Вместе? Часть двенадцатая. (Очень длинный роман)
-Коля! Я тебя умаляю! Это все неправда! Это тебе скажет каждый встречный! Это даже ребенку ясно! Женя, чего ты молчишь, скажи же ему, он ведь твой друг! Он гибнет! Его просто околдовала эта ведьма…
-А может ему это нравится? – подумал я вслух. – В итоге каждый делает то, что ему нравится. Быть индийским адмиралом куда интереснее, нежели каким-то заурядным отличником в школе. В восемнадцатилетнем возрасте ему, наверное, льстит числиться отцом десятилетних детей, и пользоваться вниманием взрослой женщины. А на счет панк-рока ты поторопился. Встретимся потом, когда тебе надоест адмиральский чин и тебя достанет взрослая женщина-маг со своими детьми. Может этого никогда и не произойдет. А на счет любви ты врешь! Врешь самому себе. Любящий человек вряд ли бы стал скрывать от всех связь с любимой женщиной. А тебе даже неприятно говорить о связи с ней. Ладно, не слушай никого и живи, как тебе нравится, помни, что мы не хозяева своей судьбе, а она наш хозяин, и потому во всем, что мы делаем, нет ни нашей вины, ни нашей заслуги. Пока!
После неудачной попытки закабалить Колю Катя, как ни в чем не бывало, начала домогаться моего тела. Мне следовало бы устроить ей сцену ревности, но мне было лень, и я лежал бревном на диване, пока она забавлялась. Коля был еще молод, и у него были силы обманывать себя. Он был рад это делать, а мне это делать надоело. Кто знает, может быть попал бы я в руки к такой женщине, которая не перегибает палку, не надоело бы мне это так быстро. Как ни старался я в тот вечер, удовлетворить её потребности, у меня ничего не получалось. К утру сильно устал и почувствовал себя жертвой.
Глава десятая. Развод.
Хотя я получил повестку в суд заранее, назначенное число настало внезапно и застало меня врасплох. У меня не оказалось денег даже на дорогу и прочую мелочь. И тут, как тут, Лукашенко предложил свои услуги. От его деревни до райцентра, в котором жила моя бывшая жена было пять км. Он предложил оплатить дорогу за меня, Катю, переночевать у него. Я не смог ему отказать. Моя сестра тоже решила поехать, чтобы поддержать меня морально, дать свидетельские показания, если это будет возможно. Я был вооружен множеством справок, которые оправдывали мои неуплаты алиментов, а так же квитанции о том, что я ранее регулярно переводил деньги на её счет.
После пяти часов дороги мы прибыли в деревню с покосившимися заборами, среди которой стояло пару хрущевских блочных пятиэтажек, из окон которых неряшливо торчали жестяные печные трубы. Отпечаток запущенности присутствовал везде. Заваленный хламом подъезд и квартира. Стены, оклеенные газетами, испачканная краской мебель, строительные материалы и инструменты разбросанные повсюду. Лукашенко с гордостью сообщил нам, что он с братом уже давно начали ремонт, но из-за отсутствия времени никак не могут его завершить. Катя спрашивала его о старинных зданиях с лепниной, а он говорил, что скоро его мама выиграет тяжбу с колхозом. Он станет самым богатым человеком в деревне. Ксению же интересовали лошади, которых в той деревне было много. С ранних лет моя сестра проводила большую часть времени на городских конюшнях. Лукашенко тоже до того, как закодировался от пьянства, и уехал в город, был конюхом. Потому разговор шел о лошадях. Катя же злилась, что никто не хочет с ней беседовать о лепнине, которую мы пошли посмотреть на развалинах барской усадьбы.
-Твоя сестра просто без ума от этого мужлана, - шепнула мне на ухо Катя. – Она, наверное, окрутит его и выйдет за него замуж. Ведь у него есть много лошадей…
Я больно сдавил её пухлую ладошку, так, что она взвизгнула.
-Чего ты злишься? Они неплохая пара…
-Не говори ерунды! Если он тебе так нравится, сама за него выходи замуж! И вообще, хватит шептаться и лезть в чужую жизнь!
Меня всё раздражало в этом захолустном краю, даже природа казавшаяся мне чахлой. Я не был расположен далее слушать о лошадях и смотреть, как Катя делает вид, что рассматривает обломки усадьбы и оговаривает мою сестру. Я отправился спать, а спать предстояло на пыльной тахте, застеленной грязной простыней, вчетвером. Катя улеглась к стенке, я рядом с ней, потом легла Ксения, и Лукашенко упал с краю. Часа два Катя ворочалась и не давала мне заснуть, требуя возмещения супружеского долга. Я выполнил его, как можно тише, что ей не очень понравилось. Засыпая, я подумал о том, что с Катей тоже не мешало бы развестись, заодно.
На завтрак были те же сосиски без мяса и картофельное пюре с привкусом рыбы, что и на ужин. Я бы не возмущался по этому поводу, если бы потом Лукашенко не выкатил мне за ужин, завтрак и обед хороший счет. Он посчитал пыльную тахту и то, что его отчим доставил нас от автовокзала в райцентре до его деревни в кузове пикапа, а утром отвез обратно в райцентр.
Никаких свидетелей на заседание суда не пустили. Бывшая жена выглядела в суде пришибленно и на вопросы отвечала еле слышно. У судьи был апатичный и усталый вид уставшей от жизни старой девы, употребляющей алкоголь по выходным. Она заунывным голосом вела ритуал суда, решив всё заранее. То, что я взял предложенное слово, и начал задавать ей непредвиденные вопросы, было для неё неожиданностью.
-Могу ли я потребовать справку о психическом здоровье моей бывшей жены? – с напором спросил я.
-Вы будете отвечать за оскорбление личности!
-Я никого не оскорблял, а спросил, и жду ответа на поставленный вопрос.
-Нет, вы не имеете права выдвигать такие требования.
-А теперь, ваша честь, я хотел бы узнать, на каком основании вы отдаете ребенка в руки матери. Насколько мне известно, у неё нет специальности, и только основное образование, ни одного дня трудового стажа, хотя ей уже двадцать лет. Получается, что пять лет она ничем не занималась, живя на иждивении своей матери, которая уже десять лет, как официальная безработная. Живут они в муниципальном жилье с частичными удобствами, за которое они уже давно не вносят плату. Я же являюсь собственником квартиры со всеми удобствами, мои родители работают, потом, у меня имеется несколько востребованных специальностей, средне-специальное образование, семь лет трудового стажа и, наконец, я живу в городе, где рабочие руки чаще требуются. Так почему же вы решили отдать ребенка ей?
-Инспектор побывала у них дома и сочла условия содержания ребенка приемлемыми. В их семье наблюдался достаток.
-Разрешите поинтересоваться, что в понятии инспектора есть достаток. И откуда, по вашему, может взяться этот достаток, если она и её мать не работают и регулярно употребляют алкоголь?
-Я не могу отдать вам ребенка потому, что у вас с ним совершенно не было контактов в течении года с лишним. Вы неадекватно себя ведете, странно одеты, к тому же, вы агрессивны!
-Осмелюсь спросить, о статье закона, в которой приводятся нормативы поведения и одежды?
-Вы спрашиваете о том, что ясно любому ребенку, без всяких законов.
-То есть, вы хотите сказать, что «любой ребенок» может взять и установить нормы, согласно которым меня можно лишить отцовства? Так?
-Отцовства вас никто не лишает. Суд даже обязывает вас посещать ребенка каждые выходные и помогать бывшей жене по хозяйству. Как вы верно заметили, условия у них не самые лучшие, нужно заготавливать дрова, а это работа не женская…
-Простите! Про заготовку дров, как я понимаю, в законах сказано? Соблаговолите, пожалуйста, напомнить мне номер пункта.
-Если у вас есть элементарная совесть, и вы думаете о своем ребенке…
-Осмелюсь напомнить вашей чести, что об элементарной совести и заготовке дров в законе ничего не написано, в чем я имел удовольствие убедиться. Почему суд обязывает меня приезжать в этот город, а не наоборот, может быть, у меня нет денег на дорогу, после уплаты алиментов? Хотя у меня нет абсолютно никаких доходов, вы обязали меня выплачивать сумму равную четверти от минимальной зарплаты. Откуда же мне эти деньги взять? Может быть, суд согласиться оплачивать проезд на автобусе и номер в местной гостинице?
-Вы сами только что заявили, что у вас есть возможности устроиться на высокооплачиваемую работу. И в гостинице ночевать не обязательно, вы можете переночевать в квартире своей бывшей жены. Я думаю, она не будет против этого и предоставит вам спальное место.
-Конечно, предоставлю, я же не зверь, я всё понимаю…
-Я говорил, что у меня непропорционально больше шансов найти работу, чем у моей бывшей жены. Мне так же хотелось бы узнать, почему суд совершенно не интересуется причиной того, что я и моя жена перестали жить совместно?
-Молодой человек, не забывайте где вы находитесь и с кем вы разговариваете! Говорите свое последнее слово и прекратите задавать мне вопросы, на которые я не обязана отвечать по закону.
-Я хочу засвидетельствовать, что в любой момент готов взять на себя воспитание и содержание своего сына, с согласия его матери, конечно…
-Никогда ты моего согласия не получишь! – злорадно прошипела Вера.
-А еще прошу засвидетельствовать мое неудовлетворение работой суда. У меня всё!
Возвращались пешком в деревню мы втроем. Лукашенко, сказав, что ходить пешком так далеко вредно, решил полтора часа торчать на автобусной остановке в райцентре. Мы шли по обочине заасфальтированной дороги мимо нераспаханных полей покрытых гнилым сорняком. Местами сквозь гниль пробивалась нежно-зеленая трава. Яркое солнце иссушило дорожную грязь, превратила её в пыль, слоем которой покрылась наша обувь. На полпути мы свернули в небольшой сосновый бор, нашли там поляну, присели на землю покурить и съесть лаваш.
-Теперь-то ты свободен! – воодушевленно сказала Катя. – Теперь мы можем с тобой пожениться, и создать самую счастливую семью на свете. Я рожу много маленьких чудовищ, которые станут потом безумно талантливыми художниками. Я так счастлива! Скажи, что ты меня любишь!
Ксения отвернулась, чтоб Катя не видела её выражение лица.
-Ты знаешь, милый, твоя бывшая жена, сказала мне, что у меня жирная жопа, когда мы все выходили из этого здания. Это так грубо! Я не представляю, как ты с ней прожил два года. Теперь верю в то, что ты о ней рассказывал. Это действительно страшный человек! Хотя с виду такая маленькая и тихенькая девочка, даже, не скажешь, что она уже родила…
Ксения оборвала её воркование, спросив меня, действительно ли Коля признался в том, что живет со своей учительницей английского. Я слово в слово повторил его признания.
-Ну, Кольян и дает! Что за чушь! Адмирал из Индии умирает от сердечного приступа из-за любви! Это просто мелодрама какая-то!
-Романтическая история! – Катя не могла представить того, что не всем женщинам нравятся истории подобного рода. – Он, конечно, очень талантливый мальчик, и заслуживает девушку помладше и талантливее, без детей и всякого дерьмища…
Когда Катя отлучилась в кусты, сестра сказала мне, что она еще хуже, чем Вера. Я, смеясь, ответил, что они обе мне противны и теперь я ищу только повода, чтобы отделаться от неё.
-Если она тебе так не нравится, то, какого черта, ты волок её сюда и, вообще, продолжаешь с ней жить? Не проще ли взять, и сказать ей начистоту прямо сейчас.
-Видишь ли. Градус моего возмущения еще не достиг последнего предела, когда скрытые желания вылезают наружу и реализуются. У меня еще есть место для парочки шагов назад. Я привык всё доводить до конца. И эту историю тоже надо довести до конца. Наступить на все грабли, провалиться во все ямы, окончательно убедиться в том, что сосуществование с женщиной на одной жилплощади не для меня. А расстаться с ней придется, так, или иначе. Надо платить алименты, рассчитываться за велосипед. У меня просто нет денег, чтобы далее платить за квартиру.
-А если она заплатит?
-Скорее небо упадет на землю, чем это случиться.
-Трудно тебе! Мне так хотелось её убить, когда она заговорила о свадьбе и детях. А на счет Кольяна, я думала, что она все придумала.
-Пошли, пока мне голову не напекло.
-Че она там копается?
-Не парься, догонит, не потеряется, уж слишком я этого хочу.
В автобусе Катя начала вещать мне о той жертве, на которую она пошла ради меня. Она, можно сказать чистая и непорочная девушка, а я разведенный, несостоятельный, неталантливый…
-Моя бабушка сказала мне, что ты какой-то басурманин со своей бородой. Вообще, для женщины унизительно выходить замуж за разведенного человека, который платит алименты, у которого нет даже захудалой машины и своей квартиры…
-Слушай, а может не стоит нам с тобой продолжать отношения? Твоя бабушка найдет тебе девственника с машиной и квартирой, без всякого дерьмища, как ты любишь выражаться. Твоя, уважаемая, бабушка определенно знает толк в мужчинах, потому всю жизнь прожила одна, как и твоя мама.
-Моя мама, можно сказать, замужняя женщина.
-Можно сказать всё, что угодно и про кого угодно. Свадьбы не будет! Я не позволю тебе испортить свою жизнь с моей помощью! Тебя ждет блистательное будущее, но лишь в том случае, если мы расстанемся. Я плохо отношусь к твоей маме, не заискиваю, как это делали твои давешние ухажеры. Я даже не понимаю, зачем они это делали…
Когда мы подошли к подъезду дома ставшего для меня родным на полгода, с Катей случился приступ. Она собралась рухнуть в грязь, но я успел её подхватить. Мне очень не хотелось, чтоб она замарала в грязи одежду, которую её было очень трудно заставить стирать. Она трагическим голосом объявила, что умирает. Мне ничего не оставалось делать, как переть её тушу на пятый этаж. Она усложняла мне задачу, постоянно вертясь, не желая даже повиснуть у меня на шее. На последней ступени я споткнулся, загремел на пол вместе с ней, больно ударившись коленом. И тут посмотрел на себя со стороны, мне стало смешно. Она подумала, что я плачу, прекратила свою игру в приступ, встала открыла дверь и сказала, что ей уже лучше, помогла мне подняться с ушибленного колена и добраться до дивана, после чего предложила заняться сексом.
-Колено болит, черт! Не могу сосредоточиться…
-Мне так приятно! Ты такой сильный! Поднял меня на пятый этаж! С другими я не могла даже мечтать об этом. Не волнуйся, твое колено скоро пройдет, это пустяки…
-Пустяки? Ты что доктор, что ли, чтоб так уверенно об этом говоришь? И вообще я так за тебя испугался и перенапрягся, что у меня сейчас тоже начнется нервный приступ.
Она не заметила моей иронии, она считала её неуместной в такой волнующий для неё момент и потому не желала её замечать. Она решила вскипятить воды и заварить мне чаю, но, как всегда забыла залить в чайник воды и это обстоятельство помешало мне изобразить приступ эпилепсии, побудило начать истерику по поводу её бестолковости. Она орала в ответ, что у неё плохо с концентрацией и нет денег на психолога, фактически, я не даю ей излечиться от недуга.
-Кто ты? – рычал на неё я. – Ты - профессиональная жертва! Твое основное занятие обвинять всех и каждого в своих бедах, которые ты сама себе создаешь. Художники рисуют, сварщики варят, повара готовят блюда, а ты лежишь на диване и ноешь, обвиняя весь мир в своей несостоятельности. Все виноваты, кроме тебя! Ты по натуре жертва, для жирной и мягкой задницы которой, нужен садист, палач!
-А ты кто?
-А я не могу быть жертвой и роль палача тоже мне противна. Мне скучно играть в эту тупую игру. Это делает наше общение невозможным. У тебя простые правила, если не хочешь гнобить меня, тогда сам становись передо мной на колени. Если не я, то меня! Всё гениально и просто! Не мы это придумали и не нам эти правила нарушать. Чертовски противно быть сильным, среди слабых, в христианском обществе! Это просто не выгодно! В обществе, где сильный должен быть у слабых и жирных дебилов на побегушках нет смысла быть сильнее других, куда удобнее быть слабеньким и требовать, чтобы о тебе заботился тот, кто хоть что-то способен сделать сам. Кто христианские герои современности? Это монашка медсестра, которая всю жизнь посвятила подтиранию задов разных дегенератов, которых следовало бы выпустить на природу и предоставить им возможность самим о себе позаботиться. А что вы даете им взамен? Ваши восторги и почести подобны нечистотам и зловониям, которые вы производите и они служат пищей для ваших героев с больным самолюбием и больной фантазией. Они не нашли лучшего способа самоутвердиться, потому терпеливо выносят горшки из-под говноделательных машин, подают нищим, ставят себе плюсик в небесной канцелярии, ждут от бога воздаяния в стократном размере, самодовольно любуются своим благородством. Но в итоге все вы только потребители, не способные ничего создать. Вы получаете удовольствие только от употребления майонеза, лука, кока-колы, алкоголя, наркотиков, созерцания тупых сериалов и шоу и никогда ими не пресыщаетесь, но и не насыщаетесь потому, что боитесь лишиться чувства голода, своей жадности, ведь это все, что у вас есть. Вам же неведомо удовольствие, удовлетворение, самоутверждение от создания чего либо. И я сейчас кричу об этом, потому, что я такое же ничтожество, как вы, я один из вас. Я пробую играть в ваши игры и за это ненавижу сам себя. По утрам я плюю в свою рожу, которая выплывает в этом зеркале. В детстве у меня еще было мужество, чтобы отказаться играть в футбол и баскетбол, я плевал на свидания и общественное мнение, но потом сдался, одел спортивный костюм, постригся, как все и пять лет старательно пытался быть нормальным человеком. Да и теперь. Что я делаю?
-Я тебе не говноделательная машина и потребитель, я создаю художественные ценности, создаю их в муках, ради человечества!
-А потом требуешь от человечества оплаты своих мучений, но ты не спросила, на кой хрен человечеству нужны твои кляксы, если они даже тебе не нужны. Раз ты создаешь их в муках ради кого-то, а не ради своего удовольствия. Если человек требует благодарности за свои действия, значит, он неискренен, значит, ему не стоило этого делать и то, что он делает ни черта не стоит! Ты не хочешь быть, ты ничего не сделала для того, чтобы быть. Все твои действия направлены на то, чтобы казаться, иметь, обладать, употреблять. Таковы все твои друзья, таков и я. Все мы ублюдки и подонки! Все мы делаем вид, что ужасно довольны собой. А я, пожалуй, делаю этот вид хреново. Ты недовольна мной из-за этого. Уж, извини! Я лишен способности привыкать, я готов смыть отчизну в унитаз, ради путешествия в незнакомую страну. Мне всё, рано или поздно, надоедает. Теперь мне надоело казаться, черт знает кем. Я ленивая, тупая сволочь, которая, время от времени, от нечего делать, пишет всякую ерунду, которой лень зарабатывать большие деньги, но она из страха создает рабочий вид за мизерную плату, живу вместе с тобой, хотя и ничего к тебе не чувствую, как и ты ко мне. Мы признаемся друг другу в любви, потому, что хотим обмануть самих себя и окружающих, заодно, потому, что в нашем обществе непринято жить без любви, а если её нет, то её надо придумать. Мы забываем о том, что в этом мире нет никого, кроме нас самих и нам некого обманывать кроме себя. Пытаясь обмануть других, мы нагибаемся так низко, что обманываем самих себя…
Я вдруг понял, что Катя не желает понимать того, что я ей говорю, что с таким же успехом мог говорить это шкафу, стенке, двери. Пожалуй, с двери и, даже, самому себе, я бы вряд ли всё это наговорил. Иногда, всё же, нужен человек, которому ты можешь сказать то, что не решаешься сказать самому себе не вслух. Я подошел к ней и поцеловал её в макушку. Поцеловал искренне, потому, что хотел этого. Я был благодарен ей за то, что она побудила это изречь. Меня не интересовало, согласна она со мной или нет, для меня было важно лишь то, что она, сама того не ведая, помогла мне облечь свои мысли в слова. Я сел и начал записывать то, что наговорил ей. Она молча сидела на подоконнике и курила одну сигарету за другой.
-И что? – недобро спросила она. – Мы здесь будем мудачиться еще полтора месяца? Извини за выражение, но иначе я твой стиль жизни назвать не могу. Мне надоело мыться в тазике и в нем же стирать вещи. Я не могу больше так жить! Я уже ем, сидя на подоконнике, глядя на эти рожи в доме напротив! Я уже начала с ними здороваться на улице. Мы уже стали одними из них! Ты это понимаешь? Еще немного и я сломаюсь!
-Я не держу тебя здесь. Ты можешь хоть сейчас собрать свои манатки и свалить от сюда к маме. Ты абсолютно свободный человек!
-А как же наша любовь! Почему ты не найдешь себе нормальную работу, за которую хорошо платят? Мы могли бы снять квартиру с ванной, телевизором, стиральной машиной и пылесосом…
-Скажи мне, где её искать.
-Ты мужчина, и сам должен это сделать!
-Где это сказано, что я должен?
-Посмотри телевизор!
Поднимаясь утром на работу, я начал расталкивать и её. Она сначала пищала, что хочет спать, а потом начала рычать, что работу искать не пойдет.
-Я не проститутка, чтобы продавать каждый день свое тело на время рабочего дня за гроши.
-Тогда продавай свой талант. Продавай, что хочешь, кому хочешь, но я не собираюсь далее делиться с тобой едой и сигаретами!
-Ты хочешь, чтоб я стала проституткой? Ты можешь допустить это?
-Мне безразлично, где ты будешь питаться, что будешь курить, где ты будешь доставать деньги на это!
-Ах ты сволочь! Сутенер поганый!
-Сутенер! Я не думаю, что на тебя кто-то польстится…
Услышав это, она нахмурилась, встала на диване, и начала пинать мое лежащее тело. Это меня рассмешило, а она разъярилась еще больше и чуть не сломала мне ребра пяткой, требуя, чтоб я немедленно убрался из её дома. Это требование меня разозлило. Я выкрутил ей руку, подвел к двери, открыл её, и дал разбушевавшейся подруге пинка под зад. Пока она выламывала дверь и орала, я думал о том, что она сейчас, не помыв ног, залезет в чистую постель и будет спать до обеда. Старенькая дверь начала сыпаться под её напором и мне пришлось её открыть, а вечером приколачивать ржавыми гвоздями отколовшиеся части.
Метаирония есть?
Тут есть какие-то треш-каналы? Или шизопост, щитпост каналы? Если да, то посоветуйте пж. Что-то по типу корепахи 616 в вк. А то уже ничего не интересно, кроме этой метаиронии. Ыы.
Продолжение поста «070923/Когда до джекпота не хватило всего одной цифры....\9718»
Не 22:22:22 и 1:10 на часах в метрополитене, конечно, но зато уже в домашних условиях, где более комфортнее ловить даты (:. Итаке, 09.09 есть, 0:09 тоже (в 9:09 я уже не дома буду:), 66°С у стареньких процессора i3-2130 и 44°С видеокарты GTX 650 xD
Причём удачно была запущена программа для видеомонтажа, в простое цифры куда скромнее
Кстати, недавно в моём Пикабу поселился ну очень интересный персонаж (пламенный ему привет:), который, оказывается, тоже фиксирует красивые числа на память!
Вот её примеры, кстати (:
Эх, свои 2222 плюсиков я застать не успел, слишком быстро перескочило число(
И вот она очень просила, чтобы у неё было 4444... пришлось ей помочь некоторыми манипуляциями, чтобы было всё по феншую:
Исходные цифры
Это уже я перестарался)))
Казалось бы, ну тоже хорошо... но четыре четвёрки красивее)))
И вот xDDD Жаль, не 10 подписчиков, но и так тоже сойдёт)
Конечно, я тоже скринил красивое число своего рейтинга, до сих пор помню вау-эффект с 1000 плюсиков, достаточно было один запорожец опубликовать...
Ну и да, то и дело у меня в топе периодически мелькает тоже одно интересное число...
Напоследок, спойлерну то, чего давным-давно заброшено, но всё возможно: https://vk.com/album-208799999_281888888
UPD: Кстааати...
Я совсем про это не забыл)))
О фильме "Сумасшедшая помощь"
У Бориса Хлебникова нет тех фильмов, которые я бы не оценил, но фильм "Сумасшедшая помощь", мой любимый. Я бы сказал, что это вариация на бессмертное произведение Сервантеса. Хотя здесь по идее дон Кихот не главный герой, а главным героем является его оруженосец. Тем не менее актеры подобраны так, что Играющий дона Кихота Дрейден привлекает к себе все внимание и персонажа Евгения Сытого почти не видно. Дон Кихот в наши дни и в России совсем не идальго, и Санчо Панса живет не по соседству. Дон Кихот работал инженером на заводе и теперь на пенсии, иногда его навещает взрослая дочка, и пытается его уговорить лекарства, которые выписал психиатр. А оруженосец, рыцаря печального образа жиль в Беларуси в деревне, но младшая сестра дала ушлым людям живого хряка, чтобы они её брата устроили на работу в Москве. И вот он уже стоит на дороге и предлагает услуги маляра, а клиенты едут на автомобилях и выбирают себе работника. В после работы, у провинциала отбирают и деньги, и телефон, и даже обуви он лишается, а на дворе достаточно прохладно. И приходится ему спать в ремонтируемом переходе, натянув на ноги пакеты из мусорной урны. И тут-то и появляется рыцарь, ведет его к себе домой, дает обувь и носки, кормит, и обещает интересную жизнь.
Автор фильма пытается объяснить зрителю что такое шизофрения, когда оруженосец в гостях у своего рыцаря, видит детскую игру, где из четырех картинок, надо выбрать одну лишнюю. Там были картинки елки, березы, пальмы и жучка. Оруженосец уверен в том, что лишний жучок, потому что все деревья, а жук насекомое. Но тут рыцарь печального образа уверенно заявляет, что лишняя елка, потому что жучок съест березу и пальму, а елку не сможет, потому что в ней смола, и он к ней прилипнет, и вообще она колючая и невкусная. И оруженосец ничего не может возразить на это. Далее появляются картинки башни, теремка, дома и озера. И тут инженер на пенсии сразу заявляет, что лишний дом, потому что и озеро, и башня, и теремок из сказки, а дом обычный. Вообще-то действительно, люди, которые больны шизофренией способны решать очень сложные математические уравнения, знать законы физики, но когда сталкиваются с простейшими задачами, вроде этой, то они беспомощны, хотя некоторые достаточно сложные работы они способны выполнять. Оруженосец или Малыш, как его называет Инженер, тоже болен, но у него несколько иное психическое расстройство.
Конечно, рыцарь и оруженосец должны совершать подвиги, и они отправляются на прогулку. Современный дон Кихот борется не с ветряными мельницами, а с участковым полицейским. Он уверен в том, что полицейский травит свою жену, потому она такая грустная, и чтобы сделать её веселой, он решает укоротить ей волосы, потому что яд оседает в кончиках её волос. И Малыш с ним полностью согласен и помогает ему спасти женщину, пока инженер её стрижет, он её держит.
Современный рыцарь определенно должен быть человеком культурным, а для этого надо смотреть познавательные передачи по телевизору. И в одной из них он видит, что в древней Греции на колоннах, на которых располагались мраморные головы великих людей так же присутствуют гениталии на соответствующем уровне. Там говорят, что это для того, чтобы подчеркнуть их мужественность. И тут он вспоминает, что никаких гениталий на колоннах под гранитными головами великих людей с его завода нет, только окурки валяются. И он тут же берется это исправить, пока его оруженосец задремал объевшись вареными костями, которые его патрон купил в магазине и долго ими любовался перед варкой. Гениталии для колонн великих людей современный рыцарь ваял из теста, а потом запек в духовке. И друзья пошли и пришпилили их к каждой колонне, что принесло им огромное удовлетворение.
Потом они решили, что работающий в подвале гастарбайтер из Центральной Азии узник, мечтающий освободиться. Тут же рядом стола тележка с газовым и кислородным баллонами, и рыцарь берет автоген открывает вентили, и кидает его в отверстие в подвал. И вскоре "узника" действительно вытаскивает какой-то мужик с коляской из подвала и орет, что из-за него его ребенок чуть не отравился, а гастарбайтер русского языка не понимает. Собирается толпа народу, все кричат, все недовольны и агрессивны, но появляется наш инженер и "жжет их глазами", вытаращив их до предела. Его Малыш следует его примеру, и их обоих начинают бить...
Потом инженер разрабатывает план, победы над участковым, который заключается в том, чтобы среди ночи явиться на пруд к друзьям уточкам в светящейся одежде. И он начинает смешивать дома какие-то реактивы, и потом мазать получившейся вонючей смесью свой плащик и куртку друга. Потом ищет рецепт для приготовления лодки, для того, чтобы добраться до домика уточек на середине пруда. Но тут он увлеченно ест копченую курочку, которую ему вместе с таблетками дочка принесла, и даже не делится с другом. Друг всё-таки убеждает его выпить таблетку...
После принятия таблетки рыцарь вопреки своему плану пойти в ночи на пруд ложиться спать и просыпается только уже днем на следующий день и ничего про свой план, о котором ему говорит оруженосец не помнит, и не знает откуда взялась банка с какой-то вонючей гадостью, и чем измазан его плащик. Тем не менее они идут на пруд, пытаются доплыть до домика уточек в картонной коробке, но она для этого к их удивлению не годится, и тогда его оруженосец, верящий в великий замысел своего патрона, одевает капюшон и вплавь добирается до домика уточек, который разваливается, утки возмущенно вопят, а инженер требует от них прекратить галдеж и обвиняет их в глупости.
Дочка встречает друзей дома, пытается отстирать их мокрую одежду, и просит у оруженосца, чтобы он регулярно давал её отцу таблетки, говорит, что под воздействием таблеток он станет тихим и перестанет шляться. Инженер говорит что с таблетками он чувствует себя, как-то странно, что с ним "что-то не то..." и оруженосец сомневается в том, что стоит принуждать рыцаря принимать таблетки.
В итоге все кончается плохо. Сумасшедший инженер на пенсии, решает расправиться с участковым радикальным образом. Но вместо кухонного ножа кидается на него с каким-то резиновым шлангом, и тот его за такую наглость забивает до смерти. Дело в том, что у участкового тоже шизофрения, но несколько иного типа, у него постоянные галлюцинации, ему кажется, что все коллеги говорят о его увольнении, впрочем, иногда бывают у него и визуальные галлюцинации, но все они несут один и тот же смысл - его все не любят и хотят от него избавится.
В конце фильма оруженосец оказывается у себя в деревне в Беларуси, и порывается сбегать на почту, чтобы позвонить дочке инженера, в которую похоже влюбился...
В общем-то мораль фильма на первый взгляд проста - людям с таким заболеванием следует регулярно ходить к врачу и принимать таблетки. Они нуждаются в постоянном присмотре. Да со стороны они порой выглядят забавно со своими чудачествами. Однако, никто от такого заболевания не застрахован, и когда подобными расстройствами страдает близкий человек, это уже совсем не смешно. С помощью этого фильма нам предлагают побыть пару часов близкими таких людей. На постсоветском пространстве психические заболевания считаются стыдными, и потому над теми, кто ими страдает считается допустимым смеяться, подшучивать, всячески их дискриминировать, будто они не больны, а просто кривляются, или вообще не люди. Так же у нас люди ужасно боятся обнаружить у себя и своих близких признаки подобных заболеваний, и обращаются к медикам, только в очень крайних случаях, предпочитая это скрывать, пока это не кончается бедой...
Вместе? Часть восьмая. (Очень длинный роман)
-Это кто? – спросил у Кати мужчина с гнилыми зубами.
-Это мой муж, - с достоинством представила меня она.
-Он тебя не обижает? – строго спросил мужик. – А то я его сейчас поучу, как с женщинами обращаться. Знаю я этих иностранцев…
-Он не иностранец, он русский, такой же, как и ты.
-Че-то я этого не заметил! Русские люди так не одеваются.
-Да он просто родину не любит, - визгливым голосом сказала баба в желтом парике. – Он к западникам примазывается, чтобы свалить туда.
-Он меня не обижает! - испуганно заговорила Катя, вставая из-за стола. – Мы уходим домой. Приятно было с вами пообщаться. До свидания!
-Э! Ты пиво-то недопила! Куда торопишься? Посиди с нами!
-В другой раз. Меня мутит что-то.
-Че она сказала? – спросил мужик у бабы в парике.
-Мутит её, говорит, от твоей рожи, а пиво она тебе выставляет.
Мужик возмутился, и пошел на шатких ногах за нами, к выходу, изрыгая угрозы и ругательства. Я забрал свою бутылку. Мне очень хотелось запустить её в защитника чужих жен. Я считал себя униженным посещением этой клоаки и пассивным общением с этими маргиналами, потому мне захотелось треснуть по голове бутылкой Катю, когда крики за спиной стихли.
-Ты маленький ребенок? – зарычал я. – Я должен тебя по всему городу каждый вечер с собаками искать, чтоб тебе твои поклонники в пивной голову нечаянно не проломили в порыве страсти! Если что-то не нравиться тогда спокойно собери вещи днем и катись к своей маме. У меня нет ни малейшего желания объяснять всем и каждому, какого беса ты поперлась в кабак посреди ночи одна…
-Да пошел ты! – взвизгнула она и зашагала прочь от дома.
И я еще два часа ходил за ней по городу, наблюдал за тем, как она стреляет сигареты у прохожих. Двух часов мне вполне хватило, чтобы понять, что насиловать её вряд ли будут, да и это ей не повредит, чтобы смириться с участью отрицательного героя и осуждениями общественности, чтоб, наконец, понять, что я не смогу всю жизнь бегать за ней и нянчить её. Я повернулся и пошел домой. Она нагнала меня на полпути, и взяла под руку. Придя домой, я понял, чем вызван её закидон. Дело в том, что вместо того, чтобы заняться с ней сексом, я завел длинный и непонятный для неё разговор, которые с ней можно вести только после секса, когда она лежит и дремлет, как переевшая свинка на солнцепеке. Я не знаю, может некоторые женщины, действительно, не осознают своих половых желаний. Во всяком случае, многие из них вместо того, чтобы спокойно предложить мужику, удовлетворить их, начинают закатывать истерику по случайно подвернувшемуся поводу. Они будут бить посуду, уходить к маме, резать вены, напиваться, искать любовника, но ни за что не скажут чего им, на самом, деле хочется.
На следующий день Катя решила меня немного повоспитывать под вечер. Она демонстративно улеглась на другой диван. Я несколько раз рекомендовал ей не отказываться от выполнения супружеского долга, зная, какая будет её реакция на следующий день, но потом решил устроить себе выходной. Все-таки я уже больше месяца тратил на секс по три-четыре часа каждые сутки без исключений и порядком её избаловал. Она уже забыла, как общалась со всякими импотентами, которые во время полового акта только бездумно дергаются, как кролики. Еще не хватало, чтоб я её домогался, а она мне иногда давала, будто секс нужен только мне одному.
Я уже проваливался в зловонную канаву, какого-то сна о будущем человечества, когда был бесцеремонно разбужен своей сожительницей. Нет, она не предложила мне заняться сексом, чтоб она успокоилась и заснула, она начала со мной политический диспут. Она спорила со мной, хотя я и слова-то ни одного не сказал.
-Вы, анархисты, ведете человечество к гибели! Вы хотите уничтожить самое святое на свете – семью. Вам не терпится все разрушить, но вы ничего не можете построить взамен. Вы плюете в колодец, из которого пьете! Насмехаетесь над работягами, а сами живете за их счет! Ублюдки и подонки! Негодяи! Вы лишние люди в обществе!
-Откуда ты столько знаешь про анархистов? – спросил я, искренне веселясь по поводу предъявленных обвинений.
-Потому, что я сама бывшая анархистка! Я была натуральной хиппи, не работала, жила с музыкантом, курила с ним траву и читала Кастанеду. Ваш Кастанеда просто наркоман, который своими книгами загубил множество талантливых личностей! Да все вы просто куски дерьма!
Я поаплодировал её пламенной речи, и поинтересовался, что же мне делать, чтоб из куска дерьма трансформироваться в нечто полезное. Я точно не знал, в кого мне следовало трансформироваться. В ответ она, рыча, брызгая своей ядовитой слюной, поведала про некого отца Виктора, мол, он живет в далекой деревне и там проповедует истинную веру в истинного бога, творит чудеса достойные Иисуса Христа. Завистники изгнали его из православной церкви, лишили богатого прихода за отступление от церковных канонов. Она призналась, что в прошлом году ездила туда, чтобы замолить свои грехи, которые она для верности записала и передала попу-расстриге.
-Мы должны отправиться к нему немедленно, чтобы он благословил наш союз, иначе мы живем в грехе, а ты так вообще…
-Ты вместо бога решила, что я намного грешнее тебя?
Мой вопрос её слегка смутил, но она ответила, что чаще, чем я бывала в церкви и потому, разумеется, грехов у неё меньше, к тому же она кается во всех своих грехах, что гарантирует ей пребывание в раю после смерти.
-Слушай, я понимаю, что тебе завтра на работу не надо рано вставать, как мне, но нельзя ли было взять, и просто попросить, чтоб я тебя удовлетворил, а не разводить тут это мракобесие на два часа.
-Я? Да кому ты нужен! Скотина! Похотливая скотина!
В детстве меня колотила мама, била младшая сестра, потом жена и вот теперь Катя. Она залепила мне театральную пощечину с серьезным, до смешного, лицом. Хмурый Купидон, да еще и в очках! Это было нечто! Я засмеялся так, что она подумала, что я заплакал. Когда она поняла, что я смеюсь над её мелодрамой, она заскрежетала зубами, и попыталась расцарапать мне щеку. Я перехватил её руки, завернул их ей за спину, и толкнул её на диван, с которого она тут же резво вскочила.
-Давай! – так же театрально завопила она. – Убивай меня!
-Раздевайся быстрее, - устало, но уже с примесью металла в голосе приказал я. – Посмеялись и хватит! Шутка хороша только тогда, когда её не повторяют. Этот детский театр мне уже надоел.
Я ожидал, что она будет продолжать эту сцену, накинется на меня еще раз, но она почему-то послушно начала раздеваться, видимо ей самой надоел этот спектакль, и уже хотелось спать. На этот раз она старалась быть грубой во время секса, громко обзывала меня нехорошими словами, поцарапала мне спину, но была тем же куском мягкого и белого теста, а все грубости были ничтожной бутафорией. Старательно стучась об её ягодицы, я не мог достучаться до нормального проявления чувств. Испытывая оргазм, я смотрел в окно и вид из него показался только краской, фанерой и клеем. А заслуживаю ли я искренности, если её не получаю? Мои книги такая же глупая и бесчувственная бутафория, как отыгранная ею сцена. Это такая же перегонка прочитанного, как произведения Паоло Коэльо. Я такой же бесчувственный кусок биомассы, как Катя, только я пишу фантастические повести, а она разыгрывает эти тупые сцены в быту.
-Сколько чувств! – воскликнула она, когда я рухнул на диван, закрутился в одеяло и попытался убежать в сон из раздражавшей меня действительности.
Побег мой долго не удавался. Она долго жаловалась на крановщика Володю, который каждое утро выталкивал её из постели, заставлял её готовить завтрак, собирать ему еду на работу. После этого они пешком шли быстрым шагом несколько километров на утреннюю молитву в церковь.
-Это было так романтично! – повествовала она. – Днем снег таял, а ночью замерзал, и на поверхности сугробов образовывалась такая твердая корка. Мы шли по сугробам напрямик, она приятно хрустела под ногами. Мы всё время опаздывали из-за меня. Я хотела, чтобы он разнообразно питался. Один раз сделала ему на работу зеленый салатик, так он устроил мне истерику, сказал, что чуть не умер с голоду, что он не козел, чтобы питаться голой травой. Подумаешь, забыла купить сметаны с майонезом и заправить салатик…
-Там было хоть что-то, кроме нарезанных листьев салата?
-Там была морковка, китайская капуста, огурчики…
-Так они же не усваиваются без сметаны! Странно, что он после этого не начал сам себе готовить.
-Он не умел и был очень упрямый.
-И вдобавок тупой, как пробка.
-Знаешь! Ты тоже умом не блещешь. Он, между прочим, служил в армии, и был там офицером.
-Младшим сержантом?
-По моему, да. Я в этом не разбираюсь. Он служил сверхсрочно.
-То, что он служил в армии не его заслуга. Его туда загребли, как барана потому, что у него не хватило ни мозгов, ни денег, чтобы откупиться. Армия хуже тюрьмы. Та же неволя, униформа, унижения, да еще и могут заставить убивать невинных людей. В древнем Китае солдат, в отличие от палачей, не хоронили на кладбищах, потому, что палачи убивали преступников, а солдаты таких же баранов, как они и мирное население заодно.
-А если бы в войну победили немцы!
-Не немцы, а национал-социалисты. Советский Союз был таким же агрессивным и тоталитарным государством, как национал-социалистическая Германия и её фашистские союзники, даже более жестоким по отношению к своим же гражданам и именно потому, он и выиграл войну. Заградительные отряды. Ни шагу назад! Мой прадед, дошедший до Берлина перед тем, как умереть от пьянства, успел рассказать моему деду про войну. Другие мои прадеды не дожили до войны, их расстреляли, а семьи депортировали в Сибирь. Чем рассуждать, лежа в постели, взяла бы, да послужила в армии отечеству!
-Я же женщина!
-Тогда лучше спи и не гундось тут о патриотизме!
Желание поспать вылилось в спор о патриотизме. Хотя проще было бы сразу честно признаться в том, что я не расположен выслушивать про какого-то крановщика и проникаться романтичностью посещения утренней церковной службы. Хотя она больше ничего и не рассказывала, но зато переворотами, вздохами, всхлипами, подъемами, перетягиванием на себя одеяла давала мне понять, что она мной очень не довольна и не давала мне заснуть. Чтоб прекратить эту канитель, и снова изобразил похотливое животное. Забыв о возмущении для приличия, она сообщила мне, что просто тает, как масло на сковороде. Это её замечание пробудило во мне аппетит. На сон оставалось четыре часа, а я никак не мог закончить. В нос бил резкий запах её пота и я подумал, что она уже давно не мылась. Эта мысль совсем отвлекла меня от достижения того, чем я занимался.
Глава шестая. Непрерывный скандал.
Когда зазвонил будильник в телефоне, я позвонил на работу и сказал, что в квартире прорвало трубу, и мне надо дождаться вызванных сантехников, так что на работу я опоздаю. Ничего лучшего в моей болящей от недосыпа голове не созрело. Заснуть я не смог, хотя и чувствовал себя совсем разбитым. Катя, не дававшая мне ночью спать, мирно посапывала. Её тело пульсирующей опухолью выпирало из поверхности дивана и вызывало во мне холодную, расчетливую ярость. Была бы ярость горячей и спонтанной, я бы просто шлепнул её по заду и ушел на работу, но вместо этого я врубил на полную катушку ГРАЖДАНСКУЮ ОБОРОНУ. Песня, про поганую молодежь, подкинула Катюшу с дивана, как взрывная волна, вышибающая двери и окна в домах. Изломав несколько моих любимых дисков, она прыгнула на меня, как Матросов прыгал на вражескую амбразуру. Я проворно увернулся и заскочил в штаны, пока она, сделав боевой разворот, снова поперла на меня, как немецкий танк, перший на героев панфиловцев под Москвой в сорок первом. Наверное, потому, что её мысли были заняты внешним видом происходящего, а не тем, как нанести противнику наибольший урон, она попала в западню. Как матадор я стоял перед открытым шкафом, а она, собираясь своим сверхпрочным лбом проломить мне грудную клетку, ринулась на меня головой вперед. Подперев своим задом дверь шкафа, в котором бесновалась Катюшка, я зашнуровал сапоги, натянул майку и свитер. Шкаф раскачивался и трещал, грозясь развалиться на дрова. Коля рассказывал, что в подобных случаях связывает жену галстуком, но у меня галстука никогда не было. Резко отпустив шкаф, я метнулся к выходу, схватив велосипед и куртку, начал открывать дверь. Мои движения были размеренными и точными, чего нельзя сказать о движениях моей любимой женщины, которая завалила шкаф, не выбравшись из него. Задний лист фанеры отлетел от шкафа, и из-под него вынырнула разъяренная женщина. Секунда и я уже держу входную дверь на лестничной площадке, а она с разбегу в неё ломиться, мешая мне попасть ключом в скважину. С бывшей женой я приобрел богатый опыт поведения в подобных ситуациях. Правда Вера была метр сорок семь ростом и сорок пять кг весом, а эта весила вдвое больше и потому старая дверь начала крошиться. Я решил все же не запирать Катеньку, ибо она в этой суматохе могла потерять ключи, как это случилось раз с бывшей супругой. А туалета в квартире нет… Сразу после очередного удара я отпустил дверь и кинулся с лестницы. Это был самый громкий шлепок, который я слышал в жизни! Споткнувшись о порог, она вывалилась из квартиры и шлепнулась на лестничную площадку. Меня поразило то, что на её теле из одежды были только очки, но она все равно преследовала меня до первого этажа и еще кричала мне вслед, высовываясь из подъезда.
-Вон из моего дома! – в её писклявом голоске появилась хрипотца. – Ублюдок! Я тебя ненавижу! Все равно найду и убью, такую гадину! Сама умру, но тебя удавлю, как собаку!
Явившись на работу, я первым делом подошел к Коле.
-Скажи мне, Коля, что ты делаешь после того, как связал свою жену галстуком?
-Ухожу из дома, пока она не успокоиться.
-На сколько, примерно?
-Часа на четыре, на пять.
-А если она в туалет захочет?
-Так её ж мама развязывает, после того, как я ухожу.
-Ах, вот оно что! Смотри! Не успеешь ты один раз галстук достать!
К концу рабочего дня позвонила Катя. Я держал трубку на расстоянии от уха, чтоб её визг не врезался в мой беззащитный мозг карающим штыком. Она довольно спокойно спросила меня, хочу ли я её убить.
-Об этом я хотел как раз спросить тебя, дорогая и любимая моя!
-Тебе смешно! Ты издеваешься надо мной! А я, между прочим, так и не смогла заснуть, а у меня сейчас месячные и мне нужно больше отдыхать и не нервничать.
-Какое совпадение! Мне тоже не рекомендуется нервничать! А так же я должен спать по ночам, а не слушать россказни про твоих бывших гражданских мужей, хотя у меня и не бывает месячных.
-Ты передо мной извиниться не хочешь?
-Чтобы извиниться, мне сначала нужно знать за что.
-А ты не знаешь, паскуда!
-Видишь ли, это не совсем сериал, это жизнь, в которой случаются разные неожиданности, в отличии от кино. Это прямой эфир! Тут невозможно до бесконечности делать более удачные дубли. В общем, я забыл свой текст, хотя этого и нет в вашем сценарии…
-Ты нахамил мне, издевался надо мной всю ночь и еще утром, а потом избил до полусмерти и еще спрашиваешь, за что тебе просить прощения, и несешь всякую чушь про какие-то сценарии и дубли! Да пошел ты в жопу!
Я молчал, а она почему-то не бросала трубку, хотя больше сказать ей было нечего. После двух минут молчания она спросила, чего я молчу, я сказал, что плачу от раскаяния, тогда она тоном строгой мамаши сказала, чтоб с работы я шел сразу домой и нигде не задерживался.
После работы я нигде не задержался потому, что пригласил в гости Матвеевну и Диану. Мы договорились встретиться возле церкви, когда я туда подъехал, они меня уже ждали. Жаль, что Катя сама поставила шкаф на место и немного прибрала в нашем скромном жилище. У Матвеевны, как всегда, фотоаппарат был при себе, и она могла бы сделать прекрасные снимки последствий семейного скандала, о котором я, кстати промолчал. Катя была ужасно недовольна тем, что я пригласил гостей в тот момент, когда она собралась поставить еще одну сценку из семейной жизни, но уже соответствующую телевизионным стандартам. Гости явились не с пустыми руками, они принесли провизию, которая была очень кстати. Мышь, которая скреблась по ночам за печкой, уже третий день не появлялась в квартире. Ранее она могла хотя бы облизать жир с немытой посуды. В последние же три дня, я начал сам мыть посуду, да на ней, собственно, ничего и не оставалось, ибо, евшая не до сыта, Катя старательно вылизывала свою тарелку.
Матвеевна начала демонстрировать множество фотографий, она наконец-то нашла деньги, чтобы напечатать все, которые были связаны с курсами. Пока мы, сидя рядком на диване, смотрели на себя и своих однокурсников сквозь окна фотографий, пили чай и ели кексы с бутербродами, Кэт несколько раз пыталась выманить на лестницу, и там устроить мне выволочку, промывку мозгов. Я делал вид, что абсолютно не понимаю, чего она хочет.
-Надо сделать специальный стенд, - предложил я. – Чтобы разместить на нем все эти фотографии и устроить в этой квартире фотовыставку. Платную, разумеется. Входной билет – различные продукты питания. Там, на чердаке полно старой мебели. Я притащу с работы обрезки от жестяных желобков, которые просто созданы для того, чтобы служить подставками для фотографий. Надо будет завтра домой, к родителям за инструментами заехать, саморезы я на работе реквизирую…
-А как же мой мольберт! – Катя стеснялась разыгрывать спектакль при свидетелях и потому процедила это сквозь зубы, но улыбаясь. – Ты уже месяц обещаешь обустроить мое рабочее место художника!
-Я сделаю его заодно со стендом.
-Женька, - притворно строго сказала Матвеевна. – Не расстраивай любимую женщину! Надо наоборот стенд делать заодно с мольбертом.
-А какая разница?
-Очень большая! – авторитетно заявила Диана. – Мужчины существуют для того, чтобы нам, женщинам делать приятно. Именно для этого их создал бог.
-Ты, как человек с высшим христианским образованием заявляешь, что бог был женщиной?
-Я этого не заявляла!
-Но, судя по твоим словам, сначала были созданы женщины, по образу и подобию бога, которые оказались настолько бестолковыми, что пришлось создать мужчин для удовлетворения их нужд.
-У тебя поганый язык! Ты всё умудряешься передернуть, вывернуть наизнанку, и выставить на посмешище!
-Так ты яснее выражайся, - вступилась за меня Матвеевна.
-Он не маленький, чтоб мне объяснять ему общеизвестные вещи! Бог не женщина и не мужчина! А женщины слабый пол и мужчины обязаны им во всем помогать!
-Вот именно! – заблеяла Катя. – Мне надоело делать все самой. Эти мужики боятся сильных женщин, им нравятся слабенькие, вот я и хочу быть слабенькой и нежной...
-Сколько раз ты мыла здесь полы? Когда в последний раз что-нибудь приготовила? Окна ты так и не помыла! Зато, пока я на работе ты умудряешься здесь все так раскидать, что я потом весь вечер убираю…
-Ну и молодец, - оборвала меня Диана. – Если ты хороший мальчик, то это не повод, чтобы этим хвастаться. Надо быть скромным.
-Я столько для тебя сделала! – Катя собралась театрально разрыдаться.
-Мне, кстати, нравятся сильные женщины, которые опрокидывают шкафы, выламывают двери, пытаются меня избить, а потом брызгаются ядовитой слюной от злости!
-Ты сам меня вывел!
-Обожаю вечно правых женщин!
-А я-то думаю, - весело заметила Матвеевна. – Что это у них с дверью.
-На месте этой двери должен был быть я.
-Катюха! Так нельзя, так же и убить его можно. Кто тогда будет убирать, готовить, за квартиру платить, продукты приносить, тебя в постели ублажать?
Катенькины глаза метнули огонь в сторону меня и Матвеевны, но против неё она боялась выступить открыто. Огонь негодования и ненависти был приглушен ядовитой, гаденькой улыбочкой.
-Жалуешься на меня, подлец! Но почему ты не сказал, что мы сейчас живем на деньги, которые я заработала своим талантом? Расскажи, как я помогла тебе выбить деньги из курьеров!
-Позвонить в курьерскую фирму могла и Диана, и прочитать текст по бумажке. Эти деньги надо было еще заработать для начала. А Лукашенко платил не за картину, а за мое унижение, за рамку которую я для него делал, за внимание, которое я ему вынужден был уделять. Попробуй продать хоть одну из твоих картин, хотя бы за символическую цену!
-Я не тунеядец! И в скором времени я устроюсь на высокооплачиваемую работу. Я стану дизайнером в строительной компании. Там требуются, я смотрела в интернете…
Свою угрозу она привела в исполнение на следующей неделе. За три дня она основательно прополоскала мне мозги на счет её и моего призвания и одним солнечным и холодным утром мы оказались на пороге солидного офиса большой строительной компании, прогулявшись по парку. Я взял на работе отгул и подписался на эту авантюру, чтобы было о чем посмеяться после, чтобы присутствовать при её провале. Я испытывал злорадное удовольствие, созерцая украдкой её чудовищно неряшливый вид и глупую улыбку на лице. На пороге офиса она объявила, что мы находимся на пороге блистательного будущего и меня предательски начал душить злорадный смех. Стараясь сохранить невозмутимое, скучающее выражение лица я последовал за ней в кабинет.
-Здравствуйте… - она нерешительно замялась перед столом, за которым горделиво восседала чопорная секретарша с длинными зелеными когтями. – Я художник, а это мой муж, он будет мне помогать. Он тоже талантливый.
Увидев Катю и меня, секретарша растерялась и наверняка собралась вызвать охрану, чтоб выкинули к черту странно одетых свидетелей Иеговы, но услышав про заранее поданное СиВи, уставилась в монитор, подводила мышкой по коврику и попросила катькины документы, сдержано улыбаясь. Катя протянула ей паспорт.
-Мне еще нужно сделать копию вашего диплома…
-Какого диплома?
-Об окончании академии художеств, наверное. Вы тут написали…
-Понимаете, во время учебы у меня был кризис. То есть, гормональный взрыв.
-Гормональный взрыв? – повторила секретарша это словосочетание, будто ощупывала незнакомый предмет. Перехватив мой взгляд, она заулыбалась.
-У меня дома есть аттестат о среднем образовании…
-Это необязательно, - равнодушно отвергла секретарша важный документ. – Вы тут не указали, где и сколько работали с программой «Корел-дроу».
-Понимаете, - жалостливо захныкала Катя. – Я больше художник, чем дизайнер. Мне кажется, что в этой работе главное художественные способности, которых у меня много… И у моего мужа тоже, но поменьше…
Сделав копию паспорта, секретарша вернула его Кате и вежливо попрощалась с нами. Я понятливо попятился к двери, а Катя изъявила желание переговорить с директором с глазу на глаз. Секретарша, теряя терпение, с нажимом сказала, что директора нет на месте, но он ей перезвонит, когда появится конкретная работа.
-Хорошо, - деловито согласилась Катя. – Запишите номер моего телефона и на всякий случай номер телефона моего мужа.
Секретарша села в свое вертящееся кресло, и начала строчить, нервно переспрашивая комбинации цифр. Недоверчивая Кати взяла у неё листок и тщательно проверила записанное.
-Меня зовут Екатерина!
-Я запомнила, вы же прислали нам СиВи и там есть ваш контактный телефон.
-Я очень надеюсь на сотрудничество с вашей компанией. Мне жизненно необходимо реализовать свой талант. До свидания.
-Всего хорошего!
-Ей сейчас так хорошо! – сказал я, смеясь, когда мы вернулись в городской парк. – Она наверняка испытала такое облегчение, когда удалила из компа твое СиВи и выкинула копию твоего паспорта и бумажку с номерами телефонов. Наверное, испугалась, когда нас увидела, подумала, что пациентов психиатрической больницы выпустили на прогулку.
-Не мели чепухи! Она заинтересована заполучить талантливого художника. Надо было все-таки показать ей все свои работы, начиная со школьных времен. Зря я тебя послушала…
В тот момент я окончательно убедился, что она действительно не здорова. Раньше, я воспринимал её чудачества, как шутки, но по мере общения с ней все больше убеждался в том, что чувство юмора у неё отсутствует. Она готова убить того, кто усомниться в её гениальности. Я вспомнил, как её мама убеждала меня в гениальности своей дочери, демонстрируя её детские рисунки. Обе они агрессивно выдавали желаемое за действительное и старательно прикрывали фиговыми листиками все несоответствия. Да, её мама мечтала, чтобы Катя купалась в лучах славы всемирно известного художника. Сама себя она величала модельером, с достоинством она говорила, что могла бы. На деле она шила шапочки с блестками, кожаные кисеты, вязала абажуры, вышивала браслеты, живя за счет мужчины и своей мамы, которая торговала разным барахлом. Катя сильно не оправдала её ожиданий, когда поступила в академию на отделение искусствоведов, а не живописцев. В академии Кате пришлось туго. Она была отличницей в школе благодаря тому, что повторяла, как попугай, слова учителей и тут же забывала всё после экзаменов. Она не познавала, а только учила. В академии же от неё потребовали проявления инициативы, что было ей совершенно не свойственно. Ей совершенно не хотелось изобретать велосипед каждый день, но она старалась оправдать ожидания мамы. Именно в этот момент завершилось её созревание. Она решила выйти замуж. Чем больше она старалась, тем быстрее бегали от неё кавалеры, выбором которых она не очень-то утруждала себя.
И вот она не вышла замуж, не стала знаменитым художником и её честолюбивой маме нечего сказать подругам. Но она нашла выход – начала всем рассказывать, что её дочь психически неуравновешенная, как и все гениальные люди. В подтверждение своей теории она начала водить её по экстрасенсам и целителям, психологам и психиатрам. Катя так же уверовала в своё безумие и начала вести себя соответственно. Из книг о художниках она помнила только эпизоды их безумств, остальная информация непонятным образом улетучивалась из её круглой головы. Ван Гог для неё был только человеком, отрезавшим себе ухо, Лотрек карликом и алкоголиком и так далее. Своей мнимой гениальностью она оправдывала никчемность своей жизни. То, что ей было невыносимо трудно измазать кусок фанеры гуашью, она объясняла творческим кризисом, который у неё начался еще в детстве. Для неё быть художником значило тусоваться круглыми сутками, высокопарно болтая об искусстве, потакать своим слабостям, морально разлагаться, давать интервью журналистам, ну и намазюкать, что-то раз в неделю, поставив внизу красивую и большую подпись. В свою гениальность ей было удобно верить. Зачем учиться в академии или где либо, если ты гениальна? Как-то раз она на полном серьезе заявила, что могла бы преподавать рисование в школе или даже в художественном училище. Человек, во истину, странное существо, способное отключившись от действительности, поверить в реальность желаемого. Сделав это открытие, я возомнил себя психиатром и решил немного подлечить свою подругу и начал осторожно сомневаться в её гениальности, чтобы разрушить её глупую иллюзию. На каждое мое сомнение она реагировала агрессивно, порой мне казалось, что она предпочтет физическую смерть, крушению своих грез. Мой аргумент был прост – быть художником, значит рисовать, быть гениальным художником, значит быть одержимым своим делом, постоянно экспериментировать и прогрессировать, а если у художника творческий кризис, то он больше не художник. Чтобы доказывать мне свою гениальность ей приходилось переводить много картона и краски. Ей было ужасно скучно, она мазала, скрежеща зубами, мазала бездумно и монотонно, убеждая меня в том, что ей не надо напрягаться, чтобы создать шедевр, ей надо наоборот полностью расслабиться и отключить мозг. Расслабление у неё получалось хорошо, трудно было только еще что-то мазать в таком состоянии.
Однако её лень, расхлябанность и скука воздействовали на меня плодотворно. Я смотрел не неё, как на зеркало и, будучи не в восторге от увиденного, старался быть на неё не похожим. Старался не сидеть без дела, часто мыл полы, протер окна, готовил еду, смастерил стенд для фотографий и мольберт для неё, старательно переводил авторучки и бумагу, любуясь собой. Как-то раз, разглядывая её очередной «шедевр» я пришел к неожиданной мысли.
-Можно ли назвать шедевром то, что понятно одному лишь творцу?
Она была подготовлена к критике такого рода. Начала ныть о том, что искусство понимают и ценят лишь единицы, что большинство гениальных художников были признаны только после смерти…
-Согласен, мыслящих людей не так уж много. Большинство используют стереотипы, пользуются ходовыми шаблонами, говорят готовыми фразами, слепо верят общепризнанным авторитетам, но должна же быть какая-то грань между непризнанным гением и шарлатаном, дилетантом, который просто изображает гениальность…
-Я тебя умоляю! Если ты не понимаешь, очевидных вещей, то хотя бы не выставляй напоказ свое невежество и элементарную тупость!
-Но, если постоянно прятать своё непонимание, и стесняться, даже задать вопрос, тогда нет шанса хоть что-нибудь понять.
-Не парься! Понимание дается богом. Все идет от бога.
-Хотя я с этим не согласен, я все же осмелюсь тебе доложить, что в таком случае бог несправедлив, если одному за красивые глаза дает тучу таланта и понимание, а другому ни черта, обрекает безрезультатно пыжиться всю жизнь. Это философия лентяев! Очень складно все получается! На всё воля божья! А от нас ничего не требуется, только ждать пока в рот манна небесная потечет. Естественно, скучно вкалывать всю жизнь и только в старости стать гением. Зато прекрасно, когда, ничего не делая, вдруг получаешь подарок от старого пердуна с небес, который любит подхалимов, воспевающих его в своих молитвах…
-Заткнись! Что ты несешь! Где ты видел, чтобы кто-то родился посредственностью, и потом стал гением. «Стать гением.» – это не звучит! Гениями только рождаются!
-Так объясни же мне, тупорылому, в чем разница между гением и пустозвоном! Если это такая очевидная истина, тебе это будет нетрудно сделать.
-Существуют специалисты в области искусства, которые его изучают и потому вправе решать, кто гений, а кто нет.
-Всегда эти обличенные подобными правами лица, специалисты не признавали практически всех гениальных художников.
-Но сейчас-то признали!
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Вместе? Часть шестая. (Очень длинный роман)
Катерина была счастлива в тот вечер и полна энтузиазма, как, впрочем, и я. Мне нравился тот район, нравилось топить печку и курить на лестничной клетке, из окна которой был виден силуэт старого города. Меня раздражали хрущевки и заводские заборы и корпуса района, в котором я вырос. Там рядом был лесопарк и река, а так же смердело нефтепродуктами. То была окраина, а Московский форштадт находился рядом с центром, по которому я любил гулять, толкаясь в толпе не меньше, чем по сосновому лесу. А море, к которому стремились со всех концов, мне совсем не нравилось. Почему-то никогда не очаровывала меня его однообразная обширность, а пляжный песок меня просто раздражал. Никогда я не чувствовал наслаждения, барахтаясь в бурных волнах, а лежать на солнце для меня всегда было сущей пыткой.
-Впервые мужчина тратит на меня такую большую сумму! – воодушевленно трещала моя подруга, когда мы на троллейбусе ехали в родительские дома собирать вещи.
-Какая же она глупая! – думал я слушая её лепет. – Будто я снял квартиру для неё и сам в ней жить не собираюсь или она думает, что мы там будем не жить постоянно, а только встречаться раз в неделю. К тому же мы вроде договорились вскладчину платить за этот райский уголок. Просто ей, наверное, очень хотелось бы, чтоб я кидал ради неё большие деньги на ветер. Она глубоко ошибается, если думает, что я собираюсь воспитывать её, как ребенка, читать ей нотации, давать отеческие советы и делать ей подарки, чтобы поощрить её хорошие поступки. Она так же ошибается, если думает, что я позволю воспитывать себя. С сегодняшнего вечера для неё начнется взрослая и вольная жизнь. И это все, что я могу ей подарить, подарить совершенно бескорыстно, подарить с удовольствием. Что мне от неё надо? Меня не удовлетворяет убогий секс с ней, мне не интересно с ней разговаривать. Зачем же тогда это всё? Может, меня задело то, что я так ничего и не добился с ней в сексе. Может, я хотел доказать ей то, о чем она и сама догадывалась. Может, мне было интересно наблюдать за ней, еще раз сыграть в дочки-матери и лишний раз убедить себя в том, что эта игра не для меня, хотя я и могу в неё играть.
Во второй раз в жизни я собирал вещи и уходил от родителей. Умудренный опытом я уже не собирался покупать мебель, вазочки, множество книг, кассет, дисков, посуды. Я взял только вертушку для дисков и кассет, несколько дисков, электрочайник с электроплиткой, походный котелок, хорошую сковородку, одну тарелку с чашкой, пару книг. Всё уместилось в походный большой ранец. Катя собрала два больших мусорных куля со всякой дребеденью, узел с одеждой и объемный картонный чемодан со своими художественными принадлежностями. С важным видом она спросила меня, взял ли я свои писательские принадлежности. И ей было неловко, когда я при её маме сказал, что не знаю, что такое писательские принадлежности.
-Я буду писать свои стихи на обоях! – драматически изрек я. – Твоей помадой на оконном стекле. Я, подобно Ленину, вылеплю чернильницу из хлеба и буду писать молоком между строк любимых книг…
Пока Катя собиралась, младшая сестра ударила её ногой в брюшко, а так же назвала меня бомжом. Катя грозилась, что бомж может отомстить за нанесенные обиды. А я с тоской думал, что до троллейбуса я это барахло еще дотащу, но дальше. Я не был уверен в том, что черные мешки, предназначенные для мусора, не разорвутся. Готовый к скандалу, я начал заново укладывать её вещи, откидывая лишнее, которое она могла перевезти потом. В результате остался небольшой тюк с одеялом и постельным бельем и небольшой пакет с кухонной утварью. Чемодан с принадлежностями художника я тоже брать не хотел, но тут уж стенания Кати достигли предела, за которым они превратились бы в вопль, и я позволил ей взять этот протертый до дыр саквояж пятидесятилетнего возраста.
-Ну почему вы не хотите украсить стены вашей квартиры Катиными лучшими работами? – спросила её мама, ядовито улыбаясь.
-Я отнюдь не прочь, если она их до туда донесет.
-Но можно вызвать такси…
-Мама! – возмутилась Кати. – У нас не так много денег, чтобы из-за каждого пустяка вызывать такси. Почти весь наш семейный бюджет ушел на оплату этой ужасной квартиры. Но, когда я пойду работать, мы снимем квартиру в старом городе…
Меня насторожили речи подруги о семейном бюджете. О моих деньгах, она говорила, как о наших, то есть о моих, как о своих. Груз семейной жизни был не таким тяжким, как в первый раз. Вспомнилось мне, как начиная жить со своей бывшей женой, я каждый вечер тащил в дом полные сумки с предметами домашнего обихода, катил стиральную машину по темной улице Маскачки, под удивленными взглядами маргиналов. Затаскивал по заплеванной лестнице холодильник, кресла, диван, собирал ночью шкаф вместо того, чтобы отдыхать перед грядущим рабочим днем, даже не днем, а сутками. А жена валялась на диване и орала, что я бестолковый не то, что парни из её городка…
-Давай погуляем в парке, - предложила Кати, когда мы уже подошли к дому. – Это было бы так романтично.
-Я хочу есть, и мне завтра на работу, - сухо сказал я.
-Ах, да! Прости, я совсем забыла. У меня плохо с концентрацией. Я тоже завтра пойду устраиваться на работу. У меня одна знакомая работает на центральном рынке. Конечно, эта работа не для меня и со временем я устроюсь дизайнером в какую-нибудь строительную фирму…
-Распаковывай вещи, дизайнер. Я пойду в ночник, куплю продуктов.
Вернувшись через десять минут с кулем продуктов, я застал её скромно сидящей на краешке дивана с кислой миной. Вещи лежали не в сумках.
-Не оставляй меня здесь одну! Мне здесь страшно. Я чувствую, что в этой квартире кто-то умер, а потом её снимали какие-то развратные люди. Посмотри, на диване пятна! Мне кажется, что это была сперма.
-Ну и что? Ну, помер какой-то дед на этом диване, но диван вроде бы не воняет и черви там не копошатся. Каждую секунду на Земле кто-то умирает, а кто-то рождается. И почему ты решила, что люди занимались здесь развратом? Может они любили друг друга, как мы с тобой.
Это прибавление далось мне не легко и было высказано фальшиво, но она и хотела фальши, не претендуя на нечто большее, даже не предполагая, что существует что-то другое… Во время дискуссии я вскипятил чая, поставил вариться макароны и растопил печь найденными в квартире запасными ножками для стульев и несколькими поленьями. Под раковиной нашлась чурка и топор. Поколов поленья мелко, чтоб быстрее прогорели, я сходил на чердак, и принес три поломанных венских стула, чтобы сжечь их, но Катя запротестовала.
-Неужели ты не видишь совершенства их линий! Посмотри, какая роскошная фактура! Их нужно починить и продать.
-Там нет ничего такого хрупкого, что можно тихо поломать. Ты хочешь, чтоб я разбудил весь дом, ломая бывшую дверь от комода? Или ты хочешь прогуляться до заправки и принести мешок дров?
-Милый, но придумай же что-нибудь!
-Можно и не топить.
-Нет, печка пусть горит, это романтично, из неё надо будет сделать камин. Ты сумеешь? У тебя же техническое образование…
-Выключи макароны, слей воду, добавь масла, накроши колбасы и чай завари.
С лицом великомученицы скорбно несущей свой терновый венец и крест она принялась исполнять поручения. Она умудрилась закинуть в маленькую кастрюлю пол пачки масла, перед этим уронив его на пол и не слив воду, плитку она не выключила, но додумалась спросить у меня, как это делается. Недовольно ворча, я вытащил лишнее масло из макарон, слил воду, выключил плитку, но в это время она засыпала заварку прямо в электрочайник да еще и половину пачки и тут же попросила за это прощения, сказав, что всегда волнуется на новом месте.
-Моя мама просто не пускает меня в кухню. Это она виновата в том, что я ничего не умею. Я не помню, когда я заваривала чай в последний раз… Это было три года назад, когда я жила с христианином Володей, он, кстати тоже был крановщиком… Ты его не знаешь? Может вы с ним вместе работали.
-Это неважно, - отрывисто бросил я, процеживая чай сквозь бумажную салфетку, с сожалением выкидывая заварку.
-Что с тобой? Ты вдруг стал каким-то черствым и скучным, как старый дед. Ты вообще постоянно меняешься. То ты мачо, потом мечтательный подросток, иногда становишься грубым мужланом, а сейчас вот ворчливый старик… Мне кажется, что в тебе живет много совершенно разных людей.
-Я не настолько нищий, чтоб всегда быть самим собой, и меня постоянно, повсюду бесконечное множество!
Цитирование Летова не произвело на неё впечатления, только вызвало рой неосознанных вопросов. Нарезав колбасы и сыра, высыпав их в макароны, я начал быстро есть их из котелка. Она сказала, что это романтично. Сидеть у огня и есть с любимым из одного котелка.
-Ща, я съем половину и уступлю тебе и лавочку и котелок, - пробубнил я с полным ртом, когда она попыталась сесть мне на колени.
С обиженным видом она вернулась на край дивана и повернулась ко мне профилем. С тоской я подумал о том, что придется сейчас заняться с ней сексом. Я не хотел ухаживать за шикарными женщинами и добиваться успеха, чтобы иметь доступ к их ухоженным телам и потому получал вот такое чудо, которое меня забавляет и раздражает одновременно. Я оставил ей меньше половины, решив, что у неё и так много лишнего веса. Впрочем, она и не обратила внимания на то, что я съел больше. Она вяло запихивала в рот ложку за ложкой, глядя на огонь. Временами она ковыряла в печке кочергой. Пока не вывернула оттуда горящее полено, которое её так напугало, что она рассыпала по полу остатки содержимого котелка. Окатив руку водой из-под крана, я схватил полено, забросил его обратно в печь. Она же руками начала собирать макароны с пола и закидывать их обратно в котелок.
-Иди лучше постель стели! – как можно спокойнее сказал я ей. Взял картонку и щетку и прибрал макароны в мусор, жалея о том, что слишком много ей оставил.
-Уже спать? А как же чаек?
-Выпей, только не пролей его на постельное белье.
Как я и предполагал, она с чашкой чая в одной руке начала стелить постель, игнорируя мое предостережение.
-Пей чай, покури, а я пока расстелю.
С дымящейся трубкой в зубах я быстро разложил диван, вдел одеяло в пододеяльник и обнаружил, что Кати взяла два пододеяльника и ни одной простыни.
-Ты так и собираешься спать в верхней одежде? – спросил её я.
-Мне страшно тут раздеваться. Я даже не знаю где повесить одежду.
-В шкаф. И на двери там еще крючки есть.
Была уже полночь. Надо было еще заниматься сексом, а она, как нарочно, тянула время, да еще и встала босыми ногами на грязный пол.
-Я не могу раздеваться перед незанавешенным окном! Чтоб маньяки из дома напротив глазели на мое беззащитное тельце.
-Так свет выключи! – рявкнул я, потеряв терпение из-за её «беззащитного тельца». Не одев обуви, она прошла через всю комнату и обратно, а потом залезла грязными ногами в постель.
Спать она и не думала. Она начала рассказывать про то, как жила вместе с наркоманом, музыкантом и импотентом в одном лице. Свой рассказ она сопровождала множеством интимных подробностей. Наконец она попросила меня сделать это, будто я импотент. Видимо, ей захотелось освежить воспоминания юности. Пока я выполнял все её пожелания, у меня возникло ощущение, которое бывает, когда делаешь монотонную работу. Еще мне не давало покоя то, что она испачкала свежую постель. Далее я тупо выполнял её прихоти, изображая энтузиазм, а сам уже думал о том, что все меньше времени мне остается на сон. Чем нервнее мои действия становились, тем больше это ей нравилось. Тут же пришла мысль о том, что обманывая её, я только обманываю сам себя. Захотелось покончить со всем этим немедленно, но мысль об уплаченной, за два месяца вперед, арендной плате повернула ход моих мыслей в обратную сторону. Я упрекнул себя в инфантильности, и продолжил самообман, но уже с большим усердием.
-Тебе нравиться, что я жирненькая?
Не дожидаясь ответа, она навалилась на меня всем своим весом. Она и не собиралась подниматься и дать мне подышать. А собралась еще о чем-то со мной поговорить, когда мой тонкокостный каркас трещал под её весом. Взяв её за плечи, я приподнял это жирненькое тельце и глубоко с наслаждением вдохнул.
-Ты осторожней, так и удавить можно!
-Ты преувеличиваешь, засранец! Не такая уж я и тяжеленькая. Ты закончил?
-Нет.
-А я думала, что да.
-Если ты устала, то можно это дело прекратить.
-Ты что? Я так возбуждена. У женщин не выходит так быстро, как у мужчин. Им нужно время, чтоб закипеть, как чайник.
-Ладно, продолжим, только я сейчас перекурю…
-Ты хочешь еще? Сейчас я перекурю, выпью чаю и начну по новой.
Она захныкала, когда я отлип от её потного и жадного тела. Подойдя к окну, я сильно затянулся дымом крепкого ирландского табака. Оглянувшись на переливающиеся в печке уголья, я вдруг почувствовал, что счастлив. Меня радовало все, что попадалось на глаза. Мир вокруг и я сам, как его часть, его создатель показались мне совершенными и не требующими ни каких усовершенствований. Иногда, просыпаясь ночью я вдруг видел комнату как-то иначе и не чувствовал своего замершего тела, казалось, что я то ли очень маленький, то ли через чур большой и темнота выглядела не темной и не светлой. Такое случалось редко, но случалось на протяжении всей моей жизни. Маленьким я боялся этого состояния и тут же бежал в туалет. При свете это чувство проходило. Я чувствовал себя одиноко и свободно, будто никого не было в мире, кроме меня…
После третьей сильной затяжки у меня задергалась нижняя губа, голова закружилась, тело расслабилось, и я плюхнулся на диван. Голова оказалась на её груди. Она курила сигарету и искала, куда бы стряхнуть пепел. Я подставил свою шершавую ладонь, а потом отобрал у неё окурок и понес его в печь вместе с пеплом. Поворошив угли, убедившись, что нет синего огонька, я закрыл трубу и приложил руку к крашеному и шелушащемуся печному щиту. Он был горячий. Шумно глотая, напился из чайника остывшей воды.
Где-то в глубине груди зазвучало подобие музыки. Не смотря на предельную близость с подругой чувство одиночества меня не покидало. После перекура, то, что мы делали с Катей, можно было назвать самоудовлетворением вдвоем, но никак не сексом, и тем паче любовью.
Умиротворенный я заснул, прижав к себе жирное тело. Мне было все равно кто лежит рядом со мной, главное, что это было теплое, потное и дышащее. Я был рад, как ребенок, получивший в подарок новую игрушку.
Утром я перебрался через её сопящее тело и быстро оделся. Налив пол чайника, разбил четыре яйца над сковородкой, на которой шипел кусок сливочного масла. Посмотрев на экран телефона, понял, что опаздываю и разозлился на себя, но потом вспомнил, что спешить в сущности некуда. Уходя, я дал Катьке ценное указание выкинуть этот чертов ковролин и вымыть пол. Она что-то неразборчивое промямлила в ответ и повернулась к стене.
Ковролина на полу не было, когда я вернулся. Не было и Кати, пол был грязный. На сковородке, стоявшей на плитке, что-то дымилось. Плитка не была выключена. Я соскреб то, что дымилось на сковороде, вымыл её принесенным моющим средством и начал мыть пол тряпкой найденной в подъезде. В печке было много слегка опаленных газет. По всей видимости, моя подруга неудачно пыталась растопить домашний очаг. Я сходил на заправку и купил мешок березовых поленьев, выйдя в подъезд, поколол пару штук мельче. Языки пламени поползли вверх по щепкам, но дым устремился в комнату, это значило, что Катя пыталась растопить печь, не открыв трубы. Для ужина было еще рано. Сытный обед, съеденный в институтской столовой, еще тлел в моем желудке. Потому я решил только попить чая. Заглянув в холодильник, в который я сложил все продукты, чтоб уберечь их от мышей, я не нашел там пряников, не было там и большой банки со сметаной, батона хлеба, масла и банки варенья. Со злостью я подумал, что этого купидончика легче убить, чем прокормить. Впрочем, я предположил, что она просто смылась, испугавшись бытовых трудностей, и теперь я остался без неё и проблем, которые она мне создает. То обстоятельство, что в постели не будет мягкой грелки меня слегка опечалило. Она ушла раньше, чем успела меня достать, но, по крайней мере, я не буду поминать её лихом, воспоминания о ней не будут болезненными. А в эту лубяную избушку рано или поздно заглянет другая лиса и заставит меня из неё сбежать.
Сев на подоконник, я посмотрел на окна дома напротив. В одном из них курила ухоженная женщина. Окна её были с пластиковыми рамами и в квартире набитой разной бытовой техникой был недавно сделан ремонт. Из другого окна выглядывала старушка, лузгавшая семечки, рядом с ней были кружевные занавески, на подоконнике стояло несколько горшков с кактусами и геранью…
А может я со временем бы привык к этой Кате? Может она бы изменилась, похудела, начала бы хоть немного следить за своей внешностью, дочитала бы хоть одну серьезную книгу до конца и начала мне нравиться? Эти оптимистические предположения повергли меня в уныние. Чай остыл в моей кружке из нержавейки, трубка погасла…
Она ввалилась в квартиру, как ком липкого, мокрого снега лениво скатывающийся с горы. Хотя мне и очень хотелось на неё наорать по поводу плитки, я этого делать не стал, только вежливо спросил, почему она ушла и не выключила плитку.
-Я готовила тебе ужин и плитка сама выключилась, - заныла она. – Я пошла к соседу, который мне помог вынести этот ковер. Это очень странный человек. Он тоже художник, рисует лошадей с крыльями и ангелов с мечами, но у него морщинистое лицо и гнилые зубы. Мне кажется, что он грешник и развратник…
-В плитке тепловое реле есть, чтоб она не перегрелась, она время от времени выключается, но потом опять включается, когда нагревательный элемент начинает остывать…
-Я тебя умаляю! Она просто сломана и нужен мужчина, чтоб её починить.
-Она исправна. Если вот эта стрелка в положении три, два, один, то плитка работает, если ноль, то она выключена.
-Давай купим нормальную газовую плиту, как у меня дома…
-В следующий раз выдерни из розетки все вилки, если выходишь из квартиры. Ясно?
-Ясно. Ты орешь на меня из-за пустяков и пытаешься мной манипулировать! На меня нельзя давить!
-Надо мне очень на тебя давить! Тут вся комната в дыму была. Хорошо никто пожарных не вызвал. А так бы…
-Я не виновата в том, что твоя дурацкая плитка то включается, то выключается. Я нервно больной человек. Я еще в детстве пережила такое, что тебе и не снилось. Кстати, почему ты не привез телевизор, он же твой.
-Я подарил его родителям, а подарки назад не возвращают.
-Но ты же сказал, что покупал его за свои деньги и к тому же у твоих родителей уже есть телевизор. Мне сегодня так захотелось посмотреть какую-нибудь мелодрамку и расслабиться.
-Если тебе так хочется посмотреть телевизор, то можешь сходить к соседу или заработать деньги и купить…
Этот бестолковый разговор продолжался около двух часов. По конец я утратил к нему интерес, одел наушники и начал читать книгу. Она рухнула на диван, изображая истерику, но я демонстративно не обращал на это внимания. После истерики она решила изобразить домохозяйку и полезла в холодильник.
-Я купила тебе зеленый горошек, - сказала она, стащив с меня наушники. – Посмотри, какая большая банка, любимый!
-А ты купила свежего мяса, как я тебя просил? Кстати, где картошка, морковь, лук?
-Их не было в нашем магазине, а на базар было уже поздно идти. Я так долго провозилась с этим ковролином, а тут еще этот художник… Я сейчас приготовлю тебе потрясающее блюдо. Только давай послушаем вместе литургию Чайковского, а потом твою музыку…
Я и не предположить не мог, какое гнетущее впечатление может произвести на меня церковная музыка. Может я и действительно просто черт из ада в наказание поселенный в тело человека. Ибо церкви, особенно православные меня с детства пугали. Лица на иконах казались мне чудовищно уродливыми, а в лицах священников я видел злость, властолюбие и жадность. Какие они к черту рабы божьи, раз такие жирные и только и делают, что гнусавят стихотворные просьбы богу в своих помпезно блестящих золотом одеждах и храмах. Меня всегда настораживали люди, которые агрессивно заявляют о своей правоте…
Разговаривать об этом с Катей я не стал. В конце концов, я не подряжался просвещать её. Я не считаю свои мысли истиной в последней инстанции. Около получаса я пытался не обращать внимания на музыку, и сосредоточить его на книге. Мне это не удавалось, потому, что я был уверен, она назло мне включила эту музыку, у неё был целый день, чтобы слушать то, что ей нравиться, и вообще может купить себе плеер и слушать эти шедевры хоть круглые сутки. Раздраженно захлопнув книгу, я направился покурить на лестницу и увидел, что она творит. А творила она вот что. Разваренную до невозможности вермишель быстрого приготовления она вывалила на сковороду, на которой уже жарился консервированный горох и неровно нарезанные куски колбасы. Разумеется, мне захотелось поколотить её по началу, но в следующее мгновение мой жестокий разум подсказал мне иной способ экзекуции – заставить её съесть свой кулинарный шедевр. Представив, как она это ест с кислой миной, подсаливая свое оригинальное блюдо слезами, я расхохотался, а она начала подвывать православным певчим, рыдая.
-…У меня плохо с концентрацией! – с завыванием говорила она. – В детстве я пережила инцест и из-за этого мои родители развелись. Эта психологическая травма портит мне всю жизнь…
-Плитку сама выключишь, или мне помочь.
-Куда ты уходишь? Не оставляй меня одну, мне здесь страшно.
-Я иду в магазин за тем, что ты не удосужилась купить за целый день.
-Я пойду с тобой!
-Твое любимое блюдо остынет, пока ты будешь ходить со мной по магазинам.
-Я его разогрею! Потом. Еще раз…
Глава пятая. Творчество.
Время уходило в небытие. Надвигалась весна. Всё чаше показывалось на синем небосводе солнце, и освещало своими яркими лучами безобразие Маскачки. Гнилые покосившиеся строения и маргиналы, населяющие их, окрашенные солнечными лучами, выглядели не так ужасно, как в пасмурные дни. Однако ночами еще случались заморозки превращавшие лужи в пластины грязного льда.
В одно ясное мартовское утро я проводил Катю на центральный рынок, где она собиралась торговать яблоками. Она жаловалась на холод, и, потому я одолжил ей свою безрукавку из овчины. Вернувшись с работы я, как всегда, застал её лежащей на диване, слушающей литургию, держащей в руках библию. Мою безрукавку она потеряла на рынке, денег не заработала, зато приперла куль с гнилыми яблоками, которыми она обожралась, и мучилась от болей в животе.
-Как мы живем! – загнусила она. – Ты до сих пор не представил меня своим родителям! Я уже давно не была в храме божьем и не причащалась!
-Так сходи. Напротив дома есть православный храм, в котором звонят колокола…
-А ты! Я не могу больше жить в грехе! Разве ты не знаешь, что жить вдвоем без венчания – есть величайший грех!
-Не доставай меня. Ты прекрасно знаешь, что еще большим грехом является посещение храма без веры в бога и в корыстных целях. А на меня вера пока не снизошла. И почему мы должны ходить в один храм? Могу я быть иудеем или баптистом. Может мне больше нравиться католический храм.
-Не пори ерунды! Ты русский и обязан быть православным. Это единственная правильная вера в мире.
-Так же думают представители всех религий. И с чего ты взяла, что я русский. Мои предки были самых разных национальностей, и я считаю себя космополитом. На счет культуры… Я читаю больше европейских писателей, чем русских, то же самое и с музыкой и кино. Так что, если хочешь, иди в любой храм, принимай монашеский сан, я не держу тебя.
-Но мы же должны делать всё вместе.
-Когда два человека абсолютно всё делают вместе им рано или поздно становятся скучно. В сущности, им становится не о чем говорить, ибо разговор есть обмен информацией. Лучше подумай, чем платить за квартиру в следующем месяце. Мои сбережения прикончились, зарплату могут задержать. Я не знаю что делать.
-Ты хочешь сделать из меня базарную бабу! Тебе плевать на мои художественные способности, на мой талант.
-Я ничего из тебя не хочу делать, а думаю о том, как заплатить за эту дыру. А ты, кажется была полна энтузиазма и готова к любым трудностям.
-Ну и что ты предлагаешь?
-Я ничего не предлагаю, пока у меня абсолютно нет идей, и советов я тебе давать не буду. Ты взрослый человек, и сама вправе решать, что тебе делать.
-Я собираюсь создать демоверсию радиопередачи, и мне нужна твоя помощь. Надо найти звукозаписывающую аппаратуру. Поговори с этим Антоном, ты его давно знаешь. Он тебе не откажет.
-Ладно. Считай, что аппаратура у нас есть. А где текст передачи?
-Какой текст?
-Ну что ты будешь говорить и записывать?
-Ну, хотя бы про твоих несчастных велосипедистов курьеров. Я буду брать интервью у них, а они будут рассказывать забавные случаи на своей работе.
-Если хочешь знать, они народ угрюмый и неразговорчивый в большинстве своем, а при виде микрофона у них вообще будет полный клин. Так что лучше поискать другую тему для передачи.
На следующий день она неизвестно где нашла велогонщицу и вместе со мной пригласила её в дорогое кафе в старом городе для предварительного интервью. Девушка выглядела напуганной и заерзала на стуле, когда я взял чай только для себя. Как и большинство велосипедистов, она была не особо разговорчива. Катя задавала ей вопросы, касающиеся личной жизни, и толкала под столом мою ногу. Я, желая поиздеваться над ней, молчал и пил чай, но потом задал несколько вопросов о велосипедах, о трассах, шлемах, призах, соревнованиях. В завершении я высказался на счет роли велоспорта в культурной жизни страны. Девушка радостно со мной согласилась и просто сбежала из кафе.
-Надеюсь, ты поняла, что это будет не особо интересно слушать таксистам и клеркам.
-Просто ты задавал не те вопросы. Мне просто стыдно за тебя. Ты молчал десять минут. Если ты будешь так тормозить, я не возьму тебя в свой проект. Надо было спрашивать о том, что интересует большинство радиослушателей, а ты про какие-то дурацкие велосипеды с ней болтал полчаса. Я даже начала тебя ревновать.
-Но что я могу поделать, раз её интересуют только велосипеды?
-С виду приличная девушка, а слушает черный металл! Но о чем же нам делать передачу?
-Мне кажется надо собраться вчетвером, с Матвеевной, Дианой, еще кем-то просто поболтать пару часов и тема сама собой придет.
-Господи! У Дианы акцент и дефект речи, она полная дура, а Матвеевна устроит бардак.
-Матвеевна почти пролезла на радио, а Диана закончила христианскую академию и работала капелланом, а так же окончила педагогическое училище и сейчас воспитатель в детском саду.
-Ну, если уж Матвеевна уже пролезла на радио, то мы ей не нужны. Давай лучше пригласим Валерку и Машу. Только ты найди аппаратуру, чтобы сразу начать записывать.
На следующий день я подошел к Батьке Лукашенко и предложил ему поменяться магнитофонами. Дело в том, что у моего магнитофона не было ни гнезда для отдельного, ни даже встроенного микрофона, зато в его мыльнице был встроенный микрофон. Батька охотно согласился потому, что в моем магнитофоне было четыре динамика, регулировка частот и баланса это был, хотя и старый, но дорогой аппарат, а у него была мыльница с одним хрипящим динамиком.
-А можно мне к вам прийти, и посмотреть, как вы будете передачу записывать?
-В другой раз, как-нибудь.
-А твоя и у правду художница? Мне картина нужна. Я хочу бабуле в деревне на день рожденья подарить.
-Не, для бабули в деревне вряд ли, что-то найдется. Она все больше авангард рисует и на заказ ничего не делает, только по вдохновению. Понимаешь, шедевры невозможно создать на заказ, их художник создает, когда его внезапно осенило, и он рисует то, что он хочет. Понимаешь?
-Ага! Но нельзя ли чтоб озеро, там, с лебедями…
-Нет. Это каменный век! Это уже давно не модно и примитивно. Человек уже давно познал мир глубже и видит не только визуальные образы, контуры, абрисы, предметы… Он видит энергетические сущности. Лебедей тебе нарисует любой балбес, и они будут стоить копейки потому, что в них нет ничего особенного, каждый так видит и ты и я. Но вот энергетическую сущность предмета видит только истинный художник…
Он слушал меня, выпучив глаза, и, приоткрыв рот. Я знал, что он украдкой пытался читать мой том Кастанеды. Потом он пересказывал, прочтенное урывками, Коле, а Коля по секрету пересказывал мне. В последний раз он прочел о том, что человек в энергетическом плане представляет собой светящееся яйцо. Этот факт поразил воображение конюха окончившего кулинарный техникум. Болтая ему ерунду про картины, я только хотел пошутить, но он не на шутку заинтересовался энергетическими картинами и сам предположил, что они наверняка обладают целебными свойствами. С трудом удерживая себя от смеха, я рассказал ему по секрету, как пользоваться энергетическими картинами для того, чтобы сначала наблюдать другие потусторонние миры, а потом можно и входить в них через эти картины.
-…Только сразу ничего не бывает. Сначала надо учиться медитировать с помощью этой картины. На это может уйти десять лет и то, если очень стараться.
-Так что ж это, прямо в рай можно улететь, что ли?
-Можешь называть это раем, как христиане, можешь нирваной, как буддисты, но маги называют это другим миром.
-А сколько стоит? Я хочу таких картин набрать. Помнишь, ты рассказывал про этого, ну, Гогена! Его картины тоже никто не покупал, а когда он умер, эти его картины, в миллионы оценили специалисты. А еврей тот их на чердак закинул, а тут, бац, и за их миллион дают. Я тоже сейчас наберу у неё, а моим внукам денег много будет.