Мистические новеллы. Рыжая
Рыжая ступила босыми ногами на колкий снег, подпорченный вчерашней оттепелью, но не почувствовала холода. Не ощутила и порывов ветра, который рванул обтрёпанный подол. Вороны всполошились, раскаркались. Не любят эти пернатые сплетницы и воровки Рыжую, поднимают грай каждый раз, как увидят её.
Рыжая двинулась дальше, с радостным удивлением разглядывая всё вокруг. Редко, очень редко доводится увидеть этот мир. Её тень упала на грязно-белую наледь возле скамьи. Молодчик, который сидел на ней со скудной едой в руке и щурился от яркого света, бившего прямо в глаза, отвёл взгляд в сторону и поднял удивлённо брови. Понятно, он увидел тень Рыжей. Тот-то удивился, ведь он один в парке!
Рыжая хотела брести себе дальше, но задержалась. Она уже знала, что у молодчика много всего на душе: тоски, забот, непростых решений. И ему предстоит тяжкий труд. Вон во что превратили большой деревянный дом — в стены без крыши, груду досок и мусора. А ему убирать. И заплатят мало, едва хватит на неделю. Этот дом Рыжей никогда не нравился, она была рада, что его сносят. А вот молодчика пожалела. Помочь ему нужно, заставить ветер унести с собой печаль и боль, солнышком согреть его лоб и руки…
Эх, сил нет. Рыжая сейчас мало что может. Разве что бликовать в лучах солнца да тащить за собой чернильную тень. Это всё, что ей осталось.
Рядом с молодчиком рядом уселся пожилой человек. Рыжая присмотрелась: вовсе не пожилой. Лет ему ещё меньше, чем молодчику, да только выглядит так, что краше в гроб кладут.
— Лопаешь? — спросил «пожилой», одетый в куртку с чужого плеча. — Не утерпел? А в обед что жевать будешь?
Молодчик пожал плечами и отправил в рот остатки котлеты с булкой, бумажкой вытер пальцы и спрятал её в карман: рядом не было урны. «Пожилой» презрительно, как на дурачка, глянул на него — рядом полно куч мусора, в любую бросай.
— Помоги куски дранки со штукатуркой перевернуть, — пристал «пожилой». — Может, найдём чё, загоним, деньжат подымем.
— Нет там ничего. Ребятня уже всё излазила. Про находки — тоже ерунда. Скоро машина подъедет, ещё наработаемся, — ответил молодчик.
— Скучный ты, Серёга, — помолчав, сказал «пожилой». — Таким в жизни не везёт.
Рыжая была с ним полностью согласна. Этому Серёге действительно не везло с работой. С любимой тоже, девушка требовала то одно, то другое. А вот про находки совсем не ерунда. Даже обидно.
— Проклятый дом, — сказал «пожилой».
Он вложил в эти слова свою неустроенность и непреходящую злобу на весь мир.
— Дом как дом. В нём были кружок авиамоделистов и библиотека для детей. Мой папа туда ходил. А ещё раньше на месте парка шумела слобода... И вот теперь мы разберём и вывезем, и прошлое, и память о нём, — устало возразил Серёга.
Он с утра был усталым. Рыжая знала, что такое не к добру. Это её опечалило ещё сильнее.
— Ты ж у нас историк, — не отстал от напарника «пожилой». — Должен все истории знать, с чего бы этот дом так долго не трогали. Торчал, как короста, в парке. В таких местах всегда что-нибудь найти можно. Пашка однажды в подвале старой двухэтажки разжился монетами.
— Антоха, хорош парить мне мозги всякой ерундой. Ты давно Пашку-то видел? Он уже три года в больничке. Там ему лечат душу, — рассердился Серёга.
— Не может быть! — возмутился Антоха. — Он клад нашёл, потихоньку обратил его в наличку и свалил из города.
Серёга только покачал головой. Люди верят в чужую мифическую удачу и надеются, что чудо случится и в их жизни.
— А хочешь, расскажу, как всё на самом деле было? — спросил Серёга.
— Про Пашкин клад? — оживился Антоха.
— Нет, — ответил Серёга, который ещё на первом курсе писал курсовик по истории края и про ведьмин дом тоже упоминал. — Более века назад начался в слободе пожар, огонь просто слизнул её за день. А перед этим домом остановился. Люди подумали: беда — дело рук ведьмы, которая в нём жила. И устроили самосуд, заперли ведьму с молоденькой внучкой и попытались поджечь. Не с первого раза, но злодейство им удалось. Вмешались жандармы, пожар потушили. А в доме нашли только один обгоревший труп. Кто-то из ведьм выжил. С тех пор и пошли гулять всякие домыслы о проклятии и мести.
— Разве место не проклятое? — удивился Антоха. — Та ведьма и прокляла.
— Может, она город спасла от огня, — не согласился Серёга. — Сто пятьдесят лет назад наш город больше, чем наполовину, был деревянным. Пожар захлебнулся как раз у дома ведьмы.
— Да просто потушили, — возразил Антоха.
— Потушили при ураганном ветре, который вошёл в историю вместе с пожаром? Сомнительно, — задумался Сергей.
…Рыжая ступила на талый снег, чёрный от сажи. Не весна пробудила ручейки, а пламя растопило наледь. Над головой — не ясное небо, а огненные мотыльки в облаке пепла. Не птицы поют — люди плачут, не собаки лают — злобно кричат пожарные, бьют в медный колокол на телеге.
А в ушах слова бабушки, Анны Куприяновны:
— Беги, Анютка, спасайся!
Рыжая тогда припала к бабкиным ногам, хоть и поссорились они недавно. У неё до сих пор синяк на лбу от скалки.
— Бабонька, а как же ты? Прости меня за всё! Буду по старым книгам учиться, делать, что ни скажешь. Антипку своего забуду! Только пойдём отсюда!
А в избе слышался треск деревянных соседских домов, пожираемых пламенем, клубами стоял плотный сизый дым, от которого перехватывало горло.
— Беги, непослушная… я огонь держать буду…
— Тогда вместе, бабонька, держать будем!
— Дурная голова! Как ты такую силищу держать будешь, коли не наших ты кровей? Приблуда с базара, вот ты кто! Подобрала тебя из жалости, хотела вырастить да гадать научить для пропитания. Беги из избы сей же час!
Вот так Рыжая лишилась своего имени — Анна. Бабка говорила, что в их роду одно имя на всех. И мать Рыжей звали Анной. Если же она не мать ей…
Рыжая ещё с большей силой стала упрашивать старуху, глаза которой через дым отсвечивали красным, а лицо почернело, как уголь:
— Не брошу я тебя! Дура была, захотела убежать с Антипом. Прости. Шагу не сделаю из избы без тебя!
Бабка вдруг повалилась на пол. Руки-ноги задёргались, изо рта раздался звериный вой.
Рыжая кинулась к двери — на помощь звать. Но кто поможет умирающей ведунье? От двери метнулась к книжкам и бутылочкам в поставце, где обычные люди посуду держат. Может, какое-нибудь заговор или снадобье попадутся. Но застыла с раскрытой книгой посреди горенки — огня-то за окном не видно. Только ночь от дыма посреди белого дня. Бабонька беду отвела? Не будет чернеть пожарище вместо города?
Бросила взгляд на старуху и заголосила: её строгая бабка стала похожей на головню.
А за окном раздались злые голоса. Все хаяли Куприяновну и винили её в пожаре, подначивали друг друга спалить ведьминское логово. Рыжая закрыла лицо руками от отчаяния. Люди нажитого лишились, кто их остановит?
Но старческим дрожавшим голосом закричала нищенка Потычиха. Она скиталась, воровала, клянчила и разносила худую молву. Куприяновна постоянно прикармливала убогую, но не от жалости. Словно бы Потычиха имела власть над ведуньей.
— Окститесь, добры люди! Девка не родная внучка ведьме! Сгубите невинну душу! Она не в ответе за пожар! — и Потычиха забилась в кашле.
— Тебе-то откуда знать? — крикнул злой голос.
Толпа не сдала назад ни на шаг — так велика была бессильная злоба погорельцев.
— Сама… я сама к ней дитятю привела… нашла под телегой… Подумала… Куприяновне утехой после смерти дочери будет,— задыхаясь от дыма, попыталась сказать Потычиха.
Но разве послушают убогую?
Лом выбил оконную раму. Рыжая отняла руки от лица и увидела глаза соседа — прежде добродушные и голубые, они были сейчас темны от лютой ненависти. Но, встретив взгляд Рыжей, сосед попятился и скрылся в толпе.
В окно полетели горящие обломки. Рыжая не закричала, прося пощады, не бросилась прятаться в подпол. Просто окаменела в горе и отчаянии. И головёшки рассыпались прахом у её ног. Дым лизнул подол рубахи и рассеялся.
Рыжая поняла, что сейчас она может всё, хоть и чужая в ведьминском роду.
Может выйти из избы и разметать взглядом толпу.
Может обрушить на людей небесную кару.
Может наказать за предательство соседа, которому Куприяновна столько раз помогала.
Но ведь бабонька ради людей погибла… Значит, и ей не след поступать против… Было очень трудно остановиться, обуздать силищу. Ещё труднее — позабыть обиду. Рыжая справилась, только надорвалась… Ступила на снег и растаяла в дыму.
— А-а-а! — заорал кто-то. — Вон она, молодая ведьма! Её огонь не взял! Берегись, народ, она мстить начнёт!..
— Да где ты её увидел-то? — выкрикнул кто-то.
Люди опустили головни, топоры и ломики
— Глаза отвела и скрылась! Только её тень на снегу…
И толпа отхлынула от большого двухэтажного дома. Каждый, пряча лицо, заспешил прочь.
Подъехал грузовик, и рабочие-сдельщики принялись за грязный и малооплачиваемый труд. Антон вызвался отрывать доски встроенных шкафов, но ворчать и обижаться на всё на свете не перестал. Не было нигде клада, что поделаешь! Вдруг очередное ругательство словно застряло у него в зубах. Он воровато оглянулся, вытащил что-то и накрыл снятой курткой. Сергей лишь улыбнулся и сделал вид, что не заметил.
На следующий день зима решила вернуться, засыпала обильным снегом руины дома. Сергей по обыкновению дожидался начала работ на скамье. Подошёл Антон и протянул ему свёрток:
— Это по твоей части… историк. Думал, чё годное, а оказались книжонка. Да ещё непонятно от руки написанная. Ты глянь, может, в ней есть про то, где клад схоронен. Тогда добыча пополам!
Сергей посмотрел на заскорузлый, объеденный мышами кусок кожи, в который была завернута прошитая тетрадь, и вдруг заинтересовался:
— Это отчёт брандмайора пожарной службы… Кто ж его припрятал? Или случайно завалился и не был утилизован… Да, Антоха, это клад. Как у тебя глаза заблестели-то!.. Не продашь ты его, никому он не нужен. Разве что для пополнения фактов истории нашего города. Дай полистать.
Антоха неохотно, с недоверием протянул тетрадь. Сергей прочёл несколько страниц и сказал:
— Тут кое-что проясняется о пожаре. Начался он на постоялом дворе с лабазами, сенниками и конюшнями. Один приезжий из харчевни вышел, до гостевого дома не добрался, спьяну трубку в сено уронил, и пошло полыхать… Огонь и вправду остановился на доме так называемой ведьмы. Хорошо, что всё днём случилось, из жертв, не считая обожжённых, только одна ведьма указана. И это просто чудо какое-то!.. Невероятно при бедствии такого масштаба. В поджигательстве никто уличён не был. Странно как-то… Легенды говорят другое о проклятии и мести.
Антоха слушал напарника и хмурился. На что ему отчёты и легенды? Может, удастся эту тетрадь коллекционерам продать? А Сергей продолжил рассуждать:
— Такое впечатление, будто кто-то захотел открыть нам правду. Вот и сохранил отчёты, написанные ради формальности. Для чего же ещё? — задумался Сергей. — Кто-то очень постарался защитить слободчан, мол, не виновны они в злодействе, не жгли ведьму. Брандмайор? Становой пристав? А если не жгли, не было и проклятия. На пустом месте возникла легенда.
— Вот чёрт, шпана зайчиков пускает, что ли! — воскликнул Антон и заслонился рукой от вспышки.
Сергей тоже разинул рот от удивления: перед ними воссияло маленькое солнце. Потом свечение потеряло яркость и словно растаяло в воздухе. Секунду-другую за снег цеплялась тень, но и она исчезла.
— Слушай, Антоха, я сейчас подумал, что вот это всё, — Антон постучал по переплёту тетради: — Это всё нужно если не в историю города внести, то очерк написать. Или даже рассказ.
Сергей и Антон глубоко вдыхали морозный воздух, в нём слышался пряный и пьянящий запах оттепелей. И здоровье, надежда, бодрость вливались в кровь. Сергей и Антон откуда-то узнали, что следующее утро будет совершенно другим.
А что могла сделать для них ведьма, уходя навсегда? Парни без всякого колдовства сделали для неё больше.
…Рыжая ступила на снег и поморщилась: он присыпал колкие льдинки, которые сразу же ужалили ступни. Ничего страшного, она на свободе. Напрасно всю зиму бабонька прятала катанки и чирки, напрасно на ключ запирала дверь, чтобы Рыжая не убежала. Её ничто не удержит. Бабонька в неё так и не смогла поверить, а внучка на многое горазда: и через стены пройти, и через камень, через прошлое и нынешнее. Всё для того, чтобы убежать с Антипом, своим любушкой, на край света. Скрыться в том самом дне, когда они были счастливы и полны надежд.
Антип расплетёт её косу, станет наматывать на пальцы рыжие, как огонь, прядки, ласково прошепчет: «Анютка моя». И мир сложится правильно, как это всегда бывает на небесах. А на земле не будет привязчивой тени, ведь никто из ныне живущих её не заслужил — тени из глубины веков.