— Простите, кажется, это мое место...
Анна замерла с сумкой в руках. Из всех людей в мире, из всех рейсов и кресел — почему именно здесь и сейчас? Михаил смотрел на нее снизу вверх, и в его глазах медленно проступало узнавание.
— Аня? — он привстал, неловко задев коленями откидной столик. — Вот так встреча...
— Да уж, — она нервно улыбнулась, чувствуя, как предательски дрожат пальцы. — Никак не ожидала.
Пока она пыталась пристроить сумку на полку, в голове крутилось: "Пять лет. Пять лет не виделись, и вот — соседние кресла в самолете тридцать первого декабря". Насмешка судьбы, не иначе.
— Давай помогу, — Михаил потянулся к ее сумке, их руки на мгновение соприкоснулись.
— Спасибо, я сама.
Она наконец села, расправила складки на платье. Темно-синий шелк, любимый цвет Андрея. "Интересно, — мелькнула непрошеная мысль, — помнит ли Миша, что мой любимый — изумрудный?"
— Летишь встречать Новый год? — как ни в чем не бывало спросил он.
— Да, в Питер, — она старательно избегала его взгляда. — К жениху.
Пауза. Он медленно выдохнул.
"Уважаемые пассажиры, наш самолет готовится к взлету..." — равнодушный голос стюардессы стал почти спасением.
Они пристегнули ремни. Анна достала книгу — первую попавшуюся в аэропорту, даже названия не помнила. Михаил уткнулся в телефон. Самолет начал разбег.
— А помнишь... — вдруг начал он.
— Не надо, — перебила она. — Пожалуйста.
Снова молчание. За окном проплывали огни ночной Москвы, постепенно превращаясь в россыпь световых точек.
— Знаешь, — Михаил говорил тихо, почти шепотом, — я часто думал, что бы сказал, если бы мы встретились. А теперь не могу подобрать слов.
Анна сжала книгу так, что побелели костяшки пальцев.
— Пять лет прошло, Миша. Зачем ворошить?
— Затем, что мы оба знаем — все закончилось глупо.
Она наконец повернулась к нему. Все тот же упрямый подбородок, морщинка между бровей, когда серьезен. Только в висках серебрится седина — раньше не было.
— Глупо? — переспросила она. — По-твоему, это было глупо?
— А разве нет? Подумай сама: мы расстались из-за...
— Из-за того, что ты не мог определиться! — В ее голосе прорвалась обида пятилетней выдержки. — "Давай подождем", "еще рано", "надо встать на ноги"... А я хотела семью, детей. Обычного женского счастья.
Пожилая женщина с соседнего ряда с интересом повернулась в их сторону. Анна заставила себя говорить тише:
— И знаешь что? Я рада, что все так вышло. Андрей... — она запнулась. — Он надежный. Знает, чего хочет.
Михаил усмехнулся:
— Как и пять лет назад, ты умеешь делать больно.
— А ты, как и пять лет назад, пытаешься переложить ответственность на других.
Стюардесса катила тележку с напитками. Они синхронно попросили воды, и эта случайная синхронность заставила обоих замолчать.
— Ты изменилась, — заметил он, разглядывая ее профиль.
— Все меняются.
— Но твои глаза... — он замялся. — Они все такие же грустные.
Анна резко повернулась к нему:
— Не надо, слышишь? Не надо делать вид, что ты меня знаешь. Тот человек, которого ты знал, остался в прошлом. Я другая.
— Правда? — он наклонился ближе, и она уловила знакомый запах его одеколона. — Тогда почему дрожат руки? Почему не смотришь в глаза?
Она отвернулась к окну. Внизу проплывали огни маленьких городов, похожие на россыпь новогодних гирлянд.
— Знаешь, что я понял за эти годы? — продолжал Михаил. — Что иногда мы принимаем самые важные решения, когда не готовы к ним. И потом жалеем, но гордость не позволяет признать ошибку.
— У тебя есть кто-то? — вдруг спросила она, сама удивившись своему вопросу.
— Нет, — он покачал головой. — Были отношения, но... Все как-то не то.
"Внимание, пассажиры! Наш самолет входит в зону турбулентности. Просьба оставаться на своих местах и пристегнуть ремни безопасности".
Самолет ощутимо тряхнуло. Анна непроизвольно схватилась за подлокотник — и обнаружила, что ее рука лежит поверх руки Михаила. Она хотела отдернуть ладонь, но он удержал ее пальцы.
— Помнишь, как мы летели в Сочи? Ты тоже боялась турбулентности.
— Перестань, — прошептала она. — Прошу тебя, перестань.
Но память уже предательски подбрасывала картинки: они, молодые и беззаботные, строят планы на будущее где-то между небом и землей, пьют пластиковый самолетный кофе и смеются...
Новый толчок турбулентности заставил вздрогнуть обоих. За окном в темноте поблескивало крыло самолета.
— Знаешь, — медленно произнес Михаил, все еще не отпуская ее руку, — говорят, под Новый год...
— Не надо про чудеса, — перебила она. — Я не верю в сказки.
— А я верю, — он улыбнулся. — Особенно когда судьба дает такие недвусмысленные намеки.
Она наконец высвободила руку:
— Судьба тут ни при чем. Просто совпадение.
— Знаешь, что еще я понял за эти годы? Совпадений не бывает.
До Санкт-Петербурга оставалось два часа полета. За окном простиралась черная декабрьская ночь, а внутри у Анны бушевала метель воспоминаний, сожалений и непрошеных надежд.
— Будете кофе? — голос стюардессы вывел Анну из оцепенения.
— Да, пожалуйста. Два сахара, — автоматически ответила она.
— Черный без сахара, — одновременно с ней произнес Михаил.
Стюардесса улыбнулась, протягивая им стаканчики. Анна поймала в этой улыбке намек на понимание — наверное, со стороны они выглядели как семейная пара, которая знает привычки друг друга наизусть.
— Ты всё ещё пьешь с двумя кусочками, — заметил Михаил. — А я думал, ты перешла на стевию, как собиралась.
— Откуда ты... — она осеклась, вспомнив их последний разговор по телефону, пять лет назад. — А, да. Не получилось. Некоторые привычки сильнее нас.
Она отпила кофе, морщась от привкуса пластика. Михаил смотрел в окно, где не было видно ничего, кроме собственного отражения.
— Расскажи про него, — вдруг попросил он. — Про жениха.
— Зачем?
— Хочу понять, что в нем такого... особенного.
Анна хотела огрызнуться, но что-то в его голосе — искренний интерес? боль? — заставило ответить:
— Андрей... Он архитектор. Мы познакомились на совместном проекте год назад. Он... — она замялась, подбирая слова, — надежный. Серьезный. Знает, чего хочет от жизни.
— Как папа хотел, — тихо заметил Михаил.
Анна вздрогнула. Да, именно так говорил отец: "Тебе нужен серьезный человек, а не этот мечтатель". Тогда она защищала Мишу. Теперь...
— Не начинай, — она поставила стаканчик на столик. — Ты же помнишь, чем закончились твои мечты о стартапе?
— Вообще-то, — он повернулся к ней, — стартап взлетел. Я теперь технический директор той самой компании.
Она замерла:
— Что?
— Два года назад все получилось. Правда, к тому времени ты уже не отвечала на звонки.
Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. Она вспомнила их последнюю ссору, свои упреки в безответственности, его отчаянное "просто поверь в меня"...
— Почему... почему ты не написал?
— А ты бы ответила?
Она промолчала. Действительно, ответила бы? После того как сама сказала "между нами всё кончено"?
За окном мелькнула зарница — где-то внизу, в зимних облаках, зарождалась гроза.
— Знаешь, что я вспоминаю чаще всего? — вдруг спросил Михаил. — Тот вечер на крыше, помнишь? Когда мы запускали фонарики?
Конечно, она помнила. Это было их особенное место — крыша его старой хрущевки. Они часто сбегали туда от всех проблем, смотрели на звезды, мечтали...
— Ты тогда сказала: "Давай загадаем желание — быть вместе несмотря ни на что".
— Миша...
— А я ответил: "Зачем загадывать? Мы и так будем вместе".
— Перестань, — её голос дрогнул.
— Знаешь, что я понял? Иногда нужно именно загадывать. Просить у судьбы. Бороться. А я... я просто был уверен, что всё само собой сложится.
Анна закрыла глаза. Под веками предательски щипало.
— А помнишь, как ты готовила борщ по маминому рецепту? — продолжал он с улыбкой. — И забыла про бульон на плите...
— И у нас сработала пожарная сигнализация, — невольно улыбнулась она. — Пришлось всем подъездом проветривать.
— А соседка снизу кричала, что мы устроили конец света.
— "Молодёжь безответственная!" — передразнила Анна ворчливую соседку и вдруг осеклась, осознав, что они оба смеются, как раньше.
Смех оборвался. Повисла тишина, нарушаемая только гулом двигателей.
— Последний раз я был на той крыше месяц назад, — сказал Михаил. — Там теперь закрыто, но я договорился с консьержкой.
— Ты все еще живешь там?
— Нет, переехал в центр. Но иногда приезжаю... вспомнить.
Он достал телефон, пролистал что-то:
— Смотри.
На экране была фотография заката с той самой крыши. Тот же вид на город, те же антенны на соседних домах. Только в углу кадра виднелся силуэт одинокого бумажного фонарика, улетающего в небо.
— Ты запускал фонарики один? — тихо спросила она.
— Иногда мечты надо отпускать, — он убрал телефон. — Даже если не хочется.
Анна отвернулась к окну, но в темном стекле отражалось только ее лицо — и она с ужасом заметила, что по щеке катится слеза.
"Уважаемые пассажиры, мы входим в зону турбулентности. Пожалуйста, займите свои места и пристегните ремни".
Самолет тряхнуло. Анна машинально вцепилась в подлокотник, но на этот раз Михаил не стал удерживать ее руку. Он просто сидел, глядя прямо перед собой, и его профиль в тусклом свете салона казался высеченным из камня.
— Андрей ждет тебя в аэропорту? — спросил он, не поворачивая головы.
— Да, — она достала зеркальце, торопливо промокая глаза салфеткой. — Мы едем к его родителям, будем объявлять о свадьбе.
— Когда?
— Весной. В мае.
Он кивнул, все так же глядя перед собой:
— Значит, у меня осталось четыре месяца.
— Для чего?
— Чтобы все исправить.
До Санкт-Петербурга оставался час полета. За окном в черном небе зарождался рассвет последнего дня года, а в душе Анны рождался страх — не перед турбулентностью, а перед тем, что она начинает понимать: некоторые истории не заканчиваются, сколько бы времени ни прошло.
Индикатор "пристегните ремни" наконец погас. До посадки оставалось меньше часа, и в салоне начиналось предпосадочное оживление. Кто-то доставал сумки с верхних полок, дети капризничали, уставшие от долгого полета.
— Знаешь, — Михаил говорил очень тихо, почти шепотом, — я ведь искал тебя. Первый год после расставания.
— Зачем? — Анна старалась, чтобы голос звучал ровно.
— Хотел сказать, что ты была права. Насчет всего. Определенности, будущего, семьи...
Она невесело усмехнулась:
— И что изменилось?
— Я изменился. — Он повернулся к ней. — Понял, что нельзя откладывать жизнь на потом. Что "когда-нибудь" может не наступить.
За окном забрезжил рассвет, окрашивая облака в нежно-розовый цвет. Где-то там, внизу, был Санкт-Петербург, Андрей, новая жизнь... Почему же сердце так предательски сжималось?
— А помнишь, — вдруг улыбнулся Михаил, — как мы встречали Новый год на той съемной квартире? Когда елка не влезла в дверь, и мы наряжали фикус?
— И в полночь отключили свет, — подхватила она, не успев себя остановить. — Мы жгли свечи и пели под гитару...
— И ты сказала, что это лучший Новый год в твоей жизни.
Анна прикусила губу. Да, тогда она действительно была счастлива. Абсолютно, бездумно счастлива – несмотря на съемную квартиру, пустой холодильник и неопределенное будущее.
— Миш, — она с трудом подбирала слова, — зачем все это? Зачем бередить прошлое?
— Потому что иногда прошлое — это наше настоящее, которое мы по глупости приняли за прошлое.
Он достал что-то из внутреннего кармана куртки — маленький бумажный фонарик, сложенный вчетверо.
— Я храню его с той ночи на крыше. Нашел недавно, разбирая старые вещи.
Анна смотрела на помятый фонарик, и внутри что-то рвалось, болело, кричало.
— Через полчаса мы приземлимся, — её голос дрожал. — Меня встретит Андрей. Мы поедем к его родителям. Будем пить шампанское, есть оливье и строить планы на будущее. Понимаешь? У меня есть план. Четкий, понятный план на жизнь.
— А ты счастлива?
Простой вопрос, от которого она бегала последний год.
— Я... спокойна. Уверена в завтрашнем дне.
— Это не ответ, Ань.
В салоне объявили о начале снижения. Там, внизу, их ждал заснеженный Питер, новогодняя ночь и два разных пути.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Михаил говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Когда самолет приземлится, я буду ждать тебя у выхода из терминала. Просто стоять и ждать. И если ты придешь... — он сделал паузу, — мы запустим этот фонарик. Прямо там, у аэропорта. Загадаем то самое желание — быть вместе несмотря ни на что.
— А если не приду?
— Значит, я отпущу его один. И больше не побеспокою тебя никогда.
Самолет заходил на посадку. Внизу проплывали заснеженные крыши, шпили соборов, замерзшая Нева.
— Осталось десять минут до посадки, — прошептала Анна.
— И вся жизнь до следующего взлета.
Она закрыла глаза. В голове звучал голос отца: "Главное в жизни — стабильность". Голос мамы: "Доченька, Андрей — такая хорошая партия". Голос подруг: "Ты с ума сошла, пять лет ждать?"
Но громче всех звучал её собственный голос из прошлого: "Миша, я хочу быть с тобой. Просто быть — и неважно где и как".
Шасси коснулись посадочной полосы.
"Уважаемые пассажиры, мы приземлились в аэропорту Пулково. Температура за бортом минус пять градусов. Местное время..."
— Ну вот и всё, — Михаил встал, доставая сумку с верхней полки. — Я буду ждать у выхода из терминала. Один час.
Она смотрела, как он идет по проходу — прямая спина, чуть седеющие виски, такой знакомый и такой чужой. У выхода из самолета он обернулся, словно хотел что-то сказать, но передумал.
Анна достала телефон. Три пропущенных от Андрея и сообщение: "Я уже в аэропорту. Жду тебя у зоны выдачи багажа. Люблю".
Впереди было тридцать минут до встречи с женихом, час до наступления Нового года и целая жизнь, в которой нужно было сделать выбор — между правильным и настоящим, между спокойствием и счастьем, между планом и мечтой.
За окном аэропорта падал снег, а где-то в новогоднем небе места хватало для всех фонариков — и тех, что взлетают парами, и тех, что поднимаются в одиночестве.
Анна стояла у ленты выдачи багажа, крепко сжимая телефон. На экране светилось сообщение от Андрея: "Я у стойки такси, тут огромная очередь. Подойди туда".
Она смотрела на свое отражение в зеркальной колонне. Растрепанные волосы, следы туши под глазами, растерянный взгляд. Не такой она представляла себе эту встречу Нового года.
— Объявление для пассажиров, — разнесся по залу механический голос. — До Нового года осталось 50 минут.
Пятьдесят минут. Почти как пять лет назад, когда она сидела на той самой крыше и думала, что жизнь кончена. Тогда казалось — без Миши она не сможет дышать. А потом научилась. Выстроила новую жизнь, где всё разложено по полочкам. Где нет места безумным мечтам и бумажным фонарикам.
Её чемодан медленно выплыл из недр транспортера. Красный, приметный — Андрей сам выбирал, сказал: "Практичный цвет, не потеряется". Она потянулась за ним, но рука замерла на полпути.
Вспомнился старый рюкзак, с которым они путешествовали с Мишей. Потрепанный, с наклейками из разных городов. "Зачем тебе эти наклейки?" — спрашивала она. "Это же наша история", — отвечал он.
Телефон снова завибрировал. Андрей:
"Милая, ты где? Родители уже звонили, спрашивают, когда приедем".
Анна посмотрела на часы. Сорок пять минут до Нового года. Пятнадцать — до окончания того часа, который назначил Михаил.
Она решительно схватила чемодан и покатила его к выходу из терминала. Сердце колотилось где-то в горле. "Просто посмотрю, — уговаривала она себя. — Просто убежусь, что его там нет. Что всё это было наваждением, случайностью, игрой воображения..."
Двери разъехались, впуская морозный воздух. Снег падал крупными хлопьями, оседая на ресницах. Анна щурилась, вглядываясь в темноту.
И увидела его. Михаил стоял чуть в стороне от толпы встречающих, поднимая воротник куртки от снега. В руках — тот самый бумажный фонарик.
— Анечка! — голос Андрея прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула. — А я тебя потерял!
Высокий, красивый, в дорогом пальто — её надежная гавань, её спокойное будущее. Он подошел, чмокнул её в щеку:
— Замерзла? Давай чемодан, машина ждет. Родители уже стол накрыли...
Анна смотрела на Михаила поверх плеча Андрея. В его глазах застыл немой вопрос.
"До Нового года осталось 30 минут", — снова объявил механический голос.
— Андрей, — её голос звучал глухо, словно издалека. — Подожди минутку.
— Что такое? — он проследил за её взглядом. — Ты кого-то знакомого увидела?
Она глубоко вздохнула:
— Знаешь, я должна кое-что тебе сказать...
...Когда куранты начали отбивать полночь, два бумажных фонарика поднимались в небо над заснеженным Пулково. Они летели рядом, чуть покачиваясь на ветру, поднимаясь всё выше и выше — туда, где звезды были ярче огней аэропорта.
— Загадал желание? — спросила Анна, глядя вверх.
— А зачем? — улыбнулся Михаил, обнимая её за плечи. — Мы же и так будем вместе.
— Нет уж, — она покачала головой. — Теперь я верю в силу желаний. И в новогодние чудеса тоже верю.
Где-то в темноте прогремел салют. Начинался новый год — и новая история, в которой было место и практичным чемоданам, и потрепанным рюкзакам с наклейками, и бумажным фонарикам, улетающим в звездное небо.
