Издание по мотивам произведения Рудольфа Эриха Распэ (Распе) - «Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и весёлые приключения барона фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей».
Огурцы на деревьях; крокодил, скушавший льва; соляные озера, образовавшиеся из соли слёз; буря, выкорчевывающая деревья с корнями и "возвращающая" их ровно на места, откуда вырвала - вся эта "классика" на месте)
Автор комикс-версии произведения - О. Орлов, художник - В. Михалко. Выражаем признательность за подписки, лайки, прочтения, репосты, комментарии и поддержку на приобретение новых изданий.
1. Ты смотришь на других свысока, потому что умеешь вставать на две ноги и даже ходить на них, хотя и не очень уверенно. Поэтому ты дальше видишь, у тебя свободны руки, и тебя не так жарит солнце, как четвероногих приматов.
2. Ты первый гоминин! Через семь миллионов лет тобой будут восхищаться, спорить из-за тебя, писать про тебя научные статьи, книги, снимать фильмы.
3. Обнаружение твоих костей в 2001 году сделает древнее родословную гоминин сразу на два миллиона лет.
4. Копии твоего черепа украсят витрины музеев естественной истории многих стран мира. На него будут любоваться дети, подростки, старики. Твою реконструкцию снабдят мудрыми и печальными глазами (не факт, что на самом деле они у тебя такие).
5. С тебя начнётся то, что когда-нибудь в будущем станет человеческой цивилизацией. Правда, ты об этом не догадываешься.
6. В отличие от потомков, ты очень неплохо лазишь по деревьям. У тебя мощные руки, адаптированные к хватанию за ветки.
7. У тебя сниженная агрессивность, в отличие от других человекообразных обезьян. Ты не лезешь поминутно в драку, а пытаешься кооперироваться с соплеменниками (хотя пока что не умеешь говорить).
8. Опять же, в отличие от потомков, ты живёшь не в какой-то засушливой саванне, а в нормальном влажном тропическом лесу, где вдоволь еды.
9. Когда нужно, ты можешь встать на четвереньки и побежать, как братья-обезьяны, — и быстро, и в траве незаметно.
10. Возможно, ты предок не только человека, но и шимпанзе.
Вы никогда не задумывались, что означает слово «крейсер»? Откуда происходит?
Кто-то пожмёт плечами: есть тяжёлые, закрытые мощной бронёй линкоры, то есть линейные корабли. Есть лёгкие и быстрые эсминцы, то есть эскадренные миноносцы. А крейсер – ну-у-у... это «что-то между». Крупнее и мощнее эсминца, но меньше и слабее линкора.
Между тем слово, родственное слову «крейсер», это... «круиз».
Что немного обескураживает. Ведь крейсер – это боевой корабль, ощетинившийся пушками и ракетами. В защитной окраске, с экипажем из отважных боевых моряков...
Российский ракетный крейсер "Варяг"
А круизное судно (лайнер) – это плавучий отель. С комфортабельными каютами, прогулочными палубами, соляриями, бассейнами, игровыми комнатами, музыкальными салонами, кафе и ресторанами. И, само собой, беспечными туристами, взрослыми и детьми...
Круизное судно "Оазис Морей"
И тем не менее, «круиз» и «крейсер» друг другу прямые родственники, а происходят они от латинского слова «крукс» («crux»), то есть «крест», «пересечение». Крейсер, как и круизный лайнер – это судно, способное пересекать моря и океаны.
Ещё давным-давно, в XVI веке, в морском деле зародилась идея (концепция) «крейсерской войны». Зачем строить запредельно дорогие, огромные и тяжёлые многопушечные линейные корабли (линкоры и фрегаты), зачем устраивать морские сражения? Не будет ли мудрее выпустить в море суда другого типа – не такие мощные, зато быстрые и (главное!) автономные, то есть с большими запасами боеприпасов, воды и продовольствия, способные действовать в одиночку, самостоятельно, находясь в открытом море долгое время, не заходя в порты.
Фильм «Властелин морей. На краю земли» смотрели?
Задача таких судов – захватывать и топить торговые суда противника, парализовать его морские коммуникации, уничтожить торговлю, нарушить линии снабжения! Вот такие суда и стали называть «крейсерами» или «рейдерами». Один из самых знаменитых и успешных рейдеров – немецкий крейсер «Адмирал граф Шпее», который в 1939 году, во время Второй мировой войны, потопил одиннадцать (!) английских торговых судов.
"Адмирал граф Шпее"
А «круиз»? Первым в мире круизным судном считается «Франческо Первый» – в 1833 году это судно начало регулярные рейсы по Средиземному морю – за три месяца богатые туристы посещали Сиракузы на Сицилии, остров Мальту, остров Корфу, Афины, Стамбул и другие достопримечательности. Везде их ожидали развлечения и экскурсии. А первым в мире специально построенным роскошным «круизником» стал немецкий пароход «Принцесса Виктория-Луиза», спущенный на воду в 1900 году.
Судно, названное в честь дочери императора Германии Вильгельма II, достигало длины почти 140 метров и ширины 16 метров. Корабль приводился в движение двумя паровыми машинами четырехкратного расширения, что позволяло развивать скорость до 15 узлов
Мда... Удивительно, не правда ли? Вроде одно и то же слово – а какие разные значения!
Итак, запоминаем: крейсер – это «плавучий городок», судно, способное находиться в открытом море долгое время, пересекать моря и океаны без дозаправки топливом. А вот теперь разговор о крейсерах у нас продолжится в совершенно неожиданном направлении!
В середине 30-х годов прошлого века американский учёный и путешественник, географ и изобретатель Томас Поултер (его именем, между прочим, назван огромный ледник в Антарктиде, примерно в 250 километрах от Южного полюса) взбудоражил научную общественность всего мира, предложив идею постройки... снежного крейсера! Крейсера на колёсах!
Томас Поултер, изобретатель снежного крейсера
Исследования Антарктиды в те годы вели многие страны. Антарктида, наверное, самый «некруизный» и негостеприимный материк на Земле. Там практически никогда не бывает тепло – рекордная, самая высокая температура воздуха, когда-либо измеренная учёными в Антарктиде, была плюс девятнадцать градусов. Зато вниз столбик термометра на этом континенте способен опуститься ой как глубоко – рекордная температура составляет ни много ни мало минус восемьдесят девять градусов.
Добавьте к этому лёд, снег, пронзительный ветер. Никакое земледелие в Антарктиде, сами понимаете, невозможно – самый обыкновенный огурец туда приходится везти на судах, за тысячи километров. Работа в Антарктиде по своей сложности и дороговизне вполне сравнима с работой в космосе...
Итак, Томас Поултер, к середине 30-х годов уже опытный исследователь, не понаслышке знакомый с негостеприимным характером Антарктиды, был научным директором Технологического института Армора в штате Иллинойс. Предложенный Поултером «снежный крейсер» должен был пересечь всю Антарктиду вдоль и поперёк, в том числе – побывать на Южном полюсе. По конструкции это был семнадцатиметровый автомобиль на огромных трёхметровых колёсах-«дутиках». Это был уникальный для своего времени проект – по замыслу изобретателя, команда из пяти человек могла автономно жить и работать внутри этого транспорта как минимум год! Запас хода должен был быть не менее восьми тысяч километров, а максимальная скорость – 50 километров в час.
Внутри крейсера были жилые помещения с удобными спальными местами, кухня, фотолаборатория, радиорубка, запас горючего (тринадцать тысяч литров!), продовольствие; на крыше крейсера (который ещё неофициально называли «Пингвин» или «Черепаха») даже нашлось место для лёгкого самолёта «Бичкрафт Стэггервинг». Для экономии места была использована дизель-электрическая силовая установка – два дизельных мотора, два электрогенератора и четыре мотора – по одному на каждое колесо. Благодаря хитроумно сконструированной подвеске тридцатипятитонный монстр мог даже переправляться через трещины во льду – причём до четырёх метров ширины! Выхлопные газы от дизелей использовались для обогрева помещений и воздуха внутри колёс, это позволяло не беспокоиться о том, что резина от мороза станет хрупкой и лопнет.
Вся Америка с восторгом провожала «мирный снежный крейсер» в далёкое путешествие к берегам Антарктиды. Никто не сомневался в том, что этот шедевр американских инженеров, чудо современной техники, произведёт самую настоящую революцию в исследованиях Антарктики.
Устройство и описание снежного крейсера страница из журнала Лайф
О путешествии «Пингвина» через США был снят цветной фильм! Кинооператоры отправились вместе с аппаратом на корабле – весь мир должен был увидеть триумф американских технологий и науки.
Дальнейшая история снежного крейсера – очень грустный анекдот. Что стало тому причиной, сложно сказать. Технические просчёты конструктора? Нехватка времени («крейсер» построили менее, чем за год)? Элементарное невезение? Возможно, и то, и другое, и третье.
Снежный крейсер и его команда
Неприятности начались сразу же по прибытию в Антарктиду – во время спуска с борта корабля «Северная Звезда» тридцатипятитонный «Пингвин» проломил колесом деревянную рампу и застрял. С огромным трудом удалось запустить двигатели и выкатить крейсер на снег, но тут исследователей ждал второй «сюрприз» – огромные резиновые колёса, погрузившись на метр в снег, вращались на месте – машина намертво застряла... Команда выгрузила запасные колёса, установила их вместе с основными и надела на покрышки цепи – но сцепления едва хватало для того, чтобы сдвинуть крейсер с места. Поултер в отчаянии включил задний ход – и только тогда «машина пошла». По антарктическому снегу крейсер мог двигаться только задом наперёд, да и то с черепашьей скоростью. Вместо заявленных восьми тысяч километров удалось с огромным трудом проехать всего сто пятьдесят. Двух дизельных двигателей мощностью по 150 лошадиных сил каждый для покорения Антарктиды решительно не хватало.
…А моторный отсек отогревали паяльной лампой
Вместо запланированной экспедиции длиной в год Поултера хватило на три недели – взбешенный и расстроенный, он улетел обратно в Америку. Оставшиеся члены экипажа, закрыв неподвижный крейсер досками, получили приказ зимовать. Зимовка прошла успешно – внутри крейсера действительно было тепло и комфортно, учёные провели ценные научные наблюдения. Но тут вмешались события Второй мировой войны – учёные вернулись в Америку, а «Пингвина» пришлось законсервировать и бросить в снегу...
Снежный крейсер в Антарктиде
На какое-то время никто не знал, что стало со снежным крейсером. Его нашли только в конце 1946 года – осмотр показал, что аппарат ещё вполне цел, только шины спущены. Затем «крейсер» снова потеряли – и второй раз нашли только в 1958 году. Откапывать из-под семиметрового (!) снежного слоя его пришлось с помощью бульдозера. Однако внутри крейсер оказался «как новенький» – исследователи будто только вчера его покинули. На столах лежали журналы, научные записи, результаты измерений. Повсюду были разбросаны сигаретные окурки... (Ай-яй-яй!) Итак, снежный крейсер нашли во второй раз, осмотрели и... потеряли снова!
С тех пор чудо американских технологий никто не видел. Вездесущие журналисты пустили слух, что вмороженный в лёд тридцатипятитонный «крейсер» украли... советские учёные. Да-да, выкопали из-под снега и льда, разобрали, украли и увезли тайком в Советский Союз.
На самом деле скорее всего судьба снежного крейсера была более печальной – ледники Антарктиды находятся в постоянном движении, медленно сползая в океан. В 1963 году от шельфового ледника Росса откололся огромный кусок – как раз примерно в том месте, где был похоронен под снегом «Пингвин». Скорее всего, «сухопутный крейсер» всё-таки уплыл (морское название сказалось, не иначе) вместе с айсбергом и закончил свою удивительную карьеру где-то на дне Южного Ледовитого океана...
Больше американцы снежных крейсеров не строили. Однако идея Поултера сама по себе была вполне неплоха, несмотря на довольно корявое исполнение. За американцев «работу над ошибками» провели те самые «коварные русские», то есть советские учёные. Большая автономная обитаемая лаборатория, способная своим ходом передвигаться по Антарктиде, внутри которой учёные могут комфортно жить и работать... У Поултера не сработала идея с дутыми колёсами? Используем более подходящий для рыхлого снега движитель, проверенные временем гусеницы! Не хватило мощности двигателя? Значит, надо взять более мощный! У Поултера было два двигателя по 150 «лошадей»? Возьмём тысячесильный движок, кашу маслом не испортишь... Плюс у советских учёных (и военных) был отличный «исходный материал», а именно созданный на базе танка Т-54 тяжёлый артиллерийский тягач АТ-Т. Нужно только немножко доработать его, удлинить, сконструировать утеплённую обитаемую кабину... Здесь пригодился опыт конструирования высотных реактивных самолётов (опять-таки военных). В общем, советский «снежный крейсер» придумывали всей страной.
Армейский артиллерийский тягач АТ-Т папа советского снежного крейсера
В итоге на Харьковском танковом заводе, собрали «исправленный и улучшенный» снежный крейсер, который получил название «Харьковчанка». Летом, в начале декабря 1959 года, две «Харьковчанки» и один немодифицированный артиллерийский тягач АТ-Т отправились со станции «Восток» к Южному полюсу.
Советский снежный крейсер "Харьковчанка"
26 декабря 1959 года американские исследователи со станции «Амундсен-Скотт» с удивлением увидели на горизонте неторопливо едущие советские «снежные крейсеры». «Эти сумасшедшие русские всё-таки это сделали!».
Ознакомившись с конструкцией, американцы высоко оценили надёжность и мощность машин – хотя справедливо заметили, что исходный «снежный крейсер» был задуман намного более «научным», просторным и удобным.
Первая советская «армейская импровизация» была тесной, крайне шумной, плохо вентилировалась. А вспомогательного электрогенератора на первых «Харьковчанках» не было – поэтому дизель работал без остановки... Но идея о пересечении Антарктики и достижении Южного полюса на «снежном крейсере», то есть автономной самоходной лаборатории, была выполнена!
Усовершенствованная "Харьковчанка-2" используется на российских антарктических станциях по сей день.
Каждое утро из динамиков, щедро развешанных по территории нашего интерната, разносилась одна и та же мелодия. Кажется, это произведение было создано одним из классиков, но точнее не скажу, эстетический вкус нам не прививали. Уже не помню, где я услышал, но ходила байка, что сам композитор, дописав эту мелодию скончался. И не удивительно, столь раздражающей, назойливой музыки сложно найти. Я никогда в своей жизни не видел скрипку, но поверьте, я ее ненавижу! Особенно тот момент, когда в произведении к ней присоединяются какие-то колокольчики. Не знаю, должна ли она нас бодрить, но единственное, что вселяла в мое сердце эта мелодия — это тревога. Тревога о том, что все происходящее со мной крайне неправильно. Чтобы избежать этого, я приучил себя вставать раньше побудки и отправлялся на пробежку. Тренировка тела у нас всегда поощрялась.
Наш интернат прятался среди красивейших кленовых лесов. В этом я уверен, потому что ничего лучше мне видеть не приходилось. Сам бег мне нравился всегда. Это как приключение, требующее не только физической, но и ментальной силы, а бесконечные холмы и склоны вырабатывают привычку преодоления трудностей. Было еще кое-что, что мне нравилось. Во время бега мою душу наполняла некая гармония, уравновешивая мои беспокойства в переходном возрасте, и я, как никогда чувствовал себя единым с природой. Помню, я как-то гонялся за зайцем. Я бежал по обычному своему маршруту и увидел серого, достаточно крупного зайца. Он сначала испуганно убегал, а потом вошел во вкус и уже с азартом выглядывал из-за дерева — ну что, мол, догоняешь меня. Ну или мне так казалось. Другой раз я едва не наступил на большую и ядовитую змею. Заметил ее буквально в десяти сантиметрах от касания земли. И мы оба — я и змея, отпрыгнули в стороны и все это за доли секунды. А зимой можно неплохо хапнуть адреналина, когда, набрав приличную скорость выскочишь на обледеневший склон.
В общем, это было не плохо. Иногда мне даже снится тот бег...
Плохо было всё то, что окружало меня, но тогда я этого не осознавал, лишь чувствовал. Точнее сказать, мне это нашептывали мои инстинкты. Разобраться в этом сложно мне и сейчас, а уж в двенадцать лет, когда тебя раздирают изнутри куча противоречий, практически невозможно. В то время нам всем в интернате было двенадцать. Сначала нас было больше, гораздо больше. Сейчас осталось около ста человек. Каждые год отбирали лишь лучших, а худших отсеивали.
— Айги, подожди! Подожди меня, — это был мой друг Шин.
Я считал его своим другом. Всегда. Нам обоим не нравилась система и правила, но единственное что мы могли себе позволить — это тайно перешептываться за спинами учителей. Шин, как и я, не любил побудку и бегал со мной, но сходил с дистанции раньше меня.
— Поэтому они и говорят, что у тебя нет выносливости, — психую я, но не со зла. Я хочу, сделать его лучше, чтобы его не попрекали этим. В итоге выдыхаю, успокаиваюсь и решаю поддержать: — Давай, осталось еще немного, через не могу.
— Да, ты прав, — выдыхает он и мы преодолеваем подъем по склону, где стоит наш интернат.
На крыльце нас встречает Дмитрий Борисович Литвинов, он специалист по выживанию:
— Айги, Шин, я бы вас хвалил если бы вы не опаздывали. Быстрей! Все уже завтракают в столовой.
Мы проносимся мимо, но в столовой нас ждет разочарование. Сегодня на кухне дежурит группа Лили, а это значит, что все еда будет просто ужасной. Хотя я думаю, так портить продукты все же надо иметь талант. Лили была в этом талантлива! Все то, что не сгорит, будет сырым, что не пересолено, отвратительным на вид и так далее и тому подобное.
— Почему вы не уберете группу Лили из столовой? — спросил я у Дмитрия Борисовича, что следовал за нами.
Лили пытливым взглядом отметила нас опоздунов и не могла не навострить уши, чтобы не услышать мой вопрос.
— А чего ради нас должны убрать?! — вскричала она.
— Вы готовите несъедобную еду, — не смущаясь пояснил я.
— Ешь что дают, а то превратишься в неженку и тебя выкинут из проекта!
— Но-но! — вмешался Дмитрий Борисович поднимая руки. — Ребята, не ругайтесь. Айги, Лили в чем-то права. Избалованность у нас не в чете.
Получив свою порцию неперевариваемой жратвы, а по-другому это и не назовешь, мы сели за стол. На моей тарелке, как и на тарелке Шина, белоснежной каменной статуей возвышался кусок запеканки, пара кусков криво порезанного хлеба с сырой серединой внутри, два куска засохшего сыра и горелая булка, запивать все это предлагалось мутной жижей похожей на чай. Я вздохнул, а Дмитрий Борисович готовился к ежедневной вдохновляющей речи. Это был второй пункт из моего ненавистного утра, который повторялся с регулярностью и бесил не меньше, чем утренняя побудка. Готов поспорить, что каждый из нас знал его слова наизусть и мог бы процитировать даже когда любому из нас будет лет сто, они глубоко засели где-то на подкорке мозга...
— Дорогие ребята, я надеюсь все себя чувствуют хорошо, — начал он, а я подумал, что мало кто решится признаться, если это будет не так. Мы уже не были малышами и понимали, что в отношениях с Дмитрием Борисовичем все сказанное тобой рано или поздно, так или иначе, будет использовано против тебя, а он продолжал: — Вы избранные! Каждый из вас особенный. Именно поэтому вы здесь! Вы единственная надежда. Только лучшие из вас отправятся в будущее и обеспечат выживание человечества. Единственный человек, которого вы должны победить это вы сами. Каждый день стремиться стать лучше, лучше, чем ты вчерашний. Наша школа поможет вам узнать себя, познавая границы ваших возможностей. Вы должны ломать себя, ведь трудности закаляют и делают вас сильнее. Вы должны помнить об этом и впитывать как можно больше знаний это обеспечит вам выживание. Вы самые лучшие!
В этот момент в столовую вошел Ринат. Он выделялся на фоне других, нас двенадцатилеток. Он был довольно крупный и высокий с копной черных, как смоль волос и с пронзительно-вызывающими синими глазами. Но не только это привлекало к нему внимание. Он единственный, кто смел проявлять бунтарный подростковый дух свойственный нашему возрасту. Волосы он с боем отказался стричь, после прохождения прошлогоднего отбора и эту битву он выиграл. Но что теперь?
— Что он натворил на этот раз? — зашептались вокруг.
— Спер сигареты у Михалыча и курил, — пояснил кто-то.
— Ринат, — обратил к нему свой взор Дмитрий Борисович. — Ты и Айги, выдающиеся ученики нашей школы, но это не значит, что тебе позволительно нарушать правила. Так что постарайся не допускать таких оплошностей. Садись и ешь.
— Простите. Больше такого не повторится, — произнес нарушитель.
В карцере не кормили и ему не повезло выйти в смену, когда готовит Лили. Но у меня едва глаза не вылезли из орбит, когда я увидел, как сама Лили бежит к нему с подносом с вполне аппетитно выглядевшей запеканкой щедро политой сгущенкой и двумя пышными булочками.
— Значит, ты все же умеешь готовить сносную еду, когда захочешь или это случайно получилось? — не удержался я от комментария.
— Айги, умолкни! — бросила она.
Наблюдая за тем, как она и еще несколько девочек из ее группы обхаживают Рината, я искренне не понимал, чем такой возмутитель спокойствия, заслуживает такой заботы, как и не понимал почему он нравится девочкам. У меня только получалось с ними ругаться, хотя я этого и не хотел. А Ринат даже толком не разговаривал, но они увивались вокруг него. Да, мне не нравился Ринат.
После завтрака нас ожидал плотный график уроков, прерываемый лишь на обед. До обеда в нас впихивали точные науки, а после тренировали тело. По вечерам следовало работать на огороде, мы должны были знать, как выращивать еду.
Была у нас и общая комната, где собирались ребята. Сегодня там царила группа Лили. Девчонки чем-то хвастались, какими-то цветным веревочкам на руках. На занятиях ткачеством, они сплели друг другу что-то под названием фенечки, как символ единства.
— Мы все вместе пройдем отбор! — вещала Лили. — И это доказательство нашей веры.
— Как же вы бесите своей болтовней, — я по голосу узнал Рината. — Только сильные люди, такие как я пройдут отбор.
Вот в чем я был уверен, что это звучало довольно грубо, но отчего грубость Рината никого не коробила. Именно это заставило меня заинтересовано замереть в дверях, вместе со мной приостановился и Шин.
— Держу пари, что Шин не пройдет, — произнес Ринат, заметив нас.
Шин промолчал, а у внутри меня все прям вскипело:
— Шин обязательно пройдет! Ты его недооцениваешь. Может он не так вынослив, как ты или я, но он умнее нас.
— И что? — приподнял бровь Ринат. — Он слабак.
Я уже готов был кинуться на Рината с кулаками, но вмешался вездесущий Дмитрий Борисович:
— Ребята, ещё слишком рано делать выводы. У вас только начался переходный период, еще многое может измениться.
Я злился. Я очень злился, потому что в словах Рината была правда, которую я не хотел признавать. Сколько я себя помню Шин всегда был со мной, самые первые воспоминания связаны у меня с Шином. Но меня не могли не волновать его промашки. Иногда доставалось и мне, когда я пытался его защищать. До сих пор слышу этот звон в ушах от пощечины, что влепил мне преподаватель биологии. Шин заснул не сделав доклад по предмету, а я пытался его оправдать дополнительными тренировками. Но как оказалось, это было хорошим оправданием только для Дмитрия Борисовича. Я упорно продолжал тренировать Шина, ведь как ни коробило меня, не признать правоту Рината я не мог. Я не хотел остаться без Шина. Я просто не мог представить будущее без него.
Каждое утро из динамиков, щедро развешанных по территории нашего интерната, разносилась одна и та же мелодия. Кажется, это произведение было создано одним из классиков, но точнее не скажу, эстетический вкус нам не прививали. Уже не помню, где я услышал, но ходила байка, что сам композитор, дописав эту мелодию скончался. И не удивительно, столь раздражающей, назойливой музыки сложно найти. Я никогда в своей жизни не видел скрипку, но поверьте, я ее ненавижу! Особенно тот момент, когда в произведении к ней присоединяются какие-то колокольчики. Не знаю, должна ли она нас бодрить, но единственное, что вселяла в мое сердце эта мелодия — это тревога. Тревога о том, что все происходящее со мной крайне неправильно. Чтобы избежать этого, я приучил себя вставать раньше побудки и отправлялся на пробежку. Тренировка тела у нас всегда поощрялась.
Наш интернат прятался среди красивейших кленовых лесов. В этом я уверен, потому что ничего лучше мне видеть не приходилось. Сам бег мне нравился всегда. Это как приключение, требующее не только физической, но и ментальной силы, а бесконечные холмы и склоны вырабатывают привычку преодоления трудностей. Было еще кое-что, что мне нравилось. Во время бега мою душу наполняла некая гармония, уравновешивая мои беспокойства в переходном возрасте, и я, как никогда чувствовал себя единым с природой. Помню, я как-то гонялся за зайцем. Я бежал по обычному своему маршруту и увидел серого, достаточно крупного зайца. Он сначала испуганно убегал, а потом вошел во вкус и уже с азартом выглядывал из-за дерева — ну что, мол, догоняешь меня. Ну или мне так казалось. Другой раз я едва не наступил на большую и ядовитую змею. Заметил ее буквально в десяти сантиметрах от касания земли. И мы оба — я и змея, отпрыгнули в стороны и все это за доли секунды. А зимой можно неплохо хапнуть адреналина, когда, набрав приличную скорость выскочишь на обледеневший склон.
В общем, это было не плохо. Иногда мне даже снится тот бег...
Плохо было всё то, что окружало меня, но тогда я этого не осознавал, лишь чувствовал. Точнее сказать, мне это нашептывали мои инстинкты. Разобраться в этом сложно мне и сейчас, а уж в двенадцать лет, когда тебя раздирают изнутри куча противоречий, практически невозможно. В то время нам всем в интернате было двенадцать. Сначала нас было больше, гораздо больше. Сейчас осталось около ста человек. Каждые год отбирали лишь лучших, а худших отсеивали.
— Айги, подожди! Подожди меня, — это был мой друг Шин.
Я считал его своим другом. Всегда. Нам обоим не нравилась система и правила, но единственное что мы могли себе позволить — это тайно перешептываться за спинами учителей. Шин, как и я, не любил побудку и бегал со мной, но сходил с дистанции раньше меня.
— Поэтому они и говорят, что у тебя нет выносливости, — психую я, но не со зла. Я хочу, сделать его лучше, чтобы его не попрекали этим. В итоге выдыхаю, успокаиваюсь и решаю поддержать: — Давай, осталось еще немного, через не могу.
— Да, ты прав, — выдыхает он и мы преодолеваем подъем по склону, где стоит наш интернат.
На крыльце нас встречает Дмитрий Борисович Литвинов, он специалист по выживанию:
— Айги, Шин, я бы вас хвалил если бы вы не опаздывали. Быстрей! Все уже завтракают в столовой.
Мы проносимся мимо, но в столовой нас ждет разочарование. Сегодня на кухне дежурит группа Лили, а это значит, что все еда будет просто ужасной. Хотя я думаю, так портить продукты все же надо иметь талант. Лили была в этом талантлива! Все то, что не сгорит, будет сырым, что не пересолено, отвратительным на вид и так далее и тому подобное.
— Почему вы не уберете группу Лили из столовой? — спросил я у Дмитрия Борисовича, что следовал за нами.
Лили пытливым взглядом отметила нас опоздунов и не могла не навострить уши, чтобы не услышать мой вопрос.
— А чего ради нас должны убрать?! — вскричала она.
— Вы готовите несъедобную еду, — не смущаясь пояснил я.
— Ешь что дают, а то превратишься в неженку и тебя выкинут из проекта!
— Но-но! — вмешался Дмитрий Борисович поднимая руки. — Ребята, не ругайтесь. Айги, Лили в чем-то права. Избалованность у нас не в чете.
Получив свою порцию неперевариваемой жратвы, а по-другому это и не назовешь, мы сели за стол. На моей тарелке, как и на тарелке Шина, белоснежной каменной статуей возвышался кусок запеканки, пара кусков криво порезанного хлеба с сырой серединой внутри, два куска засохшего сыра и горелая булка, запивать все это предлагалось мутной жижей похожей на чай. Я вздохнул, а Дмитрий Борисович готовился к ежедневной вдохновляющей речи. Это был второй пункт из моего ненавистного утра, который повторялся с регулярностью и бесил не меньше, чем утренняя побудка. Готов поспорить, что каждый из нас знал его слова наизусть и мог бы процитировать даже когда любому из нас будет лет сто, они глубоко засели где-то на подкорке мозга...
— Дорогие ребята, я надеюсь все себя чувствуют хорошо, — начал он, а я подумал, что мало кто решится признаться, если это будет не так. Мы уже не были малышами и понимали, что в отношениях с Дмитрием Борисовичем все сказанное тобой рано или поздно, так или иначе, будет использовано против тебя, а он продолжал: — Вы избранные! Каждый из вас особенный. Именно поэтому вы здесь! Вы единственная надежда. Только лучшие из вас отправятся в будущее и обеспечат выживание человечества. Единственный человек, которого вы должны победить это вы сами. Каждый день стремиться стать лучше, лучше, чем ты вчерашний. Наша школа поможет вам узнать себя, познавая границы ваших возможностей. Вы должны ломать себя, ведь трудности закаляют и делают вас сильнее. Вы должны помнить об этом и впитывать как можно больше знаний это обеспечит вам выживание. Вы самые лучшие!
В этот момент в столовую вошел Ринат. Он выделялся на фоне других, нас двенадцатилеток. Он был довольно крупный и высокий с копной черных, как смоль волос и с пронзительно-вызывающими синими глазами. Но не только это привлекало к нему внимание. Он единственный, кто смел проявлять бунтарный подростковый дух свойственный нашему возрасту. Волосы он с боем отказался стричь, после прохождения прошлогоднего отбора и эту битву он выиграл. Но что теперь?
— Что он натворил на этот раз? — зашептались вокруг.
— Спер сигареты у Михалыча и курил, — пояснил кто-то.
— Ринат, — обратил к нему свой взор Дмитрий Борисович. — Ты и Айги, выдающиеся ученики нашей школы, но это не значит, что тебе позволительно нарушать правила. Так что постарайся не допускать таких оплошностей. Садись и ешь.
— Простите. Больше такого не повторится, — произнес нарушитель.
В карцере не кормили и ему не повезло выйти в смену, когда готовит Лили. Но у меня едва глаза не вылезли из орбит, когда я увидел, как сама Лили бежит к нему с подносом с вполне аппетитно выглядевшей запеканкой щедро политой сгущенкой и двумя пышными булочками.
— Значит, ты все же умеешь готовить сносную еду, когда захочешь или это случайно получилось? — не удержался я от комментария.
— Айги, умолкни! — бросила она.
Наблюдая за тем, как она и еще несколько девочек из ее группы обхаживают Рината, я искренне не понимал, чем такой возмутитель спокойствия, заслуживает такой заботы, как и не понимал почему он нравится девочкам. У меня только получалось с ними ругаться, хотя я этого и не хотел. А Ринат даже толком не разговаривал, но они увивались вокруг него. Да, мне не нравился Ринат.
После завтрака нас ожидал плотный график уроков, прерываемый лишь на обед. До обеда в нас впихивали точные науки, а после тренировали тело. По вечерам следовало работать на огороде, мы должны были знать, как выращивать еду.
Была у нас и общая комната, где собирались ребята. Сегодня там царила группа Лили. Девчонки чем-то хвастались, какими-то цветным веревочкам на руках. На занятиях ткачеством, они сплели друг другу что-то под названием фенечки, как символ единства.
— Мы все вместе пройдем отбор! — вещала Лили. — И это доказательство нашей веры.
— Как же вы бесите своей болтовней, — я по голосу узнал Рината. — Только сильные люди, такие как я пройдут отбор.
Вот в чем я был уверен, что это звучало довольно грубо, но отчего грубость Рината никого не коробила. Именно это заставило меня заинтересовано замереть в дверях, вместе со мной приостановился и Шин.
— Держу пари, что Шин не пройдет, — произнес Ринат, заметив нас.
Шин промолчал, а у внутри меня все прям вскипело:
— Шин обязательно пройдет! Ты его недооцениваешь. Может он не так вынослив, как ты или я, но он умнее нас.
— И что? — приподнял бровь Ринат. — Он слабак.
Я уже готов был кинуться на Рината с кулаками, но вмешался вездесущий Дмитрий Борисович:
— Ребята, ещё слишком рано делать выводы. У вас только начался переходный период, еще многое может измениться.
Я злился. Я очень злился, потому что в словах Рината была правда, которую я не хотел признавать. Сколько я себя помню Шин всегда был со мной, самые первые воспоминания связаны у меня с Шином. Но меня не могли не волновать его промашки. Иногда доставалось и мне, когда я пытался его защищать. До сих пор слышу этот звон в ушах от пощечины, что влепил мне преподаватель биологии. Шин заснул не сделав доклад по предмету, а я пытался его оправдать дополнительными тренировками. Но как оказалось, это было хорошим оправданием только для Дмитрия Борисовича. Я упорно продолжал тренировать Шина, ведь как ни коробило меня, не признать правоту Рината я не мог. Я не хотел остаться без Шина. Я просто не мог представить будущее без него.