В 1941 году немцы стремительно развивали наступление, широким фронтом подходя к Киеву. К сентябрю стало ясно, что город скоро падет, поэтому из него спешно шла эвакуация. Вывозили женщин, детей, работников оборонных заводов. Самолеты постоянно взлетали, делали рейс за рейсом. Позже подсчитали, что эвакуировано было порядка 325 тысяч человек, еще 200 тысяч было мобилизовано в действующую армию. Но понятно, что все население вывезти никакой возможности не было.
На отдельном самолете 18 сентября из Киева улетали в Харьков и Москву писатели. Это было за день до входа в город немцев. “Дуглас” уже готовился ко взлету, когда в него наотрез отказался садиться один из военных корреспондентов. Сказал, что не может улететь, когда столько людей остается. Да и вообще, военкор он или нет? Будет вместе с солдатами, пройдет с ними весь путь.
Написал записку, попросил передать жене, а сам остался на взлетной полосе махать рукой улетающим.
В тот же день вместе с группой полковника Орлова, который был начальником штаба Каневской истребительной авиационной дивизии ПВО, он начал выходить из окружения, прорываясь на восток. По пути его группа влилась в партизанский отряд Федора Горелова, первого секретаря Гельмязевского райкома партии. Военкор к этому времени уже стал заправским пулеметчиком.
Орлов в партизанах пробыл недолго. В середине октября он решил предпринять новую попытку прорыва. Забегая вперед, скажем, что эта попытка оказалась удачной. Орлов выбрался к своим. Но военкора-пулеметчика с ним не было, он попросил разрешения остаться у Горелова.
Позже Орлов напишет жене военкора:
“Для меня лично не было лучше, надежнее, исполнительнее человека в трудные минуты, чем он. Это человек исключительной честности, сердечности и отваги…
Я рад сознанием того, что у меня, в моей группе, в долгие дни наших мытарств там он был моим помощником и другом. Будем надеяться, что он жив и мы увидим его…”
На тот момент Орлов еще не знал, что его знакомый погиб через восемь дней после расставания с ним. Они простились 18 октября, а 26 октября группа партизан наткнулась на немцев.
Дело было в районе села Лепляво Каневского района Черкасской области. Пятеро партизан, включая военкора, сделали вылазку на продовольственный склад за продуктами. Возвращаясь, они решили заглянуть у знакомому путевому обходчику. Но там их ждала засада.
Военкор первым поднялся на железнодорожную насыпь и увидел неподалеку немецкий мотоцикл с пулеметом. Времени на раздумья не было. Он крикнул: “Ребята, немцы”, после чего его сразу сразила очередь. Но остальная группа спаслась, благодаря его предупреждению.
Двое из этих партизан дожили до конца войны. Они-то и рассказали о том, как с ними вместе воевал и как геройски погиб военный корреспондент, пулеметчик, партизан, известный советский писатель Аркадий Гайдар.
Писал про Кибальчиша, про Тимура, про мальчишек, умеющих держать слово. И сам погиб ровно так, как погиб бы в такой ситуации любой из его героев.
В августе 1945 по личному приказу Верховного главнокомандующего с востока на запад по железной дороге ночами везли советские тяжёлые танки. Машины были тщательно зачехлены; станция назначения держалась в секрете, надпись на локомотиве «Боевой привет шлёт Родина!» ничего никому не объясняла... ...а между тем, готовилось событие, которое маршал Жуков позже назвал «торжеством, символизирующим победу антигитлеровской коалиции над кровавой фашистской агрессией». Танки шли в Берлин. 24 июня 1945 года на Красной Площади в Москве состоялся Парад Победы, ознаменовавший для СССР разгром Германии в Великой Отечественной войне. Однако Вторая Мировая война ещё продолжалась, и Советская Армия помогала союзникам разгромить Японию, параллельно решая свои стратегические и геополитические задачи. После парада в Москве советское командование предложило американцам, британцам и французам – представителям стран-победительниц, принявших безоговорочную капитуляцию Германии, – провести в поверженном Берлине совместный парад под стать московскому. Предложение было принято; дату парада приурочили к окончанию мировой войны, которого ждали совсем скоро, а местом выбрали район Рейхстага и Бранденбургских ворот – подходящий участок в самом центре Берлина, где в начале мая 1945 шли последние бои с гитлеровцами. Столь знаковое событие требовало, чтобы парад принимали главнокомандующие армий-победительниц. Предварительная договорённость была именно такой. Но в последний момент, как сказано в книге воспоминаний Жукова, союзники решили снизить статус представителей. Маршал доложил об этом Верховному, тот расценил действия западных партнёров как политические игры и велел Жукову самому принять парад, которым командовал британский генерал Нэйрс. Не исключено также, что советский вождь сам доинтриговался до такой ситуации, поскольку общеизвестна его параноидальная боязнь покушений и то, что он не выезжал за границу, а передвигался только поездами. Никто не взялся бы обеспечить на 146% безопасность Верховного главнокомандующего при путешествии туда-обратно через пол-Европы, где всего пару месяцев назад закончились самые страшные бои в истории; где местами ещё возникала стрельба и погромыхивали взрывы. Тяжёлые танки «ИС», скрытно прибывшие в Берлин, тренировались передвигаться в праздничных колоннах по ночам, уступив день упражнениям войск союзников. Страны антигитлеровской коалиции выставили для участия в параде пять тысяч воинов, из которых две тысячи были советскими. Перед торжественным маршем парадные «корОбки» выстроились на Александерплац. Солдат и офицеров поздравили советский маршал Жуков, американский генерал армии Эйзенхауэр, английский фельдмаршал Монтгомери и французский генерал Латр де Тассиньи, которые затем заняли места на почётной трибуне. Первым на парад вышел советский сводный полк 248-й стрелковой дивизии, штурмовавшей Берлин (командир – подполковник Ленёв). Критериев отбора воинов было два: количество боевых наград за личные подвиги и рост не ниже 176 см. Следом двигался французский сводный полк 2-й пехотной дивизии берлинского гарнизона, французские партизаны, альпийские стрелки и колониальные войска (командир – полковник Плесье). За ним – британский сводный полк 131-й пехотной бригады, нескольких пехотных полков и британских ВВС (командир – полковник Бренд). Последними прошли парашютисты американской 82-й авиадесантной дивизии (командир – полковник Тукер). Первой бронетехникой на параде стали 24 танка и 30 бронемашин английской 7-й танковой дивизии. Французы вывели в торжественном строю 6 средних танков, 24 бронетранспортёра и 24 бронемашины 3-го егерского полка и 1-й бронетанковой дивизии. Американские войска были представлены колонной из 32 танков и 16 бронемашин из 16-й мотомеханизированной кавалерийской группы. Апофеозом стало сильнейшее впечатление, которое произвело появление советских тяжёлых танков, тех самых новейших ИС-3: земля вздрогнула под гусеницами 52 машин из 2-й гвардейской танковой армии; этим сводным полком командовал Герой Советского Союза, генерал-майор танковых войск Абрамов. Многочисленные кинооператоры запечатлели события 7 сентября 1945 года, знаменовавшие окончание Второй Мировой войны. Из материалов съёмок получился 10-минутный документальный фильм о Параде Победы всех победителей – который крайне мало известен в России (и вообще бывшем СССР), в отличие от кадров Парада Победы 24 июня. А жаль. Маршал Жуков, принимавший оба парада, меньше чем через год был сослан в Одессу. И Черчилль вскоре выступил с Фултонской речью, ознаменовавшей начало «холодной войны»: союзники перессорились, не успев толком насладиться радостью совместных успехов. День Победы стал в СССР праздником только в 1965 году, через 20 лет после войны – при Брежневе. В том достаточно давнем прошлом лежат как причины мифотворчества насчёт Великой Войны и Великой Победы, так и основные приёмы недобросовестной возни с фактами и цифрами, используемые по сей день... ...что никак не умаляет ни значения событий 1945 года, ни радости тогдашних парадов – куда более уместных, чем в наши дни. С праздником, с Днём Победы. Всем здоровья под мирным небом.
В августе 1945 по личному приказу Верховного главнокомандующего с востока на запад по железной дороге ночами везли советские тяжёлые танки. Машины были тщательно зачехлены; станция назначения держалась в секрете, надпись на локомотиве «Боевой привет шлёт Родина!» ничего никому не объясняла... ...а между тем, готовилось событие, которое маршал Жуков позже назвал «торжеством, символизирующим победу антигитлеровской коалиции над кровавой фашистской агрессией». Танки шли в Берлин. 24 июня 1945 года на Красной Площади в Москве состоялся Парад Победы, ознаменовавший для СССР разгром Германии в Великой Отечественной войне. Однако Вторая Мировая война ещё продолжалась, и Советская Армия помогала союзникам разгромить Японию, параллельно решая свои стратегические и геополитические задачи. После парада в Москве советское командование предложило американцам, британцам и французам – представителям стран-победительниц, принявших безоговорочную капитуляцию Германии, – провести в поверженном Берлине совместный парад под стать московскому. Предложение было принято; дату парада приурочили к окончанию мировой войны, которого ждали совсем скоро, а местом выбрали район Рейхстага и Бранденбургских ворот – подходящий участок в самом центре Берлина, где в начале мая 1945 шли последние бои с гитлеровцами. Столь знаковое событие требовало, чтобы парад принимали главнокомандующие армий-победительниц. Предварительная договорённость была именно такой. Но в последний момент, как сказано в книге воспоминаний Жукова, союзники решили снизить статус представителей. Маршал доложил об этом Верховному, тот расценил действия западных партнёров как политические игры и велел Жукову самому принять парад, которым командовал британский генерал Нэйрс. Не исключено также, что советский вождь сам доинтриговался до такой ситуации, поскольку общеизвестна его параноидальная боязнь покушений и то, что он не выезжал за границу, а передвигался только поездами. Никто не взялся бы обеспечить на 146% безопасность Верховного главнокомандующего при путешествии туда-обратно через пол-Европы, где всего пару месяцев назад закончились самые страшные бои в истории; где местами ещё возникала стрельба и погромыхивали взрывы. Тяжёлые танки «ИС», скрытно прибывшие в Берлин, тренировались передвигаться в праздничных колоннах по ночам, уступив день упражнениям войск союзников. Страны антигитлеровской коалиции выставили для участия в параде пять тысяч воинов, из которых две тысячи были советскими. Перед торжественным маршем парадные «корОбки» выстроились на Александерплац. Солдат и офицеров поздравили советский маршал Жуков, американский генерал армии Эйзенхауэр, английский фельдмаршал Монтгомери и французский генерал Латр де Тассиньи, которые затем заняли места на почётной трибуне. Первым на парад вышел советский сводный полк 248-й стрелковой дивизии, штурмовавшей Берлин (командир – подполковник Ленёв). Критериев отбора воинов было два: количество боевых наград за личные подвиги и рост не ниже 176 см. Следом двигался французский сводный полк 2-й пехотной дивизии берлинского гарнизона, французские партизаны, альпийские стрелки и колониальные войска (командир – полковник Плесье). За ним – британский сводный полк 131-й пехотной бригады, нескольких пехотных полков и британских ВВС (командир – полковник Бренд). Последними прошли парашютисты американской 82-й авиадесантной дивизии (командир – полковник Тукер). Первой бронетехникой на параде стали 24 танка и 30 бронемашин английской 7-й танковой дивизии. Французы вывели в торжественном строю 6 средних танков, 24 бронетранспортёра и 24 бронемашины 3-го егерского полка и 1-й бронетанковой дивизии. Американские войска были представлены колонной из 32 танков и 16 бронемашин из 16-й мотомеханизированной кавалерийской группы. Апофеозом стало сильнейшее впечатление, которое произвело появление советских тяжёлых танков, тех самых новейших ИС-3: земля вздрогнула под гусеницами 52 машин из 2-й гвардейской танковой армии; этим сводным полком командовал Герой Советского Союза, генерал-майор танковых войск Абрамов. Многочисленные кинооператоры запечатлели события 7 сентября 1945 года, знаменовавшие окончание Второй Мировой войны. Из материалов съёмок получился 10-минутный документальный фильм о Параде Победы всех победителей – который крайне мало известен в России (и вообще бывшем СССР), в отличие от кадров Парада Победы 24 июня. А жаль. Маршал Жуков, принимавший оба парада, меньше чем через год был сослан в Одессу. И Черчилль вскоре выступил с Фултонской речью, ознаменовавшей начало «холодной войны»: союзники перессорились, не успев толком насладиться радостью совместных успехов. День Победы стал в СССР праздником только в 1965 году, через 20 лет после войны – при Брежневе. В том достаточно давнем прошлом лежат как причины мифотворчества насчёт Великой Войны и Великой Победы, так и основные приёмы недобросовестной возни с фактами и цифрами, используемые по сей день... ...что никак не умаляет ни значения событий 1945 года, ни радости тогдашних парадов – куда более уместных, чем в наши дни. С праздником, с Днём Победы. Всем здоровья под мирным небом.
Во время Великой Отечественной войны режиссёр Леонид Луков, эвакуированный с киностудией и актёрами в Ташкент, снимал фильм "Два бойца". Для душевной сцены, где красноармеец пишет письмо домой, ему понадобилась песня. Среди других эвакуированных нашлись подходящие авторы: Никита Богословский написал мелодию, а поэт Владимир Агатов — слова. Выслушав авторское исполнение, окрылённый режиссёр бросился среди ночи будить исполнителя главной роли Марка Бернеса, чтобы на следующий день он уже был готов петь в кадре. "Тёмная ночь" продолжила череду самых любимых песен времён Великой Отечественной войны и в 1943 году логично дополнила антураж популярнейшей песни 1941 года "В землянке" композитора Константина Листова на слова фронтового корреспондента Алексея Суркова, но была усилена видеорядом фильма: именно в землянке пел под гитару герой Бернеса. Богословский на радостях отправил ноты со словами в Москву знаменитому исполнителю Леониду Утёсову. Тот пришёл в восторг и тут же без спроса записал "Тёмную ночь" на пластинку, а кроме того, пел её, выступая перед бойцами со своим оркестром во время гастролей по линии фронта. Ко времени выхода на экраны фильма "Два бойца" публика уже знала и любила песню, хотя классикой советской эстрады она стала всё же в исполнении Бернеса, сделавшего пять студийных записей. За минувшие 80 лет "Тёмная ночь" не утратила своего простого очарования и остаётся в России одной из лучших и любимейших песен о радостях мирной жизни на контрасте с мраком войны. С Днём Победы. Доброго здоровья под мирным небом.
Послышались хруст снежных хлопьев на земле, и голоса, разговаривающие по-русски. Если это Советы, явно не причинят вреда, если узнают в Карцевой свою землячку. Валерия осторожно выглянула из-за угла, оценивая ситуацию. Один из солдат красной армии заметил ее и подошел к ней, выйдя из-за угла и оторвавшись от своего строя.
— Кто ты?! — русский солдат недоверчиво посмотрел на нее и направил оружие.
— Житель этой деревни. Вы можете отвезти меня в ближайшую необстреливаемую деревню? У меня проблемы с дыханием из-за которых я не смогу сбежать, если нацисты поймают меня по дороге.
Солдат уставился на нее, все еще держа винтовку наготове. Он явно колебался, стоит ли приближаться к ней дальше. — Проблемы с дыханием? Не сможешь убежать, если фашисты схватят по дороге? — в его голосе слышался скептицизм, в ответ на его вопросы девушка нервно кивает.
Карцева не лгала и не дурачила солдата. Ее состояние явно вызывало беспокойство, особенно в разгар войны, когда опасность могла встретиться везде.
Красноармеец, казалось, принял ее слова к сведению и присмотрелся к ней повнимательнее. — Твое имя? — Валерия Карцева.
Солдат внимательно изучал ее. Казалось, он пришел к выводу, что она действительно говорила правду о своих проблемах. Он приблизился к ней на несколько шагов, но не опустил винтовку полностью. — Юрий Рыльский. Но не думай, что я доверяю тебе, только потому, что назвал свое имя. Я могу застрелить тебя в любой момент, если узнаю, что ты работаешь шпионом на немцев. *** В конце концов, он отвез Леру в деревню, еще не тронутую немцами.
С того момента прошло несколько дней. Карцевой удалось подружиться с местной девушкой Риной, которая была примерно на год младше ее самой. В этот день ничего не предвещало беды, жители занимались своей повседневной рутиной. Кто-то доил коров, кто-то стирал одежду, кто-то непринужденно гулял по деревне. Все это продолжалось, пока где-то на въезде в поселение не раздались напуганные крики и несколько выстрелов. Из-за чего? В деревню вошли несколько фашистов. Они достаточно быстро появились на горизонте, в зоне видимости жителей, и люди в спешке начали разбегаться в разные дома, а кто-то бежал вглубь деревни, в надежде спастись.
Лера тоже направилась за толпой людей, пока ее не тормознула Рина, оставалаясь стоять неподвижно, смотря вдаль, откуда шли немцы. Оглянувшись в ту сторону, Карцева разглядела того самого вермахтовца, который отпустил ее и оставил в живых, с пульсом в венах.
Увидев ее, немец оглядывал ее с ног до головы, пока шел вместе с другими сослуживцами. Когда вермахтовцы разбежались в разные стороны, дабы поискать чего-нибудь полезного в домах, после чего поджечь участок, нацист подошел к девушке и протянул ей руку, которую Лера с недоверием и страхом пожала. Зачем он вообще подошел к ней? В дружелюбного поиграть решил?! Кто вообще знал, что придет этому нацисту в голову и что он сделает дальше? А если она ему не угодит в чем-либо и он просто застрелит ее? Этого Карцева и боялась. Ноги подкашивало, руки дрожали, но бежать было напрасно. У немца оружие, боеприпасы — может и стрелять начнет.
Рина, стоявшая неподалеку, с интересом наблюдала за фашистом, рассматривая его форму, лицо и погоны.
Немец что-то сказал Карцевой, после чего девушка повернулась к Вавиловой. — Переведи хотя-бы, а не стой и любуйся фашистами своими, — Лера знала, что ее подруга немного владеет вражеским языком, поскольку ее мать была переводчицей. — Это было… кажется…его имя. Наверное, — Рина замаялась, не ожидав такой просьбы от подруги. — Das war doch dein Name, oder? Kannst du das wiederholen? [Это было ваше имя, да? Можете повторить?] — Günther Hans, — немец повторил. — Гюнтер Ханс, — Рина повторила, но уже обратившись к Валерии. — Он что, втереться в доверие пытается?! — как можно тише возмутилась Карцева. — Так и сказать? — Я не говорила, что это было обращением к нему… — Вы, кстати, неплохо смотритесь, — усмехнулась Вавилова. — Тебя не смущает, что он гитлеровец? — Для любви нет наций, Лера! — Вечно тебя на врагов тянет, все время рассказываешь о тех фашистах, которые на нашу сторону переходят… Если он пристрелит меня просто так, ты тоже посмеешься? — А кто вообще сказал, что он тебя пристрелит? — А кто знает, что ему в голову взбредёт?
В это время Гюнтер смотрел на двух девушек, пытаясь понять, о чем они говорят. Но интонации у этих двоих были настолько разные, что пытаться разобрать и понять смысл было бы пустой тратой времени, которая явно не привела бы ни к чему особенному.
— И вообще… — Рина повернулась к Хансу, — Ihr Name ist Valeria Kartseva. [Её имя Валерия Карцева.] — Рина, ты совсем сдурела? — Лера пригнулась к девушке, теперь возвышаясь прямо перед ее лицом. — А что? Имя своей возлюбленной пусть знает. — Он сам тебе сказал, что любит меня?! — Валерия постаралась вопросить как можно тише. — Он тебя вон с каким интересом рассматривает! Сама потом замуж за него выйдешь после войны, зуб даю! — гордо махнула рукой Вавилова. — Сама тогда и выходи, а меня не впутывай, — Лера развернулась и сделала шаг, чтобы уйти, прежде чем ее остановила ее подруга, — Да ладно тебе, Лер, весело же. — А будет тебе весело, когда какой-нибудь гитлеровец решит расстрелять тебя в деревне, как скот в загоне с другими жителями? — Это абсолютно разные вещи! — Это практически одно и тоже.
Русская старалась поспевать за остальными жителями деревни, которые убегали прочь, пока сзади раздавались выстрелы и грубые голоса немцев. Валерия Карцева бежала самой последней среди других, и в один момент она внезапно почувствовала, как чья-то рука оттащила ее от толпы и больно прижала к стене.
Лере оставалось только смириться со своей последующей судьбой, в которой последний пункт был бы смерть, если бы фашист, прижавший девушку к стене, внезапно не изменился в лице и ослабил хватку, когда увидел напуганное лицо русской. Она тут же воспользовалась этой возможностью, чтобы попытаться вырваться и убежать от фашиста, что не увенчалось успехом.
— Вы…убьете меня? — дрожащим голосом спросила Лера. Мало ли, немец знает ее язык?
Знание русского языка у мужчины было в лучшем случае, рудиментарным. Он не смог полностью интерпретировать ее слова, однако когда она обратилась к нему, он еще сильнее ослабил свою хватку. Возможно, он начал анализировать свои прошлые действия? Человек изучал лицо русской со смесью доброты и… сочувствия.?!
— Что-то не так.? — Карцева буквально говорила сама с собой. На тот момент, она еще не знала, что немец повторит ее вопрос на ломаном русском, и заставит Леру улыбнуться от попытки заговорить на ее языке.
— Что-то не так.? — тихо спросил он. Произношение давало понять, что враг практически не понимал язык. Но в сказанном слышался намек на беспокойство.
Лере удалось слегка улыбнуться. В этой ситуации было что-то, что, казалось, тронуло ее и девушка почувствовала проблеск доброты в этом мужчине, несмотря на его первоначальную враждебность.
— Вы понимаете этот язык? — Х…ща…часх… — Частично? — Rechts. Mit deiner Sprache kannst du dir die Zunge brechen! [Верно. С вашим языком язык сломать можно!] ***Когда где-то позади стал слышен хруст сапог и снега, немец быстро взял девушку за плечи и потянул за угол какого-то здания. Карцева явно понимала ситуацию и не сопротивлялась выбегать из «укрытия», когда человек скрылся за тем углом, откуда затащил беженку. Очевидно, он пытается сохранить Валерии жизнь, когда звук указывал на то, что поблизости были еще его товарищи. Нацист рисковал собой, пряча вражескую персону, чтобы ее не застрелили.
К чему это?
Немец питал к простой деревенщине сочувствие? Он хотел оставить ее в живых, когда вокруг опасность и война?
В мужчине было что-то такое, что, казалось, отличало его от других фашистов… *** Тогда Лера слышала только, как уходили немцы, включая ее спасителя. Однако ее первоначальное облегчение было недолгим, когда она поняла, что теперь она одна и совершенно беззащитна, ведь нужно было добраться до ближайшей деревни, которая еще не подвергалась обстрелу, а поблизости не было никого, кто мог бы защитить, если бы на пути ей встретились враги. Особенно когда она не могла быстро бегать из-за своей астмы. *** Внезапно с той стороны, куда ушли немцы, раздались выстрелы. Лера услышала голоса советских солдат. Значит, в нее никто не будет стрелять. И так, может быть, эти солдаты помогут добраться до деревни и не погибнуть от выстрела или пыток.
На фото изображён типичный антисоветчик увидивший мой пост.
Много пользователей были возмущены моим ответом на статью об переосмыслении кино, и в какой-то мере их даже можно понять.
На протяжении десятилетий в стране регулярно снимали и широко прокатывали фильмы про одну из самых, а возможно и самую важную войну в истории Руси. Одновременно с этим доступ у простого населения к информации, причём не секретной на тот момент, был мягко говоря скромным и ограничивался школьными учебниками по истории и тем самым кино. Существовали и исключения, например литература на исторических факультетах или у военных, но это лишь подтвержает правило. Чтобы было ясно: даже узнать как выглядила техника противника, не говоря уже от о её технических характеристиках было крайне затруднительно влоть до развала СССР. Этому способствовало почти полное отсутвие тех же танков в кинематографе, где вместо немецкой техники по полям катались советские тридцатьчетвёрки, а в худшем случае и вовсе Т-54. Особо упоротые режиссёры умудрялись брать на роль Тигров и Пантер МТЛБ в дуэте с Т-64. В стране имелось множество трофеев, но дифицит металла вынудил не только переплавить 100500 единиц техники, причём даже уникальной(пушка Дора), но и сохранённые экземляры привести в нерабочее состоянии, например выкинуть двигатель и трансмиссию у танка Маус. Ирония заключалась в наличии по всей стране тысяч тонн военного металлолома в виде подбитой техники, которая валялась даже в городах-миллиониках вплоть до конца 70-х.
Что же касаеться экономики, политики и тем более социологии...образ немца и немецкой армии слишком карикатурен. Максимально близкое сравнение - те самые гуки, которые сидят на деревьях. Но если у американцев гуки - азиаты, жители тропиков, которых можно вырезать как свиней, то для советского человека немец просто кто-то типа урки, которого при сопротивлении убить можно, но когда сложит оружие надо обязательно подлечить и отправить чилить на нары с гарантией на скорое освобождение. Самые крутые из них - как воры в законе, должны быть на особом счету у администрации и жить лучше многих законопослушных граждан. Сколько миллионов они изнасиловали, пытали или убили - не волнует ибо не они такие, а жизнь такая! Кто-то может заявить что это всего-лишь эмоции людей, которые пережили войну, но режиссёры, сценаристы и тем более руководство государства с чьего разрешения и на чьи деньги творили непризнаные гении - не истерички. Показывать одну из самых сильных армий в истории сборищем клинических идиотов, значит признать что собственная армия ещё хуже, раз таких бестолочей не смогла победить малой кровью на чужой территории.
Переосмыслять надо советское кино в целом, и отдельные картины в частности, так как реальный смысл, а главное эффект на население был иной чем кажеться на первый взгляд. Одна только тема ВОВ чего стоит: с запредельным уровнем лжи, пропаганды дибилизма и откровенной насмешкой над памятью жертв войны. Тот же ''Иди и смотри'', который многие считают едва ли не лучшим фильмом про войну, в реальности всего лишь антисоветский бред похлеще михалковского, не имеющий ничего общего не только с реальность, но и со здравым смыслом.
Твоё лицо когда заставили смотреть очередной советский фильм про войну.
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
О.Ю. Кобылянская с внуками (детьми своей племянницы, которую она удочерила). Черновицы, 1940 г.
Справа от писательницы Олег Панчук (1932 – 2022) – будущий советский и украинский химик, доктор наук, профессор Черновицкого университета. Кроме того – политический эссеист-публицист, махровый антисталинист, ворсистый антисоветчик, в «перестройку» и 90-е один из закопёрщиков современного украинского национального самосознания на Буковине. По всеобщему мнению бывших студентов (в Интернете ни я, ни журналистка Наталия Фещук не нашли ни одного плохого отзыва), Панчук – «человек с большой буквы, история и душа химического факультета», «очень умный». Студенты также говорят: «слова «Панчук» и «взятка» вообще не совместимы!». Редкий, в общем, человек. Не знаю, что ещё про него сказать… Почти на 40 лет пережил жену – тоже, знаете ли, редкость.
Слава тебе господи! перемога!: В 2022 году в Черновцах улицу и переулок «тупорылого виршемаза» Пушкина наконец-то переименовали в честь очень умного человека с большой буквы Панчука.
В начале помянутых 90-х Панчук стал выступать в прессе с заявлениями, дескать, бабушка его, украинская писательница Ольга Кобылянская, в силу возраста и нарушения умственной деятельности уже не соображала, что подписывает просоветские и просталинские обращения. Это, мол, зятёк с дочерью, панчуковские папа с мамой, ей их подсовывали под видом финансовой документации (а после пары-тройки полученных таким макаром разрешений партийцы ставили её имя без спросу куда ни попадя). Сами же родители взяли столь тяжкий грех на душу потому, говорил человек с большой буквы, что побоялись преследования со стороны НКВД, если бабушкиного автографа под «документацией» не будет. (Наступавших в 41-м на Черновицы румын они так не опасались. Отец человека с большой буквы с 1942-го до осени 44-го служил интендантом полка в румынской армии).
Вестимо, что панчуковские заявления с большой дороги взяла на вооружение главный кобылянсковед – ныне покойная Ярослава Мельничук (1975 – 2022), кандидат филологических наук, доцент всё того же Черновицкого университета, патриотка-читатель и патриотка-писатель.
В 2008-м Панчук поведал:
«Текст был подготовлен, показан Кобылянской, и она спросила: «Что это?». Ей сказали: «Тётя, это новые налоги, документы». Так появилось приветствие в «Советской Буковине». <…>
– Как, по-вашему, Ольга Кобылянская на самом деле относилась к советской власти?
Она не понимала, что они уже здесь, но подсознательно чувствовала, что это зло» [20].
В 2013-м Панчук аж три раза в одном интервью высказался о последних годах жизни бабушки. Оказывается, в 1940-м «она уже была очень больна и не могла все чётко понять», в 41-м «не понимала, что они (злые большевики – Т.М.) уже здесь», в 42-м «не совсем осознавала, что происходит» [21]. Но все обращения были подписаны, общепонятно, до ареста писательницы. А согласно искренним и политически нейтральным воспоминаниям её внучатого племянника Августина Эрла, в июле 1941-го Ольга Юлиановна, уже находясь под стражей, пребывала, что называется, в здравом уме и твёрдой памяти. 8-летний Эрл виделся тогда с двоюродной бабушкой последний раз и в 2012 году достаточно детально ту встречу описал. Вот фрагмент его описания: «Мама и бабушка Оля просидели в деревянной беседке часа два. Разговаривали на немецком языке. Плакали, обнимались. Я играл рядом» [22]. Что-то это не похоже на поведение отрешённого человека, которому под видом финансового документа можно всучить что ни попало.
Плюс к тому Кобылянская, хоть и отошла уже к 1940 году от домашних дел, однако перед тем как от них отойти, всю жизнь была хозяйкой рачительной: готовила дёшево, но вкусно, экономила, скрупулёзно следила за бытовыми расходами. Сохранилась тетрадь, куда она эти расходы записывала.
Живая беседа Ольги Кобылянской (третья слева) с Хомой Коцюбинским (второй справа) – советским литературоведом и организатором музейного дела, директором Черниговского музея М.М. Коцюбинского, младшим братом этого украинского писателя. Также на фото семья
Панчуков. Уже советские Черновицы, 1940 г.
Должно быть, умственная деятельность у Ольги Юлиановны нарушалась моментами, аккурат когда ей заносили на подпись коммунистические материалы…
Приведу и пример искренности Августина Эрла: «Помню похороны (Ольги Кобылянской – Т.М.). На поминках меня больше всего интересовало, когда же, наконец, будут угощать калачами. Калачей так и не попробовал, зато были пряники и ситро…» [23]
А что Панчук? А Панчук, он весь – дитя добра и света, он весь – свободы торжество! Мельничук же после выхода интервью с Эрлом и в ус не подула, в не заслуживающей доверия версии человека с большой буквы не усомнилась.
Даже Наталия Фещук из Черновцов и Сергей Коломеец из Луцка, журналисты, нашедшие где-то на Волыни Августина Эрла, и те, как говорится, дали маху. Предварили публикацию его интервью на сайте «Факты» беседой известного содержания с патриоткой Мельничук и своими словами: «По горькой иронии судьбы в 1941 году, когда Буковину оккупировала Румыния, Ольгу Кобылянскую арестовали за… советскую пропаганду» [24].
Да неужто патриоту-эссеисту сильно не понравилось, что его бабушка оказалась в компании прогрессивных западных прозаиков и драматургов, дружелюбно настроенных к сталинскому СССР и лично к И.В. Сталину?! В одном списке с Бернардом Шоу и Гербертом Уэллсом, Теодором Драйзером и Лионом Фейхтвангером, Роменом Ролланом и Мартином Андерсеном-Нексё, но в разных списках со Стецько и Гиммлером, Красновым и Бандерой, Шухевичем и Солоневичем. Жаль, что Ольга Юлиановна после второго инсульта, случившегося в 1936 году, уже ничего не писала, а то бы наверняка проехалась по оккупантам своим иронично-боевым слогом, а о своей новой родине сказала бы что-нибудь нежное. Всё же статьи, вышедшие под её именем, несколько шаблонны.
К слову, прогрессивные западные авторы хвалили СССР, ясное дело, не в стиле какого-нибудь Сергея Плачинды или раннего Владимира Познера. Вот, допустим, три фрагмента из «Русского дневника» американского писателя Джона Стейнбека (он посетил послевоенный Советский Союз вместе с соотечественником фотожурналистом Робертом Капой):
«До войны Сталинград был большим городом с многоквартирными домами, а теперь их не стало, за исключением новых домов на окраинах. Но ведь люди должны были где-то жить – вот они и жили в подвалах домов, в которых раньше были их квартиры. Так, из окон нашей комнаты мы наблюдали, как из-за большой груды обломков неожиданно появлялась девушка, на бегу в последний раз проводившая по волосам расчёской. Опрятно и чисто одетая, она пробиралась через сорняки, направляясь на работу. Как это удавалось женщинам, мы не понимали, но они, живя под землёй, ухитрялись опрятно выглядеть и сохранять гордость и женственность. Хозяйки выходили из своих укрытий в белых платочках и с корзинками в руках шли на рынок. Всё это казалось странным и героическим шаржем на современную жизнь».
«Пока мы разговаривали, в кабинет архитектора зашёл служащий, который спросил, не хотим ли мы посмотреть на подарки, которые прислали в Сталинград люди со всего мира. Мы были уже сыты музеями по горло, но решили, что на такие подарки нужно взглянуть. Вернувшись в гостиницу, мы хотели немного отдохнуть, но едва вошли в свой номер, как в дверь постучали. Мы открыли, и в комнату вошла целая процессия мужчин, которые несли какие-то коробки, чемоданы, портфели. Они расставили всё это по номеру. Это были подарки сталинградцам. Здесь был красный бархатный щит, украшенный филигранным золотым кружевом, – подарок от короля Эфиопии. Здесь был пергаментный свиток с высокопарными словами от правительства Соединенных Штатов, подписанный Франклином Д. Рузвельтом. Нам показали металлическую мемориальную доску, которую привёз Шарль де Голль, и меч, присланный городу Сталинграду английским королём. Здесь была скатерть, на которой вышиты имена тысячи пятисот женщин одного маленького английского города. Нам принесли все эти вещи в номер, потому что в Сталинграде пока ещё нет музея. Нам пришлось просмотреть гигантские папки, где на всевозможнейших языках были написаны приветствия гражданам Сталинграда от разных правительств, премьер-министров и президентов.
И охватило нас чувство глубокой печали, когда мы увидели все эти подношения от глав правительств, копию средневекового меча, копию старинного щита, несколько фраз, написанных на пергаменте, и множество высокопарных слов. Когда нас попросили написать что-нибудь в книгу отзывов, нам просто нечего было сказать. Книга была полна таких слов, как «герои мира», «защитники цивилизации»… Эти слова и подарки были похожи на редкостно уродливые гигантские скульптуры, которые обычно ставят в ознаменование какого-то мелкого события. А нам в эту минуту вспоминались железные лица сталеваров, работавших у мартеновских печей на тракторном заводе. Вспоминались девушки, выходящие из подземных нор и поправляющие волосы, да маленький мальчик, который каждый вечер приходит к своему отцу на братскую могилу. Это были не пустые и аллегоричные фигуры. Это были простые люди, на которых напали и которые смогли себя защитить».
«Но видели мы и одно ужасное исключение. Перед гостиницей, прямо под нашими окнами, была небольшая помойка, куда выбрасывали корки от дынь, кости, картофельную кожуру и прочее. В нескольких ярдах от этой помойки виднелся небольшой холмик с дырой, похожей на вход в норку суслика. И каждый день рано утром из этой норы выползала девочка. У неё были длинные босые ноги, тонкие жилистые руки и спутанные грязные волосы. Из‑за многолетнего слоя грязи она стала тёмно-коричневой. Но когда эта девочка поднимала голову… У неё было самое красивое лицо из всех, которые мы когда‑либо видели. Глаза у неё были хитрые, как у лисы, какие-то нечеловеческие, но она совершенно не напоминала слабоумную, у неё было лицо вполне нормального человека. В кошмаре сражений за город с ней что‑то произошло, и она нашла покой в забытьи. Сидя на корточках, она подъедала арбузные корки и обсасывала кости из чужих супов. Часа за два пребывания на помойке она наедалась, а потом шла в сорняки, ложилась и засыпала на солнце. У неё было удивительно красивое лицо, а на своих длинных ногах она двигалась с грацией дикого животного. Люди из подвалов разговаривали с ней редко. Но однажды утром я увидел, как женщина, появившаяся из другой норы, дала девочке полбуханки хлеба. Та почти зарычала, схватила хлеб и прижала к груди. Словно полубезумная собака, девочка глядела на женщину, которая дала ей хлеб, и с подозрением косилась на неё до тех пор, пока та не ушла к себе в подвал. Потом девочка отвернулась, спрятала лицо в хлеб и как зверь стала смотреть поверх куска, водя глазами туда-сюда». [25]
Одно ужасное исключение… Теперь ясно: рабочий Сталинград был полнейшей противоположностью современной святобомжовской Руси, где вменяемый бездомный – диковинка. Был Сталинград и костью в горле у всего мира, включая полторы тысячи женщин безвестного английского городка, которых Левша скромнее. Да кому, блин, нужны ваши имена, вышитые на скатёрке!
Сталинграда (не столько, разумеется, как топонима) давно нет – из-за тысячелетнего слоя русской коричневой грязи.
В рассказе Ольги Кобылянской «Нищая» (1887 г.) эта самая нищая каким-то особенным и назойливым нытьём «Сжальтесь над несчастной, и бог вам подаст!» довела другого персонажа, образованного человека (судя по тексту, писателя или учёного), до кипения. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ