Разговор
А вообще-то, ты знаешь... - Михаил замялся, покрутил в руках чашку с давно остывшим кофе. - Может, не стоит об этом?
Договаривай уже, - Андрей усмехнулся, глядя на друга. За двадцать лет дружбы он изучил все его привычки: если Мишка так мнётся, значит, разговор предстоит серьёзный.
В маленькой кофейне было немноголюдно. Вторник, три часа дня – не самое оживлённое время. Только откуда-то из глубины зала доносился приглушённый смех парочки да монотонно гудела кофемашина.
Время остановилось. Андрей смотрел на губы друга, которые продолжали что-то говорить, но слов уже не разбирал. В ушах зашумело, словно он нырнул глубоко под воду. Перед глазами всплыло лицо жены – такое, каким оно было сегодня утром: "Андрюш, я задержусь сегодня, совещание важное..."
Ты уверен? - собственный голос показался чужим.
Прости, друг. Я долго сомневался, говорить или нет... - Михаил протянул руку, но Андрей едва заметно отстранился. - Просто... все уже знают. А ты... Ты должен был узнать первым, но...
"Все знают". Эти слова ударили больнее всего. Андрей вспомнил недавний корпоратив в компании жены, косые взгляды, неловкие паузы в разговорах. Он списывал это на усталость, на рабочие проблемы, на что угодно...
Андрей прикрыл глаза. Перед внутренним взором возникла их квартира, светлая детская, где Полина занимается с репетиторами. Её бледное личико, осунувшееся после последнего курса терапии. Её радостная улыбка, когда мама возвращается с работы...
"Совещание важное..." Он вспомнил, как участились эти совещания в последний год. Как Ирина стала чаще задерживаться. Как появились какие-то корпоративные выезды на выходных. Как она похорошела, словно сбросила десяток лет...
Знаешь, - Михаил придвинулся ближе, - может, поговоришь с ней? Всякое в жизни бывает. Вы столько вместе прошли...
"Столько прошли..." Перед глазами промелькнули бессонные ночи у постели дочери. Больничные коридоры. Очереди к специалистам. Поиски денег на лечение. Вся эта бесконечная борьба за жизнь их девочки, в которой они всегда были вместе...
Он поднял взгляд на друга. Внутри было пусто и холодно, словно вынули все внутренности, оставив только оболочку.
А что говорить? - он достал бумажник, положил на стол купюру. - Спасибо, что рассказал.
Погоди, ты куда? - Михаил привстал. - Может, не стоит сейчас...
Мне надо забрать Полину от репетитора, - голос звучал спокойно, даже буднично. - Сегодня у неё английский.
Он вышел из кофейни на улицу, где моросил мелкий осенний дождь. Достал телефон, открыл галерею. Вот они втроём на даче этим летом. Ирина обнимает Полину, смеётся, глядя в камеру. Счастливая. Красивая. Чужая.
Телефон завибрировал – сообщение от жены: "Андрюш, сегодня правда задержусь. Может, даже очень поздно. Не теряйте меня."
Палец завис над клавиатурой. Что ответить? "Хорошо, удачного совещания"? "Знаю, где ты на самом деле"? "Как ты могла?"
В конце концов он просто написал: "Ок. Полину заберу я".
Накрапывал дождь, прохожие спешили по своим делам, кто-то говорил по телефону, смеялся... А он стоял посреди улицы, и внутри разрасталась пустота, заполняя всё существо. Только где-то глубоко внутри пульсировала мысль: "Полина... Надо держаться ради Полины..."
Он посмотрел на часы. До конца занятия оставалось двадцать минут. Двадцать минут, чтобы взять себя в руки. Чтобы улыбнуться дочери как ни в чём не бывало. Чтобы не выдать того, что весь его мир только что рассыпался на осколки.
Андрей медленно двинулся в сторону метро. Дождь усиливался, но он даже не подумал раскрыть зонт. Может быть, эти холодные капли помогут смыть оцепенение, в котором он находился? Помогут понять, что делать дальше? Как жить с этим новым знанием? Как смотреть в глаза жене? Как уберечь дочь?
Вопросы множились, ответов не было. Была только дорога под дождём и мысль о том, что через двадцать минут надо будет улыбаться.
Вечер
Пап, а почему ты такой мокрый? - Полина подняла взгляд от учебника, когда Андрей вошёл в квартиру.
Да вот, зонт забыл раскрыть, - он попытался улыбнуться, стряхивая капли с куртки. - Задумался немного.
Ты как всегда, - дочь покачала головой с забавной серьёзностью. - Мама говорит, ты вечно витаешь в облаках.
"Мама говорит..." От этих слов что-то больно кольнуло в груди. Интересно, что ещё говорит мама? И главное – что она не говорит?
Ну как английский? - Андрей присел рядом с дочерью, машинально поправляя прядь её тонких волос. После химиотерапии они отросли совсем немного, едва прикрывая уши.
Нормально. Миссис Беннет говорит, у меня хорошо получается. - Полина закашлялась, и Андрей тут же потянулся за водой. - Пап, не суетись, я же не маленькая уже.
"Не маленькая..." А ведь правда – когда они успели пропустить, как их девочка повзрослела? Пока бегали по больницам, пока зарабатывали на лечение, пока... пока её мать искала счастья на стороне.
Ты что-то странный сегодня, - Полина внимательно посмотрела на отца. - Случилось что-то?
С чего ты взяла? - он попытался придать голосу беззаботность.
Ну... ты какой-то задумчивый. И руки дрожат немного.
Андрей сжал пальцы в кулак. Надо же, а он и не заметил эту дрожь. Двенадцать лет, а всё видит, всё чувствует. В кого она такая?
Просто устал немного на работе, - он встал. - Ты поела?
Да, Марья Степановна суп разогревала, - Полина снова склонилась над учебником. - Пап, а мама сегодня опять поздно?
Да, у неё... - он запнулся, - совещание важное.
Опять, - вздохнула дочь. - Знаешь, пап, мне кажется, она стала меньше бывать дома.
Андрей замер у окна. За стеклом темнело, дождь усилился, превращая улицу в размытое пятно огней и теней.
Тебе это... мешает? - спросил он осторожно.
Нет, что ты! - Полина покачала головой. - Просто... Знаешь, когда я в больнице лежала, она всегда рядом была. А теперь... Наверное, это хорошо, да? Значит, я правда выздоравливаю?
Что-то сжалось в груди от этих слов. Он смотрел на дочь – хрупкую, бледную, но такую сильную. Она научилась находить хорошее даже в отсутствии матери.
Пап, - Полина вдруг отложила учебник, - а давай сделаем маме сюрприз? Испечём что-нибудь? Ну, чтобы она пришла, а у нас... Я видела на YouTube рецепт яблочного пирога, совсем несложный.
Сейчас? - он взглянул на часы. Почти семь вечера.
А почему нет? Всё равно делать нечего, уроки я закончила. И потом, - она хитро прищурилась, - готовить – это же почти как химия. А химия у меня хорошо идёт.
Андрей смотрел на дочь, и внутри что-то переворачивалось. Она хочет порадовать мать, которая сейчас... Он оборвал эту мысль.
Ладно, давай попробуем, - он улыбнулся, и на этот раз улыбка вышла почти настоящей. - Показывай свой рецепт.
Следующий час они провели на кухне. Полина командовала процессом, зачитывая инструкции с планшета. Андрей послушно взбивал яйца с сахаром, подавал нужные ингредиенты, следил за духовкой.
Руки делали своё дело, а в голове крутились обрывки сегодняшнего разговора с Михаилом. "Все знают..." Интересно, эти "все" тоже делают вид, что ничего не происходит? Тоже улыбаются, встречая их семью? Жалеют его? Или посмеиваются за спиной?
Он спохватился, подхватил миску. Полина рассмеялась, и от этого смеха стало немного легче.
Андрей помнил. Помнил, как Ирина часами стояла у плиты, изобретая блюда, которые могли бы заинтересовать истощённого химиотерапией ребёнка. Как плакала по ночам, когда думала, что он спит. Как молилась, хотя никогда не была религиозной...
Что случилось с той женщиной? Куда она исчезла? Или... её никогда не было? Может, он сам придумал себе такую Ирину – любящую, верную, преданную семье?
Телефон завибрировал – новое сообщение от жены: "Похоже, совсем поздно буду. Не ждите с ужином. Целую".
Мама пишет? - Полина выглянула из-за его плеча. - Что там?
Задерживается, - он убрал телефон. - Ну что, ставим наш пирог в духовку?
Ничего, - дочь пожала плечами, - зато утром позавтракает вкусненьким. Если ты его до утра не съешь, конечно!
Она засмеялась, и он подхватил её смех, чувствуя, как к горлу подступает что-то похожее на рыдание. Господи, за что его девочке всё это? Мало ей было болезни, так теперь ещё и это...
Пирог получился на удивление красивым – румяным, ароматным. Они с Полиной устроились на диване перед телевизором, но ни он, ни она не следили за фильмом. Дочь задремала, прижавшись к его плечу, а он сидел, боясь пошевелиться, и думал, думал, думал...
Около одиннадцати в замке повернулся ключ. Андрей осторожно высвободил руку из-под спящей дочери и вышел в прихожую.
Как принять правильное решение? И есть ли оно вообще – правильное решение? Что важнее – его гордость или покой дочери?
Дверь открылась, и на пороге появилась Ирина – красивая, немного смущённая, с еле уловимым шлейфом незнакомого парфюма...
Разговор в темноте
Ой, ты не спишь? - Ирина замерла на пороге, не включая свет. - А я думала...
Полина пирог тебе испекла, - перебил Андрей. Его голос звучал глухо в темноте прихожей. - Старалась.
Пирог? - она неловко переступила с ноги на ногу. - Как мило... А почему...
Хотела порадовать маму, - он сделал ударение на последнем слове. - Думала, ты придёшь пораньше.
Что-то в его тоне заставило Ирину насторожиться. Она щёлкнула выключателем, и яркий свет залил прихожую. Андрей невольно прищурился, но не отвёл взгляд от жены.
Ирина медленно сняла плащ. От неё пахло дождём, духами и чем-то ещё – может быть, чужим теплом? Андрей почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
Она послушно пошла за ним. В тусклом свете ночника на кухне её лицо казалось особенно красивым – и особенно чужим.
Как прошло совещание? - спросил он, глядя куда-то мимо неё.
Нормально... много работы... - она запнулась. - Андрей, что происходит?
Знаешь, - он провёл рукой по лицу, - я сегодня виделся с Мишей.
Ирина застыла. По её лицу пробежала тень, и на мгновение показалось, что она сейчас развернётся и убежит.
И что... что он сказал? - её голос дрогнул.
А ты как думаешь? - Андрей наконец посмотрел ей прямо в глаза. - Что он мог рассказать о своём старом друге и его жене, которая уже год встречается с коллегой по работе?
В кухне повисла такая тишина, что стало слышно тиканье часов на стене. Где-то в комнате вздохнула во сне Полина.
Я... - Ирина опустилась на стул, словно ноги перестали её держать. - Я не хотела, чтобы ты узнал... вот так.
А как? - он почти шептал, но в этом шёпоте было столько боли, что Ирина вздрогнула. - Как ты хотела? Написать записку? Прислать эсэмэску? Или просто однажды не вернуться домой?
Перестань, - она закрыла лицо руками. - Всё не так...
А как? - он шагнул ближе. - Объясни мне, как? Как ты могла? После всего, что мы пережили вместе? После всех этих лет? После...
Папа? - сонный голос Полины из коридора заставил их обоих замереть. - Мама пришла?
Да, солнышко, - Ирина мгновенно взяла себя в руки, вытерла глаза. - Иди спать, уже поздно.
Вы пирог попробовали? - в дверном проёме появилось бледное лицо дочери. - Получилось?
Обязательно попробуем, - Андрей через силу улыбнулся. - Утром все вместе. А сейчас – спать.
Хорошо, - Полина зевнула. - Мам, ты завтра не задержишься? У меня по биологии пятёрка...
Не задержусь, - Ирина подошла к дочери, обняла её. - Обещаю.
Когда шаги Полины стихли, они снова остались одни. Андрей смотрел на жену – такую родную и такую чужую одновременно.
Ирина обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.
Я устала, Андрей. Устала быть сильной. Устала делать вид, что всё хорошо. Устала...
А я? - он рывком придвинул стул, сел напротив. - Думаешь, мне легко? Думаешь, я не устал? Но я здесь. Я с вами. С ней, - он кивнул в сторону комнаты дочери.
Сергей... он просто появился, когда мне было особенно тяжело, - она говорила тихо, глядя в пол. - Он слушал. Понимал. Не требовал быть идеальной матерью, идеальной женой...
А я требовал? - Андрей почувствовал, как внутри что-то обрывается. - Я просил тебя быть идеальной?
Нет, но... - она подняла глаза, полные слёз. - Ты не понимаешь. Когда Полина болела, я думала только о ней. Потом – только о её реабилитации. А потом... потом я поняла, что забыла, какой была раньше. Просто женщиной. Не матерью больного ребёнка, не твоей женой, а просто...
И ради этого "просто" ты готова разрушить семью? - его голос звенел от сдерживаемых эмоций. - Ради этого "просто" ты врёшь дочери? Мне?
В коридоре снова послышались шаги...
Решение
Они замолчали, прислушиваясь к шагам. Но это была всего лишь соседка сверху – через тонкие перекрытия часто доносились чужие шаги.
Ирина подняла на него растерянный взгляд.
О чём?
Полине осталось пройти два курса терапии. Врачи говорят, результаты хорошие, но сейчас самое важное – стабильность. Никаких стрессов, - он говорил ровно, словно зачитывал деловое предложение. - Поэтому мы будем жить как жили.
То есть... - она непонимающе моргнула.
То есть ты продолжишь возвращаться домой. Пусть и поздно. Будешь улыбаться дочери, проверять уроки, печь с ней пироги по выходным, - каждое слово давалось ему с трудом. - А что ты делаешь в остальное время... это твоё дело.
Андрей...
Я не закончил, - он поднял руку. - Когда лечение завершится, когда врачи скажут, что опасность миновала – тогда решим остальное. А пока... пока мы просто родители. Ради неё.
Ирина сидела, низко опустив голову. По щекам текли слёзы.
Ты ведь понимаешь, - она подняла на него глаза, - что я не смогу... что всё уже не будет как раньше?
А разве сейчас что-то как раньше? - он горько усмехнулся. - Единственное, что осталось неизменным – это Полина. И ради неё...
Пап? - в дверях снова появилась дочь, на этот раз с встревоженным лицом. - Мам? Вы чего не спите?
Обсуждаем твои успехи по биологии, - Андрей удивился, как легко далась ему эта ложь. - И пирог пробуем. Правда, мама?
Правда, - Ирина торопливо вытерла глаза. - Очень вкусный получился.
Вы какие-то странные, - Полина переводила взгляд с одного родителя на другого. - Что-то случилось?
Всё хорошо, солнышко, - Андрей подошёл к дочери, обнял её за плечи. - Просто взрослые иногда тоже волнуются по пустякам. Пойдём, уложу тебя.
Позже, лёжа в темноте на диване в гостиной (он не мог заставить себя лечь в супружескую постель), Андрей прокручивал в голове события дня. Казалось невероятным, что ещё утром он жил обычной жизнью, не зная, не подозревая...
За стеной посапывала Полина. Из спальни не доносилось ни звука – Ирина всегда умела плакать беззвучно. Он помнил это ещё по больничным ночам, когда она думала, что все спят.
"Всё для неё изменилось," - вдруг подумал он. - "Для Иры тоже. Не изменилось только для Полины. И не должно измениться..."
Телефон тихо завибрировал – сообщение от Михаила: "Как ты? Держишься?"
Андрей посмотрел на экран и удалил сообщение не ответив. Что он мог ответить? Что решил играть роль счастливого мужа ради больной дочери? Что будет молча терпеть предательство, пока не закончится лечение? Что всё ещё любит женщину, которая больше не принадлежит ему?
В окно светила луна, на стене плясали тени от качающихся на ветру веток. Где-то далеко сигналила машина. Мир жил своей обычной жизнью, не замечая, как в одной московской квартире человек учится жить заново – с разбитым сердцем, но несломленной волей. Ради той, которая нуждается в нём больше всего.
Утром они встретились на кухне – все трое – будто ничего не произошло. Пили чай с вчерашним пирогом, обсуждали школьные новости. Полина улыбалась, Ирина проверяла домашнее задание, Андрей читал новости в телефоне...
Обычное утро обычной семьи.
Только в какой-то момент их взгляды встретились над головой дочери – и оба поняли, что научатся жить и так. Ради неё. Ради их девочки, которая сейчас увлечённо рассказывает о делении клеток, не подозревая, что её родители тоже учатся делиться – делить жизнь на "до" и "после", на "дома" и "вне дома", на правду и ложь.
А за окном падал снег – первый в этом году. Белый, чистый, укрывающий всё своим успокаивающим покрывалом. Стирающий следы прошлого и дающий надежду на будущее. Каким бы оно ни было.
