Неомаг
Благодарности:
Моим родителям - за меня.
Моим детям - за себя.
МОЕЙ жене - без нее не было бы этой книги.
Всем посетителям и хозяину Таверны (кто знает, тот поймет).
Моим Учителям.
Моим друзьям и врагам посвящается.
Зачем снятся сны?
Зачем мы мечтаем,
Среди зимы
Цветы распускаем?
Зачем идет дождь?
Зачем светят звезды?
Зачем ты все ждешь?
Уже слишком поздно....
О чем-то мечтать, кого-то любить,
Ночами не спать и небо просить,
Чтоб стало оно, как в тот самый миг,
Когда-то давно, одно на двоих.
гр. «Красавица и чудовища»
Небо на двоих.
Пролог.
За месяц до описываемых событий.
Солнце било со всех сторон, и от этого слепящего, раскаляющего всё вокруг света было не спрятаться, не скрыться. Максим специально выбрал столик, не в тени, падающей от тента уличного кафе, а на самом солнцепёке.
«Нет, не специально, а чисто на голом инстинкте – словно что подсказало» – поправил он себя, увидев тех, кто назначил встречу.
Вслед за этой мыслью появилась другая: «Не надо было соглашаться на эту встречу, не надо, ой не надо».
Он смотрел на мужчин поверх тёмных очков. Несмотря на удушливое, жаркое лето, на них были тёмные костюмы. Эти двое – «первый» и «второй», как мысленно он их окрестил, были абсолютно разные, но вместе с тем неуловимо похожие. «Первый» – среднего роста, тёмные волосы зачёсаны назад. «Второй» – высокий, худой, если не сказать измождённый, с пегими, по-военному коротко стриженными волосами.
Не здороваясь, они синхронно отодвинули пластиковые стулья, и, аккуратно поддёрнув брюки, сели.
Глазами, вот чем они были похожи. Тёмно-сёрыми, словно подёрнутыми дымкой, глазами. «Нет, не стоило» – утвердился он в мысли, глядя на их спокойные лица. К сожалению, отказать попросившему о встрече он не мог. Бывают в жизни такие ситуации, когда невозможно сказать нет, кто бы, чтобы не твердил о свободе выбора.
— Я вас слушаю, господа. — Максим поставил чашку с нетронутым кофе на исцарапанный пластик стола, и ленивым движением среднего пальца сдвинул очки к самым глазам. Тёмные стёкла, хоть какая-то защита, от этой серой пыли, смотрящей на него из глаз незнакомцев.
— Снимите, пожалуйста, очки, — попросил «первый».
— Извините, но у меня болят глаз, а это солнце их просто убивает, — Максим вежливо улыбнулся.
«Интересно, каково это – видеть вместо глаз собеседника своё отражение?»
— Мы можем пересесть в тень, — скрипучим, словно несмазанные петли, голосом, сказал «второй».
— На таком солнце и тень слишком ярка для меня, — Максим смотрел куда-то в пространство между собеседниками.
— Зачем же вы назначили встречу именно здесь? — опять отозвался «первый».
— А вам нежарко в этих костюмах? — ответил он вопросом на вопрос.
— Нет. Вы не ответили. — Проскрипел «второй».
— Я люблю солнце, хоть оно и вредно для моих глаз. Вы так и будете говорить по очереди? — Максим радостно осклабился.
Визитёры не отреагировали на его шутку.
— Вас известили по поводу нашей просьбы? — видимо, для разнообразия заговорил «второй».
— В общих чертах, — Максим сделал вид, что отпивает кофе.
— Я так понимаю, вы отказываетесь. — Подал голос «первый». — Даже не узнав подробности?
— Видите ли, господа, — он вздохнул и снял очки, — так уж вышло, что я знаю, что вы хотите от меня, правда, без подробностей. Но ваша просьба лежит вне области моих профессиональных интересов, проще говоря, то, чего вы от меня хотите, я не смогу сделать. – Максим обращался уже непосредственно к «первому». — Вы же не пойдёте тачать сапоги к портному? Так вот, продолжая аналогию – я как раз тот самый портной, к которому вы пришли за сапогами.
Он говорил, глядя прямо в пыльные глаза «первого», за время всего разговора так ни разу не моргнувшего.
— Даже и не пытайтесь, — шевельнул губами темноволосый, — вы птица не того полёта.
— Ага-ага, — Максим покивал, — вот и я о том же, — он снова надел очки и привычным жестом среднего пальца вдавил дужку в переносицу, — я мелко плаваю и вам неинтересен.
— Значит, отказываетесь? — теперь говорил «второй».
— Значит, отказываюсь, — он развёл руками.
Не прощаясь, «первый» и «второй» синхронно встали, одёрнули брючины и, развернувшись, направились к ожидавшему их «мерседесу». Как только машина скрылась за поворотом, Максим выдохнул и вытер вспотевший лоб. Машинально поднеся чашку ко рту, он глотнул кофе.
— Фу ты, чёрт, — резко вскочив, он выплюнул тёплую бурду. Максим терпеть не мог растворимый кофе.
Всё было плохо. Он не чувствовал тех, с кем беседовал, то есть совсем не чувствовал, словно беседовал со стеной, а не с людьми из плоти и крови, а это было плохо, очень плохо. Для него плохо. Впрочем, он и не пытался их глубоко «щупать». Может быть, это было напрасно, а может быть, и нет. Но, так или иначе, эти «двое из ларца, одинаковы с лица» ему не понравились.