Хозяин кладбища
Отец Насти скончался от рака два месяца назад оставив ее с десятилетней сестренкой Анютой. Он всю жизнь прожил честным работягой и не оставил никаких накоплений, сестры ютились в маленькой советской двушке и денег хватало лишь на самое необходимое. Из-за отсутствия образования Насти приходилось перебиваться на низкооплачиваемых работах, с таким графиком, да еще и малолетней сестренкой на иждивении о личной жизни можно было забыть. Практически без выходных она впахивала кассиром в ближайшем супермаркете с утра до ночи. Анюта была спокойной и не разбалованной девочкой и Настя не боялась оставлять ее одну дома.
Похоронив отца сестры часто оплакивали его долгими ночами, им не хватало его присутствия в доме, мужской руки, шуток, подбадривающего голоса и моральной поддержки. Он часто снился Насти и просил не грустить, но она ничего не могла поделать, после смерти матери отец оставался последней надежной опорой в жизни молодой девушки, а теперь ее не стало, от этих мыслей давящая пустота сжимала грудь, комок подходил к горлу и слезы сами лились ручьями.
Когда Настя получала выходной, они с Анютой садились в автобус и ехали на кладбище, посидеть рядом с папой. Любящие дочери носили на могилу отца цветы, сладости и иногда сигареты, любимой папиной марки. Заказывали в церкви сорокоусты за упокой и ставили свечи.
Настал родительский день. Настя попросила выходной, собрала Аню и сестры поехали на кладбище купив сладостей и цветов. Они долго сидели на скамейке перед могилками отца и матери, вспоминали их при жизни и безутешно рыдали. В тот день на кладбище было много народа, люди оставляли на помин различные угощения, накрывали рюмки с водкой корками хлеба, вспоминали родных. Туда — сюда сновали бездомные собирая угощения после ушедших.
Погода в тот день выдалась теплая, солнечная. Сестры сами не заметили как засиделись до позднего вечера. Солнце на горизонте уже стало клониться к закату и незаметно пришли сумерки.
Настя вздрогнула будто очнулась от сна и осмотрелась. Вокруг было только бесконечное поле крестов на фоне кроваво-красного заката, и ни одной живой души. Все уже разъехались по домам, даже бездомных не было видно. Над кладбищем висела оглушающая тишина.
Настя посмотрела на сестренку и поняла что та испытывает тоже самое. Весь день они просидели у могил будто погрузившись в глубокий транс и потеряли счет времени, а сейчас они из этого транса выпали, вокруг ни души и смеркается. Сестры встали и не спеша пошли по дорожке в сторону выхода. Мимо мелькали могилы разных людей, за каждой скрывалась чья-то прожитая жизнь. Не важно какая. Короткая или длинная, грешная или праведная, богатая или нищая, честная или лукавая. Смерть всех уровняла. Вот только сами могилы не выглядели одинаково. Некоторые были заброшены и забыты, заросшие травой, с поломанной оградкой и покосившимися крестами, другие наоборот поражали своим богатством и размахом.
Стройные ряды мертвецов с укором взирали на сестер с фотографий на надгробиях и изображений на обелисках. Вот красивая светловолосая девушка лет двадцати смотрит с лукавым прищуром, будто завидуя сестрам за то что они еще способны ходить под солнцем, вот совсем молодой парень смотрит большими печальными глазами, зрелый мужчина с черно-белой фотографии грозно нахмурил брови как-будто обвиняя девушек в том что они до сих пор живы, темноволосый мальчик с большого портрета грустно провожает их взглядом сожалея о том что кто-то тут еще способен дышать.
Сестры поежились под осуждающими взглядами мертвецов и ускорили шаг. Мрачные сумерки окончательно вступили в свои права крася все вокруг в серо-синий цвет. Девушки шли очень быстро но ряды могил все никак не кончались, хотя по всем подсчетам должны были закончится давно. Сестры много раз ходили этой дорогой и никогда она не занимала столько времени. Будто какая-то неведомая сила водила их по кладбищу не давая дойти до ворот. У Насти началась паника, было очевидно что происходит какая-то чертовщина. Особенно пугало повсеместное безмолвие, как-будто кто-то выключил все звуки. Ни щебета птиц, ни стрекотания насекомых, ни шума ветра в траве, ничего.
Спустя сорок минут блуждания по городу мертвых сестры вернулись к тому месту откуда пришли — к могиле родителей. То есть все это время они ходили по кругу.
Но самое жуткое заключалось в том, что у могилы их родителей стоял какой-то мужчина. Нет, если бы это был обычный живой человек, то сестры бы даже обрадовались этой встрече, но было в нем что-то пугающее. Может быть неестественная бледность лица, может мутный тяжелый взгляд, а может странная неподвижность не свойственная живому человеку. Грешным делом Насте даже показалось что она видела этого мужчину на одной из могилок. Он явно ждал именно их.
-Здравствуйте — неуверенно промямлила Настя
-Не вам мне о здравии говорить, дорогуша — прохрипел мужчина подходя ближе — не туда вы с малюткой забрели, не в то время уснули и не в том месте проснулись. Какой же дурой надо быть чтобы притащить ребенка на кладбище, да еще и в такой день, когда все иномирие празднует. Не поможет тебе твой батюшка, даже не надейся, нет его здесь, среди нас -
Призрачные тонкие материи и мир по ту сторону бытия получили невольное подтверждение. Реальность рассыпалась, рушилась на атомы. Все вокруг пришло в движение. Пустое и тихое кладбище наполнилось тенями и полупрозрачными силуэтами которые облепили сестер со всех сторон. Призраки тянули к ним свои костлявые руки пытаясь прикоснуться к жизни, получить от них частичку той давно забытой энергии которой они сами дышали когда-то. Они жаждали почувствовать под своими пальцами живую плоть, теплую кожу и услышать трепещущий пульс и пульсацию вен. Взамен от них исходила мертвая некротическая энергетика смерти, они уже не способны были дарить любовь и тепло, после окончания жизни, перейдя в иную фазу существования все что они могли дать другим — холод и смерть. В воздухе повис тяжелый запах сырой разрытой земли. Повеяло могильным холодом.
Каких только покойников не было вокруг. Увечные, безобразные, погибшие в авариях, с отсутствующими частями тел, оторванными челюстями, обморожениями, язвами от болезней, ожогами, покрытые черной коркой, обугленные будто головешки, раздутые зеленые утопленники, даже чьи-то скелетированные останки жадно щелкали челюстями. Верхом на висельниках, пьяницах и других самоубийцах сидели черные рогатые черти весело свистя и нещадно хлестая несчастных кнутами.
Сестры крепко прижались друг к другу под натиском нечистой силы. Покойники выли, орда кладбищенских бесов свистела и улюлюкала гарцуя копытами на могилах. Сама Княжна Смерть в черном балахоне устремила беспощадный взор своих пустых глазниц на девочек, жуткий оскал ее черепа лишал воли к сопротивлению и обездвиживал.
Жертва хозяину! Жертва хозяину! Жертва хозяину! - кричали обитатели кладбища
Сестры думали что их разорвут на части, но вдруг вся толпа благоговейно расступилась освобождая дорогу Хозяину Кладбища. Высокий силуэт медленно двигался по дороге в направлении девочек. Это был бесформенный черный сгусток скопившегося горя, слез, тоски, беды и страданий всех людей веками приходивших сюда оплакивать своих близких. Воплощение абсолютного негатива и некротической энергии. Хозяин явился за жертвами, два глупых человеческих существа посмевшие уснуть в его владениях в неправильный день обреченно молили Бога об избавлении от кошмара, но в этой реальности не было силы способной противостоять желанию Хозяина.
Утром сторожа найдут два трупа. Девочки и молодой девушки. Они умерли крепко держась за руки, а на их лицах застыла гримаса невыразимого ужаса. Покойницы были неестественно худыми и легкими, походили на мумии, будто некто выжал из них все жизненные соки еще при жизни. Сестер похоронят рядом с родителями, а люди еще долго будут судачить об этом происшествии. Ведуны и знахари поймут в чем дело и будут точно знать что на этом кладбище в услужении у Хозяина стало на две души больше.
Горит луна
Разбавим немного прозу поэзией (если это можно так назвать).
Горит луна холодным светом,
Горит и шепчет: умри смертный...
Ворон кружит средь деревьев,
Ворон распушает перья...
Горит луна.
Смерть крадется среди леса,
Смерть смеётся смехом беса...
Тень скользит, ломая сучья,
Тень преследует беззвучно...
Горит луна.
Конь несётся, бьёт копытом,
Конь вздымает круп избитый...
Тварь все ближе, лошадь чует,
Тварь в лесу давно лютует...
Горит луна.
Всадник шпоры в бок вгоняет,
Всадник все ещё не знает...
Зверь уже в затылок дышит,
Зверь рычит и всадник слышит...
Кровь мгновенно стынет в жилах.
Кровь нужна чтоб ОНО жило...
Горит луна.
Демон леса в бок заходит,
Демон с жертвой игры водит...
Сталь блеснула в лунном свете,
Сталь - надежда до рассвета...
Горит луна.
Клыки сомкнулись под уздою,
Клыки обАгрилися кровью...
Крик взметнулся лошадиный,
Крик ласкает слух звериный...
Горит луна.
Один, с клинком посреди леса,
Один, без шансов против беса...
Ужас наполняет душу,
Ужас вытесняет чувства...
Дрожь волной идёт по телу,
Дрожь кожу покрывает мелом...
Глядит луна.
Глядит луна на бой неравный,
В котором человек бесправный
Сошелся в битве не на жизнь,
С отродьем. Только продержись!
Осталось мало до рассвета
И солнце озарит все светом...
Тогда спасен. Но шансы малы.
Снедает силы страх и слабость...
Отродье волка с человеком,
В лесах окрестных, век за веком
Охотилось и кровь рекою
Лилась на землю. И покоя
Не видели ни стар ни млад,
С окрестных деревень и хат.
Тварь выжидала, своим взглядом
Понять давая - Смерть уж рядом...
И вот, сошлись клыки со сталью!
Сошелся человек со тварью
В бою неравном где на кон
Поставил жизнь в лесу средь гор...
Луна глядела сквозь деревья,
Где в полумраке тихой ночи,
Ворон, распушая перья,
Перед собой узрел воочию
Для стаи пиршество для всей...
Где средь груды плоти и костей
(Конем недавно это было,
А ворону? Да хоть кобыла!)
Лежал разорванный двуногий,
Что именуют все - людьми,
И дикий зверь чуть-чуть поодаль
С клинком затупленным в груди...
https://t.me/exempla_calamum
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Вьюга
Первая попытка в прозу. По отзывам, получилась скомканная калька с «Семьи вурдалаков» Толстого. Однако, к своему огромному стыду, сей рассказ прошел мимо меня. Поэтому произведения отдаю на ваш суд.
Зима пришла не одна. Неспешно собирая свою жатву, в затерянную среди лесов и полей деревушку, вместе со снегом пришла смерть.
Пришла незаметно. Никто не понял, когда это произошло. Лишь посудачили на утро, с чего это во всех дворах псы, как один, взвыли среди ночи, да все свежее молоко в крынках прокисло. Потом поговорили о более насущных вещах: мол, кости, что то у стариков ломит — не к добру, да воробьи в солому прячутся – точно к морозу, птица домашняя вся нахохлилась – снегопад будет… Посудачили да и разошлись. Дел много у деревенского люда, а дни зимние коротки.
Ненастье разыгралось быстро – меньше чем за час, все небо, до горизонта, оказалось скованным свинцовыми тучами. Хлёсткий стылый ветер принес с собой первые хлопья снега, а мороз заставил разойтись по домам даже неугомонную ребятню. Люди закрывали ставни, растапливали печи и словно по наитию, сами того не осознавая старались держаться ближе к огню, и не выходить лишний раз на улицу. Им было не привыкать к непогоде, суровым зимам, непроглядному ночному мраку. Но эта ночь отличалась от остальных. Этой ночью балом правила смерть, и люди это чувствовали.
— Митяй, открывай! – Иван, кутая лицо в ворот, снова постучал в дверь – Десять минут меня уже на холоде держишь! Сколько спать то можно!
Но кузнец, со старинным именем Митрофан, не открывал. Да и не мог, даже если бы и хотел. В этот самый момент он лежал на кухне перед остывшей печкой, с остекленевшими глазами, сжимая в руках старенькое ружьё. Чуть поодаль, с неестественно вывернутой шеей, лежала его жена, Наталья. Она обнимала, словно стараясь защитить, свою тринадцатилетнюю дочь, Свету, неестественно бледную, с длинной рваной раной на шее. Полугодовалый младенец, названный Антоном, лежал в резной колыбели. Он тоже был мертв.
Много ли надо времени, даже в непогоду, чтобы поднять на ноги крошечную, домов на сорок, деревушку. Меньше чем через пол часа, все жители, кроме совсем древних стариков, которые и с постели то подняться не могли, собрались в старой часовне. Легкий гул разговоров да пересуд, поднимался к крыше вместе с выдыхаемым паром. Печь еще не разгорелась. Люди были напряжены. Еще бы. Не случалось еще такого, чтоб четверо человек разом преставились. Да и отнюдь не по естественным причинам. Обстоятельства смерти шепотом передавались из одного угла в другой, обрастая самыми немыслимыми подробностями. «А Светка то, Светка…. Зазноба то какая гарная росла…. Ведь даже не снасильничали, придатки выдрали, да требуху по хате расшвыряли…. Ох, что делается, что делается…» — доносились от входа. «Да как земля то, таких иродов носит, дело ли, младенца на кочергу насадить, да в стену воткнуть, аки чучело….» — вторили у иконостаса.
Дверь распахнулась. Все тотчас же замолкли, и с немым вопросом уставились на вошедших. Иван, обнаруживший тела, сжимал в одной руке ружье, второй поддерживал изрядно подвыпившего сельского фельдшера Сергея. Сопровождал их бывший районный оперативник, уволенный из органов за крутой нрав и неподкупную честность – Борисыч. В воздухе физически ощущалось сгущающееся напряжение. Фельдшер обвел всех мутным взглядом, и достав сигарету, молча подкурил. «Ну, Сереженька, не томи, что там…?» Фраза нарушившая тишину словно разбила оковы молчания. Вопросы посыпались отовсюду. Сергей неспеша затянулся, и опять обведя всех взглядом, нехотя выдавил из себя: «Убиты… И жестоко…» — надсадно закашляв, он продолжил – «Наталье голову свернули. Света…. Светланке разорвали горло… Даже Антошку не пожалели… Суки…» Его речь опять прервал кашель.
Люди в ужасе переглядывались. На лицах был написан только один вопрос – кто?
Борисыч хрипло прорычал – «По домам расходитесь. Двери на засовы. Никому не открывать. С темнотой ни шагу на улицу!» Люди послушали. Пользовался Борисыч неподдельным уважением среди жителей. Через пару минут в часовне остались только он, Иван и Сергей.
— Вы тоже давайте не задерживайтесь… До темноты хотя бы детей похоронить надо.
— Постой, Борисыч. – фельдшер выглядел абсолютно трезвым, словно и не приходилось его Ивану поддерживать – Не все я рассказал….
— Да я уж подметил, — усмехнулся Борисыч – недаром тридцать пять лет в органах проработал.
Иван непонимающе смотрел на них.
— Кровь?
— Кровь.
-Да что не так то с кровью? Серега, Борисыч, растолкуйте уже!
-Да что-что… — Сергей опять закурил – Нет у них крови… Даже в Антошке нет…
Долгая выдалась эта ночь.
Долгая для Ивана, ворочающегося с боку на бок, и обдумывающего то что узнал.
Долгая для Сергея, которого даже самогон в эту ночь не брал.
Долгая для Борисыча, впервые за все время работы в органах столкнувшегося с подобным.
Долгой выдалась эта ночь практически для всех жителей.
И вечной для Андрюхи, которого пророчили всей деревней покойной Светке в женихи.
Вечной эта ночь оказалась и для Андрюхиных родителей, которые хоть и тревожно спали, но не слышали, как их сын в соседней комнате воскликнул: «Светка!? Я так и знал, что ты жива! Ты ж замерзнешь! Погоди минуту!»
Вечной она оказалась и для Андрюхиной парализованной бабушки, которая все слышала, но не могла ничего поделать, лишь безмолвно плакать, слушая как Андрей топает к входной двери, как отодвигается засов, как скрипят несмазанные петли, и раздается голос – «Входи же быстрей!»…
Долгая выдалась эта ночь…
Метель не утихла и в этот день.
Все кто был в состоянии удержать инструмент, в полной тишине остервенело долбили ломами промерзшую землю. До темноты им нужно было выдолбить шесть могил. Работая под пронизывающим ветром, они не замечали, что у двух свежих могил, выдолбленных вчера, просели нанесенные снежные сугробы. Словно в них не хватало чего то. Чего внизу. Под мерзлой землей и завалами снега.
Уже не получалось скрывать, что и у этих жертв не было в телах крови. Люди ходили мрачные, оглядывались на каждый шорох, а среди стариков, все чаще, стало слышится произносимое хриплым шепотом вкупе с крестным знамением – «Вурдалак…»
Сергей, каждый раз услышав что то подобное, зло смеялся, и ничего не говоря, уходил. От Борисыча, в этот день, вообще никто не услышал и слова, а Иван же, вывесив на дверь распятие и увешав весь дом чесноком, заперся в сарае и остервенело что то строгал.
Сумерки окутали деревню неожиданно быстро. На погосте уставшие мужики еще более рьяно взялись за ломы. Оставалось выдолбить еще одну могилу.
Управились уже с темнотой. Не сговариваясь, сбились в кучу, и так быстро, насколько позволяла тьма и занесенная дорога, направились к деревне. Во тьме, сквозь снежную крупу, им чудились бледные фигуры, танцующие на снегу вокруг них. Трое отважились отойти с тропы, что бы посмотреть, что это было, но вернулись ни с чем. Увидев впереди огоньки окошек, они еще более ускорили шаг. Радостные, что добрались до хат, они так и не заметили, что из двадцати двух человек их вернулось девятнадцать.
На утро, три дома оказались пустыми. Пропали две сестры-бобылихи, жившие особняком, и чье исчезновение было замечено по чистой случайности. Кто то увидел, что дверь в дом открыта нараспашку и поднял тревогу. Благодаря чему и обнаружили еще два пустующих дома. Дом одинокого пастуха, схоронившего по тому году жену и дочь, да полуразвалившаяся изба, спившейся, от мала до велика, семьи из пяти человек. Тел не было.
Но не было и людей.
Меж тем, жены не вернувшихся домой мужиков, учинили форменный допрос всем, кто был прошлым днем на кладбище. Но никто ничего не знал, и не видел.
И опять пришла ночь.
Аглая проснулась внезапно, словно от толчка. Полежав немного с закрытыми глазами и поняв что не уснет, она зажгла светильник.
Мрачные мысли одолевали Аглаю. Её муж был одним из трех, что не вернулись с кладбища. Умом она понимала, что вряд ли он еще раз обнимет её, еще раз поцелует их ненаглядную дочь перед сном… Умом она это осознавала. Но не сердцем.
Что это за звук? Словно кто то царапает стекло? Аглая подошла к окну. Ничего не видно, надо погасить светильник. Щёлкнув выключателем, она стала всматриваться во тьму, и…
— О Боже! Миша! Мишенька! Вернулся родимый!
Да, за окном стоял её муж. Что то говорило ей – не вздумай, не открывай дверь – но что такое голос разума, когда сердце радостно бьётся от восторга, что её муж, её Мишенька — живой и здоровый!
Накинув халат, она подбежала к двери и смущенно бормоча какую то нелепицу, откинула щеколду.
— Ну же! Заходи, дорогой! Где ты пропадал!?
Михаил секунду помедлив, переступил порог.
— Господи, бледный то какой! Что случилось?
На мертвенно бледном лице не было и капли эмоций. Оно было сродни восковой маске. Но вот глаза… Глаза были живыми. Блестя в свете ночника, они смотрели с какой то нечеловеческой тоской. Тоской и голодом.
— Холодно. Там холодно.
— Конечно холодно, что ты такое говори…
В ужасе Аглая отступила назад.
Она поняла.
В эту ночь пропавшие мужчины воссоединились со своими семьями.
Они сидели в молчании. Сергей, не закусывая, пил стакан за стаканом и постоянно курил. Иван нервно перебирал четки с распятием. Борисыч не моргая смотрел в окно.
Из сорока трех жилых деревенских домов, опустели уже двадцать пять.
— Хватит! – Борисыч первым нарушил тишину – Пойду в соседнюю деревню. Приведу помощь.
— Не дойдешь. – Сергей подкурил еще одну сигарету – Сгинешь.
— Я на лыжах с пяти лет стою. Дойду. Должен…
Вместо ответа, Сергей налил в стаканы самогон – Ну что, вздрогнем на дорожку…
Иван же не сказал ничего, лишь еще крепче сжал четки.
Когда фигура Борисыча на лыжах исчезла в белой мгле, Сергей и Иван разошлись по домам. Ивана ждала жена с ребенком, а Сергей с фатализмом в глазах отрицательно покачал головой в ответ на приглашение.
Придя домой, Сергей, матерясь, принялся что то ожесточенно искать. Найдя необходимый предмет, он горько усмехнулся и, насвистывая незатейливый мотив, начал что то собирать.
С наступлением тьмы, в деревне воцарилась смерть.
В каждый дом стучались и просили их впустить, пропавшие и мертвые родственники, соседи, друзья. Каждый, кто поддавался на уговоры или не выдерживал чудовищного напряжения и приглашал нежить в дом – обрекал и себя, и всю свою семью.
С теми, кто не открывал, вурдалаки не церемонились. Появляясь, словно ниоткуда, огромные волки разбивали в щепы двери и окна, врывались в хаты и, разрывая клыками тела, вытаскивали кричащих людей на улицу, где мертвые продолжали кровавую вакханалию.
Иван, перед тем как волк перекусил ему горло, успел избавить от страшной участи жену и ребенка, выстрелив им в головы. Чеснок и колья его не спасли.
Сергей, услышав царапание в окно, даже не встал из кресла, а просто крикнул – Заходите уже, открыто… — и закурил последнюю сигарету. Когда упыри вошли в дом, он криво ухмыльнулся и, взяв нож, чиркнул по бечевке, привязанной к подлокотнику кресла. После того как ведро, подвешенное под потолком, окатило жутких гостей керосином, Сергей, сделав несколько учащенных затяжек, швырнул окурок. Пламя, охватившее мертвецов, быстро объяло прихожую, а потом и кухню. Вскоре пылал весь дом.
Ветер услужливо разносил искры, не гаснущие даже под снегопадом, по всей деревне. Вскоре не осталось ни одного не объятого огнем дома. Огненные отблески, отбрасываемые на окровавленный снег, знаменовали собой победу демонов.
До рассвета было еще далеко.
https://t.me/exempla_calamum
Предварительный диагноз: Перерождение . Финал
Книга целиком - https://www.litres.ru/book/daniil-azarov/predvaritelnyy-diag...
Предыдущие части
______________________________________________________________________________________________________
Я стою посреди огромной комнаты. На потолке мерцают неровным светом плоские плафоны ламп. Под ногами серый бетонный пол.
Вместо стен – высокие зеркала. Все они отражают меня, но по-разному. Сразу в нескольких я вижу паукообразного Аркадия Степановича. Он скалится, перебирает тонкими угловатыми ногами. С торчащих из щёк жвал капает бурый зелёный гной.
Страх. Но чего может бояться тот, кто всё потерял? Даже грядущая неизвестность больше не пугает, скорее притягивает своей неопределённостью.
Изображения монстра гаснут. Зеркала становятся матово-чёрными.
Чуть дальше – молодой улыбающийся Сергей. Выше – Борис. Справа от меня – Артём, за ним – Кристина и брат.
Боль. Виноват ли я в том, что с ними произошло? Да. И нет. Каждый из нас выбирает свою судьбу. Становится жертвой обстоятельств или сам создаёт эти обстоятельства для других. Таков закон природы. Но так или иначе мои друзья и близкие остаются со мной. Потому что я их помню. И память о них будет согревать меня всегда.
Отражения меркнут.
Теперь меня окружает множество Константинов. В одном зеркале он что-то объясняет, протирая очки краем рубашки. В другом – помогает мне встать в коридоре своей квартиры. Вот вытаскивает из погреба маленькую девочку, свою будущую приёмную дочь. Но больше всего изображений, где профессор держит за горло Семёна, выкачивая из него энергию.
Гнев. Безнадёжно больной нашёл способ обмануть смерть. Поставил на карту всё ради жизни. Выиграл, но потерял единственного человека, ради которого стоило жить. Понял ли он это, ослеплённый злобой и яростью? Скорее всего, нет. А когда поймёт, горечь такой победы выжжет несчастного дотла. Мне жаль его. Искренне жаль.
Разом гаснет весь свет. В темноте раздаётся удар могучего колокола. Я падаю на колени, закрываю уши руками. Чувствую, как меня осыпает осколками лопающихся зеркал. Второй удар. Третий.
Звук резко обрывается. Посреди комнаты вспыхивает три лампы. В светлом круге под ними стоит массивный чёрный кристалл. Он весь испещрён трещинами. Вокруг него безжизненно лежат какие-то тёмно-серые верёвки.
Нет. Я знаю, что это. Ветви. Ветви умирающего Древа.
Поднимаюсь, подхожу ближе. Под ногами скрипит битое стекло. Верхушка кристалла надламывается, падает на пол, разбиваясь вдребезги. Стенки одна за одной вываливаются наружу, делая его похожим на широкую чашу с острыми неровными краями. И в её центре лежит на спине младенец. Девочка. Она недовольно хнычет, тянет ко мне пухлые маленькие кулачки.
Я изумлённо беру её на руки.
Чувствую её тепло. Прижимаю к груди.
Ребёнок успокаивается, засыпает и превращается в серебристый туман. Дымка впитывается в чёрную кожу. В этот момент я обретаю Знание. Оно обрушивается на меня бесконечной лавиной.
У Древа всегда была душа. Сефирот и Клипот. Мальчик и девочка. Двуединство противоположностей, которые не могут существовать друг без друга. Ключевой фрагмент системы мироздания. Теперь я понимаю, что надломило брата. Разрушив Древо Жизни, Семён увидел внутри убитого им младенца. Это потрясло его. Вряд ли кому-то захочется рассказывать, что он убил дитя. Даже собственному брату. Попытки спасти других людей были своеобразным искуплением. Но Семён не стал преемником, всего лишь сосудом с обрывками информации и бурлящей силой, которую не мог толком контролировать. По сути – бомбой с часовым механизмом. Со сломанным часовым механизмом. Двуединство нарушилось, Древо Клипот умирало. Цикл перерождения жизни на планете оказался под угрозой. А без него...
Я вижу время – странное ощущение. Сотни тысяч, миллионы лет проносятся перед глазами. Я проживаю каждую секунду. Вижу огромные белые корабли, рассекающие бирюзовые волны. Людей, что могли летать, ибо у них были крылья. Странных человекоподобных насекомых с большими выпуклыми глазами. Высоких гордых птиц в скафандрах. Но всегда всё заканчивается одинаково. Синие воюют с красными, четырёхрукие истребляют безголовых, летающие не могут поделить землю с ходящими.
И серый жирный пепел знаменует конец их глупости. И всё начинается заново.
Два миллиарда.
Семь миллиардов.
Четыре миллиарда.
Двенадцать.
Восемь.
Три.
Девять.
Шесть.
Пять.
Одиннадцать.
Восемь...
Настоящий хоровод смертей и взаимного уничтожения.
Я вскидываю голову, кричу, не в силах вынести такой груз.
25
– Он здесь! Нашёл! Сюда!
Слова прозвучали будто издалека. Голос мужской. За ним раздался женский, смутно знакомый.
– Он жив?
– Я не знаю, госпожа, – мужчина ответил немного растерянно. – Изначальная броня должна была его защитить.
Я понял, что лежу на каменном полу. Открыл глаза, но ничего не изменилось, вокруг по-прежнему царил непроглядный мрак. Вытянул руку над собой и упёрся во что-то холодное и скользкое. Это лёд. Я толкнул накрывающий меня купол. Он развалился на две части, я прищурился от света фонаря, неприятно резанувшего по глазам. Меня тут же подхватили под мышки, помогая встать. Вокруг столпились с полдюжины знакомых охранников в костюмах. С ними был священник и женщина. На ней спортивный синий пиджак, чёрная водолазка под горло, джинсы и белые кроссовки. Нижняя часть лица скрыта длинной свисающей тряпочной маской.
– Здравствуй, провидица. – я коротко кивнул ей.
– Приветствую, рождённый в двух мирах. Мне жаль, что мы не успели.
– Мне тоже.
– Но нам нужно торопиться, Древо...
– Мертво, – перебил я. – Страж Порога поднял Завесу Парокет. Король умер, да здравствует король.
Она вздрогнула.
– Значит, око чёрного алмаза скоро откроется. Таумиэль ждёт, мой господин.
– Нет.
– Но старый мертвец не удержит силу Сефирот. Он гораздо слабее твоего брата. Пророчество...
– Управляет вами, но не мной.
Я вижу в отдалении обезглавленное тело Сергея. Рядом безобразные останки моей любви. Кристина. Грудь сдавило чем-то тяжёлым.
- Давай поднимемся наверх, мне душно в этой темноте.
Вся местность у подножия горы была оцеплена гончими. Вместо палаток теперь стояли два военных грузовых вертолёта. Вдалеке виднелись железные монстры наших проводников. Солнце клонилось к закату. Значит, прошло не так много времени. Это хорошо.
– Зачем вы преследовали нас? – спросил я, когда мы вышли из церкви. – Из-за профессора?
– Не совсем. Когда стало известно, что Древо Сефирот погибло, адепты разделились на два лагеря. Одни пытались понять, как восстановить цикл, но большинство... – женщина замялась.
– Решили, что так даже лучше?
– Прости, но... Да. Они посчитали, что обладают достаточным могуществом, чтобы держать человечество в необходимых рамках существования.
– И успеть сбежать куда-нибудь повыше, если всё выйдет из-под контроля.
– Да.
– Предсказуемо. Потом появилась моя книга. И вы поняли, что часть Сефирот ещё жива.
– Да. Твой брат стал лишь сосудом. Благодаря своей силе у него получалось какое-то время сдерживать эту энергию, но долго так продолжаться не могло. Я подготовила всё необходимое для возрождения Древа, нужно было только найти вас.
– Ты могла прийти тогда сама и всё объяснить, а не посылать ко мне домой своих зверёнышей.
– Гончие, они... – женщина вздохнула, маска приподнялась, чуть приоткрыв второе лицо, – бывают слишком грубы и прямолинейны. Это моя ошибка.
– Потом остальные узнали про нас и открыли на брата охоту. Смерть носителя уничтожила бы остатки Сефирот.
– Разумеется. И вы связались с Константином, что напугало всех ещё больше.
– Кстати, кто он?
– Другая ошибка. Голем, которого мы вырастили сами. Профессор был одержим так называемой параллельной историей. Пятнадцать лет назад в Саратове он появился в одном из филиалов нашей подконтрольной компании, размахивая распечатками с неоспоримыми доказательствами существования культа, по его словам.
– Прям неоспоримыми?
– Там не было ничего такого, но мы оценили его упорство и въедливость в работе с информацией. Совет решил определить Константина в архив: на нас трудится много обычных людей. А в то время мы активно занимались каталогизацией и оцифровкой документальной базы.
– И профессор получил доступ к древним рукописям. Вы открыли лисе курятник.
– Считалось, что у нас достаточный уровень службы безопасности.
– Как он вышел из-под контроля?
– Когда у него обнаружили неоперабельную опухоль мозга, Константин подал прошение на перевод в статус инициированного посвящённого, чтобы энергия Клипот излечила болезнь.
– Ему отказали, и он исчез.
– Да.
– И вы даже не пытались искать?
– У нас больше пяти тысяч сотрудников в сотне различных фирм. В начале Константин привлёк к себе внимание, но потом затерялся в рутине. А когда следственная группа прибыла на место вашей инициации в его квартире, стало понятно, с кем вы связались, и Совет переполошился.
– А ведь я ему не доверял в самом начале. Знаешь, почему это изменилось?
– Я пыталась заставить Совет отступить, но...
– Слишком много ошибок, провидица. Но ты смогла использовать мою связь с Древом и проникла в сон, чтобы рассказать о Страже Порога. Единственное твоё верное решение, которое, возможно, спасёт мир.
– Я готова к любому наказанию, – женщина опустила голову.
– Позже. Сначала мне нужно закончить с профессором.
– Он опасен, мой господин. Армия Клипот в твоём распоряжении.
– Я должен сделать это сам. А ты пока возвращайся обратно. Совет встал на путь ложной мудрости, их время закончилось.
– Но как...
– Преклони колено, двуликая.
Женщина опустилась передо мной, я положил чёрные ладони ей на плечи.
– Я наделяю тебя сигилой Ход, – мой голос трубным эхом прокатился по всей долине. – Я видел духов лжи, прыгающих, как лягушки по земле, и по воде, и по мерзостному металлу, который всё разъедает и сам не сохраняется. В них я видел Тебя. Ама! Я видел воронов смерти, парящих с хриплыми криками над развратной землёй. В них я видел Тебя. Эйн! Я видел Убийц Мудрости, как чёрные обезьяны, они бормотали порочные глупости. В них я видел Тебя. Тиферет! Будь судьёй, прорицательница, но страшись моего суда. Ибо я спрошу за всё!
Женщина подняла голову. Порыв ветра сорвал тряпичную маску со второго лица. Бельма глаз старухи вспыхнули голубым огнём.
– В тебе я вижу себя, – ответили сразу два голоса.
Руки обожгло ледяным огнём, когда я передал часть своей силы. Женщина застонала, стиснув зубы. Пиджак под ладонями начал тлеть. Я позволил ей вдоволь насладиться болью, которую она заслужила. После сделал шаг назад.
– Вставай, у нас не так много времени. Я не хочу, чтобы Совет увидел ещё один рассвет.
Она медленно поднялась.
– Я выполню твоё поручение, но мы не в курсе, куда и как сбежал Константин. Он может быть где угодно.
– Ты снова ошибаешься, двуликая, – усмехнулся я. – Я знаю, где он. А как сбежал... Смотри.
Присел, положил руки на землю и потянулся вниз.
26
Моршанки действительно оказываются совсем небольшим селом. И время его не пощадило. Часть домов заколочена, а там, где ещё видны следы человеческой деятельности, царит грязь и уныние. Однако издалека можно подумать, что жители решили отпраздновать летом рождество. Иначе для чего развешивать по всей деревне цветные весёлые огоньки?
Только это паутина, которой профессор опутал всю деревню. Вблизи она уже больше напоминает плесень. Зачем ему это? Тоже решил обзавестись такой же уродливой паствой, как и покойный главврач?
Я прохожу первые дома. Вокруг полная тишина. Не слышно даже ночных сверчков. Большая круглая луна наблюдает за мной. Выхожу на перекрёсток и вижу первого обитателя. Все познают силу жизни. Кажется, так сказал Константин? Выглядит эта жизнь довольно неприятно. Одутловатое тело стоит, покачиваясь, посреди дороги. Всё лицо покрывают маленькие шевелящиеся отростки. Из глаз сочится бурая слизь вперемешку с кровью. Пальцы на руках срослись в две клешни с толстыми ногтями. Существо что-то тихо бормочет и без остановки чешет грудь. Из-под разодранной грязной рубахи свисают лоскуты белой кожи. Оно видит меня, наклоняет голову вбок.
– Дай! Хочу! – голос хлюпает, как сапог, застрявший в болотной трясине. – Хочу! Дай! Дай! Хочу!
Делает несколько шаркающих шагов и внезапно бросается вперёд, сбивая меня с ног. Наваливается всем весом, тянется широко разинутым ртом к лицу. Распухший фиолетовый язык мечется между редкими обломками гнилых зубов.
Я слышу звон разбитого окна. Чуть дальше – ещё одного. Новые гости на подходе. Профессор подготовил мне тёплую встречу. Пусть будет так. Упираюсь твари в подбородок, скидываю с себя и вскакиваю на ноги. Из домов вылезают бывшие жители деревни. Ломают заборы, спотыкаются в канавах вдоль улицы, но упрямо направляются ко мне.
– Константин Анатольевич! Вы же читали мою книгу! Неужели думаете, что этот сброд может меня остановить?
Они набрасываются разом, всей гурьбой. В какой-то момент я оказываюсь буквально погребён под живой хрипящей массой. Но их зубы и ногти бессильны против чёрной упругой кожи. Я разбиваю головы, отрываю руки, ломаю распухшие ноги. А доморощенные упыри лезут и лезут, даже лишившись конечностей.
И тут в спину бьёт удар страшной силы. Тело воет от боли, словно в меня плеснули кислотой. Я падаю, перекатываюсь и встаю. По дороге, неторопливо разматывая знакомые плети, идёт Семён. Фигура ярко светится, лицо – безучастная маска. На крышу дома позади него взбирается профессор. Он сильно изменился. Торчащий позвоночник оброс костяными шипами, четыре ноги вокруг туловища выгнуты в обратную сторону и заканчиваются широкими плоскими пластинами. Он вбивает их между брёвен, пока лезет наверх, помогая себе ещё одной парой рук, растущих внизу живота. Оказавшись на крыше, Константин довольно скалится. Поглаживает тонкими пальцами сверкающий в груди камень.
– Эти увальни? Нет конечно! – голос резкий, высокий, как скрежет металла по стеклу. – Но твой собственный брат, посмею предположить, мой юный друг, способен на гораздо большее!
Сука. Чёртов алатырь полностью подчинил себе сознание Семёна. Старая мёртвая сука. Во мне начинает закипать ненужная злость. Уворачиваюсь от летящей наискосок плети, вторая протягивает оранжевую полосу по груди. Я отлетаю в забор, ломая спиной трухлявые доски. Константин пронзительно смеётся. Снова вскакиваю, пригибаюсь от следующего удара, ухожу в сторону. Брат рубит без остановки, крушит ветхую преграду, пытаясь добраться до меня.
– Эйн Мол Каэст!
Между нами вырастает высокая стена чёрного льда. Семён не останавливается, хлещет по ней, как робот. Я толкаю её, и массивная глыба валится вперёд, погребая брата под собой. Запрыгиваю сверху. Вижу светящийся силуэт. Заношу сжатый кулак и... бессильно опускаю. Не могу. Я убью его. Нет. Это слишком даже для того, кем я стал теперь.
– Давай же! – профессор на крыше злобно веселится и пританцовывает. – Чего ты ждёшь?!
А вот его – могу.
Навожу ладонь на дом.
– Сар-тх Эйн Морт!
Ледяной луч ударяет в тёмные от времени брёвна, превращая их в хрупкое стекло. Внешние стены осыпаются белой крупой. Изба валится набок. Константин что-то верещит, соскальзывает вниз. Крыша проваливается внутрь, заваливает профессора обломками.
Я иду к развалинам, попутно раздавая пинки шевелящимся останкам предыдущих противников. Вряд ли такое ерундовое падение могло сильно навредить профессору. Отовсюду торчат поломанные доски. Пыль от разрушения ещё не осела, она танцует в лунном свете затейливый серебристый вальс. Возможно, мне повезло, и Константин получил по голове какой-нибудь балкой. Надо заканчивать. Я принесу ему покой и мир.
– Аламэн Так-кра...
В этот момент горло обхватывает горячая удавка. Сдавливает так, что каждый вдох становится настоящим подвигом. Чёрная кожа шипит и трескается. Я чувствую стремительно покидающие меня силы. Припадаю на одно колено, с трудом поворачиваю голову. Позади стоит Семён. Размахивается, и вторая убийственная плеть обвивает грудь. Обеими руками берусь за петлю на шее. Она тускнеет, давление чуть ослабевает. Пальцы немилосердно жжёт, но теперь я могу говорить.
– Не надо, брат. Ост-тановись. Т-ты сильнее...
– Он не слышит тебя, – голос профессора полон самодовольного торжества и безумия.
Руины дома шевелятся. Из грязи и мусора поднимается костяной шипастый хребет. Каждая щель под обломками начинает ярко светиться. Оттуда тянутся ко мне извивающиеся оранжевые щупальца. Присасываются, как пиявки, и пьют силу. Константин выбирается наружу. Он похож на осьминога. Алатырь полыхает, впитывая мою энергию. И я вижу на нём два чёрных излома.
– Вот и всё, друг мой! Вот и всё! Хотел бы сказать, что мне жаль, но... – каркающий смех прерывает его тираду.
Перед глазами плывёт, но я улыбаюсь ему и сдавленно отвечаю:
– Вы плохо учили теорию, профессор.
– Вот как? Почему же?
– Потому что у каждого аккумулятора есть предельная ёмкость.
– Что за бред? У какого ещё аккумулятора?
Я перестаю сопротивляться и отдаю почти всё. Разом.
Янтарь протестующе трещит. Прожигает покрытую татуировками грудь, падает на землю. Рёв оранжевого пламени перекрывает вопль Константина. Поверхность камня звонко лопается маленькими кусочками. Оттуда вырываются тугие струи огня. Они кромсают тело профессора, разваливая его на части. Тот что-то визжит, а через мгновение алатырь, переполненный энергией сразу двух Древ, взрывается. Меня отшвыривает на добрый десяток метров. Я опираюсь на руки, с трудом поднимаюсь и вижу самое прекрасное и смертельное в мире зрелище.
Там, где только что был разрушенный дом, расцветает огромный алый тюльпан. Лепестки высотой в несколько этажей медленно раскрываются. Земля под ним начинает чернеть. Тёмное пятно расползается в стороны, увеличиваясь с каждой секундой. Поднимается ураганный ветер. Крыши домов срывает с давно насиженных мест. Из середины цветка в небо поднимаются мириады тонких оранжевых ростков.
– Останови это, пока не поздно! – брат кричит изо всех сил, пытаясь перекричать бушующую стихию.
Пригибаясь, он подходит ко мне.
– Но тогда ты погибнешь! Око поглотит всё вокруг!
– Ты хочешь пожертвовать человечеством ради бывшего пьяницы?! Перестань, братишка, мы оба понимаем, что это глупо!
Горло сдавливает спазм. Он прав. Я вспоминаю слова двуликой: «И двое станут одним». Сатурн, пожирающий своё дитя. Только я пожру брата.
– Я не хочу! Нет! Надо придумать что-то ещё! Должен быть другой вариант!
Семён обнимает меня за плечи. И несмотря на безумный свист ветра, я слышу его шёпот:
– Всё хорошо, старший. Так надо. Я всегда буду рядом, ты же это знаешь. Всё хорошо. Главное – помни.
Он проходит сквозь, я чувствую растекающееся по телу живое тепло. Запрокидываю голову, глаза широко распахиваются. В них блестят слёзы и чёрный алмаз.
Прости, младший.
Эпилог
Я стою на мёртвой земле. Там, куда успело дотянуться пятно цветка Сефирот, деревья напоминают обожжённые спички. Я очень устал. Но всё получилось. Двое стали одним. Два брата. Два Древа. Два начала. По-другому быть не могло.
Провидица истребит Совет. В одном Константин был прав: никто не вправе управлять людьми или указывать, как им жить. Человечество должно само пройти свой путь.
Я присел, положил на землю оранжевую ладонь, накрыл сверху чёрной и потянулся туда, где всё началось. Можно сказать, домой.
Пещера под пансионатом почти не изменилась. Разве что полностью обвалился вход, надёжно запечатав её от чужих глаз. Абсолютный мрак мне не помеха. Я спускаюсь по ступенькам амфитеатра вниз, под ногами хрустят кости убитых нами тогда спящих. Как давно это было. Но словно вчера. Когда начался мой путь? С момента рождения? Или когда Семён попал в лапы Аркадия Степановича? Как бы всё закончилось, если бы я не выпустил свою книгу? Или мать забила бы Кристину до смерти в пьяном угаре? Множество таких разных событий, сплетающихся в одну большую картину.
Я устал. И очень хочу спать.
Я забираюсь в широкую чашу, где раньше возвышался кристалл Сефирот. Сворачиваюсь калачиком и засыпаю. Мои родные и друзья снова со мной. Я не забуду их никогда. Улыбчивая мама, высокий и сильный отец. Младший брат, восторженно рассказывающий о том, что благодаря водке он смог наконец-то выспаться. Застенчивый Сергей, Борис, костерящий свою сучку-дочку, бесшабашный Артём. И Кристина, которой я не смог сдержать своё обещание. Она чуть укоризненно смотрит, но затем смеётся и обнимает, пряча лицо у меня на груди. Я глажу её по волосам.
– Я рада, что ты вернулся.
– Я тоже.
– Мы теперь всегда будем вместе?
Брат стоит чуть поодаль, одними губами произносит: «Кобель». Я корчу ему рожу и показываю язык. Затем отстраняюсь от девушки, беру за подбородок, поднимаю лицо к себе. Я целую её в уголок губ.
– Конечно, солнышко. Больше нам ничто не помешает. Никогда.
– Знаешь, прозвучит банально, я ещё никому этого не говорила...
– Чего?
– Я люблю тебя...
Я подхватываю Кристину на руки. Мы кружимся в танце, не в силах оторвать друг от друга глаз. В комнату заглядывает мама.
– Так, влюблённые, вы чай пить будете? Папа торт принёс, между прочим, шоколадный. А я помню, что кое-кто за шоколад готов был в детстве душу продать!
– Да чё их звать-то! – с кухни слышен голос Бориса. – Не хотят – не будут!
– Нам больше достанется! – добавляет Артём.
Все вместе мы смеёмся, я опускаю девушку на пол, и мы идём пить чай.
И я очень вас прошу.
Не надо. Меня. БУДИТЬ.
Предварительный диагноз: Перерождение ч23
_____________________________________________________________________________________________________
Предыдущие части
Утро выдалось тёплым и солнечным. Умываться в ледяной воде озера оказалось не очень приятно, зато освежило и помогло проснуться окончательно. Задремать мне удалось только к рассвету. Ни один психотренинг не поможет, когда в голове скачет пресловутый «эскадрон моих мыслей шальных». Оказывается, всё это время брат мучительно переживал, обвиняя себя в том, что произошло в пансионате. Потом начались приступы и появились новые жертвы. И он стал их сжигать, только чтобы я не узнал. Я представил, как он обхватывает своими плетьми тела, превращая мумии в пепел. И смотрит на это. Вчерашний инфантильный пьяница стал, по сути, серийным убийцей.
Жесть. Выдержать такое сможет не каждый.
Но спасал людей Семён не поэтому. Тогда почему? Что такого могло произойти и когда? Где там любимая папка «Хер его знает»?
На завтрак была пшённая каша с остатками пирожков тёти Кати. Кристина удивилась моему мрачному виду, но я как-то отшутился, сославшись на нелюбовь к походному образу жизни. После наши проводники свернули лагерь, и мы отправились дальше. Я поменялся с Артёмом местами. Станислав любил поболтать в дороге, а мне сейчас было не до этого.
К подножию Белухи добрались в районе полудня. Место оказалось довольно людным. На зелёных склонах, поделённых вдоль узкой лентой горной речки, были разбросаны полтора десятка разномастных палаток. От простеньких маленьких куполов до настоящих брезентовых домов высотой в полтора человеческих роста. В синее небо поднимались белые ленточки дыма от костров. Чуть в стороне паслись несколько осёдланных лошадей. Настоящая идиллия единения человека с природой. Даже не верилось, что мы наконец-то умудрились добраться. Немного дальше возвышался холм, на краю которого стояла небольшая деревянная церковь с маковкой и крестом. Удивительно, кому в голову пришло её тут построить?
Мы не стали подъезжать слишком близко к остальным туристам. Станислав сказал, что далеко не всем нравится присутствие их железных монстров на фоне окружающей красоты. Выгрузили вещи и под чутким руководством проводников на этот раз начали сами ставить палатки. Оказалось, мы не безнадёжны, управились меньше чем за час. Валера спросил о планах на несколько следующих дней, не надумали ли мы подняться на гору? Я ответил, что подумаем, но пока хотелось бы отдохнуть. Когда он занялся костром, ко мне подошёл Константин. Его волнение было видно невооружённым взглядом.
– Алексей, – начал он торопливо. – Я понимаю, все устали, но предлагаю не откладывать дело в долгий ящик. Нам нужно найти место силы. Не хотел говорить при дочери, но вчера ночью я выходил из палатки. Ну... понимаете, в туалет. И снова потерял сознание. Слава богу, ненадолго. Но я не знаю, сколько мне осталось, нам лучше поторопиться.
Такая самоотверженность меня поразила. Что значит настоящий учёный: сам стоит на пороге смерти, но думает совсем о другом. Или о других. Всё-таки Тёма ошибается: нормальный мужик.
– Да, конечно, – сказал я и решил его немного приободрить: – Вообще я намереваюсь написать книгу о нашем приключении и думал, что вы станете первым её читателем.
– Человек предполагает, друг мой, – усмехнулся профессор, – а рак располагает. Но ваши слова да богу в уши, как говорится. Будем надеяться, всё так и выйдет. Ну так что, идёмте?
Я подошёл к Артёму, который помогал Валере, многозначительно посмотрел и кивнул в сторону реки. Тот сразу всё понял. Извинившись перед проводником, оставил его одного. Нырнул в наше временное походное жилище, спустя пару секунд появился с сумкой и планшетом в руках. Константин с дочерью ждали нас уже на полпути.
– Скажите, Алексей, – спросил профессор, – Семён же сейчас с нами?
– Должен быть, – ответил я, повернулся к Артёму. – Тём, дай планшет, ты с ним возился последний раз.
Он достал из сумки единственное нормальное средство связи с моим братом, включил и отдал мне. Дойдя до берега речки, мы остановились. Я положил планшет на камни, сверху на экран – стилус.
– Сём, ты тут?
Ничего не происходило. Устройство по-прежнему спокойно лежало на земле, мерцая пустым белым полем ввода текста.
– Семён? – уже громче повторил я.
Тот же результат. Артём крутил головой по сторонам, будто мог его увидеть. Мы втроём с нарастающим напряжением следили за стилусом, но тот не двигался. Я ничего не понимал. Брат передумал? Решил тянуть лямку сверхмогущества и спасать случайных людей до конца времён? Хотя если он не сможет обуздать свои приступы, то этот конец может наступить гораздо раньше, чем хотелось. Твою мать, ну мог бы предупредить тогда!
Позади раздался громкий всплеск воды. Все разом обернулись на звук. Ничего. Когда снова посмотрели на планшет, тот висел в воздухе.
– Саечка за испуг!
– Ох, дорогой мой, – облегчённо выдохнул Константин. – А вы умеете эффектно появляться.
– Благодарю.
– Итак, – продолжил профессор, – вы видите какое-нибудь свечение или сияние? Признаться, я очень рассчитываю, что место силы будет где-то здесь поблизости. Очень не хотелось бы подниматься в горы.
– Да. На том холме, где церковь. Но оно слабое, еле заметное. Такое ощущение, что идёт из-под земли. Такое возможно?
– Хм, очень вероятно. Очень! Скорее всего, там может быть какая-то пещера. Давайте обойдём со всех сторон, поищем вход.
Мы разделились на две части, обогнули холм с двух сторон, но поиски не увенчались успехом.
– А что, если вход в церкви? – предположил Артём, разглядывая сложенную из брёвен постройку. – Может, погреб?
– Вряд ли погреб. Свечение едва видно, место должно находиться гораздо глубже. Однако не исключаю вашей правоты, молодой человек. Давайте поднимемся и проверим.
Издалека домик казался маленьким и сильно больше вблизи не стал. Я первый ступил на крыльцо, взялся за потёртую деревянную ручку и потянул дверь на себя. Петли протяжно взвизгнули. Внутри единственной комнаты царил полумрак. Света из крохотных окошек явно не хватало. На полу лежало шерстяное покрытие с изображением раскидистой кроны дерева. Вдоль стен стояли широкие лавки с висящими над ними ликами святых. В дальнем углу расположился канун с оплывшими свечами, а по центру виднелся алтарь с подсвечниками и лежащей на нём закрытой толстой книгой. По всей комнате витал запах горячего свечного воска. На противоположной стороне была ещё одна дверца, очевидно, ведущая в жилую часть храма. Она отворилась, и оттуда вышел на удивление молодой сухопарый священник в чёрной рясе. Его скуластое лицо уже начало обрастать жидкой бородкой, но та пока вызывала скорее улыбку, нежели придавала ему важности.
– А я уж думал, ослышался, – сказал он, прикрывая за собой дверь. – Тихо так стоите, что...
В этот момент его тело вздёрнулось вверх, служитель церкви засипел, вытаращив глаза, задёргал ногами и резко обмяк, рухнув на пол.
Отлично, к угону поезда добавилась смерть священнослужителя. Как всё расхлёбывать после обряда возвращения Семёна, я пока себе не особо представлял. На алтарь лёг планшет.
– Это не человек. Какая-то ящерица с крыльями. Но я его не убил, так, придушил немного. Давайте искать вход.
Все засуетились, а меня осенила идея. Вообще странно, как не допёр сразу.
– Сём, а ведь мы с тобой два дебила, – сказал я.
– Чё?
– Ничё, ты же сквозь стены ходишь.
– Ну и?
– А сквозь пол?
– Ёпт, реально два дебила. Ща, погоди.
Через несколько минут томительного ожидания стоящий в углу канун вздрогнул и подпрыгнул, как от удара снизу. Мы с Артёмом метнулись туда, оттащили его в сторону и увидели очертания люка. Новый удар распахнул нам навстречу тёмный зёв с уходящей вниз лестницей.
– Кто-нибудь захватил с собой фонари? – спросил Артём, озадаченно глядя в непроглядный мрак.
– Я об этом как-то не подумал, – Константин растерянно посмотрел на меня.
– Честно говоря, я тоже. Так, ладно, давайте поищем тут. Если этот урод охранял вход, то по идее мог хранить что-то на случай, если придётся спускаться. И свечи! Их тоже надо собрать, пригодятся.
Я как в воду глядел. В жилой комнате в шкафчике с инструментами нашлись два фонаря. В ящике небольшого письменного стола Артём обнаружил охапку длинных церковных свечей, сигареты и зажигалку. Я едва не поддался искушению пойти на поводу старой привычки, но взял себя в руки и оставил сигареты на месте. Мы вернулись к люку.
– Значит, план такой. Артём, ты запираешь церковь изнутри и остаёшься здесь сторожить святошу. Начнёт приходить в себя, дашь ему по башке. Только не убей, нам лишний геморрой ни к чему. Профессор, хотя бы примерно, сколько будет длиться обряд?
– Я же говорил, не знаю, – Константин пожал плечами. – На подготовку много времени не надо, а вот как быстро будет перетекать энергия... Простите, Алексей, не знаю. Может быть, час, а может быть, сутки. Вы же понимаете, до этого...
– Понимаю, – перебил я. – Хорошо, тогда возьмём один час. Тём, один фонарик у тебя, через час спустись, проверь нас.
– Понял, – ответил он и полез в сумку.
Достал костюм, заготовленный для будущего тела Семёна, и два пистолета. Одежду отдал Кристине. Проверил обоймы у оружия, щёлкнул предохранителем, протянул мне.
– Это зачем?
– А если там ещё какая-нибудь охрана? Я того паука в дурке на всю жизнь запомнил. Так что бери – не дай бог, пригодится.
Аргумент железный, возражать было глупо. Поэтому я просто кивнул, запихнув их под ремень джинсов.
– Я спускаюсь первый, Константин, вы за мной. Кристина замыкает. Сём, внизу будешь указывать планшетом, куда идти. Все готовы?
Каждый молча кивнул, и я встал на первую ступеньку новой жизни для своего брата.
Спускались мы долго. Семён стоял в самом низу, подсвечивая казавшимся совсем крохотным экраном планшета конечную точку спуска. Наконец я почувствовал под ногами твёрдую землю и вздохнул с облегчением. Руки слегка онемели, ноги начали гудеть. Каково профессору и Кристине, даже думать не хотелось. Я включил фонарь, отошёл от лестницы и посветил по сторонам. Прямо и налево уходили два коридора, достаточно широких и высоких, чтобы идти не пригибаясь.
– Куда идём?
– Слева свечение ярче.
С лестницы, отдуваясь, спустился Константин. Он привалился к стене, согнулся, облокотившись на колени.
– Знал бы... что... придётся столько лезть... не пропускал бы... физкультуру в школе...
Он говорил с сильной одышкой, делая паузы между словами, чтобы глотнуть воздуха.
Почти сразу за ним появилась Кристина.
– Пап, ты как? – спросила она, едва ступила на землю.
– Нормально, милая... всё хорошо. Куда нам теперь?
Я повёл лучом света в левый коридор.
– Семён говорит, оттуда свечение ярче.
Профессор выпрямился, сделал шаг и покачнулся. Девушка тут же подхватила отца, не давая упасть. Я подошёл с другой стороны, перекинул его руку себе через плечо. Фонарь отдал Кристине.
– Давай вперёд и свети под ноги.
Она молча кивнула, и мы пошли вслед за светящимся экраном планшета. Слава богу, идти пришлось совсем немного. Через два коротких поворота Семён остановился и написал:
– Здесь.
Девушка обвела вокруг фонарём, луч света с трудом доставал до стен. Высоких сводов потолка и вовсе не было видно. По размерам это место хоть и уступало пещере под пансионатом, но не сказать, чтобы сильно. И это было невозможно. Спустились глубоко, да, но не настолько. Создавалось ощущение, что мы забрались в самые недра какой-то горы, но никак не пологого холма. Профессор словно почувствовал моё удивление.
– Впечатляет, да? Там, где концентрация силы особенно велика, искривление пространства – обычное дело. Думаю, вы не зря захватили свечи.
Он скинул руку с плеча, подошёл к дочери.
– Милая, помоги Алексею. – затем повернулся к экрану планшета. – Семён, покажите пожалуйста, откуда свечение исходит особенно сильно.
Следующие минут десять мы ходили с Кристиной по кругу от того места, на которое указал брат, и ставили свечки. Когда я зажёг последнюю, их тёплого неровного света едва хватало, что рассеять окружающий плотный мрак. Девушка внезапно обняла меня и крепко прижалась.
– Как думаешь, получится?
– Конечно, – я постарался придать голосу весёлой бодрости, – не зря же твой отец стаю собак на этом съел. Всё будет нормально, я уверен. Ты чего вдруг?
– Да так, ничего, – она поцеловала меня в уголок губ. – Спасибо тебе, ты... хороший.
– Это вам двоим спасибо, Крис. Вы столько из-за нас натерпелись, что с тобой?
– Ну да... да, – Кристина смахнула слезинку и улыбнулась. – Прости, я не должна была...
– Алексей! – громким эхом прервал её профессор. – Можно вас?
– Иду! – я отстранился от девушки. – Не переживай, закончим тут, и весь мир в нашем распоряжении. Я же ведь известный писатель, ты забыла? Была когда-нибудь в Италии?
Она помотала головой.
– Вот и я не был. Говорят, там красивое море, а шмотки! Закачаешься! Обновим тебе весь гардероб, хорошо?
Кристина отступила, отдала одежду для Семёна и, не глядя на меня, ответила:
– Хорошо. Тебя папа ждёт.
Константин стоял возле небольшого углубления в каменном полу. Там уже тускло отсвечивало светло-жёлтое яйцо янтаря. Он взял висящий в воздухе планшет, положил примерно в полуметре справа.
– Семён, вам нужно стоять примерно здесь. Алексей, – профессор вытащил из кармана джинсовой разгрузки короткий перочинный нож, подцепил ногтем лезвие. – Я сделаю вам на ладони разрез. Необходимо будет начертить три кровавые полосы от янтаря до вашего брата, помните, как на картинке? Важно, чтобы они не пересекались, и обязательно капните на янтарь.
– И ещё три к вещам, из которых будет создано тело?
– Да-да, именно так.
– Ладно, главное, чтобы крови хватило, – я усмехнулся. – Подождите минуту.
Положил на пол джинсы, пристроил к ним ботинки, сверху – рубашку. Огляделся по сторонам, взял камень, размером чуть больше кулака, и водрузил его на место головы.
– Так подойдёт?
– Вполне, – кивнул Константин.
– Хорошо, тогда... – я шумно выдохнул, протягивая ему левую руку. – Режьте, доктор!
Он прислонил лезвие к ладони, надавил, резко дёрнул вниз. Я зашипел от боли, но сдержался, чтобы не выругаться. Сжал пальцы и поднёс кровоточащий кулак к жёлтому камню, накапал сверху и сделал три прерывистые черты в сторону планшета. Профессор шёл за мной, соединяя капли в линии. То же самое повторилось ещё раз, уже к одежде. После Константин разрезал ладонь себе и повторил процедуру к месту, где собирался встать сам. Достал из разгрузки сначала платок, обмотал его вокруг раны. Следом за ним вытащил дневник, сверился с записями, кивнул.
– Всё правильно, теперь отойдите, пожалуйста, подальше, ближе ко входу.
Я последовал его совету. Кристина встала рядом, неотрывно следя за действиями отца. Тот вернулся к камню, ещё раз пробежался глазами по страницам из дневника.
– Семён, вы на месте?
Планшет поднялся в воздух.
– Да.
– Отлично, ну... – профессор глубоко вздохнул. – Начинаем.
Он полностью выпрямился, раскинул руки в стороны и что-то забормотал. Какое-то время ничего не происходило. Только подрагивающее пламя свечей освещало его смешную неказистую фигуру, похожую на распятие. Затем камень в углублении неожиданно сверкнул. Воздух над ним задрожал, через мгновение вспыхнул оранжевым маревом. Кровавые дорожки, идущие к Семёну, засветились, как посадочные полосы на аэродроме, и проявился мерцающий силуэт. Брат вытянулся струной, запрокинув голову. Его рот был широко раскрыт, совсем как в моём сне. Туманная дымка от камня потянулась к нему. Обволокла всего, и по пещере разнёсся то ли вздох, то ли стон. Тело занялось призрачным оранжевым огнём. Три черты, идущие к камню, загорелись неровными всполохами. Пламя пробежалось по ним и перекинулось на янтарь. Теперь он напоминал яркий факел.
Константин заговорил громче нараспев:
– Аха Ной Тутсун Айн Мо! Эйн Соф Эйнэ Молан Такк-ра!
Три линии крови, ведущие к нему, задымились и одновременно резко воспламенились.
– Санма Ра Катой Эйн Ло!
Огонь перекинулся на профессора. Охватил щиколотки, взлетел по ногам и начал расползаться по груди.
– Эйн Мо Катт-ра Нала Микк-та! Ста Да Соф Тутсун Айн Мо!
Языки пламени поднялись выше, заползали ему в рот, вылезая через глаза. Он уже кричал. Протяжное эхо гуляло под сводами пещеры, повторяя древние слова. Его тело поднялось в воздух, зависнув в полуметре от земли. Я смотрел на это, не в силах оторваться. Силуэт Семёна заметно потускнел. Энергия перетекала в камень и переходила к Константину. Его одежда начала тлеть.
– Крис! – пришлось наклониться к ней, чтобы она меня услышала. – Ты уверена, что это нормально?!
Девушка молча кивнула, не отводя взгляда от отца. Его джинсовая жилетка разошлась по швам и сползла на каменный пол. Фигура Константина полыхала. Клетчатая рубашка покрылась таким же горящим узором. Под ней показалась белая майка. Внезапно он рухнул вниз, припав на одно колено, чтобы через секунду снова взлететь, только гораздо выше. Остатки одежды на нём рвались в клочья. Я увидел тщедушную впалую грудь, всю исписанную странными чёрными татуировками. Сверху вниз её пересекал длинный уродливый шрам, зашитый грубыми неровными стежками. Я встряхнул Кристину за плечи.
– Какого чёрта! Что происходит?
Откуда-то издалека послышался крик. Я обернулся.
– Стойте! Нельзя этого делать! Стоямба, мать вашу!!
В тёмном провале коридора. откуда мы пришли, заплясал приближающийся луч фонаря. Оттуда пулей вылетел Артём с дробовиком наперевес.
– Этот старый пидор нас кинул! Он всё-таки сдох полтора года назад! – он замер на месте, увидев происходящее с Константином.
– В смысле? – я отпустил девушку, уставившись на друга.
– В прямом! – Артём посмотрел на меня. – Шёл по улице и скопытился, прохожие вызвали скорую, та констатировала смерть. Его даже вскрыть в морге успели, но ночью тело исчезло! И кто-то очень постарался всё это скрыть! Мои парни надавили на главврача больницы, он признался, что ему нехило тогда забашляли, чтобы замять дело! И угадай, кто к нему приходил?!
Я повернулся к девушке.
– Крис?!
На меня смотрели два чёрных пистолетных зрачка. Так вот зачем она полезла обниматься, а я даже ничего не почувствовал. Не опуская оружия, Кристина сделала шаг назад.
– Прости, Лёш! Прости, но я не могла по-другому! Это мой отец! Он только заберёт немного энергии у Семёна, и всё! Клянусь!
– Значит, вы кормили нас ложью с самого начала?
– Что ты хочешь от меня услышать? Всё, что я говорила тебе про своё детство, правда! У меня нет никого дороже его, а руны не способны долго обманывать смерть!
Артём двинулся к ней, она тут же перевела второй ствол на него.
– Тём, прошу, не надо, – буквально взмолилась девушка.
– Да брось, – усмехнулся он, – ты даже с предохранителя их не сняла.
Кристина на мгновение отвлеклась, но этого было достаточно. Я прыгнул вперёд, сбивая её с ног. Оружие улетело куда-то в сторону. Над головой грохнул выстрел.
– Нет! Нет! Нет! – она извивалась подо мной, как дикая кошка.
Дробовик рявкнул ещё раз, сразу за этим Артём от души выругался. Я посмотрел на Константина. Стальные шарики дроби зависли в полуметре от него и плавились, капая на пол серебряными ртутными шариками. Силуэт брата уже слабо мерцал, подрагивая тонкими контурами.
– Ну, сука! Ла-адно, – Артём перевёл ружье на полыхающий янтарь, от которого к профессору тянулся жирный оранжевый шлейф.
– Как же. Ты. Мне. Надоел.
Мощный глубокий голос Константина заполнил всю пещеру. Он вытянул объятую пламенем руку в его сторону. Сгусток огня метнулся тонкой горящей струной.
Я вижу это, как в замедленной съёмке.
Струна бьёт Артёму в горло. Пройдя насквозь, оборачивается вокруг шеи, кольцо сжимается. Мой друг роняет ружьё, хрипит, пытается ухватить огненную удавку. Она режет плоть, словно масло. Горелые обрубки пальцев летят вниз. Раздаётся отвратительный хруст, как будто режут арбуз. Артём недоуменно смотрит на меня, пытается что-то сказать. Но вместо слов изо рта льётся тёмная кровь. Его голова отделяется и с глухим стуком падает на серый каменный пол.
Я ненависть. Я первобытная ярость дикого зверя. На глаза опускается бордовая пелена. Ледяная смерть внутри распускает свои чёрные лепестки.
Вскакиваю одним рывком. Ещё одна горящая плеть ударяет в плечо, отшвыривая меня назад. Кристина поднимается, в ужасе смотрит на тело Артёма. Оборачивается к отцу.
– Стой, папа! Остановись! Не надо, пожалуйста!
Я лежу на холодной угловатой земле. Ко мне летят три полыхающих оранжевых щупальца. Вскидываю правую руку. Древние слова приходят ниоткуда.
– Сар-тх Эйн Морт!
Навстречу атакующим жалам бьёт яркий луч холода. Они резко меняют траекторию, расходясь в стороны. Одно из них проходит сквозь девушку. Я слышу пронзительный, полный боли, крик. Кристина поворачивается. Я вижу, как блестят её слёзы. Она шепчет: «Прости». Верхняя часть туловища съезжает по диагонали вниз. Ноги несколько секунд продолжают стоять, затем подгибаются и падают вперёд, выплёскивая из разрубленного тела внутренности.
Я боль. Жгучая, яростная безысходность непоправимой ошибки.
– Не-е-ет! Моя девочка! Кри-и-и-ис! – протяжный рёв профессора заставляет вибрировать воздух.
Он стремительно подлетает к изуродованному трупу, опускается вниз.
– Я всё исправлю! Я смогу! Я теперь всё могу! Я жизнь!
Он падает на колени, начинает лихорадочно собирать руками скользкие от крови органы. Я встаю, подхожу к нему. Сжимаю чёрные кулаки, в которых пульсирует голубой свет. Говорю глухо, скорее сам себе, чем ему:
– Зато я теперь смерть.
И бью со всей силы Константину в затылок.
Осколки черепа брызгают во все стороны. Очки летят на землю. Он падает на дочь, пачкаясь в её крови. Из спины профессора выстреливают сразу несколько щупалец, протыкая упругую чёрную кожу насквозь. Я чувствую не боль, нет. Страшную усталость. Его позвоночник выгибается дугой, разрывает старческую плоть, вздымаясь красно-белым костяным хребтом. Я вижу блестящие влажные рёбра, за ними два сморщенных мешка лёгких. Он с хрустом поворачивает голову на сто восемьдесят градусов. Руки удлиняются, трещат, выворачиваясь назад. Константин хватает меня за плечи, притягивает к себе.
– Это ты во всём виноват! Ты её убил! Проклятый чёрный ублюдок! Посмотри, что ты с ней сделал!
Я отклоняюсь и бью лбом в переносицу. Нос проваливается внутрь. Профессор визжит, брызжет алой слюной. Сразу десяток новых оранжевых игл вонзается в грудь, в шею, в руки, лишая сил.
– Я буду жрать твоего брата до конца времён! А ты будешь на это смотреть!
Он швыряет меня в стену. Встаёт, возвращает голове прежнее положение. Переваливаясь, идёт ко мне, похожий на уродливого старого горбуна. Длинные руки упираются костяшками пальцев в пол. Я пытаюсь подняться, перед глазами всё плывёт. Как же хочется спать! Что-то обвивается вокруг горла. Я слышу его торжествующий вопль:
– Скоро все познают силу жизни!
Закрываю глаза. И вижу маму. И повторяю за ней:
– Айн Соф Кхарн.
продолжение следует
Предварительный диагноз: Перерождение ч22
Предыдущие части
_____________________________________________________________________________________________
Яичница с беконом в исполнении тёти Кати оказалась выше всяких похвал. Хотя кто бы сомневался. Едва я успел допить кофе (к слову, тоже великолепный, с кардамоном и корицей), как с улицы послышался утробный рычащий звук. Мы вышли на крыльцо и остолбенели от увиденного. За открытыми воротами стояли два настоящих железных монстра. Когда-то они являлись гордостью советского внедорожного автопрома, в народе именуемые просто уазик. Но сейчас угадать родство с легендарной машиной было практически невозможно. Огромные широкие колёса, величиной в половину человеческого роста, выдавались в стороны, грозно ощерившись глубокими бороздами толстых протекторов. Над матово-чёрной крышей возвышалась труба пластикового шноркеля. Рядом с ней расположился двухъярусный ряд квадратных фонарей. На капоте одного из франкенштейнов красовался рисунок оскаленной собачьей морды. Очевидно, это и был «лохматый», повредивший в последней поездке «задние лапы», если можно так сказать. Массивный кенгурятник с катушкой лебёдки довершал образ грозных чудовищ.
Возле ворот стоял Валера, на этот раз полностью одетый в пятнистую военку. Он явно наслаждался нашим молчаливым восхищением. Держу пари, даже ворота открыл специально, чтобы мы сполна оценили красоту его «малышек». Потому что я очень сомневаюсь, что хотя бы одна из них смогла бы поместиться во дворе.
– Вот это да, – выдохнула Кристина, – я такие только в кино видела.
Наш гид довольно улыбнулся, видя нашу реакцию. В машине с мордой собаки открылась дверь, на землю спрыгнул второй молодой человек, чуть постарше, в такой же зелёнке. Он подошёл к нам, кивнул, здороваясь.
– Утро доброе! Я Станислав, ваш второй проводник. Как вам у нас?
– Алексей, – ответил я, протягивая руку. – У вас просто великолепно! Меня так не кормили со времён, как я жил с родителями.
– Не сомневаюсь, – мужчина рассмеялся, пожимая мою ладонь. – Мама может.
– Конечно могу, – раздался позади нас голос тёти Кати. – Привет, Стасик. Пирожки возьмёшь в дорогу?
– Ма, ну когда я отказывался?
Крис с отцом сели к Валере, а мы с Артёмом – в «лохматого». Путешествие на таких прокачанных внедорожниках можно было отнести к отдельному аттракциону. Несмотря на изрядную болтанку, я с замиранием сердца следил за тем, как железный монстр, подминая под себя кусты и молодые деревца, забирался на очередной холм. Чёрт меня дёрнул выбрать место рядом с водителем. Потому что душа натурально уходила в пятки, когда машина ныряла мордой вниз, спускаясь в особенно глубокий овраг. Какое-то время мы ехали даже по руслу небольшой речушки, петлявшей между крутых скалистых берегов.
К полудню наша группа добралась до стоянки на трёх берёзах, где решили сделать небольшой привал. Проводники захватили с собой термосы с чаем, и мы отдали должное пирожкам тёти Кати.
– Ну, как вам поездка? Никого не укачало? – спросил Валера, разливая горячий ароматный напиток по небольшим складным стаканчикам.
– Да даже если я блевану, я потребую ехать дальше, – ответил Артём, откусывая добрую половину пирожка. – Мужики, вы охренеть крутые, клянусь. Так водить – это... ну... у меня слов нет. Кстати, долго вы своих динозавров собирали?
– Год примерно, – сказал Станислав. – Большая часть запчастей под заказ из Японии шла.
– Ого, а что, тут все на таких рассекают?
– Усиляют джипы многие, но вот именно такие – только у нас. Мы с Валеркой в детстве фильм один посмотрели, «Няньки»...
– А я его знаю! – воскликнула Крис. – Точно! Там два брата, здоровенных таких, ездили на огромной машине!
– Да, на бигфуте, – улыбнулся Станислав. – Вот мы и загорелись что-то похожее сделать. Вроде получилось.
– Получилось, – фыркнул Артём. – Я хоть кино не смотрел, но, парни, вы их точно на две головы переплюнули. Даже не сомневайтесь!
– Уговорили, не будем, – Валера сплюнул несколько чаинок, посмотрел в стаканчик и вылил остатки чая на землю. – Ну что, по коням?
Несмотря на то, что водил Стас действительно отменно, один раз нам всё же пришлось остановиться. Артёма таки укачало, и он исполнил свою угрозу-обещание. Вернулся из кустов не такой зелёный, как уходил, и расстроенно произнёс, вытирая рот пучком травы:
– Эх, пирожки жалко...
На Аккемское озеро приехали около пяти часов вечера. Я увидел, что Валера нисколько не приукрасил красоту этого места. Идеально гладкое зеркало воды отражало пронзительное синее небо так, словно было его частью, неведомо как упавшей на землю. По белому каменистому берегу тут и там чернели пятна от старых костров. На другой стороне виднелся неказистый домик с сарайчиком и несколько палаток поодаль, очевидно, таких же туристов. Мы оставили машины ближе к густому хвойному подлеску, забрали рюкзаки и отправились на берег разбивать лагерь возле одного из костровищ. Пока Стас возился с палатками, Валера разжёг костёр и сходил на озеро за водой.
– А что, эту воду можно пить? – осторожно удивился Константин.
– Конечно! – проводник вскрыл коробку с продуктами, достал пачку гречки. – Вы не смотрите, что она мутноватая, это из-за горных ледников.
– Искупаться бы, – мечтательно проговорила Кристина.
– Не советую, вода очень холодная, только если после бани забежать, да и то на пару секунд. Ноги сводит моментом.
После ужина заметно похолодало, и мы уселись вокруг костра, поближе к уютному теплу. Несмотря на недовольные взгляды отца, Кристина прижалась ко мне, положив голову на плечо. Валера что-то тихо бренчал на гитаре, Артём со стилусом в руках полностью погрузился в планшет, очевидно, общаясь с Семёном.
– Скажите, Станислав, – спросил я. – А зверей тут нет диких? Я понимаю, что место туристическое, но всё же.
– В лесу есть, само собой. Но к озеру только всякая мелочь выходит. Сурки, бурундуки, да пищухи иногда.
– Пищухи?
– Ну это что-то типа хомяков. Можете не переживать, в этом плане здесь безопасно.
– Защитишь меня от бурундука? – хихикнула шёпотом Кристина.
– Не знаю, – я посмотрел на неё и улыбнулся. – Но от пищухи точно спасу.
– Ты мой герой.
– Зря смеёшься, не стоит недооценивать бурундуков. «Чип и Дейл» смотрела?
– О да! Я всё думала, кого ты мне напоминаешь? Ты же вылитый Вжик!
– Если бы ваш отец не буравил меня взглядом, – сказал я вполголоса, – я бы вам устроил, мадам, такой вжик...
– Мадмуазель, я бы попросила!
– Да? А по вам заметно.
– Вы, сударь, хам, вы в курсе?
– Согласен, зато какой!
– Какой, какой – мой! – девушка прижалась сильней. – Мой невыносимый хам.
– У ваших ног согласен вечность быть, на мимолётный взор лелеять лишь надежду...
– Ого! Ты даже так можешь?
– Ну вообще в последнюю нашу ночь я вроде неплохо доказал, что могу по-всякому.
– И всё-таки хам, – вздохнула Крис.
Когда совсем стемнело, все разошлись спать. Какое-то время из палатки профессора и Кристины доносилось его ворчливое бормотание.
– Ты внёс разлад в семейную идиллию, – с усмешкой сказал Артём, забираясь в спальник.
– Ничего, привыкнет профессор.
– Может не успеть.
– В смысле?
– Ну ты говорил, ему недолго осталось.
– Тёма, – нахмурился я. – Вот иногда как ляпнешь! Знал бы ты, из какого дерьма он её вытащил, я бы на его месте так же переживал.
– Да ради бога, может, он и отец года, я не спорю. Мне вчера вечером парни мои звонили, там история совсем мутная какая-то. Но вроде что-то нащупали. Завтра обещали перезвонить.
– Ладно, держи в курсе, – я погасил висящий над нами небольшой ночник. – Давай спать. Утро вечера, сам знаешь.
Я проснулся как от резкого толчка. Полежал немного, прислушиваясь к происходящему вокруг. Слева посапывал Артём, где-то вдалеке шумела вода, а совсем тихо, почти на грани слышимости, раздавался странный гул. Очень знакомый гул.
Сделал глубокий вдох, расслабился и выскользнул из тела. Я вышел из палатки в серую ночную тьму. Огляделся: вроде бы всё спокойно. Обернулся назад, в сторону леса... Твою мать!
Сквозь плотный хвойный полог пробивалось пульсирующее оранжевое сияние! Я рванул туда, по привычке отсчитывая про себя расстояние. Метров через восемьдесят выскочил на небольшую полянку. Семён висел в воздухе, почти в центре, широко раскинув руки. Голова была опущена на грудь. Из его тела тянулись к деревьям переливающиеся цветные нити. Ещё одна выстрелила прямо из груди ко мне, но на полпути резко свернула и обвилась о ствол сосны. Кора дерева хрустнула, осыпаясь на землю. Ветви поникли, безжизненно согнувшись вниз. Брат напоминал паука, создающего светящуюся паутину. Я остановился, вытянул перед собой чёрную ладонь с бледно-голубым огоньком. В прошлый раз у меня получилось его успокоить, наверняка получится и в этот. Как объяснять внезапное появление довеска в виде куба из необычного льда, буду думать после. А если повезёт, то к утру Семён уже придёт в себя. Сделал несколько шагов вперёд. Брат зашевелился, с видимым трудом поднял голову. Увидел меня и заговорил. Голос был сиплый и чужой.
– Не надо, стой. Под... подожди. Я п-почти справился. Стой.
Он закрыл глаза, словно пытался сосредоточиться. Рот приоткрылся, по всей поляне растёкся хриплый стон, смешанный со странным клокотанием. Чудовищный в своей красоте перформанс конца света. Я напряжённо стоял и наблюдал. Спустя несколько минут этого жуткого представления паутина начала тускнеть. Она провисала, рвалась на части и опадала. Когда всё закончилось, брат медленно опустился вниз. Покачиваясь, встал, хватая руками воздух, затем тяжело осел прямо на землю.
– Я пытался успеть отойти подальше, – сказал он. – Но иногда это происходит слишком внезапно.
– Как тогда? В квартире?
– Да.
Я подошёл, опустился перед ним.
– Давно это началось?
– Чуть больше года. Раньше было редко, но последнее время...
Семён не договорил, но и так всё понятно. Второй приступ за четыре дня. Плохо дело.
– Почему ты ничего не говорил?
– Зачем? Да и что бы это изменило? Я должен был научиться справляться с этим сам.
– Слушай, ну вместе-то проще. Со Степанычем разобрались и...
– Вот именно! – Семён внезапно вскочил, качнулся, но устоял на ногах. – Сколько ещё ты будешь разгребать за мной дерьмо!? Знаешь, о чём я всё время думаю? Если бы в тот Новый год я не пережрал сраной палёнки и не поймал белку, этого всего вообще бы не было! Понимаешь?! Ладно я свою жизнь сломал, так ты седой, сука, из-за меня! А ты знаешь, что кричишь до сих пор во сне?! А я сижу рядом, слушаю, и мне орать хочется от ненависти к самому себе! Потому что я во всём виноват! И поэтому я сам должен был с этим разобраться. Понимаешь? Сам!
– Погоди, Сём...
Но брат не слышал, его несло дальше.
– Да и как вообще ты себе представляешь наш разговор? Привет, Лёх, как дела? Кстати, меня тут чё-то штырить начало так, что я стольк...
Он осёкся на полуслове, закусив губу. Меня пронзила страшная догадка. Так вот почему он спасал людей, вот что пытался исправить: загладить таким образом жгучее чувство вины. Я поднялся, спросил, глядя ему в глаза:
– Сколько ты уже убил?
Семён разом как-то сник, сгорбился и тихо ответил:
– Восемнадцать человек. Каждый раз, приходя в себя, я молился, чтобы рядом никого не оказалось. Но иногда... не везло. И знаешь, что самое дикое? Я великолепно себя чувствовал после, как будто энергетика жахнул.
– Ты в этом не виноват.
– А кто? Дядя Фёдор из Простоквашино?! А ещё, уж коли у нас вечер откровений, скажу тебе больше. Я очень боялся, что ты прочтёшь в новостях о странных высохших трупах и всё поймёшь. Поэтому я их сжигал. Как тогда, в пещере во время обряда. Ты ещё спросил, почему из ложа пошёл дым. И я ответил: «Кости дымятся». До сих пор помню, как ты переменился в лице. Как передёрнулся от отвращения. Теперь этим занимается твой брат!
Фигура Семёна вспыхнула ярче, заставив меня невольно отступить назад. Он расценил это по-своему.
– Что, думаешь, не стоило меня тогда спасать? – краем глаза я заметил, что стволы деревьев вокруг нас начали дымиться. – Может, ты и прав, – продолжал Семён. – Уж лучше бы Степаныч скармливал никому не нужных алкашей Древу, чем ходячая бомба в моём лице. Уж лучше...
– Ты достал, младший! – с неожиданной для самого себя злостью рявкнул я. – Оглянись вокруг! Из-за твоей истерики тут сейчас всё полыхнёт к чертям! Ты должен был рассказать, потому что мы семья! Потому что две головы лучше, чем одна твоя тупая башка! Ты мог поселиться подальше от людей, пока не научишься справляться с собой, но нет! Вместо этого решил спасать других взамен тех, кого убил! И как, полегчало? Твоё грёбаное чувство вины загнало тебя в тупик! Неужели ты не видишь?!
– Я делал это не поэтому! Ты не знаешь!
– Так расскажи! Сука, просто расскажи! Хватит секретов, брат. Я люблю тебя, но не смогу помочь, пока ты сам этого не захочешь. Пока не примешь себя таким, какой ты есть.
Мы стояли и смотрели друг на друга. В какой-то момент мне показалось, что он сможет вырвать из себя ту боль, что пожирала его изнутри. Но я ошибся.
– Завтра всё закончится, – глухо проговорил Семён. – Я стану обычным человеком и постараюсь всё забыть. Завтра.
Отвернулся и побрёл прочь сквозь сизую дымку тлеющих деревьев.
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Ошибки молодости . Расплата . Не грешите - Карма существует ... 2 часть (финал)
Ошибки молодости . Расплата . Не грешите . Карма существует ...
первая часть☝️☝️☝️
Пост не для впечатлительных . Если у вас тонкая духовная организация - пролистывайте .
... Вова схватил меня так что коляска улетела вниз по лестнице перехода и потащил в машину , но у его Нивы ждал мой брат . Который без разговоров всёк Вове , забрал ключи от Нивы и погрузил Вову в багажник . Потом усадил меня на пассажирское место , сам сел за руль .
Посмотрел на меня вопросительно и сказал : " Ты точно этого хочешь ?"
Я кивнул .
Брат :"обратного пути не будет "
"Само собой " буркнул я .
По дороге Вова вспомнил все молитвы . Уговаривал его отпустить . И потоооом ... сказал нечто что заставило нас даже изиенить наш план ...
Он брякнул что так и умрёт ... девственником ! Ну как мы могли не исполнить последнюю волю моего одноклассника ?
С нами в классе училась Катя , из семьи алкашей которая сразу после окончания школы спилась и стала работать на трассе , обслуживать дальнобоев чтобы прокормиться и достать денег на водку ... в общем если у тебя была пятихатка Катя была твоя со всеми поТРАХами . Мы парнями всем классом уже там успели отметиться в своё время . Иногда даже по трое ...
Звоним ей . Берет трубку . Значит трезвая . Спрашиваем что делаешь ? Она на работе . Отлично ! Скидывай локацию вацапом - мы подъедем втроём ...
Я пересаживаюсь назад . Приезжаем . Забираем Катю . Этот вопит из багажника . Катя садится на лютую измену . Мол на какую не здоровую тему мы её подписываем ?
Мы говорим : да всё отлично это просто "встреча одноклассников".
Рассказываем ей всю историю с начала . Катя в ах¥е роняет сигарету и дрожащим голосом говорит : "А вы знали что год назад была встреча выпускников и до 3х парней староста не смог дописаться через соц сети . Активисты класса поехали по адресам ... их родственники ответили что их сын "ПРОПАЛ БЕЗВЕСТИ" . Причём в разные годы кто два года , кто три , кто четыре назад . Но всегда осенью 1 сентября ...
У меня пошли мурашки по спине !!! Достаем Вову .
"Вова , ты ничего об этом не знаешь ?" Спрашиваем мы !
Вова заикаясь отрицает . Но видно по волнению и дрожи в теле ... что мы на пороге раскрытия серийного удержания в неволе или даже серии убNйств !
Везём Вову на заброшку . Допрашивать . Выползли из тачки . Катя осталась с ним наедине . Сказала что вые ... ой то есть выбъет из него всю инфу своим способом ...
Ждём . Катя стонет . Вова орёт то ли от счастья , то ли от испуга . Минут 40 Катя пытала его . В итоге Вова решился выдать нам его скелеты в шкафу .
Поехали на место заточения . Двое одноклассников Андрей и Вася находились в пригороде на заброшенном заводе где выпускали удобрения . Прикованы внутри цеха . В раздевалке . Андрей который пропал 2 года назад был еле жив . Худой , весь окровавленный , еле дышал . Все в человеческом дерьме . Гора пачек из под собачего корма вокруг . Дышать невозможно . Гнил заживо !
Рядом с ним в метрах 50 был полу разложенный тр¥п Васи который пропал 3 года назад !!! Он находился с Анреем долгое время в одном помещении ! Какой ужас смотреть прикованным на погибающего одноклассника и не в силах ничего сделать . А потом когда он погиб , вдыхать запах разложений и представлять что так же будет с тобой ... от ужаса меня вырвало .
Мы скорее освободили Андрея и повезли в ближайшую больницу .
Сами кинулись на другую локацию канализационный коллектор в спальной части города среди трущёб . Там 4 года назад Вова приковал Олега . Залезли . Светим фонариком . И в ужасе видим останки просто полу скелет , полу мумию ... понятно почему Вова выдал эту локацию второй ...
С ужасом понимаю , просто мурашки по спине что бы было если бы мы не позвонили Кате и ушатали Вову , то в каких мучениях погиб бы Андрюха !
Потом как рассказал Андрей уже после всех этих событий . Вова предлагал им сделку . Если один убь€т другого - то он свободен ! Эксперимент проводил с¥ка ! Но никто из парней так и не предал товарища по несчастью ! Сложно сказать как бы я поступил в той ситуации на месте Васи проведя год в плену ... мысли бы конечно были нехорошие в голове ... но я бы попытался даже в цепи ушатать не Андрюху , а Вову тем что было мне предложено в качестве орудия убNйства , хоть и отвязать бы нас уже было некому и мы бы умерли от голода в мучениях ... или дал бы слабину ... сложно судить... сам находясь в заточении я был готов НА ВСЁ , чтобы освободиться !
Вы не представояете как ценишь жизнь когда её отаётся вот совсем чуть чуть ... и даже когда умираешь , гниешь , инвалид ... всё равно цепляешься за жизнь как за единственное по настоящему ценное ... то прекрасное что недооцениваем мы когда всё хорошо !
В итоге мы : я , брат , Катя решили что даже учитывая что у полиции к Андрюхе и нам будет много вопросов ... Вова должен "пропасть безвести" а не пойти в теплую зону где даже кормят и отнюдь не собачим кормом ...
Повезли его в лес . Брат и Катя выкопали могNлу пока Вова был заперт в Ниве и с ужасом смотрел за происходящим . Затем Брат вырубил Вову . Положили его в яму . Закопали . Ждем . Вова очнулся . Начал хрипеть , задыхаться и отчаянно вопить из под земли ... страшными звуками .
Зрелище было ужасающее . Катя плакала . Первым нервы не выдержали у брата . Он схватил лопату и с криками " мы что животные !" Начал выкапывать Вову . (Если честно если б не он это сделал бы я ползком) . Достал его . Ударил . Прошипел сквозь зубы : " ну ты понял да как это ?" Вова плакал , орал и молился .
Мы решили что дадим ему выбор могNла или чистуха на камеру . (Ведь в этой ситуации и её начале были виновны мы я , Вася , Олег и Андрюха . Мы его сделали монстром .)
Он выбрал жить .
Отвезли его до дома . Вымыли . Переодели . И повезли в ближайший отдел . (Мус@рнулись таки) . Отдали карту памяти с его признанием . Сказали адрес больницы Андрея . Вова рассказал по лес . Нас всех приняли и осудили за самосуд группой лиц по предварительному сговору (удалось отмазаться от попытки убNйства типа в лес повезли пугать и выбивать признания , мочить его не собирались).
Учитывая то что у нас всех была первая судимость . Обстоятельства преступления . Ходатайство мамы Андрея , жизнь сына которой мы спасли ... стараниями адвоката - отделались условными сроками .
Вову же закатали на пятнашку ... без возможности получения УДО . Потом перевели на принудительное лечение в психушку . Адвокат постарался .
Мораль ? Не будьте монстрами - и не породите монстра . То что может для вас казаться шуткой и невинной игрой , для другого человека может быть разрушительно , можете сломать человеку психику .
Всегда нужно оставаться человеком . В любой ситуации . И никто не имеет права забрать у другого жизнь , даже если тот другой - сам убNйца ! Иначе мы ему уподобимся и станем таким как он . И он морально выиграет , а вы проиграете свои принципы и жизненные убеждения !
Я это понял очень поздно , только пройдя этот тяжелый путь и чуть не оступившись из за собственного гнева . Не повторяйте моих ошибок .
ВСЕ СОБЫТИЯ ИСТОРИ ВЫМЫШЛЕННЫЕ . ЛЮБЫЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНОСТЬЮ - СЛУЧАЙНЫЕ .