Глава 5. Прощай родная деревня. В двух частях. Часть вторая
На следующее утро наступил Покров день. Федот, взяв двух мужиков с оружием для охраны, а третьего за кучера на бричке, поехал с пудом золота к своему будущему дому, с надеждой, что там его уже ждёт продавец. Остановившись у ворот, наш герой вошёл во двор, неся в руке мешочек с золотом.
На ступеньке лестницы, ведущей на крыльцо второго этажа, сидели двое, один уже знакомый управляющий, только сегодня одетый в добротный чёрный полушубок из овчины и волчий треух на голове, а на ногах тёплые сапоги.
Вторым был барин, в дорогой атласной шубе, отделанной вышивкой и соболем по вороту, на голове очень дорогая шапка из морского белька. Он явно вёл праздный образ жизни с самого детства, в его двадцать три года уже выпирал животик, лицо было рыхлым и одутловатым. Нос картошкой, с красными прожилками, говорил о его пристрастии к медовухе и заморским винам. Руки, никогда не видевшие физического труда, выглядели белыми, холеными, и было ощущение, что вместо пальцев, торчали мясные обрубки, украшенные аккуратными маленькими ноготками.
Мужчины одновременно встали, как только увидели вошедшего во двор Федота, а он впечатлял своим внешним видом. Высокий, широкоплечий, крепкий купец, в коротком полушубке из волка, на голове малахай из рыси, сделанный по монгольскому образцу c большим лисьим хвостом сзади. Важно поздоровавшись, наш герой представился:
— Купец Олешкин Федот Елисеевич. И стал ждать ответа.
Молодой человек очень вальяжно произнёс:
— Филиппов Алексей Владимирович, хозяин этого дома по наследству от покойного папеньки.
Купец Олешкин протянул мешочек с золотом, что принёс с собой молодому барину. Тот взял его в руки, но тут же выронил себе под ноги. Глеб Иванович быстро нагнулся и поднял пудовый мешочек.
— Иди, взвесь золото, — велел барчук управляющему.
Тот сходил на кухню, где находились напольные весы и, вернувшись доложил:
— Пуд с излишком, Алексей Владимирович.
Филиппов протянул Федоту бумагу и сказал:
— Вот купчая, осталось фамилию покупателя вписать и расписаться.
«Хорошо, что Бонда научил меня читать и писать, долгими вечерами на заимке», — подумал про себя наш герой. Глеб Иванович принёс перо и чернильницу, а покупатель прочитал купчую и расписался, пристроившись на перилах лестницы.
— Ну, всё Федот Елисеевич – живи и радуйся, а я поехал в Москву, —важно заключил Алексей Филиппов.
Э-э нет, продавец, так не делается, два свидетеля должны сделку подтвердить, а здесь только Глымов Глеб Иванович расписался, — сказал Федот, как учил его отец Сергий.
Московский купец покраснел ещё больше, ведь ему указывал какой-то тучинский купчишка, но уняв эмоции быстро вымолвил:
— А пойдём к соседу, я видел его бричку у ворот, значит и сам дома.
Подойдя к резным дверям соседского дома, Филиппов не стучась, толкнул её и крикнул в открытый проём:
— Маратка, салям алейкум! Ты где?
Из комнаты вышел мужик, больше похожий на бочку, к которой приделали руки, ноги и лысую голову. Отсутствие бороды говорило о его мусульманской вере.
— Це те надо Лёска?— неестественно пискляво спросила «говорящая бочка».
— Вот дом продал, надо купчую заверить, — заявил московский купец.
— А-а, однако, тафай, — ответил сосед и прежде, чем расписаться спросил обоих:
— Однако какие претензии друг к другу иметь?
— Нет, — одновременно ответили продавец с покупателем.
— Ну, такта добро к нам сосед, Федот Елисеич!— сказал басурманин, расписываясь в купчей.
Новый хозяин дома забрал бумагу, в которой прочитал, что написал сосед. «Хафизов Марат Кужебетович».
Распрощавшись со всеми, Филиппов велел управляющему положить золото в его бричку и, усевшись поудобнее, приказал кучеру трогаться в дорогу.
—Добро пожаловать домой Федот Елисеевич, — сказал управляющий с глубоким поклоном.
— Да ладно, Глеб Иванович, ты особо спину не ломай передо мной, я из простых вышел, и всё этакое не люблю, — ответил дружелюбно наш герой.
— Понял, когда домой ждать? Слуги все на месте, сказал управляющий.
— Надо ещё на ярмарку попасть, кое-что закупить для новоселья. Будут телеги подъезжать с товаром, сам сообразишь, куда что деть. А я с семьей к вечеру приеду, — ответил Федот, садясь в бричку.
На постоялом дворе, забрав мешочек с золотом, с отцом Сергием поехали на ярмарку. С купцами, торгующими крупным товаром, ковры, подушки, одеяла, перины, договорились, что те сами доставят покупки в новый дом купца Олешкина. А мелочёвку брали с собой, детскую утварь, игрушки и девичьи украшения накупили в большом количестве. Вечером того же дня, небольшой обоз выехал из ворот постоялого двора. Первой ехала тройка вороных, запряжённая в бричку, где за кучера сидел отец Сергий, а на мягких сиденьях расположились Федот и Глафира с Таисией на руках. Рядом с ней сидела Полина. Одета семья была, как подобает купцам. Остальные телеги, гружёные домашней скотиной и узлами с пожитками следовали за хозяином.
Когда ехали по купеческой слободе, многие её жители вышли из домов и рассматривали новосёлов. Ворота были уже заботливо распахнуты, и обоз плавно втянулся во двор купеческого дома. Возле крыльца в одну линию стояло человек десять разного пола и возраста.
К Федоту подошёл Глеб Иванович и, поклонившись, вымолвил:
— Вот, Федот Елисеевич, вся прислуга, что работала у Филипповых, проверенные и надёжные, много лет здесь трудились.
— Ну, давайте знакомиться, Глафира Сергеевна, моя жена, прошу любить и жаловать, в моё отсутствие она всё решает. Наши дети, Фёдор, Полина, Силантий и Таисия прошу почитать, но если кто из них натворит что-то, мне или супруге скажите, — закончил хозяин и подошёл к первой женщине из ряда слуг.
— Повариха Вера, — с поклоном представилась дородная, розовощёкая женщина лет тридцати пяти.
— Помощница Веры, Анфиска, — сказала и хихикнула непонятно зачем молодая девка, лет двадцати, и поклонилась только после того, как повариха ткнула её в бок.
— Степан, конюх, — проскрипел крепкий старичок, лет сорока пяти.
Феофан, истопник, — представился не высокий, коренастый, тридцатилетний мужик.
— Лукерья, нянька, пропела нежным голоском миловидная женщина, неопределённого возраста.
—Афоня, подай-принеси, пошёл куда-нибудь и больше не мешайся, — юморил молодой парнишка.
— Илья, ночной сторож, пробасил здоровенный мужик, цыганского вида.
— Пётр, тоже сторож, — сказал ещё один здоровяк, лет тридцати пяти.
Закончив знакомиться со слугами, Федот спросил у управляющего:
— Какая плата была у этих людей?
— Неплохая, по два злотника в год. Стол постоянный, у кого своего дома нет, тем угол давал старый барин, на праздники не забывал подарочком одарить, бабам, то платочек расписной, то отрез на юбку, мужикам, то картуз, то рубаху, — объяснил управляющий.
— Ладно, с сего года у каждого из вас, в том числе и у тебя Глеб Иванович, плата будет в два раза больше прежней. А по большим праздникам, на Рождество, Крещение, Пасху и Троицу, ещё буду давать деньги, а не тряпки, но всем по-разному, в зависимости от вашего усердия и послушания, — подытожил новый хозяин дома.
По ряду слуг, прошёл шёпот одобрения и все стали усердно креститься.
Все, кроме Веры и её помощницы Анфиски, навалились на разгрузку телег с узлами. Глеб Иванович суетился, руководил работой, говорил что, куда нести. Федот лично перетащил оставшееся золото в кладовку под надёжные замки. Через десять минут двор опустел. Там остались стоять, привязанными к забору, только четыре оседланных чужих коня.
— Ну, Глеб Иванович, и вы добрые люди, на сегодня всё, давайте отведём праздник, Покров Божьей Матери. Вера нас накормит, если что не хватает, докупи, денег сколько надо дам, — сказал Федот, и обратился к отцу Сергию и его мужикам со словами:
— А вы как, с нами или поедете домой?
— Дорога дальняя, только ночью дома будем, ты уж не обессудь, Федот Елисеевич, посидим ещё вместе за праздничным столом, — извиняясь, ответил отец Сергий.
Федот запустил руку в мешочек и достал четыре не больших самородка. Раздал каждому со словами благодарности и добавил:
— У кого будут проблемы, обращайтесь, не стесняйтесь, чем смогу, помогу.
Священник и трое мужиков, тепло попрощались с купцом, ловко вскочили в сёдла и, стеганув плёткой своих коней, пустились галопом в обратный путь.
Федот с семьёй и управляющим зашли в трапезную и удивились от вида накрытого стола.
Посередине, на большом серебряном блюде лежал целиком жареный гусь, обложенный мочёными яблоками и обильно посыпанной брусникой. Каждому члену семьи была поставлен китайская фарфоровая тарелка, а рядом с ней лежали серебряная вилка и ножик. Из-под крышки семейной ендовы, струился вкусный запах тушёной капусты. На подносе возвышалась горка аппетитного ржаного хлеба. Кроме этого, находились блюда со всевозможными закусками – огурцы из дубовой бочки, морошка в меду, грибы солёные с укропом и луком, яблоки мочёные в смородиновых и вишнёвых листьях, а уж, сколько на столе красовалось искусно сделанных пирожков и не счесть. Из напитков, в штофах стоял фруктовый взвар и большой, горячий, с пузатыми боками самовар.
Чинно прочитав молитву, хозяин с семьёй и Глебом Ивановичем начали вкушать яства. Наслажденье и удовольствие от еды проявлялось на лице каждого.
Это была первая барская трапеза в жизни Федота и его домочадцев.
Показав каждому ребёнку свою комнату и кроватку, супруги удалились в свою спальню. Впервые в жизни они легли на перину из лебяжьего пуха, покрытую шёлковой китайской простынёй. Потушив свечи, наш герой погрузился в глубокий, спокойный сон, но разбудят его, как всегда первые лучи солнца. И независимо о того, кто он, заяц или волк, будет бежать, работать, думать, творить с утра до ночи. А вот каков будет итог его трудов, знает только Всевышний.