольное, сопящее и свистящее похрюкивание.

Вскоре из кустов вылезло ОНО.

Аня и Витя замерли, держась за руки, когда из куста вылезло серого цвета существо. Сгорбленное, едва напоминающее человека оно имело четыре конечности, но теми были лишь четыре руки, на которых оно неестественным образом нелепо передвигалось. Ребята замерли на месте, а существо, как будто слепок из серой глины, ползло в их сторону, но у него была еще и голова. Голова, на которой не было ничего. Ни лица, ни волос, просто голова.

Оно ползло на конечностях, неестественно ими перебирая, остановилось недалеко от Аньки и Вити, похрапело, посопело, да и спокойно двинулось дальше, мимо них.

Оно скрылось за деревьями, шурша листьями уже где-то далеко от них.

— Что это было? — сглотнул Витя.

— Н-не знаю, — заикнулась Анька, — у деда надо спросить. Ты это, лучше домой иди, не провожай меня.

— К…как я тебя оставлю? А если оно нападет? — возмутился Витя.

— Я дойду, не переживай за меня, лучше сам не подставляйся, — попросила Аня.

— Хорошо, — сглотнул Витя, на прощание поцеловал Аньку в щеку, после чего отстранился, — пока.

Он пошел в сторону выхода из леса, а Анька, улыбнувшись, помахала ему рукой.

Удалившись на расстояние достаточное, чтобы Аня его не видела, Витя перешел на бег, постоянно озираясь по сторонам. Как только он покинул лес, то облегченно выдохнул.

— Ну, нафиг, — сглотнул Витя, пошарив по карманам, и вытащил из ветровки смятую пачку сигарет. Достав одну из двух сигарет, он сразу же закурил, облегченно выдохнув горький дым.

При Аньке он не курил, а то почитай весь день прошел, очень хотелось. А вот тут выдалась возможность, и первая затяжка показалась настолько блаженной, что у Вити сразу голова закружилась, но все быстро прошло. Окончательно успокоившись, он побрел в сторону поселка.

***

Анька же, бредя к избе, встретила Потапыча. Медведь недовольно заурчал, завидев внучку Лешего.

— Да иду я, иду, — буркнула Анька, спешно шагая в сторону избы, что Потапычу пришлось ее нагонять, — поселилось у нас что-то в лесу, дед должен знать.

Потапыч посмотрел на Аньку, но та больше ничего не говорила. Только когда девчонка вернулась в избу, Потапыч успокоился, и пошел по своим медвежьим делам.

Анька прошла через горницу, залетев в избу, и только Леший хотел начать ругаться, как она его опередила.

— У нас в лесу что-то есть, — отрезала Анька, едва не задыхаясь.

Лёня посмотрел на Аньку озадаченно, как и Леший. Даже лоскотуха удивилась.

— Это что же еще? — спросил Леший.

— А по ночам надо тоже лес смотреть, — Анька деловито уперла кулаки в бедра, а старик задохнулся от возмущения, — что-то бродит в лесу, я видела.

— И что это было? — вмешался Лёнька, пока Леший усмирял свой гонор.

— Оно, как кусок глины было, туловище, четыре руки было, да голова без лица и вообще без ничего, — Аня поежилась, — жуть какая-то. Но оно мимо нас прошло, не тронуло.

Услышав это, Леший снова возмутился, но уже от незваного гостя, который поселился в его угодьях.

— Мимо кого это?

— Мимо нас с Витей, — Анька поджала губы. Леший громко прочистил горло, а Лёня выдохнул, опустив глаза.

— А ну, пойдем, — Леший направился к выходу, и повернулся к Лёньке, мотнув головой, затем посмотрел на лоскотуху, — тоже идешь.

Лёня сразу засобирался, и лоскотуха поднялась со своего сундука, оставив рядом с ним кучу плетеных венков.

Все семейство покинуло сторожку, и направились туда, куда указала Анька, а к ним вскоре прибился скромный Потапыч.

Добрались они до поваленного дерева, что было на окраине леса, Анька сразу зашевелилась, указав в сторону.

— Туда оно пошло, — сказала Аня.

Все двинулись туда же, минуя кусты и деревья, пока не добрались до глубокой промоины. Леший вытянул руку перед собой, заставив всех остановиться, и тихо шикнул, смотря вниз.

Все посмотрели туда же, и обомлели.

В глубокой промоине, в грязной луже копошились бесформенные существа серого цвета, как будто ожившие куски глины. Леший сам диву давался, никогда не видел тварей таких в лесу, да и не чувствовал он их, как будто безжизненные были.

— Спички есть? — Анька обратилась к Лёне. Тот достал из кармана толстовки коробок, протянув ей.

Девчонка зажгла одну спичку, и все еще больше удивились.

Спичка горела, вот только ее свет, растворяясь, тянулся в сторону темных существ. Все удивились этому явлению, а Потапыч натужно засопел.

— Они поглощают свет, — отрезала Анька.

— Может, и сдюжим мы их, но раз в большом мире пока не придумали, как этих слепышей бить, то и нам негоже лезть, — сказал Леший, — идем в избу.

По наказу Лешего все пошли обратно. У избы Потапыч снова свернул, уходя восвояси.

Лоскотуха вернулась на свой сундук, Анька и Лёня на топчан, а Леший уселся в свое кресло.

— Умница ты, внучка, — выдал Леший, почесав под бородой, на что Анька улыбнулась, — в общем, лезть пока не будем. Думать надо, как морок этот сдюжить. Глядишь, от леса нашего и отступит паразит, коль придумаем чего.

— Кто там!?

Шорох в шкафу затих на какое-то время, но вскоре возобновился. Крайняя ближняя створка шкафа раздвинулась, и оттуда на Алису выглянула абсолютно лысая, синюшная голова, вместо глаз у которой были бездонные провалы.

Увидев это, Алиса тут же пронзительно закричала, а уже через мгновения включив свет, в комнату ворвался отец девчонки.

— Алис, чего ты? — мужчина поспешил к кровати, присев на корточки, — что такое, маленькая?

Со слезами на глазах, Алиса указала на шкаф-купе.

— Та-а-ам, в шкафу кто-то есть! Он страшный! — хныкнула Алиса.

В это время в проеме комнаты уже стояла мать Алисы.

Мужчина грузно поднялся, и прошел к шкафу-купе.

— Ну, если ты еще там, то тебе будет плохо, — мужчина свел брови и подошел к шкафу.

И на глазах Алисы ее герой открыл одну створку. Никого там не увидев, мужчина обшарил весь шкаф, грозясь неведомому монстру расправой.

— Ну, видишь? — спросил отец, подойдя к дивану, у которого опустился на корточки, — кто осмелится к тебе лезть, сокровище ты мое?

Алиса крепко обняла отца за шею, заставив его тепло улыбнуться.

— Спасибо, пап.

— Все хорошо, маленькая. Никто тебя не обидит, — мужчина поцеловал Алису в лоб, и вместе с супругой вышел из комнаты, перед выходом спросив, — свет выключать?

— Да, я иначе не усну, — буркнула Алиса.

Мужчина кивнул, погасив свет, и вместе с супругой ушел в зал.

Алиса еще долго косилась на внезапно ставший враждебным шкаф-купе, но вскоре дрема начала одолевать ее. Сложив ручки на груди, она уже погружалась в сон, как услышала шорох.

Дрема мгновенно отступила, и Алиса посмотрела влево, увидев существо, что выбирается на коротких ногах из створки шкафа. Она только хотела закричать, но посмотрев в черные провалы глаз этого существа, она оцепенела.

— Молчи-и-и, Алиса. Ты ведь не боишься ничего? Зачем тебе привлекать лишнее внимание, девочка? — клокотало существо, подбирающееся к кровати.

Алиса оцепенела, она пыталась закричать, но крик ужаса застрял в ее горле.

Существо, выбравшееся из шкафа, уже подошло совсем близко и грузно опустилось когтистыми руками на диван по бокам от плеч Алисы.

— Посмотри мне в глаза-а-а! — он нависал над девочкой, как хищный зверь Он уже не упустит свою добычу, ни за что. Сердце Алисы зашлось бешеным стуком, ее глаза округлились от ужаса, а затем остекленели, когда существо раскрыло перед ней пасть полную толстых и острых клыков…

***

— Алиса, подъем! Иначе сами пойдем, папа на рынок нас не повезет, ему на работу надо! — выпалила женщина, зайдя в комнату дочери, но девочка так и лежала безучастная, — Алиса! Папа ждет!

Когда девочка не ответила во второй раз, мать прошла в комнату, подошла к кровати.

— Алиса! Подъем!

Женщина пыталась растолкать дочь, но все было безуспешно. Запаниковала женщина, когда увидела движения глазных яблок дочери и поняла, что Алиса не спит, а парализована…

***

Под громкую музыку Матвей весело барабанил ладонями по рулю, при этом не забывая удерживать Приору на скорости около ста километров в час. Он вечером возвращался с Дашей с ее дачного участка, где они вместе и продуктивно провели минувшие выходные.

— Ну, Матвей! Громко же, — возмутилась Даша.

— Нормально, ниче ты не понимаешь, ай, — отмахнулся мужчина, но все же убавил громкость на минимум, — ну чего, в магаз то заедем?

— Да, надо. У меня в холодильнике мышь повесилась.

— И убежала, — хохотнул Матвей, на что девушка цыкнула, — ладно тебе. В общем, щас затаримся, да мне на мою квартиру заехать надо, там, скорее всего и переночую.

Девушка пожала плечами, а у Матвея зазвонил телефон.

— Блять, да че еще надо? — выругался Матвей, выключив музыку, от чего Даша облегченно выдохнула, — да? Здарова Стасян.

«Здарова начальник. Ну, ты чего, в городе?»

— Нет еще, еду, а че такое?

«Да тут в нашем районе какая-то дичь происходит, ума не приложу что и как. Короче, эти выходные, пока тебя не было, тут мамашки к нам в отдел приходили, все жаловались, что с их детьми что-то происходит непонятное»

— Что именно? — спросил Матвей.

«Да хрен их знает. Приходят что-то в панике бубнят, заявление какое-то написать просят. А на кого? По базам прикидываем, их отпрыски поутру в больницу с параличом отъезжают, ни вякнуть и пукнуть не могут, в общем», — Стасян продолжил уже более тихо, — «я сначала подумал, что ёбнутые какие приходят, ну кто ж попрется в ментовку если у тебя дитя вот оно, никто не убил и не похитил, даже пальцем не трогал. В общем, посылал я их сначала, оно и понятно, а потом хуй к носу прикинул, с Серёгой пошерстили по базам, а это уже с две недели у нас на районе кипишь какой-то, а эти три бабы первые, кто к нам обратился, без них и не узнали бы»

В трубке повисла тишина, Матвей тоже молчал. Он сбавил скорость и ехал уже более медленно, от чего насторожилась и Даша.

— Адреса есть, Стасян?

«Конечно, есть, начальник. Че думаешь, хрень какая-то?»

— Да я еб… — Матвей вспомнил про присутствие девушки в машине, — откуда знаю? Проверить все равно надо. К тому же пока тишина. До завтра терпит?

«Конечно, терпит. Ты только Матвей, если завтра с утра подтянешься, беленькой захвати или гуся полтораху, чтоб совсем скучно не было»

— Пошел нахер, — бросил Матвей.

И пока он не бросил трубку, слышал хохот Стасяна из трубки. Хотел выругаться, но вместо этого просто убрал телефон в карман джинс.

— Что там? Что-то серьезное? — спросила Даша.

— Ниче такого, один сержант улицы подметать просится, так устрою скоро, — отмахнулся он.

— А что ты проверить хочешь? — поинтересовалась Даша.

— Даш! — повысил голос Матвей, — давай, если сам начну, так и поговорим! Я не сплетница тебе, чтобы чуть что, сразу все растрепывать.

В это время они приехали к дому, где жила Даша.

— Давай, пойдем, затаримся, да я на старую хату поеду, — сказал Матвей, и вместе с Дашей они пошли в магазин, оставив Приору у обочины.

Через двадцать минут неспешной ходьбы по супермаркету, к кассе они подъехали уже с полной тележкой продуктов. Еще десять минут в очереди и почти столько же на пробитие, оплату и укладку в пакеты собственных продуктов. Даша дала карту магазина кассиру, и та, отсканировав ее, назвала сумму.

— С вас две тысячи сто семнадцать рублей.

Матвей словно и не услышал ее, как будто в одно мгновение впал в прострацию. Единственное, что он сделал, так это прощупал пальцами через футболку свой крестик. Кассир продолжала переглядываться между парой, ее взгляд так и намекал, мол, хоть кто-нибудь из вас заплатите и валите уже. Даша глянула на него.

— Матвей?

Он словно вышел из ступора, сразу спохватился, достал карту и оплатил покупки. Он еще раз ощупал крестик через футболку, взял чек, два полных пакета и вместе с Дашей пошел к выходу.

— Все нормально? — спросила Даша.

— Да, показалось просто.

А что ему показалось? У кассы он почувствовал что-то непривычное, как будто крестик на его груди немного нагрелся. Почти неощутимо, но этого хватило, чтобы заострить на этом внимание. Раньше крестик Матвей не носил, да и сейчас этот атрибут не значит, что он верующий. Верить-то он поверил, но вера его была своеобразная. Он поверил в то, что в их мире есть место не упокоенным душам, и души эти могут обозлиться и начать кроваво мстить, как это было с Полиной и теми душегубками, которые ее замучили на той самой вписке.

Эта история все еще не позабылась, пусть и прошло уже достаточно времени, лето, как время года уже миновало, передав эстафету традиционному преемнику — осени. Но сейчас, в начале сентября все еще было тепло, бабье лето все-таки. Матвей в эту пору поработал на славу — обустроил в деле Полины все так, что вина четырех девушек была доказана твердо и неоспоримо, а смерти Насти в квартире ее парня и Светы в больнице подстроил под их личные разборки. Ничего необычного, подруги были в замешательстве после убийства, начали ссориться, Вика воспользовалась моментом, необычной болезнью Светы с аномальным ростом зубов, и задушила ее в больничной палате.

А потом она расправилась с Настей в квартире ее парня с особой жестокостью, так гласили после работы Матвея официальные отчеты. Что до парня Насти — так ему предложили два варианта. Либо уезжаешь за соучастие в убийстве Насти и попытки оправдать убийцу, либо говоришь что да, Вика с Настей были в хате, ушел в магаз девчонкам бухла прикупить, а когда вернулся, то увидел то, что увидел. Ну а потом продолжаешь жить и в ус не дуть, что говорится. Первый вариант не сулил Тимоше ничего хорошего, поэтому он всецело поддержал следствие и сказал все так, как ему было сказано. В общем, в некоторых устоявшихся традициях, Тимоше грубо заткнули рот, вот и всего.

Правда, обстоятельства гибели Леры совсем не вязались с делом, поэтому над этим заморачиваться Матвей не стал, хотя и мог добавить, что та же Вика могла удерживать дверь уборной, пока девушка задыхалась в парах зловонных миазмов.

В общем, история Полинки постепенно улеглась, а Вика получила свои пятнадцать лет, и воли ей не видеть, как Полине своей жизни. Может, после тридцати лет увидит, но это не точно.

После распутывания такого дела его повысили в должности, и теперь он был старшим лейтенантом. Порядки в отделе немного изменились, появились новые люди, но Матвей не забыл о своих друзьях. Некоторые из его ранее подчиненных уволились, некоторые перевелись в другие отделы, но Стас и Серега не хотели покидать пригретые места, да и нравилось им работать с Матвеем, вот они двое и остались ему ближе всех в отделе. К тому же, Матвею пришлось им объяснить, в чем же была изюминка дела пропавшей без вести Полины. Доказательств перед задержанием Вики им хватило за глаза и за уши. После этого дела они были связаны не только дружбой, но и тайной. Тайной, которую они свято хранили.

Что до крестика Матвея — это подарок от матери покойной Полины. За неделю до злосчастной «вписки» у Полины порвалась цепочка, и мать все забывала отдать мастеру на ремонт, а потом уже было поздно. Все-таки, женщина сходила и отремонтировала цепочку крестика, и сделала Матвею подарок за его неравнодушие к работе и восстановление справедливости. Матвей, конечно, сначала не принимал подарок, но мать Полины его уговорила. Носить или нет — решать ему, но сохранить память о том, что он настоящий страж порядка — должен. И Матвей принял подарок.

А вскоре во сне к Матвею пришла Полина. Нет, не в том виде, какой он ее лицезрел, а в нормальном облике светлой девочки, какой она себя помнила при жизни. Во сне она поблагодарила его, попросила оставаться таким же правильным полицейским, справедливым. Она даже обняла его и сказала, что по возможности постарается оберегать. От чего она постарается его уберегать — не уточнила. Да и он не спрашивал, неудобно было задавать покойнице вопросы, но крестик исправно носил. Не как верующий, а как помнящий.

И вот сейчас крестик впервые дал о себе знать. Может, ему и правда показалось, а может, и нет. Он вышел с Дашей из магазина и в этот момент, едва он успел повернуться, справа в него врезался парень, чуть не сбив его с ног. Парень явно куда-то спешил.

— Сорри, — бросил парень и тут же спешно пошел дальше, скрыв за рукавом блеснувшие, кажется, золотые часы.

— Смотри куда прешь, бл…! — прокричал ему вслед Матвей, но тот не отреагировал, — совсем обурели уже.

Они с Дашей пошли дальше, а Матвей только сейчас почувствовал, что крестик на груди нагрелся сильнее, чем в магазине на кассе. Он бы сейчас бросился за этим доходягой, если бы не полные пакеты продуктов, да спросил за спешку. Серебро неприятно припекло кожу на груди, от чего Матвей быстро забыл о странном неприятеле.

Когда они были в квартире Даши и разбирали пакеты с продуктами, Матвей уже и позабыл об этом инциденте у магазина, да и крестик уже был холоден, как и всегда.

Он задержался на кружку кофе, немного поболтал с девушкой, посмотрел время, был уже десятый час. Попрощавшись с Дашей, Матвей поцеловал ее и покинул квартиру. Он хотел успеть вернуться к себе до десяти, и он успел, да еще и с трофеями из магнита, а именно — две по полтора, как он и любит по вечерам в выходные. Мог бы и остаться у Даши, но как-то неловко ему было выпивать при ней, будучи в отношениях, да и о личном пространстве он не забывал, поэтому сейчас и был у себя в одинокой квартире, лежал на диване и отдыхал душой.

Он чуть поправил подушку под головой, и сознание напомнило о крестике, который съехал чуть набок. Тут и вспомнился тот спешащий тип у магазина, припекающее тепло от серебра, и часы этого парнишки.

«Такой шкет, и с такими часами» — думал Матвей.

Он точно не помнил, как они выглядели. Вроде даже белое золото? Ну, вряд ли. На Алике посмотреть, так там и не такую реплику найти можно, на любой вкус и цвет.

Выпитое дало о себе знать, и Матвей уже было задремал, как услышал за окном приближающиеся голоса. Внезапный выкрик заставил его открыть глаза. Да, бухая компания, остановилась именно у его дома, и именно у его подъезда. Где ж еще то? Они продолжали гомонить, от чего даже в подпитии Матвей не мог уснуть. Стоит только начать дремать, какой-нибудь особо громкий нет-нет, да отличится очередным выкриком.

Всякому терпению приходит конец, и вот Матвей собрался и через несколько минут уже открыл дверь домофона изнутри, выйдя к трем парням. Мельком оглядел их, один с длинными волосами и высокий, двое стандартного типажа «ночных гуляк». У каждого в руке по полторашке клинского. Троица притихла, увидев незваного визитера. Матвей собрал остатки самообладания и обратился к троице.

— Ребят, отдыхать мешаете, время позднее.

— Да та же херня, — гнусаво буркнул один из парней.

— Да ладно те, отец, щас еще погудим немного да уйдем, у нас вон осталось, — второй поднял свою полторашку, там было еще больше половины.

Матвей вздохнул, подошел ближе и достал удостоверение. Как знал, что пригодится.

— Слышь, ребятня, мне завтра с утра на работу и я хочу спать. Так что пиздуйте нахуй отсюда, или все втроем по двадцать/двадцать один пойдете, а утром и свидимся. Вы свои рожи уже засветили, найдут вас быстро, дежурный недалеко отсюда.

И Матвей указал на камеру «умного» домофона. Гнусавый было дернулся к Матвею, но долговязый его грубо одернул и шикнул.

— Слышь, пойдем, все, пошли-пошли.

Долговязый направил друзей и пошел с ними восвояси, напоследок обернувшись к Матвею.

— Извините!

— То-то же, — сплюнул Матвей и вернулся в дом.

***

Трое парней поспешили покинуть двор, но гнусавого парнишку распирало от возмущения. Они ушли в соседний двор и остановились у небольшого гаражного кооператива.

— Ты бы поклонился ему еще, «извините» бля… — прогнусавил недовольный, продолжая прихлебывать из горла. Долговязый обозлился, а следом за ним вмешался и второй.

— Ты совсем берега попутал? Че то ты трезвый на ментов не кидаешься, ссыкотно, да?

— Да, осади в натуре, мы засветились там, так еще до утра бы в обезьяннике куковали, я вот не хочу че то.

— Да он на понт нас взял, а вы повелись и сразу переобулись. Камера там и не работает по любому, — сплюнул гнусавый. Долговязый был не согласен, отхлебнул немного пива и поведал.

— Работает, еще как. Я у Вадика когда был, а ему тоже поставили недавно такой домофон. Короче, мы по веселой дунули, и че то ему приспичило показать мне камеру. Так там с телефона не то, что ночью все видно, а еще и слышно, ну это уже от фирмы зависит. Вадик говорил, что даже черно-белые камеры ночью четко палят. Так что правильно, что свалили, ладно мент еще нормальный, другой бы молча своих отзвонил, даже не поняли бы ничего.

Такие доводы подействовали на гнусавого. Он пусть и остался при своем мнении, но спорить перестал. Все вместе закурили, продолжили пить пиво и уже общались на отстраненные темы. Постепенно случай с полицейским забылся, и ребята продолжили весело гомонить, но теперь они никому не мешали.

Вскоре пиво дало о себе знать, и долговязый парень отошел за гараж. Он справлял нужду, задрав голову, и смотрел в ночное небо, посвистывая и покачиваясь. Внезапно, он услышал за спиной шорох и странный клекот. Повернул голову, ничего не видно. Тогда он побыстрее закончил, застегнул штаны и только он успел обернуться, как прямо перед его глазами мелькнул силуэт, который тут же растворился в нем…

***

Парни продолжали общаться и допивали пиво, пока их долговязый друг отошел за гараж по нужде. Прошла минута, вторая, и вот, через пять минут они заметили долгое отсутствие друга.

— Он че там, срать сел что ли? — спросил гнусавый.

— Да вряд ли, но его че то долго нет, — заметил второй, — проверим?

— Никитос! — позвал гнусавый, но Никитоса слышно не было, — ладно, пошли.

И только они собрались пойти за ним, он вышел из-за гаража.

— Мы уж решили, что ты там того, — ухмыльнулся гнусавый, но Никитос не ответил.

Он шел в их сторону, опустив голову, и едва заметно покачиваясь.

— Че то он совсем окосел, — заметил второй.

— Некит, ты че? Тебе уже не наливать? — спросил гнусавый.

Но ответа до сих пор не было. Долговязый подходил молча, все еще держа голову опущенной. Остановившись неподалеку от гнусавого, Никита почти замер, лишь изредка покачиваясь.

— Никитос? — тихо шепнул гнусавый, — тебе херово?

Тут второй опустил глаза и заметил одну деталь. Пальцы долговязого были… длиннее? И острые.

— С ним че то не так, Димон, — сглотнул второй, похлопав по плечу гнусавого, — руки смотри!

Когда Никита медленно поднял голову, Димон заметил его пальцы и сам поднял голову, оцепенев от ужаса. Лицо Никиты было все синюшное, кожа была покрыта трещинами, а глаз не было. Вместо них виднелись лишь два черных, бездонных провала, которыми он уставился на Диму.

Гнусавый только успел дернуться, долговязый отреагировал незамедлительно и размахнулся, полосонув четырьмя острыми, как бритва когтями шею друга. Гнусавый тут же захрипел, схватился за шею и попятился назад, сквозь его пальцы ручьем заструилась кровь. Второй заорал, развернулся и побежал, но его ждал тупик в виде высокого забора с сеткой рабицей, сверху которого была протянута колючая проволока.

Долговязый вонзил когти в живот гнусавого, резким движением вспорол. Из чрева парня рождались на свет его органы, которые вывалились из него как из выдавленного фурункула.

Перестав подавать признаки жизни, Дима рухнул оземь, намертво вцепившись в свою шею окровавленными руками. Убедившись, что с ним покончено, долговязый повернулся ко второму…

Он в это время пытался забраться на гараж, у него это почти получилось. Еще чуть-чуть, осталось лишь подтянуться, и можно бежать, куда только глаза глядят. Но внезапная осечка оборвала все планы на корню. Предательски вспотевшая рука соскользнула, парень ударился подбородком о край гаража и сколол передние зубы, а пока падал — разодрал щеку о колючую проволоку.

Долговязый подходил к нему медленно, прихрамывая и топорща в разные стороны острые когти. Он победоносно посмеялся низким басом, наблюдая за парнем, который уперся спиной в сетку рабицу. По его щеке текла кровь, он просунул через рану на щеке язык, от чего тот показался снаружи, и парень завопил от ужаса.

Измененный друг уже подошел и схватил его за шею, поднял как пушинку и прижал к гаражу.

— Посмотри мне в глаза-а-а! — раздался его утробный голос, и парень посмотрел…

***

Матвея утром разбудил телефонный звонок. Поднявшись на диване, совершенно разбитый он взял в руки телефон.

— Ну, мать твою, Серега, еще сорок минут до будильника, — устало выдохнул Матвей, но вызов принял, — чего еще?

«Извини, что так рано, дело есть» — без обиняков начал Серега.

— Какое еще дело? — встрепенулся Матвей, — ладно, скоро приеду.

«В том то и дело, что никуда ехать не надо. В соседнем дворе гаражный кооператив знаешь же?»

— Ну?

«Ну, вот там и ждем…»

***

Наспех умывшись и почистив зубы, Матвей уже через двадцать минут был в соседнем дворе. Весь кооператив был оцеплен, неподалеку сотрудники опрашивали соседей, чьи окна выходили из дома.

Пройдя через оцепление, он сразу же почувствовал что-то странное.

Точно же, крестик на груди. Матвей почувствовал, как серебро начало нагреваться. Поздоровавшись с Серегой, лейтенант осмотрел три тела и вздохнул. Один окоченевший лежал на земле недалеко от разбросанных бутылок пива, со вспоротым животом и держался каменной хваткой за свою шею. Долговязый чуть поодаль у забора… о нем чуть позже.

— Вот и свиделись, как и обещал, — хмыкнул Матвей, — поутру.

— В смысле? — спросил Серега.

— Да вчера шугнул их от своего подъезда, спать не давали, — Матвей внимательно осмотрел первого убитого, — бля, хорошо, что не завтракал. Что тут было предположительно? И где третий?

— С этим понятно, — Серега кивнул на первый труп, — хотя нихера тут не понятно. Ну убили, но чем? Криминалисты говорят… когти.

— Когти?

— Когти, — хмыкнул в ответ Серега, — но с остальными двумя все вообще непонятно.

Серега подвел Матвея к трупу у забора. Долговязый был похож на высушенную мумию. Кожа синюшная, растрескавшаяся, вместо глаз черные провалы, а так же обломанные с корнем ногти на руках.

— Эх, ебать, — Матвей присел на корточки, почувствовав, что крестик начал прижигать куда ощутимее,  — че за пиздец? Он же на мумию больше похож! Я видел их вчера, этот самый крепкий был, а теперь…

— В том то и дело. Криминалисты сказали, что в нем кроме костей и сушеного мяса ниче не осталось.

— Так, а где третий то!?

— Третий в больнице, щека распорота, зубов передних нет, но это он сам, видать с гаража наебнулся, пока свалить пытался, а щеку о колючую проволоку распорол. С ним другое немного…

— Что же?

— Он парализован…

Немного древнего Египта вам в копилку, дорогие мои) Озвучил рассказ Павла Маркова, прекрасный писатель, слаженный текст и яркая подача. Пока работал над озвучкой, так и порывался выйти и написать ему:

"Дай Павел еще такого контента!"

Ссылка на его произведение на АТ — https://author.today/work/194759

На бусти — https://boosty.to/selesta

— Не губи! Прошу, не надо! — взмолился толстяк.

Старик его за горло схватил и в глаза ему посмотрел, а у самого Лешего в глазах изумрудный блеск промелькнул.

— Леший… — сглотнул толстяк.

— Леший, — утвердительно кивнул старик.

— Не губи, хозяин! Прости за все, пощади! Помощником буду тебе в лесу, только смилуйся! — слезно запричитал зек.

— Поздно раскаиваешься. Помощник, мне может и нужен, но не тот, что на детей голодным зверем смотрит, — оскалился Леший, и безжалостно бросил толстяка на ленту конвейера.

Орал тот долго, пока не встретился с ленточными пилами, которые ювелирно сделали всю самую грязную работу.

Обошел Леший лесопильню, убедился, что дело сделано, и перед уходом заметил мину между сторожкой и конвейером.

— Эк, казаки разбойники, чтобы вас, — ухмыльнулся Леший, и побрел в сторону избы.

Пока Леший шел к избе, он был в настроении, в котором его лучше было не беспокоить. В лесу разгулялся ветер, налетели тучи, а позже началась гроза. Леший остановился у избы, и услышал удар молнии, а следом за ней мощный грохот.

Старик не сомневался, молния ударила прямо в ту мину, сравняв с землей всю лесопильню. Вернувшись в избу, старик увидел беспробудно спящую Аньку на топчане. Подошел к ней, присел рядом и погладил внучку по волосам, тепло улыбнувшись.

Утром, конечно, Анька от нагоняя не ушла, но и сильно старик ее не ругал. Вместо этого он пошел в другую часть леса, где жила его старая знакомая лоскотуха. Низкорослая старушка всегда в толстом свитере и платьях в пол с множеством подолов.

Старуха тепло и охотно приветствовала Лешего.

— Проходи, Лешушка, проходи, хозяин, чем обязана буду, родненький?

— А вот, старая, лесопильня вчера изжила свое, — выдохнул Леший, — стало быть, надо поднатужиться, чтобы больше ничего там не строилось подобного.

Лоскотуха округлила глаза, да радостно выдала.

— Сделаю, хозяин, — откланялась лоскотуха, — ни о чем не переживай, родненький, все сделаю!

Выслушав старуху, Леший кивнул, и отправился к своей избе.

Вскоре это дело приобрело неожиданный поворот. Стало известно о беглых заключенных, которые предположительно могли находиться в этих лесах. Правоохранительные органы, прибывшие на исследование местной лесопильни, пришли к одному единственному, и верному выводу. Пока на лесопильне никого не было, даже сторожа, шестеро беглых заключенных что-то искали и копали на ее территории. И нашли, предположительно советскую противотанковую мину ТМ-62, которая детонировала, разбросав по всей территории как лесопильню, так и заключенных. Старую лопату, которой предположительно откопали мину, так же нашли.

Не соврала, старая нечисть, понял Леший, когда пытались возобновить лесопильню в том самом месте, но все не получалось даже начать. Бульдозеры для выгреба вязли в рыхлой земле, или ломались. Никакая техника не могла въехать на эту территорию. Плюнули местные управленцы, и решили искать другое место для основания лесопильни, а это в конец уж забросили.

Дальше потянулись дни, полные «спокойствия». У Лешего было все больше дел, потому что зверье начало постепенно возвращаться в лес к хозяину. У старика просто не хватало рук, чтобы все дела переделать, поэтому он звал знакомую лоскотуху, и та помогала ему, но этого было все равно мало. Зверье любило угодья Лешего, а покуда лесопильня сгинула, так и повалили к нему все.

Однажды Анька, с рассказов своих друзей, поведала старику, что в поселке есть неблагополучная семья. Отца посадили давно, мать пьет, как не в себя, и сама в шаге от тюрьмы, ежели бабушка что-то поперек ей скажет. И ребенок у них есть, Лёнька, мальчик семи лет. Глядишь, вот-вот опека заберет, потому что у родителя условия никакие.

Леший пусть и поворчал, но понял одну вещь, смотря на оживающий лес.

— Пацана надо, иначе никак не управлюсь. Мужская рука здесь нужна.

Без особых проблем Леший устроил так, что маленького, заблаговременно усыпленного Лёньку, на своем горбу Ванька утащил в лес, а тот и не понял толком ничего, лишь рад был потом, что никто его не поносит за испорченную жизнь, и так далее. А названая сестра Анька за ним тщательно приглядывала и обхаживала, заменяя ему няньку.

Тяжелое детство было у Лёньки, отец мог руку на него поднять, если что не по его было, мать не заступалась, а так же могла поддать, и только бабушка любила внука, но куда ей, совсем уж старой. Защищала внука, как могла, но когда отца посадили, мать совсем осатанела, во всех бедах Лёньку обвиняла, да и самой бабушке могло достаться.

В новой, названой семье Лёнька чувствовал себя гораздо лучше, мальчик был счастлив, а Анька постоянно его нянчила, и души в нем не чаяла, обнимая и целуя мальчишку на ночь.

Домовой же играл свою важную роль в этой семье. Поскольку лес был уже богат на урожай, Ванька брал ягоды и грибы по наказу Лешего, разносил их по поселкам, и продавал, а на деньги покупал разные блага цивилизации и продукты, которые в лесу были недоступны. За годы, которые прошли в этой семье, каждый играл свою незаменимую роль. Леший с Аней и Лёней ходили в лес практически каждый день, изучали и осматривали новые окрестности, иногда приносили с собой горсти урожая, которые домовой Ваня на следующий день разносил по поселкам, принимая облик добродушного старика. Так внуки Лешего могли и яичницы с колбасой по утрам отведать, щей с курицей на обед, которые сначала готовил домовой, но Анюта частично взяла на себя роль кухарки, и готовила попеременно с домовым.

Шли годы, лесная семья спокойно существовала во владениях Лешего. Бывало, конечно, Аня бедокурила, злила Лешего, да так злила порой своими выходками, что Леший часами лютовал, что все зверье, включая матерых волков и медведей, прятались по своим норам. Но внучку не обижал, полюбил он Аню за столько времени, но нагоняи она от него непременно выслушивала.

Анька и Лёня, пусть и жили под одной крышей, но контактировали они редко. Сначала Аня его очень любила и нянчила, но мальчик рос не особо разговорчивым, он больше любил слушать. Но Лёнька был всегда готов идти за своей названой сестрой, но никогда этого не получалось, ведь она была гораздо старше его, по крайней мере, так ему всегда казалось.

Анька даже стыдилась, что поначалу возилась с ним, но быстро к нему остыла ввиду его особенности. Так упрашивала старика приютить Лёню, но не знала, что скучно с ним будет так, ведь он и играть даже не любил особо, а посему и в свои авантюры Аня его не втягивала, все с мальчуганами из поселка якшалась. Один случай заставил Лешего принять некоторые меры в отношении своей новой семьи. Об этом случае и пойдет речь.

Когда Аньке было одиннадцать, одним пасмурным, дождливым вечером, вся семья была в избе. После ужина все занимались своими делами. Леший и Анька смотрели телевизор, домовой маялся в подполе, изредка оттуда разносились его кроткие ругательства, когда в очередной раз что-то гремело. Лёня сидел на топчане недалеко от Ани, и читал трофейную книжку старика о природе и окружающем мире, не обращая внимания на бубнящий телевизор.

— Да уж, такая и самого Заговорщика заговорила бы, — привычно запричитал Леший, смотря на женщину средних лет, из уст которой непрерывным потоком лилась речь.

Лёнька не обратил внимания на привычные уже возмущения деда, когда он смотрел телевизор, особенно новости, но Аня навострила ушки.

— Деда, а кто такой Заговорщик? — спросила Анька, улеглась на ноги Лёньки головой, и подперла щеку ладонью, смотря на Лешего, — расскажи?

— Ай, ляпнул чушь, а ты сразу уши развесила, — отмахнулся старик.

— Ну, деда-а-а, — Анька надула губы.

Бросив кроткий взгляд на Аню, старик на мгновение осекся и подумал о том, что рассказать все-таки надо. Были на то свои веские причины.

— Ну, ладно, слушай, — громко втянул воздух носом старик, и так же шумно выдохнул, нажав кнопку на пульте. Телевизор замолк.

Лёнька, до этого во всю внемлющий книге, тут же закрыл ее, отложив в сторону, и обратил все внимание на Лешего. Старик прельстился вниманию внуков, оживившись в своем продавленном кресле, а мальцы перегруппировались. Теперь они лежали рядом друг с другом, как раньше, когда Леший или Ванька рассказывали свои сказки и байки. Ничто их так не сближало, как истории стариков. Вот и сейчас, укрывшись теплым пледом, Аня и Лёня прижались друг к другу, слушая Лешего.

— В общем, слушайте ребятня. Не только будет вам сказкой, да настоянием старших, — Леший поднял руку, вытянув указательный палец.

Анька и Лёнька покивали в знак согласия головами, торчащими из-под пледа.

— Давным-давно, почитай лет как пятьсот, в лесах неподалеку отсюда жила семья лесная, почти как у нас, только ведунья то была Агафья, да и муж ее любимый, волхв Елисей. Ушли они от людей в лес, да и жили там вдвоем, пока не узнали новость радостную, что пополнение у них намечается. Родила Агафья сына красавца, да души в нем не чаяли молодые. Любили, выхаживали, все давали, что могли. А как подрастет, мечтали его ремеслу своему обучить, Агафья своему, волхв — своему. Да вот беда у них случилась, не оказалось у мальца ни силы, ни желания к обучению. Вредный он подрос, а как родители учить пытались, Илей все сквозь пальцы пропускал, считал, что магия должна ему на голову по щелчку пальцев свалиться. Сынок видел, как мама с приходящих к ней заговоры снимала, ведьмины проклятия, да отец заговоры такие делает, что потом ни одна злая ведунья даже приблизиться не могла к прихожанину, а не то, чтобы навредить.

Демонстрировали они своему Илею опыт, говорили, что так же может научиться, было бы желание и терпение, да Илей все слюной исходил, что не хочет учиться, хочет уметь здесь и сейчас, чтобы пальцами щелкнул, да все и получилось. А заговоры он страсть как любил, отцу черной завистью завидовал, места себе не находил, когда папа отпускал очередного прихожанина, многие из которых дары щедрые приносили за помощь от пагубы, да наваждений ведьминых.

Не выдержал однажды Илей, да забрался в родительскую комнату, пока они очередным бедолагам помогали, всякие книги перелистал, да и нашел, что хотел.

В одной из записей отца говорилось про беса проклятого, как изгнать его, если явится, но не только. Там было сказано, как сею нечисть призвать, да исполнит она любое желание, какое пожелает тот, кто призвал.

Ждать Илей не стал, собрался в ту же ночь идти на деревенский погост, но бумагу оставил там, где взял. Отец был человеком кропотливым, все свои заметки и бумажки с книгами перебирал постоянно. Чуть что — сразу пропажу бы заметил.

Но Илей, по инструкции сделал все правильно, запомнил все-таки. По пути изловил сонную белку, и ровно в полночь проговорил на погосте следующие слова, упав на колени:

— Жду тебя, нечистый, просьба к тебе есть. Жду тебя нечистый, проход у тебя есть, — на этих словах Илей свернул шею зверюшке, и бросил ее бездыханное тельце в сторону.

Тот же час Илей почувствовал, как земля завибрировала. Оглядывался он, да и увидел тень рогатую и с длинными руками, которая вырвалась из тела зверюшки, как джинн из кувшина, разорвав ее, и выросла за считанную минуту. Фигура как бы не двигалась к нему, так из тени и не выходила, не смотря на лунный свет.

— Что ты хочешь, зачем позвал меня, дитя человеческое? — клокочущим, утробным голосом спросила тень.

— Хочу… — Илей растерялся, но ориентиром в желаниях был непременно отец, — заговаривать хочу! Да так заговаривать, чтобы лучше моего отца в сто крат!

— Ехе-хех-ха-ха-ха, — тень утробно посмеялась, — я исполню это. Но мне нужна сначала плата.

— Какая еще плата? — спросил Илей.

— Самая обыкновенная, — прорычала тень, — не будешь ты заговорщиком лучше, чем твоей отец, пока он жив. Возьми вот это, — тень взмахнула рукой, и под ноги Илею упал короткий, изогнутый кинжал, — и на нем принеси кровь своего отца. Тот же час твое желание исполню.

— Но… — Илей поднял кинжал, сглотнул, посмотрев на тень, — он же мой папа!

— Слышать ничего не хочу. Хочешь желание — плати. Или ты не хочешь заговаривать всех на дары роскошные, да на ласки девичьи одним лишь словом?

Услышав последние слова рогатой тени, Илей с искоркой округлил глаза.

— Я…я сделаю.

Илей оставил тень на погосте, а сам ушел домой. Когда он вернулся в вотчину, родители уже спали, чем и воспользовался ослепленный жаждой силы мальчик.

Однако ни отцу, ни матери на утро проснуться было не суждено. Оба они остались в своем ложе. Отец с окровавленной шеей, а матери он пронзил сердце острым кинжалом.

Илей, исполнив то, что велела тень, вернулся на погост. Он чувствовал себя потерянным и раздавленным. Как же так, по воле нечистивого отобрал жизнь у родителей? Но вспоминая обещания нечистого, немного утешал себя, заговорщиком теперь стану, думал Илей, да самым-самым!

— Я сделал! — на том же месте выпалил Илей, бросив клинок вперед себя.

— Хорошо-о-о, — клокотала тень, видя окровавленный клинок, — так и быть. Я исполню твое желание, отныне ты будешь самым могучим заговорщиком. Никто с тобой не сравнится.

Тень исчезла вместе с окровавленным клинком, а Илей как и был на погосте, так и остался при тех же мыслях, способностях, и злобе, которая подкреплялась осознанием того, что он натворил.

Но времени на переживания больше не оставалось, потому что по прихоти беса он тут же перевоплотился. Ноги у него были человеческие, а вот туловище и пасть волчьи, мохнатые.

— Долго выл Илей по поводу своей судьбы, но скоро начал меняться. Проходил он, человек-волк нечистый везде по ночам, где только вздумается, да искал, с кем бы поговорить. А коль увидит кого, сразу на уши приседает. Всего тебя прочитает, сразу же разговаривать начинает на самые откровенные темы, так тараторить начинает, хоть галопом беги, да отвечать ему нельзя, не то утащит сразу неведомо куда своей цепью. Не убежать уже от него, не скрыться, а коль дождешься момента, так он такой вопрос задаст, так заговорит, что не удержишься, да ответишь не по воле своей. Так он и утащит, и больше не найдет никто.

— И давно ты тут? — спросил мальчик, накинув полотенце на плечо. Друзья его тут же обернулись.

— О, за нами следили, оказывается, — сказал тот, кого Анька посчитала самым старшим. Даже сидя он был выше своего подельника по поеданию сухариков.

— Я не следила, я просто, — Анька неуверенно потопталась на месте, поджав губки, — просто пришла. А тут вы.

Мальчишки отложили сухарики, и оба поднялись со своих мест. Они втроем подошли к девочке, окидывая ее изучающими взглядами.

— Не местная ведь? Я тебя ни разу не видел, — спросил самый высокий. Анька помотала головой.

— Не местная.

Они немного разговорились, познакомились. Анька узнала, что русого мальчишку зовут Витя, ему десять лет, его с виду ровесник, черноволосый Олег оказался и в самом деле ровесником. А самый старший был Леха со светлыми волосами, ему было двенадцать.

Мальчишки долго думали, но все же поделились с Анькой сухариками, поскольку она сказала, что никогда такого не пробовала и потом поняла, что и правильно, потому что после них она очень хотела пить. А вода у них уже сильно прогрелась на солнце, и пить ее было неприятно.

После расспросов о том, как Анька забрела сюда, в этот поселок, если сама живет в лесу, она дала незамысловатый ответ.

— Да вот, хотела прогуляться, узнать, может в других лесах есть хотя бы ягода или грибы, — Анька тяжело вздохнула, — а то у нас совсем ничего почти нет.

— Да уж, мои предки давно в те леса не ходят, кроме деревьев и сорняка ничего не растет толком, а если и есть чего, так разбирают, не успеваешь и глазом моргнуть, — согласился Олег.

— Не только твои предки, — сказал Леха, — туда вообще уже никто не ходит. Смысла нет.

— Почему так? — поинтересовался Витя.

Витя жил только с матерью в поселке, а она была не большим любителем ходить и собирать ягоды с грибами. Да и сыну ее было это не интересно.

— А ты че, не знал? — спросил Леха, на что Витя пожал плечами, — там уж столько леса повалили, как эта лесопильня появилась, самосвалы все перекатали.

— И звери убегают, — грустно выдохнула Анька, поддержав Леху.

— Вот, а без зверья то и лес — не лес. Вот так, — заключил Леха.

— А можно сделать и так, чтобы все вернулось, как было, — вдруг сказала Анька. Мальчишки кинули на нее вопросительные взгляды.

— Это как же? — спросил Витя.

— А вот так, — сжав кулачок, грозно ответила Анька, — если лесопильня закроется и больше не будет работать, то уже в следующем году все звери вернутся и будут все ходить в лес, какую хочешь ягоду собирать, даже грибы.

— Да уж как же, — отмахнулся Олег.

— И как ты ее закрыть собралась? — ухмыльнулся Витя.

— Там пасть большая есть, в ней все деревья пилят, быстро так. Если туда что-нибудь тяжелое и железное кинуть, она может подавиться и больше на ней не смогут работать. Я лопату кинула туда, но видимо не попала, нужно что-нибудь тяжелое.

Выслушав это, все кроме Вити потупили глаза, а сам Витька посмеялся.

— Ага, подавится, как же, — хмыкнул Витя, — это конвейер называется, а пилы там ленточные. Даже если туда и попадет что-то железное, максимум пилу сломает. Ее заменят и дальше работать будут.

— А-а-а, ты откуда это все знаешь? — спросила Анька, округлив глаза.

— Папа мой, пока не умер, на лесопильне этой работал. Вот он мне все и рассказывал, что там у них и как, — ответил Витя, нахмурившись.

Отца Витя не любил, тот был мужиком строгим, держал сына в крепкой узде. Работал, где придется, потому что с судимостью особо нигде официально не устроишься, поэтому лесопильня, открывшаяся недалеко от родного поселка, была спасительной манной. Там и работал его отец, а погиб, когда Витьке было девять. По официальной версии была пьяная драка у всеми любимого магазина, отец Витьки был человеком вспыльчивым, и никогда не гнушался помахать руками, за что однажды и поплатился. Так сильно отметелили его двое или трое забулдыг, а когда обнаружили бессознательного мужчину, было уже поздно. Участников драки не нашли, или не хотели искать, у местных управленцев всегда находились какие-то более важные дела.

А вот после смерти отца Витя по-настоящему расслабился и выдохнул с облегчением, ведь мать никогда ему была не указ, слишком мягкая женщина и сына могла разве что лишь отчитывать, но не бить. В глубине души Витька был даже рад, что отца больше нет, хоть и с финансами стало гораздо сложнее.

Анька до последнего пыталась зацепиться хоть за что-то, лишь бы привести ребят на эту лесопильню, и чтобы те подумали, как же на самом деле можно прекратить ее работу.

— А вы знаете, какие там, в лесу у нас ягоды могут быть? — с хитрецой спросила Анька.

— И какие же? — спросил Леха.

— А давайте завтра тут встретимся, я принесу и покажу. Нигде таких не видели, — похвасталась Аня.

Этим предложением Анька смогла убедить даже скептика Витю, и мальчики дружно согласились.

Анька попрощалась с ребятами и вернулась в свой родной лес. Конечно, сама бы она не смогла собрать ягоду, поэтому, взяв из избы корзинку, еще десять минут она ходила по лесу и кричала Потапыча, пока тот обеспокоенный не пришел на ее зов. Попросила Анька показать ей, где самая вкусная ягода прячется, ну а Потапыч, не увидев в ее просьбе ничего зазорного, повел девчонку по лесу и лапой указывал на кусты, под которыми росла большая и спелая клубника.

Когда корзинка Аньки была полна сочной и крупной ягоды, та обняла медведя, ласково погладив его по шее.

— Спасибо, Михаил! — сказала Анька, и поцеловала его в макушку.

Довольный Потапыч проводил девочку до избы, откланялся и побрел по своим медвежьим делам.

На следующий день Анька пообещала Лешему, что уж на следующий день точно пойдет в лес с ним, а пока у нее плохое самочувствие. Расчувствовался старик, Ваньке дал наказ внучке травяного чая заварить, да вечером в баньке масел целебных на камни плескать.

Леший ушел, а когда Ванька чай сделал, и вынес из кухни, то и самой Аньки уже след простыл.

Днем девчонка пришла на берег озера у поселка, и там ее уже ждали мальчишки.

Сначала они высказывали друг другу недовольства по поводу вранья Аньки, но стоило им увидеть ее и корзинку полную ягод, так они сразу и притихли.

Мальчики расстелили заранее приготовленные полотенца, и все вчетвером уселись, а Анька поставила корзину уже мытых ягод в центре незамысловатого круга.

— Вот, пожалуйста, — улыбнулась Аня.

Увидев такие крупные и спелые ягоды, мальчишки так увлеклись, что от корзинки за десять минут ничего не осталось. Они были довольны таким угощением и несомненно поблагодарили Аньку, а та лишь загадочно улыбалась.

— А где? Где еще таких ягод достать? У меня ж предки таких даже никогда не находили! — Олег облизнул губы в сладковатом соку клубники.

— А все, — пожала плечами Анька, — только в следующем году будут, если лесопильня не будет работать.

Мальчишки тут же начали оживленно переговариваться, Витька сначала отмахивался, мол, не получится ничего, но все же под давлением Лехи он сдался.

— Ладно, пойдем, посмотрим, что с этой лесопильней можно сделать, — сказал Леха, и оживленная Анька вскочила на ноги, взяв пустую корзинку.

Мальчишки пошли за Анькой и через долгие полчаса, наконец, добрели до склона у лесопилки. Все вчетвером тихонько осмотрелись, не привлекая лишнего внимания.

— Да что тут сделаешь? — первый спросил Витя, — там и охрана есть, вон будка рядом со сторожкой. Повезло еще, что тебя с твоей лопатой не поймали, а то бы попало по первое число.

Услышав это, Анька поджала губы и так же осматривала территорию лесопильни. Довольно маленькая та была, но люди работали хорошо и быстро, перерабатывая большой объем за короткий временной промежуток.

— Батя говорил, что это лучшая лесопильня в области, и по планам они всех делали всегда, — добавил Витя.

Когда все четверо ребят поднялись, Анька задумалась и спросила.

— А если что-то большое и железное туда кинуть? Этот ко-нве-йер все равно сделают? — спросила Анька, по слогам произнеся диковинное слово.

На вопросительные взгляды мальчишек она прошла к дереву и быстро раскопала свою находку, увидев которую, Леха тут же взял ее за руку, рывком оттащив назад.

— Ты че, с ума сошла!? Откуда ты взяла ее!? — едва не прикрикнул Леха.

— В-вчера споткнулась об нее и откопала-а, — Анька начала хныкать от такого грубого обращения.

— Ну че ты как с девчонкой? — Витя отстранил Аньку от Лехи, который все не сводил взгляда с темно-зеленого блина.

— Ты хоть в курсе, че ты откопала!? — выпалил Леха.

Анька с накатывающими слезами помотала головой.

— Нам хоть скажи, — буркнул Витя, и тихо обратился к Аньке, — не переживай, он нервный просто.

— Это же мина, чтоб ее! Противотанковая! — Леха опустился на колени рядом с находкой Ани и сдул с нее мелкое крошево земли, — е-мое…

— Ну, чего там? — спросил Олег.

— Это же шестьдесят вторая, ТМ-ка! — Леха прочитал надпись черной краской, — ты ее не трогала? — он повернулся к Аньке.

Девчонка помотала головой, а к другу обратился Витя.

— А ты откуда это знаешь?

— Историю надо знать, — хмыкнул Леха, внимательно разглядывая мину, — мама у меня историю любит и знает, ну и мне рассказывала, как наши раньше фашиста били. Эта ведь мина тогда самой мощной считалась, там восемь кило тротила, чтоб ее! Повезло тебе, Аня, что на взрыватель не попала, хоть он и заклинен уже давно. Ее бы отнести куда подальше, или вообще в полицию сообщить.

— Или… — задумался Олег, и все посмотрели на него, после чего он выдал по-настоящему безумную мысль, — взорвать эту лесопильню.

— Ты че, ягод пережрал? — усмехнулся Леха.

Анька же округлила глаза, видя возможный выход из ситуации.

— Он прав, — вмешалась девчонка, и все посмотрели уже на нее, — если лесопильни не будет, никто сюда работать не придет. Эта ведь… мина может взорвать этот конвейер?

Леха усмехнулся, поднявшись на ноги.

— Да ее туда спусти, она там камня на камне не оставит, — хмыкнул Леха, — только вот не факт, что она еще рабочая, ей уже лет семьдесят, если не больше, и даже если так, то сторож всегда здесь, он нас заметит даже ночью. И потом уже даже наши родители не смогут отвертеться.

— А если попробовать? — спросил Витя, — через неделю как раз праздник намечается, тут вообще никого не должно быть.

— Уверен? — спросил Олег.

— Мне батя рассказывал, что по праздникам тут никого нет вообще. Ну, стырят немного дров, убытка никакого не будет, у лесопильни объемы не те, чтобы переживать о кучке дров, даже своим разрешают таскать, а в рабочую смену в основном развозят все подчистую.

— Ну ладно, — глаза Лехи загорелись азартом, что он даже улыбнулся, только к мине не прикасаться, кто ее знает, как она себя поведет.

Леха осторожно закопал советскую взрывчатку, после чего Анька проводила всех к окраине леса, где на опушке они и попрощались, и девочка пошла к избе, вспоминая, как смело за нее вступался Витя перед злым Лехой.

На следующий день Анька исправно пошла в лес вместе с дедом, как и последующие дни. Она была покладистой, выполняла все просьбы беспрекословно, этим и смягчила старика, который через неделю отпустил ее погулять на праздник, раз уж познакомилась она в поселке с местными мальчишками. Вот только Леший давал наказ возвращаться дотемна, а Аньке в этот день этот наказ был совсем не кстати, поэтому она решила просто его нарушить, и все. Авось сильно ругаться не будет дедушка.

Как и договаривались, Анька встретила ребят на опушке леса, и они двинулись в сторону лесопильни. Шли по сумеркам уверенно, не ожидая никаких подвохов, и очень зря.

Когда стемнело окончательно, Леха осторожно раскопал противотанковую мину, и втроем они ее подняли. Дальше была непростая задача — спустить ее по склону к лесопилке.

Ребята несли, едва не надрываясь, мина была очень тяжелая.

— Держи ты крепче, Леха! Я уроню щас! — прошипел Витя.

— Я нормально держу, это Олег халтурит! А ну, крепче взял!

— У меня пальцы соскальзывают, — пожаловался Олег.

— Нельзя ронять! Несем! — наказал Леха, и Олег, собрав все силы, ухватился крепче, но его пальцы все равно соскользнули.

Благо, к этому времени успела Анька, и подхватила тяжелый блин своими маленькими ручонками, не позволив его уронить.

Олег быстро обтер руки об себя, и тут же взялся за мину.

— Отпускай, — сказал Олег, но Анька лишь улыбнулась, продолжая помогать.

Решено было положить мину между сторожкой работяг и конвейером, а издалека уже забросать камнями, авось какой и попадет.

Положили они мину аккуратно и все выдохнули. Дело почти сделано, осталось лишь убежать и поиграть в снайперов. Вот только некоторые личности, затаившиеся в сторожке и окружающие лесопильню, так не думали.

Дверь в сторожку распахнулась, дети тут же вздрогнули, увидев двух выходящих мужчин в серых полукомбинезонах.

— Оп-па, — сказал один из них, — ужин пожаловал.

Ребятня тут же осмотрелась, и они поняли, что их окружили. Все в одинаковых серых полукомбинезонах. Бежать некуда.

Ребята сразу посмотрели на Леху, как на самого старшего, мол, что же делать!?

— Тихо, это не рабочие. Тут даже охранника нет, — сглотнул Леха, когда их уже окружили, — что вам надо?

— Пожрать бы, нас тут много, — сказал один из мужчин.

— Давайте отведу вас в свой дом, там еды на всех хватит, — едва не заикаясь, сказал Леха первое, что пришло в голову, — с запасом.

— Да не надо нам, не та жратва нужна, — хмыкнул один, выходящий из сторожки. Лысый, здоровенный, да татуированный весь, — в общем, трех мелких в утиль, девчонку мне.

Мужики тут же похватали пацанов, девчонку тоже схватили, повели ее к сторожке.

Уже обмочившихся, кричащих и брыкающихся мальчишек положили на ленту конвейера, удерживая на ней.

— Запускай! — крикнул один из мужиков.

Вскоре электричество загудело, конвейер начал работать, пилы тоже.

Мужики в серых полукомбинезонах отпустили орущих и ревущих мальчишек, которые сначала клялись, что никогда больше здесь не появятся, просили отпустить, но разве это бы помогло? Конечно, нет. Тут не поможет ничто.

Кроме мощного разряда молнии, ударившего в трансформатор, и обесточившего сразу всю лесопильню.

Мальчишки на заглохшем конвейере замерли, лишь Олегу немного подровняло волосы на макушке, а когда они, осознав шанс, поползли наружу, тут же раздались крики, звуки глухих ударов и зверское рычание.

Они выползали и видели, как нечто на четырех конечностях, огромное, мохнатое и злобное набрасывается на беглых заключенных, рвет одежду острыми когтями, уваливает на спины и не дает убежать. Развернулась настоящая бойня, заключенные пытались ранить неведомую тварь острыми заточками, у них даже получалось, но этим они лишь злили монстра. Раздался еще более озверелый рык, существо встало на две лапы, развернулось и наотмашь ударило заключенного с заточкой, сбив его с ног, а от удара головой мужик и вовсе потерял сознание. Оставалось еще двое, что стояли на ногах, и третий у сторожки. Схватив двух заключенных за шкирки, монстр столкнул их друг с другом, с влажным хрустом переломав им носы. Мужики свалились с ног, закашливаясь и сплевывая кровь с крошевом зубов. Ошарашенные таким зрелищем мальчишки замерли поодаль и с округленными глазами смотрели, как этот зверь за считанные минуты разобрался с пятью взрослыми мужчинами. Они хотели пойти в сторону, где была Анька, обойдя конвейер, но было боязливо проходить мимо этого зверя.

Тот, который захотел провести время с девочкой, принял единственное верное решение — бежать. Он развернулся, позабыв про девчонку, которая забилась под лестницу у сторожки, и рванул вперед. Так быстро побежал, что не успел остановиться, когда из-за сторожки показалась фигура старика, в которую он врезался, без шансов рухнув на спину.

— Слышь, вали по-хорошему, — осклабился зек, поднявшись на ноги, но мощный удар между глаз заставил его быстро передумать, и свалиться обратно навзничь.

Старик схватил его за шкирку, и мешком оттащил к остальным.

Теперь у конвейера лесопилки было шестеро заключенных в серых полукомбинезонах, над которыми возвышался свирепый зверь, не то волк, не то бегемот по своим размерам. Он злобно рычал, выхаживая между ними. Один из них попытался подняться, но был тут же прибит обратно к земле массивной лапой зверя. Вокруг то и дело раздавались болезненные стоны заключенных, которые предпринимали жалкие попытки сопротивляться чуткому зверю. Еще одна попытка подняться, которую монстр грубо прерывает, впечатав лапой затылок мужчины. Послышался хруст, с которым вновь сломался уже не раз ломаный нос, и вместе с землей и опилками он выплевывает осколки зубов.

Леший подошел к сторожке, а к нему из-под лестницы сразу выбежала плачущая Анька и, уже рыдая, бросилась к дедушке, крепко вцепившись в него.

— Тише внучка, не плачь, — Леший погладил Аню по волосам и мягко, аккуратно усыпил девчонку, взяв ее на руки, — Ванька! — гаркнул он следом, и свирепый зверь тут же посмотрел в его сторону, — внучку мою в избу! С этими я сам.

Огромный черный зверь тут же подскочил к старику, который на его спину уложил спящую девочку.

Держа на спине девочку, зверь шустро умчался в глушь леса.

К заключенным подошел Леший и пристально всех осмотрел. Он схватил крепкой рукой за грудки одного из них. Для него они были слабые, побитые, изможденные. Ай… плевать! Пора вспомнить молодость. Молодость, когда кровь кипела, а люди его по-настоящему боялись, как хозяина леса. Ведь злить хозяина леса нельзя, ой нельзя…