О диссидентах
…С диссидентами еще можно схватиться. А есть диссиденты у нас? Много?
- Есть. И новые группировки появились среди молодежи. Даже фашистские. Рассказывают, у одного парня дома висят портреты Гитлера, Геринга…
- А кто он такой?
- Лет восемнадцать ему. Семья рабочая. Отец смотрит так: молодо-зелено, перебесится… Есть партия «итальянцев» - неофашисты. Есть «юные ленинцы». Эти изучают историю партии и пишут в ЦК: «Вы нас не ищите, не найдете, мы пока еще не настолько сильны, чтобы выступать против вас, но мы изучаем материалы и пытаемся доказать, как вы отступили от Ленина, подтасовали документы».
- Это троцкистская группа, - делает вывод Каганович. - Есть и националисты.
- «И «роккеры» - мотоциклисты. Выражают протест - носятся на мотоциклах во всем черном, наводят ужас собственным видом как черти. Поклонники рок-музыки…
- А почему рок-музыку популяризируют сейчас? - спрашивает Каганович. - По телевизору.
- У меня сыну пятнадцать лет, в девятом классе учится, начал увлекаться. Я говорю: «Ну что ты этих обезьян понавешал, битлов?» Он отвечает: «Папа, какие обезьяны? Один из них - коммунист».
- Вы его в комсомол не можете затянуть?
- Он комсомолец, но говорить с ним трудно.
- Надо направить.
- Наш в комсомол вступать не будет, - говорит Мая Лазаревна.
- Ее внук, мой правнук, - уточняет Каганович. - В восьмом классе.
- Мой сын мне снисходительно заявляет, - говорю я. - «В твое время были другие увлечения, в наше время - такие».
- Хрущева кто-то запутал, - размышляет Каганович.
- Степан Микоян, сын Анастаса Ивановича, говорил мне, что не Хрущев придумал выступить против Сталина, а Микоян подсказал, это, мол, его заслуга.
- Очень интересно, - говорит Каганович.
- Мол, Хрущев бы сам до этого не додумался.
- Не исключено, - соглашается Каганович.
Без личной обиды:
- Но если раньше шла принципиальная борьба, Сталин боролся с Троцким, с правыми, а здесь, мне кажется, сыграли роль личные отношения.
- Да, тут сыграло, конечно… Когда люди не умеют отвлечься от личной обиды на общегосударственное и общепартийное понимание, это поведет черт знает куда.
- Из-за сына, говорят.
- Ведь главное у коммуниста что? - продолжает Каганович. Когда им овладевает мысль, он как бы не слышит ни реплик, ни вопросов и продолжает в разговоре гнуть свое. - Ну, я, например, скажу о себе. Меня держат вне партии.
Молотова восстановили в партии два года всего назад. Двадцать пять лет почти был вне партии. Но я отключаю всякие внутренние, психологические, душевные состояния, которые привели бы меня к обиде на партию, к злобе на партию и даже на тех, которые стоят у руководства. Потому что для меня выше всего - единство партии, партия в целом, политическая идейность. А это уже важно. Есть люди, я знаю много троцкистов, лично знал очень много, которые попали в контрреволюционеры, перешли к врагам из-за личной обиды. Надо быть человеком высокого идейного уровня, чтобы не попасть в такую кашу. Это то, что, так сказать, ну, более-менее соединяло меня с Молотовым - его идейные позиции.
Вы чай хотите?
- Чай! Теперь говорят: «Приглашаю вас на рюмку кофе!» - восклицает Мая Лазаревна.
- А кофе у нас нет, - говорит Каганович. - Не могли найти печенье.
- Сухарики нашла, - говорит Мая Лазаревна. - Большие очереди.
- Видимо, такие настроения, - говорит Каганович. - Хотели бы, чтоб любой из нас мог взять и облаять Сталина.
- Если б Молотов или Каганович это сделали, как бы радовались!
- Облаять нельзя.
«Так говорил Каганович», Феликс Иванович Чуев, 1992г.
