От этих мыслей становилось тепло внутри, и Гилен чуть улыбнулся, погружаясь глубже в тишину и покой своей каюты.

Алхимические зелья Сайлоса пахли мятой и чем-то едким — будто кто-то пытался замаскировать трупный аромат парфюмом. На столе рядом дымился странный аппарат, капая зелёной жидкостью в чашу с надписью «Не пить». Каждая капля падала с мягким плюхом, будто крошечное существо тонуло в забвении. Гилен задумчиво наблюдал за этим, чувствуя, как его собственное тело напоминает тот же сосуд — наполовину пустой, наполовину отравленный.

Постельный режим — это, конечно, сильно сказано. Его тело напоминало разбитый кувшин, склеенный наспех — чуть дёрнешься, и трещины дадут о себе знать острыми уколами под рёбра. Лекарь бормотал что-то о «суточном заклинании», но Гилен сомневался, что даже магия справится с его «уникальным случаем». В ушах ещё звенело эхо последнего удара — тот глухой хруст, когда его бросили на палубу. «Ну хоть не пришивали обратно голову», — подумал он с мрачной иронией, ощущая, как бинты на шее натирают кожу.

Перед ним маячили два пути. Первый — магия крови, быстрая, грязная, запретная. «Выпить чужую жизнь, как вино, и забыть о слабости». Он закрыл глаза, вспоминая, как тысячелетия назад сам вписывал её принципы в скрижали погибших цивилизаций. В носу вдруг вспыхнул знакомый запах — медный, тёплый, с привкусом страха. «Вырвать силу из живого, переплавить в рунах, стать сильнее — но какой ценой?» В памяти всплыли тени тех, кто выбирал этот путь: одни сгорали, как бумага в пламени, другие теряли себя, став рабами собственной жажды. Их крики всё ещё звучали где-то в глубине его сознания. Но разве он — как они? Разве его голод — тот же?

Второй — внутренняя алхимия, долгая и мучительная переплавка себя. «Ковать тело, как меч, день за днем». Медленная, как рост дерева в пустыне. Он сжал кулак, чувствуя, как мышцы протестуют даже против этого простого движения. «День за днём ломать себя, чтобы кости стали крепче, дух — острее, а воля — неукротимее». Надёжно. Почти благородно. Но хватит ли у него времени? За стеной капитан матерился, роняя что-то тяжёлое — раздался оглушительный грохот, за которым последовал визгливый вопль юнги.

Где-то за стеной раздался смех матросов — грубый, как скрип неотёсанного дерева. Гилен вздохнул и потянулся к чаше с зельем, ощущая, как бинты натягиваются на спине. «Хотя бы выпить можно?» Надпись «Не пить» вдруг показалась ему не столько предупреждением, сколько вызовом. Он представил, как зелье обжигает горло, заполняя тело ложным теплом.

Гилен отодвинул чашу с зельем, услышав, как за переборкой матросы орали похабную песню про русалок. Их голоса сливались в дисгармоничный хор, перекрываемый лишь рокотом волн за бортом. Запах солёного ветра, вперемешку с прогорклым жиром от камбуза, напоминал ему, что даже в таком состоянии мир не даст забыть о его бренности. «Смертные пьют, дерутся, умирают — и не задумываются, что их жертвы могли бы стать топливом для великих дел», — мелькнула мысль, острая, как бритва.

Где-то на палубе звякнуло стекло — кто-то разбил бутылку. Гилен ухмыльнулся. «Как символично». Он посмотрел на свои бинты, пропитанные зельем, и вдруг ясно осознал: оба пути ведут к одной цели. Но только один из них — его. Рука непроизвольно сжалась, будто ловя невидимый кинжал. В пальцах вспыхнуло знакомое покалывание — то ли от боли, то ли от предвкушения. «Пора вспомнить, кто здесь палач».

Дверь каюты со скрипом распахнулась, впуская поток холодного воздуха и ввалившегося коренастого матроса с миской дымящейся похлёбки. Лицо его, обветренное и покрытое щетиной, выражало откровенную досаду — словно кормить полуразвалившегося пассажира было ниже его достоинства.

— На, жри, — бросил он, едва не швырнув миску. — Капитан велел, а то сдохнешь, как щенок в трюме.

Гилен сел, смотря на липкую похлёбку в своих руках с холодным презрением. Матрос фыркнул, приняв этот взгляд на свой счёт — будто именно он виноват, что на корабле кормят, как последних нищих. Его пальцы, покрытые татуировками в виде якорей, нервно дёргались у пояса, где торчал засапожный нож.

— Чё, князь, не по нраву наш харч? — огрызнулся он, ёрзая в дверном проёме. — Можешь и голодать, коли твоя милость брезгует!

Гилен медленно приподнялся, игнорируя протест мышц. Ему, Вечному, принимать пищу, как последнему смертному — какое унижение. Он всмотрелся в мутную жижу с плавающими кусками солонины и морковью, напоминающей обрубки пальцев. Запах был омерзительным — тушёная плесень с нотками прогорклого сала.

На палубе над головой раздался грохот сапог и голос капитана, звонкий, как удар топора по льду:
— Эй, ты, сопливый ублюдок в снастях! Если ещё раз увижу, как ты спишь на вахте — пригвозжу твои яйца к рее, чтоб все видели, какого цвета трусость!

Гилен бесстрастно зачерпнул пальцами похлёбку. Густая масса обволокла пальцы, оставляя на коже жирный след. Грубо. Примитивно. Но... эффективно. «Может, и мне стоит перестать церемониться?»

Гилен с невозмутимым видом зачерпнул гущу похлебки голой рукой, в то время как ложка лежала нетронутой рядом. Моряк замер, его брови поползли вверх, словно пытаясь сбежать с лица.

— Да у тебя, дружище, не сотрясение мозга, а полноценный «Шторм в адмиральской башке»! — выдавил он, качая головой. — Хоть бы для приличия попробовал есть, как цивильный человек!

Не дожидаясь ответа, матрос выскочил из каюты, бормоча что-то про «сухопутных дикарей» и «море по колено». Его шаги быстро растворились в шуме палубы.

А Гилен тем временем доел, неожиданно обнаружив, что соленая бурда ему... нравится. «Странно. Раньше я даже не задумывался, что у еды может быть вкус», — подумал он, облизывая пальцы. Возможно, в этой простоте было свое очарование. Или это тело, смертное и хрупкое, начало диктовать ему свои правила?

Он, кутаясь в плащ, медленно выбрался на палубу, цепляясь за такелаж. Холодный ветер с северного моря тут же впился в лицо, но боль в теле уже притупилась — оставалась лишь глухая ломота, как после долгого боя.

Корабль рассекал свинцовые волны, вздымая ледяные брызги. Гилен прищурился, вглядываясь в линию горизонта. Где-то там должен был быть Аль-Дейм — город, вгрызшийся в скалы, как якорь в раненое дно. Но пока виднелись лишь туманные очертания — то ли далёкие утёсы, то ли игра света на воде.

— Не высматривай раньше времени, Рубиновый! — крикнул капитан Мейер, поправляя повязку на глазу. — Аль-Дейм не покажется, пока сам не захочет!

Гилен кивнул, чувствуя, как холод пробирается даже сквозь плащ. Ветер свистел в ушах, напоминая ему старые заклинания — те, что он когда-то шептал в темноте, когда мир был моложе.

Капитан Мейер шёл по палубе, раздавая налево и направо свои фирменные "комплименты":
— Эй, ты, морское чудище с лицом, как у потрёпанного гарпуна! Если ещё раз увижу, как ты завязываешь узел, как бабка перед исповедью — привяжу тебя к якорю и отправлю на дно в качестве украшения!

Подойдя к Гилену, он нахально подмигнул единственным зелёным глазом:
— Ну что, Рубиновый, признавайся — где ты такому научился? Впервые вижу, чтобы кто-то так изящно отплясывал от кулаков, даже не вспотев. И без единого навыка!

Гилен сделал вид, что поправляет очки, хотя они и так сидели идеально:
— Возможно, драка — это как танец. Главное — чувствовать партнёра.

Капитан фыркнул, но в его взгляде мелькнуло что-то вроде уважения.
— Ладно, загадочный ты мой! Только смотри — если окажешься лишь первым уровнем, мои ставки на тебя резко упадут!

Гилен бросил взгляд в сторону двух моряков рядом, которые яростно спорили у штурвала, размахивая кулаками:
— Да я тебя, медуза безмозглая, ещё в прошлом рейсе мог придушить снастями!
— Ой, да ты вчера от собственных штанов шарахался!

Взглянул в сторону борта, где группа моряков оживлённо обсуждала утренний бой, активно жестикулируя:
— Видал, как он этого дуболома втоптал в палубу?
— Да ему просто повезло!

Он отвернулся, скрывая улыбку. "Пусть думают, что хотят. Скоро они увидят нечто... куда более интересное". Его пальцы снова сжались в кулак, но на этот раз без боли — лишь с твёрдой уверенностью.

Гилен резко замер, его взгляд приковало к воде. Среди свинцовых волн мерцало нечто — не просто рыба, а искривление реальности, словно пространство вокруг неё было зашито грубыми стежками чужого кода.

— Капитан, — бросил он, не отрывая глаз от аномалии, — в воде... что-то не так.

Мейер тут же подскочил к борту, зелёный глаз выхватывал лишь пустые волны.
— Чёртовы галлюцинации от зелий? Где твоё "не так", сухопутный?

Гилен указал на воду, где пульсировали цифровые артефакты, скрывающие добычу:
— Два аршина длины. Чешуя переливается, как масло на стали. Плавники — будто из червонного золота.

Капитан аж присвистнул:
— Да ты, мать твою за борт, "радужную королеву" описал!

Эффекты кода: вспышки "404_NOT_FOUND" мелькали вокруг рыбы, маскируя её от обычных глаз. Каждые 3.7 секунды появлялся глитч — на долю мгновения проступали радужные блики. Волны огибали её неестественно, словно обтекая невидимый объект

Команда взбудоражено загалдела:
— Капитан, да там пусто! — орал боцман, тыча пальцем в воду.
— А может, это морская ведьма?! — завизжал юнга, крестясь.

Мейер внезапно рванул сеть из рук матроса:
— Все сюда, треклятые! Закидываем на "слепую"!
— Если это и правда она — всем двойную долю рома!

Гилен стоял в стороне, наблюдая, как код рыбы дрожит от их активности. "Сколько ещё сокровищ скрыто за этими... ошибками?"

— Как ты вообще... — капитан впился в него взглядом, но Гилен уже отворачивался:
— Удача. Блеск на воде.

На палубе тем временем начался хаос — матросы кричали, сети шлёпались в воду, а где-то в глубине "королева" наконец показала себя — всплеском радужной чешуи, видимой теперь всем.

Капитан Мейер взорвался, как бочка с адским порохом в кузнице Вельзевуда, его рёв перекрыл даже рокот штормовых пучин:

— Ты, мешок с гнилыми кишками, выплеснутый обратно морем после того, как его вырвало! Порождение пьяного кракена и прокажённой русалки! Да я тебя, слепое щупальце морского дьявола, насквозь вижу, как ром в бочке, проткнутой абордажным крюком! Твою мать, должно быть, целовал сам Склизкий Лорд Гниющих Волн, чтобы зачать такое бестолковое создание, у которого мозгов меньше, чем у медузы, пьяной от лунного света!

Клянусь солью в своих рубцах и червями в своём сухаре — если эта сеть вернётся пустой, я сделаю из твоей шкуры паруса для утлой лодчонки, а твои кости пойдут на крючки для ловли дохлого краба! Может, хоть так ты принесешь пользу, о, ходячее разочарование, ошибка природы, забытая даже в кошмарах пьяных моряков! Я видел дохлую рыбу-луну, которая соображала быстрее твоей выеденной морской солью башки!

Он глотнул воздух, будто дракон перед пламенным ударом, и продолжил:

— Ты, череп, набитый тиной и морскими слизняками вместо мозгов, незаконнорожденный отпрыск пьяной чайки и сломанного компаса! Если бы глупость была золотом, ты бы ослепил всех гномов Аргентайна своим идиотским блеском! Клянусь седой бородой Зартукса и его Трезубцем из Костей Лжецов! И ржавым якорем в моей заднице — если ты упустишь эту рыбу, я привяжу тебя к мачте и буду кормить солёными осколками твоих же зубов, пока чайки не склюют твою жалкую душу! Ты — ходячая катастрофа, позор Семи Морей и живое доказательство, что даже древние боги иногда чихают, не прикрывшись!

На палубе воцарилась мёртвая тишина. Даже волны, казалось, затихли, впечатлённые этим вербальным ураганом. Матросы стояли, боясь пошевелиться, как мыши перед разъярённым котом. Где-то вдалеке одинокий альбатрос резко изменил курс, будто испугавшись, что капитан обратит свой гнев на него.

Гилен едва сдержал улыбку. "Наконец-то достойное представление". Он сделал едва заметный жест в сторону пустых, на первый взгляд, волн.

— Кажется, она плеснулась именно здесь...

Голос Гилена звучал нарочито небрежно, но его пальцы уверенно указывали туда, где в цифровом слепом пятне мелькнула радужная голова.

Поверхность воды казалась обычной — лишь лёгкая рябь от ветра, ничего примечательного. Но Гилен видел больше.

Он различал рыбьи глаза, вспыхивающие кодом "VISUAL_FEEDBACK_ACTIVE", замечал неестественные искажения плавников, оставляющих после себя пиксельные блики, улавливал едва заметное подрагивание существа — будто оно играло с самой реальностью, наслаждаясь своей неуловимостью.

Капитан Мейер, не видя ничего подозрительного, всё же резко шагнул к указанному месту, разразившись новой тирадой ругательств:

— Клянусь гнилыми жабрами моей бабушки, если это очередная...

И тут вода внезапно булькнула — без причины, без ветра, без движения. Над поверхностью на мгновение, не больше трёх десятых секунды, вспыхнул радужный отблеск. Теперь его видели все.

А потом раздался звук, похожий на смех.

Только Гилен заметил крошечную метку в коде: "".

Матросы оцепенели.

— Да это же морская нечисть! — завопил юнга, выронив весло.

— Чёрт побери, она дразнит нас! — прохрипел боцман, и его лицо побелело.

Капитан Мейер медленно повернулся к Гилену. Его единственный глаз прищурен, взгляд тяжёлый, изучающий.

— Рубиновый... — произнёс он тихо. — Ты либо везунчик, либо знаешь что-то...

Он намеренно не договорил. Но смысл был ясен.

Вода вокруг "Морской Девушки" лежала зеркально-спокойной, лишь лёгкая рябь золотилась под утренним солнцем. Но Гилен знал — это обман. Она здесь. Прямо сейчас.

— Кажется, плеснулась именно тут… — его голос прозвучал нарочито беспечно, но указательный палец дрогнул на миллиметр, отмечая точку, где вода едва вздрогнула неестественным движением.

Капитан Роберт Мейер, бородатый великан с глазом, навсегда затянутым шрамом-молнией, развернулся с яростью штормового ветра.

— Клянусь плавниками морского дьявола! Если это опять твои чертовы фокусы, Рубиновый…

Воздух дрогнул прежде, чем раздался всплеск. Вода вздыбилась внезапно — не от ветра, а будто невидимый великан рванул снизу шелковое покрывало океана.

— ВСЕ К БОРТУ! Сети за борт! — рёв капитана разрезал тишину, и палуба ожила безумной суетой.

Железные кольца сетей звякнули, словно кандалы, прежде чем исчезнуть в пучине. Секунда тишины. Две. И вдруг — канаты натянулись так, что заскрипели уключины.

Продолжение следует...

Книга дописана, вторая скоро будет завершена. Если нравится, вы знаете, что делать) искать на АТ

«Здесь даже птица не пролетит незамеченной», — подумал я, оглядывая неприступные стены. В воздухе витал запах металла, крови и магии.

Позже я узнал, что это лагерь клана Кош — место, где готовили наёмников, убийц, воров и специалистов широкого профиля. От карманных краж до дворцовых переворотов — здесь учили всему. Магические барьеры, скрытые под землёй туннели и секретные лаборатории создавали лабиринт, из которого невозможно было выбраться.

Нас подвергали испытаниям, которые казались бесконечными. Били до потери сознания, резали, травили ядами, изучая пределы выносливости. Нас подключали к древним машинам, которые пропускали через нас магические токи, искажая ауру.

В одном из таких опытов мне заменили глаз, ожидая пробуждения магической силы. Новый глаз, созданный магами и учёными, светился в темноте холодным голубым светом.

— Ты особенный, — шептал главный экспериментатор, высокий табакси с шрамом через всё лицо. — Твоя мутация может открыть новые горизонты. Ты можешь стать первым в своём роде.

Я не разбираюсь в магии, но одно знаю точно: хороший маг — мёртвый маг. Сила так и не пробудилась, но, возможно, это ещё впереди. Каждый день я чувствовал, как что-то меняется внутри меня, но не мог понять, что именно.

Те, кто выжил и не сошёл с ума, были приняты в клан. Церемония посвящения проходила в главном зале, где старейшины в чёрных мантиях наблюдали за нами. Нам даровали имена. Моё стало Кош’Ак. Меня распределили в команду номер 7.

— Замуррчательно, — вырвалось у меня. Опять эта цифра…

Моей напарницей стала табаксианка Кош’Ара — ярко-рыжая, с проплешиной на правом плече, которая, как я позже узнал, была следом от древнего ритуала. Она была непоседой и не умолкала ни на секунду.

— Знаешь, — говорила она, листая свою тетрадь, украшенную серебряными заклёпками, — я всегда мечтала написать книгу, которая наполняла бы счастьем каждого, кто её прочитал. Обещай, что допишешь её, если со мной что-то случится.

Я лишь фыркнул себе под нос:

— Сама допишешь. Я мало что знаю о счастье.

Вместе с именами нам вручили оружие. Мне достался вакидзаси с чёрной рукоятью, украшенной рунами силы. Кош’Ара получила танто с белой рукоятью, инкрустированной мелкими кристаллами. Наши клинки словно были созданы как пара — одно олицетворяло тьму, другое свет, и вместе они составляли идеальный баланс инь и ян. Убийственная сила и элегантная смерть сплелись воедино.

В те редкие моменты, когда тренировки позволяли нам быть вместе, Кош’Ара никогда не упускала возможности поделиться своими мечтами. Мы часто сидели в укромном уголке тренировочного зала, где она рассказывала о своей книге.

— Знаешь какая у меня мечта?, — спросила она, перелистывая страницы своей тетради, — я хочу, чтобы каждый, кто прочтёт мою книгу, почувствовал то же тепло, что я испытываю, когда пишу.

Я лишь усмехался, но в глубине души завидовал её способности видеть свет даже в самых тёмных уголках нашего мира.

— Почему ты так уверена, что счастье существует? — спрашивал я, глядя, как она улыбается своим мыслям.

— Потому что я его создаю, — отвечала она просто. — Даже здесь, в этом месте, полном боли и страданий, я нахожу моменты радости.

По ночам, когда все спали, мы иногда встречались в библиотеке клана. Кош’Ара учила меня читать древние тексты, объясняла значение символов на наших клинках.

— Видишь эти руны? — шептала она, указывая на рукоять моего вакидзаси. — Они не просто украшение. Каждая из них усиливает твою связь с клинком.

Я слушал её, поражаясь тому, как много она знала о вещах, которые казались мне просто инструментами убийства.

Идиллия длилась недолго. 7 числа 7 месяца 7 судей собрались в главном зале, их глаза светились неземным светом, а воздух вокруг них искрился от магии. Слишком много семёрок — ничего хорошего ждать не стоило.

Финальным испытанием стала битва насмерть между напарниками. Мы стояли в центре арены, окружённые тысячами глаз. Магические барьеры защищали зрителей от случайных ударов.

— Я не хочу этого, — прошептала Кош’Ара, поднимая танто. Её глаза были полны слёз, но она не отступала. — Может быть, есть другой путь?

— Нет пути назад, — раздался холодный голос главного судьи Кош’Тана. — Только через кровь можно доказать свою преданность клану.

Наша схватка больше напоминала танец смерти, где победителем становился тот, кто быстрее убьёт себя о клинок противника. Сталь звенела о сталь, искры разлетались в стороны, а напряжение искрилось вокруг нас.

Кош’Ара оказалась удачливее. Может, дело было в длине моего вакидзаси, которая превышала длину её танто, а может, в её невероятной ловкости. Я был объявлен победителем, но победителем себя не чувствовал. Её последним желанием было, чтобы я стал звездой клана Кош.

Спустя пару лет я действительно стал первоклассным мастером. Моё имя стало легендой в узких кругах, но счастье так и не пришло. В первые я пришёл на могилу Кош’Ары, чтобы сказать, что исполнил её просьбу.

Дождь лил как из ведра, когда я добрался до кладбища. Старые надгробия казались призраками в тумане.

— Прости, что не навещал тебя, — прошептал я, глядя на размытую дождями могилу. Капли дождя стекали по моим щекам, а может быть это был вовсе не дождь...

Поскользнувшись на скользкой глине, я упал, разрушив саркофаг. Где должно было лежать тело… Должно!!! Но тела там не оказалось. Только её книга, страницы которой так и остались не дописаны, и танто с белой рукоятью, всё ещё тёплое, словно его только что держали в руках.

На следующий день я вернулся к кладбищу, но уже как шпион. Наблюдал за входом, фиксировал перемещения, искал то что смогло бы дать ответы на мои вопросы.

Вскоре решился действовать более дерзко. Пробрался в архив под видом уборщика. Старые свитки хранили тайны, но о Кош’Аре не было ни слова.

Тогда я обратился к информаторам клана. Они знали многое, но молчали. Их страх был осязаем — он витал в воздухе, как туман.

Наконец, решился на прямой разговор с лидером клана Кош’Маром.

Кош’Мар восседал в своём кабинете, словно древний бог. Его шкура была серебристо-серой, с редкими чёрными полосами. Глаза — два изумруда, светящиеся внутренним огнём. На шее — ожерелье из клыков древних существ.

-Кого там принесло? Протянул Кош’Мар.

— Я знаю, что ты всё видишь, — ответил я, не отводя взгляда. — Скажи мне правду о Кош’Аре.

Он улыбнулся, показав острые клыки:
— Правду? Её нет. Есть только то, что мы позволяем знать.

— Её тело исчезло из могилы. Почему?

Кош’Мар поднялся. Его рост оказался впечатляющим — почти два метра. Мускулы перекатывались под шкурой, а аура его силы давила на сознание.

— Ты хочешь слишком много знать, Кош’Ак. Это опасно.

— Для кого?

Он не ответил. Вместо этого активировал древний артефакт на своём столе. Комната наполнилась магическим светом, а воздух стал тяжёлым.

— Попробуй убить меня или сбежать, пока можешь. Но помни: клан не прощает предательства.

Но эти слова только разжигали во мне любопытство. Я чувствовал, что за всем этим стоит нечто большее, чем просто испытание. Что Кош’Ара значит что-то важное, что клан пытался скрыть, а возможно её использовали для чего более страшного чем я могу себе представить.

Пока артефакт не закончил свою активацию, я скрылся из кабинета и на это ушло у меня лишь мгновение.

Тени в крепости становились длиннее, когда я начал свой план. Крепость клана Кош казалась неприступной — высокие стены, магические барьеры, часовые на башнях. Но я знал каждый её уголок, каждую трещину в камне, каждый шорох в коридорах.

Ночь была идеальной — луна скрылась за тучами, ветер утих, и даже стражники, казалось, стали сонливее. Я начал действовать.

Первым делом обездвижил двух часовых на ближайшей башне. Их тела беззвучно сползли по стене. Они были ослаблены после дневной смены, и мой яд подействовал мгновенно. Они даже не успели мявкнуть.

Магические барьеры представляли собой сложную сеть энергетических потоков. Я чувствовал их пульсацию, знал, где они тоньше. Проскользнул между двумя потоками энергии, словно между прутьями решётки, используя технику, которой меня научили в клане.

Система подземных туннелей была запутанной, словно кишечник древнего дракона. Каменные стены, покрытые вековой пылью и странными надписями, казались бесконечными. Редкие факелы отбрасывали тусклый свет, создавая причудливые тени, которые, казалось, жили своей жизнью.

Я двигался бесшумно, как тень, скользя вдоль стен и прислушиваясь к каждому шороху. Мой опыт в этих катакомбах был бесценным — я знал каждый поворот, каждый скрытый проход, каждую трещину в камне. Память хранила карту всех тайных путей, как карту звёздного неба.

В одном из заброшенных ответвлений туннеля я остановился, чтобы перевести дух. Здесь, в темноте, царила особая атмосфера — запах сырости смешивался с металлическим привкусом древних механизмов. Каменные своды давили сверху, но я чувствовал себя здесь как дома.

Я полагался на свои навыки. Пригибаясь к земле, я использовал естественные укрытия — выступающие камни, ниши в стенах, обвалившиеся части потолка. Каждый шаг был рассчитан, каждое движение выверено годами тренировок.

Когда впереди показались отблески света от магических барьеров, я замер. Прислушался к дыханию туннеля, к далёким звукам шагов патрулей. Затем, используя знание слабых точек в системе охраны, проскользнул мимо постов, словно призрак.

Здесь, в темноте подземелья, я был как рыба в воде. Мои ноги помнили каждый поворот, каждая мышца знала, какое движение будет следующим. Не нужно было никакого магического камуфляжа — только опыт, только знание, только мастерство.

Я продвигался вперёд, используя тени как союзников, а тишину как плащ. Каждый шаг приближал меня к свободе, каждый вздох был победой над системой, которая считала меня своим.

И когда впереди забрезжил свет выхода, я улыбнулся. Не магия и заклинания сделали меня невидимым — невидимым меня сделала тьма, в которой я научился жить.

Последний барьер — массивные ворота. Их механизм я изучил до последнего винтика. Активировал древний аварийный код, который нашёл в архивах, и ворота медленно, почти бесшумно открылись.

Но это было только начало. Главный выход охраняли ещё четыре стражника. Я дождался, пока они сменят позицию, и использовал технику отвлечения внимания, которую так старательно отрабатывал на тренировках. Один стражник отвлёкся на шум справа, второй — на движение слева, а третий заметил движение сверху. Четвёртый просто не успел ничего понять, когда мой вакидзаси коснулся его шеи.

Свобода. Свежий воздух ударил в ноздри, а звёзды подмигнули мне с небес. Но радость была недолгой — впереди ждала новая битва, битва за правду. Я знал, что клан не оставит это просто так. Они будут искать меня, и найдут, если я не буду осторожен.

Я растворился в темноте, унося с собой не только свободу, но и решимость узнать правду о Кош’Аре. Её недописанная книга и танто с белой рукоятью были моими единственными дорогими мне вещами в этом мире.

Впереди ждал долгий путь, полный опасностей и испытаний. Но теперь я был свободен, и это давало мне силы двигаться дальше. Клан Кош думал, что создал идеального убийцу. Но они не учли одного — я научился не только убивать, но и выживать. И теперь я буду использовать эти навыки, чтобы найти ответы на свои вопросы.

Последний взгляд на исчезающие в темноте стены крепости. Я знал — это не последняя наша встреча. Но сейчас главное было уйти, и уйти далеко. Клан Кош больше не властен надо мной. Теперь я сам хозяин своей судьбы.

Следуя за призрачными следами Кош’Ары, описанными в её книге, я оказался в придорожном трактире. Записи не говорили об этом прямо — лишь между строк читались послания, словно оставленные специально для меня.

Заведение оказалось уютным, хоть и немного обшарпанным — именно таким местом, где можно укрыться от чужих глаз. Тусклый свет факелов играл на деревянных стенах, а в воздухе витал аромат трав и свежеиспечённого хлеба.

За одним из столиков я встретил дварфа с густой бородой и проницательным взглядом — Гендрел. Когда я упомянул имя Кош’Ары, его глаза заметно оживились, а в уголках губ появилась едва заметная улыбка.

— А, Кош’Ара! — протянул он, попивая из кружки. — Бывала здесь частенько. А ты, видимо, Кош’Ак?

— Мы знакомы? — я был несколько удивлён такому быстрому развитию знакомства.

— А как же? Лысого табакси не узнать! Кош’Ара много говорила о тебе, — ответил Гендрел, жестом приглашая меня присесть.

Мы устроились у камина, и Гендрел начал свой рассказ, потягивая травяной отвар. Его голос становился тише и задумчивее, словно он боялся нарушить тайну, которую хранил столько времени.

— Она приходила ко мне тайно, когда выполняла миссии клана, — вспоминал дварф, его глаза затуманились от воспоминаний. — Приносила еду нуждающимся, лекарства больным, а иногда даже обучала детей читать.

Я замер, не в силах поверить своим ушам. Всё это время Кош’Ара вела двойную жизнь, скрывая от всех свои добрые дела. В моей голове крутились мысли о том, сколько ещё тайн она хранила.

— Очень странные обстоятельства, — пробормотал Гендрел, выслушав мой рассказ о поисках истины. В его глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

Он внезапно наклонился ко мне через стол:

— Тогда я должен передать это тебе.

Дварф вытащил из-за пазухи пожелтевший свиток, и мои руки задрожали. Буквы расплывались перед глазами, но я заставил себя сосредоточиться.

То, что я прочитал, заставило кровь застыть в жилах. Свиток рассказывал о семи отверженных с различными формами мутаций, чьи души могли пробудить древнюю силу. Кош’Ара была первой в этом списке, а её проплешина на правом плече оказалась не просто следом ритуала — это был знак избранности и первая из мутаций.

По мере чтения моё сердце билось всё чаще. В свитке содержалось пророчество, связанное с Кош’Арой:

«Седьмая луна осветит путь, но первый свет станет маяком для всех отверженных»

Каждая строка этого текста словно обжигала мои пальцы. Я чувствовал, как что-то пульсирует в пергаменте.

Теперь многое становилось понятным. Клан Кош намеренно собирал отверженных, проводил над ними эксперименты, пытаясь найти того, кто станет ключом к пробуждению силы. Но в случае с Кош’Арой что-то пошло не так.

— Так вот почему её тело исчезло из могилы… — прошептал я, поднимая взгляд на Гендрела.

Дварф кивнул, его лицо стало серьёзным:

— Она была опаснее, чем все думали. Гораздо опаснее.

Я свернул свиток, чувствуя, как тяжесть тайны давит на плечи. Теперь я понимал, почему Кош’Мар так боялся моих вопросов, почему клан так тщательно скрывал правду. Но главный вопрос оставался без ответа — что же случилось с Кош’Арой на самом деле?

Вернувшись в своё временное убежище, я долго изучал полученные сведения, перечитывая свиток снова и снова. Каждая буква, каждый символ словно рассказывали свою историю. По слухам, вторым отверженным был молодой табакси с редкой мутацией — он родился с двумя сердцами.

Я понимал, что это только начало пути. Перед тем как отправиться на поиски второго отверженного, я дал себе обещание: когда я вновь встречу Гендрела, я обязательно отблагодарю его за помощь. Но в глубине души я знал, что этого будет недостаточно. Он спас не просто информацию — он спас мою миссию, моё предназначение.

И теперь, держа в руках свиток, я чувствовал, как древняя сила пробуждается во мне, как будто сама Кош’Ара направляет меня вперёд, к новым открытиям и истинам.

Замок Моргаса, высеченный прямо в жерле вулкана, поднимался над равниной, окруженный клубами дыма и пепла, словно воплощенный кошмар, вырвавшийся из глубин сознания. Его стены из черного камня, испещренные рунами, что светились тусклым багровым светом, не поддавались законам природы — они перетекали, менялись под взглядом наблюдателя. То гладкие, как стекло, они вдруг покрывались трещинами, из которых сочилась лава, то превращались в вихри огня, чтобы через миг вновь застыть в холодной неподвижности, насмехаясь над разумом. Башни замка терялись в дымной мгле, их очертания дрожали, как мираж в пустыне, а зубчатые стены венчали факелы с холодным синим пламенем. Этот огонь не грел — он шипел, излучая нечеловеческий шепот, и менял цвета, отражая настроение своего хозяина: от синего к алому, а затем к черному, как сама бездна.

Внутри замка тоже царил хаос, но не бессмысленный, а живой, осмысленный, будто созданный гениальным безумцем. Коридоры извивались, подобно змеям, меняя направление, скрывая выходы и заманивая в бесконечные залы, где время теряло значение. Полы то и дело проваливались в пустоту с глухим ревом лавы, стены шептали безумные откровения, сливающиеся с далекими криками, а воздух дрожал от напряжения. Великий зал украшали картины, чьи сюжеты оживали перед глазами: города рушились в огне, звезды падали с небес, а фигуры людей и богов кричали в агонии, их вопли эхом отдавались в сознании тех, кто осмеливался взглянуть на них. Холсты дрожали, краски текли, словно кровь, создавая иллюзию, что хаос живет непосредственно в этих стенах.

В центре этой обители безумия находился тронный зал. Трон Моргаса, выкованный из костей — человеческих, звериных, божественных, — пульсировал, как живое сердце, испуская холодный свет, что обжигал взгляд. В трещинах костей слышались слабые стоны, будто души, из которых он был соткан, все еще цеплялись за остатки существования. Моргас восседал на этом мрачном престоле. Его облик был переменчивым, как тени, отбрасываемые пламенем. Он то принимал облик старца с длинной седой бородой и глазами, полными коварной мудрости, то безжалостного воина, чья броня из тьмы дымилась, как угли, а в руках сверкал клинок, выкованный из хаоса. Миг — и он превращался в демона с крыльями из черного огня, чьи алые глаза пронзали душу, оставляя в ней лишь пустоту. Но неизменным оставался его взгляд — острый, как лезвие, полный необузданной силы и жажды разрушения. Когда он менял форму, стены зала дрожали, синий огонь факелов взмывал к потолку, а тени извивались, словно танцуя под его волю.

Вокруг него кружились хаотики — его призрачные слуги, сотканные из теней и дыма. Их присутствие ощущалось как холодный ветер, что пробирает до костей, а в глубине каждого сгустка мерцали крохотные искры, словно угли, готовые разгореться в пожар. Хаотики не имели форм — они были чистой тьмой, сгустками энергии, что текли, как дым, но обладали волей и голодом. Их сила крылась в умении находить изъяны в душах — страх перед смертью у людей, жажду власти у правителей, тоску по ушедшему у тех, у кого были потери. Они не просто шептали и соблазняли, а проникали в разум и душу, цеплялись за слабости, питались ими, пока человек не становился полностью подконтрольным, даже сам того не осознавая. Они могли проникать в умы смертных, нашептывая кошмары, вызывая жуткие видения, от которых кровь стыла в жилах и страх пронзал тело ледяными стрелами.

Хаотики были невидимыми нитями, которыми Моргас тянул за струны человеческих душ, и теперь он готовил их к новому замыслу, шепча приказы, от которых воздух дрожал, как перед бурей.

Тронный зал гудел, отражая мысли Моргаса, смешанные с низким ревом лавы за окном. Он сидел неподвижно, глядя на одну из картин — сцену битвы, где его брат Арт, бог смерти, сражался с королем Алексом. Фигуры на холсте двигались: Арт, в доспехах из ночи, поднимал Ловец Душ, а Алекс, окруженный светом Люминора, отбивался сияющим клинком. Вдруг на картине мелькнул слабый луч света Люминора, золотой и чистый, как тот, о котором рассказывали в Вальдхейме. Моргас сжал кулак, и холст почернел, поглощенный тенями.

— Скоро и ты угаснешь, — прошипел он, чувствуя, как его хаотики уже витают над Вальдхеймом, касаясь снов маленькой принцессы Дианы, шепча ей образы огня и теней. Черный дым меча шептал имена павших, а свет гас под ударами тьмы. Моргас вспоминал тот день — день поражения Арта. Тогда он наблюдал издалека, стоя на вершине этого самого вулкана, уверенный, что брат справится сам. Но зависть, живая и острая, как раскаленный нож, до сих пор жгла его изнутри. Арт был сильнее, его имя гремело громче, его боялись больше — и эта мысль терзала Моргаса, заставляя сомневаться: не ошибся ли он тогда, не вмешиваясь? Не ошибется ли теперь?

«Если бы я вмешался...» — подумал он. Его пальцы сжали подлокотник трона, и кости затрещали, испуская слабый стон. Но сожаление быстро сменилось холодным расчетом. И страхом. Не перед Артом, не перед светлыми богами, а перед Эоном, чья тень создателя все еще висела над миром. Моргас не боялся его присутствия — Эон давно молчал, — но печать его силы, его незримого закона держала тьму в узде. Прямое вмешательство божественной мощи в мир смертных могло разбудить эту печать, вызвать гнев Эона, и даже Моргас, при всей своей дерзости и мощи, не рисковал бросить ему вызов и проверить, работают ли еще эти печати. Куда бы ни исчез Эон, он мог вернуться. Поэтому вся сила Моргаса оставалась здесь, в Запретной Земле, а в мир людей он посылал лишь хаотиков и своих слуг, таких как Совикус. Тонкие нити Моргаса ткали хаос в мире смертных незаметно. Поражение Арта открыло ему тайну, что стала семенем нового плана: в тот день, когда Ловец Душ вобрал душу короля, Моргас увидел вспышку — частицу силы Эона, вложенную в каждого человека. Это означало, что души смертных — ключ к мощи, превосходящей даже богов. Контролируя их, он мог бы стать новым Эоном, владыкой всего мироздания, но под знаменем хаоса.

— Единство... — прошептал он, поднимаясь с трона. Его голос разнесся по залу, отражаясь от стен, отчего картины задрожали, а крики на холстах стали громче. — Темные боги должны объединиться. Только вместе мы свергнем свет и вернем истинный порядок — порядок хаоса.

Первым шагом было освобождение Арта. Его мощь, некогда сотрясавшая мир, могла стать фундаментом нового восстания. Ловец Душ, скрытый в храме под охраной титанов, был целью, что требовала хитрости и силы. Моргас знал о стражах — титанах, гигантах с кожей из камня и глазами, сияющими, как звезды. Они были созданы Люминором, чтобы защищать Ловец Душ, но даже титаны имели слабость: их сила зависела от гармонии, а хаос мог эту гармонию разрушить. Он уже представлял, как хаотики проникают в их умы, сея смятение, заставляя камень трескаться под напором безумия.

Но одного его было мало. Ему нужны были союзники. Моргас закрыл глаза, вызывая в памяти образы темных богов. Некрос, бог разложения, чья фигура источала гниль, а плащ кишел насекомыми, пожирающими все живое. Его шаги оставляли следы тлена, а голос звучал, как шорох могильной земли. Заркун, бог зависти, чьи глаза горели жадностью, а разум был острым, как ядовитый клинок. Его кожа дымилась, а крылья из черного огня шипели, испуская смрад. Тенебрис, богиня тьмы, чья фигура растворялась в тенях, а глаза, как безлунная ночь, скрывали ее истинную силу. Ее присутствие вызывало дрожь, а шепот наполнял людей страхами. Они были разными, но их объединяла ненависть к свету — Люминору, Аэлис, Валериусу.

«Я должен быть осторожным», — подумал Моргас, глядя в окно, где лава бурлила, формируя образы разрушенного королевства — Альгарда. Он ощутил легкое тепло — предупреждение от Люминора, слабый луч, пробившийся сквозь дым. Моргас усмехнулся, его зубы блеснули в синем свете факелов. Свет был слаб, а хаос — вечен.

— Узнайте все о храме Ловца Душ, — приказал он, голос его резал воздух, как сталь. — Ищите трещины в защите, скрытые пути, слабости титанов. И подготовьте встречу с Некросом, Заркуном и Тенебрис. Нам есть что обсудить.

Он повернулся к хаотикам, что затаились в углах зала, их глаза мерцали, как угасающие звезды. Тени закружились, вытянулись в вихри дыма и растворились, оставив за собой металлический привкус и слабый шепот, что звал к разрушению.

Но боги были лишь частью плана. Ему нужен был проводник в мире смертных — тот, кто мог бы зажечь искру хаоса среди людей. И такой человек существовал: Совикус, советник короля Всеволода. Совикус — ключ к победе.

Моргас вспомнил, как впервые заметил его — худощавого человека с холодным взглядом и тонкими губами, чья душа уже была отмечена тьмой. Когда-то он пришел в Вальдхейм простым лекарем, исцеляя людей от болезни, которая чуть не унесла королеву Эльзу, как унесла тысячи других. Но Моргас знал правду: эту чуму породил он сам, напитав ее хаосом, а затем вручил Совикусу силу, чтобы остановить ее, сделав его героем. Дар хаоса пробудил в нем амбиции, острый ум и жажду власти, но медленно пожирал его рассудок. Иногда голос Совикуса дрожал эхом, а в глазах мелькала спираль — символ Моргаса.

«Совикус — мой ключ, — подумал Моргас, его пальцы сжали воздух, и тени вокруг задрожали. — Я дам ему силу, и он сделает то, что я не могу — сломает мир смертных изнутри. А через него я доберусь до Всеволода. Хаотики уже кружат над ним, шепчут в тенях его дворца, путают мысли, разжигают сомнения. Скоро король лишится рассудка, станет марионеткой в моих руках, ведомый Совикусом, чья душа уже принадлежит хаосу».

Он знал, что Совикус не остановится ни перед чем. Его жажда власти была зеркалом хаоса Моргаса — безжалостной, неудержимой. Если напитать ее еще больше, он станет искрой, что разожжет новую войну — войну, где свет падет, а тьма восстанет. Всеволод, с его силой и волей, был опасен, но сломленный разум сделает его уязвимым, а Вальдхейм — открытой дверью для темных сил.

— Иди, Совикус, — прошептал Моргас, глядя в бездну, где лава пульсировала, как сердце мира. — Ты изменишь все… или сгоришь, если потерпишь неудачу. А Всеволод падет первым, его разум растает под шепотом хаотиков, как воск под огнем».

Он поднял руку, и синий огонь факелов взметнулся к потолку, отбрасывая тени, что сложились в силуэты Некроса, Заркуна и Тенебрис. Их глаза горели в дымке — голодные, жаждущие, готовые к заговору, что перевернет мир.

Где-то далеко, в стенах Вальдхейма, Диана проснулась среди ночи. Ее дыхание сбилось, холод пробежал по спине, а за окном звезды мигнули, словно закрываясь тенями. Девушка сжала одеяло, не понимая, почему ее сердце бьется так тревожно. Ей снились огни, крики и тени, что шептались в темноте.

Игра началась.

Вероятные причины: Технический износ устройства (маловероятно — артефакт прошёл предварительное тестирование).Неучтённый внешний фактор (см. раздел 4).

Отсутствие системного отклика: Навык «Опознание» не выдаёт данных (как если бы объекта не существовало в базе Системы).Тесты на манийную чувствительность показали 0 баллов (уровень, характерный для мёртвой материи).

3. Психологический профиль (предварительный)

Речь: Лаконичная (минималистичные конструкции, без лишних слов). Отсутствие эмоциональных маркеров (ни страха, ни гнева, даже при прямых угрозах). Склонность к двусмысленным ответам (например: «Мне повезло» вместо «Я выжил»).

Поведение: Контролируемая пассивность (имитирует покорность, но не демонстрирует признаков подчинения). Неестественная адаптация к стрессу (пульс остаётся ровным даже в момент активации наручников).

Гипотеза: Профессиональный шпион с искусственно подавленной психикой (дрессировка/магия?). Либо нечто, выходящее за рамки текущего понимания Ордена (см. раздел 4).

4. Пустые строки для дальнейшего анализа

Происхождение: Заявленная родина — _______.

Реальные корни — _______.

Связь с аномалиями: Почему наручники сработали вхолостую? _______.

Почему Система не регистрирует его? _______.

Рекомендации: Допустимые методы допроса — _______.

Потенциальные союзники/враги объекта — _______.

Подпись:
Инквизитор Сайлос де Сильва, Орден Серебряного Пера.
Дата: 17-й день месяца Туманов, 1249 год эры Восхождения.

Сайлос отложил перо, разминая затёкшие пальцы. Теснота каюты пропиталась терпким запахом чернил, перемешанным с влажностью от морской соли и пряным духом амбарнэского вина — единственной оставшейся бутылки, бережно хранимой для особенных моментов. Медленно наполняя потёртую оловянную кружку насыщенно-алым напитком, он всматривался, как вино мерцало отблесками слабого света масляной лампы.

«Неправильные глаза», — промелькнуло у него в голове.

Вино ударило сильнее, чем он рассчитывал. Тяжёлый вкус спелого граната и сладкой вишни наполнил рот, раскрасив нёбо оттенками южного солнца. Лёгкая терпкость оседала приятным огоньком, словно последняя капля давно утраченного тепла родного дома.

Это было последнее вино, привезённое им с Южных Островов — прощальный дар от младшей сестры перед тем, как Чёрная Хворь пожрала весь род и опустошила стены замка. Дрожащие пальцы скользнули по холодной гладкой поверхности бутылки, едва заметной гравировке — воспоминание обо всём, что осталось там, далеко позади.

Теперь стекло становилось прозрачнее, вино медленно испарялось вместе с воспоминаниями, оставив лишь тяжесть во рту да горький осадок разочарования. С каждым глотком надежда растворялась, сливаясь с солёностью моря, чьи волны разбивались вдали глухим рокотом среди бесконечной тьмы.

Он развернул на столе карту северного побережья, где красным кружком был обведён Аль-Дейм — город-тюрьма, город-шахта, город-тайна. Его пальцы скользнули по пергаменту, останавливаясь на знакомых отметках:

Ледяные шахты Аль-Дейма. Это страшное место, где вечный холод сковывает дыхание и свет тусклых факелов едва пробивается сквозь ледяной туман. Заключённые под охраной стражников месяцами долбят толщи льда, выискивая редкие драгоценности — кристаллы «Слезы Ледяного Бога».

Запретная библиотека Даркхэвен. Здесь собраны самые запретные знания континента: проклятые свитки, изъятые книги древних культов и тайные рукописи исчезнувших цивилизаций. Стражники защищают вход от любопытствующих путников, ибо каждое слово здесь способно разрушить разум или привести душу к гибели.

Берег мёртвых приливов. Пустынное место, где ветер гуляет среди голых камней и солёная земля кажется проклятой. Этот берег становится частью легенды лишь раз в тринадцать лет: тогда вода уходит на несколько километров, открывая загадочные древние руины — город, затонувший много веков назад. Его называют «Глоткой». Никто точно не знает, почему море периодически отпускает этот призрачный город, да ещё таким странным способом. Говорят, будто воды подчиняются тайному ритму давно утраченных ритуалов.

«Почему именно здесь?»

Сайлос перечитал донесение Оракула, доставленное ему соколом-призраком накануне. Бумага была испещрена знакомым почерком:

«Ищи Палача там, где лёд встречается с мёртвой водой».

Аль-Дейм подходил под это описание идеально. Но что связывало этого странного пленника, этого «Рубина», с древней легендой?

Он откинулся на спинку кресла, закрывая глаза. Северное королевство Аргентайн, откуда он был родом, уже тридцать лет вело войну на два фронта: с Чёрной Хворью на юге и с мятежными лордами ледяных долин на севере.

Чёрная Хворь — густой, вязкий мрак, заполнивший Южные острова шёпотом мертвых душ и беспокойной пляской призрачных теней. Этот пугающий серо-чёрный туман, некогда ограничивавшийся пределами проклятого Мёртвого континента, вырвался наружу, жадно поглощая новые территории одну за другой.

С каждым мигом он разрастается, расширяя своё смертоносное влияние, покрывая землю зловещим саваном. Уже давно исчезла в его объятиях величественная твердыня, ставшая колыбелью зла — древний белокаменный замок, вознесённый над суровыми утёсами мрачного полуострова Южный Клык. Теперь он стал частью великого кладбища, погружённого во тьму, где затихли последние отголоски жизни...

«Если этот Палач реален... Если он действительно вернулся... Может, это не случайность?»

Сайлос допил вино и потянулся за второй бутылкой — ямарийским ромом, густым, как дёготь, и тёмным, как сама Ямария.

«Три дня до Аль-Дейма. Три дня, чтобы понять — кто этот человек… или что он такое».

Он снова открыл блокнот, перечитывая свои заметки.

«Рубин».
«Наручники сработали сами».
«Либо Оракул ошибся, либо...»

За иллюминатором темнело. Где-то впереди, за горизонтом, ждал Аль-Дейм — город, где лёд хранил секреты, а море раз в тринадцать лет показывало свои мёртвые зубы.

«Либо я нашёл того, кто страшнее Хвори», — усмехнулся инквизитор, не особо веря своим мыслям.

‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗

Каюта капитана «Жгучей Мэри»

Каюта капитана была пропитана терпким запахом морской соли и древесной смолы, который смешивался с ароматом выветрившегося табака и сладковатым духом крепкого ямарийского рома. Две масляные лампы, закреплённые цепями к крепким деревянным перекладинам потолка, мерцали тусклым жёлтым светом, отбрасывая тени причудливых форм на тёмную поверхность деревянных стен, покрытых множеством царапин от старых шрамов путешествий. Стены были оклеены старыми морскими картами, испещрёнными записями, сделанными углем и карандашом, отражающими долгие плавания и открывшиеся сокровища дальних земель.

На массивном дубовом столе лежала раскрытая книга навигационных таблиц рядом с корабельным компасом, чьи стрелки слегка покачивались вместе с судном. Рядом покоилась стопка писем, перевязанных кожаным шнурком, письма эти хранили тайны секретных договоров и обещания таинственных приключений. Между страниц старой карты виднелись следы пролитых напитков и отпечатки пальцев, отмечавших путь корабля через опасные воды северных архипелагов.

Бутылка тёмного ямарийского рома, стоящая посреди стола, наполовину опустела. Капитан пил этот напиток медленно, словно наслаждаясь каждой каплей памяти прошлого, когда моряки пили именно такой ром перед штурмом пиратских кораблей или во время бурь, заставляя себя забыть страх и усталость. Ром был настолько густой, что капли стекали по горлышку бутылки медленнее песка в песочных часах, оставляя липкий коричневый след, похожий на застывшую кровь старого морского чудовища.

Капитан Роберт Мейер разливал напиток по потертым оловянным кружкам, его единственный зелёный глаз — «Око Шторма» — искрился насмешливым огоньком.
— Ваш «рубиновый» гость, — он протянул кружку Сайлосу, намеренно поставив её прямо на раскрытую страницу с пометкой «Объект: Рубин», — либо везунчик, либо лучший лжец, которого я видел. В радиусе трёх лиг не было ни щепки, а он всплыл, как проклятие из глубины.

Сайлос медленно, словно совершая ритуал, отодвинул кружку, оставив мокрое кольцо на бумаге. Его пальцы — тонкие, бледные, с едва заметными чернильными пятнами — легли рядом с серебряной иглой.
— Везунчики не игнорируют законы физики. Он должен был утонуть от переохлаждения.

Мейер громко хмыкнул, откинувшись так, что кресло затрещало под его весом. Его борода, заплетённая в две морские косички, дёрнулась, будто живая.
— Может, он морж? — Он дотронулся до повязки, будто проверяя, заметит ли де Сильва этот жест.

Сайлос даже бровью не повёл.
— Моржи не имеют рубиновых глаз. И не заставляют магические наручники… сбоить.

Капитан нарочито сделал глоток долгим, заставив Сайлоса ждать. Затем поставил кружку с преувеличенной театральностью.
— Хотите, я его развяжу? — Золотой зуб блеснул в ухмылке. — Мои методы не оставляют дыр.

Сайлос провёл пальцем по игле, будто проверяя остроту.
— Ваши «методы» пахнут ромом и байками о кракенах.

Мейер рассмеялся, но его глаз померк, как маяк в тумане.
— А что душит правду вернее, чем трезвый допрос? — Тень от лампы разрисовала его лицо морщинами-шрамами. — Люди врут, когда им страшно. А ром… делает их храбрыми. И разговорчивыми.

Сайлос впервые поднял взгляд.
— Или глупыми.

Тишина загустела, прерываемая лишь скрипом древесины и далёким стуком волн.

Мейер развалился в кресле, подняв кружку так, чтобы свет лампы играл в темном роме. Его зеленый глаз прищурен, но внимателен, как у кота, наблюдающего за мышью.

— Странно, — начал он, растягивая слова, — обычный алхимик редко вылезает из своих склянок, а тут вдруг так заинтересовался спасенным. Неужто в моем роме что-то подмешано, раз даже вы оживились?

Сайлос медленно сложил руки на столе, пальцы сплелись в замок. Его ноготь, острый и ухоженный, постукивал по костяшке — ровно, как метроном.

— Моя работа — изучать аномалии, капитан. А ваш «рубиновый» гость — ходячее исключение из всех известных законов. — Он слегка наклонил голову, будто рассматривая Мейера под новым углом. — И если уж говорить о странностях, то ваше доверие к нему куда загадочнее.

Мейер рассмеялся, но смех его был сухим, как треск паруса на ветру. Он потянулся к бутылке, наливая себе еще, и капля рома упала на карту, расплываясь коричневым пятном.

— Алкоголь, мой дорогой алхимик, — лучший допросчик. Он не задает вопросов, не тычется иголками, а просто… развязывает. — Он сделал глоток, причмокнув. — Ваши методы оставляют шрамы. Мои — приятные воспоминания.

Сайлос провел пальцем по краю кружки, собирая капли.

— Шрамы, капитан, — его голос стал тише, но острее, — дают больше правды, чем все ваши «приятные воспоминания». И если ваш «рубиновый» друг окажется опасен, то шрамы будут не только на нем.

Мейер замер, его единственный глаз сузился. Он медленно поставил кружку, и в каюте стало так тихо, что слышно было, как за бортом плещутся волны.

— Раньше у меня на борту был один загадочный тип, — наконец сказал он, разглаживая бороду. — Теперь их двое. Интересно, кто следующим появится?

Он ухмыльнулся, но в его улыбке не было веселья — только вызов.

Молчание после слов капитана повисло плотным туманом. Сайлос медленно поднялся, поправляя манжету с вышитым серебром знаком Ордена. Его тень, удлинённая дрожащим светом лампы, легла на карту, перечёркивая пятно рома.

— Ваш метод имеет один недостаток, капитан, — Сайлос поднялся, поправляя перчатку с вышитым знаком Ордена. — Пьяные лгут ещё изобретательнее трезвых. А я… — палец провёл по краю кружки, оставляя след на конденсирующемся олове, — предпочитаю правду, какой бы неудобной она ни была.

Мейер закинул ноги на стол, задев бутылку.

— Тогда вот вам ключ от его каюты, — швырнул бронзовый ключик через стол. — Если вашей «гнилой» правде понадобится постучаться в дверь.

Сайлос поймал ключ, не моргнув.

— Раньше у меня на борту был один загадочный тип, — капитан разлил по кружкам свежий ром, будто поднимая тост. — Теперь их двое. Посмотрим, кто первым взломает чужую дверь?

Дверь каюты захлопнулась за инквизитором ровно в такт удару волны о борт.

продолжение следует...

Первым вернулось дыхание. Болезненный, отчаянный вдох, будто утопающий вырывается на поверхность и хватает воздух. Сердце заколотилось в груди, разгоняя кровь по венам. По всему телу пробежали мурашки — не из-за холода, а от мощного внутреннего толчка, будто само тело осознавало возвращение к жизни. Каждое движение сопровождалось всплеском боли, как будто волна за волной накрывала меня изнутри.

Потом появилась подвижность. Хотя правильнее — дёргания. Будто всё тело одновременно отлежал и теперь пытался вернуть ему чувствительность. Ни растереть, ни размять себя я не мог — выходило только корчиться, кривясь и хрипя от боли.

Сознание возвращалось постепенно. Сначала — смутные образы. Потом — первые мысли, цепляющиеся за них, как утопающий за щепку. Память загружалась медленно, кусками, выстраивая хоть какое-то понимание происходящего.

Холодно. Эта мысль пришла резкой вспышкой, заставив открыть глаза и попытаться пошевелиться. Первые попытки были беспомощными. Тело отказывалось выполнять команды. Всё, чего удалось добиться — слабо повернуть шею. Взамен — новая волна боли. С одной стороны, хотелось замереть и не двигаться вовсе, лишь бы не стало ещё больнее, но с другой — сама мысль о бездействии вызывала животный страх.

Медленно, с усилием, поворачивал голову из стороны в сторону, возвращая себе контроль над телом, преодолевая боль. Стало чуть легче. Затем я начал ощущать пальцы — на руках, на ногах. Они болели, пожалуй, даже сильнее, чем остальное тело, но сжимание и разжимание кулаков помогало вернуть чувствительность.

С ногами было сложнее. Попытка размять их обернулась судорогой в левой ноге. Я резко дёрнулся от боли — и тут же упал обратно: в поясницу будто вогнали раскалённый нож.

Корчась, как при эпилептическом приступе, я мучительно возвращался в тело. Дёргался, хрипел, сжимал зубы, стараясь не закричать. Казалось, что это никогда не закончится. Но всё же — боль начала стихать. Не сразу, не полностью, но я почувствовал, как она отступает. Сначала из плеч, потом из груди, затем ослабло и в ногах. Я выдохнул. Глубоко. Долго. Почти спокойно.

Получилось осмотреть место, где я оказался. Мёрз я, оказывается, потому что лежал на сырой земле, от которой ощутимо тянуло холодом. Вокруг — чистое поле. Ни дорог, ни машин, ни малейших признаков цивилизации. Вдали раскинулся высокий лес, занимавший почти весь видимый горизонт. А с противоположной стороны, на грани видимости, виднелась то ли холм, то ли террикон — форма правильная, будто созданная искусственно.

— Где, чёрт возьми, я нахожусь? — пробормотал я вслух.

Ответа, конечно, не последовало. Последнее, что я помнил — странный, пугающий до дрожи сон. О чём он был, уже не вспомнить, но чувство первобытного ужаса отпечаталось глубоко в памяти. Только что я лежал в своей кровати — и вот уже среди дикого поля. Так напиться, чтобы потерять сознание? Никогда такого не было. Наркотиками тоже не баловался. Может, чья-то дурацкая шутка? Не похоже. У меня просто нет таких отмороженных друзей, которые бы вывезли меня в глушь и бросили.

Больше всего это походило на похищение. Меня могли накачать транквилизаторами и выкинуть сюда. Но зачем? Кому я сдался? Думай, Саша, думай! Недовольный клиент? Вряд ли — я всегда работал чётко и без обмана. Бывали неприятные случаи, но не настолько серьёзные. . Бывшие? Вроде не было таких жестких разрывов, чтобы вытворять подобное, хотя… Кто их женщин знает. Но даже так — не верю. А то животное чувство ужаса, которое я испытал... Может, это побочный эффект препаратов? Не похоже. Слишком глубоко. Слишком реально.

Размышления ни к чему не приводили. Ясности не добавлялось. Оставалось только одно — действовать. Тело вроде как пришло в относительный порядок. Всё ещё мутило, состояние было паршивым, но двигаться уже можно.

Осторожно поднявшись на ноги, я стряхнул грязь с футболки и треников, размялся и направился в сторону той странной скалы. В лесу делать нечего, а там — хоть что-то, похожее на дело рук человеческих. Да и с высоты можно будет осмотреться.

Хорошо хоть с погодой повезло. Солнечно, сухо, идти было несложно. Немного зябко, но это уже вопрос одежды — или, точнее, её отсутствия. Меня вытащили в том, в чём я спал. Без обуви. Хорошо, хоть старые треники были на мне. Не хотелось бы оказаться где-то посреди поля в одних трусах.

Босиком идти неприятно. Земля, хоть и сухая, не успела прогреться на солнце и была прохладной. А утренняя роса, смешиваясь с пылью, быстро превращалась в грязь. Ненавижу грязь. Не то чтобы я чистоплюй, но стоит даже немного испачкаться — сразу бегу отмываться.

Плетясь по дороге, вернулся к размышлениям. Кто же, чёрт возьми, забросил меня сюда?! Ситуация всё больше напрягала. Я находился непонятно где, без телефона, без связи, вдали от цивилизации. Даже если дойду до людей, позвонить не смогу, оплатить ничего не смогу. Придётся просить помощи. А я этого терпеть не могу.

Но выбирать не приходится. Это — меньшее из зол. Сколько уйдёт времени, чтобы добраться до цивилизации? Часы? Дни? А если я вообще не доберусь? Мысль о том, что меня могут съесть дикие звери, я даже не хотел рассматривать.

Не хочется признавать, но при всей своей стойкости к жизненным трудностям, в этот раз я начал понемногу поддаваться унынию. Ещё ни разу в жизни не оказывался в настолько странной и пугающей ситуации.

Погружённый в мрачные мысли, не сразу заметил, как прошёл довольно приличное расстояние. Объект, что сначала казался далёкой насыпью, теперь различался куда лучше. По форме — да, вроде бы террикон, но не один террикон в мире я не видел покрытым узорами. Здесь же на поверхности проступали чёткие формы — то ли соты, то ли сетка. Террикон, мать его, в сетку…

И у него, как оказалось, был вход. Именно это и бросилось мне в глаза: движение. Изнутри вышли… кто? Големы? Почему именно это слово пришло в голову, не знаю. Наверное, потому что они были чертовски похожи на тех каменных существ, что я видел в играх.

Здоровенные, больше двух метров ростом, грузные. Ладони размером с лопату, головы — как перевёрнутые вёдра. Все одинакового, тёмно-коричневого цвета, словно отлиты по одному шаблону из плотной, тяжёлой массы. На первый взгляд могли бы сойти за людей в экзокостюмах… если бы не одно «но»: у них вообще не было ступней. Как у слонов — сплошные опоры.

Идти в их сторону расхотелось мгновенно. Стоило почувствовать опасность — инстинкты сработали. Я пригнулся и начал осторожно пятиться, избегая резких движений, чтобы не привлечь внимание. Поле хоть и ровное, но холмики, чахлые кусты и рытвины позволяли хоть как-то укрываться.

Сложно сказать, как у этих тварей обстоят дела с органами чувств, но, кажется, уйти незамеченным мне удалось. Или я их просто не заинтересовал. Убедившись, что они не преследуют, ускорился.

Надо было уходить в лес. Пусть там могут быть и более страшные вещи, но спрятаться — куда проще. Я припустил к ближайшим зарослям, стараясь не подниматься в полный рост и держаться ближе к кустам.

Может, мне это всё просто привиделось? Или это костюмы? Какие-нибудь реконструкторы на выезде? Глупости. Всё ещё отчётливо помню, сколько шума они издавали при движении. Скорее всего, это роботы. А значит — где-то рядом есть и те, кто ими управляет. Только вот желания знакомиться с этими людьми у меня нет никакого.

Прятаться — разумно. Когда стемнеет, можно будет попытаться подойти поближе, осмотреться. Сейчас же приоритет — найти безопасное место и  воду. Сушняк стоит такой, будто я накануне выпил бутылку самогона. Хотя я точно помню — вчера не пил. Вообще. Ни капли. Вечером сидел за ноутом, дорабатывал презентацию, потом завалился спать. Всё как обычно.

Уже добежав до леса, я осознал один маленький, но крайне неприятный нюанс: если по полю босиком бегать было хоть и неприятно, но всё же возможно, то на опушке леса стало заметно хуже — ступни ощущали каждую ветку, шишку и колючку под собой.

Ругаясь про себя, всё же зашёл немного вглубь. Запах хвои ударил в нос. Прислушался — вокруг тишина. Только птицы перекликаются, да лёгкий ветер шелестит в листве. Можно перевести дух.

Сердце колотится как сумасшедшее. Руки дрожат, ноги подкашиваются. Вообще ничего не понимаю. Всё становится только запутаннее. Откуда здесь, в глуши, роботы? Это что — какой-то секретный объект? Подпольное производство? А я здесь зачем?..

Сразу вспоминаются фильмы ужасов, где героев закидывают на необитаемый остров и используют либо в качестве жертв экспериментов, либо устраивают на них охоту. Но это же всего лишь истории! Выдумка! Ну не может же такого быть в реальности. Или может?.. Что я такого мог совершить, чтобы меня сюда забросили?

Мои размышления прервал нарастающий грохот. Вернее — топот. Те самые големы. Они что, меня заметили? Грохот доносился немного в стороне, и оставалась надежда, что они просто идут по своим делам.

Оглядевшись, я нашёл подходящий куст, за которым можно было укрыться. Бежать — опасно. Во-первых, неизвестно, что скрывается в чаще. Во-вторых, босиком далеко не уйду. Лучше затаиться и переждать.

Я весь обратился в слух. Получалось плохо — мешала паника. Не хватало воздуха, и казалось, что вот-вот выдам себя громким вздохом. Надо было срочно успокоиться. Я втянул в себя воздух как можно тише, потом так же медленно выдохнул. Повторил. Ещё раз. Постепенно дыхание выровнялось.

Стало немного легче. Паника не ушла, но хотя бы отступила. Я выглянул — осторожно, стараясь не выдать себя. Похоже, повезло: они действительно шли мимо, не замечая меня. Примерно в тридцати метрах от укрытия двигались по трое в ряд, слаженно, размеренно. Обходили деревья, не замечая кустов и молодых деревцев — просто вминали их в землю.

С такого расстояния было видно: это точно не роботы. При каждом шаге с них сыпалось что-то, напоминающее землю. Словно они были сделаны из обычной почвы. Да и цвет подходящий. Позади шёл один — выше остальных, но уже не такой широкий. А еще у него были светящиеся глаза. Командир? Возможно. Хотя в данный момент меня больше волновало, что они здесь делают.

Может, проследить за ними? Опасно и откровенно страшно, но ведь нужно как-то понять, что здесь происходит. Дождавшись, пока они уйдут на безопасное расстояние, я двинулся следом. Благо, дорогу они расчистили основательно. Да и потерять их из виду было практически невозможно. Так я и преследовал их — короткими перебежками, от укрытия к укрытию, пока на границе слышимости не уловил новые звуки, не характерные для земляных гигантов. А именно — гудящие, раскатистые, как далёкий гром.

Я поднял взгляд сквозь кроны деревьев. Небо было чистым — ни облачка. Но вспышки света на горизонте, в той самой стороне, куда ушли големы, были настоящими. Это не показалось.

Идти вперёд расхотелось окончательно. Но и остаться без ответа было глупо. Хоть издалека, но нужно посмотреть, что там происходит. Здесь творится что-то невероятное. Необъяснимое. И если я не разберусь, в какую жопу попал — не пойму, как из неё выбираться.

Я пошёл вперёд. Осторожно. Вздрагивая от каждого шороха, замирая, вслушиваясь. Грохот становился всё громче…

Вспышки становились всё ярче и ослепительнее. Под одним из кустов, за которым я только что укрывался, я заметил крупный кусок камня. Он, похоже, откололся от породы, торчащей прямо из земли. Вероятно, один из големов случайно наступил и отломал его. Камень весил килограмма два, не меньше.

Зачем я его взял — не знаю. Хотелось думать, что как оружие. Хотя сомневаюсь, что такой булыжник способен навредить этим гигантам. Разве что метнуть кому-нибудь в голову и попытаться убежать. Вряд ли поможет, но так почему-то спокойнее. В крайнем случае — отвлечь внимание, бросив в сторону.

***

Если вы когда-нибудь смотрели фантастический фильм, то знаете: там может произойти что угодно. Любая фантазия может ожить на экране и стать реальностью. Но мы всегда помним — это выдумка, сказка, плод воображения режиссёров и сценаристов. Именно поэтому, когда я увидел происходящее, мне не сразу удалось поверить, что всё это реально.

Големы сражались. Или, по крайней мере, пытались. Их противником было нечто похожее на... лису. Ну, или существо, очень на неё похожее. Только больше. И с шерстью не рыжей, а серебристо-серой. Насколько я помню, лисы не умеют метать молнии и телепортироваться. А эта — умела. И делала это с пугающей эффективностью.

Она виртуозно уклонялась от тяжеловесных атак големов, а в ответ выпускала молнии. Когда её пытались окружить, она просто исчезала и появлялась в другом месте — и тут же снова била разрядом.

Откуда именно исходили молнии, было неясно — то ли из глаз, то ли изо лба. Но это не меняло сути. Эта лиса херачила молниями. По-другому и не скажешь.

Големы были неповоротливы. Пока один из них разворачивался или заносил руку для удара, лиса успевала дважды уйти и нанести ответный удар. Двое уже развалились, а ещё трое были покрыты чёрными следами, будто от ожогов. Тонкие линии, ветвящиеся по их телам, напоминали узоры деревьев.

Тот, кого я мысленно окрестил командиром, отличался не только внешне, но и в бою от него толку было больше. Он то и дело выстреливал подобием лазерного луча. Только сам луч, был толщиной с кисть и был зеленого цвета. Он будто накапливался внутри голема: сначала его «глаза» начинали светиться, затем всё ярче, и только потом — выстрел.

Я застыл. Просто наблюдал. В голове крутилось одно: этого не может быть. Просто не может. Не в реальности.

Может, я в симуляции? Звучит безумно, но вдруг? Только вот боль в стопах, изрезанных ветками и камнями, была настоящей. А звук, запахи, чувство холода и дрожь в руках... Это не сон и не фильм. Это реальность. Как бы трудно в это ни было поверить.

Пока я решал, как относиться к ситуации, она продолжала развиваться. И, насколько я мог видеть, хоть численное превосходство и было на стороне големов, достать лису они так и не могли. Та играючи уклонялась даже от выстрелов командира. Тому, чтобы выстрелить, нужно было накопить энергию, и это было заметно: прорезь, заменяющая глаза, сначала светилась тускло-зелёным, потом ярче, ещё ярче — и только потом вырывался пучок света.

Лиса это прекрасно видела. Каждый раз она просто исчезала с траектории, чтобы через мгновение оказаться за спиной одного из гигантов и хлестать его молниями. Командира она почему-то не трогала — лишь избегала его атак, перескакивая сквозь пространство.

Я был настолько заворожён происходящим, что не сразу заметил, как бой приблизился к моему укрытию. Сражающиеся подошли метров на пятнадцать, и страх пронзил меня с головы до пят.

Теоретически я мог бы попытаться убежать. Уверен, големы бы не догнали. А вот насчёт лисы — сомневаюсь. Стоит только высунуться — и она, не разбираясь, шарахнет молнией. Вряд ли ей захочется вглядываться, кто именно выскочил из кустов.

Я затаился, едва дыша, следя за развитием сражения. И это уже было не сражение, а избиение. На ногах оставались лишь пятеро, и все — в ожогах, кроме командира.

Но до конца досидеть не вышло. После очередного прыжка, лиса телепортировалась прямо в моё укрытие. Видимо, хотела укрыться от взгляда противника, чтобы спокойно добить остальных. Но оказалась прямо рядом со мной.

Её замешательство длилось меньше секунды. В глазах вспыхнул смертельный блеск. Я среагировал на чистом инстинкте: ударил прямо в лоб — не кулаком, а тем самым булыжником, который всё это время таскал. Раздался треск — не знаю, кости или срывающейся атаки.

Я не дал ей опомниться. Ещё удар. Лиса всхлипнула, осела, сжавшись в клубок. Я нанёс ещё несколько ударов, пока она не затихла совсем.

Спустя мгновение из её тела поднялось белое марево. Я не успел даже отшатнуться, как оно рвануло ко мне и впилось в грудь. Мир взорвался болью, и я рухнул рядом с телом монстра, теряя сознание.

П.С. Выкладываю по главе в день.
Буду рад любой обратной связи в комментариях ⤵️