0 просмотренных постов скрыто
Ответ на пост «Настоящая история Эовин из "Властелина колец". Что ждало деву Рохана после финала?»1
Вот я либо чего-то не понимаю, либо в упор не вижу "сложной и трагичной истории".
Девушка знатного рода, обеспеченная, ни в чём, судя по всему не нуждающаяся ни на момент действий фильма, ни в прошлом, ведёт -- учитывая отсутствие у нее целей и глубокого интереса к жизни -- достаточно праздную и расслабленную жизнь, от чего естественно мается. Влюбляется в Арагорна (вернее, не в Арагорна, а в образ) как раз из-за отсутствия в жизни какого-то сильного эмоционального выброса, как и необходимости каждый день тяжело работать, чтобы заработать на жизнь.
По итогу, едет на войну по тем же, в общем-то, причинам, где плотная сюжетная броня не только не дает ей погибнуть (что скорее всего бы произошло, учитывая что ни в каких войнах она никогда не участвовала, а спарринги и тренировки это всё же совсем иной коленкор), но ещё и каким-то образом побеждает Ангмарского.
В общем, на мой личный взгляд -- совершенно плоский, местами даже пустоватый персонаж, практически Мэри Сью.
Женоненавистничеством, если что, не страдаю, конкретно этот персонаж не нравится по причинам выше, а не по половым. Был бы на ее месте персонаж-мужчина, который вел бы себя так же -- отношение было бы идентичным.
Upd: прошу прощения, что постом, а не комментарием. С телефона ткнул не то. -_-
Настоящая история Эовин из "Властелина колец". Что ждало деву Рохана после финала?1
Эовин — прекрасная и отважная дева-воительница Рохана из "Властелина колец". И при этом она — один из самых трагичных персонажей саги. На ее долю выпало много потрясений и невзгод, да и характер у нее был немного депрессивный (что неудивительно, учитывая ее биографию).
Но несмотря на все сложности и даже вопреки древним порядкам и законам своего народа Эовин прожила по-настоящему легендарную жизнь, стала одним из важных символом для потомков Эорла (основателя Рохана) и внесла уникальный вклад в историю Средиземья.
Да, ее не назвать прекраснейшей, мудрейшей или сильнейшей женщиной в истории Средиземья, однако своей человечностью и непокорным духом она все равно заслужила любовь читателей и зрителей.
Мне Эовин тоже нравится, как персонаж, поэтому я и решил посвятить ее истории отдельную статью, в которой мы вместе разберем предысторию Девы Рохана, ее вклад в победу над Сауроном, последующие годы, а также (что особенно интересно) альтернативные версии Эовин — то, какой Толкин изначально ее задумывал.
Кем же была Эовин? Происхождение и ранние годы Девы Рохана
Эовин происходила из королевского рода Рохана, ведущего свое начало еще от легендарного Эорла, который и основал это королевство. Отцом Эовин был Эомунд, дальний родич короля Теодена.
Эомунд вел свою линию от одного из младших сыновей короля Рохана Брего (сына Эорла). Таким образом он тоже был королевской крови, однако не принадлежал к правящей династии и был королю лишь дальним родичем.
Эомунд был первым маршалом Марки Рохана при короле Теодене в годы, предшествовавшие Войне Кольца. Он также был последним лордом Олдбурга, отцом Эомера и Эовин.
Женой Эомунда была Теодвин — родная сестра короля Теодена.
У Эомунда и Теодвин родились двое детей: Эомер и Эовин. Однако изначально они не имели прав на престол, так как у короля был собственный сын-наследник.
Отец Эовин был доблестным воином и часто бывал был в отъезде, защищая Восточную границу от растущей угрозы орков, идущих на восток из Мордора и совершавших набеги на табуны лошадей роханцев.
Говорили, что Эомунд также был безрассуден и часто выступал против врага с небольшим количеством людей, пренебрегая безопасностью. Это его и сгубило: в 3002 году он был убит, преследуя отряд орков по направлению к Эмин Муилу. Мать Эовин не вынесла этой потери — от горя она вскоре заболела и тоже умерла.
Эовин было всего 7 лет, когда она осталась сиротой. После этого она вместе с братом была взята под опеку короля (своего дяди) и стала его любимицей.
Роль Эовин в Войне Кольца: без нее все могло бы закончиться иначе
До Войны Кольца Эовин была вынуждена оставаться в замке Медусельде в столице Рохана Эдорасе и заботиться о своём угасающем дяде в течение нескольких лет, поскольку он был ослаблен влиянием Сарумана и Гримы Червеуста.
Когда король был исцелен Гэндальфом, он приготовился защищать Рохан от Изенгарда. Поскольку Теоден планировал лично участвовать в битве, он попросил своего стражника Гаму предложить кого-нибудь из народа в качестве предводителя на время его отсутствия. Гама порекомендовала Эовин, которая, хотя и была женщиной, была "бесстрашной" и "все любили ее".
Эовин неохотно подчинилась приказу короля и повела жителей Эдораса в укрытие в Белых горах, в то время как Арагорн, Теоден и остальные мужчины храбро сражались с армией Сарумана в битве при Хорнбурге. Когда Арагорн отправлялся через Дунхарроу, чтобы пройти Тропой Мертвых, она призналась ему в своих растущих чувствах, но он, уже будучи обрученным, неохотно отказал ей.
Когда Денетор II срочно обратился за помощью к Теодену против Мордора, Эовин снова попросила разрешения участвовать в битве, но Теоден отказал. Однако Эовин ослушалась приказа дяди короля — в негодовании она переоделась мужчиной, взяв псевдоним Дернхельм, и отправилась в Минас-Тирит на своём коне Виндфоле.
Она взяла с собой Мериадока Брендибэка, потому что он тоже хотел отправиться в бой вместе со своими друзьями, но Теоден отказал и ему. Вдвоем Теоден и Мерри тайно присоединились к армии Рохана и отправились на самую важную битву за последние тысячи лет истории Средиземья...
Трагичная история безответной любви Эовин к Арагорну: в чем смысл их отношений?
Мне особенно хотелось бы выделить историю отношений Эовин и Арагорна. На первый взгляд они выглядят как классический пример безответной любви, однако мне кажется, что в них скрывается нечто большее.
История Эовин и Арагорна — это не типичная романтическая линия, а скорее пример того, как любовь может стать зеркалом внутренних желаний и конфликтов.
Для Эовин Арагорн — это не просто мужчина, но символ её стремлений. Он воплощает всё, чего она хочет: свободу, честь, героизм. Её любовь к нему больше похожа на восхищение и она любит как будто даже не его самого, а то, чем он является.
И Арагорн, который к тому времени разменял девятый десяток, имел колоссальные жизненный опыт и переняв мудрость эльфов, заметил это. Поэтому Арагорн отвергает её чувства, объясняя, что её любовь основана на мечтах о свободе, а не на реальном понимании его как человека.
Это становится поворотным моментом для Эовин, когда она осознаёт, что ищет не любви, а смысла жизни.
Этот отказ ранит Эовин, но он также заставляет её переосмыслить свои цели. Вместо того чтобы искать внешнее спасение, она начинает сама бороться за своё место в мире.
Как Эовин на самом деле смогла одолеть Короля-Чародея и чего ей это стоило?
В составе армии Рохана Эовин прибыла на решающую битву на Пеленнорских, где сражалась в отряде Теодена. Когда Теоден и его войско были атакованы Королём-чародеем, предводителем Назгул, она и Мерри были единственными всадниками, которые не сбежали.
Король-чародей поверг Теодена, и тот оказался придавлен собственным конем. Когда Теоден лежал смертельно раненный, Эовин бросила вызов Королю-чародею, который хвастался, что «ни один смертный муж не сможет меня убить».
В ответ она сняла шлем, распустив волосы, которые «блестели бледным золотом на её плечах», и заявила:
«Но я не муж! Ты смотришь на женщину. Я Эовин, дочь Эомунда... Убирайся, если ты не бессмертен! Я убью тебя, если ты прикоснёшься к нему, будь ты живым или мертвецом».
В ярости Король-чародей набросился на неё, но она отрубила голову его крылатой твари. Король-чародей разбил её щит ударом булавы, сломав ей руку, но споткнулся, когда Мерри ударил его в ногу сзади особым кинжалом. Спустя мгновение Эовин вонзила меч в голову Короля-чародея, убив его и исполнив пророчество Глорфиндела, произнесённое тысячу лет назад в битве при Форносте, о том, что Король-чародей падёт «не от руки мужа».
Чудесное исцеление Эовин и ее знакомство с Фарамиром, переросшее в настоящую любовь
Её организм, уже ослабленный одиночеством и отчаянием в сочетании с физическими травмами, не выдержал Чёрного Дыхания — недуга, которые возникал при столкновении с назгул. Эовин потеряла сознание после этого.
Эомер, ее брат, увидев, что она лежит на поле боя, по-видимому, мёртвая, временно обезумел и в ярости бросился на врага. Эовин даже посчитали погибшей, но военачальник Гондора Имрахиль заметил, что она ещё жива, хотя и едва дышит, и приказал отнести её в Дома исцеления. Т
Там её вылечил Арагорн с помощью растения Ателас и мольбы её обезумевшего от горя брата.
Эовин осталась в Минас-Тирите, пока Армия Запада шла к Чёрным Вратам, чтобы бросить вызов Саурону. Тут она познакомилась с Фарамиром, который тоже был ранен и исцелен. Две исстрадавшиеся души нашли друг друга.
Хоть физически Эовин и исцелилась, однако ее душа все еще болела. И только Фарамир снова смог вдохнуть в нее желание жизни. Поначалу Эовин сопротивлялась этим чувствам, но вскоре полюбила отважного сына наместника Гондора.
Фарамир подарил Эовин тёмно-синюю мантию, расшитую серебряными звёздами, которая когда-то принадлежала его матери Финдуилас. Они стояли у стены, обращённой в сторону Мордора. Там они увидели надвигающуюся угрозу в виде тьмы, и Фарамир рассказал ей о своём сне о падении Нуменора и о том, что тьма, грозящая поглотить Средиземье, напомнила ему о великой волне, поглотившей остров.
Каким-то образом в сердцах Фарамира и жителей города зародились надежда и радость, и он поцеловал Эовин в лоб.
Они разговаривали целыми днями, и постепенно мудрые, воодушевляющие слова Фарамира смягчили сердце израненной Девы Рохана. Позже орёл сообщил им, что Саурон пал навсегда и что Арагорн вернётся как король.
В книге «Возвращение короля», в конце главы, посвящённой исцелению Эовин вместе с Фарамиром, Толкин пишет:
«Тогда сердце Эовин изменилось, или же она наконец поняла это. И внезапно её зима закончилась, и для неё засияло солнце».
Дальнейшая жизнь Эовин: что с ней в итоге стало?
После окончания Войны Кольца она решила отказаться от мечты о славе в бою и посвятить свою жизнь миру и счастливому браку, выйдя замуж за Фарамира.
После уничтожения Кольца Всевластия Эовин вернулась на родину, чтобы похоронить своего дядю. Но затем она отправилась в Гондор, где их с Фарамиром ждала счастливая семейная жизнь. Фарамир сохранил титул наместника при короле Арагорне, а также получил новый: принца Итилиэна — прекрасной южной области Гондора.
Там они с Эовин и поселились, и Дева Рохана стала отныне известна как леди Итилиэна. В последний раз мы слышим об Эовин, когда ей было около 37 лет, в приложении к «Возвращению короля», где говорится: «Король Эомер и леди Эовин из Итилиэна посылают [Мерри] великие дары».
У них родился по крайней мере один сын по имени Элборон. Элборон стал преемником Фарамира на посту наместника Гондора, принца Итилиэна и лорда Эмин Арнена после смерти Фарамира.
Кстати, Фарамир дожил до 120 лет, став первым наместником со времён Белетора II, перешагнувшим столетний рубеж, поскольку в нём текла кровь Нуменора.
А один из внуков Эовин и Фарамира, Барахир, стал летописцем и написал в том числе «Сказание об Арагорне и Арвен».
Так и закончилась история Эовин, которая наконец смогла найти свое место в жизни и исцелиться от тяжких дум и последствий тяжелых потерь...
Другие версии персонажа Эовин, которые изначально рассматривал Толкин
За время работы над "Властелином колец" Толкин сильно изменил историю Эовин, так как изначально ее история задумывалась совсем иной. По черновикам, Эовин была дочерью короля Теодена, а не ее племянницей.
В другой версии у неё была кузина по имени Идис, дочь короля, которую позже убрали из рукописи, так как её роль затмила роль Эовин.
Еще изначально Эовин должна была выйти замуж за Арагорна. Также Толкин рассматривал идею того, что Арагорн полюбил Эовин после ее смерти, когда она отомстила за смерть короля Теодена.
Однако позже он отказался от этой концепции, так как считал Арагорна "слишком старым, величественным и мрачным" для столь юной женщины. Вот такая интересная версия...
Ну а я мягко приглашаю любителей фантастики в свой авторский канал. Рекомендую там хорошие фантастически книги, сериалы и фильмы, обсуждаем новинки. В общем, присоединяйтесь, у нас уютно :)
Показать полностью
9
Из рода Нолдор
Измученные путники достигли наконец границ обжитых земель, где они могли рассчитывать немного отдохнуть под кровом какого-нибудь строения. Буря разыгралась не на шутку, и небольшая кучка эльфов и людей, устав бороться с ураганным ветром, передвигалась в кромешной тьме очень медленно.
Оставшиеся лошади передвигали ноги из последних сил, люди еле шевелились, облепленные мокрым снегом. По воле случая, пересекая дикие земли, семейство эльфов со спутниками отбилось от большого отряда и теряя в пути людей в боях с оркам и другой нечистью, обитающей на пустошах, наконец добралось до окраины королевских владений. Конечно же столь высокородным персонам не пристало ночевать на постоялом дворе или хижине бедняка, но с учетом сложившихся обстоятельств, путники были бы рады любому сараю, который позволит укрыться от метели, ветра и ледяной стужи.
Наконец вдали кто-то из слуг заметил огонек, мерцающий сквозь снег и тьму, явно располагающийся слишком высоко, чтобы быть светом небольшой лачуги. Постепенно из мрака проступали очертания высокого донжона и зубчатых стен замка.
– Дорогая! Определенно это настоящий замок, в котором, я думаю, мы можем рассчитывать на достойный прием! Кажется где-то здесь неподалеку когда-то проживала ранее моя четвероюродная тетя. Впрочем, думаю, что любое существо в округе будет счастливо оказать прием семиюродному племяннику короля эльфов! Тем более, что замок похож на эльфийский, однако поскольку находится в таком месте, видать семейство было из захудалых.-обратился к идущей рядом супруге, высокий светловолосый эльф, закутанный в меховой плащ.
– Дорогой, я согласна на любую лачугу, где тепло и есть хоть немного горячей похлебки для наших детей.-ответила ему жена, прекрасная эльфийка с измученным от лишений последних недель лицом.
Воодушевленные близким прекращением мучений, эльфы, люди и лошади задвигались быстрее, и вскоре оказались перед воротами крепостной стены, которые гостеприимно распахнулись перед ними. Попав во внутренний двор, укрытый от снега, путники изумленно оглядывались по сторонам. Это был настоящий огромный эльфийский замок, в отличном состоянии. Ухоженный двор, современные технические детали и множество слуг, выглядывающих посмотреть на прибывших, явно давали понять, что его владелец, хотя и живет в глуши-не бедствует.
Люди во дворе принялись разгружать поклажу и распрягать лошадей, одновременно расспрашивая путников, кто они и откуда, после чего проводили их к высоким дверям замка с гербами.
– Надо же, дорогая, судя по гербам, владелец замка близкий родственник правящей династии, кто бы мог подумать… Очень жаль, что нам придется предстать перед ним в таком виде, да еще и обременять его просьбой о помощи,-расстроенно сказал эльф жене. –Впрочем, у нас нет другого выхода на сегодня, а возможно и на пару ближайших дней…
Двери распахнулись и перед ними предстал огромный холл замка, украшенный лепниной и статуями. Жарко горели большие камины и путники невольно заулыбались, предвкушая тепло и вкусный обильный ужин.
Навстречу пришельцам из глубины холла спешила толпа людей, как решили вошедшие: слуги и охрана.
– Представьте меня скорее вашему хозяину,-высокомерно произнес эльф. – Сообщите, что приехали супруги Элоар и Алоамин из рода Митрим, а также их слуги и воины. Также ему полезно будет узнать, что я состою в родстве с королем.
Из толпы встречающих, вышел бородатый мужчина невысокого роста и, слегка поклонившись, представился:
– Эммаир, из рода Нолдор. Прошу вас быть моими гостями сколько потребуется. К нам нечасто приезжают гости, но думаю, вы не будете разочарованы. Хорошо, что вы успели добраться до нас-такие бураны, если бывают, длятся по нескольку дней, и не стоит завидовать тем, кто окажется без крыши над головой в такую погоду.
В течение произносимой им речи, лица эльфов начинали выражать все большее недоумение. Вместо того, чтобы подобающе ответить на приглашение, гости молча переглядывались. Возникла неловкая пауза.
– Ты не можешь представляться именем Нолдор, ты же гном,- выпалил высокий эльф, представившийся Элоаром.
– И тем не менее, это так, уважаемый,- сказал гном-хозяин и щелкнул пальцами. Холл осветился тысячей свечей, стоящих в люстрах, в нишах стен и деталях статуй. Зрелище было завораживающее-в ярком свете особенно красиво заиграла позолота элементов декора, засветились надписи на эльфийском, выгравированные на стенах.
– Гном не может владеть эльфийским замком и магией! Это колдовство и обман! -выкрикнул Элоар. – На нас наводит морок какой-то колдун! К оружию! Это ловушка! Выпустите нас, или клянусь Нарсилом, вы пожалеете, что заманили нас сюда!
Измученным людям, утрачивающим надежду на отдых, пришлось сгрудиться вокруг эльфийской дамы и своего командира, вытащив мечи. Слуги хозяина замка выступили вперед, закрыв его собой.
Тот, кто представился Эммаиром, снова щелкнул пальцами и высокие двери замка за спиной гостей распахнулись, впустив в помещение холодный ветер и снежную метель, осыпавшую присутствующих ледяной крупой.
– Клянусь им же, вас никто не держит и не пытается задержать! Здесь не место существам, которые вместо благодарности за помощь, будут разбираться в чистоте крови хозяина! Уходите! -гном повернулся, чтобы уйти, в то время как его слуги начали подталкивать к выходу ощетинившуюся мечами кучку путешественников.
В этот момент откуда-то сбоку от эльфийки, из мехов в которые она куталась, раздался тонкий жалобный дрожащий голосок:
– Мамочка я хочу писать! Я не могу больше терпеть! Ты же говорила, что осталось подождать всего минуточку!
Присутствующих охватила растерянность, хозяин замка заинтересованно обернулся, чтобы разглядеть, откуда раздался голос. Повнимательнее приглядевшись к богатому меховому наряду эльфийки, он увидел два крошечных детских личика, выглядывающих из мехов по бокам матери. Два маленьких эльфа стояли так тесно прижавшись к ней, что ранее были совершенно незаметны.
– Нэнэ!- громко крикнул он, рассмеявшись, одновременно жестом закрыв двери, отчего в холле снова стало тепло.
В стене открылась дверь, и оттуда вышла дородная женщина в белом переднике и чепце.
– Проводи маленького господина эльфа в уборную!-сказал Эммаир.--Думаю малыши не откажутся после ужина от сладкого пудинга и стакана теплого молока на ночь. Конечно, если их отец, высокородный господин Элоар, не возражает. Гости просто устали и поэтому были несколько невежливы с нами. Думаю, это было просто недоразумение, ведь так, господа?
Гости начали переговариваться между собой:
– Дорогой, мы с детьми больше не можем выносить эту стужу и голод. Я не чувствую здесь никакой опасности. Хозяин любезно готов предоставить нам кров и стол, а остальные детали мы выясним позже,- сказала Алоамин мужу на эльфийском.
– Лучше я сдохну в наведенном мороке здесь, чем вернусь в эту ледяную пустыню. Хотели бы нас поймать в ловушку или убить -уже сделали бы это во дворе замка. Мы должны остаться здесь на пару деньков, иначе нам не выжить.- поддержал эльфийку человек, командующий воинами их отряда.
– Я понимаю и могу говорить на эльфийском.- с улыбкой проговорил Эммаир, чем еще больше смутил присутствующих эльфов, и издевательски добавил: – Таким образом, если вы хотите что-то от меня скрыть, говорите на орочьем-его я точно не понимаю.
Между тем полная женщина в чепце и переднике, которую хозяин ранее назвал Нэнэ, пробралась между рядами гостей к эльфийке и детям, и принялась причитать:
– Ах, вы мои ласточки, как же вы устали и замерзли! Пойдемте скорее мои маленькие, сейчас и в уборную сходим и теплую ванночку сделаем, и переоденемся и покушаем. А на ночь, старая Нэнэ расскажет вам такую историю, которую вы ещё никогда не слыхали… И вы госпожа пойдемте скорее, я дам вам двух наших лучших горничных, чтобы они предоставили вам возможность привести себя в порядок после этого ужасного путешествия.
Женщина вела себя так бесхитростно и от нее исходила такая волна искренней доброты и любезности, что гости принялись потихоньку снимать оружие и расстегивать верхнюю одежду, с опаской поглядывая при этом на эльфа, руководившего ими, ожидая его решения.
Эльф Элоар, озадаченно осмотрев свой отряд, понял, что спорить в данной ситуации бесполезно, после чего решился, вышел вперед, поклонился и сказал:
– Приветствую тебя, Эммаир из рода Нолдор! Прошу приютить нас до тех пор, пока погода не позволит нам продолжить путь. Мы действительно очень устали и были невежливы. Прошу простить нас.
Хозяин замка дал понять, что конфликт улажен, после чего принялся давать распоряжения слугам насчет гостей, их лошадей и имущества. Через некоторое время гости были накормлены ужином и размещены в помещениях замка. Сон сморил практически всех сразу, ведь наконец можно было выспаться на мягких постелях сытыми, за надежными стенами замка, не прислушиваясь к каждому шороху и не дрожа от холода.
Не спалось только одной эльфийке. После ужина и необходимых процедур, она никак не могла уснуть, ворочаясь в мягкой теплой постели рядом со спящим беспробудным сном мужем. Алоамин поднялась с постели и, одевшись, прошлась по неярко освещенным коридорам замка, заглядывая в открытые помещения и поражаясь их красоте и богатству убранства.
Её внимание привлек запах табака из помещения библиотеки и дымок выходящий откуда-то из-за кресла перед камином. Подойдя ближе, Алоамин увидела сидящего в огромном кресле перед камином хозяина замка, курившего трубку.
Он предложил ей занять место в соседнем кресле, и обратился к ней на эльфийском:
– Что привело вас сюда в этот поздний час, госпожа Алоамин? Вы вынесли много лишений и устали, почему вам не спится? Достаточно ли внимательны были к вам мои люди? Удобна ли постель? Или может вас беспокоит здоровье детей и нужно послать за лекарем?
– Не беспокойтесь, дорогой хозяин, - отвечала она. – Благодарю вас еще раз за приют. Настоящее чудо-это ваш замок здесь в этой глуши. Я уже не чаяла добраться до этих мест, так страшен и труден был наш путь по диким землям. Также еще раз прошу простить моего мужа. Право слово, мы все, и я в том числе, до сих пор несколько растеряны тем волшебством, которое ожидало нас на пороге этого замка.
– Я понимаю вашу растерянность и ценю вашу деликатность относительно вопросов, которые вы не задаете. Поэтому сам расскажу вам грустную историю об этом.
Итак, жили на свете эльфы из древнего и славного рода Нолдор. Постепенно земли вокруг их замка пустели, центр королевства смещался из-за нашествий разной нечисти, и так уж вышло, что их владения оказались на самом его краю. Род этот был богатым и славным, последняя владелица замка приходилась двоюродной сестрой самому королю, однаео род их начал угасать. Остались только несколько представителей: эльф, его жена эльфийка и двое сыновей. Сыновей ждало блестящее будущее. Они были красивыми, знатными и богатыми, а их родители имели огромные связи при дворе, казалось бы, что может пойти не так… Но началась большая война. Люди, эльфы и гномы вместе воевали против нечисти, грозившей стереть их мир с лица земли. С разницей в пару дней в битве пали муж и сыновья прекрасной эльфийки. Причем младший сын погиб, закрыв собой в битве самого короля. Несчастная женщина почти сошла с ума-похороны следовали за похоронами. Особенно тяжело далась ей смерть младшего любимого сына. Она дневала и ночевала возле могил-не могла смириться с потерей.
Однажды на кладбище, она услышала в траве какой то писк-там стояла корзинка, а в ней пищал крошечный гномий ребенок. Было очевидно, что грязное и сопливое гномье отродье просто выкинули за ненадобностью в надежде на то, что его утащат и съедят дикие звери.
Эльфийка схватила этого ребенка и принесла в замок. После чего принялась уверять всех, что это ее собственный ребенок. Окружающие ее люди и эльфы так любили ее и сочувствовали постигшему горю, что не нашлись - что сказать или сделать в этой ситуации, и решили, что возможно это поможет госпоже прийти в себя.
Малыша растили и воспитывали как эльфа. Эльфы живут долго и поэтому то, что малыш не рос, ее не смущало. Растущую день ото дня гномью бороду брили каждый день, и все время продолжали одевать его в детскую одежду, таким образом поддерживая иллюзию, что это ребенок, который растет медленно, как и подобает эльфу. В возрасте двадцати гномьих лет, мать все еще продолжала считать его малышом лет восьми. Приемный сын давно уже все понимал, ему нелегко давалось продолжать изображать из себя ребенка, однако из уважения и любви к матери, он продолжал это делать.
Естественно вся эта история вызвала недовольство короля. А ещё наибольшее вызвало то, что эльфийка, явившись к королю, потребовала признать приемного сына ее сыном и наследником официально. К чести короля, помня о том, при каких обстоятельствах произошла гибель младшего сына его двоюродной сестры-эльфийки, он согласился пойти на это. Представляя сопротивление приближенных, и дальних родственников, уже потиравших руки в предвкушении овладения богатствами и землями угасшего рода, король издал соответствующий, но совершенно секретный указ. Отныне, тот, кто был рожден гномом, безродный подкидыш, специальным королевским указом, становился урожденным эльфом с присвоением всех соответствующих титулов.
Конечно же мать и сын, чтобы не привлекать внимания и не ставить лишний раз в неловкое положение короля, по сути пошедшего против эльфийских законов, но поступившего по-совести, жили уединенно, вдали от посторонних глаз, да и места были довольно опасные, которые предпочитали обходить стороной. Так прошло много счастливых лет.
Как вы вероятно уже догадались, этим приемным сыном был я. Конечно же эльфийскому волшебству я научиться не мог. Однако вся магия моей матери в доме настроена помогать мне, и поэтому иногда кажется, что я умею это делать.
На самом деле, волшебства мне удалось достичь только в одном: как все порядочные гномы, я оказался невероятно способен и удачен в ювелирном деле. Вероятнее всего ещё и поэтому никаким интриганам не удалось отвернуть симпатии короля от нашей семьи. Он регулярно получает от меня произведения ювелирного искусства, и большинство тех украшений, которые вы могли видеть на эльфийских дамах, являются моими творениями...
А недавно она умерла. Как сказали врачи, от “истощения жизненных сил”. Она умерла, чтобы не разочароваться во мне окончательно, ведь я уже совсем не похож на эльфийского ребенка. Она так и не смогла принять реальность, моя бедная прекрасная мама. Я похоронил ее рядом с настоящими сыновьями и с тех пор живу один. До меня доходили слухи, что при дворе началась настоящая битва за мамино наследство, по всей видимости, король до сих пор не объявил подробности своего указа и маминого завещания.
Вероятно мне необходимо будет озадачиться продолжением рода, но к сожалению, я пока не нашел себе жену ни среди гномов, потому что все женщины этого племени кажутся мне странными и некрасивыми, ни среди, эльфиек, которые не считают меня достойным стать их супругом. Хотя вполне возможно, что рано или поздно какая то бедная леди позарится на мои богатство и титул…
Впрочем, как показывает моя история, в жизни всегда есть место чуду… Но, я утомил вас своими сказками, госпожа, поэтому пожалуй, я попрошу вас меня оставить, чтобы вы все же могли отдохнуть.
Пораженная и растроганная Алоамин украдкой вытерла слезы, и пожелав хозяину спокойной ночи, удалилась.
Оказавшись в спальне, рядом со спящим мужем, она подумала, что утром необходимо как-то объясниться с ним по поводу того, что ему вряд ли достанется наследство четвероюродной умершей тетки, о котором он ехал к королю хлопотать.
Конец.
На Автор тудэй конкурс похожих коротких баек по этому миру фэнтези (орки, эльфы), кому интересно-вэлком читать!
Показать полностью
"Властелин колец": что случилось с Мерри и Пиппином после финала? Приготовьте платки
Мерри и Пиппин — полноценные члены Братства Кольца и всей истории "Властелина колец". Они участвуют в этих событий от начала и до конца как в книгах, так и в фильмах.
Каждый из них внес свой важный вклад в поиски, добавляя при этом много беззаботного хоббичьего юмора и разбавляя мрачноватую историю.
Кстати, в случае с экранизацией — рекомендую смотреть режиссерскую версию, где у Мерри и Пиппина намного больше ярких сцен.
Но что произошло с этой парой хоббитов после последней страницы книги и финальных титров фильма? Толкин отмечал в конце книги «Возвращение короля»:
«Говорят, что ложа [могилы] Мериадока и Перегрина были поставлены рядом с ложем великого короля».
Другими словами, оба героя-хоббита не покоятся в мире и безвестности в Шире — они в итоге оказываются среди членов королевской семьи Гондора.
Но как же так вышло? И что происходило с Пиппином и Мерри после поражения Саурона? Именно это мы и разберем в статье!
Уникальная роль Мерри и Пиппина в победе над Сауроном
Чтобы была понятна их дальнейшая история, важна кратко зафиксировать главные достижения этого дуэта на протяжении Войны Кольца. Как я и сказал выше, роль Пиппина и Мерри в победе над Сауроном, может, и не такая значительная, как у Фродо с Сэмом, однако все равно уникальная.
Возможно, без них вообще ничего бы не получилось.
Во-первых, когда Братство разделилось, Мерри Пиппин на долгое время отвлекли внимание от Фродо с Кольцо. Саурон и Саруман знали лишь то, что Кольцо хранится у хоббита, а что это был за хоббит, они понятия не имели.
Поэтому когда Мерри и Пиппин попали в плен к оркам и урукхай, злодеи какое-то время думали, что захватили именно тех самых хоббитов с Кольцом. Да и потом, когда Мерри и Пиппин смогли сбежать от своих пленителей, Саурон продолжил подозревать именно их.
Все это дало возможность Фродо и Сэму незамеченными пробираться в сторону Мордора — просто потому что внимание врага было сфокусировано на другой территории, где затерялись Мерри с Пиппином.
Но не менее важны и их личные подвиги. Оба, несмотря на отсутствие военной подготовки и маленькие размеры (а хоббиты, на помню, были ростом с 6-летнего ребенка) стали настоящими воинами и участвовали в нескольких важнейших битвах.
А еще Пиппин, например, смог найти общий язык с уникальным созданием — лидером энтов Древобородом. Учитывая, что энту было много тысяч лет, и он думал, разговаривал и действовал намного медленнее, чем было нужно, способность Пиппина убедить его вступить в бой с Саруманом вызывает восхищение.
Именно благодаря этому Изенгард был разорен, и Белый Волшебник потерял возможность окопаться там, собрать новую армию и отбиться от роханцев. Не повлияй Пиппин на решение Древоборода, Изенгард бы выстоял и стал бы значительной угрозой силам света.
А Мерри затем и вовсе помог уничтожить Короля-Чародея — правую руку Саурона и лидера назгул (а некоторые считают, что даже не помог, а сам и уничтожил). Это произошло во время решающей битвы на Пеленнорских полях, где Король-Чародей командовал армией Саурона.
Маленький хоббит смог преодолеть ауру ужаса, которую источал назгул, и полоснуть его зачарованным клинком. В результате этого Короля-Чародея смогла добить Эовин, и вражеская армия оказалась без главнокомандующего, и ее удалось победить.
Ну и также можно вспомнить подвиг Пиппина, который спас от верной смерти Фарамира — сына наместника Гондора. Почему это важно? Потому что в дальнейшем Арагорн смог стать королем в том числе потому что Фарамир, новый наместник, подтвердил и принял его притязания на трон.
Также Пиппин и Мерри вместе с самыми опытными и великими воинами своего времени участвовали в самоубийственной атаке на Черный Врата Мордора, чтобы отвлечь Темного Властелина от Фродо.
Так что, как видите, они заслуженно считались настоящими героями Войны Кольца. И за это их ждала великая награда.
Почести и награды, которые ждали Мерри и Пиппина после победы
Кстати, в книгах после поражения Саурона четверку хоббитов ждала еще одна, последняя битва — с выжившим волшебником Саруманом, который за это время успел захватить Шир и узурпировать там власть. Фродо, Сэм, Пиппин и Мерри собрали ополчение и разбили войска Сарумана, изгнав их со своей родины. И уже после этого наконец смогли праздновать победу.
В прологе к «Братству Кольца» Толкин кратко описал дальнейшую судьбу Мерри и Пиппина, объяснив, что они «стали главами своих больших семей и в то же время поддерживали связи с Роханом и Гондором».
Однако в приложениях в конце «Возвращения короля» мы узнали больше о том, чем занимались эти два непоседливых героя-хоббита в последние десятилетия своей жизни.
Мерри получил прозвище «Великолепный» и стал хозяином Бакленда, своего родного края на краю Шира. Он женился на Эстелле Болджер, и в тексте «Возвращения короля» говорилось:
«Король Эомер и леди Эовин из Итилиэна посылали ему великие дары».
То есть представители королевского рода Рохана сохранили память о Мерри и еще долго воздавали ему почести по его заслугам.
Мерри, кстати, не только стал влиятельным правителем в Шире, но и писал книги по истории.
Пиппина ждала не менее выдающаяся "карьера.
Он женился на хоббитке по имени Бриллиана из Глубокого Распадка, и у них родился сын по имени Фарамир, который впоследствии, кстати, женился на дочери Сэма.
Пиппин (а точнее Перегрин, как его уже называли полным именем) стал главой своей большой семьи, и его назначили таном Шира — еще одна важнейшая должность в стране хоббитов.
В прологе «Братства Кольца» говорилось, что это древняя и важная должность, поясняя, что обладатель титула был чем-то вроде главного судьи и предводителя ополчения ("армии" Шира).
Так что Пиппин был утвержден в должности военного лидера своего хоббитского ополчения самим Арагорном, который сделал и Тана, и Хозяина Бакленда двумя своими «Советниками Северного королевства». Сэм, который стал мэром столицы Шира — Мичел Делвинга — тоже был частью этой команды.
Последнее путешествие Мерри и Пиппина на юг
Когда Мерри достиг почтенного возраста в 102 года, он получил послание из Рохана. В «Возвращении короля» объяснялось следующее:
«Весной из Рохана в Бакленд пришло послание, что король Эомер хотел снова увидеться с Мастером Холбитла [так Мерри звали в Рохане]. Мериадок был тогда уже стар (ему было 102 года), но всё ещё крепок. »
В книге говорилось, что первой реакцией Мерри было пойти к тану Пиппину и посоветоваться со своим другом. Вскоре после этого они передали свои владения и должности сыновьям и уехали через Сарнский брод, и больше их в Шире не видели.
Мерри и Пиппин направились на юг, в Рохан, и о том, что с ними случилось, ходили только слухи. В слухах (также записанных в «Возвращении короля») говорилось:
«После этого мастер Мериадок прибыл в Эдорас и был с королём Эомером до его смерти той осенью. Затем он и Перегрин Тук отправились в Гондор и прожили там те немногие годы, что им оставалось, пока не умерли и не были похоронены среди великих королей Гондора».
Так что Мерри и Пиппин в конце своей жизни удостоились королевских почестей. И Рохан, и Гондор не забыли о храбрости, верности и доброте маленьких хоббитов. И такой финал их жизни для меня является одним из самых трогательных моментов "Властелина колец".
В конце концов, тяга к приключения снова увлекла их за собой, и они умерли в землях, где и стали героями легенд на долгие поколения.
Ну а я мягко напомню, что любители фэнтези и фантастики найдут много интересного в моем авторском канале. Рекомендую там хорошие фантастически книги, сериалы и фильмы, обсуждаем новинки. В общем, присоединяйтесь, у нас уютно :)
Показать полностью
5
Архив книг warhammer fantasy battle+warhammer age of sigmar+old world, обновление от 12.03.2025
05-03-25
Добавлена новая книга:
Хороший перевод\01.Warhammer FB\Время легенд\ 07.Гэв Торп-Погибель Драгонбэка-2014
(Книга про жизнь после Войны бороды) С окончанием Войны Мести гномы Старого Света начали восстанавливать свою империю. Но они были резко ослаблены конфликтом с эльфами, и когда огромные землетрясения разрывают горы, старые и новые враги нападают на владения гномов. На западе, в горах Драконий Хребет, гномы Экрунда считают себя в безопасности от угроз, с которыми сталкиваются их восточные собратья. Они ошибаются. Поскольку зеленокожие вторгаются в их королевство в ужасающих количествах и война манит, клан Ангбок и его товарищи должны сражаться, чтобы спасти все, что им дорого.
10-03-25
-Добавлена новая книга:
1) Хороший перевод\02.Warhammer AoS\Отдельные романы\31.Гэри Клостер-Прилив скавенов-2024
Глубоко в сердце апокалипсиса Скавенов, где выживание лежит на острие ножа, крысолюды и Реклюзианы одинаково мчатся к призу, который переломит ход войны — потерянному брату Бурерождённых. Если враг раскроет свои запретные знания, Акши наверняка падет, поэтому для избранных Сигмара неудача невозможна.
Путешествие долгое и полное раздоров, и для смертных аколитов, которые сопровождают Реклюзианов — хранителей их воспоминаний и веры — это могут быть последние шаги, которые они делают. Но вместе они — надежда, когда надежда умирает, истина, за которую они все должны ухватиться. Ибо без неё они становятся жертвами кошмаров и теней, возвещая этот новый Час Разрушения.
12-03-25
-Добавлена новая книга:
1) Хороший перевод\02.Warhammer AoS\Легенды века Зигмара\03.Джош Рейнольдс-Чума скавенов-2017
В Янтарных степях Гура умирает Ползучий город. Бешеные приверженцы Кланов Чумы заполонили этого колоссального червя и строения на его спине, принеся с собой яд и разложение. Они стремятся прославить свое грязное божество, выпустив одну из предсказанных Великих Чум, и Ползучий город хранит ключ. На их пути стоят Грозовые Воины Зигмара и еще более странные враги — скавены должны преодолеть не только этих врагов, но и их природную разобщенность и подозрительность, если они хотят наложить свои когти на губительную добычу в сердце Ползучего города.
Все книги упорядочены и отсортированы на основе исследований Лаборатории Фантастики (https://fantlab.ru/work40000)
залил в тг облако одним файлом: https://t.me/wahabooks
Показать полностью
Глава 34. Свет у берега моря
Ссылка на предыдущую главу Глава 33. Кровь на перевале
Диана проснулась от мягкого света, что пробивался сквозь щели в деревянных ставнях, его тонкие лучи падали на её лицо, согревая кожу, что всё ещё хранила холод ночи. Она лежала на узкой кровати, её тело укрывало тёплое одеяло, сотканное из грубой шерсти, пахнущее травами и дымом очага. Её глаза медленно открылись, веки были тяжёлыми, как будто она вынырнула из глубокой реки, где тьма и боль тянули её вниз. Комната была маленькой, стены из потемневшего бруса покрыты мхом и трещинами, потолок низкий, с балками, что пахли смолой и солью. У стены стоял грубо сколоченный стол, заваленный глиняными горшками, пучками сушёных трав и свёртками ткани, рядом тлел очаг, его угли шипели, бросая слабые отблески на пол из широких досок, исцарапанных временем. Воздух был тёплым, пропитанным ароматом лаванды, мяты и чего-то терпкого, что она не могла распознать, но что успокаивало её дыхание.
Она попыталась сесть, её руки упёрлись в кровать, но резкая боль пронзила её бок — не острая, а тёмная, как эхо, что осталось от удара. Её пальцы дрогнули, она замерла, её дыхание стало рваным, сердце заколотилось, как барабан в груди. Ночь ворвалась в её разум, как буря, что ломает лес. Она видела лес, чёрный и мокрый под дождём, ветки, что хлестали её по лицу, оставляя кровавые царапины, грязь, что цеплялась к сапогам, её бег, её страх. Она помнила Рагнара и Бьорна — наёмников Совикуса, их злобные глаза, их голоса, что резали ночь, как ножи: "Иди сюда, поиграем", "Я отрежу ей пятки". Она чувствовала, как её схватили, как меч Рагнара вонзился в её бок, его холодное лезвие вошло с хрустом, кровь хлынула, горячая и липкая, заливая её платье, её крик, что оборвался в темноте, её падение в грязь, где боль пожирала её, как зверь. Она помнила голос — низкий, твёрдый, как рокот моря: "Отпустите девушку", — и свет, что вспыхнул, как молния, но потом всё утонуло в забытьи, её разум погас, как свеча под ветром.
Её рука метнулась к боку, пальцы дрожали, она задрала платье, что было рваным и грязным, но чистым от крови. Кожа была гладкой, без следов раны — ни шрама, ни синяка, только слабая тень, что могла быть игрой света. Она замерла, её дыхание остановилось, глаза расширились, разум закружился, как листья в водовороте. "Это невозможно," — подумала она, её пальцы ощупали место, где меч вошёл, где боль должна была остаться, но ничего не было, только тепло её собственной кожи, что дрожала под прикосновением. Она сжала кулак, её ногти впились в ладонь, оставляя красные следы, она шепнула, её голос был хриплым, полным смятения:
— Как… как я жива?
Дверь скрипнула, её сердце подпрыгнуло, она вскочила, её ноги ударились о пол, боль в боку эхом отозвалась, но она стиснула зубы, её рука метнулась к поясу, где должен был быть кинжал — подарок Роберта, с вырезанным солнцем, — но его не было. Она замерла, её взгляд упал на вошедшего. Это был старик, высокий и худой, в синем балахоне, что шуршал, как листва на ветру. Его седые волосы струились из-под капюшона, серебристая борода блестела, как иней, глаза, голубые и глубокие, как море в штиль, смотрели на неё с мягкой тревогой. В правой руке он держал дубовую палку, гладкую и тёмную, в левой — корзину с травами, чьи листья пахли мятой и ромашкой. Его лицо, морщинистое и доброе, было как книга, что хранит старые сказки, его шаги были тихими, но твёрдыми, он поставил корзину на стол и улыбнулся, его голос был низким, тёплым, как угли в очаге:
— Проснулась, девочка? Хорошо. Я боялся, что ты не очнёшься до полудня.
Диана отступила, её спина упёрлась в стену, её руки дрожали, она сжала платье, голос был резким:
— Кто ты? Где я? Что случилось ночью?
Старик поднял руку, его ладонь была открыта, жест был мягким, успокаивающим, он шагнул к очагу, бросил ветку в угли, пламя вспыхнуло, бросая свет на его лицо:
— Меня зовут Илларион. Ты в моей хижине, у Сольвейга, рыбацкой деревни у моря. Ночь… ночь была тяжёлой, но ты жива. Это главное.
Она сжала кулаки, её ногти впились в ладони, голос дрожал, но был твёрд:
— Я помню меч. Он ударил меня в бок. Я должна была умереть. Почему я жива? Где рана?
Илларион замер, его взгляд упал на неё, глаза мигнули, как будто он искал слова, что не разбудят бурю. Он вздохнул, его плечи опустились, голос стал тише, но теплее:
— Ты была ранена, да. Я нашёл тебя в лесу, под дождём. Те двое… они больше не угроза. Я принёс тебя сюда, обработал твои раны. Ты исцелилась быстрее, чем я ожидал. Свет… свет помог тебе.
Диана шагнула к нему, её глаза сузились, голос стал острым, как кинжал:
— Свет? Какой свет? Ты лекарь? Что ты сделал со мной?
Он улыбнулся, его улыбка была мягкой, почти отеческой, он сел на стул у стола, его пальцы коснулись трав в корзине, голос был как шёпот ветра в листве:
— Я лекарь, да. Много лет помогаю людям здесь. Твои раны были глубокими, но я знаю травы, знаю, как вернуть жизнь. Ты сильная, девочка. Твоя воля и… немного моей помощи спасли тебя.
Она смотрела на него, её грудь вздымалась, разум кружился, как река в половодье. Она хотела спорить, требовать правды, но его голос, его глаза, его тепло — всё это было как очаг в ночи, что зовёт усталого путника. Она сжала кулак, её пальцы дрожали, голос стал тише:
— Я не понимаю. Они догнали меня… Рудольф, Марта… они умерли из-за меня. Я бежала, а потом… этот свет. Ты спас меня?
Илларион кивнул, его взгляд стал серьёзнее, но не потерял тепла:
— Да. Я не мог оставить тебя там. Ты была в крови, в грязи, но жива. Я принёс тебя сюда. Те, кто гнался за тобой, больше не вернутся. Ты в безопасности теперь.
Диана опустилась на кровать, её ноги подкосились, она сжала голову руками, её волосы упали на лицо, голос дрожал:
— Безопасность… Я не знаю, что это. Они ищут меня. Совикус… он не остановится. Мой отец… он где-то там, а я не могу его найти.
Илларион встал, его шаги были тихими, он подошёл к ней, его рука легла на её плечо, лёгкая, но твёрдая, как корень дерева, голос был мягким, но полным силы:
— В ближайшее время тебе никуда не нужно идти. Ты у меня в полной безопасности. Здесь, у моря, никто не найдёт тебя, пока ты сама не решишь выйти. Отдохни, наберись сил. А потом… потом ты выберешь свой путь.
Она подняла взгляд, её голубые глаза встретили его, в них мелькнула искра — не страх, а что-то тёплое, что она не могла назвать. Его голос, его спокойствие, его свет — всё это было как рука отца, что держит её в бурю. Она сжала губы, её пальцы расслабились, голос стал тише:
— Почему ты помогаешь мне? Ты не знаешь, кто я.
Он улыбнулся, его глаза мигнули, как звёзды в ночи, голос был как шёпот волн:
— Я вижу, что ты бежишь от тьмы, но в тебе есть свет. Этого достаточно. Мне нужна помощь здесь — люди приходят ко мне каждый день. Останься на несколько дней, помоги мне. А потом решай.
Диана посмотрела на него, её сердце дрогнуло, тепло разлилось в груди, как луч солнца после дождя. Она кивнула, её голос был тих, но твёрд:
— Хорошо. Несколько дней. Я останусь.
***
День прошёл в мягком ритме, что был новым для Дианы после недель бегства и страха. Солнце поднялось над морем, его лучи пробились сквозь тучи, осветив хижину, что стояла на обрыве, её стены из бруса были покрыты солью и мхом, крыша из соломы скрипела под ветром. Илларион ушёл к морю утром, его шаги гудели по тропе, он вернулся с корзиной трав и рыбы, что пахла солью и йодом. Диана сидела у очага, её платье — рваное, но выстиранное им ночью — сохло у огня, она надела его, чувствуя тепло ткани, что пахла дымом и лавандой. Она смотрела на старика, его движения были точны, но мягки, он резал рыбу старым ножом, чьё лезвие было сточено, но остро, его пальцы двигались, как у человека, что знает каждый свой шаг.
Первыми пришли люди — рыбаки и их семьи, их шаги гудели по тропе, их голоса были грубыми, но полными надежды. Женщина с ребёнком, чьи волосы были светлыми, как песок, вошла первой, её руки дрожали, она протянула мальчика, чья нога была перевязана грязной тряпкой, голос был хриплым:
— Илларион, помоги. Он наступил на ржавый крюк, гноится уже третий день.
Старик кивнул, его глаза смягчились, он указал Диане на горшок с водой:
— Нагрей её, девочка. И принеси мне вон тот пучок — с жёлтыми цветами.
Диана встала, её ноги были ещё слабы, но она двигалась быстро, её руки зачерпнули воду из ведра у двери, холод обжёг пальцы, она налила её в горшок, повесила над очагом, пламя лизнуло металл, вода зашипела. Она взяла травы, их запах был резким, но свежим, протянула Иллариону, он улыбнулся, его голос был тёплым:
— Хорошо. Теперь смотри.
Он размотал тряпку, гной сочился из раны, мальчик застонал, его мать сжала его руку, её глаза блестели от слёз. Илларион смочил ткань в тёплой воде, вытер гной, его пальцы двигались мягко, но точно, он размял травы в ступке, смешал с водой, наложил на рану, перевязал чистой тканью. Мальчик затих, его дыхание выровнялось, мать шепнула:
— Спасибо, старец.
Диана смотрела, её сердце сжалось, тепло разлилось в груди — не от очага, а от него, от его рук, что несли жизнь, от его глаз, что светились добротой. Она помогала весь день — грела воду, рвала ткань, носила травы, её руки дрожали, но становились увереннее с каждым шагом. Рыбак с ожогом от кипящего масла, старуха с кашлем, что рвал её грудь, девочка с лихорадкой — они шли один за другим, их голоса были полны боли, но уходили с надеждой. Илларион лечил их, его пальцы двигались, как у мастера, что знает своё ремесло, его голос успокаивал, как песня моря, его свет — невидимый, но ощутимый — грел их души.
К вечеру хижина опустела, солнце село за морем, его багровый свет окрасил небо, волны шумели внизу, их рёв был как дыхание земли. Диана сидела у очага, её руки были в пятнах от трав, платье пахло дымом, она смотрела на Иллариона, что чистил нож, его лицо было спокойно, но в глазах мелькала тень усталости. Она шепнула, её голос был мягким:
— Ты… ты как свет в этой тьме. Они приходят к тебе, и ты даёшь им жизнь. Почему ты так добр?
Он поднял взгляд, его глаза мигнули, как звёзды, голос был тих, но полон силы:
— Жизнь — это дар, девочка. Я берегу его, где могу. Они простые люди, как ты. В них есть свет, даже если они его не видят.
Она улыбнулась, её сердце дрогнуло, тепло разлилось в груди, как от руки отца, что обнимает её в ночи. Она не знала, кто он, но чувствовала — от него веет добротой, теплом, чем-то большим, чем она могла понять. Она шепнула, её голос был полон чувства:
— Спасибо, Илларион. Я останусь. Ты… ты как отец, которого я потеряла.
Он кивнул, его улыбка была мягкой, как свет луны, голос был тёплым:
— Тогда отдыхай, девочка. Завтра будет новый день, и нам нужна твоя сила.
Она легла на кровать, её тело расслабилось, тепло одеяла обняло её, как его слова, её глаза закрылись, и она уснула, чувствуя, что впервые за недели нашла покой под крышей этого старика, чей свет был как маяк в её тёмной ночи.
Продолжение следует...
Показать полностью
Глава 33. Кровь на перевале
Ссылка на предыдущую главу Глава 32. Песнь о жизни и смерти
Предрассветный туман висел над перевалом, как серая пелена, густой и липкий, скрывая очертания холмов и реки, что текла внизу, её воды блестели тускло, отражая небо, затянутое тучами. Воздух был холодным, пропитанным сыростью, запахом мокрой земли, угасающих костров и едким привкусом страха, что витал над лагерем Всеволода. Семь тысяч воинов короля Альтгарда стояли в низине, их доспехи — кольчуги, помятые и покрытые ржавчиной, шлемы с трещинами, щиты, исцарапанные ветками и грязью — тускло блестели в слабом свете факелов, что торчали из земли вдоль неровных рядов шатров. Знамена Вальдхейма — волки на рубиновом поле — висели мокрыми лохмотьями, их ткань облепила грязь, пепел и кровь от трёхдневного марша через размытые тропы, сожжённые мосты и поля, где обозы с провиантом застряли, оставив людей голодными. Солдаты стояли молча, их лица, изрезанные морщинами усталости, покрытые сажей и щетиной, были бледны, глаза пусты, руки дрожали, сжимая мечи и копья, чьи древки потрескались от сырости. Их дыхание вырывалось паром в холодный воздух, смешиваясь с шепотом ветра, что гнал листья и клочья тумана через поле.
Всеволод ехал впереди на своём боевом жеребце, чья чёрная шерсть лоснилась от влаги, пар вырывался из его ноздрей, копыта оставляли глубокие следы в грязи. Его багряный плащ развевался, как знамя, но края были рваными, запятнанными грязью и кровью от мелких стычек по пути, доспехи, что некогда сияли гордостью Вальдхейма, покрылись царапинами и пятнами ржавчины, шлем с волчьим гребнем висел у седла, его перья обломались, а седые волосы, выбившиеся из-под кожаного ремня, прилипли к вискам от пота и дождя. Его глаза, глубокие, как море в бурю, горели решимостью, но под ними лежали тёмные тени бессонных ночей, боли за дочь, Диану, которую он верил пленённой Хродгаром — ложь, что Совикус вложил в его разум с помощью зеркала Сальвио, подаренного купцом на ярмарке. Он поднял меч, его лезвие, покрытое зазубринами, сверкнуло в тусклом свете, голос был хриплым, но твёрдым, как сталь, что он выковал в себе за годы правления:
— За Вальдхейм! За Диану! Мы вырвем её из лап Хродгара! Вперед, братья! Пусть их кровь омоет этот перевал!
Его слова эхом отозвались над равниной, но ответный крик семи тысяч воинов был слабым, рваным, как ветер, что теряется в ущельях. Они двинулись за ним — пехотинцы в потёртых кольчугах, лучники с луками, чьи тетивы намокли от дождя, всадники на тощих конях, чьи рёбра проступали под шкурой, их копыта вязли в грязи, оставляя борозды. Бранн Железный Кулак возглавлял передовой отряд из тысячи копейщиков, его рыжая борода развевалась, как знамя, он ревел команды, его голос гремел, как молот по наковальне:
— Сомкнуть ряды! Копья вверх! За короля!
Его люди, измотанные маршем, выстроились неровно, их копья поднялись, как лес шипов, но плечи гнулись под тяжестью доспехов, ноги дрожали, сапоги скользили в грязи, что цеплялась к подошвам, как руки мертвецов. Торвальд Каменная Длань держал южный фланг с тремя сотнями пехоты, его крепкая фигура в тяжёлой кольчуге стояла, как скала, голос был низким, как рокот земли:
— Щиты сомкнуть! Держать строй, братья!
Но его воины шептались, их глаза бегали, ища пути к бегству, их руки дрожали, щиты — деревянные, с облупившейся краской — качались в руках, их вера таяла, как снег под дождём. Рагнар Острозуб с двумя сотнями всадников ждал на холмах справа, его длинная седая коса качалась, как змея, голос гудел, как труба:
— Готовьте копья! Ударим с тыла, как король велел!
Его кони хрипели, их гривы спутались, ноги дрожали от голода, но он держал их в строю, его глаза горели, как угли, что ещё тлеют в пепле. Эльсвир Черноворон вёл разведку из сотни лучников, его худое тело в тёмном плаще скользило вдоль холмов, длинные чёрные волосы развевались, как знамя ночи, он молчал, но его взгляд был остр, как стрела, что ищет сердце врага.
Напротив, за рекой, вставала армия Хродгара — десять тысяч воинов, чьи доспехи сияли, как лёд под солнцем, их кольчуги были свежими, выкованными в горнах Эрденвальда, шлемы с рогами блестели, щиты — железные, с чёрными орлами — стояли стеной. Их знамёна хлопали на ветру, чёрные орлы на зелёном поле, их ряды были плотными, как камень, что не сдвинуть. Тяжёлые всадники, три тысячи, выстроились на склонах, их кони, мощные и гнедые, фыркали, пар вырывался из ноздрей, их копья были длинны, как пики гор, доспехи гудели под ветром. Пехота, пять тысяч, заняла равнину, их копья и мечи сверкали, щиты сомкнулись, как чешуя дракона. Две тысячи лучников укрылись за холмами, их луки были натянуты, стрелы ждали в колчанах, их глаза блестели, как у ястребов, что высматривают добычу. Хродгар, высокий и широкоплечий, в тёмно-зелёном плаще с оторочкой из волчьего меха, ехал впереди на белом жеребце, чья грива развевалась, как снег в бурю. Его меч, широкий и зазубренный, сверкал в руке, голос гремел, как гром над горами:
— За Эрденвальд! Раздавим их! Их кости станут мостом к их трону! Вперед!
Его крик подхватили десять тысяч глоток, их рёв был как буря, что ломает леса, земля дрожала под их шагами, их силы были свежи после отдыха в лагере, их оружие остро, их воля — как железо, что не гнётся под молотом. Совикус стоял на холме позади Всеволода, его чёрная мантия с багровыми вставками шуршала на ветру, посох в руке пульсировал багровым светом, его глаза блестели холодным торжеством. Он знал — весть, что он отправил Хродгару ночью через гонца, укрытого тенью леса, раскрыла планы короля: слабый южный фланг, удар с тыла, надежда на манёвр через холмы. "Всеволод идёт за дочерью, которую у тебя нет," — шепнул он в письме, и Хродгар был готов, его армия ждала, как зверь, что чует кровь.
Битва началась с гудения труб, их низкий, протяжный звук разорвал тишину, как нож — плоть, эхо отозвалось от холмов, заставив птиц взлететь с деревьев. Всадники Хродгара рванулись вниз по склону, их три тысячи тяжёлых коней гремели копытами, земля тряслась, как от лавины, их доспехи звенели, копья сверкали, как молнии в тучах, их рёв был как вой стаи волков, что гонится за добычей. Бранн Железный Кулак поднял щит, его массивная рука сжала древко, голос ревел, перекрывая шум:
— Строй держать! Копья вперёд! Не дайте им прорваться!
Его тысяча сомкнула ряды, их копья поднялись, как лес острых шипов, их щиты — деревянные, с облупившейся краской — выстроились стеной, но усталость гнула их плечи, ноги скользили в грязи, что цеплялась к сапогам, как руки утопленников. Всадники Хродгара врезались в них, как буря в берег, копья пробивали щиты с оглушительным треском, дерево раскалывалось, железо вонзалось в плоть, кровь брызнула, как дождь, заливая землю, тела падали под копыта, их крики рвали воздух, смешиваясь с ржанием коней. Молодой копейщик, едва ли старше двадцати, с веснушками на щеках и светлыми волосами, что выбивались из-под шлема, вскинул копьё, его голос дрожал, но был полон отчаяния:
— За короля! За Диану!
Его копьё вонзилось в грудь всадника, пробив кольчугу с хрустом рёбер, кровь хлынула, горячая и липкая, заливая его руки, всадник рухнул с коня, его тело ударилось о землю с глухим стуком, но тут же меч другого врага рубанул копейщика по шее, лезвие врезалось в кость с влажным треском, голова отлетела, как мяч, подпрыгнув в грязи, кровь брызнула фонтаном, тело упало, копьё звякнуло о камни, его глаза остекленели, уставившись в пустое небо. Бранн рубил мечом, его клинок вонзился в плечо всадника, кость треснула, как сухая ветка, кровь залила его доспехи, он зарычал, его голос был как рёв зверя:
— Стоять, псы! За Диану! Не отступать!
Но его люди ломались, их строй трещал, как старый мост под тяжестью, копья гнулись, щиты падали, всадники Хродгара рвали их, как волки — стадо овец, копья пронзали груди с хрустом, мечи рассекали руки, оставляя кровавые полосы, кровь текла рекой, смешиваясь с грязью, что хлюпала под ногами. Один из воинов, крепкий, с короткой бородой, поднял копьё, его голос сорвался:
— Держитесь, братья!
Копьё вонзилось в бок коня, зверь заржал, рухнул, придавив всадника, но тут же другой враг рубанул воина по спине, лезвие рассекло кольчугу и плоть, кровь хлынула, он упал на колени, его крик оборвался, лицо уткнулось в грязь. Бранн отбивался, его меч врезался в шлем врага, металл звякнул, кровь брызнула из-под края, но всадники сомкнулись, их копья метнулись к нему, одно вонзилось в бедро, другое — в плечо, он зарычал, его кровь смешалась с дождём, он рубанул снова, но копьё пробило его грудь, лезвие вышло через спину, он рухнул, его рыжая борода утонула в грязи, глаза остекленели, уставившись в небо, что не видело его боли.
Лучники Всеволода, что заняли холм слева, натянули тетивы, их руки дрожали, луки гудели, стрелы полетели, их свист смешался с ветром, но дождь и туман сбивали их, многие падали в траву, втыкаясь в землю с глухим стуком, лишь немногие находили цель. Одна стрела вонзилась в шею всадника Хродгара, кровь брызнула, он рухнул с коня, его тело покатилось по склону, другая пробила плечо пехотинца, он зарычал, выдернул её, но упал под копытом другого коня, его крик утонул в рёве битвы. Лучник, худой парень с впалыми щеками, натянул тетиву снова, его голос дрожал:
— За короля! Бейте их!
Его стрела ушла в туман, но копьё всадника вонзилось ему в грудь, пробив лёгкое, кровь хлынула изо рта, он рухнул, лук выпал, его пальцы сжали траву, тело дёрнулось и затихло. Лучники ломались, их ряды редели, стрелы кончались, их крики слабели под натиском врага.
Торвальд Каменная Длань на южном фланге держал свои три сотни, его голос гудел, как рокот земли под ударами:
— Щиты вверх! Не дать им пройти! За Вальдхейм!
Его люди, измотанные маршем, сомкнули щиты, их деревянные края были исцарапаны, краска облупилась, руки дрожали, ноги вязли в грязи, что цеплялась к сапогам, как паутина. Они шептались, их голоса были полны страха: "Мы не выдержим", "Хродгар слишком силён", "Король ведёт нас на смерть". Лучники Хродгара ударили с холмов, их стрелы полетели тучей, их наконечники сверкали, как звёзды в ночи, вонзаясь в щиты с оглушительным треском, пробивая доспехи, кровь брызнула, солдаты падали, их крики сливались в хор боли и отчаяния. Один из воинов, крепкий, с короткой бородой и шрамом на щеке, поднял щит, его голос был хриплым:
— Держитесь, братья! Мы — стена!
Но стрела вонзилась ему в горло, пробив кadyк с влажным хрустом, кровь хлынула изо рта, заливая грудь, он рухнул на колени, его щит упал, тело осело в грязь, глаза остекленели, уставившись в пустоту. Другой воин, молодой, с тонкими руками, закричал, его голос сорвался:
— Они идут! Бежим!
Он бросил копьё, рванулся назад, но стрела вонзилась ему в спину, пробив позвоночник, он упал лицом в грязь, его крик оборвался, кровь смешалась с дождём. Торвальд рубил мечом, его клинок рассёк плечо врага, кость треснула, кровь брызнула на его доспехи, он шагнул вперёд, отбил копьё, что метнулось к его груди, но пехота Хродгара сомкнулась, их копья вонзались в его людей, как иглы в ткань, щиты трещали, люди падали, их кровь текла рекой, фланг ломался, деморал гнал их назад, их крики тонули в рёве врагов.
Всеволод скакал в центре, его меч сверкал, как осколок света в тьме, он рубил врагов, его голос ревел, перекрывая шум битвы:
— За Диану! Держитесь, братья! Мы вырвем её!
Он врезался в строй пехоты Хродгара, его клинок вонзился в грудь воина, пробив кольчугу с хрустом рёбер, кровь брызнула на его доспехи, горячая и липкая, он рванул меч назад, рубанул снова, лезвие рассекло шею другого, голова отлетела, тело рухнуло в грязь, кровь залила траву. Его жеребец ржал, копыта били врагов, один упал, его череп треснул под ударом, мозг смешался с грязью. Но его люди ломались, их крики слабели, они падали под мечами и копьями, их кровь заливала землю, их щиты трещали, как сухие ветки под ногами. Пехотинец, чья кольчуга висела лохмотьями, бросился вперёд, его копьё вонзилось в бок врага, кровь хлынула, но меч рубанул ему по руке, кость треснула, он закричал, упал, его кровь смешалась с грязью. Другой воин, старый, с сединой в бороде, поднял щит, его голос хрипел:
— За короля!
Копьё пробило щит и грудь, лезвие вышло через спину, кровь брызнула, он рухнул, его глаза остекленели, уставившись в небо, что не слышало его мольбы. Всеволод рубил, его меч был красен от крови, он кричал, его голос срывался:
— Стойте! За Диану! За меня!
Но его слова терялись, его люди падали, их тела усеяли поле, их кровь текла рекой, их мечи звенели, падая в грязь. Рагнар Острозуб с двумя сотнями всадников ударил с тыла, его конница рванулась вниз по холму справа, копья сверкали, как молнии, их крик гудел, как буря:
— За короля! Рубите их!
Его кони врезались в пехоту Хродгара, копья пробивали щиты, кровь брызнула, тела падали, но Хродгар ждал этого — Совикус предупредил его, и тяжёлые всадники развернулись, их кони, мощные и гнедые, рванулись навстречу, их копья сверкали, как пики гор, они врезались в отряд Рагнара, как молот в наковальню. Копыта давили людей, копья пробивали груди с хрустом, кровь текла рекой, кони ржали, падая под ударами, их тела катились по склону. Молодой всадник, чьи волосы выбивались из-под шлема, вонзил копьё в грудь врага, кровь брызнула, но копьё другого пробило его бок, он рухнул с коня, его крик оборвался под топотом. Рагнар рубил мечом, его клинок врезался в шлем врага, металл треснул, кровь хлынула, но копьё вонзилось в грудь его коня, зверь рухнул, придавив его, его коса застряла в грязи, копьё пробило его плечо, он зарычал, но всадник рубанул по шее, кровь брызнула, его тело осело, глаза остекленели.
Совикус стоял на холме, его мантия развевалась, посох пульсировал багровым, как сердце тьмы, улыбка кривилась на губах, холодная и злая, как лезвие, что ждёт крови. Он видел, как его весть, отправленная Хродгару ночью — записка, переданная гонцом в тени леса, "Всеволед ударит с тыла, южный фланг слаб" — дала врагу перевес. Хродгар знал каждый шаг короля, его всадники рвали фланги, пехота давила центр, лучники с холмов сеяли смерть, их стрелы падали, как град, пробивая доспехи, кровь текла рекой. Хаос рос, как пожар в сухой траве, солдаты Всеволеда бежали, их крики тонули в рёве ветра, их мечи падали, их щиты ломались под ударами. Совикус шепнул, его голос был как шорох листвы в ночи:
— Моргас, смотри. Это твоё пиршество.
Битва тянулась часы, солнце поднялось за тучами, но дождь хлынул, превращая поле в трясину, где кровь и грязь смешались в багровую реку, тела тонули, как в болоте, их доспехи блестели, как осколки льда в мутной воде. Армия Всеволода, измотанная и деморализованная, ломалась под натиском Хродгара — их семь тысяч таяли, как снег под огнём, против десяти тысяч врагов, чья сила была как буря, что не знает пощады. Пехотинец, чья кольчуга висела лохмотьями, бросил копьё, его голос сорвался в крик:
— Мы мертвы! Бежим! Король нас предал!
Он рванулся назад, его сапоги вязли в грязи, но стрела вонзилась ему в спину, пробив лёгкое, он рухнул, его кровь смешалась с дождём, тело дёрнулось и затихло. Другие следовали, их шаги вязли, их крики гасли под стрелами, что падали с холмов, их тела усеяли поле, как опавшие листья. Один из них, старый воин с сединой, бросил щит, его голос хрипел:
— Нет надежды! Спасайтесь!
Копьё вонзилось ему в грудь, он упал, его кровь залила траву, глаза остекленели, уставившись в небо. Лучники Хродгара стреляли без остановки, их стрелы гудели, как рой ос, вонзаясь в бегущих, их крики тонули в рёве дождя. Всадники давили пехоту, их копья пробивали доспехи, кровь брызгала, как вино из разбитых бочек, их кони ржали, топча павших, поле стало мясорубкой, где жизнь гасла под железом.
Всеволод остался в центре, его конь пал, копьё вонзилось в его бок, кровь хлынула, он рухнул, его меч звякнул о камни, он кричал, его голос хрипел, полный ярости и отчаяния:
— Диана! Где моя дочь?!
Его доспехи были разбиты, кровь текла из ран на плече и боку, он поднялся, его меч рубил врагов, лезвие вонзилось в грудь пехотинца, кровь брызнула, он рванул назад, рубанул снова, но враги сомкнулись, их копья метнулись к нему, одно вонзилось в бедро, он зарычал, кровь залила его сапоги, он упал на колено, его меч дрогнул. Хродгар крикнул, его голос гремел над полем:
— Живым! Этот король мой!
Его всадники рванулись к Всеволоду, их мечи поднялись, но опустились рукоятями, удары оглушили его, он рухнул, его доспехи звякнули, кровь текла изо рта, его руки сжали грязь, но его схватили, цепи звенели, обвивая запястья, его потащили, ноги волочились, оставляя борозды в грязи.
***
В Зале Люминора, где стены сияли золотом, а хрустальный пол отражал мир смертных, Аэлис стояла перед троном брата, её волосы, цвета молодой травы, струились до пола, глаза, тёплые и карие, блестели тревогой и гневом. Она смотрела на битву, её светлячки дрожали, как звёзды в бурю, голос был полным боли:
— Люминор, они гибнут! Всеволед падает, его армия — прах! Хаос побеждает — вмешаемся, пока не поздно!
Валериус, бог Мудрости, шагнул вперёд, его серебристые волосы качнулись, книга в руках дрожала, голос был сух, но твёрд:
— Она права, брат. Совикус предал их, Хродгар знает каждый шаг. Альтгард рушится, тёмные боги возьмут Ловец Душ. Арт вырвется, и свет падёт.
Люминор встал с трона из белого пламени, его золотые волосы сияли, как солнце, глаза, глубокие, как небеса, были суровы, голос гремел, как гром:
— Нет. Время не пришло. Это их битва, их судьба. Мы не вмешиваемся — пусть смертные решают. Диана жива, её путь ещё впереди.
Аэлис сжала кулаки, её светлячки вспыхнули, голос сорвался в крик:
— Ты слеп, брат! Они умирают! Семь тысяч душ — в грязи, Всеволед в цепях, а Диана одна против тьмы! Это не испытание — это резня!
Валериус кивнул, его глаза сузились, голос стал холоден:
— Совикус служит Моргасу, Люминор. Ты видишь поле? Это не судьба — это предательство. Если мы не вмешаемся, мы потеряем всё.
Люминор поднял жезл, его свет стал ярче, голос был непреклонен:
— Нет. Их воля — их сила. Мы нарушим равновесие, если вмешаемся. Хаос силён, но свет не погаснет. Я верю в них.
Аэлис отвернулась, её слёзы упали на пол, светлячки погасли, она шепнула:
— Прости их, Люминор. Ты не слышишь их криков.
***
Дождь лил не переставая, поле у перевала стало трясиной, где кровь и грязь смешались в багровую реку, тела лежали грудами — пехотинцы, всадники, лучники, их доспехи блестели, как осколки льда в мутной воде, их руки сжимали сломанные мечи, их глаза остекленели, уставившись в небо, что не видело их смерти. Армия Всеволода была разбита — из семи тысяч уцелело едва ли две, их крики гасли под топотом врагов, их знамёна падали в грязь, их тела тонули в реке, что стала красной от крови. Хродгар стоял на холме, его тёмно-зелёный плащ развевался, меч в руке был красен, голос ревел, как буря:
— Победа наша! Альтгард пал! Их король у моих ног!
Его десять тысяч воинов гудели, их мечи поднялись, их крики эхом отозвались от холмов, их доспехи блестели под дождём, их шаги гудели по земле, как барабаны победы. Всеволода тащили в цепях через поле, его доспехи были разбиты, шлем потерян, кровь текла из ран на плече, боку и бедре, его ноги волочились по грязи, оставляя борозды, он хрипел, его взгляд был мутным, но полным ярости, голос сорвался:
— Хродгар! Где моя дочь?! Отдай её мне!
Его увели к центру лагеря, где Хродгар ждал на возвышении из щитов, его лицо было каменным, глаза горели гордостью и злобой, белый жеребец фыркал рядом, его грива блестела от дождя. Рядом стоял Совикус, его мантия шуршала, посох пульсировал багровым, как сердце тьмы, улыбка кривилась на губах, холодная и злая, как лезвие, что ждёт горло. Он смотрел на Всеволода, его взгляд был полон торжества, голос был тих, но ядовит, как змея:
— Ваше Величество, как жаль. Ваша армия пала, как листья под ветром. А Диана… она ускользнула от моих людей — Рагнара, Кейры, Бьорна. Но не бойтесь, я найду её сам.
Всеволод рванулся, цепи звякнули, натянувшись, его голос сорвался в рык, полный боли и гнева:
— Предатель! Ты продал нас! Ты убил её!
Совикус шагнул ближе, его улыбка стала шире, глаза блестели, как угли в ночи, он наклонился к королю, его голос стал шёпотом, полным злобы:
— Нет, Всеволод. Она жива… пока. Я найду её, вырву её сердце и положу его к ногам Моргаса. Ты увидишь это — в цепях, на коленях, перед тем, как как тьма заберёт тебя.
Всеволод зарычал, его руки рванулись к Совикусу, цепи натянулись, звеня, кровь текла из ран, его голос хрипел:
— Я убью тебя! Ты не тронешь её!
Хродгар рассмеялся, его голос гремел, как гром над полем:
— Твой советник умён, король. Он дал мне твои планы — твой жалкий удар с тыла, твой слабый фланг. Теперь Альтгард мой, а ты — мой пленник.
Совикус выпрямился, его улыбка была как лезвие, что режет свет, он шепнул, так тихо, что только Всеволод услышал:
— Хаос приветствует вас, Ваше Величество. Прощайтесь с надеждой — она умерла здесь, в грязи.
Дождь лил, цепи звенели, поле молчало, усеянное мёртвыми, их тела тонули в реке, что стала багровой, и тьма праздновала победу, что приближала её к Ловцу Душ.
продолжение следует...
Показать полностью