На следующий день я была дежурной по классу и ещё раз убедилась, что записка — не Андреевой рукой написана, а Костиной.

-45-

В дальнейшем я стала замечать, что Костя и я — мы оба избегаем друг друга. И когда было невозможно избежать встречи, мы не смотрели друг на друга. Но оба косили глаза так, что видели насквозь друг друга.

Я стала классифицировать мужской пол — от мала до стариков. К первой категории относила тех, которые походили на Костю. К третьей категории причисляла тех, которые чем-то походили на Андрея. Всех остальных относила ко второй категории — их было большинство.

Мне 69 лет, а я до сих пор жалею, что отказала в дружбе Косте.

Тася и Нина батрачили, у мамы родилась ещё девочка — Галя. Мама с отцом работали. Мишу и Галю нянчить было некому. Родители дали мне обещание, что в пятом классе я буду учиться. Поэтому я жила дома.

Но в сентябре всё пошло кувырком.

Наши решили уехать на станцию Белово. Там начали строить цинковый завод, и рабочие руки — только подавай. На станции Белово меня не приняли в школу. Рабочих с детьми приехало много. Школы всего было только две. Всех охватить учащихся не было возможности. Поэтому я вернулась в Гурьевск.

Вот тогда-то я стала жить на квартире Кашпировых, что Лёшку покусал бешеный волк.

Была карточная система, надеяться в помощи мне было не на кого. С осени я нанималась рыть картошку в будни — после школы, а в воскресенье — на весь день. Картошкой мне и платили, которую я ссыпала в подпол хозяев в отдельный уголок.

Меня приглашали нянчить или мыть полы — у кого в чём была нужда. За это мне платили простоквашей, молоком, солёной капустой или поношенными вещами: чулки или обувь.

Стало уж светать. Мы вышли за дедом. Скоро дед крикнул:
— Ах ты, подлец!

Одного пчелиного лубяного домика не хватало. Их было два — остался один. Это ночью был шельма мишка. Пошли по следам. Помятая трава нас привела к ручью. Там, в воде, валялся дуплянка-домик — но уже пустой.

— Значит, матка-пчела вылетела, а за ней и весь рой, — сказал дед.

Дед вскоре нашёл рой пчёл на сучке дерева. Пчёлы сидели громадной шишкой, уцепившись друг в друга со всех сторон, прикрывая матку-пчелу, чтобы она никуда не улетела.

Дед, прикрыв лицо и шею сеткой, в руки взял зажжённый дымарь, как поп кадило. Пустое ведро и дымарь прикрепил к суку, на котором сидели пчёлы, и обоими руками снял рой в ведро.

В ограде были запасные пустые домики для пчёл, куда и поместил снятый рой.

-43-

Аня спросила:
— Почему Мишка взял дупляный домик?

Дуплянки стояли дальше от ручья, а дощатые — ближе. Дед говорит, что дупляный домик меньше, чем из досок, а значит — и подручней.

Домики из досок — квадратные, четырёхугольные, а это значит, что они не покатятся. Дупляный домик — из ствола толстого дерева. Выпиливается кряжик на один–полтора метра длиной, середина выдалбливается.

Такой домик Мишка сваливает набок, затыкает выход пчёл травой и свободно катит к ручью. Там, в ручье, открывает верхнюю крышку домика, отходит на какое-то расстояние и выжидает, пока пчёлы не вылетят. И тогда Михаил распоряжается мёдом как хочет.

О красоте человека.
Мои впечатления, которые встретились на моём жизненном пути.

По нашей улице жил молодой человек — Костин Костя. Учился он в пятом классе. Мне был одногодок. Я же по учёбе отстала. Со мной в классе учился его младший брат, который ничего внешне общего не имел с ним.

Это были два родных брата и две противоположности друг другу. Младший Костин был очень маленького роста, не по годам. Волосы — рыжие, до ржавчины. Лицо — испещрено оспой. Какие-то простоквашные, мокрые, скользящие глаза. Необщительный. По-видимому, он был очень удручён недостатком своей внешности.

Костюм и вся его одежда была богатая, но он носил её небрежно, как бы стеснялся, что одежда не соответствует его лицу.

Однажды он передал мне небольшой лист бумаги, где было написано:
«Если я тебе нравлюсь, ответить мне: да или нет. Я тебе предлагаю дружбу – Костин Костя».

Кушали с аппетитом. Была уха из свежей рыбы. Пили чай с сотовым мёдом. В чай заваривали листья смородины.

После дед запряг лошадь:
— Ну, девочки, я вас повезу за колбой. Сам поеду дальше, на обратном пути заберу вас.

Дал нам хлеба, соли. А воду и колбу — найдёте в лесу.

-41-

Проехав километра два, дед сказал:
— Там в ложачке есть ручей и колба. Впереди высокая гора и густой лес. Туда, на гору, не ходите.

Спустились мы с косогора вниз. Лес был густой. Солнце не проникало к ручью. Была ещё утренняя роса.

Вот и колба — сочная, крупная. Мы нарвали её в наши сумки и поднялись наверх, где уже полностью наступил день. Пели птицы, кузнечики, разные насекомые, — тихое и звонкое щебетание птиц. Легли на траву и уснули, а когда проснулись, нам захотелось кушать и пить.

Спустившись в лог, там у ручья, закусили хлебом и колбой с солью.

Не заметили, как сразу стемнело. Всё замолкло. Мы почему-то стали разговаривать тихо, почти шёпотом. Вот слышим — кроме нас, ещё кто-то шепчется. Стало жутко.

Не подавая вида друг другу, что мы трусим, разговор переключили на более высокую ноту. И, как бы нас передразнивая, кто-то тоже повысил тон.

Анечка говорит:
— Давай кричать деда, наверное, он нас ищет.— Дедушка! — крикнула Аня.

И совсем близко, кроме эха, ещё повторился звук.

Нам стало страшно. Мы сцепились за руки, выбрались на косогор.

Крикнула и я деда.

Снова кто-то повторил за мной. Мы оглядывались вокруг — никого не было. Бежим в гору, бегом. А слова деда... забылись.

Стали искать дорогу, где нас дед высадил. А её всё нет, место незнакомое. Аня не выдержала — заплакала. Я ещё раз крикнула деда.

Но тот же голос меня передразнил и засвистел.

Мы обе заголосили, стали кричать враз — и совсем близко кто-то хохотом, потом заплакал с причетом:
— Дедунь! Дедунь!

Бежать нам было некуда. Мы поняли, что заблудились. Сели на свои мешки с колбой — не плакали, не смея подать и звука.