На фото двое немцев, работавших в газовых камерах, позируют с контейнерами отравляющего газа «Циклон-Б» в концлагере Майданек после освобождения лагеря советскими войсками. Окрестности Люблина. 30 июля 1944 года. Оба повешены в Люблине по приговору суда в 1944 году.

Он прибывал в лагеря в ничем не примечательных металлических банках, с аккуратно нанесёнными заводскими номерами и предупреждающими черепами. На этикетке было написано «Циклон-Б» — название, звучащее как нейтральный технический термин. Внутри дребезжали гранулы, пропитанные синильной кислотой. Это был инсектицид, созданный для уничтожения вшей и грызунов. Но немецкие бюрократы, одержимые эффективностью, нашли ему новое, чудовищное применение.

Всё началось с холодного эксперимента. В подвале блока 11 в Аушвице, в сентябре 1941 года, группа советских военнопленных была загнана в замкнутое пространство. Эсэсовцы в противогазах заложили гранулы «Циклона» через отверстие в двери и стали ждать. Они наблюдали, как газ, невидимый и не имеющий запаха в смертельной концентрации, начинает свою работу. Агония была ужасной — газ блокирует клеточное дыхание, жертвы задыхались изнутри. Комендант лагеря Рудольф Хёсс на Нюрнбергском процессе с леденящим спокойствием констатировал: «Этот способ использования «Циклона-Б» оказался надежным. Он действовал быстрее, чем применявшиеся до сих пор методы, и не требовал специальных устройств». Эксперимент был признан «успешным»: смерть наступала быстро, а сам метод был дёшев и не требовал лишних усилий.

Так конвейер смерти был усовершенствован. В Аушвице-Биркенау выросли здания, тщательно замаскированные под душевые. Измученных людей, прибывших после долгой дороги в товарных вагонах, убеждали, что их ведут на дезинфекцию. Им даже говорили помнить номер крючка, на котором висит их одежда. Выжившая узница Аушвица Марта Вайс вспоминала: «Нас заверили, что мы идем в душ. Эсэсовцы говорили: «Дышите глубже, это полезно для легких». Они делали все, чтобы не было паники». Чтобы паника не вспыхнула раньше времени, ложь поддерживали до последнего.

Машина смерти приступала к работе.

Когда сотни людей оказывались внутри, массивная дверь захлопывалась, герметично закрываясь. Тогда сверху, через специальные люки в потолке, или снаружи, через узкие трубы, эсэсовцы-«дезинфекторы» в противогазах, как заправские дезинсекторы, сбрасывали в камеру гранулы «Циклона-Б». Они действовали спокойно, методично — это была просто работа.

Тепла человеческих тел было достаточно, чтобы яд начинал испаряться. Сначала в толпе нарастал хаос: крики, стук в дверь, давка. Но очень скоро они стихали. Член зондеркоманды Генрик Таубер, работавший у газовых камер, давал показания: «Сначала мы слышали отчаянные крики, которые через несколько минут стихали. Через четверть часа все обычно затихало. После того как газ выветривался, мы видели страшную картину: люди стояли сцепленные, как будто окаменевшие, не было возможности разъединить их». Через 15-20 минут всё заканчивалось. Наступала тишина. Затем свою работу начинали зондеркоманды — заключённые, вынужденные выносить тела. Им предстояло увидеть жуткую картину: тела, сплетённые в один комок в последней попытке спастись, синюшные лица, застывшие в гримасе ужаса. Еще один очевидец, Шломо Венеция, описывал: «Они были прижаты друг к другу, как статуи... Дети всегда были внизу, в ногах у взрослых. Нужно было прилагать огромные усилия, чтобы разорвать этот смертельный хоровод».

Эффективность была поразительной, с точки зрения палачей. Одна банка «Циклона-Б» могла «обработать» до тысячи человек. Немецкая промышленность работала как часы: концерн IG Farben получал дивиденды, фирмы-поставщики исправно выполняли заказы СС. На суде в Люблине в 1944 году, где судили персонал Майданека, один из свидетелей, бывший заключенный, показал: «Мы видели, как привозили цилиндры с «Циклоном-Б». Они приходили партиями, как обычный товар, с накладными и счетами. Убийство было поставлено на поток».

Убийство стало индустрией, а «Циклон-Б» — её главным расходным материалом.

ВЗЯЛ ТУТ 👈

Маршал Юзеф Пилсудский, уставший и больной правитель Польши, смотрел на карту Европы в 1934 году. С востока нависал призрак большевистской России, с запада — поднимающий голову нацистский рейх. Его министр иностранных дел, молодой и амбициозный Юзеф Бек, убеждал: «Мы должны принять предложение о прямых переговорах с Германией, чтобы не допустить ситуации, когда наши жизненно важные интересы будут решаться за наш счёт... Прямой договор с Германией, пусть и не идеальный, даст нам большую безопасность, чем туманные гарантии со стороны Лиги Наций». Пилсудский, прагматик до мозга костей, понимал риск. Но идея равного дистанциирования от Берлина и Москвы казалась единственно верной. Так 26 января 1934 года был заключён Пакт о ненападении — первый шаг в роковом танце.

Вскоре после этого Гитлер, довольный тактической победой, заявил своему окружению, как запомнил его адъютант: «Все соглашения с Польшей имеют лишь временное значение. Я не собираюсь идти на реальное примирение... Но сейчас мне нужно спокойствие на востоке для проведения других операций».

В роскошных залах Бельведера и в охотничьих угодьях Беловежской пущи завязались странные, противоестественные отношения. Герман Геринг, правая рука Гитлера, стал частым гостем. Французский посол в Германии Андре Франсуа-Понсе, встревоженно доносил в Париж: «Геринг заверил маршала Пилсудского, что в случае совместной польско-германской войны против России, Германия не будет предъявлять претензий на украинские территории... он намекнул, что Польша могла бы найти для себя "жизненное пространство" именно на Востоке». Польская элита, одержимая идеей великодержавности и до сих пор помнившая о владениях «от моря до моря», слушала эти намёки с затаённым волнением.

Йозеф Геббельс, мастер пропаганды, записал в своём дневнике в феврале 1936 года: «Фюрер убеждён, что рано или поздно конфликт с большевизмом станет неизбежным. В этой связи он рассматривает Польшу как возможного тактического союзника. С ней можно будет идти бок о бок достаточно долго, чтобы разгромить Россию». Для Гитлера Польша была разменной монетой, временным попутчиком на пути к главной цели.

Апогеем этого заигрывания стал 1938 год. Пока Гитлер угрожал Чехословакии, Польша с готовностью подыграла. Польский посол в Берлине Юзеф Липский, как свидетельствовал итальянский министр Галеаццо Чиано со слов Риббентропа, «буквально умолял его, Риббентропа, не идти на уступки и держаться твёрдо. Польша, по словам Липского, готова выступить против Чехословакии в любой момент».

И она выступила. В сентябре 1938 года, в самый разгар Мюнхенского кризиса, Варшава предъявила Праге ультиматум: «Правительство Польской Республики настоящим требует безотлагательной передачи польским властям той части Тешинской области... и требует положительного ответа в течение 24 часов». Тон был точной копией нацистских ультиматумов. Польские и немецкие солдаты почти братались, занимая чехословацкие земли. Полковник Людвик Гротт, участник операции, вспоминал: «Наши передовые части поддерживали связь с немецкими патрулями на флангах... Создавалось странное ощущение, что мы действуем в одном строю». Французский посланник в Праге Виктор де Лакруа с горечью телеграфировал в Париж: «Поведение Польши является откровенным саботажем наших усилий по спасению мира. Они действуют как сообщники Гитлера».

Но упоение лёгкой добычей было коротким. Уже 24 октября 1938 года в роскошной резиденции Риббентропа прозвучал счёт за «услуги». Немецкий министр изложил Липскому свои «широкие» предложения: присоединение вольного города Данциг к Рейху, экстерриториальная автострада и железная дорога через «Польский коридор» и — главная приманка — участие Польши в Антикоминтерновском пакте. «Г-н Риббентроп... затронул вопрос о возможном сотрудничестве в украинской проблеме... Он намекнул, что в этом случае Польша могла бы заинтересовать свои границы на востоке», — доносил Липский в Варшаву.

Юзеф Бек попытался торговаться, но понял, что игра идёт не на жизнь, а на смерть. Он ответил уклончиво, пытаясь выиграть время. В частной беседе с доверенными лицами он с тревогой заметил: «Этот человек [Гитлер] говорит "да" и имеет в виду "нет"». Но было поздно. Гитлер, встретившись с Беком в Берхтесгадене 5 января 1939 года, уже видел в Польше не партнёра, а препятствие. Переводчик Пауль Шмидт запомнил, как после ухода вежливого, но непреклонного Бека фюрер сменил тон: «Поляки — не тот народ, с которым можно строить долгосрочные планы. Они амбициозны и ненадёжны».

Йозеф Геббельс, точно подводя итог этой встрече, записал в дневнике 8 января 1939 года: «Фюрер сказал, что после беседы с Беком он понял: Польша не пойдёт с нами. Она испугалась и будет цепляться за демократий Запада. Это меняет нашу восточную политику. Польша станет нашей следующей целью, а не партнёром».

В марте 1939 года последние иллюзии окончательно рухнули. Германия, нарушив Мюнхенское соглашение, оккупировала остатки Чехии, создав на её границе с Польшей марионеточное государство Словакию. Польша, наконец, осознала, что стала следующей жертвой. Она спешно приняла британские гарантии независимости, пытаясь остановить неизбежное. Нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов, наблюдая за этой агонией, дал ей ёмкую характеристику в беседе с американским послом: «Поляки ведут себя как малые дети, которые радуются, что им разрешили потрогать спичку, пока взрослые поджигают дом... Они думают, что они хитрые игроки, а на самом деле они — разменная монета».

Но поезд уже ушёл. Гитлер, как позже показал на Нюрнбергском процессе бывший министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат, «был полон решимости решить польский вопрос силой, даже в тот период, когда мы подписывали с ними пакт... Все эти соглашения были для него лишь бумажкой, которую можно порвать в любой удобный момент».

1 сентября 1939 года танки вермахта пересекли польскую границу. Люфтваффе обрушили бомбы на Варшаву. Тот, с кем так долго заигрывали, пришёл не как партнёр, а как палач. Стратегический танец с дьяволом, начатый для обеспечения безопасности, закончился не расширением границ на востоке, а разделами страны, оккупацией, террором, гибелью миллионов и национальной катастрофой.

Крах Польши в сентябре 1939 года был трагическим, но закономерным итогом политики, которая пыталась использовать чудовище в своих целях, не понимая, что её собственная амбициозность и недальновидность стали союзниками Гитлера в подготовке её собственного уничтожения.

ВЗЯЛ ТУТ 👈

Из тг-канала ЛИМБ | ИСТОРИЯ