- Мне кажется, экономить на освещении коридоров это странная прихоть, на психоз похоже, - заявил ардипитек доктору, уже выходя из блока экстренной медицинской помощи, - я бы проверил Капитана какими-нибудь вашими психотестами и шизокартинками. А то из-за этого здесь становится ещё опаснее. Чуть себе шею не свернул, пока тащил сюда этого вашего полумёртвого пациента.

- Живого! Живого пациента, господин помощник капитана. И, я уверяю вас, таким он и останется. И ещё очень надолго, - говоря это тётяКлуня разрезала хирургическими универсальными наноножницами шикарный малиновый скафандр на Вадике, пыхтела и отплёвывалась от усердия. Картина специфичная и требующая привыкания.

Ардипитек сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, и ещё раз - вдох и плааавный выдох. В этот самый момент его впервые посетила мысль, которую позднее он формулировал витиевато и обтекаемо - "никак не могу понять как одна и та же женщина может выглядеть так по-разному. В гиперпространстве она умопомрачительно красива, а в обычном космосе ..." - тут он слов подобрать не решался, а просто пожимал плечами.

Был ли причиной этого явления портрет тётиКлуни - который он нарисовал, в который вложил своё видение красоты, и который непонятным образом взаимодействовал с моделью, или же эта способность была присущей всем женщинам мира ("дефолтная опция", как бы сказал искусственный интеллект Манохин) - ардипитек не знал.
Не знал и Капитан. Однако одновременно с этой глубокой мыслью, с этим откровением, которое посетило мозг его помощника, в мозге самого капитана совершенно буднично и заурядно сработал вживлённый трекер - искусственный интеллект Манохин был обнаружен на расстоянии в четыреста тысяч километров по носу корабля и двухсот пятидесяти лет в плюс по линии времени от точки текущего пребывания.

Меня отправили не в обычный университет. Мой ум был «стратегическим активом» как сказал товарищ Ван. Такие активы хранят в надёжных сейфах и развивают особыми методами. Для меня таким сейфом стал монастырь Шаолинь. Нет, не тот, что мелькает в фильмах для туристов, а настоящий, скрытый в глубине гор Суншань. Здесь не было паломников с фотоаппаратами, а были только суровые монахи и избранные дети с особыми талантами, которых государство взяло на заметку. Перед входом висела табличка с древними текстами:

Монастырь Шаолинь является одним из одиннадцати объектов Всемирного культурного и исторического наследия ЮНЕСКО в районе гор Суншань. Он был основан в 495 году нашей эры, в период империи Северная Вэй или Бэй Вэй, по приказу императора Сяовэнь-ди для индийского монаха Бадхи или Ба То.

Монастырь расположен в лесном массиве у подножия горы Шаоши, что и послужило происхождению его названия «Шаолинь». «Линь» — лес, «Шао» — гора Шаоши.

Около 527 года, в период правления императора Сяочжан-ди, в Китай прибыл Бодхидхарма или Дамо, буддийский монах, считающийся 28-м патриархом буддизма. Он провёл в монастыре девять лет в медитации и основал уникальное учение, объясняющее смысл жизни, которое получило в Китае название «Чань-буддизм» или Чаньцзун. Шаолинь стал колыбелью Чань-буддизма, а Бодхидхарма — его первым патриархом.

В начале эпохи Тан тринадцать монахов-шаолиньцев помогли будущему императору Ли Шиминю в борьбе за престол. С тех пор монастырь Шаолинь приобрёл славу и почётное звание «Первый монастырь Поднебесной».

Архитектурный комплекс монастыря Шаолинь является главным культовым и административным центром. Его общая площадь составляет около тридцати шести тысяч квадратных метров. В центре комплекса расположен многоуровневый двор с постройками, возведёнными в эпохи Сун, Мин и Цин. Эти здания являются бесценным историческим и культурным наследием, где и сегодня можно предаваться философским размышлениям и оттачивать боевое мастерство.

Здесь со мной работали не просто учителя, а люди, чьё тело и разум стали одним целым. Мой главный наставник, Мастер Цзинь, был худым и невысоким, но когда он двигался, казалось, будто он парит в воздухе. Его глаза видели не просто мои движения, а читали мои намерения и саму структуру моего мышления.

— Ты мыслишь прямолинейно как твои формулы, — сказал он мне на первой же тренировке, легко уходя от моего самого быстрого и хитрого удара. — Ты ищешь кратчайший путь от А до Б, но настоящая битва происходит не между точками. Она происходит здесь. — Он легонько ткнул пальцем мне в лоб, а затем в грудь. — И здесь. Пока ты не научишься чувствовать поток, ты будешь предсказуем, а предсказуемость смерти подобна.

Он начал ломать мой ум, чтобы перестроить его заново. Тренировки были адскими. Меня учили не просто драться, а читать бой, позволяя атаке противника проходить сквозь меня и использовать эту энергию против него. Принципы тайцзи, которым я учился в Удане, здесь доводились до инстинктивного уровня.

Но самое главное, меня учили искусству маскировки. И дело было не в том, чтобы просто наклеить бороду или надеть другую одежду, а оттачивалось само умение становиться другим человеком. Меня тренировали менять походку, тембр голоса, привычки и даже образ мыслей.

— Чтобы обмануть врага, ты должен сначала обмануть себя, — говорил Мастер Цзинь, заставляя меня часами изображать из себя то старика торговца, то молодого мажора из Гонконга. — Твоё тело должно врать так же убедительно как и твой язык, а твой разум должен верить этой лжи ровно настолько, чтобы она стала правдой. Меня учили как правильно использовать технику «Стены Бамбука».

По ночам мы не спали. Нас учили техникам контроля сознания, позволяющим обходиться без сна сутками, сохраняя ясность ума. Меня учили не думать! Нужно было отпускать логические цепочки и действовать на чистой интуиции через слияние с окружающим миром. Это была очень сложная задача. Необходимо было заставить замолчать внутренний диалог, который был моей сутью.

Рассвет в Шаолине был не просто сменой времени суток, а настоящим таинством. Холодный утренний воздух наполнял тело бодростью. Ещё до первого удара колокола, я уже стоял на пустом тренировочном поле, залитым предрассветным светом. Моим утренним ритуалом была работа с деревянным манекеном. Это была не грубая отработка ударов, а практика «Прилипающих рук».

Я погружал руки в воображаемый поток, двигая ими медленно и непрерывно, ощущая кожей малейшие изменения в воздухе. Ладони должны были чувствовать не силу, а поток. Сначала это были просто механические движения, но с каждым днём я начинал улавливать всё больше и больше. Я чувствовал как воздух сопротивляется и обтекает, как рождается инерция и где её можно перенаправить. Это был диалог с невидимым партнёром, где руки учились чувствовать мир на более высоком уровне. В этой тишине и сосредоточенности я находил ту же чистоту лишённую суеты, что и в решении сложной математической задачи.

Позже, когда солнце уже припекало спину, мы отрабатывали технику «Толкающие руки» с напарниками. Моим визави был суровый северянин, чья сила могла опрокинуть быка. Раньше я пытался противостоять ей в лоб, и каждый раз оказывался на земле. Теперь я применял принцип «Прилипающих рук».

Я не сопротивлялся его мощному толчку. Наоборот, я принимал его, присоединялся к нему, чувствуя ладонями малейшее изменение вектора его силы. Когда он толкал, я слегка уступал, пропуская его силу мимо себя, и лёгким движением запястья направлял ее в пустоту. Он шатался, теряя равновесие, и его собственная мощь обращалась против него. Это был не триумф силы, а глубина понимания.

После одной из таких схваток, когда мой напарник в изумлении разглядывал свои руки, будто видя их впервые, ко мне подошёл Мастер Цзинь.

— Ты начал видеть, — сказал он не мне, а в пространство передо мной. — Большинство думает, что «Толкающие руки» — это борьба. Но это ошибка.

— Это что же тогда? — выдохнул я, вытирая пот со лба.

— Это тренировка восприятия, — его глаза блеснули. — Ты учишься читать оппонента, чувствовать его центр, импульс, страх и решимость ещё до того, как он сам их осознает. Ты практикуешься не бороться с силой, а делать ее своей союзницей. В этом суть. Побеждает не сильнейший а тот, кто видит истинную картину боя.

Его слова пронзили меня как молния. Я внезапно осознал, что все эти недели я учился не драться, а шпионить.

«Прилипающие руки» — это умение чувствовать скрытые намерения, улавливать невысказанные мысли в беседе, считывать микровыражения на лицах врагов.

«Толкающие руки» — это стратегия управления противником. Не лобовая конфронтация, а мягкое направление его планов, амбиций и его же сил в нужное для тебя русло, чтобы он сам себя уничтожил.

Я шёл на завтрак и мой разум был ясен как никогда. Драка на ковре была лишь моделью, упрощённой вселенной. Настоящая битва, к которой меня готовили, происходила в кабинетах власти, в финансовых отчётах, в сетях цифровых коммуникаций. И теперь у меня был ключ. Я должен был стать «толкающими руками» для целых корпораций и правительств. Чувствовать их слабые места, скрытые импульсы и использовать их же собственную мощь для достижения целей моей Родины.

Однажды, после месяцев изнурительных тренировок, Мастер Цзинь привёл меня в пещеру за монастырём. Внутри на стенах были высечены древние диаграммы, схемы, сложные геометрические построения, перемежающиеся с фигурами боевых искусств.

— Секреты Шаолиня, — сказал он. — Но не те, о которых кричат на показательных выступлениях. Вот она, математика боя, алгебра обмана, геометрия смерти.

Я смотрел на стены и у меня перехватывало дыхание. Здесь были запечатлены те самые паттерны, которые я интуитивно видел в падении капель и движении стеблей бамбука. Они были формализованы, доведены до уровня смертоносной науки. Вот траектория удара, рассчитанная для обхода любой защиты. А тут изображён оптимальный угол для нейтрализации силы противника.

Мастер Цзинь подошёл ко мне вплотную.

— Тебя прислали ко мне не для того, чтобы сделать тебя монахом воином. Ты должен научиться решать уравнения, оставаясь невидимым. Ты должен стать оружием, которое думает, самым опасным видом оружия.

В тот момент, в свете масляной лампы, озарявшей древние формулы на стенах пещеры, я окончательно понял свою судьбу. Из мальчика, влюблённого в числа, меня превращали в идеального оперативника. Моя родина забирала мой ум, тело и душу, чтобы я стал её глазами, ушами и мечом в войне будущего. Глядя в твёрдые как гранит глаза Мастера Цзиня, я осознал что готов к этому.

***

Воздух в закрытом зале для практики с оружием был особенно спёртым. В руках у меня был не стальной меч, а тяжёлая бамбуковая палка, «цзянь» для начинающих. Её вес, как и многое в этом монастыре, был обманчив. Управлять ею поначалу очень сложно, но я быстро учился.

Наш наставник по фехтованию Мастер Вэй был молчаливым человеком с руками, покрытыми старыми шрамами.

— Меч это продолжение твоего намерения, — сказал он. Его голос был тихим, но резал тишину как клинок. — Он не рубит сам по себе. Им управляет твоя воля. Если твои мысли хаотичны, то и клинок будет метаться как испуганная птица. А вот если твой дух силён, то он станет молнией, направленной в одну точку. Познайте глубину и суть этого!

Поначалу у меня плохо получалось. Бамбуковая палка была непослушной, а её конец описывал неуклюжие размашистые дуги. Я пытался рассчитать траекторию с помощью моей любимой математики, но постоянно опаздывал. Я опять ощущал себя деревенским мальчуганом, пытающимся нарисовать параболу на песке, который тут же осыпается.

Разочарование давило на меня изнутри. Я был силён в цифрах, но здесь, с этим простым куском бамбука, я был никем. Гнев заставил меня сжать палку так, что мои костяшки пальцев побелели. Я сделал резкий сильный выпад, желая просто проткнуть мишень, но палка вильнула, соскользнула и больно отскочила мне в запястье.

Мастер Вэй наблюдал за мной с каменным лицом.

— Ты борешься с ней, — констатировал он. — Ты видишь в ней противника. Пока не подружишься, будешь бить сам себя!

«Подружиться». Это слово задело что-то в глубине моей души. Я закрыл глаза, отбросил гнев и попытался просто ощутить вес палки чтобы найти баланс. Нужно было найти точку опоры, где её центр тяжести встречался с моей ладонью. И тут в моем сознании что-то переключилось. Я перестал видеть палку, а увидел совершенную линию, заданную вектором. Её движение в пространстве описывалось не хаосом, а законами механики. Угол атаки. Скорость. Инерция. Мой разум, привыкший к вычислениям, наконец-то заработал на полную.

Я снова поднял бамбуковую палку. Но на этот раз, ощущая не просто кусок бамбука в руках, а выстраивая в голове переменные в уравнении. Вот воображаемая система координат. Моё тело возьмём за начало отсчёта, а конец палки станет точкой, которую нужно переместить из А в Б по оптимальной траектории. Я начал отрабатывать свою методику и теперь это были не беспомощные тычки, а короткие энергоэффективные векторы атаки.

Расчёт проходил так, чтобы минимизировать лишние движения и сила передавалась от пятки через бедро, спину, плечо и выстреливала точно в кончик палки. Я не прикладывал грубую силу, а прикладывал свой ум и это сработало. Бамбуковая палка, которая раньше была непослушной, вдруг стала предсказуемой, но только для меня. Она летела по прямой как луч лазера и с сухим стуком вонзалась в соломенную мишень. Это была моя очередная победа.

Мастер Вэй медленно кивнул, смотря в мою сторону, и в уголках его губ появилось подобие улыбки.

— Хорошо, — сказал он. — Ты нашёл свой путь. Запомни, что в реальном бою у тебя не будет времени на вычисления. Ты должен довести это понимание до инстинкта и чувствовать геометрию боя так, как чувствуешь ветер своей кожей.

Лёжа на жёсткой койке общежития монастыря в этот вечер, я смотрел на свои ладони. Восторг от сегодняшнего открытия смешивался с холодной ясностью. Фехтование оказалось высшей математикой, воплощённой в движении. И я понял главное, что моя будущая работа будет точно такой же. Я буду анализировать людей и ситуации не как хаос, а как сложные, но поддающиеся расчёту системы, буду находить их центр тяжести, слабости и страхи.

И тогда моё действие станет тем самым коротким, точным и неотразимым уколом бамбукового меча, поражающим цель не грубой силой, а безупречной логикой удара. Я не просто учился драться, а заново учился решать уравнения, где переменными были человеческие жизни. По правде говоря, мне это очень нравилось!

***

Экзамены в Шаолине не имели ничего общего с олимпиадой по математике. Здесь были крики, пот и железная дисциплина. Испытания были не проверкой знаний, а фильтром, отсеивающим слабых духом.

Два десятка подающих надежды учеников, выстроились на рассвете во дворе перед Залом Небесных Царей. Холодный ветер с гор пробирал до костей. Первым испытанием стал «Девятичастный круг». Это были девять станций, каждая из которых проверяла что-то своё в виде силы, выносливости, гибкости и терпения. Мы бежали по горным тропам с мешками песка за спиной, переправлялись через ледяные ручьи, ползли по грубому камню, стирая кожу в кровь.

Я был не самым сильным. Моё тело, больше привыкшее к формулам и книгам, сдавалось одним из первых. Но тут просыпался мой ум. Я начинал подсчитывать ритм дыхания, оптимизировать движения, распределять силы не интуитивно, а как ресурс в уравнении. На станции, где нужно было удерживать стойку всадника до изнеможения, я не боролся с болью, а наблюдал за ней, как за интересной переменной, анализируя её волнообразное нарастание и находя в своём сознании «тихую зону», куда она не могла добраться.

Последним испытанием была спарринг сессия. Моим противником стал коренастый парень с севера, с плечами как у быка.

— Математик, — фыркнул он, перед тем как мы склонились в поклоне. — Сейчас я тебя порешаю!

Первый же его удар был подобен тарану. В ход шла грубая, прямолинейная сила. Раньше я бы попытался блокировать удар и был бы сметён, но недели наблюдений за мастерами не прошли даром. Я сделал полшага назад, пропуская кулак в сантиметре от своего виска, и лёгким движением запястья направил его инерцию в сторону. Он пролетел мимо, на мгновение потеряв равновесие. В его глазах тут же мелькнуло удивление.

Он атаковал снова и снова. Я не наносил ударов, а только уворачивался, уступая и направляя. Я «решал» его, как сложную, но примитивную задачу и видел паттерны в его атаках. Он всегда бил третьим ударом в одну и ту же точку, а перед решающей атакой переносил вес на пятку. Это была живая геометрия и я находил в ней уязвимости.

Через несколько минут он остановился, задыхаясь весь покрытый потом. Его сила, не встречая ожидаемого сопротивления, истощила его самого.

— Будешь драться или танцевать? — прохрипел он.

— Я не танцую, — тихо ответил я. — А решаю! Сам же сказал!

Вдруг раздался удар гонга. Мастер Цзинь, наблюдавший за поединком, кивнул мне.

— Достаточно. Ты прошёл!

Соревнования внутри Шаолиня были особенными. Здесь никто не пытался просто сломать соперника силой. Решали стратегии. Моим следующим соперником стал юноша по имени Сяо Лун, воспитанный в монастыре с детства. Он был воплощением традиции и его движения были отточены до безупречности.

На турнире за звание «Лучшего из перспективных» мы сошлись с ним в финале. Это был полная противоположность моему первому бою. Сяо Лун не атаковал, а обтекал как вода. Он давил и находил малейшие щели в моей защите. Впервые мои расчёты дали сбой. Он был слишком сложен и многовариантен.

Он поймал меня на болевой и адская боль сковала руку. Я оказался на грани поражения. В ушах звенело, зрители слились в единый фон и в этот момент отчаяния я перестал думать, отпустил все расчёты и вспомнил уроки Мастера Цзинь не умом, а телом. Я не стал бороться с болью, а позволил ей заполнить себя и в этом принятии нашёл точку опоры. Слившись с противником и с самой болью, я увидел не глазами, а духом, что его идеальное равновесие имело одну единственную точку неустойчивости в его левой пятке, на которую он переносил вес, готовясь завершить приём. Это был микроскопический изъян в его безупречной технике.

Я не стал вырываться, а последовал за его движением, усилив его. В момент переноса веса, когда он был наиболее уязвим, я совершил крошечное, почти невидимое движение. Его равновесие нарушилось. Он не упал, а лишь отшатнулся, но его хватка ослабла на долю секунды и этого хватило, чтобы выскользнуть. Мы замерли, смотря друг на друга. В его глазах читалось не поражение, а уважение. Он склонил голову.

Мастер Цзинь позже сказал мне:

— Сила, встречающая силу, рождает разрушение. Сила, встречающая пустоту, теряет смысл. Сегодня ты не победил его, а перестал проигрывать. Это и есть основа победы!

Недели суровых тренировок и соревнований что-то поменяли во мне. Я научился терпеть, подчинять боль, читать противника как открытую книгу, но моя настоящая подготовка только начиналась.

Читайте продолжение романа "Шпион из поднебесной" на любимых литературных площадках страны!

Марти МакФлай стоял на крыше своего дома-музея, последнего островка прошлого в океане хрома и стекла. Его руки, покрытые сеткой морщин, сжимали перила. Он помнил, как здесь же, decades ago, он с Доком запускал модель планера. Теперь с этой высоты он видел, как на центральной площади, где раньше шумели живые дубы, теперь стоял титановый гигант — статуя Лорда Гриффа Таннена IV. Каждый вечникорпоративный дрон, пролетая мимо, на мгновение освещал циничную ухмылку на лице монумента, и Марти казалось, что Бифф, пусть и в лике своего праправнука, насмехается над ним лично.

«БИФФ-ТЕК. МЫ ДЕЛАЕМ БУДУЩЕЕ УДОБНЫМ». Слоган мигал в его мозгу назойливее любой рекламы. «Удобным... — мысленно фыркнул Марти. — Как тюремная камера с кондиционером».

СЦЕНА 2: ЖИЗНЬ В СИСТЕМЕ. (ДОБАВЛЕН ДИАЛОГ И ДЕТАЛИ)

В гостиной пахло старой бумагой, воском и пылью — запахами, которые стали дефицитом в мире, где воздух фильтровали до стерильности. Марти провел пальцем по корпусу гитары с автографом Чака Берри. Он давно не играл. В мире, где алгоритмы за секунды генерировали идеальные мелодии, его старая, с душой, игра казалась анахронизмом.

— Дедух, опять на своё старое барахло смотришь? — Эдгар переступил порог, его серебристый комбинезон казался инородным телом в этой комнате-реликвии.

— Не барахло, парень. Это свидетельства. Доказательства того, что жизнь была громкой, неидеальной и... настоящей.

— Знаю, знаю, «пахла бензином и настоящей жареной картошкой», — передразнил его Эдгар, но в его глазах не было злобы, лишь снисходительная нежность. — Смотри, что «БИФФ-ТЕК» сегодня глаголит.

Он провел рукой, и в воздухе всплыла новостная сводка. Диктор с идеальным, почти кукольным лицом вещал:

«...нейро-импланты серии "NurtureLink" станут обязательным стандартом для новорожденных. Это позволит с рождения оптимизировать когнитивные функции и интегрировать ребенка в единое информационное поле "Метавселенной БИФФ-ТЕК"...»

— Видишь? — Эдгар выключил проекцию. — Теперь твои «Доказательства» будут искать в антикварных магазинах Метавселенной. Как артефакты забытой цивилизации.

Марти смотрел на внука. Парень был умен не по годам, его мозг работал с информацией со скоростью света. Но Марти видел в его глазах ту же тоску, ту же потребность в чём-то настоящем, что грызла и его самого.

СЦЕНА 3: ТРЕЩИНА В РЕАЛЬНОСТИ. (БОЛЕЕ ДРАМАТИЧНО И ПОДРОБНО)

На чердаке пыль висела в воздухе, словно застывшая во времени. Эдгар, от нечего делать, водил рукой по старым коробкам, когда его палец наткнулся на едва заметную щель в полу.

— Эй, дед! Тут люк какой-то!

— Оставь, Эдгар, — голос Марти прозвучал резко, почти испуганно. — Там ничего нет.

Но Эдгар уже не слушал. Лом нашелся быстро. С скрипом, поднимая тучи пыли, крышка поддалась. И тогда они оба замерли.

Под брезентом, словно спящий зверь, стоял ДеЛориан. Но это был не совсем тот автомобиль, что Марти помнил. Его формы стали чуть более обтекаемыми, на крыше зиял люк, а вместо колес были установлены антигравитационные пластины, похожие на плоские диски. Следы модернизации были грубоваты, словно кто-то делал их вручную, в спешке.

— Господи... Это же он... — прошептал Марти. Сердце заколотилось в его груди с силой, непозволительной для его возраста.

Эдгар, затаив дыхание, осторожно прикоснулся к холодному металлу. Дверь была заперта. Не просто на механический замок, а на что-то иное — вокруг ручки мерцало слабое силовое поле.

Марти подошел ближе. Его взгляд упал на ту самую вмятину — след от пули, которую когда-то выпустила Клара Клэйтон. Шрам их обшего прошлого. Он провел по нему пальцами, и его память откликнулась вспышкой: запах песка, лошадей, и яростный, испуганный взгляд Клары.

И тогда мир раздвоился.

Комната поплыла. Стеллажи с коробками стали призрачными, сквозь них проступили контуры старого, запыленного чердака 1985 года. Марти ясно услышал смех Дока — тот самый, раскатистый, полный безумного восторга. Пахнуло озоном от паяльника и жареным беконом с кухни.

— ЧТО ЭТО БЫЛО?! — Эдгар отпрянул, прислонившись к стене. Его лицо было бледным. — Это не глюк... Дедух, мы только что видели... другое время!

Марти, опершись на ДеЛориан, тяжело дышал.

— Со мной такое... бывает. С тех пор как Док исчез. Я думал, это старческий маразм. Галлюцинации.

— Нет! — Эдгар подбежал к нему, его глаза горели. — Это временной сдвиг! Слабая точка в ткани пространства-времени! ДеЛориан... он как якорь, он притягивает эти аномалии!

СЦЕНА 4: ПОСЛЕДНЕЕ ПОСЛАНИЕ. (ДОБАВЛЕНА ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ГЛУБИНА)

Спустившись в гостиную, Марти молча подошел к стеллажу. Его руки дрожали. Он достал ту самую коробку — подарок на свое 18-летие. «На случай, если я решу записать тебе очередное предупреждение о временных парадоксах, а тебя не будет дома», — смеясь, сказал тогда Док.

Голопроектор ожил. Изображение Эмметта Брауна было нестабильным, его фигура мерцала, словно сигнал пойманный на краю вселенной. Он выглядел уставшим, его белые волосы были всклокочены, а в глазах, помимо привычной одержимости, читалась бесконечная усталость.

«Марти, мой дорогой мальчик… если ты видишь это, значит, худшее случилось. Они нашли способ… не просто путешествовать, а ПЕРЕПИСЫВАТЬ. Они воруют саму ткань времени, нить за нитью, и ткут из нее свой, "идеальный" гобелен. А идеальный гобелен... он мертвый. В нем нет случайностей, нет ошибок, нет музыки...»

Док на мгновение замолчал, посмотрев куда-то в сторону, словкак кто-то стоял рядом.

«Я пытался остановить их, но... я становлюсь призраком в этих разорванных реальностях. Я теряю... нить. Не ищи меня... или ищи ВЕЗДЕ. Помни 1885. Верни то, что мы забрали. И береги...»

Изображение Дока рассыпалось на мерцающие пиксели, оставив в комнате гнетущую тишину.

— Береги что? — тихо, почти шёпотом, спросил Эдгар. — Кто такие «они»?

Марти медленно опустился в кресло. Он смотрел на пустое место, где только что был его друг.

— «Они»... это те, кто считает хаос жизни браком, который нужно исправить. А «береги»... — Марти закрыл глаза. — Он не успел договорить. Но я знаю, что он хотел сказать. «Береги волнение». The thrill. Ту самую искру.

СЦЕНА 5: ЗАПИСКА ИЗ ВЕЧНОСТИ. (ФИНАЛЬНЫЙ АКТ НАПРЯЖЕНИЯ)

Эдгар, не в силах усидеть, снова ринулся на чердак. Он изучал ДеЛориан с одержимостью детектива. И его внимательный глаз заметил то, что Марти пропустил: крошечный, почти невидимый шов на спойлеере. Нажав на него, он услышал тихий щелчок. Отсек открылся. Внутри лежал сверток в промасленной ткани.

Развернув его, они увидели пожелтевший лист пергамента. Почерк Дока был торопливым, неровным.

«Марти,

Если ты читаешь это, мой план "Сохранение" активирован. Реактор на 1.21 гигаватт мертв, его вычерпали до дна временные бури. Последняя миссия: 1885. Вернуть то, что мы забрали. Не письмо, нет. Нечто большее. Искру. Первую искру.

Ключ — в ударе, который нас создал. Помни Часовую башню. Не дай погаснуть свету.

Твой друг до конца и даже дальше,

Эмметт»

— Первую искру? — переспросил Эдгар. — Что это значит?

— Это значит... — Марти смотрел на записку, и в его глазах загоралось понимание, смешанное с ужасом. — Это значит, что мы забрали не вещь. Мы забрали событие. Момент. Тот самый разряд, что дал нам всю нашу энергию. И без него... все это, — он обвел рукой комнату, чердак, весь мир, — все это начинает гаснуть.

Внезапно, без всякого внешнего воздействия, приборная панель ДеЛориана изнутри озарилась тусклым зеленым светом. На лобовом стекле, как призрак из прошлого, высветились цифры:

ОСТАТОК ЭНЕРГИИ: 0.7%

ЦЕЛЕВАЯ ДАТА: 12 НОЯБРЯ 1885

СИСТЕМА БЛОКИРОВКИ: АКТИВНА

ВНЕШНИЙ ИСТОЧНИК ТРЕБУЕТСЯ: 1.21 ГИГАВАТТ

Машина была не просто машиной. Она была посланием. Она была картой.

— 0.7%... — Марти покачал головой. — Нам не хватит даже до 1955 года.

— Значит, нам нужно найти твой «удар, который создал», — сказал Эдгар, и в его голосе зазвучала сталь, которую Марти не слышал раньше. — Нам нужно найти молнию.

Марти МакФлай, семидесятидвухлетний пенсионер, чья самая большая авантюра осталась в прошлом веке, посмотрел на горящие глаза внука. И в его собственном сердце, давно забывшем этот вкус, снова зажглась та самая, запретная, опасная искра. Волнение.

---

АКТ 1: ТЕНИ НОВОГО ВРЕМЕНИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

СЦЕНА 6: ЦЕНА ПАМЯТИ

Вечер того же дня. Марти сидел в своем кресле-качалке, том самом, с протертой обивкой, которое пережило и 2015, и 2030-й. Он пытался сконцентрироваться, закрыв глаза. «Помни 1885...» После голограммы Дока эти слова отдавались в нем навязчивым эхом.

Всплывали обрывочные образы:

...Клара. Ее глаза, полные решимости и страха, когда она целилась в него из пистолета.

...Запах костра и печеной картошки в лагере старателей.

...Док, молодой и седовласый одновременно, с горящим взглядом, объясняющий чертежи будущего паровоза.

Но были и другие воспоминания, чужие, наложившиеся поверх его собственных. Вспышка: он, Марти, стоит на том же чердаке, но ему лет двадцать, и за его спиной говорит не Док, а какой-то мужчина в строгом костюме с логотипом «БИФФ-ТЕК». «Мистер МакФлай, ваши воспоминания о так называемом «ДеЛориане» — это следствие детской травмы. Дока Брауна не существовало».

Марти резко открыл глаза, отгоняя призраков. Это было хуже всего — эта неуверенность в собственном прошлом. «Они» не просто меняли настоящее — они медленно стирали его личную историю.

СЦЕНА 7: ПРОВАЛ В МЕТАВСЕЛЕННУЮ

На следующее утро Эдгар, не в силах усидеть, решил провести разведку.

— Дедух, а что, если «они» — это какая-то группа? Секта временных инженеров? Надо поискать аномалии в сети!

— В их сети? Ты с ума сошел? Они же сразу нас вычислят!

Но Эдгар был непреклонен. Он надел нейро-интерфейс — тонкую диадему, — и его тело обмякло в кресле. Сознание парня уплыло в Метавселенную БИФФ-ТЕК.

Марти с тревогой наблюдал. Через несколько минут лицо Эдгара исказилось гримасой боли, а на его висках выступила испарина. Внезапно он сорвал с головы интерфейс, тяжело дыша.

— Там... там ничего нет, — выдохнул он, его взгляд был пустым. — Я искал упоминания о Доке, о ДеЛориане... База данных чиста. Но когда я углубился в архивные записи о Хилл-Вэлли... я наткнулся на «защищенные сектора». И попытался обойти...

— И что?

— Меня отбросило. Не как хакера, а... как будто мое сознание ударили током. И перед отключением я услышал голос. Спокойный, металлический. Он сказал: «Неподготовленный разум не должен видеть разорванные холсты».

«Разорванные холсты». Та же метафора, что использовал Док.

СЦЕНА 8: ТЕНИ ПРОШЛОГО

Этот провал доказал — они на правильном пути, но идут вслепую. Эдгар предложил пойти в городскую библиотеку — вернее, в то, что от нее осталось: «Центр Цифрового Наследия».

Здание было стерильным, без единой бумажной книги. Везде сияли экраны, за которыми сидели такие же стерильные люди.

Марти, чувствуя себя динозавром, подошел к терминалу.

— Запрос: Эмметт Браун, изобретатель, — продиктовал он.

На экране возникла улыбающаяся женщина-аватар.

— К сожалению, по вашему запросу данных не найдено. Возможно, вас заинтересует: «Эммет Браунинг — основатель корпорации «Браунинг Индастриз», поставщик БИФФ-ТЕК?»

— Запрос: ДеЛориан DMC-12.

— Автомобиль DMC-12 выпускался с 1981 по 1983 год. Всего произведено около 9000 единиц. Ни одного экземпляра не сохранилось. В коллекции мэра Таннена находится концепт-кар DeLorean Sigma 2040 на антигравитации. Хотите посмотреть?

Марти сжал кулаки. История методично переписывалась. Он был последним живым свидетелем.

Выйдя из библиотеки, они шли по улице, и Марти показывал Эдгару призраки прошлого.

— Вот здесь было кафе «80-х». Твой прадедушка Джордж МакФлай впервые поцеловался тут с твоей прабабушкой.

Теперь на этом месте стоял автомат по синтезу протеиновых коктейлей.

Эдгар молча слушал. Впервые он понял цену того, что они потеряли. Это была не просто ностальгия. Это была потеря души.

СЦЕНА 9: ПЕРВАЯ ИСКРА

Вернувшись домой, подавленные, они снова поднялись на чердак. ДеЛориан стоял там, как немой укор. Эдгар решил проверить системы на минимальном энергопотреблении.

— Дедух, смотри, — он указал на едва горящий индикатор. — Это не просто заряд. Это... хроно-метка. Устройство запоминает последнюю точку прыжка. И оно пытается к ней вернуться. Оно тянется к 1885 году, как компас к северу.

Внезапно Эдгар заметил еще один отсек, скрытый под панелью переднего сиденья. Внутри лежал небольшой, почерневший кусок металла, оплавленный с одного края. Рядом — записка на клочке бумаги.

«Образец №1. Проводник. Забрал с собой из 1885. Первая искра, что запустила маховик. Не дай ей потухнуть. Э.Б.»

Марти взял в руки оплавленный металл. И снова — удар памяти. Ярче прежнего.

1885 год. Только что отгремел удар молнии, спаявший сломанный паровой двигатель Дока. Док, ликующий, подбегает к месту удара и молотком откалывает кусок оплавленного рельса.

«Марти, смотри! Первоматерия! Металл, закаленный самой природой временного перехода! Это ключ! Он... он запоминает состояние времени!»

— Это... часть рельса, — прошептал Марти. — От того самого паровоза. Док считал, что этот кусок металла... содержит в себе «отпечаток» правильного течения времени. Он был нашим стабилизатором.

И теперь этот стабилизатор был здесь. А в 1885 году его не было. Баланс был нарушен.

СЦЕНА 10: ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ

Теперь все встало на свои места. «Вернуть то, что мы забрали» — это был не артефакт, а причинно-следственную связь. Этот кусок металла должен вернуться в свою временную точку, чтобы история пошла правильным путем.

Но для этого нужна была колоссальная энергия. Нужна была их собственная, персональная молния — удар 1955 года.

— Нам нужно в 1955-й, — твердо сказал Марти. В его голосе прозвучала та самая решимость, что была у него в семнадцать. — Нам нужно забрать тот удар.

— Но энергии всего 0.7%! — возразил Эдгар. — Нам даже до 1985-го не дотянуть!

— Значит, нам нужен внешний источник. Очень, очень мощный. Прямо здесь, в 2045-м.

Они переглянулись. Оба поняли, о чем думает другой. Самый мощный и непредсказуемый источник энергии в их мире... был прямо у них под носом.

— Аномалии, — сказал Эдгар. — Те самые временные бури, что разрядили реактор. Они ведь высвобождают гигантскую энергию, верно?

— Да, — медленно кивнул Марти. — Но это смертельный риск. Это все равно что ловить молнию голыми руками. Один неверный расчет, и нас разорвет на атомы... или размажет по времени.

Он посмотрел на Эдгара, на его юное, одухотворенное лицо. Он видел в нем себя. И видел Дока. Путешествие во времени всегда было опасностью. Но эта опасность была их наследием.

— Ладно, — Марти тяжело вздохнул, и в этом вздохе была вся его жизнь. — Похоже, мне снова придется разогнать эту штуку до восьмидесяти восьми миль в час.

---

АКТ 1: ТЕНИ НОВОГО ВРЕМЕНИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ - ИССЛЕДОВАНИЕ МИРА)

СЦЕНА 11: ПРОГУЛКА С ПРИЗРАКАМИ

На следующее утро Марти и Эдгар отправились в центр города. Не в виртуальный, а в настоящий, если слово «настоящий» еще можно было применить к Хилл-Вэлли 2045 года.

— Смотри, дедушка, — Эдгар кивнул на группу подростков, сидевших на лавке в парке. Они не смеялись и не болтали. Они неподвижно сидели, уставившись в пустоту, их пальцы изредка дёргались. — Они в «Социальном Симбиозе». Корпоративная соцсеть. Прямой нейро-интерфейс. Зачем встречаться вживую, если можно создать идеальный аватар и общаться в идеальном парке?

Марти с горечью наблюдал. Он помнил, как они с Дженнифер, скрываясь от Биффа, бегали по этим самым аллеям. Теперь здесь пахло не цветами, а озоном и антисептиком.

Он подвел Эдгара к месту, где когда-то стоял дом Лоррейнов.

— Здесь жил твой прапрадедушка, Джордж. Тот самый, что написал рассказ «Таинственный незнакомец».

— Постой, дедушка, — Эдгар вызвал в воздухе прозрачный интерфейс. — Согласно архивам, на этом месте с 2030 года находится станция обслуживания дронов «БИФФ-ТЕК». А Джордж МакФлай был... менеджером среднего звена в отделе логистики. Никаких рассказов.

Марти стиснул зубы. Они не просто перестраивали город — они вытравляли саму душу его истории, подменяя её корпоративной биографией.

СЦЕНА 12: КАФЕ «80-Е»: СИМУЛЯКР

Эдгар уговорил Марти зайти в то самое «кафе 80-х», о котором он так часто рассказывал.

Внутри не было ни запаха кофе, ни засаленных постеров, ни громкой музыки. Была идеальная, до тошноты чистая комната с голыми стенами. На них проецировались стереоскопические изображения: Майкл Джексон, «Назад в будущее», «Рыцари справедливости».

— Добро пожаловать в «Ретро-экспериенс 80-е»! — пропел призрачный голос. — Пожалуйста, наденьте очки дополненной реальности для полного погружения.

Марти снял очки, лежавшие на столе. Он смотрел на мерцающий голографический постер «Хищника» и чувствовал тошноту. Это была не ностальгия. Это было надругательство над памятью.

— Они всё упаковали в пластиковую обёртку, — прошептал он. — Сделали безопасным, стерильным. Они убили сам дух эпохи.

— Потому что дух не продать и не контролировать, дедушка, — тихо сказал Эдгар. — А симуляцию — можно.

СЦЕНА 13: ТЕНИ НАД ГОРОДОМ

Выйдя из кафе, они стали свидетелями странного явления. Над зданием мэрии, тем самым, где когда-то висели часы, завис огромный рекламный дирижабль «БИФФ-ТЕК». И вдруг его изображение поплыло, исказилось.

На секунду, словно сквозь дымку, проступил другой образ: старые городские часы, как в 1955 году. Тот самый циферблат, в который ударила молния.

— Смотри! — схватил Марти Эдгара за руку.

Но видение исчезло так же быстро, как и появилось. Дирижабль снова показывал улыбающееся лицо Гриффа Таннена. Люди на улице даже не заметили аномалии. Они шли, уткнувшись в свои интерфейсы.

— Временные всплески становятся сильнее, — констатировал Эдгар. — Система не справляется. Реальность трещит по швам.

— Потому что Дока нет, — мрачно сказал Марти. — Он был тем, кто латал эти швы. А теперь некому это делать.

СЦЕНА 14: ВРАГ ИЗ ПРОШЛОГО

Возвращаясь домой, они проходили мимо огромного плазма-экрана, где транслировали новости. Диктор с безупречной улыбкой рассказывал о новых «социальных кредитах» для лояльных граждан.

И вдруг, за спиной диктора, мелькнуло знакомое лицо. Ненадолго, в качестве гостя на каком-то корпоративном форуме. Худощавый мужчина с острым взглядом и седыми висками.

— Эмит Браун-младший, — прошептал Марти, и по его спине пробежал холодок. — Праправнук Дока. Глава исследовательского отдела «БИФФ-ТЕК». Я читал про него. Он считает, что его прапрадед был блестящим, но опасным безумцем, чьи идеи нужно «приручить» и поставить на службу порядку.

— То есть... «они» — это он? — спросил Эдгар.

— Он их мозг. Их идеолог. Он использует наследие Дока, чтобы уничтожить всё, ради чего Док жил.

Теперь у угрозы было имя и лицо. Это уже не была абстрактная корпорация. Это был человек, одержимый идеей исправить прошлое своей семьи, даже если это стоило бы будущего всему миру.

СЦЕНА 15: РЕШЕНИЕ, ПРИНЯТОЕ СЕРДЦЕМ

Дома, на чердаке, они молча смотрели на ДеЛориан. Оплавленный кусок рельса лежал на панели управления, как немое напоминание об их долге.

— Дедушка, — тихо начал Эдгар. — Я всю жизнь чувствовал, что со мной что-то не так. Что я родился не в своё время. Я смотрел на всех этих людей в их идеальном мире и не понимал, почему мне там так тесно. А теперь... теперь я понимаю. Я не просто твой внук, правда?

Марти посмотрел на него. Он видел в этих глазах не только юношеский пыл, но и старую, мудрую душу.

— Время, парень... оно не линейно. Оно... спирально. Иногда эхо прошлого находит отзвук в будущем. Док это понимал. Возможно, ты — этот самый отзвук. Наша с ним последняя надежда.

— Значит, мы не можем сдаваться, — твёрдо сказал Эдгар. — Даже если шанс один на миллион. Мы должны попробовать поймать эту бурю. Мы должны вернуть искру.

Марти положил руку на плечо внука. Впервые за долгие годы он чувствовал не тяжесть лет, а знакомый, давно забытый трепет. Волнение. Ту самую искру, что они должны были спасти.

Они были готовы. Готовы снова оседлать время.

---

АКТ 1: ТЕНИ НОВОГО ВРЕМЕНИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ - РОЖДЕНИЕ ПЛАНА)

СЦЕНА 16: ЧЕРТЕЖИ НА ПЫЛЬНОМ СТОЛЕ

Чердак снова стал штаб-квартирой, как в старые дни. Только вместо кричащих схем Дока и пиццы с ананасами теперь был голографический интерфейс Эдгара и две кружки с остывшим чаем.

— Итак, дедушка, давай структурируем задачу, — Эдгар вывел в воздухе три светящихся столбца: «ПРОБЛЕМА», «РЕШЕНИЕ», «РИСКИ».

— Проблема: энергии 0.7%. Нам нужно 1.21 гигаватт, чтобы долететь до 1955 года и перехватить нашу же молнию.

— Стандартные источники в наше время исключены, — мрачно констатировал Марти. — Вся энергосеть под колпаком у «БИФФ-ТЕК». Любой чих на такой мощности, и к нам заглянут «службы порядка».

— Верно. Поэтому... — Эдгар увеличил столбец «РЕШЕНИЕ». — Мы используем саму причину проблем — временные аномалии.

Он вызвал в воздухе модель ДеЛориана. Две точки на корпусе подсветились красным.

— Теория Дока о «Хроно-энергетике». Временной разрыв — это колоссальный выброс энергии, когда сталкиваются два пласта реальности. Нам нужно... стать громоотводом для этой бури.

СЦЕНА 17: «ГРОМООТВОД» ДЛЯ БУРИ

— Смотри, — Эдгар тыкнул пальцем в первую красную точку на модели — антигравитационные пластины. — Это не просто для полёта. Док модифицировал их. Это стабилизаторы и конденсаторы. Они могут на короткий миг «заякориться» в точке разрыва и сбросить энергию в реактор.

— Погоди, — Марти поднял руку. — Ты говоришь, что нам нужно НАМЕРЕННО въехать в эпицентр временной аномалии? Парень, это же самоубийство! Нас может размазать по столетиям! Или того хуже — создать парадокс, который окончательно разорвёт время!

— Я знаю, дедушка, — голос Эдгара дрогнул. — Но это единственный способ. Мы не создаём новый разрыв. Мы используем уже существующий. Самый мощный и стабильный из тех, что ты видел.

Он перевел взгляд на Марти, и в его глазах читалась та же одержимость, что когда-то была у Дока.

— Тот, что над бывшей Дубовой рощей. Там, где стоит статуя Таннена. Он появляется каждую ночь в 3:33. Ты же говорил, что чувствуешь его сильнее всего.

Марти кивнул. Он не просто чувствовал. Он ВИДЕЛ его — мерцающий, похожий на гигантский мыльный пузырь, искажающий пространство. Внутри проступали тени прошлого.

СЦЕНА 18: РАСЧЁТ БЕЗУМИЯ

— Ладно, допустим, я согласен на это безумие, — Марти тяжело вздохнул. — Что дальше?

— Дальше — математика отчаяния, — Эдгар вызвал новые формулы. — Аномалия длится в среднем 7.3 секунды. За это время мы должны:

1. Войти в неё на скорости не менее 75 миль в час. Антигравитация не сработает — только старые добрые колёса. Нам нужно опустить машину и ехать по земле.

2. Стабилизировать ДеЛориан в эпицентре. Энергетический удар будет похож на попадание в бетонную стену. Если системы не выдержат...

3. Направить высвобожденную энергию в реактор. Для этого... — Эдгар показал на вторую красную точку — на лобовом стекле. — ...нам нужен этот «проводник».

Марти посмотрел на оплавленный кусок рельса, лежавший на столе.

— Первоматерия, — прошептал он. — Она действует как катализатор. Помогает энергии «узнать» свою цель.

— Именно. Мы вставляем его в слот на панели, и он становится физическим ключом для зарядки. Без него вся энергия аномалии просто испепелит нас.

СЦЕНА 19: СПИСОК «ЧТО ЕСЛИ...», КОТОРЫЙ СВЕДЁТ С УМА

— А теперь, дедушка, самая весёлая часть, — Эдгар с горькой ухмылкой открыл список «РИСКИ».

— Если наша скорость будет недостаточной, нас выбросит из аномалии, как пробку из шампанского. Результат: полное уничтожение.

— Если скорость будет чрезмерной, мы пролетим насквозь и окажемся... где-нибудь в Юрском периоде. Без энергии чтобы вернуться.

— Если временной разрыв будет нестабильным, он может схлопнуться, пока мы внутри. Нас просто... не станет.

— Если «БИФФ-ТЕК» засечёт энерговсплеск, что почти неизбежно, у нас будет не больше пяти минут, чтобы совершить прыжок, пока не прилетели их дроны.

— И главное... — Эдгар посмотрел Марти прямо в глаза. — ...если Док был неправ насчёт «Первоматерии», или если наши воспоминания о его теории — всего лишь галлюцинации... тогда мы просто совершим самое зрелищное самоубийство в истории.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим гудением голограмм.

СЦЕНА 20: «POINT OF NO RETURN»

Марти подошёл к ДеЛориану. Он положил ладонь на холодный бок. Он чувствовал под пальцами не просто металл. Он чувствовал историю. Все их с Дком победы, все поражения, весь страх и всё волнение.

Он обернулся к внуку. К этому юному гению, который был готов ради него и ради идеи «волнения» пойти на верную смерть.

— Я помню, что сказал мне Док в самый первый раз, — тихо произнёс Марти. — «Дороги? Куда мы едем, нам не нужны... дороги». Мы всегда летели навстречу неизвестности. Риск был нашей дорогой.

Он взял со стола оплавленный кусок рельса. Он был тяжёлым. В его весе была вся ответственность за само время.

— Мы сделаем это. Не потому, что это безопасно. А потому, что это — ПРАВИЛЬНО. Потому что никто, кроме нас, не сделает.

Эдгар выпрямился. В его позе читалась готовность.

— Значит, решено. Готовлю машину к спуску на колёса. Нам нужно проверить тормоза и старую механику. И... дедушка?

— Да, парень?

— Нам понадобится музыка. Какая-нибудь... громкая.

Уголок рта Марти дрогнул в подобии улыбки.

— Думаю, я знаю, что поставлю.

План был принят. Точка невозврата — пройдена. Впереди была только ночь, временная буря и один шанс из миллиона.

---

На этом пока что все. Если залетит - выложу продолжение.

Эта история начинается со смерти. Представьте себе: неровные зазубрины чёрного асфальта, сквозь который прорастает трава. Посреди дороги — такая же чёрная, смоляная птица. Она лежит, неестественно вывернув крыло; отвести взгляд невозможно. Чёрная птица, чёрный асфальт, чёрная дыра. Можно подумать, что история тоже будет чёрной — но в ней удивительным образом полно света.

Ещё эта история начинается с жёлтых ботинок. Единственных на весь класс из одиннадцати человек. Лу сбилась со счёта, сколько раз эти жёлтые ботинки становились предметом для обсуждения. Между занятиями по истории и теории катастроф, перед обедом в столовой, после уроков. Всё потому, что по ним совершенно нельзя было сказать, что за человек их носит.

Обычно ботинки были либо замшевые чёрные, либо высокие, добротные и блестящие. Первые носили жители центрального купола — в нём не было изломанных старых дорог и земляных гор, которые с дождями расплывались грязью по всей округе. Вторые же ботинки не отличались особой красотой, зато в них удобно было переходить из купола в купол. У Лу, например, было две пары обуви на осенний сезон: очаровательная коричневая замша — для школы и прогулок с мамой. Высокие чёрные — для тех дней, когда нужно сначала добраться до станции, потом пройти через контрольный пункт, а после — проложить маршрут от старой аллеи с щербатым асфальтом до школьных теплиц. Учителя в центральном куполе считали, что, если дети не будут знать, каким большим трудом им достаются настоящие, а не сублимированные растения, они вырастут самовлюблёнными, эгоистичными, заносчивыми и воспринимающими всё как должное. Поэтому раз в неделю каждый из класса должен был самостоятельно добраться до южного купола, посмотреть на растения в теплицах, сделать несколько фотографий или записать что-то в электронную тетрадь. Лу обычно записывала интересные факты про разные виды лимонов. Например, лимон «Мейера» лучше других приспособился к жаре и низкой влажности. Раньше, до Катастрофы, существовали целые лимонарии — там оглушающе пахло цитрусовой свежестью. Сейчас такой запах можно найти только в пачке с освежающими салфетками. Лимонные ботинки раздора принадлежали Белле, однокласснице Лу. Про неё говорили: «странная», «себе на уме», «кто её родители?». Лу общалась с ней два раза в неделю, по вторникам и четвергам, когда они вместе ходили в теплицы. Так было безопаснее, чем одной, — Лу боялась теней; а Белла, казалось, ничего не боялась.

Вот и сейчас: жёлтые ботинки остановились на краю пропасти — внутри разлома в асфальте скопилась вода. Рядом с ним лежала птица. Любой другой на месте Беллы уже давно отошёл бы в сторону; многие вообще не приблизились бы к мёртвой плоти, а прошли бы мимо, отворачиваясь и пряча рты и носы в изгибе воротников. Мертвечина таила в себе вещи, неподвластные разуму: красоту и ужас разложения, кисловатый привкус, россыпь пыли, которая оседает в местах, куда больше не заглядывают люди.

Лу не рискнула идти дальше, поэтому смотрела в основном не на мёртвую птицу, а на спину Беллы. С длинной чёрной косой, в потёртом старом дождевике, Белла была похожа на старушку. Она вся сгорбилась, наклонилась вперёд, рассматривая птицу на земле.

— Ну, что там? — опасливо поинтересовалась Лу.

— Мёртвая, — отозвалась Белла. — Упала прямо на землю. Испачкалась.

— Это плохо? Ей же уже всё равно.

Белла не согласилась:

— Не всё равно. Мы же её видим. Это всё равно лучше, чем упасть в воду. Там вон дальше такая глубокая лужа — если бы птица упала туда, то никто бы не увидел, как она умерла.

Лу промолчала: она не была уверена, что на смерть нужно смотреть.

— Это ворон.

Белла обошла лужу по краю, стараясь не потревожить воду. Каждый школьник знал, что самые опасные сущности скрываются в тёмных и глубоких местах: там, где чернеют лужи, куда не достаёт свет.

Лу поправила капюшон. Между лопаток как будто легла прохладная ладонь: пропитанная влагой куртка прилипла к спине и перестала греть.

— Ты идёшь?

Совместные прогулки с Беллой утомляли, но по вторникам и четвергам идти с ней было разумно. По крайней мере, пока они не нашли мёртвую птицу.

— Погоди. Он явно больше, чем тот, которого мы видели тогда в парке. Может, как два таких. Ещё не воняет, значит, умер недавно. Крови нет.

Лу сделала несколько шагов назад. Тёмная, промокшая от дождя трава спрятала её шаги, сделав их практически неслышными. Интерес победил страх практически мгновенно, но в этом не было никакого смысла: птица уже принадлежала Белле. Она как раз присела на корточки и коснулась тёмных перьев. Лу тоже хотелось узнать, какие они на ощупь. Узнать, какой птица была, пока была жива. Они с матерью жили на улочке, прилегающей к Центральному парку — в нём водились щеглы, стрижи и ещё какие-то мелкие птички. Пару раз летом Лу видела кенарей, жёлтых и ярких, но воронов — никогда.

Фигура знакомой превратилась в букву С: спина сгорбилась ещё сильнее, чёлка упала на лицо. Белла склонилась над птицей так низко, как только могла, и Лу мгновенно представила, как ощущается запах птичьей плоти, как отвращение зарождается где-то внутри, в желудке, но почему-то не меняет чужое внимательное лицо. Чёрные волосы Беллы, заплетённые в тугую косу, змеёй спустились по её куртке, а спина согнулась дурацким, неестественным крючком. Чёрные волосы, чёрные перья. Волосы Лу были рыжими — ни одна птица ей не подходила.

Пожалуй, с этой картинки всё и началось: по крайней мере, именно её, только слегка обесцвеченную, Лу вызывала в памяти, когда её просили назвать отправную точку её путешествия. Потому что спустя несколько секунд после того, как смелость Беллы заставила её коснуться костяного клюва мёртвой птицы, Лу услышала шуршание в кустах. На мгновение ей показалось, что все страшные сказки, передаваемые от ученика к ученику в их школе, воплотились в реальность: что Тени, прячущиеся на неосвещённых улицах и в глубине колодцев, всё-таки решили прийти и забрать их. Красные от холода пальцы Лу по привычке скрестились в кармашке куртки: Лу шевелила губами, шёпотом упрашивая Теней не забирать их.

— Чего это ты делаешь?

Существо, которое Лу изначально приняла за Тень, очень быстро вылезло в жёлтую полосу фонарного света и приблизилось в два длинных прыжка. Тоже птица. Определённо, живая. С чёрными крыльями, масляной головой и умными глазами. Ворон.

Он раскрыл клюв и человеческим голосом снова спросил:

— Эй, ты! Я с тобой говорю. Что ты здесь делаешь?

— Ничего, — быстро ответила Лу. — Просто стою здесь. Ты что, умеешь говорить?

Дождь постепенно перестал идти — под куполом его запускали максимум на двадцать минут, чтобы полить растения и дать любителям пасмурной погоды насладиться моментом. Ворон, правда, успел промокнуть, и теперь в его блестящих перьях как будто отражались голубые цветы. Он был ещё больше, чем тот, мёртвый, и был таким красивым и настоящим, что Лу торопливо ущипнула себя одной рукой за другую. Реальность даже не дрогнула. Ворон посмотрел на Лу так, словно та сморозила какую-то ерунду.

— Да, прости. Это было очевидно. А ты что здесь делаешь? Это твой друг?

Птичья голова наклонилась набок, сверкнул внимательный глаз. Ворон явно видел и Беллу, и ту, мёртвую птицу, но по какой-то непостижимой причине предпочитал оставаться поблизости от замершей Лу. В несколько быстрых и сильных прыжков птичьи когтистые лапы примяли траву вокруг.

— Был, — наконец-то ответил он.

Белла поднялась с корточек и начала разминаться. В одной руке она держала коммуникатор со включённой камерой.

— А это твоя подруга?

— Одноклассница.

— Как думаешь, она заметит, если мы с тобой уйдём отсюда?

Лу поджала губы. Для неё было очевидно, что так может начаться или очень плохая, или очень хорошая история. Некоторые из них заканчивались огромными разочарованиями или смертельными опасностями — по крайней мере, в бумажных книгах, изданных ещё до Катастрофы. Кроме Лу, её мамы и ещё пары человек, в их районе такие никто больше не читал.

— Я не уверена.

Она оглянулась и заметила, что Белла снова склонилась над телом ворона. Неужели она пытается распотрошить птицу? На уроках биологии они проходили строение других живых существ только на специальных 3D-моделях, но среди некоторых детей гуляли перешёптывания о том, что раньше, до Катастрофы, прямо в школе разрезали лягушек и смотрели, что у них внутри.

— Ты разве не хочешь подойти туда?

— Я уже простился, — ворон наклонил голову, выискивая что-то в земле. Лу увидела, как он выковыривает из влажной земли блестящие камушки. Костяные треугольники клюва работали с почти ювелирной точностью: один за другим из рыхлой мокрой земли на свет показались розовые обломки. Похоже, кто-то спрятал их среди кустов; ворон без сожаления распотрошил тайник и стряхнул крыльями лишнюю землю, которая тут же осела у Лу на ботинках.

— Если только ненадолго, — чаша весов качнулась в сторону любопытства. — Мне нужно вернуться в свой купол.

— Как скажешь, — блестящие камешки высыпались из клюва прямо Лу под ноги. Она аккуратно присела; холод, сковывающий её от макушки и до самых подошв ботинок, отступил.

— Это кварц?

— Розовый. Дарю.

Я думала, во́роны не отдают свои сокровища. Они такие блестящие и яркие. Разве тебе не жалко?

— Твои волосы ярче, — ответила птица. — Пойдём.

Роман «Сезон теней» Анны Александровой вышел в издательстве Язык в 2025 году. Узнавайте о книге больше и обретайте издание в онлайн-книжной лавке Чтива.

— Да? — приподняла та нарисованную бровь. — Ну садись рядом, свободно же.

— У меня десятое… — Элла протянула билет.

— А у меня девятое, — не глядя на билет, чередуя слова с чавканьем, произнесла дама.

— Тогда садитесь на своё.

Дама проглотила остатки плюшки и уставилась на Эллу.

— Какая разница?

— Я хочу сидеть на своём месте, — сказала Элла приглушённо, так как с заднего ряда на неё недовольно зацыкали.

Свет в зале погас, занавес разъехался, а она всё ещё стояла в проходе.

— Освободите место, пожалуйста, — Элла старалась держать себя в руках, но чувствовала, как лицо её наливается краской гнева.

— Не буду я скакать, у меня колени больные. — Дама опустила голову, выдавив на кружевной воротник второй подбородок, и принялась стряхивать на пол крошки с обширной груди.

— Пересядьте, — не уступала Элла.

— Не мешайте смотреть, — изрыгнула дама в её сторону капустной отрыжкой.

— Пересядьте…

— Не мешайте, — недовольно зашикали с заднего ряда.

Элла плюхнулась на свободное сиденье. Настроение было испорчено, она смотрела на сцену, но боковое зрение не выпускало из виду наглую соседку с пышным жабо на груди. Через десять минут женщина достала из сумки плитку шоколада, развернула её, шурша обёрткой, и начала есть. Откусывая шоколад, она таращилась на терзающегося раздумьями Гамлета и качала головой. Её лицо отражало глубокие переживания, словно вместе с принцем датским она искала ответы на философские вопросы о бренности жизни, смерти и неизбежности конца.

Рядом мучилась переживаниями Элла; впереди неё, загораживая сцену, маячила кучерявая голова какого-то парня. Парень был высоким настолько, что с её места виднелась только макушка принца датского. Элла обожала Шекспира, знала всю пьесу наизусть, но надежда насладиться в этот вечер игрой актёров окончательно рухнула. Она наклонила голову вправо, пытаясь охватить взглядом большую часть сцены, но сидящий впереди парень, тоже наклонил голову вправо. Элла сжала губы и гневно задышала ему в затылок.

Усугубляли момент мрачные декорации и приглушённый свет рампы. Гамлет, вытянув зажатый в руке череп, шагнул вперёд, остановился, многозначительно набрал в лёгкие воздух, чтобы произнести знаменитую фразу, и в этот момент дама в жабо громко чихнула. Гамлет вздрогнул, череп выпал и покатился со сцены вниз под ноги высокому парню в первом ряду.

Все замерли: зал в немом ожидании, Гамлет в испуганной растерянности.

Высокий парень наклонился, подобрал череп и, стряхнув с него пыль, громко произнёс:

— Бедный Йорик.

— Ха-ха-ха! — разразилась громогласным смехом дама в жабо, и весь зал, как по команде, рухнул дружным хохотом. Смеялась и Элла. Долго, заливисто, отпуская скопившееся раздражение.

Мистер Смит… Пол едва сдержал усмешку. Классика! Он почувствовал, как внутри всё похолодело и медленно посмотрел на удостоверение, едва сдерживая дрожь в руках.

— Что всё это значит? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал твёрже. — У вас есть ордер на обыск?

— Нам он не требуется, — ответил мужчина, — Мы действуем по прямому указанию правительства.

— Как вы вообще попали сюда? — возмутился Пол. — У нас строгая система безопасности!

— Ваша система безопасности оказалась весьма проницаемой, — усмехнулся офицер. — Или вы полагаете, что правительство не может получить доступ туда, куда считает нужным?

Пол сжал кулаки, чувствуя, как в нем закипает ярость. Он потратил годы на создание компании, на выстраивание безупречной репутации, а теперь какие-то люди в костюмах врываются к нему в кабинет словно это проходной двор.

— Я требую объяснений! — произнёс он, поднимаясь из-за стола. — И немедленного прекращения произвола!

Офицер лишь покачал головой:

— Боюсь, господин Ванденберг, сейчас не время для требований. Мы здесь не для светской беседы.

— Ваша система… — Он сел напротив, не дожидаясь приглашения. — Интересный термин «децентрализованная», но мы называем это анархией.

Пол почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Анархия это хаос, а моя система это порядок нового типа, — парировал он.

— Порядок? — Смит, до этого молчавший, провёл рукой над проектором. Голограмма сменилась на карту мира, где алым светом горели зоны кризисов. — Ваша система не предсказывает рынки, а разъедает их.

Пол сглотнул. Они знали. Конечно, знали.

— Вы создали вирус, который не нуждается в хозяине, — Грей положил на стол планшет. На экране были фрагменты кода, знакомые ему до боли. — Там были алгоритмы, которые учились обходить регулирование.

— И поэтому вы здесь? Чтобы нас прикрыть? — Пол сжал кулаки.

Смит рассмеялся сухо:

— Нет! Мы здесь, чтобы предложить вам сделку! Вы же деловой человек? Ваша компания станет британским активом, а вы будете её куратором, но под нашим контролем.

— Иначе, — Грей наклонился вперёд, — Ваша компания превратится в главного врага человечества, а вы в террориста.

Повисла пауза. Пол умел принимать молниеносные решения, но это был уникальный случай. Только что его жизнь перевернулась с ног на голову.

— Мистер Ванденберг, вам как никому другому должны быть понятны наши мотивы. Технологии и финансовые потоки должны быть под контролем правительства. Нам с вами необходимо согласовать систему отчётности и делегирования контроля над технологиями.

***

Пол не заметил как опустел кабинет. Мир для него только что рухнул. Нужно было время для того, чтобы собрать всё заново. Он смотрел в окно и не понимал, что теперь делать. Какого-то быстрого решения в голову не приходило. Уехать? Сбежать? Всё бросить?

— Только что мне на голову надели хомут, — думал он. — Ещё с утра я был свободным человеком и вдруг стал послушной собачонкой на привязи. Или не стал? — Мысль пролетела в сознании словно удар электрошока.

Он взял телефон и набрал Мэта:

— Быстро ко мне! Срочный разговор.

Мэт влетел в кабинет без стука. Его обычно безупречный костюм был смят, а в глазах читалась редкая тревога.

— Они были здесь, — Пол повернулся. В его голосе звучала смесь ярости и восхищения. — Ми шесть или чёрт знает кто ещё. Предлагали сотрудничество и вежливо отдать систему под их контроль. Взамен предлагали иммунитет и место в совете директоров какой-то лондонской корпорации призрака.

Мэт медленно сел, уже прокручивая в голове возможные варианты. Спецслужбы это были не гангстеры и фавелы, поэтому он сразу отбросил почти все варианты, пришедшие на ум.

— Офшоры, — выдохнул он. — Бермуды, Кайманы… Переносим юридические лица туда. Пусть пытаются дотянуться.

— Дата-центр не перевезёшь на остров, — Пол ткнул в карту, где алым светился их недостроенный дата-центр. — Серверы здесь. Земля здесь. И законы, которые они уже купили, тоже здесь.

Мэт провёл пальцем по экрану, выводя цепочку подставных фирм:

— Раздробим систему. Каждый модуль сделаем отдельным юрлицом в своей юрисдикции.

— Гениально! Это всё будет работать, пока они не поймут, что это мы, — Пол хмыкнул. — Как они вообще зашли сюда? Где служба безопасности? Зачем она нам, если ни от чего не защищает?

Мэт замер, опустив глаза:

— Шеф, я пойду прямо сейчас в этом разбираться!

— Да подожди ты! Это уже не важно. Он подошёл к Мэту ближе.

— Нам нужно прямо сейчас разработать схему, которая поможет нам выжить в текущей ситуации. Предлагай варианты, которые не потребуют убежать на край света.

— Играем в их игру, — Мэт присел на диван. — Отдаём им контроль над интерфейсом, делаем красивую обёртку с отчётами, аналитикой и даже кнопкой «Стоп» на экстренный случай, но ядро… — он коснулся голограммы, где нейросеть обвила земной шар, — остаётся в тени.

— Двойное дно, — Пол прищурился. — Как в старые добрые времена с офшорными схемами. Но если они начнут копать…

— Они будут копать, но мы зароем яму глубже. — Мэт вывел на экран чертежи, где была система, разделённая на слои, как матрёшка. Внешний слой будет для регуляторов, средний для ложных алгоритмов, а ядро будет жить в распределённой сети.

Пол молчал, представляя как Нексус дробится на сотни узлов. Каждый из них автономный, но связанный невидимыми нитями с другими.

— Физический дата-центр остаётся, — сказал он наконец. — Мы превращаем его в пустышку. Настоящие данные будут в облаке, которое они не смогут потрогать.

— Облако? — Мэт поднял бровь. — Ты хочешь арендовать мощности у конкурентов?

— Нет, мы создадим своё. — Пол коснулся экрана и карта мира покрылась точками, где были заброшенные шахты в Сибири, подводные серверные в Северном море и старые бункеры в Гималаях. — Раздаём фрагменты системы туда, куда не дотянутся их законы, а Янус будет прыгать между ними как призрак. Это будет Нексус нового поколения!

— Это безумие, — прошептал Мэт, но его пальцы уже летали по клавиатуре, моделируя схему. — Потребуются недели на реализацию всех этих узлов.

— У нас есть все выходные, — Пол улыбнулся, впервые за вечер. — Ты же говорил, что согласен на переработки.

— Я да, — ответил без тени сомнения Мэт.

— Отлично, но нам нужна помощь! Можно ли посвящать сотрудников в детали? — сказал с задумчивым видом Пол.

Мэт сжал переносицу.

— Без команды мы не успеем.

Пол повернулся. Его тень на стене казалась длиннее обычного.

— Вызови их. Прямо сейчас.

Мэт взглянул на часы:

— Сегодня пятница и корпоратив в самом разгаре. Иван уже наверняка пьян, Раджеш медитирует в углу, а Чен… — он открыл камеру видеонаблюдения в зале для мероприятий. На экране мелькали огни и тусила толпа в светящихся браслетах. Где-то в центре зала неуклюже плясал Чен. — В таком виде от них не будет пользы!

— Тогда завтра с утра! — сказал Пол с железным взглядом. — Обзвонишь всех с утра и соберёшь в офисе.

— Да, шеф, — машинально ответил Мэт, но уже понимая, насколько это будет непростая задача…

Отрывок из книги "Нексус" - Дмитрий Романоф

Читайте на литературных площадках страны в серии "Большие деньги"