Сам по себе праздник "День семьи, любви и верности", который впервые отметили в 2008 году -инициатива неплохая. Можно даже закрыть глаза на то, что этот праздник придумали буквально назло Дню Святого Валентина.Получилось, однако, не очень. Реальная история Петра и Февронии такая, что в развязке своей могла бы замещать импортный Хэллоуин.Однако, обо всем по порядку - произведение было написано в 1546 году Ермолаем Прегрешным, сразу после того как Петр и Феврония были канонизированы. Имеет место быть "заказуха" образца 16 го века - сначала канонизировали, потом быстренько дописали то, что требовалось. Преставилась эта парочка в 13 веке, якобы даже в один день, но о них нет ни одного источника того времени, который бы их упомянул. Все же Петр это целый князь и он не мог не быть упомянут хоть где-то!
Зачем нужен День семьи и супружеской верности? Для поддержания традиционных ценностей, под которыми государственные мужи подразумевают большую семью? Тогда стоит вспомнить, зачем во времена царской России были нужны большие многодетные семьи. Даже в очень благополучной семье физиолога Ивана Петровича Павлова из десяти детей умерло пятеро, и все к этому относились как к норме. А до того детская смертность была, разумеется, ещё более высокой. Только этим, а также отсутствием контрацептивов обуславливались раньше многодетные семьи. Потому что превратить женщину в свиноматку и употребить её на бесконечные роды, лишив возможности делать карьеру и путешествовать, согласитесь, величайшее свинство и абсолютная подлость. А тот, кто ввёл празднование Дня Петра и Февронии и назвал это Днём семьи, любви и верности, никогда не читал их так называемое житие.
Теперь перейдем к сюжету произведения. В качестве символа любви и верности выбрана очень своеобразная парочка: она — бедная деревенская девушка, знахарка, он — князь. Эдакие Тристан и Изольда на русский лад, правда там виной всему оказалось любовное зелье да и то это не точно... И, в отличие от Петра и Февронии, эти персонажи хотя бы в реальности существовали...Модно было тогда в честь правителя страны легенды романтичные слагать. Наша же история "любви" начинается с того самого момента, когда князь Петр с помощью найденного в монастыре (женском монастыре!) Агрикова меча убивает змея, который прилетал "блудить" к его снохе по приказу Дьявола. Или же сам Дьявол вторично зачем-то замаскировался под мея, видимо, случай с Адамом и Евой ему впрок не пошёл и проклятия Саваофа ползать на чреве своём и быть укушенным самкой-змеёй в голову, оказалось недостаточно...
Почему его брат сам не был обеспокоен Змеем, что принимал его обличье и летал к жене - не совсем понятно. Сам по себе такой сюжет, как поединок со Змеем, является классическим для фольклора самых различных народов с древнейших времён, - есть он и в христианстве, где его воплощает Георгий Победоносец и в русских народных былинах, где подобных гадов вовсю " мочат" богатыри типа Алёши Поповича или Добрыни Никитича... Но если в большинстве таких фольклорных историй герой избавляет свою землю и соотечественников от действительно страшного врага, опасного чудовища, приносящего зло множеству людей, то в "Повести о Петре и Февронии" с самого начала мы встречаемся с довольно жалкой и нелепой профанацией такого образа Змея, - даже можно сказать, с некой скабрезной карикатурой на него.
Притом, согласно сюжету Повести, змей сей являлся в спальню к жене князя (неназванной по имени княгине) в человеческом обличье, принимая личину её законного мужа Павла, так что никто из посторонних ничего и не мог заподозрить. Из рассказа неясно, в какой именно момент сама княгиня обнаружила такое скандальное обстоятельство, но упомянуто, что до того, как она рассказала обо всём своему мужу, "много времени преидоша". Надо думать, что поначалу жену князя её сатанинский любовник вполне удовлетворял. Далее, когда князь Павел узнаёт скандальную правду, он призывает свою супругу решительно порвать со змеем, дабы она смогла наконец "освободиться... от злого его дыхания, и сипения, и прочей мерзости, о которой стыдно сказать". Правда, из текста неясно, откуда муромский князь смог узнать такие интимные подробности близости его жены со "змеем", - можно подумать, он при этом лично присутствовал, - однако же, забегая вперёд, скажем, что подобное упоминание вообще является единственным моментом во всей этой якобы любовной Повести, хоть как-то непосредственно касающимся темы семейной жизни...Или же можно допустить мысль о том, что живот жены его со временем рос и округлялся, и таким образом царица выдала себя...
Но это ещё не сама сказка, а только "присказка", где речь идёт пока не о собственно Февронии или Петре, а только о злоключениях его брата Павла. Мало того, что никакой историчности в данном сюжете нет и быть не может, сей мистический анекдот про "скандал в благородном семействе" надо признать довольно пошловатым началом для истории об идеальной любви и супружеской верности, - не правда ли?
Но пойдём дальше: как же повёл себя православный князь города Мурома, сведав наконец про то, что некое дьявольское отродье, всё из себя такое вонючее и сипящее, " пользует" возлюбленную супружницу под его же собственной личиной?
Может Павел, как подобает средневековому герою-рыцарю, осенил себя крестным знамением и встал с мечом в руке на охрану и оборону своего супружеского ложа? Вовсе нет, - судя по тексту "Повести...", сей благоверный муж не на шутку струхнул, сразу почему-то решив, что ему самому такого грозного супостата ни за что не одолеть! Поэтому решил он действовать не спеша, а согласно коварному плану. - Своей жене он велел продолжать, как прежде, сношаться с гадким змеем для того, чтобы, усыпив бдительность гада, выведать у того способ, которым можно его убить. - Конечно, данный сюжет для сказочного фольклора тоже является классическим, встречаясь уже в библейской легенде про Самсона и Далилу...
Жена успешно выполнила задание князя: когда змей после очередных любовных утех с нею расслабился, то рассказал на свою беду княгине, что смерть ему суждена "от Петрова плеча, от Агрикова меча". Так или иначе, согласно произведению, погибая, чешуйчатый Казанова окропил Петра своей кровью, вследствие чего все его тело покрылось незаживающими язвами, словно ожогами от сока борщевика. Ермолай Прегрешный скорее всего красочно на страницах своей книги описывает сифилис, как раз в 16 веке эта напасть добралась и до нас - через Великое Княжество Литовское, причем с не меньшим размахом, чем в Европе.
В лето от сотворения мира семь тысяч пятое, а после рождества Христова тысяча четыреста девяносто седьмое собрал король польский Альбрехт великое множество своего войска и со всеми силами Польского королевства, изготовившись и вооружившись, пошёл на конях против молдавского воеводы Стефана… В том же году в Литовской земле был большой голод и стали распространяться среди людей французские болезни…
Эта болячка упоминается и в Домострое 16го века. Предположение выдвигается по той причине, что в то время сифилис считался Божьей карой- собственно это был для писателя один из примеров "божественного промысла", которым можно было "одарить" Петра. С этой болячкой он обратился к знахарке Февронии, но та не зря прослыла "премудрой" - сказала она изнемогающему князю, что исцелит она его , только если тот станет ее супругом.Тот на радостях согласился, но обещания выполнять и не думал - словом, он девушке соврал. Та, однако, оказалась хитрее, чем князь думал - одну язву на теле князя она не исцелила... И тот вернулся к ней снова, так как больше никто помочь ему был не в силах. Тут князю уже было от этой "премудрой" не отвертеться - брать в жены или помирать. Он становится жертвой самого что ни есть грязного шантажа.
"Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его!"
Так будущая "святая" удачно прописалась в княжеских палатах. Даже сериал "Знахарка" 2012 года с похожим сюжетом, выглядит намного искренне! Далее Ермолай Прегрешный описывает их жизнь, но не то чтобы подробно -упоминает, например, бояр, которые недовольны (и вполне справедливо) новой княжеской пассией. Все их деяния описываются лишь незначительными штрихами - дескать, постились, молились, мудро и кротко правили - словом, Ермолай просто приписал им все добродетели, которыми, по его мнению, должен быть наделен правитель.
Оставим в стороне те чудеса, которые якобы совершала Февронья - парочка эта, что неудивительно, детей так и не прижила - они никоим образом не упоминаются. А ведь у единственного хоть сколько-нибудь подходящего прототипа их родилось аж трое. Хотя, о детях благоверных князей Муромских свидетельствуют и «Родословная муромских князей», и «Родословная Владимирско-Суздальских князей», и «Лаврентьевская летопись», и жития благоверного князя Святослава Владимирского и его сына благоверного князя Димитрия… Кстати, святой князь Святослав был зятем Петра и Февронии, а благоверный князь Димитрий – их внуком.
У Петра и Февронии по сюжету этих источников, детей было трое: старший сын Юрий, унаследовавший после смерти отца его престол, Святослав и дочь Евдокия. Также известны имена их внуков: Ярослав – сын Юрия; Иоанн и Василий – дети Святослава – и сын Евдокии Димитрий.Князь Юрий принял Муромское княжество в 1228 году, был смелым воином, сражался против мордвы, согласно Новгородской летописи, бился с Батыем. В 1237 году он погиб, сражаясь с монголами.Святослав в 1220 году вместе с отцом участвовал в походе против волжских булгар.
Лаврентьевская летопись говорит, что он умер в 1228 году, на пасхальной неделе, за несколько дней до праведной кончины своих родителей.Дочь Петра и Февронии Евдокия вышла замуж за сына Всеволода Большое гнездо – князя Святослава. Кстати, летопись говорит, что ее отец, князь Муромский, был на этой свадьбе. У Евдокии родился сын Димитрий, который после смерти отца стал князем Юрьев-Польским. Мне удалось побывать в этом чудесном маленьком городе, ныне немного запущенном, но по-прежнему прекрасном, с древними монастырями, храмами и другими памятниками старины. И там хранят память о юрьевском князе Димитрии – внуке Петра и Февронии.И зять Петра и Февронии Святослав, и внук Димитрий были прославлены Церковью как святые благоверные князья.
Да и вообще вся "идеальная супружеская жизнь" оканчивается... разводом! Петр и Февронья принимают монашеский постриг , а это означает конец всех земных связей.Внезапно, находясь, по большому счету, в разводе (!) Петр присылает Февронье письмо, дескать , сил нет, помираю, давай сделаем это в один день (романтика!) Февронья некоторое время отнекивалась, дескать, вышивает для монастыря, должна окончить работу. Но на третье письмо понимает, что спам на почту приходить не перестанет и согласилась преставиться в один день с ним (как они это синхронизировали? Голубиной почтой?).
Перед смертью бывшие супруги попросили похоронить их в "едином гробу" - но перед ними слова не сдержали - похоронили в разных местах. Дальше происходит невесть что по типу известного всем сериала про зомби - их тела все равно встречались - неизвестно каким образом они совершали путешествие через весь Муром. Дважды их разлучали... На третий раз похоронная команда поняла, что переносить такие остатки по положенным местам чревато всяческими заразными болезнями и, видимо, решили оставить их в покое - да и вообще что-то здесь явно было не так!Опустим все нестыковки , нелогичность повествования. Кто-то может считать, что это действительно проявление Чуда и я не в праве их осуждать. я, конечно, склоняюсь к тому, что это эдакое "средневековое фентази", написанное в 16 веке, но так или иначе...
Некоторые исследователи, в основном филологи и культурологи, любят сравнивать «Повесть о Петре и Февронии» с кельтскими и другими западноевропейскими легендами, особенно с романом о Тристане и Изольде. И действительно, при желании можно найти в древнерусской «Повести…» нечто сходное с этим рыцарским сказанием. Что это? Действительно ли «Повесть» Ермолая-Еразма вобрала в себя европейские легенды, каким-то образом проникшие на Русь, или это просто случайное совпадение?Начнем с того, что священник Ермолай собирал материалы для написания жития святых благоверных князей в муромских и рязанских областях, то есть в среднерусской полосе. Это сказания даже не Киевской, а Владимирской Руси.
Очень сложно предположить, что во времена, когда проникновение иностранцев в центральную часть России было минимальным, во владимирские края были завезены какие-то западные легенды.Существует немало работ, где приводится сравнительный анализ «Повести…» и романа о Тристане и Изольде. Я прочел довольно много статей на эту тему, но ни в одной из них не нашел объяснения этим совпадениям. Академик Д.С. Лихачев в работе «Повесть о Петре и Февронии Муромских» нисколько не настаивает на каком-то заимствовании западных легенд. Он восхищается «Повестью…», ее удивительным поэтическим языком, образами и пишет о том, что «есть что-то общее… с западноевропейским средневековым повествованием о Тристане и Изольде». Но так ли похожи два этих сказания?
Я еще раз перечитала роман о Тристане и Изольде в изложении Жозефа Бедье. Скажу честно: если не ставить задачи найти в нем параллели с еразмовой «Повестью…», можно вообще не заметить какой-то общности двух этих произведений. Во всем романе мне видятся только два эпизода, сходных с теми, что есть и в жизнеописании муромских князей. Тристан тоже побеждает дракона и заболевает от его яда, положив драконий язык к себе в карман. Его находят без сознания, приносят в дом Изольды, но лечит его не она, а ее мать, королева: именно она готовит снадобье, а Изольда лишь помогает ей. И второй сходный момент – это смерть Тристана и Изольды: они также умирают в один день. При этом роман Бедье – довольно объемное произведение, в несколько раз больше «Повести…». Тристан совершает разные подвиги (убийство дракона не самый главный из них), с ним и Изольдой происходит масса событий, совершенно непохожих на события жизни Петра и Февронии.
Сюжет легенды очень хитро сплетен, да и Изольда вообще не одна – в романе целых две Изольды - Белокурая и Белорукая.Причём последняя в финале исцеляет Тристана, делает его своим заложником и почти уводит у своей соперницы-тёзки, пускаясь на обман о флаге корабля, возвещавшим о погибели возлюбленной - данный приём создатели легенды явно позаимствовали из греческого мифа об Эгее. Тристан же отворачивается к стене и умирает с горя, а Изольда - настоящая, а не подставная, которая приплывает к нему на корабле, рыдает над трупом любимого, и скорбь разрывает ей сердце. А король Марк, дядя Тристана, в одночасье потерявший и свою законную жену, и племянника, получает письмо, в котором раскрывается ужасная правда - любовное зелье, подлитое служанкой Бранжьеной, которое предназначалось именно для него, а не Тристана, спутало все карты и разрушило много жизней, что заставляет усомниться в искренности чувств персонажей рыцарской легенды..Хотя, есть варианты истории, где зелье вообще никакой роли не играет и не упоминается - все шашни с Изольдой остаются на совести Тристана.
И самое главное: «Повесть о Петре и Февронии» – это гимн супружеской любви и верности. Свою любовь супруги проносят через всю земную жизнь, а потом имеют ее продолжение в вечности. А рыцарский роман о Тристане и Изольде – совсем наоборот: это повесть о супружеской измене, о блудной страсти. О двух любовниках, которые не могут быть вместе и соединяются, умирая в один день. Кстати, существуют версии романа, из которых убрана эта печальная концовка.
Не будем подробно останавливаться на драконе. Сказания о змеях и змееборцах есть у многих и многих народов. С драконами боролись не только на Руси и в Западной Европе, но и в Иране, Вавилоне, Греции, не говоря уже о Китае, Японии и Индии. С кем только не сравнивали, к примеру, святого Георгия, победившего змея! Откуда берутся сказания о драконах, мы уже говорили в первой части статьи. Змей, дракон – любимая личина диавола в древности, потому у многих народов дракон – воплощение зла (хотя и не везде; в некоторых странах драконов обожествляли, но, тем не менее, сражались с ними). Существует и теория о том, что драконы – это сохранившиеся древние ящеры.
Гораздо важнее объяснить схожесть кончины персонажей кельтской легенды и русских святых. В романе Бедье Тристана и Изольду кладут справа и слева от часовни, а потом вырастает терновник, который соединяет две их могилы. Подобное было и с могилой рыцаря Хильдебранда, возле которой возник источник - в него после своей вторичной смерти превратилась Ундина Фридриха де Ла Мотта Фуке. Сцена смерти же Петра и Февронии описывается житием в лучших традициях религиозного фольклора. Инок Пётр-Давид из своего монастыря присылает монашке Евфросинье-Февронии весточку, что он уже помирает, но она ему отвечает: мол, погоди, дай мне дошить для церкви узорный платок! Тот опять сообщает, что "отходит", но его бывшая жена снова говорит, что не закончила шитьё, и так повторяется ещё раз... В третий раз, наконец, Феврония плюнула: так не дошив на платке святые образа, она воткнула в него свою иголку и так отослала Петру в его обитель, после чего оба они, как и желали, умерли в один день, 25 июня (по старому стилю) невесть какого года, - когда и отмечается православной церковью праздник в их честь. Перед своей кончиной Пётр и Феврония завещали похоронить их в одном гробу.
Хоронят же их в разных гробах, естественно. Потому что инока и инокиню, даже в наше время, пока ещё никому не пришла в голову светлая мысль, положить в один гроб. Поэтому Февронию решено было захоронить в загородном женском монастыре Воздвижения, а Петра, который всё же был раньше князем, - в соборной церкви города Мурома. Как только происходит это захоронение, вдруг, наутро, муромчане обнаруживают инока и инокиню в одном гробу, совершенно в другом месте. Дальше история принимает характер фильма ужасов. Как вы понимаете, в Средневековье асфальта на дорогах не было, поэтому глухой ночью двое покойников умудряются проползти по грязи городских улиц огромное расстояние, сползтись и повалиться в один гроб. Прибегает общественность и обнаруживает монаха и монахиню в неких позах, которые нам не уточняет житие, в одном гробу.
Их разъединяют, разносят по разным гробам и хоронят в разных концах города. Но следующей ночью символы любви и верности, достигнув определенной стадии трупного разложения, снова бродят по муромским улицам, роняя с себя омертвевшую плоть, и снова заваливаются в один гроб. И всего таких попыток воссоединиться у покойных было три. Любой судмедэксперт скажет, что на третью попытку они представляли из себя уже откровенно антисанитарное зрелище. Итого мы имеем: парочка, заключившая брак через шантаж, бездетная, разведенная, в состоянии трупного разложения является в России символом семьи, любви и верности. Согласитесь, это чрезвычайно пикантно. Проверить эту информацию можно, например, в книге под редакцией академика Александра Михайловича Панченко, вышедшей в издательстве «Наука»: в ней есть все списки летописей и житий. Хотя, в общем-то, во всех списках житий Петра и Февронии рассказанная мною канва выглядит примерно одинаково. Я, будучи прилично подкованным в догматике, агиографии, патристике и литургике, был поражен, что именно эта парочка была избрана в качестве символа любви и верности. Подозреваю, что это феноменальная безграмотность чиновничества, которое ткнуло куда-то пальцем и избрало случайных персонажей.
