Итак, давайте я внесу свое суждение о вещах которые не понимаю. Но выскажусь. Логично же.

Итак, все говорит о создании более- менее автономной экономики, а значит более- менее замкнутого и огромного объема производств всего что можно производить по максимуму. Но для этого надо очень много специалистов (найм, обучение а потом еще они и болеют например). Проблемы с объемами производства ( и вероятность затаривания), и обратная картина- нет возможности быстро нарастить объемы выпуска продукции.

Какой может быть выход? Безлюдное производство. То есть полная автоматизация всего производства: создание не только полностью робототизированных  заводов,  но и безлюдных складов  для сырья и для готовой продукции, связывание всех этих производственных комплексов воедино с помощью грузовых дронов.  система учёта ремонта всего вышеперечисленного, система производственного учёта,  системы связи,  и дистанционной охрана и далее.
Как я вижу плюсы очевидные: всё это система полностью автономная, которая требует только поставка сырья-энергии,  небольшой контроль извне,  систематическое техобслуживание.  И всё.  Зато имеем производство которое обладает огромным количеством плюсов : достаточно дешёвая производимая конвейерно продукция, возможность масштабировать производство буквально нажатием пары клавиш,  полное отсутствие таких угроз как воровство-кумовство и прочие  криминалы, отсутствие необходимости отопления-освещения,  охраны труда и прочих необходимых для живого человека вещей.

Что для этого необходимо? Массовое производство микроконтроллеров (есть). Достаточно небольшой, но квалифицированный штат людей которые понимают как с ними работать и писать по любому средству производству инструкции всех видов (есть).  Необходима точная машинерия,  иначе средства производства получатся слишком некачественные(думаю есть),  хорошо поднятая логистика (как я понимаю альтернативы ж/д перевозкам на дальние расстояния просто нет плюс много грузовых дронов и всяких систем погрузки- разгрузки) и связь- мониторинг всякий разный (думаю есть).  Возможность быстро строить достаточно крепкие и просторные ангары с  приемлемой теплоизоляцией, дороги, трубопроводы и все прочее инфраструктурное (есть).  Понятно очевидно что деньги можно взять только у государства на такие объёмы производства (а это значит что придётся делиться прибылью),  то есть мы говорим о необходимости достаточно квалифицированного мотивированного административного ресурса.

Где это можно всё разместить?  Понятно что будут заняты достаточно большие территории (то есть земля должна быть дешевой),  не сильно  далеко от транспортных артерий,  это не может быть приграничный район, это должно быть достаточно далеко от  густонаселённых районов из-за экологического повестки.  Единственное что приходит на ум - Север европейской части России или лучше тайга ближе к Уралу.
Как насчёт безопасности?  Понятно очевидно что лучше взять местность плоскую как стол чтобы всякие враги не смогли напасть с помощью разных ракет (обобщим так задачу ПВО),  с другой стороны удаленность от густонаселенных районов не позволит туда добраться всяким диверсантам (и прочим не согласным  с политикой),  с другой стороны постоянно низкая облачность сделает невозможным посмотреть сверху.  Плюс можно позаботиться о безопасности на месте начиная от камер и сигнализации и заканчивая проверками транспорта и всякими патрулями (не обязательно людей).

Что не удастся производить?  Ну я попробую угадать что не получится производить: что-то очень капиталоёмкое (микропроцессоры для компьютеров),  не удастся производить что-то очень быстро выходящее из употребления (мобильные телефоны),  не получится производить то  что требует ручного контроля (авиационный двигатель),  не очень выгодно будет производить что то малосерийное (горнодобывающее оборудование), что требует очень много ручной доработки (кораблестроение).  То есть в принципе все эти категории товаров которые невыгодные и на ручной конвейерной сборке. Это оставим заводам которые расположены в городах.

А что же выгодно производить?  Очевидно то что либо не требует абсолютно никакой модификации в будущем (посуда) или может быть легко модернизируемо (зарядное устройство).  И здесь самое больше раздолье для военных: если они утверждают какой-то необходимое им снаряжение то его можно производить в мирное время мало а в неспокойное нарастить производство фактически мгновенно.  Или производство того что в силу экономических причин очень долго должно работать (моноблоки для бюджетных организаций).

С чего следует начать? Понятно что огромное количество опытно-конструкторских работ и опытное производство должны идти рука об руку,  также должно быть отдельно проводимы работы по удешевлению любого товара, то есть замена каких-то технологических дорогих процессов, долгих, ресурсо- и энергоёмких на дешёвые (ЧПУ станок на штамповку).  Должно быть отдельное производство средств производства,  малосерийное но крайне гибкое в своих возможностях (выпуск станков не должен быть очень массовым).

Куда всё это?  Очевидно что оборонные заказы, производство для каких-то бюджетных организаций,  заказы для других заводов в принципе имеет под собой контрактную основу и тут понятно и предсказуемо. Товары массового потребления можно просто продавать на маркетплейсах (озон или яндекс-маркет), но надо придумать например какую-то защиту от перекупов и какие-то средства доставки уже до конечного пользователя. Именно поэтому самая идеальная система  внедрения этих производств-грантовая система, где Частник будет крайне заинтересован в увеличении личной прибыли ( и прибыли государству), а значит будет  все рекламные акции и работу с покупателем максимально эффективно. Рыночек порешат.

Что это изменит глобально?  Ну появление огромного количества производств уже сильно простимулирует  экономику,  появление дешевого товара очень сильно придушит инфляцию (может и нет), повысить Благосостояние народа.  Грантовая система внедрения в экономику позволит государству снимать сливки (Возможно даже больше чем просто ставка налога).  Это должно привести к изменениям в системе образования, налогообложения,  возможно затронет даже  политические процессы.  Локально же если рядом с каждым городом вырастут  локальные производства (теплицы по производству овощей, грибов и ягод или обработка мусора),  склады готовой продукции и ремонтные мастерские это изменит рынок труда.  Правильно проведённые конструкторские работы в сфере строительства и коммуникаций позволит например изменить систему коммунальных служб (изменить отопление на подомовое), удешевит производство любого сырья для строительства (от кирпичей до роутеров) что в принципе сделает другим облик городов. А может не только городов: создание противоавтомобильных заграждений которые чуть укрепят границу страны. С другой стороны это огромное исследовательская площадка, например: как могут работать грузовые дроны и иные роботы сообща,  как справляться с передачей огромного объема данных на достаточно приличные расстояния,  работа машин и механизмов в неблагоприятных условиях,  обкатка конструкторских решений по ремонту, модернизации и кастомизации. С другой стороны абсолютно точные и достоверные данные на всю глубину производства  приведут к изменениям в системе статистического учета, налогообложения и иных финансово-экономических дисциплин реального производства.  С другой стороны безлюдное производство,  хранение а также адресная доставка конечному пользователю всей продукции делает бессмысленным криминал, который растет вокруг различных коррупционных схем на месте, делает невозможной кражи, подлог, уход от налогов, вредительство.  Также для этого производства практически не нужен низкоквалифицированный рабочий труд то есть исчезает благоприятная среда для криминальных структур. Проработка каких то элементов "под ключ" может изменить и обычные отрасли: например работу на складе или доставку чего- либо в малодоступные регионы.

Получилось как то сумбурно и глобально, думаю подобные идеи уже витают в воздухе нужных кабинетов. А я просто высказался- поделился и от этого стало как то даже приятно. Всем спасибо за конструктивные идеи
UPD: Производить нужно в первую очередь то что импортируется страной (прям по отчетам таможни). Учитывая что в стране дичайший дефицит кадров (в первую очередь рабочих специальностей) то не вижу проблем с ростом безработицы (да и это решаемо).

Фактически две школы проектирования вертолетов были уничтожены, коллективы лишены ключевых специалистов, а система выстроена так, что работать в ней и уж тем более создавать что-то новое стало практически невозможно

Вертолет Ка-52 «Аллигатор»

Интервью с инженером-конструктором, руководившим группой общего проектирования в Национальном центре вертолетостроения имени М. Л. Миля и Н. И. Камова, Сергеем ЯковлевымВ апреле 2020 года юридически прекратило свое существование опытное конструкторское бюро имени Николая Ильича Камова, человека, который придумал слово «вертолет», и одного из основателей российской школы вертолетостроения.

За свою многолетнюю историю ОКБ им. Н. И. Камова создало уникальную исследовательскую школу и является единственным в мире разработчиком серийных вертолетов соосной схемы.Ранее ОКБ им. Н. И. Камова (АО «Камов») входило в холдинг «Вертолеты России», а затем было реорганизовано в Национальный центр вертолетостроения имени М. Л. Миля и Н. И. Камова.

В настоящее время перед российским государством и русским миром, в самом широком смысле этого слова, стоят серьезные исторические вызовы. В ходе специальной военной операции России на территории Украины русское оружие, включая легендарный Ка-52 «Аллигатор», вновь борется с нацистской идеей, возжелавшей взять реванш.

Однако вертолетная школа Камова и его традиции вертолетостроения могут пасть в небытие.Об этом мы побеседовали с инженером-конструктором, который проработал на АО «Камов» десять последних лет его существования и еще два года в Национальном центре вертолетостроения имени Миля и Камова Сергеем Яковлевым.

=======================================================

Корр.: Сергей Викторович, здравствуйте. Вы работали в отделе технических проектов Национального центра вертолетостроения имени М. Л. Миля и Н. И. Камова. Можете рассказать о своей работе?

Сергей Яковлев: Здравствуйте. «Отделом технических проектов» в ОКБ Камова исторически назывался отдел, который в других ОКБ назывался «Отделом общих видов». То есть это отдел, в котором начинается проектирование вертолетов и который помогает связывать воедино работу всех остальных отделов.

При Союзе в этом отделе было около 70 человек — начиная от технических художников, рисовавших концептуальные картинки для «плакатных войн», компоновщиков, увязчиков, весовиков, специалистов по аэродинамике, прочности и заканчивая экономистами. Любой проект должен был быть тщательно обсчитан до того, как он в принципе пойдет на стадию, на которой имеет смысл загружать остальные отделы ОКБ. Под руководством главного конструктора отдел формировал компоновочные схемы, направлял их остальным отделам конструкторского бюро и затем проверял рабочую документацию на соответствие первоначальному замыслу главного конструктора.

Так вот, я пришел в ОКБ в 2010 году в первую бригаду — бригаду эскизного проектирования. На момент моего прихода от ОТП осталось всего 14 человек — семь из них в первой бригаде, четыре в бригаде весовых расчетов (включая одного студента), два в бригаде увязки и один — в бригаде тендерных предложений. Это при том, что сопровождать нужно было работы по семи типам вертолетов в нескольких модификациях и одновременно работать над новыми проектами по заданию генерального конструктора Сергея Михеева.

В ОКБ уже на тот момент наблюдалась довольно плачевная картина с кадрами, но всё держалось на советском поколении конструкторов, которые пережили девяностые и нулевые года и продолжали тащить дело своей жизни дальше. Низкие зарплаты молодых специалистов (оклад составлял всего 20 тысяч рублей до налогов и еще 10 тысяч доплачивали молодым специалистам), поддерживали кадровый голод — молодые люди приходили после института, получали опыт и уходили на более высокооплачиваемые должности в другие компании. Зачастую это были московские инженерные центры «Боинга» и Airbus.

Но, как потом оказалось, это было еще не так уж и плохо — компания фактически жила «на свои» — проектировала и производила в Кумертау вертолеты, получала денежку, дополнительно содержала собственную компанию по постпродажному обслуживанию и даже авиакомпанию, эксплуатировавшую вертолеты Ка-32.

Всё это было уничтожено после реорганизации, последовавшей за вхождением компании в «Вертолеты России».

Корр.: Какие проблемы произошли после реорганизации ОКБ Камова?

Сергей Яковлев: Реорганизация — это мягкое менеджерское слово, за которым, как правило, стоит уничтожение предприятий. И этот случай не стал исключением.

На момент моего прихода на фирме уже произошло разделение на «административное» и «техническое» руководство — ресурсы были отняты у Михеева и переданы поставленному «Вертолетами России» исполнительному директору.Это всегда такой удобный вариант — управляющая компания может отдавать любые сумасшедшие распоряжения, исполнительный директор их проводит в жизнь, а при последствиях «Вертолеты России» хмурят брови и говорят «ух какие плохие эти камовцы».

Но это было начало — далее в планах «Вертолетов России» было отобрать у Камова историческую территорию Ухтомского вертолетного завода, переселив в отстроенное здание на производственной базе Московского вертолетного завода в Томилино под предлогом сокращения расходов, а потом и постепенное «слияние» двух конструкторских бюро. Что и было сделано.

И никто ни с кого не спросит, что деньги, вырученные от продажи территории целого завода с множеством зданий, своей котельной, пожарной и санитарной частью, пошли на выкуп всего трех этажей в здании «Национального центра вертолетостроения» и одного сборочного цеха, куда было сокращено производство.

Как окрестил это событие один из моих тогдашних коллег, поэтический человек по натуре, «переезд — переезд, из квартиры — в подъезд».К слову, накладные расходы от переезда еще и выросли. На новом месте коллектив постепенно «оптимизировали» (тоже любимое слово менеджеров), так что из семи сотен инженеров через пять лет осталось меньше трети, а затем и соединили с остатками так же урезанного коллектива МВЗ, окончательно объединив остатки двух ОКБ.

Корр.: Как Вы оцениваете эту ситуацию?

Сергей Яковлев: Как катастрофическую для нашего вертолетостроения. Фактически две школы проектирования вертолетов были уничтожены, ключевые специалисты уволены, а система выстроена так, что работать в ней и уж тем более создавать что-то новое стало практически невозможно.

Представьте себе, с ног на голову поставлено практически всё. Например, финансирование идет через серийные заводы — то есть заводу дают деньги на новую технику, а он нанимает НЦВ для проектирования вертолета.

Под этой же эгидой уничтожено опытное производство — то есть опытные машины строятся на серийном заводе, который не представляет, что такое опытное производство, сразу закладывается под серию и затем выкручивает руки КБ, чтобы заблокировать изменения в конструкции, которые могут затронуть оснастку.

Практически уже только этого достаточно, чтобы создавать «чемоданы без ручки», а не конструктивно выверенные вертолеты.

Раньше ОКБ создавали опытные машины на опытном производстве, отрабатывали их и лишь после решения Министерства авиационной промышленности начинали работать с выбранным серийным заводом по налаживанию серии.

Но это лишь внешний бардак, учиненный «эффективными менеджерами», ни черта не понимающими в процессах создания новой техники — еще больший сумбур был создан внутри самого процесса проектирования.

Постоянные реорганизации с обесцениванием должностей и назначением на руководящие конструкторские должности кого попало привели к уничтожению конструкторских школ как таковых.

Николай Ильич Камов

Корр.: Как, по вашему мнению, проходило уничтожение российской конструкторской школы?

Сергей Яковлев: Вот представьте, раньше на одно конструкторское бюро был один ГК (Главный конструктор). У него могли быть замы и ведущие по конкретным машинам, но главный был один.В ОКБ Камова при СССР было всего два ГК — собственно Николай Ильич Камов и Сергей Викторович Михеев.

Затем в постсоветский период главных переименовали в генеральных, а для каждого изделия назначили своего главного конструктора. Это хоть и было отступлением, но в какую-то логику укладывалось.После реформ «Вертолетов России» в КБ вообще исчез генеральный конструктор, а главных конструкторов стало существенно больше, чем вертолетов и их модификаций. Появились «главные конструкторы» по трансмиссии, несущей системе, прочим агрегатам, а далее и такие чудесные должности, как «главный конструктор по научно-техническому заделу» или «главный конструктор по общему проектированию» (конструктор, который проектирует проектирование!).В кого ни ткни — все главные. Причем у таких «главных» не обязательно даже конструкторское прошлое — некоторые из них ни дня не проработали конструкторами, да и образование могут иметь не по профилю.

И это лишь маленькая часть того хаоса, который был создан «эффективными менеджерами» в КБ. Многократно переименовывались отделы, переносились полномочия, вводились множество дублирующих друг друга систем электронного учета и планирования, само планирование выродилось до лозунгов и натянутых отчетов, когда потребная загрузка персонала может превышать располагаемую в несколько раз.В какой-то момент решили изменить систему премирования, по которой премии поставили в зависимость от одного-единственного фактора — количества предъявлений документации на нормоконтроль.

Для тех, кто не знает, нормоконтроль проверяет документацию на соответствие нормативной документации — ГОСТам и стандартам предприятия.То есть сдал абсолютно идиотский чертеж или электронную модель, но правильно оформленную, с первого раза — и тебе премия. Сдал гениальный по конструкторской идее документ с помарками — и тебя оштрафуют. Без шуток — эта система по-прежнему действует. И это на фоне хаоса в проектировании при отсутствии/отстранении настоящего главного конструктора от управления.

Корр.: Как Вы считаете, почему Генерального конструктора Героя России Сергея Михеева фактически отстранили от деятельности?

Сергей Яковлев: Михеев сильно не устраивал как «Вертолеты России», так и руководство МВЗ, которое фактически лишилось своего настоящего главного конструктора с уходом Марата Николаевича Тищенко.

У них там были сплошные «игры престолов», которые привели к развалу коллектива, а во главу, растолкав остальных, вылезли люди типа Павленко, которые явно не соответствуют своей должности.Взять хотя бы эпизод с темой «Перспективного скоростного вертолета», когда Михеев пытался предложить действительно новые подходы к достижению высоких скоростей, а МВЗ выдало зализанный Ми-24 с новыми лопастями, на который были списаны миллиарды.

Где-то в 2017 или 2018 году из штатного расписания была убрана должность Генерального конструктора и Михеев был отстранен от какого-либо руководства. Его побоялись уволить, чтобы не поднимать скандал, он там пытался что-то делать малыми силами ближайших соратников в ЦАГИ по части скоростной тематики, пока совсем не сдался и не ушел в написание мемуаров по былым подвигам некогда славного конструкторского бюро.

Корр.: На каком программном обеспечении вам приходится работать?

Сергей Яковлев: Это довольно интересная тема, ведь на «Камове» всегда старались идти в ногу со временем.Так, первую 3D-модель обводов вертолета нарисовали в ОКБ Камова еще при СССР в отечественной программе «СГМ», работавшей на VАХах. Далее эту программу попытались сделать коммерческой САПР «СГМ Кредо», но рынок быстро захватили зарубежные продукты, разработчики которых обладали несравненно большими ресурсами для разработки и продвижения.

Потом Камов начал совместные работы с итальянской компанией Agusta, которая использовала французскую систему CATIA, и они обучили сотрудников Камова работать в этой САПР.

Так на Камове прижилась эта замечательная САПР, в которой работает вся мировая авиационная промышленность за исключением нашей, которую все последние годы усиленно переводили на Siemens NX.Не избежал участи по смене САПР и коллектив Камова после слияния с МВЗ, на котором из бумаги перешли в NX около десятилетия назад. Причем перевод с одной зарубежной САПР на другую осуществили уже после событий 2014 года, то есть после начала введения санкций против России.

Корр.: И это после всех громких заявлений об импортозамещении?

Сергей Яковлев: Да, мы в свое время тоже очень удивлялись и протестовали против такого перехода. Уж лучше было бы попробовать отечественный «Компас-3D» — он и дешевле на порядок.

К слову о стоимости — перевод «Камова» на Siemens NX обошелся в сотни миллионов рублей, ведь за каждое рабочее место на Siemens NX с системой управления документацией TeamCenter приходится платить по два-три миллиона рублей плюс ежегодное обслуживание. Это по сравнению с парой сотен за такой же комплект отечественного.Да, конечно, наши программы далеки от западных «тяжелых САПР», но по крайней мере их разработчики рядом и при должной поддержке это можно было бы быстро исправить. Если бы такие деньги, какие вливались НЦВ ежегодно в Siemens, шли на доработку «Компаса» — мы бы уже имели САПР не хуже этого самого Siemens NX.

Корр.: Что, по вашему мнению, необходимо сделать для спасения отечественной школы вертолетостроения?

Сергей Яковлев: Для спасения отечественной авиации в целом (самолетчиков ОАК уже приговорила к слиянию) нужно две главные вещи.Во-первых, это немедленное устранение всех нелепых постсоветских надстроек над предприятиями в виде «управляющих компаний», «холдингов», «корпораций» типа «Вертолетов России», Ростеха и прочих АО, созданных с единственной целью — кормить иждивенцев, называемых «эффективными менеджерами».

Система должна быть простой: Министерство авиационной промышленности, распределяющее ресурсы, — главный конструктор, отвечающий своей головой за результат.

Соответственно такая, система подразумевает не единых монстров типа НЦВ, а множество конструкторских бюро, сплоченных вокруг коллективов, которые добиваются доверия через результат.

Во-вторых, реформа образования, которая позволит восстановить практически уничтоженное высшее техническое образование в стране.

Кроме шуток — в стране осталось два вуза, готовящих инженеров-вертолетчиков, и в Московском авиационном институте практически не осталось преподавателей. А новых на существующих условиях привлечь практически невозможно.

Корр.: Как Вы оцениваете внутреннюю ситуацию в России в настоящее время?

Сергей Яковлев: Я бы назвал это эйфорией на фоне замедленного падения.

Мы, как государство, говорим, что мы будем противостоять всему свету, но те, кто говорят, не хотят видеть и знать проблемы тех, кто делает.

В стране по-прежнему инженер — слово ругательное (сочетает высокую ответственность с ничтожной заработной платой, еще и с ограничениями на выезд за рубеж по гостайне).

В стране по-прежнему деградирует образование и медицина, по-прежнему доминирует монетарная политика, блокирующая внутреннее кредитование производств, по-прежнему высокий риск рейдерства, что останавливает людей от желания что-либо организовывать в российской юрисдикции — всё это никуда не делось.

Часть институтов страны уже работает по инерции, как курица без головы, а СМИ радуются, что хорошо бежит на запасе мышц, выращенных более четверти века назад.

Корр.: Что вы думаете о новых специалистах и их подготовке?

Сергей Яковлев: Как я уже говорил ранее, система образования поломана и, естественно, она порождает падение уровня специалистов.

Сейчас, если переэкзаменовать последние выпуски по советским нормам, диплом получат единицы. Остальные прошли по принципу «три пишем, два в уме», а если связал два слова и вспомнил пару терминов — так достоин оценки «хорошо» или даже «отлично».

ЕГЭ пустило в институты абы кого. Система привязки штатного расписания к числу студентов убила возможность отсева не тянущих студентов, итог — только единицы людей, еще и не в каждый выпуск, могут по-настоящему называться инженерами, потому что они хотели быть инженерами, стремились к этому и растили себя сами.

Корр.: Смогут ли такие специалисты ответить на вызовы, стоящие перед страной?

Сергей Яковлев: Я на это надеюсь и сам постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы вертолеты в России были свои и были лучшие.

Перефразировав Роберта Людвиговича Бартини (к слову, одно время соседствующего с Камовым на Ухтомском вертолетном заводе), скажу, что главное, чтобы «красные вертолеты летали лучше, чем черные».

Источник: газета Суть Времени № 501

Лев Абрамович Локтев родился 25 августа 1908 года в Киеве, в бедной многодетной семье, где он был младшим. Всего же детей было пятеро — три брата и две сестры. Все называли его «мизинек» — самый маленький из пяти. Тяжелое материальное положение семьи заставило 12-летнего Леву заняться случайными заработками. Как-то он вспомнил и рассказал мне такой случай: мать испекла на продажу бублики, а Лева навесил связки из них себе на шею и поехал по Подолу в поисках покупателей. Веревочка в одной из связок развязалась, и покатились бублики по Подолу…

Лев Локтев. 1950 год

В 1924 году Лева окончил общеобразовательную школу и поступил в ФЗУ — школу-завод имени Ратманского, где одновременно работал токарем и учился. После ее окончания отец поступил в Киевский политехнический институт, где проучился всего год. Из КПИ его в составе группы студентов направили по путевке комсомола на военно-механическое отделение Ленинградского машиностроительного института: стране нужны были конструкторы артиллерийских систем. В 1933 году Лев Локтев окончил институт и защитил дипломный проект, работая конструктором на заводе № 8. Первые выпуски артиллеристов были весьма удачными. Многие, учившиеся в ЛМИ, вскоре стали ведущими специалистами и руководителями оборонной промышленности: будущий министр вооружения Д.Ф. Устинов, его заместитель В.М. Рябиков, М.3. Олевский, Н.Э. Носовский и многие другие. Из рассказов отца я знаю, что он учился вместе с Рябиковым и они были друзьями. К слову сказать, Рябиков был председателем Государственной комиссии, принимавшей решение о запуске первого в мире искусственного спутника Земли в 1957 году.

На заводе № 8 Лев Локтев работает над созданием образцов артиллерийского вооружения. Здесь он проработал последовательно на должностях конструктора, инженера-конструктора, заместителя начальника цеха, начальника отделения, старшего инженера-конструктора, заместителя главного конструктора и главного конструктора (после смерти занимавшего эту должность М.Н. Логинова в 1940 году).

Благодаря глубоким теоретическим знаниям, трудолюбию и настойчивости Л.А. Локтев очень скоро стал выделяться среди сверстников. Именно его Логинов сделал вскоре своим заместителем, и в периоды его частых болезней Локтев выполнял обязанности главного конструктора. По рассказам многих, Локтев, будучи заместителем главного конструктора, а потом и главным конструктором, оставался очень доступным. Не было дня, чтобы он не приходил в цех. За ним не надо было бегать. Стремительная карьера не изменила его поведения. Своей манерой держаться он никому не пытался показать, что он большой начальник, — только товарищество и дружелюбие. И это создавало ему большой авторитет, хотя при первом знакомстве Локтев мог показаться даже неказистым. Но уже через короткое время люди начинали понимать, какая перед ними яркая личность, какая глубина знаний, какой талант кроются в этом человеке.

«Похоже, — вспоминал М.3. Олевский, — что Локтев как бы и сам стеснялся своего таланта. Его скромность была, конечно же, результатом глубоких знаний, таланта. Логинов был таким же. И неудивительно, что он сделал своим заместителем Локтева. Неудивительно и то, что после смерти Логинова главным конструктором стал Локтев: в то время стать главным конструктором можно было только за талант». И произошло это в 1940 году, когда отцу не исполнилось еще 32 лет.

Возвращаясь к смотру отечественной артиллерии, с которого я начал рассказ об отце, хочу упомянуть его воспоминания. Как писал отец, на смотре «не все получалось так, как хотелось бы… Наши зенитные пушки — универсальная и полууниверсальная — оставляли желать лучшего по весу и подвижности, кучности стрельбы и поражаемости целей. Мы увидели, что шли не тем путем, увлеклись универсальностью. Нам стало ясно — каждую зенитную установку нужно предельно специализировать, создать, с одной стороны, автоматические полевого назначения, а с другой — морские (палубные, башенные) и другие». По существу, этот смотр и сделанные выводы определили направление деятельности отца на всю жизнь.

Дома отец о работе ничего не рассказывал. Однако же с некоторых пор стали появляться открытые публикации о разработках, в которых он принимал участие и как непосредственный разработчик, и как руководитель. Впрочем, для него эти два рода деятельности были практически неразделимы. Первая, случайно обнаруженная отцом публикация относится к 1949 году: «Советские конструкторы В.Г. Грабин, Ф.Ф. Петров… М.Н. Логинов, Л.А. Локтев и многие другие создали весьма совершенные образцы артиллерийского вооружения» (Новаторы русского флота, 1949).

«К началу 1933 года проблема создания малокалиберной зенитной артиллерии не была решена… Первых творческих успехов добился коллектив конструкторов под руководством инженера Л.А. Локтева. В 1939 году он создал 37-мм автоматическую зенитную пушку, которая вскоре была принята на вооружение. Эта пушка обладала высокой боевой скорострельностью и позволяла вести огонь как очередями, так и непрерывным огнем, что значительно повысило эффективность зенитной стрельбы. Она явилась мощным средством борьбы против авиации противника, действующей на высоте до 2,5-3 км» (История отечественной артиллерии, т. 3, кн. 8. 1964.)

«При активном участии и под руководством Л. А. Локтева в предвоенные годы создаются 37-мм образца 1939 г. и 25-мм образца 1940 г. автоматические зенитные пушки, 37-мм и 45-мм палубные зенитные автоматы, 37-мм спаренная палубная и 37-мм башенная автоматические зенитные установки — весьма эффективные средства борьбы с низко летящими самолетами противника. Все эти орудия были приняты на вооружение Красной армии и Военно-морского флота. По своим тактико-техническим данным, надежности, живучести, простоте устройства, удобству обслуживания и эксплуатации эти зенитные автоматы не уступали аналогичному вооружению других государств.

Автоматические зенитные пушки, созданные под руководством Локтева, сыграли важную роль во время Великой Отечественной войны в защите от ударов с воздуха таких важных промышленных центров, как Москва, Ленинград, Баку. Они применялись при обороне Одессы, Сталинграда, Тулы и других городов.

И после войны Л.А. Локтев отдает все свои силы и знания организации разработки и производства новых образцов артиллерийских орудий. Его энергия, трудолюбие, умение работать с людьми, зажигать в них творческий огонь давали прекрасные результаты. Будучи главным конструктором, он неустанно заботился о воспитании кадров, передавал свой богатый инженерный и производственный опыт. Л.А. Локтев стал создателем школы конструкторов, многие его ученики успешно трудятся в конструкторских бюро и научно-исследовательских институтах» («Техника и вооружение», № 8, 1978.)

Имя Л.А. Локтева не обошли вниманием маршал артиллерии, начальник Главного артиллерийского управления с 1941 года Н.Д. Яковлев и заместитель наркома вооружения СССР, а в послевоенные годы Председатель Госплана СССР, заместитель Председателя СМ СССР В.Н. Новиков. Неоднократно Л.А. Локтев упоминается в сборнике «Оружие победы. 1941–1945». («Машиностроение», 1985).

37-мм автоматическая зенитная пушка образца 1939 года (61-К)

Хочу обратить внимание читателя на то обстоятельство, что Л. А. Локтев, несмотря на свою выдающуюся роль творца и руководителя, ни на секунду не отрывает себя от коллектива: «Великая Отечественная война показала, что спроектированные нашим конструкторским бюро орудия не зря получили хорошую оценку. В боях воздушный противник не раз почувствовал на себе их боевые качества, особенно 37-мм пушек. По тактико-техническим данным они превосходили 20-мм немецкие и 40-мм английские зенитные орудия. Большая скорострельность, высокая маневренность и точность огня, а также вполне достаточное их количество — все это делало борьбу с вражеской авиацией весьма эффективной.

О боевых заслугах этих орудий напоминает 37-мм автоматическая пушка образца 1939 года, состоявшая на вооружении 3-й батареи 249-го армейского зенитного артиллерийского Корсуньского ордена Кутузова III степени полка, а теперь установленная в одном из залов Ленинградского Военно-исторического музея. На ее лафете выбито: «№ 25,1940 г.» и нанесено 12 звездочек. Командовал орудием старший сержант Н. Семочкин. Расчет его, участвуя в боях с фашистскими захватчиками на Украине, Кавказе, в Крыму, Румынии, Венгрии, Югославии, показал образцы мужества и отваги, а также мастерство ведения огня. Из орудия сбито 12 самолетов противника, по врагу произведен 20 241 выстрел. Весь расчет награжден орденами и медалями Советского Союза. Ветераны Великой Отечественной войны помнят, что 37-мм и 45-мм пушки отличались достаточной эксплуатационной надежностью».

А начиналась отработка этих пушек совсем не просто. «Когда были созданы первые опытные образцы, на полигонных испытаниях в 1938 году выяснилось, что их автоматика далека от совершенства, а лафеты имеют ряд существенных недостатков. Конструкция была почти полностью переработана. И в 1939 году гул наших орудий снова раздался над полигоном. На этот раз почти все шло хорошо. Общую картину портил клиновой затвор. Нет-нет да и происходили так называемые выпадения: патрон не шел в камору ствола, а выпадал по желобу гильзоотвода. Удрученные, возвращались мы с полигона и снова приступали к исследованию причин ненормальной работы автомата. В сотый раз проверялась его кинематика, в сотый раз замерялась вся цепочка прохождения патрона.

Очередной отстрел. Все идет гладко, пушка работает безотказно. Но вот мгновенная заминка заряжающего. Кроме нас, ее никто не заметил, и стрельба продолжается. Заряжающий так быстро среагировал на очередное выпадение, так быстро перезарядил и подал очередной патрон на лоток заряжания, что стрельбы были признаны удовлетворительными. Но мы, конструкторы, не могли пустить в производство орудие с подобным дефектом. Опять бессонные ночи… И, наконец, изменена регулировка автомата, конструкция козырька, допуски сопряжения отдельных элементов. Автоматика работает безотказно. Особенно большая заслуга в этом принадлежала конструктору В. Родионову. Любая большая работа редко проходит совершенно благополучно, но все равно она дает громадное удовлетворение.

С-60 в Артиллерийском музее Санкт-Петербурга

Помню, в Севастополе на крейсере «Красный Кавказ» шли испытания 37-мм и 45-мм морских пушек. Стрельба велась по конусам и по катерам. На 16-м выстреле конус был поражен. Это вызвало всеобщее удивление: в те времена такая точность стрельбы была просто невероятной. Я растерянно принимал поздравления, сожалея, что рядом нет Михаила Николаевича Логинова и всего коллектива нашего завода. Вдруг вижу, что управляемый по радио катер, по которому не сделано еще ни одного выстрела, — стрельбу по нему мы должны были начать после поражения воздушной цели, — беспомощно закружился на месте. Потом он начал беспорядочно кидаться то в одну, то в другую сторону. Некоторым из присутствовавших показалось, что мы поразили и его. Вскоре к цели подошли несколько катеров. Оказалось, что у катера-цели вышло из строя радиоуправление».

В октябре 1941 года завод имени Калинина был эвакуирован в Свердловск (Екатеринбург) и Молотов (Пермь). С одним из последних эшелонов Л.А. Локтев отбыл в Молотов и до декабря 1942 года работал там заместителем главного конструктора. Здесь у него забрезжила идея новой пушки, ставшей его «лебединой песней» в артиллерии, идея его последнего шедевра. Отцу стало очевидно — для того, чтобы сделать шаг вперед, придется идти по принципиально новому пути. И здесь же, в Молотове, были разработаны положения, которые легли в основу новой автоматической 57-мм пушки.

Возвратившись на завод имени Калинина, который был теперь заводом № 88, отец проработал на нем главным конструктором до июля 1943 года. Однако завод занимался серийным производством зениток, а Локтев хотел разрабатывать новое. Им всецело завладела идея автоматической 57-мм зенитки. Эта его нацеленность и привела к тому, что он без сожаления распрощался с престижной должностью и в июле 1943 года был переведен в Центральное артиллерийское конструкторское бюро на должность начальника отдела.

Вначале бюро называлось НИИ-58, директором и главным конструктором был В.Г. Грабин, перебазировавшийся с коллективом в г. Калининград (теперь Королев) с завода № 92 из г. Горького в 1942 году. Конструкторское подразделение занималось разработкой противотанковых, танковых и авиационных орудий. Нельзя сказать, что отец получил тут зеленую улицу. Доходило и до третирования «пришельца». Но Локтеву было не до мелких дрязг («Аня, — говорил он в ответ на возмущение жены, — так устроен мир!»). Худо-бедно, здесь у него появилась реальная возможность, вопреки сопротивлению многих, работать над автоматической зенитной пушкой — новым словом в отечественной и мировой артиллерийской технике. И когда стало ясно, что пушка получается, когда замаячила Сталинская премия, Грабин назначил Локтева своим заместителем (октябрь 1949 года), а в декабре того же года его утвердили заместителем директора и главного конструктора.

В.Г. Грабин не ошибся: пушка вышла на славу. По своим тактико-техническим данным, надежности, живучести, удобству обслуживания и эксплуатации она превосходила аналогичные образцы вооружения других государств. Это был завтрашний день артиллерии.

С этой зениткой связана одна драматическая ситуация. Уже после приема пушки на вооружение, во время боевых действий в Корее, где орудие показало себя с самой лучшей стороны, вдруг пошли отказы. В качестве «первоочередной меры» была арестована и посажена в тюрьму вся верхушка Главного артиллерийского управления и замнаркома И. А. Мирзаханов. Л.А. Локтев готовился к худшему. Я помню эти бессонные ночи отца, когда он вышагивал по комнате из угла в угол, не в силах заснуть. Сколько исшагал он километров! Однако указание Сталина («конструкторов не брать!») спасло отца от тяжкой участи.

Последовала длительная командировка на завод-изготовитель в Красноярск для выяснения причины отказов. После продолжительных поисков причина была обнаружена, можно сказать, случайно, ибо оказалась результатом невероятной безалаберности: без ведома разработчика завод-изготовитель необоснованно заменил материал пружины, которая вследствие этого перестала выдерживать нагрузки. Убежден, что эта история отняла у отца не один год его и без того недолгой жизни. Выпустили из полугодового заключения И.А. Мирзаханова, который вышел на волю тяжело больным и вскоре умер.

Вслед за пушкой С-60 на ее основе была разработана и принята на вооружение самая мощная в мире серийная зенитная самоходная установка ЗСУ-57-2 (с двумя стволами 57-мм зенитки в варианте С-68). Ее часто можно было видеть на парадах военной техники на Красной площади. Отец всегда смотрел эти парады по телевизору и, когда эта установка проходила по площади, потирал руки и с гордостью произносил: «А вот и «спарка»!»

Зенитная самоходная установка ЗСУ-57-2

На этом закончилась деятельность конструктора-артиллериста Л.А. Локтева — трижды лауреата Сталинской премии.

В 1959 году по воле Н.С. Хрущева работы по артиллерии в стране были свернуты, причем так круто, что была уничтожена конструкторская и технологическая документация. Я узнал об этом в начале семидесятых годов, когда отцу, уже вышедшему на пенсию и серьезно болевшему, предлагали стать научным консультантом в г. Горьком, где пытались возродить артиллерию. В августе 1959 года В.Г. Грабин был освобожден от занимаемой должности и отправлен в отставку, а НИИ-58 присоединен к ОКБ-1, возглавляемому С.П. Королевым. Тогда в тематику НИИ были включены работы, связанные с атомными делами.

Первое время отделы Л.А. Локтева и М.М. Розенберга были загружены артиллерийской тематикой.

Но С.П. Королева волновала отработка подводного старта с использованием жидкостной ракеты Р-11Ф. Первый этап отработки — старт со всплывшей подводной лодки — был к этому времени завершен. Однако у Королева были сомнения в технической возможности именно подводного старта, и работы американцев в этом направлении беспокоили его все больше. К этим работам были подключены Л.А. Локтев и М.М. Розенберг с конструкторами, пришедшими с ними из ЦАКБ. Ракету Р-11Ф при этом пришлось существенно переделать. Работы завершились тремя успешными подводными пусками на Белом море в районе Северодвинска. Представители ВМФ были удовлетворены. С.П. Королев высоко оценил эту работу, откровенно признавшись, что в успех ее верил слабо. Так в 1959 году была успешно завершена отработка подводного старта. Экспериментально была доказана техническая возможность старта ракеты с большой глубины, выработаны рекомендации для осуществления такого старта, откорректирована конструкторская документация.

На предприятии С.П. Королева Локтев проработал до ухода на пенсию в декабре 1969 года.

Тяжелый труд подорвал здоровье Л.А. Локтева: болезнь — атеросклероз — прогрессировала. Персональный пенсионер союзного значения, он не мог воспользоваться своими льготами: даже раз в году он был не в состоянии поехать по бесплатному железнодорожному билету и бесплатной путевке на курорт, он мог находиться только дома. Все больше средств из 140-рублевой пенсии на двоих с женой уходило на лекарства. А между тем, партийные клерки городского и районного уровней «выбивали» себе «персональные» пенсии до 250 рублей в месяц. И тогда, поддавшись на уговоры, отец обратился в ЦК КПСС с мотивированной просьбой увеличить пенсию. Через несколько месяцев пришел ответ. Как тогда принято было писать, «партия и правительство высоко оценили заслуги» Л.А. Локтева: его пенсия была увеличена на… 10 рублей. Этот десятирублевый партийный «плевок» лишь ухудшил моральное и физическое состояние отца. Он ушел из жизни, не дожив до 73 лет.

На Ваганьковском кладбище стоит скромный, но необычный памятник: в черный гранит вмонтировано смотрящее в небо дуло 57-мм зенитной пушки. На камне — профиль и надпись:

Выдающийся конструктор

артиллерийского оружия

Локтев

Лев Абрамович

1908–1981

На памятник обратил внимание автор путеводителя (М. Артамонов. «Ваганьково», 1991), посвятивший ему несколько строк в обзоре московских некрополей, а в иллюстрированном путеводителе-справочнике (А. Никульский. «Ваганьковское мемориальное кладбище», 2009) Л.А. Локтеву посвящена большая статья с фотографией памятника.

Я хорошо помню, как однажды отец сказал мне, что если конструктор за свою жизнь изобрел хотя бы одну конструкцию, то его жизнь уже можно считать оправданной. Сколько же жизней оправдал ты, отец?!

Источник