Это единственный город, где я не был дальше аэропорта.

Прилетел туда в сусальный осенний день, спускался по трапу, напоминая самому себе Алена Делона в белом плаще. Рыцаря в брендовых латах, героя в доспехах от кутюр.

И также Аленом Делоном, с тем же зачёсом волос под фальшью борсалино, прижимистым росточком и недосягаемостью даже со спины, входил я в стеклянные двери здания.

Чувствовал себя в образе каким-то новым, свободным, более глубоким, умудрённым и зрелым, чем вчера.

Первым, что я увидел в киоске прессы ещё издалека, было твоё глянцевое фото. В лучшем стиле. Вся крупность глаз и губ, в общем — черт лица, выделялась здесь явственно, будто ты смотрелась со мной в одно зеркало. И, как обычно, заслоняла меня.

Ты любила, я любил.
Ты забыла, я забыл.
Ты не вместе, я не врозь,
Мы — не в лоб, а как-то вскользь.

Чёрт возьми! Или как там говорится-то это: каналья, дьяболо!.. Попутал всё. А потому что! Стоило ли уезжать, если первое, что я вижу, приехав, это твоё лицо! Прямо не спрячешься, не сбежишь — вот она, бонжурьте, смотрит. Как обычно, не прямо, а немного вбок. Уи, мон шер, я бы не прочь..

Сейчас поправлюсь, сейчас!! «Выглядывая лучшую партию для себя», — возвращаясь к галльскому такту, но не уму, безнадёжно плохо съехидничал я.

Не туше, конечно. О нет, миль пардон.

Подходя ближе к магнетическому фото, я разглядел идущую низом черную кайму. Такие жуть и слабость охватили вдруг меня, что, путаясь в сразу неудобном плаще, пускай и без шпаги, я побежал какой-то петушьей трусцой.

«Нашла лучший выход для себя...», «Трагический итог...», «Отвага или безысходность?»... На меня неслись обрывки заголовков, будто мусор, разнесённый ветром парижских трущоб из открытых контейнеров. Только теперь я понял, что она была повсюду. Витрина пестрела её портретами, борзописцы своими калёными перьями с отравленными слюной наконечниками высекали запальные искры на благодатном пепелище.

А я-то разглядел лишь один чудесный снимок. Такой верный ей. И равный — ей.

Вот почему я так и не вышел из аэропорта.

Под чистым золотом листопадным
Разлетались млечно-белые фалды...
И сердце под карденовской бронёй
Звенело колотой поллитрой.
И не спасибо, что душой живой,
Спасибо, грязный, пьяный, битый.

Диджеила на радио в конце девяностых — начале нулевых. Так-то папа за руку привёл, но я неплохо устроилась: голос оказался подходящим для ночных эфиров.

Несла я какую-то профанацию здравого смысла после полуночи, типа радиоверсии передачи "Секс с Анфисой Чеховой"... Зато звонили в эфир такие товарищи, что по нынешним временам сели бы за свой гон непременно и надолго.

Ночная редакция вечно ограничена в ресурсах. Со мной в тандеме только выпускающий, парень чуть старше меня. Увы, ненадёжный. Прославился попыткой словить кайф по мотивам одного звонка. Крепко "замастыренный" чувачок доложил, что после смешанного приёма аскофена с цитрамоном видит откровенные сцены. Со своим участием.. Коллега проникся, принял, вытошнил. Но не всё — с неделю он то вырубался с пониженным давлением, то бегал с повышенным, весь в жару, открывал окна и задыхался. Видений из фильмов Тинто Брасса так и не возникло. Но в этой передаче он был явно на своём месте.

А я из неё как-то быстро выросла. Стёб над собой и темами уже не радовал, участники пугали. Стало укрепляться отвращение к мужчинам, надоело подозревать в каждом извращенца. Хотя многие, я понимаю, звонили повыделываться, на спор, в компании или чисто преодолеть свои "вшитые" комплексы.

Наши эфиры стали популярными, люди дозванивались в очередь. А кучка фанатов, желающих познакомиться со мной лично, резко увеличилась. По количеству уже конкурировала с тусовкой через дорогу, около круглосуточного тогда алкомаркета.

Так я, девочка местная, стала пробираться на работу через Солёную подворотню. Радиостанция занимала этажик в историческом здании, и подворотня тут тоже была не лыком шита. Когда-то сюда свозили соль пудами, прямо с дОбычи, и сваливали огромные мешки подсыхать перед колкой. В горячий революционный год в мешки спрятались "красные" — и так пробрались в штаб "белых", устроенный в доме. Теперь же мало кто знал, что из подворотни можно попасть к задним дверям здания..

И вот завершила я эфир в шесть утра. Темень поздней осени, точно ночь и не закончилась. Фанаты у центрального входа дежурят, мужичков пять в рабочий день. Ушла "огородами", подворотней этой.

От самих ворот, всегда приоткрытых, вдруг отлипает сутулая тень в сизом вроде пальто. Хватает меня очень сильно, ударяет об землю и волочит по гравию. Машина прям у ворот: это я смутно, но вижу. А вот кричу ли я или слабо пищу, не понимаю. Больно затылок и как бы всю спину...

Мы уже у машины! Он рывком меня поднимает к багажнику. Я ищу последние ресурсы для самообороны, вырываюсь и точно кричу, хоть и сипло. И тут он близко видит моё лицо. Как и я — его. Этот урод просто роняет меня на дорогу. Как держал, вот так и разжал..
Отсутствие хватки, которая сковывала, словно цепями, плюс ещё удар всем телом не дают мне откатиться от автомобиля. Но ужас, что он проедет по мне, поднял на ноги. Я сама дошла до магазина, где растолкала всех опохмеляющихся. И свалилась уже внутри, с колокольным звоном на пустые бутылки. Ещё мелькнуло: о, да они тут и разливают, охренеть!

Это был мой университетский препод. Историк и краевед, прекрасно знавший секретики Солёной подворотни. Его ни разу не выпустили в эфир, такой скрипучий и высокий голосок я бы узнала. Он пытался рассказать о своей "фантазии": рандеву с пленницей, с "лёгкими" издевательствами. Но выпускающего не пробило на томные видения, это ж не аскофен!

Ладно, все целы остались, препод сел. И уже не вышел, в заключении повесился вроде. Невменяемым его не признали, сидел с народом.

Знаете, по какой книге он занимался? "Сильные и субтильные". При высоком росте весил мало, а мышцы разработал.. Сжимал так, что небо в овчинку укладывалось.

В инкассации я поездил даже с докторами наук. Разные коры и беды повидал... Но Саня-полтергейст - это было нечто. Фанат ужастиков, он видел аномалии повсюду.

Уволили же его (прямиком до дурки) после конкретного случая, которому я свидетель.

Приехали мы выручку забирать в продуктовый. Водила встал в кармане между налепленными магазами, где и всегда.

Выходим с Саней - дурачок стоит. Колоритный, но понятно, что безобидный блажной. Сланцы в ноябре поверх резиновых галош, типа лыжи. Одна лыжная палка в руке, свисток на верёвке. Тренер или спортсмен, уж не знаю.. На нас смотрит круглыми глазами и вдруг начинает пальцы показывать. Загибать так, словно считает. Аж палку бросил, топорщит их прям перед носом у нас и балаболит что-то.

Я хотел его отодвинуть в сторонку спокойненько, как тут меня отодвинули... Саня прям упёрся в эти его ладони.

И вдруг свист у меня над ухом: штык-нож полоснул. Только пальцы несчастного дурачка на асфальт посыпались...

Книжку Саня перед тем читать начал, вот и выявил оборотня. Эту самую книжку, что в машине так и осталась на первом развороте: "Мы живём в замке", Ширли Джексон.

Окажись я чуть поудачливей, вполне могла бы родиться оборотнем - у меня, как у них, средний и безымянный пальцы на руках одинаковой длины, - ну да ладно, какая уж есть.