— Вы что, меня записываете?
— Да, это нужно для протокола, — раздается из динамика голос наблюдателя. — Мы регистрируем все, что вы делаете и говорите. Виктор, пожалуйста, успокойтесь. Выпейте воды.
— Спасибо, не хочу, — Виктор язвительно ухмыляется.
— Беседа будет долгой. Нам нужно задать много вопросов.
Динамик молчит, но спустя несколько секунд наблюдатель все-таки отвечает:
— Что?! — Виктор чуть не подскакивает на стуле от удивления. — С каких это пор врачи похищают людей средь бела дня? — Гнев и раздражение кипят в голосе Виктора. — Вы схватили меня на улице, когда я выходил с работы! Ничего не объяснили, запихнули в фургон, а потом в эту камеру без окон! С запертой дверью! На каком основании вы меня задержали?!
— Виктор, я сожалею, что мои коллеги причинили вам дискомфорт, но другого выхода не было: приходится действовать быстро. Мы не можем тратить время на уговоры.
Виктор напрягается: ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, спина деревенеет.
— Почему вам приходится действовать быстро?
Наблюдатель отвечает после короткой заминки:
— Мы должны как можно скорее изолировать всех контактных лиц. Опыт предыдущих пандемий показал, насколько это важно.
Виктор проглатывает вязкий ком в горле прежде, чем произнести в изумлении:
— Вы о чем вообще говорите?!
Бесстрастный голос наблюдателя словно окатывает холодом из динамика:
— Существует высокая вероятность, что вы можете быть переносчиком новой, ранее неизвестной инфекции.
— Вы серьезно?! — Виктор чувствует, как шумит кровь в ушах. — Вам что, «короны» было мало?!
Голос наблюдателя впервые за время разговора звучит напряженно:
— Боюсь, что в этот раз речь идет о чем-то более серьезном, чем коронавирус или другие известные науке патогены.
Все, с него хватит этого бреда!
Виктор в ярости ударяет кулаком по столу.
— Да вы там с ума сошли, что ли? — кричит он. — Я прекрасно себя чувствую!
— После того, как я побеседую с вами и соберу анамнез, врачи осмотрят вас и возьмут анализы. — Наблюдатель делает небольшую паузу, будто аккуратно подбирая слова, а затем продолжает: — Но вначале следует убедиться, что вы не представляете для них явной опасности.
Виктор фыркает от возмущения:
— Да вы сами больные — на голову! Неужели не видно: я в полном порядке! Здоров, как бык! У меня ничего не болит!
Он встает из-за стола, ходит по камере — от стены до стены, всего лишь четыре шага, туда и обратно, туда и обратно.
— Да здесь даже туалета нет! — взрывается Виктор. — Только кровать!
— Вам придется совершать мочеиспускание и дефекацию в специальные контейнеры, они стоят в углу. Мы заберем на исследование все ваши биоматериалы.
Виктор смотрит на желтые контейнеры. Только сейчас он замечает на них черные переплетенные полукруги — символ биологической опасности.
Виктор нервно усмехается:
— Можете подавиться моим дерьмом! Я вам такую кучу наваляю, что вы еще пожалеете!
— Виктор, давайте без грубостей, — спокойно просит наблюдатель. — Пожалуйста, вернитесь за стол. Вас плохо слышно.
Мотнув головой в бессильной ярости, Виктор садится за стол. Сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Хочется раздолбать к чертям собачьим проклятый микрофон. Да еще этот шум в ушах...
— Так лучше. — Голос наблюдателя звучит нарочито спокойно, будто ему приходится разговаривать с буйнопомешанным. — Чем быстрее вы ответите на вопросы, тем больше шансов, что нам удастся во всем разобраться и, возможно, помочь вам.
— Возможно?! — Виктор чуть не давится слюной.
Наблюдатель отвечает таким серьезным тоном, что Виктор окончательно понимает: нет, он не шутит. И это точно не розыгрыш или какое-то недоразумение.
— Я не буду вас обнадеживать. Ситуация крайне опасная и быстро выходит из-под контроля. Скорее всего, ваша жизнь тоже в опасности. Но ответы, которые вы дадите, могут вас спасти.
Виктор берет пластиковую бутылку со стола, наливает воду в стакан, выпивает. Прохладная жидкость смачивает пересохшее горло, но голос, которым Виктор произносит свой вопрос, все равно звучит слишком хрипло:
— Что, черт возьми, происходит? — Теперь он не на шутку взволнован, да что уж там — напуган. — Перед выходом с работы я читал новости — там не было ничего про новую эпидемию!
— Мы контролируем информацию, чтобы сдержать панику.
— Вот поэтому вы забрали мой телефон? Боитесь, что люди узнают про инфекцию?. — Несмотря на страх, Виктор все еще способен язвить, и осознание этого факта радует его на долю секунду — прежде, чем вновь возвращается страх.
Страх усиливается, когда в ответ из динамика доносится голос с едва заметными нотками растерянности, как будто наблюдатель сам сомневается в своих словах:
— По правде говоря, мы не совсем уверены, что это инфекция.
— То есть? Вы сами только что говорили, что столкнулись с какой-то заразой!
— Науке не известен ни один вирус или бактерия, которые могли бы поражать людей с такой скоростью. Поэтому мы также не исключаем, что этот патоген может оказаться новым видом биологического или химического оружия.
Виктор крепче сжимает кулаки, чтобы унять предательскую дрожь — не только в руках, но и по всему телу.
— О какой скорости идет речь?
— Около суток. — Наблюдатель делает паузу, а затем продолжает чуть тише: — С момента заражения до смерти проходит в среднем двадцать четыре часа.
— И вы думаете, что я уже... заразился? — С трудом произносит Виктор: горло будто перехватывает рукой в железной рукавице.
— Человек, с которым вы близко общались, уже находится в реанимации в критическом состоянии.
Напряженная пауза в ответе длится пару секунд, но Виктору кажется, что проходит вечность прежде, чем из динамика раздается голос наблюдателя:
Виктора словно окатывает холодной водой.
— Когда ее обнаружили без сознания в метро, с ней были ее документы, по которым удалось установить личность. Благодаря записям на камерах наблюдения мы выяснили, что сегодня, в период с 13:10 до 13:50, вы близко контактировали с женой в кафе «Крещендо».
— Да, это был обеденный перерыв, — растерянно признается Виктор, а затем, немного помедлив, тихо добавляет: — Вообще-то у нас сейчас трудности в отношениях, мы уже три месяца не живем вместе. Нам нужно было кое-что обсудить, и мы договорились встретиться в кафе. — Он разводит руками в стороны. — Господи, зачем я все это говорю?! Какое вам до этого дело? — Наклоняется ближе к микрофону, произносит взволнованно, почти срываясь на крик: — Как Рита?! Что с ней?!
— Она находится в коме. В реанимации. Под пристальным наблюдением врачей. Они делают все возможное, чтобы ее спасти. Как и сотни других зараженных.
— Но... Что с ней произошло?! Вы говорите, что эта зараза быстро поражает людей, но как она проявляется?
— Патогенез заболевания не до конца понятен. — Наблюдатель снова делает паузу, и Виктор понимает, что манера невидимого собеседника отвечать с недомолвками жутко действует ему на нервы. — По правде говоря, он вообще не понятен. Что касается симптомов, то, судя по всему, поначалу они проявляются постепенно и незаметно, но затем резко нарастают, поражая в первую очередь мозг.
— Как именно? — настойчиво спрашивает Виктор.
Да они там издеваются, что ли?
Виктор откидывается на спинку стула, прикрывает глаза. В ушах по-прежнему шумит кровь — или нет? Может, ему просто кажется?
Виктор прислушивается: откуда-то издалека доносится едва заметный звук — нечто протяжное, заунывное, раздирающее душу. Взглянув на динамик над дверью, Виктор понимает, что звук раздается оттуда: похоже, невидимый наблюдатель решил включить музыку, пока медлит с ответом.
Вот только что за странный выбор мелодии?!
— Я хочу знать, что случилось с Ритой, — сквозь сжатые зубы повторяет Виктор.
Наблюдатель наконец отвечает. Судя по тону, он делает это неохотно, осторожно подбирая слова:
— Как и другие зараженные, она внезапно потеряла сознание. Упала на платформе в метро. Пассажиры вызвали скорую.
— Почему зараженные теряют сознание?
— Мы этого не знаем. Первые единичные заболевшие появились три дня назад, но уже сегодня речь идет о сотнях зараженных. Многие из них контактировали с другими людьми. Сейчас мы выясняем, как передается патоген и откуда он взялся.
Виктор качает головой, кусает губу: слова наблюдателя кажутся ему полнейшим бредом.
— Люди не могут просто так взять и потерять сознание! — взволнованно говорит он. — Должны же быть еще какие-то симптомы?!
— О них мало известно, но было замечено, что у зараженных отмечаются странности в поведении. Кто-то становится необычайно рассеянным, а кто-то — грустным и печальным. Зараженные словно уходят внутрь себя. Некоторые начинают плакать или что-то бормотать. Мы пытаемся выявить другие симптомы, в том числе благодаря наблюдению за вами.
— То есть, вы считаете меня зараженным?
— Мы не можем это утверждать, но вероятность очень высока.
— Замечательно, просто замечательно. — Виктор даже не пытается скрыть сарказм, к которому примешиваются злость и раздражение: — Получается, что вы ни хрена не знаете!
— Как я уже говорил, мы столкнулись с чем-то по-настоящему странным и... — Наблюдатель опять делает паузу, подбирая слова. — Непонятным.
Виктор в нетерпении стучит пальцами по столешнице: затянувшаяся беседа с наблюдателем выводит его из себя.
— Ну хорошо, люди внезапно теряют сознание, а что происходит дальше?
— На короткое время они впадают в кому, после чего наступает внезапная смерть от внутренних кровоизлияний в головном мозге.
Раздражение сменяется растерянностью, когда Виктор слышит ответ наблюдателя.
Наблюдатель не отвечает. Молчание длится так долго, что Виктору хорошо слышна странная протяжная мелодия, доносящаяся из динамика. Кажется, она стала громче, и Виктор непроизвольно прикрывает глаза: звук словно проникает в голову, мешает думать и сосредоточиться, уносит прочь... к воспоминаниям.
Голос наблюдателя выдергивает из прострации:
— Виктор, мне нужно задать вам...
— Вы... Вы не могли бы сделать потише? — просит он тихим, сбивчивым голосом, будто вся злость, кипевшая внутри, неожиданно его покинула.
— Я говорю громко? — спрашивает наблюдатель.
— Не только вы, но и все эти звуки...
— Я отрегулировал громкость динамиков, — после короткой паузы сообщает наблюдатель и прежде, чем Виктор успевает оценить разницу, торопливо добавляет: — Итак, Виктор, я уже понял, что вы не жалуетесь на свое здоровье. Но как насчет вашей жены? Возможно, вы заметили странности в ее поведении? Или она сама на что-нибудь жаловалась?
— Я же сказал, что мы не живем вместе, — устало отвечает Виктор. — У нас... произошел разлад. Сегодня в кафе я увидел ее впервые за три месяца, до этого мы общались только по телефону.
— Рита передела мне документы на развод, и я их подписал, — с горечью в голосе признается Виктор.
И снова — пауза, словно наблюдатель не знает, как реагировать на эти слова. Из динамика все еще доносятся протяжные звуки странной мелодии, но Виктор уже не реагирует на них: кажется, музыка сплетается с его мыслями, заменяя собой нервные импульсы в мозге...
— Вы долго не виделись с Ритой. — Голос наблюдателя возвращает Виктора к реальности. — Возможно, вы заметили какие-то перемены в ее поведении?
Виктор неуверенно пожимает плечами:
— Ну, по правде говоря, весь последний год она была... сама не своя. После того, что случилось в нашей семье.
Виктор чувствует, как напрягаются желваки, когда он заставляет себя ответить:
— Мне бы не хотелось об этом говорить. Все уже в прошлом, и ничего не исправить. — Он делает паузу, чтобы собраться с мыслями (музыка из динамика мешает сосредоточиться). — В течение года Рита проходила психотерапию. С переменным успехом. Порой у нее случались нервные срывы.
— Поэтому вы расстались? Вы не смогли этого выдержать?
— Не только, — все так же неохотно, словно под дулом пистолета, произносит Виктор. — Впрочем, сегодня в кафе мне показалось, что Рита как будто бы...
Он запинается, не в силах подобрать нужные слова.
Виктор качает головой, прикрывает глаза:
— Как будто бы в ней что-то окончательно надломилось. Рита была немного рассеянной и словно... погруженной в себя.
— Вы обратили на это ее внимание?
— Да, я спросил, как она себя чувствует. Рита ответила, что в последнее время проходит новое лечение, и вроде бы оно ей помогает. Ее психолог посоветовал курс... — Виктор приходится напрячь память, чтобы вспомнить слово: — Курс музыкотерапии или типа того. Я плохо разбираюсь во всем этом, но вот Рита всегда любила музыку, она частенько затаскивала меня на концерты в филармонию. — Виктор удивляется, когда понимает, что произносит последние слова с теплотой в голосе. — Я их терпеть не мог, а вот Рита просто обожала. Поэтому ее психолог решил, что ей может помочь курс музыкотерапии в каком-то научном центре. Рита сказала, что это новый экспериментальный метод: к голове подключают электроды, и особая музыка вроде как звучит прямо внутри головы. Во время разговора в кафе Рита периодически что-то напевала... какую-то мелодию. — Виктор замолкает, прислушиваясь к музыке. Теперь ему трудно понять, где она звучит — внутри его мозга или из динамиков? — По правде говоря, этот мотив как будто до сих пор звучит у меня в голове... — Он растерянно смотрит на дверь. — Вы убавили громкость динамиков?
— Да, я сделал потише. Виктор, вы знаете, с кем могла контактировать Рита в течение сорока восьми часов до вашей встречи?
— Понятия не имею. Мы не обсуждали личные жизни друг друга. Я подписал бумаги на развод, и на этом наша встреча закончилась.
— Что ж, думаю, на сегодня с вопросами хватит. Через пять минут в камеру зайдут врачи, чтобы провести осмотр и взять анализы. Кроме того, к вам прикрепят датчики пульса, ритма сердца, давления и дыхания. Не пугайтесь, врачи будут в защитных костюмах. После осмотра и всех процедур вы сможете отдохнуть. Ночью за вами будет продолжено наблюдение, в том числе с помощью автоматической системы регистрации движений и звука — на тот случай, если вы вдруг проснетесь.
Виктор выдавливает горькую усмешку:
— Не думаю, что я вообще смогу заснуть. — Новая мысль пронзает сознание, и Виктор, взглянув на часы, спрашивает с тревогой в голосе: — Сейчас 20:40. Если вы говорите правду, и я действительно мог заразиться от Риты, то мне осталось жить меньше суток. Значит, завтра утром я потеряю сознание, а затем умру?
— Мы не знаем наверняка. Нужно провести осмотр и необходимые исследования, взять анализы. Именно этим займутся сейчас врачи. Не стоит отчаиваться раньше времени.
Виктор понуро склоняет голову. Кажется, он больше не в силах перечить.
— Хорошо. Делайте все, что считаете нужным. Только, пожалуйста, убавьте громкость, я устал от всех этих звуков...
Виктор закрывает уши руками, но мелодия, которая звучит из динамиков, не утихает.
Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-01.
Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 02 часа 14 минут 48 секунд.
Действия субъекта #113: ворочается в постели, откидывает одеяло, садится в постели, закрывает уши руками, трясет головой, встает, подходит к столу, садится, наливает воду в стакан, пьет воду, наклоняется над микрофоном.
Оценка физиологических показателей субъекта #113:
Частота сердечных сокращений: 98 ударов в минуту.
Артериальное давление: 143/90 миллиметров ртутного столба.
Ритм сердца: синусовый, единичные предсердные экстрасистолы.
Частота дыхательных движений: 19 в минуту.
Оценка походки: замедленная.
Оценка голоса: хриплый, сдавленный, с редкими запинками.
Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы меня слышите. Вы же все записываете. [Пауза.] Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо так громко! Два часа ночи. [Пауза.] Вы слышите меня? Я не могу уснуть. Пожалуйста, выключите динамики. Пожалуйста.
Действия субъекта #113: встает из-за стола, подходит к кровати, ложится в постель, смотрит в потолок, закрывает глаза, поворачивается на бок, закрывает голову подушкой.
Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-01.
Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-02.
Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 04 часа 37 минут 15 секунд.
Действия субъекта #113: убирает подушку с головы, садится в постели, закрывает уши руками, раскачивается вперед-назад, встает, подходит к столу, садится, наклоняется над микрофоном.
Оценка физиологических показателей субъекта #113:
Частота сердечных сокращений: 110 ударов в минуту.
Артериальное давление: 148/95 миллиметров ртутного столба.
Ритм сердца: синусовый, частые предсердные экстрасистолы.
Частота дыхательных движений: 21 в минуту.
Оценка походки: замедленная, с пошатыванием.
Оценка голоса: хриплый, дрожащий, неразборчивый, с частыми запинками.
Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы все записываете. [Пауза.] Вы отобрали мой телефон, я не могу никому позвонить. Не могу связаться с Ритой. Пожалуйста, передайте ей эту запись. Она в коме, я знаю. Но я слышал, что люди без сознания могут все слышать. Рита должна знать, что я... [Неразборчиво. Пауза.] Мне очень, очень жаль. Рита, я просто хочу, чтобы ты знала: я говорил разные слова, я ужасно себя вел, но... [Неразборчиво. Пауза.] Я никогда тебя не винил. И я сожалею, что так поступил. Эта вина... [Неразборчиво. Пауза.] Она не дает мне покоя. [Пауза.] Я чувствую ее, слышу. [Пауза.] Пожалуйста, пусть она утихнет, я больше не могу.. [Неразборчиво.]
Действия субъекта #113: кладет голову на руки, сидит без движений за столом.
Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-02.
Он просыпается, когда сквозь музыку доносится громкий голос наблюдателя:
— Виктор, вы слышите меня? Виктор?
Он медленно поднимает голову. Размыкает веки: яркий свет лампы на потолке бьет по сетчатке. Виктор щурится, пытаясь понять где находится.
— Д-да? — заторможенно говорит Виктор. — Где я?
Он с трудом разбирает собственный голос сквозь навязчивую мелодию: она будто поглощает собою все остальные звуки. Даже ответ наблюдателя кажется приглушенным:
— Вы по-прежнему в обсерваторе под нашим наблюдением.
— Который час? — Виктор смотрит на наручные часы, но не может сфокусировать взгляд на стрелках: зрение почему-то стало нечетким, размытым.
— Уже утро, — произносит наблюдатель. — Вы уснули за столом, когда во второй раз вставали ночью. Вы помните это?
Виктор наконец-то находит силы выпрямиться. Он откидывается на спинку стула, обводит затуманенным взглядом комнату. Отвечает неуверенно, сбивчиво:
— Да... Смутно. Помню. — Он берет пластиковую бутылку с остатками воды. — Вы передали запись Рите? Она обязательно должна ее услышать...
— Виктор, сегодня ночью ваша жена умерла. Примите мои соболезнования.
Рука судорожно сжимает бутылку, и вода выплескивается на стол. Новость сокрушает Виктора: он тяжело дышит, капли пота выступают на лбу. Дрожь сотрясает его изнутри.
— Я хотел задать вам еще несколько вопросов, — осторожно вмешивается наблюдатель, — но если вам нужно время...
— Нет. Все нормально. Я в порядке. Спрашивайте.
Голос дрожит, но Виктор, сжав кулаки на мокром столе, изо всех сил пытается держать себя в руках.
— Мы получили результаты ваших анализов. Все показатели в норме.
— Значит, я здоров? — Странное безразличие овладевает Виктором. — Могу идти?
— Боюсь, что нет. У нас появились новые данные, которые... проливают свет на возможный источник заражения. Но мы не до конца уверены, поэтому я должен кое-что у вас уточнить. — Наблюдатель делает паузу, словно ожидая реакции собеседника, но тот молчит. — Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила лечение по поводу своих... нервных срывов. Вы могли бы рассказать подробнее, что стало их причиной?
Когда Виктор отвечает, собственный голос кажется ему заторможенным, медленным и будто заглушенным бесконечной музыкой:
— У Риты была депрессия... После того, как погиб наш сын. На море. В тот день я как обычно работал, а Рита вместе с Максом поехали на пляж. Они нашли укромное место, где не было других людей. Максу только исполнилось шесть, он не умел плавать. Играл в песке на берегу моря, пока Рита загорала... Она, конечно же, наблюдала за ним, но в какой-то момент задремала, а когда открыла глаза, то... — Виктор делает судорожный вдох прежде, чем тихо, сдавленно продолжить: — Макса уже не было... Как потом выяснилось, в том месте проходило отбойное течение — наверное, Макс зашел глубже в воду, и волны затянули его в море.
Он замолкает, прикрыв глаза, полностью отдавшись мелодии, которая уносит прочь, к берегу морю, к его темным волнам...
Голос наблюдателя звучит словно из-под толщи воды, но Виктору уже все равно: все так же с закрытыми глазами, он медленно говорит:
— С тех пор Рита стала... другой. Она винила себя в смерти Макса. Это чувство не давало ей покоя, изводило ее... Словно... Мелодия, которая все время играет у тебя в голове...
Виктор начинает тихонько напевать мелодию, которая странным образом одновременно звучит из динамика и внутри его головы.
Через несколько секунд Виктор замолкает, и наблюдатель напряженно спрашивает:
— Что вы имеете в виду? Виктор?
— Рита дважды пыталась покончить с собой, — отрешенно, будто не услышав вопрос, отвечает Виктор. — Она несколько раз лежала в больнице... И в какой-то момент... жить с ней стало... невыносимо. Да, я признаю это. Я тоже... сдался. — Виктор вынужден на мгновение замолчать, чтобы расслышать собственные слова сквозь нарастающую музыку. — Я... изменил Рите, и она об этом узнала.
Виктор полностью отдается неясному, жгучему порыву — и снова тихо напевает мелодию.
— Мы все совершаем ошибки, — говорит наблюдатель.
Горький привкус во рту заставляет Виктора скривиться, когда он заторможенно произносит:
— И все... испытываем вину? Вы тоже? — Он ждет ответа наблюдателя, но тот почему-то молчит. — А может, Риту убила... ее вина? Как и всех остальных? Сожаление, от которого никак не избавиться... Как мелодия в голове...
Виктор продолжает напевать под нос мелодию.
— Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила курс экспериментальной музыкотерапии в научном центре. Она сказала, как он называется?
— Нет. Почему вы спрашиваете?
— Дело в том, что нам, кажется, удалось воссоздать цепочку заражений. — Сомнение окрашивает голос наблюдателя, но Виктор с трудом его слышит: мешает музыка, которая становится все громче и громче. — След ведет в один частный научно-исследовательский центр. Скорее всего, именно там лечилась ваша жена.
— Оттуда вырвался какой-то вирус?
— Мы пока не до конца уверены, что именно там произошло. Нам известно лишь то, что в институте изучали влияние музыки на мозг человека, и...
Виктор перебивает с нервным смешком:
— Хорошо, что вы про это заговорили. Вы не могли бы ее наконец-то вырубить?
— Кого вырубить? — удивляется наблюдатель.
Впившись ногтями в ладони, Виктор чеканит хриплым, сдавленным голосом:
— Музыку из динамика. Она меня реально достала. Я не мог из-за нее уснуть, а сейчас она мешает вас слушать!
Он выкрикивает последние слова, но с трудом способен их разобрать: музыка заглушает собой все остальные звуки. Откуда-то издалека, словно из глубины колодца, слышно наблюдателя:
— Виктор, кроме моего голоса из динамика больше ничего не звучит.
Слова, словно пули, разламывают череп Виктора: все становится одновременно размытым — и невероятно ясным, четким, острым. Словно истина, которую он всегда знал, но боялся признать.
Он падает на пол, произнося на последнем дыхании:
— Я больше не могу... ее вынести...
Издалека, сквозь какофонию темных, окрашенных кровью звуков, доносится испуганный крик наблюдателя:
— Быстро вызывай бригаду, он отключается! Виктор! Виктор! Он потерял сознание! Быстро врачей! Виктор! Виктор, ответьте! Виктор! Виктор!
Он лежит на полу, безразличный ко всему, что творится за стенками его черепной коробки. Вскоре голос наблюдателя исчезает, всецело поглощенный музыкой. Она звучит громче — навязчивая, невыносимая мелодия, которая наконец-то достигает смертельного крещендо, как и чувство вины, раздирающее Виктора изнутри.
Он закрывает глаза, и вместе с темнотой наступает спасительная тишина.
Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь, в новом сезоне там будет много чего интересного)
P.S. Аудиоспекталь на основе рассказа (озвучка канала "Мик Бук"):
