На окраине старого городка, за густой листвой вековых деревьев, скрывалось неприметное здание детского приюта, который носил гордое название «Дом Надежд»
Три этажа его обветшалого фасада, потемневшего от времени и дождей, придавали ему весьма унылый вид. А кованая ограда с высокими, угрожающе острыми пиками, словно страж, охраняла его владения от сурового мира, из которого сюда попадали несчастные дети.
За этой оградой, в саду, поросшем буйными цветами и непокорными кустами роз, неторопливо ковырялся угрюмый садовник Блейз. Его руки, грубые и мозолистые, уверенно орудовали секатором, обрезая строптивые побеги. На его лице, загорелом от солнца и ветра, царило выражение задумчивой печали, будто он размышлял о чём-то глубоко личном, что скрывалось за завесой времени. Блейз был не стар и не молод. Он был одинок.
Блейз был обитателем этого дома с момента его основания, ещё до того, как в нём появились дети-сироты. Он начал работу здесь при графе Вустерсе, когда тот, будучи влюблённым и счастливым, построил это имение для своей супруги, леди Элизабет. Блейз помнил, как граф с восторгом показывал ему планы дома, мечтая о шумных пирах и смехе детей, которые будут бегать по просторным комнатам.
Но судьба, словно коварная ведьма, сыграла с ним злую шутку. Леди Элизабет, юная и прекрасная, как весенняя роза, ушла из жизни, оставив графа в одиночестве с грузом невысказанных слов и горькой тоски. Блейз был рядом, видел его боль и разделял его горе.
В конце концов, основав в имении детский приют, граф отправился в экспедицию в далекую Африку, где и сгинул без вести в бескрайних диких просторах. Имение, а вместе с ним и Блейз, достались по наследству дальней родственнице графа – мисс Брентон. Она была вдовой и ненавидела детей.
Но эта история не о садовнике Блейзе или графе Вустерсе. И уж точно не о мисс Брентон. Эта история о Солане. Маленькой девочке-сироте, которая всю свою сознательную и несознательную жизнь провела здесь, в приюте «Дом Надежд».
Коридор приюта был окутан полумраком, лишь тусклый свет пасмурного дня просачивался сквозь запылённые окна. В воздухе витала атмосфера безысходности и тоски, словно сами стены впитали в себя горе и отчаяние детей, обитающих здесь.
Солана прижалась лбом к холодному стеклу, её тонкие плечи содрогались от рыданий. Слёзы отчаяния текли по её щекам, оставляя мокрые следы на изношенном фартуке. В её сердце царила пустота, глубокая и безысходная, словно бездонная пропасть. Душа тосковала по родительской ласке, которой она никогда не знала, и каждый её вздох был пропитан болью и одиночеством.
Солана вновь посмотрела на серебряный медальон, лежащий на подоконнике. Его открытая крышка, словно раненое сердце, отражала пустоту, царившую в её душе. На медальоне не было ни инициалов, ни какого-либо изображения – только холодный блеск металла, который, казалось, отражал бездну её одиночества. Горькая слеза, бессильная бороться с тоской, скатилась по её щеке и упала вглубь медальона. В его холодном отражении Солана увидела своё лицо, искажённое болью.
– Почему этот мир так жесток ко мне? – прошептала девочка, голос её дрожал от сдавленного отчаяния.
С резким щелчком Солана захлопнула крышку медальона, словно пытаясь запереть свою боль внутри. Быстрыми движениями вытерла слёзы рукавом, скрывая свою уязвимость от мира.
– Вот она, воровка! – пронзительный крик разорвал тишину коридора, заставив Солану резко обернуться. Сердце её заколотилось, словно испуганная птичка.
В нескольких шагах от неё выстроились три знакомые фигуры: Дылда с колючим взглядом и взлохмаченной шевелюрой, Толстушка, сжимающая в руке ткацкие ножницы, и Красотка, чья злорадная ухмылка не сулила ничего хорошего.
– Верни вещицу, – прошипела Красотка, – и мы не будем тебя долго мучить. Ведь сегодня твой день рождения, – продолжила она с издевкой, её глаза сверкнули злорадством, а губы растянулись в ехидной усмешке.
Презрительный хохот её подруг, словно ледяной ветер, пронзил Солану. Красотка протянула руку, ожидая покорности.
– Я не воровка, – возразила Солана, её голос дрожал, но решимость была тверда. – Это мой медальон.
Красотка ухмыльнулась, ей явно нравилось это противостояние. В её глазах заплясали азарт и жестокость. Толстушка протянула ей ножницы.
– Я нашла его на полу, и значит, он стал моим, – прохрипела Красотка прямо в лицо Солане. – И значит, ты у меня его украла. Ещё никто не смел красть мои вещи!
Толстушка и Дылда шагнули к Солане.
– Воровка! – прорычала Толстушка.
– Верни медальон! – рявкнула Дылда.
Приют «Дом Надежд» был местом, где надежда умирала медленно, оставляя после себя лишь пепел безысходности. Юные души, отвергнутые и потерянные в этом мире, бились здесь в безнадежном тихом отчаянии.
Но среди этой безвольной массы выделялась троица, которую все знали под грозным именем «Крези Герлз».
Эти три юных создания обрели друг друга в этом холодном и бездушном месте. Они поклялись на крови, что будут верны друг другу до конца своих дней, невзирая на любые испытания. Их сплоченность была поистине пугающей, а преданность – безусловной.
Они высмеивали других воспитанников, издевались над слабыми и хвастались своими «подвигами» наслаждаясь безнаказанностью. Насилие стало для них способом самоутверждения, а страх – инструментом контроля. Их жертвами становились все, кто не входил в их узкий круг: застенчивые мальчики, мечтательные девочки, те, кто не мог дать отпор.
«Дом Надежд» превратился для них в арену жестокой игры, где они играли роль тиранов. Никто не осмеливался перечить им, боясь разделить судьбу тех несчастных, кто уже пал жертвой грозной троицы. Их власть была абсолютной, и никто не смел противостоять их беспощадной жестокости.
Солана никогда не знала своих родителей. Её нашли еще совсем крошкой у дверей приюта, сжимающей в ручонках этот самый медальон. Солана берегла медальон как зеницу ока. Она никогда не снимала его, даже во время сна. В тихие часы, когда все спали, Солана тихонько доставала его из-под платья и проводила пальцами по его гладкой поверхности.
Медальон будто хранил в себе какую-то тайну, ключ к прошлому, к тайне её матери.
Иногда Солана представляла себе свою мать – красивую, с длинными темными волосами и добрыми глазами. Она видела себя рядом с ней. Но эти видения были лишь мимолётной вспышкой, словно искра в её воображении.
Солана надеялась и верила, что мать не бросила её. И что медальон – это не просто украшение. Это символ любви, обещание, которое мать дала ей. И Солана была готова бороться за него. Она знала, что этот медальон – единственное, что осталось от её матери, и она не отдаст его никому.
– Нет, – решительно ответила Солана, подбородок её поднялся, а глаза блестели решимостью. Оттолкнув Красотку, Солана бросилась прочь.
Толстушка молча рванула за ней.
– Держи ее! – крикнула Дылда, её тонкий злой голос словно резал воздух.
– Не уйдёт, – поспешила за подругами Красотка, её глаза сверкнули злорадством. – Устроим ей тёмную!
Солана мчалась по коридору, и с каждым шагом отчаяние всё сильнее сжимало её сердце. Она искала спасения и, заметив дверь, бросилась к ней. Но дверь оказалась запертой. Хулиганки приближались, их тяжёлые шаги эхом разносились по коридору, напоминая зловещий марш.
Солана рванула дальше, к следующей двери. Она уже буквально чувствовала дыхание Толстушки у себя на шее. В отчаянии Солана толкнула дверь. Она распахнулась, открывая перед ней маленькую кладовку, где были швабры, вёдра и старые тряпки.
Но тут Толстушка настигла её. С силой толкнув Солану в спину, она ворвалась в кладовку. Солана споткнулась и рухнула на пол лицом вниз.
Толстушка довольно ухмыльнулась, глядя на упавшую Солану. За ней, словно испуганная кошка, влетела Дылда. Последней появилась Красотка, её глаза сверкали зловещим огнём, а в руках она сжимала острые ножницы, которые клацали, подобно хищным челюстям.
– Держите её крепче! – приказала Красотка. Дылда и Толстушка бросились к Солане, схватили её за руки и прижали к полу. Красотка подняла с пола серебряный медальон, выпавший из рук Соланы, и уселась ей на спину, крепко схватив за волосы.
Солана зажмурилась, чувствуя, как лезвие ножницы скользит по её щеке. Страх, холодный и сжимающий, охватил её. Она хотела кричать, бороться, но тело будто окаменело от ужаса.
– Перечить нам вздумала? Сейчас мы поправим тебе прическу, – прошипела змеей Красотка.
– Кромсай! – с остервенением взвизгнула Дылда, торопливо подбадривая подругу.
В комнате, пропитанной запахом затхлых тряпок и мыльного раствора, послышался зловещий скрежет ножниц. Длинные, шелковистые волосы Соланы упали на пол. Толстушка и Дылда злорадно расхохотались. Обычно холодный огонек в глазах Красотки сменился чем-то зловещим. Недобрая улыбка превратилась в нечто пугающее и тревожное.
В этот момент в кладовку ворвался Элвин, один из самых уважаемых мальчиков приюта.
Элвин был крепкий, статный юноша двенадцати лет. Обычно весёлый и жизнерадостный, сейчас он был напряжён, и каждое его движение выдавало гнев.
Красотка медленно поднялась на ноги и обернулась к нему.
– Здесь всё происходит по справедливости, – Красотка угрожающе направила ножницы в его сторону. – Не лезь не в своё дело, Элвин.
Элвин шагнул вперёд. В его руке оказалась деревянная швабра.
– Это её вещь. Отпустите её, – повторил он, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал.
– Проваливай! – зашипела Красотка, тыкая ножницами в сторону мальчишки.
Вдруг из-за спины Элвина появилась высокая фигура мисс Брентон, её строгий взгляд пронзил всех присутствующих. Красотка, словно ошпаренная, спрятала ножницы за спину и изобразила на лице неестественную улыбку. Толстушка и Дылда послушно отпустили Солану.
– Она украла мой медальон, мисс Брентон, – заявила Красотка. – А он ей помогал, – указала она на Элвина. – Мои сёстры подтвердят.
Толстушка и Дылда кивнули, словно марионетки.
– Это неправда! – воскликнула Солана.
– Замолчи! – рявкнула мисс Брентон, её голос был полон презрения. Холодный взгляд директрисы пронзил Солану. И как обычно, страх, густой и липкий страх, сковал тело девочки, словно невидимые цепи.
– Что ни день, так нарушение порядка, – заявила директриса приюта. – И всегда в центре внимания ты. Вот теперь и до воровства докатилась, мерзкая девчонка!
Она сделала паузу, позволяя своим словам осесть в воздухе, словно зловещий туман.
– Посидите здесь до утра вдвоем, – произнесла она, тыча указательным пальцем в пол. – А потом я подумаю, как вас наказать.
С этими словами мисс Брентон покинула кладовку. Хулиганки, словно послушные тени, последовали за ней. И лишь Красотка, с высокомерной ухмылкой на губах, задержалась.
Она медленно приблизилась к Элвину, их взгляды встретились. Снисходительно усмехнувшись, она задела его плечом, словно демонстрируя своё превосходство, и исчезла в темноте коридора.
Дверь со страшным грохотом захлопнулась, погрузив кладовку в полумрак.
Солана виновато опустила голову и пробормотала:
– Извини, нехорошо получилось. Ты тут ни при чём.
Элвин пожал плечами и сделал вид, что ему всё равно:
– Да ничего страшного. Это правда, что у тебя сегодня день рождения?
Солана подняла глаза, и в них мелькнула тень грусти.
– Я не знаю, когда у меня день рождения. Мистер Блейз сказал, что о моём отце ничего неизвестно, а мать меня бросила. Оставила у дверей приюта. Она произнесла только моё имя и больше ничего, – призналась Солана. Её голос был тихим, но в нём слышалось горькое отчаяние.
– Мисс Брентон сказала, что это просто дата, и она записала её, когда я сюда попала. И что я должна быть благодарна и не задавать глупых вопросов. Так что это никакой не день рождения, а просто очередной повод для издевательств от этой троицы.
Тусклый свет едва пробивался сквозь маленькое запылённое окошко кладовки, освещая пыльный пол и два худых силуэта. Солана сидела на каменном полу, прислонившись спиной к стене, и её глаза сверкали решимостью.
– Я всё равно сбегу отсюда, – произнесла она, её голос был полон отчаяния.
Элвин с грустью посмотрел на неё.
– Думаешь, там лучше? Мир жесток, Солана. Поверь мне, там не легче.
– Я хочу найти свою маму, – ответила Солана.
Элвин нахмурился, его взгляд стал более сочувствующим.
– А что, если ты не нужна ей? – произнес он тихо.
– Я уверена, она не бросала меня. Я думаю, ей пришлось это сделать.
Солана вздохнула, её глаза заблестели от сдерживаемых эмоций.
– Я чувствую это внутри. Понимаешь? Думаешь, это глупости?
Элвин задумался, вспомнив свой побег, надежду, которая превратилась в разочарование.
– Два года назад я сбежал отсюда, чтобы найти маму. И я её нашёл, – голос его дрогнул. Он украдкой вытер предательскую слезу, стараясь не показывать, как ему больно.
Солана сделала вид, что ничего не заметила.
– И что она тебе сказала? – спросила она почти шёпотом.
Дождь лил как из ведра, хлеща по крыше и стенам ветхого дома. Элвин, худой мальчик с взлохмаченными волосами, стоявший перед дверью, нерешительно постучался.
Дверь медленно скрипнула, приоткрываясь, и в проёме показалась женщина. Её лицо было измождённым, взгляд – потухшим, и от неё несло алкоголем.
Сердце мальчика забилось с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
– Мама? – тихо прошептал он, в его голосе звучала надежда.
Женщина нахмурилась, её глаза сузились, словно пытаясь разглядеть незнакомца сквозь пелену дождя и времени.
– Это я, Элвин, – произнес он с дрожью в голосе, переполненный волнением. – Твой сын.
На лице женщины мелькнула тень боли, быстро сменившаяся ледяным безразличием. Её губы изогнулись в жестокой усмешке.
– Сын? Ты думаешь, я тебя ждала? Ты испортил мне всю жизнь, появившись на свет! – прошипела она, слова вырывались из её уст, словно яд.
Слёзы навернулись на глаза Элвина, но он сумел их сдержать.
– Не называй меня так! Ты мне никто! Проваливай отсюда, я не хочу тебя видеть! И никогда не смей возвращаться сюда! – прокричала она, захлопнув дверь перед его носом.
Боль от её слов разрывала его сердце, оставляя пустоту, которую невозможно заполнить. Элвин рухнул на колени, холодный дождь беспощадно хлестал его, смывая последние остатки надежды.
– Она… она ничего мне не сказала, – соврал Элвин, – она умерла за несколько дней до того, как я её нашёл. Болезнь была неизлечимой, и она скончалась в ужасных муках. Говорят, она мучилась как в аду.
Солана взглянула на Элвина с сочувствием в глазах.
– Мне жаль, – тихо сказала она.
Элвин вздохнул, его взгляд был полон глубокой печали:
– Наши матери нас бросили. Предали нас. Будь я родителем, я никогда бы так не поступил.
– Пронимаешь, мне нужно лишь задать ей один вопрос, – продолжила Солана.
– Это тот самый вопрос, который каждый ребёнок в этом приюте хотел бы задать своей маме, я прав? – ухмыльнулся Элвин.
– Нет, совсем не об этом.
Солана замолчала, словно обдумывая каждое слово, прежде чем произнести его. Её взгляд, полный решимости и надежды, встретился с взглядом Элвина.
– Я пока не могу рассказать тебе об этом, – произнесла она, наконец, её голос дрожал от волнения. – Но если ты поможешь мне сбежать…
– Отсюда нелегко сбежать, – улыбнулся Элвин. – Кованая ограда очень высока, а наверху острые пики. Так что даже не пытайся.
– Но как же ты тогда сбежал? – спросила Солана.
– Пришлось копать, и копать быстро, под самый фундамент ограды, – объяснил Элвин.
– В таком случае мне точно не справиться одной. Ты… поможешь мне?
Элвин смотрел на неё, в его глазах читалось сострадание и понимание. Он знал, что бегство из этого места – это опасный шаг, но он также знал, что Солана была готова рискнуть всем ради своей мечты.
– Тот медальон, он достался тебе от родителей? – спросил он.
– Не знаю. Он всегда был со мной.
Элвин достал из кармана медальон Соланы и протянул ей.
– Ты? Как ты это сделал? – удивилась Солана.
Уголки губ Элвина слегка приподнялись в едва заметной улыбке.
– Жизнь всему научит, – сказал он загадочно.
Солана осторожно взяла медальон из его руки, её пальцы дрожали от волнения.
– Даже и не знаю, что сказать, – прошептала она.
– Просто скажи спасибо, – ответил Элвин. – Пусть это будет моим подарком, может хоть он скрасит чуточку день, который ты так ненавидишь.
Солана улыбнулась, её глаза заблестели от радости.
– Мой самый лучший худший день, – сказала она, протягивая руку для рукопожатия. – Дружба?
Элвин нахмурился, его лицо стало серьёзным.
– У меня никогда не было друга, – признался он.
– Предлагаю дружбу, без лести, корысти и зависти, – сказала Солана, глядя ему в глаза. – Только верность и честность. Чего бы это ни стоило.
Элвин медленно пожал её руку. Между ними возникла незримая связь, полная доверия и таинственности, как невидимая нить, соединяющая их сердца.
В этот момент раздался звук поворачивающегося в замке ключа, дверь распахнулась, и на пороге появилась мисс Брентон. Её лицо, обычно строгое и невозмутимое, словно высеченное из мрамора, сегодня выглядело особенно холодным.
– Ты, – произнесла она, указывая пальцем на Солану, – пойдёшь со мной.
Солана вышла из кладовой, её сердце бешено колотилось, словно предчувствуя неминуемую беду.
– А ты, – мисс Брентон указала на Элвина, – посидишь тут неделю. Может, поумнеешь, наконец.
Элвин вскочил на ноги, но дверь захлопнулась перед его носом с глухим грохотом.
– Не тронь её, старая ведьма! – его слова из-за двери прозвучали глухо и беспомощно.
Гнев юноши разбился о невозмутимое спокойствие мисс Брентон. Она повернула ключ в замке, звук щелчка был словно приговор.
– Месяц! На воде и хлебе! – прозвучало её решение, твёрдое и бесповоротное.
Холодная ладонь мисс Брентон крепко сжала запястье Соланы. Директриса потащила девочку прочь от кладовки, не обращая внимания на её протесты.
Солана бросила взгляд на дверь за которой остался Элвин.
– Я вытащу тебя оттуда, – крикнула она, её голос дрожал от отчаяния.
Мисс Брентон резко дернула Солану за руку.
– Никого ты не вытащишь, – произнесла она с холодной безжалостностью. – Наконец-то я избавлюсь от тебя, дрянная девчонка.
Солана застыла, её сердце сжималось от страха.
– Что вы собираетесь сделать, мисс Брентон? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Граф Вустерс говорил вам быть доброй с детьми в приюте.
Мисс Брентон усмехнулась, её глаза блеснули злорадством.
– Граф Вустерс, граф Вустерс, – передразнила она. – Да уж, удружил, называется, дядя Генри. Навязал мне вас вместе со своим наследством. Но вот что я тебе скажу. Этот чёртов граф Вустерс пропал в своей чёртовой экспедиции в этой чёртовой Африке. Теперь я избавлюсь от вас всех и продам имение.
– Вы не можете этого сделать! – воскликнула отчаянно Солана.
– Могу и сделаю! – отрезала мисс Брентон, её лицо исказилось от гнева. – И никто меня не остановит. Граф Вустерс мёртв, и его желания больше не имеют значения. Теперь я всё решаю, и я поступлю так, как сочту нужным. Наконец-то Брентоны утрут нос этим высокомерным Вустерсам!
Солнечные лучи, проникая сквозь высокие окна, озаряли старый деревянный пол в просторном вестибюле детского приюта, высвечивая лёгкую пыль, кружившуюся в воздухе.
Каменные грифоны, украшавшие стены, с острыми, как бритвы, клювами и пронзительными взглядами, казалось, следили за происходящим с молчаливым осуждением, словно хранители древних тайн.
Единственным звуком, нарушающим гнетущую тишину послеобеденного часа, было тиканье старинных часов, отсчитывающих безнадёжное время.
Возле широкой резной лестницы, ведущей на второй этаж, стояли двое.
Бекки-заика, худая и нервная женщина с впалыми щеками и бледной кожей, нервно теребила край своего передника. Её широко раскрытые и полные тревоги глаза казались ещё больше на фоне худого лица, словно она постоянно ожидала чего-то ужасного.
Рядом с ней, словно неподвижный столб, стоял толстый лысый мужчина по имени Ирвин. Его лицо было лишено всяких эмоций, будто оно было высечено из камня.
Мисс Брентон скользнула в вестибюль, волоча за собой сопротивляющуюся Солану.
– Знакомься, – произнесла она холодным тоном, не терпящим возражений, – теперь это твои родители.
– Нет! – воскликнула Солана, отчаянно пытаясь вырваться из рук мисс Брентон. Её большие глаза пылали яростным протестом.
Мисс Брентон резко дёрнула Солану к себе. Девочка вздрогнула. Холодные серые глаза директрисы буквально прожгли Солану насквозь.
– Веди себя хорошо, а иначе твоему дружку придется худо, – прошипела она, наклонившись так близко, что Солана могла почувствовать её дыхание на щеке. – Ты поняла меня?
Солана медленно кивнула. В её глазах читалась боль и безысходность, словно она уже знала свою судьбу.
– А теперь улыбнись и иди к ним, – приказала мисс Брентон.
Солана с обречённым видом поплелась к паре, чья внешность не внушала доверия. В их глазах таилась какая-то зловещая тайна. Бекки дрожащими руками осторожно взяла Солану за руку.
– С—с—славная д—д—девочка, – промямлила она, заикаясь, её голос был хриплым и слабым, словно от долгой болезни.
Ирвин подошёл к мисс Брентон и протянул ей небольшой холщовый мешочек с деньгами.
– Это вам за хлопоты, мисс Брентон.
Мисс Брентон приняла мешочек, её глаза довольно блеснули.
– Я подготовлю документы на днях, – ответила она. – И мой вам совет, не давайте ей поблажек. Эта девочка умеет кусаться.
– В каком смысле кусаться? – встревожено спросил Ирвин, но мисс Брентон уже удалялась по коридору, оставляя за собой лишь эхо своих шагов и холодное молчание.
Дом, стоявший на краю затерянной улицы, напоминал изможденную ведьму. Его выцветшие фасадные доски потрескались, словно старые кости, а крыша просела под тяжестью бесконечных дождей и снегопадов. Казалось, будто дом, подобно старой волшебнице, носил на себе отпечаток веков, и его стены хранили тайны, которые никогда не будут раскрыты.
Комната на втором этаже была крошечной и погруженной в полумрак. Пыль, словно призрачные нити, висела в воздухе, танцуя в лучах редких солнечных лучей, пробивающихся сквозь запыленные стекла. В центре комнаты, словно забытый всеми, одиноко стоял старый стул. На нем лежал лоскуток серого одеяла, пожелтевший от времени, словно свидетель минувших лет.
Бекки, слова которой прерывались заиканием, осторожно подтолкнула Солану внутрь комнаты.
– Поб—б—будь пока здес—с—сь, дорогая, – произнесла она.
За её спиной ехидно хрюкнул Ирвин, наблюдая за этой сценой. Бекки бросила на него притворно гневный взгляд и требовательно протянула руку.
Ирвин с улыбкой достал из-за спины старую, обтрепанную куклу. С наигранной улыбкой Бекки передала игрушку Солане.
Затем они вышли из комнаты. Дверь закрылась и раздался тихий щелчок замка.
Солана осталась одна. Она подошла к стулу, оглянулась. Затем глянула на куклу, её глаза были пустыми и безжизненными, как чёрные бусины. Внезапно, словно очнувшись от дурмана, она яростно швырнула куклу в дверь.
За стенами гостиной раздавался гул голосов Бекки и Ирвина. Солана скользнула к двери и прижалась ухом к замочной скважине, пытаясь расслышать слова.
Бекки и Ирвин стояли друг напротив друга в гостиной, довольные улыбки играли на их лицах.
– С—с—сколько же пообещали за д—д—девчонку? – спросила Бекки, голос её дрожал от волнения. – З—з—за рабынь, я с—с—слышала, неплохо платят, – добавила она, не сводя глаз с Ирвина.
Лицо Ирвина озарило довольным блеском:
– Достаточно, чтобы купить свиную ферму, – заявил он, глаза его горели жадным огнём. – Мы отлично заживем.
– К черту г—г—грязных с—с—свиней! – с трудом выплюнула Бекки. – На с—ссвою долю я к—к—ккуплю шубу из х—х—ххорьков и уеду з—з—зза океан.
– Свиньи очень чистоплотные животные, – прошипел он. – И мы с тобой договорились, что купим ферму, – его глаза начали краснеть как у разъяренного быка. – Никакого дележа. И точка!
– Я пер—р—рредумала, – заявила Бекки, её голос сейчас был тверд, как сталь. – Я пот—пот—потрачу с—сссвои деньги, как х—х—ххочу с—сссама. Мне вот с—сстолько х—х—ххватило жизни рядом с—ссо с—ссвиньей. Я с—с—ссыта по горло.
Она провела ладонью по шее, словно отряхивая с себя что-то мерзкое.
Ирвин недовольно хрюкнул и шумно выдохнул.
– Это ты меня имеешь в виду? – прорычал он, глаза его сверкали гневом.
– А к—к—ккого же еще?! – парировала Бекки. – И п—п—ппомни, бе—ззз меня у т—ттебя ни—ни—ничего не п—п—ппполучилось бы. Так что деньги – по—по—пополам. А к—к—кккак ты х—х—ххочешь потратить с—сссвою п—п—пполовину, мне до одного места.
Ирвин закипал, словно котел на открытом огне. Лицо его было залито багровым румянцем.
– Ах ты, хорек в шубе! – выкрикнул он.
– Жирный с—с—сссвин, – парировала Бекки, дразня Ирвина, изображая его хрюканье.
Ирвин бросился к ней, словно разъяренный бык на красную тряпку. Бекки, ловкая, как лиса, увернулась и выскочила из гостиной. За её спиной раздавался гневный рев Ирвина, слова, полные ярости и обиды.
Солана застыла у двери, словно изваяние, не дыша. Слова, прозвучавшие из-за двери, ударили по ней с силой обрушивающегося потока. Сердце бешено колотилось в груди.
Она понимала – это лишь начало, и от её решения зависело многое.
Солана подошла к окну и потянула за ручку – окно было наглухо заперто. Снова попыталась открыть – тщетно. Сбросив башмак, она зажмурила глаза и ударила по стеклу. Звон разбитого стекла эхом пронесся по пустой комнате.
Осколки, крупные и острые, преграждали путь. Солана, не унимаясь, принялась бить башмаком по осколкам. В этот самый момент на её плечо легла рука Бекки.
– Ос-с-сторожней, так ведь можно и пор-р-ррезаться, – проговорила Бекки, её голос был сладким, но в нём сквозила зловещая усмешка. – А т-т-тты нам нуж-ж-жжна в целости и с-с-ссохранности.
Солана замерла, всё ещё сжимая башмак в руке.
– На-н-ннадень башмак, С-с-ссолана, – повторила Бекки. – Тут ведь ос-с-ссколки. Ты-ты-ты-ты можешь по-по-пораниться.
В дверях появился Ирвин, его грузная фигура заполнила собой весь проём. Солана с обречённым видом надела башмак на ногу.
– Осторожней, Бекки, – предупредил Ирвин. – Старуха Брентон говорила, что она кусается.
– В ка-ка-какком с-сссмысле кус-с-с-ссается? – переспросила Бекки.
И в тот же миг Солана вцепилась зубами в руку Бекки, державшую её за плечо.
– А—а—а! – взвыла Бекки, отдергивая руку.
– Видимо, в буквальном смысле, – злорадно ухмыльнулся Ирвин.
Солана метнулась к двери, но Ирвин, расставив руки и ноги, словно непреодолимая стена, преградил ей путь.
– Со мной такое не пройдет. Попробуй-ка меня укуси! – рявкнул он, обнажая кривые зубы.
Солана приблизилась к Ирвину, её глаза блестели гневом. Внезапно она взмахнула ногой, и с глухим ударом носок её башмака угодил Ирвину прямо между ног.
Крик боли, похожий на визг свиньи, разорвал воздух. Ирвин сжался, схватившись за то место, куда пришелся удар, и медленно завалился на бок.
Солана, не оглядываясь, помчалась к лестнице.
Бекки пришла в себя и ринулась в погоню.
Но прежде чем покинуть комнату, она остановилась возле Ирвина и прошипела:
– Ду-ду-ду-дуй к ч-ч-чччёрному ходу ч-ч-чччерез окно. И пе-пе-пер-ррестань уже хрю-хрю-хрюкать, болван. Иначе ос-с-ссстанешься без денег и с-с-сссвоих с-с-сссвиней!
– Да иди ты! – прорычал Ирвин, корчась от боли и пытаясь встать.
Бекки, не отвечая, зарядила ему хлесткий подзатыльник по лысине и выскочила из комнаты.
Ирвин, ковыляя от боли, медленно поплелся к окну. Осторожно, стараясь не пораниться об осколки стекла, он пролез в окно и, потеряв равновесие, кубарем покатился вниз по крыше веранды.
Солана метнулась по коридору, её сердце колотилось в груди в бешеном ритме. Достигнув входной двери, она отчаянно задергала ручку. Заперто. Отчаяние охватило её.
– Нет, нет, нет! Помогите! – забарабанила она в дверь.
Бекки появилась на лестнице, её фигура казалась огромной и угрожающей.
– Ни-ни-никто тебе здесь не-не-не поможет, мерзкая девчонка!
Солана резко обернулась, и сердце её сжалось.
Бекки торопливо спускалась вниз.
Солана, словно ошпаренная, бросилась бежать по коридору к черному входу.
За спиной слышались торопливые шаги Бекки.
– Сс-сс-стой! – прошипела она, приближаясь.
Солана добежала до двери, с отчаянием рванула её, и перед ней открылся мир, залитый солнечным светом и свободой.
Но радость была кратковременной. Словно ниоткуда возник Ирвин и его грубые руки сжали Солану в железной хватке.
бук-трейлер "Солана: в поисках Маны"
