ПУЛЬСИРУЮЩАЯ ВСЕЛЕННАЯ И ЕПИСКОПЫ НАУКИ
Галилей. А что, если ваше высочество увидели бы через эту трубу все эти столь же невозможные, сколь ненужные звезды?
Математик. Тогда возник бы соблазн возразить, что ваша труба, ежели она показывает то, чего не может быть, является не очень надежной трубой.
Галилей. Что вы хотите сказать?
Математик. Было бы более целесообразно, господин Галилей, если бы вы привели нам те основания, которые побуждают вас допустить, что в наивысшей сфере неизменного неба могут обретаться созвездия, движущиеся в свободном взвешенном состоянии.
Философ. Основания, господин Галилей, основания!
Галилей. Основания? Но ведь один взгляд на сами звезды и на заметки о моих наблюдениях показывает, что это именно так. Сударь, диспут становится беспредметным.
Бертольд Брехт. Жизнь Галилея
На YouTube-канале "Троицкий Вариант", прошла довольно занимательная дискуссия о популяризации научного знания – особенно того, что пока нет всеобщего консенсуса в научном сообществе по этому вопросу. За круглым столом собрались: Борис Долгин, научный редактор и специалист по научным коммуникациям, модератор этой встречи; Дмитрий Боюк, историк науки, переводчик, научный журналист и философ науки; Сергей Попов, астрофизик и популяризатор науки; а также Борис Штерн, астрофизик и популяризатор. Сам ролик имеет продолжительность 1 час 8 минут, и, чтобы вы не тратили свое время, мы приводим здесь его кратное содержание и делаем свои выводы.
Предметом горячих дебатов стало появление книги Николая Горькавого «Пульсирующая Вселенная» в длинном списке премии "Просветитель" – событие, вызвавшее яркую негативную реакцию лично у Сергея Попова и Бориса Штерна.
Это стало отправной точкой для разговора о самой сути научпопа: как говорить о новейших, еще не рецензированных исследованиях? Где проходит тонкая грань между научным исследованием и научно-популярной книгой? И стоит ли вообще публиковать идеи, которые пока не нашли поддержки среди основной массы ученых?
Борис Долгин с самого начала задал тон дискуссии, подчеркнув, что идеальная популяризация науки предполагает аккуратное изложение знаний, в которых живое научное сообщество не сомневается. Однако он тут же признал: большая часть современного научпопа далека от этого идеала. Часто авторы стремятся осветить самые свежие статьи, которые еще не прошли проверку временем, рецензирование или воспроизведение результатов. Долгин также указал на проблему концептуальных манифестов, создаваемых известными учеными вроде Докинза или Харари, которые, по сути, не являются чистой популяризацией, а скорее выражением личных взглядов.
Борис Штерн предложил прагматичное решение: простейшая вещь – это рецензирование специалистами. Он категорично заявил, что книга Горькавого, будь она подвергнута серьезному рецензированию, не прошла бы этот "барьер", поскольку она является "чистой патологией", хоть и хорошо написанной. Штерн признал, что "манифесты" от признанных ученых, даже если они не общеприняты, являются "вполне законной вещью", способной освежить науку. Он утверждает, что для "апробированного адекватного человека в целом" (как Докинз) "предварительная цензура не нужна". (Интересно, кто и как должен оценить «адекватность» этого человека.)
Дмитрий Боюк упомянул про мотивацию ученых, пишущих популярные книги, утверждая, что часто главным драйвером становятся философские идеи автора, лежащие за пределами их непосредственной профессиональной сферы. Он привел в пример Стивена Вайнберга, чья первая популярная книга "Первые три минуты" была, по сути, философским трудом. Боюк также поделился инсайтами о работе премии "Просветитель", где отборочные комитеты сталкиваются с сотнями заявок и ограниченными ресурсами для полноценного рецензирования, что иногда приводит к "проколам" в длинном списке. Он подчеркнул, что провести четкую границу между исследованием и научпопом, особенно в гуманитарных науках, крайне сложно, и исследовательские книги часто выигрывают в научно-популярных конкурсах.
Боюк очень кстати вспомнил Галилео Галилея — создателя жанра научно-популярной литературы, а его "Диалог о двух главнейших системах мира" – манифестом, который "протаскивал сомнительную идею" (теорию Коперника). Для Боюка, это "совершенно нормально", когда популяризатор пытается продвинуть спорные идеи. Он также указал на потенциальную проблему с составом жюри премий, где отсутствие естествоиспытателей может негативно сказаться на оценке книг по точным наукам.
Сергей Попов настаивал на том, что популяризация должна быть максимально разнообразной, ориентированной на разные аудитории и формы. Однако, он отводит книгам высшее место в иерархии научпопа, требуя от них соответствующей глубины и несиюминутности. Он подчеркнул, что научпоп – это не только просвещение, это еще и отклик на запрос читателя, который может хотеть читать о "скандалах в науке". Важнейший аспект, по его мнению, – это правильное позиционирование материала, чтобы не вводить читателя в заблуждение.
Сергей согласился, что неизбежно приходится говорить о гипотезах, однако крайне важно четко указывать статус гипотезы – стандартная ли она, обсуждаемая, маргинальная или сильно критикуемая. Он категорически против цензуры, но считает неприемлемым введение в заблуждение читателя.
В целом, участники сошлись на том, что популяризация неконсенсусного знания – это не только нормально, но и неизбежно, и даже необходимо для развития науки. Однако ключевым моментом становится честность и прозрачность в подаче информации. Читатель должен быть информирован о статусе утверждений: гипотеза ли это, общепринятое знание, или личные взгляды автора.
Завершая разговор, участники затронули футуристический вопрос: сможет ли искусственный интеллект справляться с задачей научного редактирования? Борис Долгин предположил, что ИИ станет отличным "саппортом", способным вылавливать неразмеченные цитаты или подсказывать дискуссии по спорным утверждениям, но не сможет заменить человека в оценке методологического статуса. Дмитрий Боюк выразил скептицизм, указывая на частые ошибки ИИ даже в простых запросах. Сергей Попов, напротив, настроен оптимистично, полагая, что ИИ может существенно улучшить качество научпопа у издательств, которые сейчас испытывают трудности с редактированием, предлагая им дешевые инструменты для фактчекинга и оценки утверждений. В конечном итоге, качество и репутация в мире научпопа, как и в любой другой сфере, остаются вопросом индивидуального выбора и стратегии каждого игрока на этом захватывающем поле.
Что ж книга «Пульсирующая Вселенная» Николая Горькавого взбодрила болото научпопа, в котором долгие годы озвучиваются одни и те же идеи. Небольшое замечание о самой возмутительнице спокойствия. Горькавый пишет, что, к 1980-м годам в космологии обозначилось пять основных проблем, ответы на которые пытались найти ученые, предлагая иногда совершенно фантастические решения:
Первая проблема: Что было причиной большого взрыва?
Вторая проблема: Если мы используем те уравнения, которые у нас есть, Вселенная должна сжаться в точку, из которой нет возврата.
Третья проблема: это проблема накопления энтропии.
Четвертая проблема: какова природа темной материи?
В 1990-х гг. появилась проблема № 5 Выяснилось, что Вселенная расширяется с ускорением.
Сол Перлмуттер, Брайан П. Шмидт и Адам Рисс с коллегами обнаружили ускоренное расширение Вселенной. За что в 2011 г. они получили Нобелевскую премию по физике. Причину ускорения условно назвали «темной энергией». Таким образом, классической теории гравитации уже не вписывалась в рамки построения новой модели Вселенной. И тогда появились специалисты, которые сделали набор предположений, не имеющих никакого основания в виде фундаментальной теории.
Для того чтобы основать, как произошло, что наша Вселенная вот так вот быстро расширилась Алан Гус предположил наличие «инфлатона» — мифического квантового поля.
Для определения природы темной материи были придуманы фантастические частицы, ВИМПы, которые проявляют себя как гравитационная масса, а больше никак себя не проявляют. У них нет температуры, они ни с кем не взаимодействуют. А для ускоренного расширения Вселенной было придумано отрицательное давление вакуума.
Прошло еще 40 лет после «взрывного» распространения этой инфляционной концепции. На строительство установок, которые могли бы уловить вимпы потрачены десятки миллиардов долларов, но частицы так и не были найдены. Природа гипотетического инфлатона, ответственного за Большой взрыв, осталась такой же загадочной. С антидавлением произошла вообще неприятная ситуация - когда начали строить модели, получилось, что Вселенная либо вообще не расширяется, либо она на 120 порядков больше наблюдаемых размеров. Считается, что это самое плохое теоретическое предсказание физики.
И вот мы видим, что сегодня в космологии возник кризис, и не просто кризис, а самый настоящий тупик. В связи с этим было выдвинуто предположение, что Теория относительности неверна.
Николай Горькавый выдвинул другое предположение: Теория относительности верна, это мы что-то в ней упускаем. В своих работах ученый пытался ответить на вопрос, как учитывать энергию поля в уравнениях Эйнштейна. И тут стало понятно, что Горькавый перешел дорогу слишком большому количеству научных сотрудников, которые все эти годы работали над своими теориями. Реакция, как мы видим довольно болезненная.
Данная дискуссия ярчайшим образом показала предвзятость рецензентов и глубокий конфликт между идеальными принципами популяризации науки (строгое следование консенсусу, обязательное рецензирование) и сложными реалиями (практическая невозможность тотального рецензирования, желание авторов продвигать свои идеи, спрос публики на спорные темы, дороговизна научной редактуры). Участники дискуссии то соглашаются, что неконсенсусное знание может и должно популяризироваться, особенно в форме "концептуальных манифестов" от признанных учёных, поскольку это "освежает науку", то проводят красную линию там, где идея "просто даже не ругается в науке" и игнорируется научным сообществом, а её популяризация выглядит как "пропаганда собственных взглядов" ради "славы".
В июле этого года книга Николая Горькавого вышла на английском языке в «Эльзевире» — одном из четырёх крупнейших научных издательских домов мира. Готовится к изданию китайский вариант.