Телефон тревожно зазвонил, когда я заканчивала укладывать дочь. Лена капризничала и никак не хотела засыпать – то ей пить хотелось, то сказку ещё одну послушать. Наконец, когда дыхание девочки стало ровным и глубоким, я на цыпочках вышла из детской, прикрыв дверь. В тишине квартиры телефонная трель прозвучала особенно резко.
– Андрюша, сынок, – голос свекрови звучал непривычно взволнованно. – Нам нужно срочно поговорить. Приезжай завтра, только… – она сделала многозначительную паузу, – один, без Ирины.
Я замерла с телефоном в руке. За пять лет брака Вера Петровна впервые просила сына приехать без меня. Что-то случилось? Сердце тревожно сжалось.
– Мама заболела? – послышался за спиной голос мужа. Он как раз вышел из душа, с влажными волосами и полотенцем на плечах.
– Не знаю… Просит тебя приехать завтра. Одного.
Андрей нахмурился, вытирая волосы полотенцем:
– Странно. Обычно она зовёт нас вместе…
– Может, правда что-то серьёзное? – я присела на краешек дивана, теребя край домашней футболки.
– Завтра узнаем, – Андрей пожал плечами, но я видела, что он тоже встревожен. – Съезжу, посмотрю, что там…
Ночью я долго не могла уснуть. Ворочалась, прислушиваясь к ровному дыханию мужа. В голове крутились разные мысли. Вспомнился наш первый визит к свекрови после свадьбы. Как придирчиво она осматривала квартиру, которую мы сняли. Как поджимала губы, находя пылинки на подоконнике. «У нас в семье всегда был идеальный порядок», – говорила она тогда. Намёк был прозрачным – я не дотягивала до их семейных стандартов.
Потом родилась Леночка, и на какое-то время всё наладилось. Вера Петровна души не чаяла во внучке, помогала с ней сидеть. Но постепенно начались замечания: «Ты слишком мягкая с ребёнком», «В нашей семье детей воспитывали строже», «Андрюша в её возрасте уже…»
Утром я проснулась с тяжёлой головой. За завтраком мы почти не разговаривали. Андрей торопливо пил кофе, поглядывая на часы.
– Может, всё-таки поехать с тобой? – спросила я, собирая посуду.
– Мама просила приехать одного, – он покачал головой. – Не будем её расстраивать.
«А меня можно расстраивать?» – чуть не вырвалось у меня, но я сдержалась. Вместо этого чмокнула его в щёку:
– Позвони, как освободишься.
День тянулся бесконечно. На работе я никак не могла сосредоточиться, постоянно поглядывала на телефон. От Андрея – ни звука. В обед не выдержала, написала сообщение: «Как там?» Ответа не было.
Вечером, забирая Лену из садика, я всё думала о странном звонке свекрови. За эти годы у нас сложились непростые отношения. Внешне всё выглядело прилично – мы улыбались друг другу, обменивались любезностями. Но я всегда чувствовала её неодобрение, скрытое за маской доброжелательности.
Дома я механически готовила ужин, помогала дочке с рисованием, поглядывая на часы. Андрей появился около восьми, какой-то потерянный и хмурый.
– Что случилось? – я бросилась к нему. – Почему так долго? Я волновалась!
Он молча прошёл на кухню, налил себе воды. Руки чуть подрагивали.
– Андрей, ты меня пугаешь.
– Мама… – он запнулся, подбирая слова. – Она нашла какие-то старые документы. Оказывается, наша квартира… В общем, там что-то с наследством связано. Дед оставил её мне, но есть какие-то условия…
– Какие условия? – я похолодела, чувствуя подвох.
– Не знаю точно, она не все бумаги показала. Говорит, нужно встретиться с юристом…
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться:
– И что ещё она сказала?
Андрей отвернулся к окну:
– Считает, что нам нужно… пожить отдельно. Хотя бы какое-то время.
– Что?! – я не поверила своим ушам. – Какое отдельно? Мы семья!
– Ира, не кричи, – он поморщился. – Разбудишь Лену.
– Я не кричу, – понизила голос, хотя внутри всё клокотало. – Я пытаюсь понять: твоя мать предлагает нам развестись из-за какой-то квартиры?
– Никто не говорит о разводе, – он устало потёр виски. – Просто… временно пожить раздельно. Пока не разберёмся с документами.
– А как же Лена? – я почувствовала, как к горлу подступают слёзы. – Ты подумал о ребёнке?
– Лена останется с тобой, конечно, – он говорил тихо, не глядя на меня. – Я буду помогать, навещать…
– Навещать?! – я задохнулась от возмущения. – Ты себя слышишь вообще? Какое «навещать»? Мы твоя семья!
В этот момент из детской послышался плач. Лена всё-таки проснулась.
– Я пойду к ней, – Андрей двинулся к двери.
– Стой! – я схватила его за руку. – Мы не закончили. Что ты собираешься делать?
– Не знаю, – он высвободил руку. – Правда не знаю. Мне нужно подумать.
Ночью я снова не спала. Лежала, глядя в потолок, и думала о том, как легко рушится то, что казалось таким прочным. Пять лет брака, ребёнок, планы на будущее – и вдруг какие-то документы, какое-то наследство…
Андрей спал на диване в гостиной. Впервые за всё время нашей совместной жизни. Я слышала, как он ворочается – значит, тоже не спит. Но разговаривать мы больше не стали. Оба понимали: любой разговор сейчас превратится в ссору.
Утром я проснулась от звука захлопнувшейся двери – Андрей ушёл на работу раньше обычного. На кухонном столе лежала записка: «Вечером поговорим. Целую тебя и Лену».
Весь день я была как в тумане. На работе делала ошибки, путала документы. В обед позвонила подруге, разрыдалась, рассказывая о вчерашнем.
– Да она просто манипулирует! – возмущалась Светка. – Какое наследство? Какие документы? Пусть покажет! А твой Андрей – тряпка, прости господи. Взрослый мужик, а всё на поводу у мамочки…
Я защищала мужа, хотя в глубине души понимала: Светка права. Все эти годы Вера Петровна незаметно дёргала за ниточки, а мы позволяли ей это. И вот результат.
Вечером, забрав Лену из садика, я решительно направилась не домой, а к свекрови. Без предупреждения, без звонка. Хватит играть по её правилам.
Вера Петровна открыла не сразу. Увидев нас на пороге, заметно растерялась:
– Ирочка? Леночка? Что-то случилось?
– Да, случилось, – я прошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. – Лена, поиграй пока в комнате, бабушка держит там твои игрушки. А мы с Верой Петровной поговорим.
Когда дочка скрылась в комнате, я повернулась к свекрови:
– Покажите документы.
– Какие документы? – она попыталась изобразить непонимание, но я видела, как забегали её глаза.
– Те самые, из-за которых вы хотите разрушить нашу семью.
– Ну что ты такое говоришь! – она всплеснула руками. – Никто ничего не разрушает. Просто есть определённые обстоятельства…
– Какие обстоятельства? Конкретно.
– Это касается только нас с Андреем, – она вдруг подобралась, став похожей на хищную птицу. – Семейное дело.
– Я его жена. Мать его ребёнка. Это и моё семейное дело тоже.
Мы стояли друг напротив друга – как два бойца перед решающей схваткой. Я чувствовала, как колотится сердце, но не собиралась отступать.
– Хорошо, – она наконец кивнула. – Присядем.
За чаем, который она заварила «для приличия», Вера Петровна рассказала историю. Оказывается, квартира действительно досталась от деда – отца Веры Петровны. Но было условие: жильё должно оставаться в семье. Если наследник женится «неудачно» (её слова), то имущество переходит к другой ветви рода.
– И что значит «неудачно»? – я сжала чашку так, что побелели костяшки пальцев.
– Ну… – она замялась. – Есть определённые критерии. Социальное положение, образование, происхождение…
– То есть я не подхожу по этим критериям? – я горько усмехнулась. – И поэтому Андрей должен выбирать между мной и квартирой?
– Не передёргивай, – она поджала губы. – Никто не говорит о выборе. Просто нужно время, чтобы всё уладить…
– Показывайте документы, – я протянула руку.
– Тогда дайте его контакты. Я хочу сама всё проверить.
Она замешкалась, и в этот момент я поняла: никаких документов нет. Всё это – блеф, манипуляция, попытка рассорить нас с Андреем.
– Вера Петровна, – я встала из-за стола. – Знаете, что самое страшное? Не то, что вы пытаетесь разрушить нашу семью. А то, что вы готовы сделать несчастным собственного сына. Ради чего? Ради контроля над его жизнью?
Она побледнела:
– Как ты смеешь…
– Смею. Потому что люблю его. И Лену люблю. И не позволю разрушить то, что мы создали.
В этот момент зазвонил телефон. Андрей.
– Ты где? – в его голосе слышалась тревога. – Дома никого нет, телефон не отвечает…
– Мы у твоей мамы, – спокойно ответила я. – Приезжай. Нам всем нужно поговорить.
Повесив трубку, я посмотрела на свекровь. Она сидела, ссутулившись, вдруг постаревшая и какая-то беспомощная.
– Лена! – позвала я. – Собирайся, папа сейчас приедет.
Дочка выбежала из комнаты с рисунком в руках:
– Смотри, баб, я тебя нарисовала! И маму, и папу, и себя. Мы все вместе!
Вера Петровна взяла рисунок дрожащими руками. На листе действительно была изображена наша семья – все держатся за руки, улыбаются. Даже бабушка.
– Красиво, – тихо сказала она. И вдруг заплакала.
Когда приехал Андрей, мы уже пили чай с тортом, который свекровь достала из холодильника. Лена рассказывала про садик, размахивая ложкой. Вера Петровна украдкой вытирала глаза.
– Что происходит? – муж застыл в дверях, переводя взгляд с одного лица на другое.
– Происходит то, – я встала ему навстречу, – что мы наконец-то начинаем быть настоящей семьёй. Правда, мама?
Вера Петровна кивнула, не поднимая глаз:
– Прости меня, сынок. И ты, Ирочка, прости… Я просто… боялась остаться одна.
– Глупости какие, – я обняла её за плечи. – Мы всегда будем рядом. Правда, Андрей?
Он подошёл, обнял нас обеих:
– Правда. Только больше никаких секретов и условий, хорошо?
– Хорошо, – прошептала она. – Обещаю.
А Лена, глядя на нас, радостно захлопала в ладоши:
– А можно я ещё один рисунок нарисую? Чтобы все-все были счастливые!
И мы рассмеялись – все вместе, впервые за долгое время.
***
Вера Петровна сидела молча. Её глаза были красными от слёз, но впервые за долгое время в них не было ни упрямства, ни хищного огонька, которым она обычно смотрела на меня. Казалось, вся эта борьба, бесконечное перетягивание каната и попытки контролировать сына истощили её настолько, что теперь она просто опустила руки.
— Вера Петровна, — спокойно начала я, — я понимаю ваши страхи. Понимаю, что вам сложно отпустить Андрея. Но то, что вы делаете, — это не любовь. Это желание удержать его, но через манипуляции.
Она вскинула на меня глаза, будто хотела возразить, но я мягко подняла руку, давая понять, что я не закончила.
— Мы не собираемся отрывать вас от жизни Андрея, — продолжила я. — Вы всегда будете частью нашей семьи. Но, пожалуйста, примите и меня. Я не враг. Я его жена. Я люблю его. И хочу, чтобы в нашей жизни царил мир.
Вера Петровна отвернулась к окну, глядя на темнеющий двор.
— Вы говорите красиво, — прошептала она. — А если потом всё изменится? Если ты бросишь его? Если он останется один, как я?..
От её слов меня кольнуло в груди. Впервые я увидела, что за маской властной и уверенной в себе женщины скрывается одиночество.
— Он не останется один, — голос Андрея прозвучал твёрдо и уверенно. Он подошёл к матери, опустился перед ней на колени и взял её за руку. — Мам, я взрослый мужчина. Ты дала мне всё: заботу, воспитание, любовь. Но теперь пришло время тебе поверить в меня. В нас.
— Я просто хотела как лучше, — прошептала она, её пальцы дрогнули в руке сына.
— Я знаю, — кивнул Андрей. — Но иногда «как лучше» — это просто отпустить.
Вечер тянулся как-то удивительно спокойно. Мы втроём сидели на кухне и пили чай. Лена, утомившись от дневных волнений, уснула на диване, обхватив плюшевого зайца. Вера Петровна уже не выглядела боевой — скорее уставшей и задумчивой.
— Вы правда думаете, что я всё испортила? — вдруг спросила она, глядя на кружку с чаем.
— Не испортили, — мягко ответил Андрей. — Просто чуть не разрушили то, что можно сохранить.
Она кивнула и снова замолчала.
Я наблюдала за ними и чувствовала, как внутри меня оттаивает комок злости и обиды. Всё это время я видела в Вере Петровне только соперницу, женщину, которая пытается управлять нашей жизнью. А сейчас она была всего лишь матерью, боящейся остаться забытой и ненужной.
— Мы могли бы чаще видеться, — осторожно предложила я. — Приезжайте к нам в гости. На выходные. Но только без условий и без обид.
— В гости? — удивлённо переспросила Вера Петровна.
— Конечно, — Андрей улыбнулся. — Ты же всегда хотела больше времени проводить с Леночкой. А ещё — помогать с пирогами. Твой яблочный пирог она называет «самым вкусным в мире».
На лице свекрови промелькнула тень улыбки.
— Яблочный пирог… — повторила она задумчиво. — Ладно. Попробуем. Но если я опять увижу беспорядок…
Мы с Андреем рассмеялись.
— Договорились, — ответил он.
Следующие несколько месяцев пролетели незаметно. Андрей сдержал своё слово — он стал увереннее, спокойнее. Мы много разговаривали, обсуждали всё, что раньше замалчивалось, а самое главное — вместе учились ставить границы и договариваться.
Вера Петровна не сразу, но постепенно приняла новую реальность. Она приезжала к нам на выходные, привозила пироги и делала вид, что случайно забыла замечания про «пыль на полке» или «неправильно разложенные вещи». С Леной они стали неразлучны — бабушка рассказывала ей сказки и учила печь те самые пироги, которые Андрей любил с детства.
Однажды за семейным ужином, когда Лена с гордостью доставала из духовки свой первый самостоятельный «шедевр», Вера Петровна неожиданно сказала:
— Я рада, что у Андрюши такая жена.
Я чуть не выронила вилку. Она посмотрела на меня, слегка смущённо улыбнулась и добавила:
— Ты, Ирина, хорошая. Просто я не сразу это поняла.
Андрей сжал мою руку под столом, и я улыбнулась в ответ:
— Спасибо, Вера Петровна.
— Да называй ты меня просто бабушкой, как Лена. А то — «Вера Петровна»…
Мы все рассмеялись, а Лена, не замечая подспудного символизма этого момента, взвизгнула от восторга:
— Пирог получился! Папа, мам, бабушка, смотрите!
Я посмотрела на свою семью и поняла, что всё не зря. Мы справились. Мы прошли через боль, через страх и манипуляции. Потому что любовь — это не всегда про идеальность. Это про умение слышать и понимать друг друга.
За окном гасли последние отблески заката. Лена кружилась вокруг стола, довольная своим кулинарным успехом, а Андрей, обнимая меня за плечи, шепнул:
— И я, — ответила я, крепче сжимая его руку.
А Вера Петровна впервые за долгое время выглядела по-настоящему счастливой. Не потому что ей удалось всё контролировать. А потому что она наконец поняла: её сын вырос.
А вместе с ним выросли и мы.
