Начало: часть 1, часть 2.

ДОЛГАЯ ДОРОГА К ЦУСИМЕ.
В ближайшее время после возвращения миноносцев-«невок» из неудачного похода отряда адмирала Вирениуса они вновь прибыли в Кронштадт на ремонт, в котором безотлагательно нуждались после плавания. Помимо устранения повреждений и неполадок, корабли ожидала модернизация. «Камбуз вынесли на верхнюю палубу, разместив между штурманской рубкой и котельным кожухом в отдельной рубке. (…) Для улучшения сигнализации и растяжки сети радиотелеграфа, аппаратами которого снабдили все миноносцы, на них установили две мачты. Радиотелеграфные рубки у некоторых кораблей смонтировали в помещении сходного тамбура в офицерское отделение, а на некоторых в специальной рубке... Согласно циркуляру командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой № 43 от 18 июня 1904 года на миноносцах установили по два пулемета…» (Н. Н. Афонин. Указ. соч.).

Пулеметы на Российском императорском флоте использовались системы «Максим» под 7,62 мм патрон, устанавливавшиеся на бортовых стойках лееров (съемные) либо на стационарном станке. На миноносцах типа «Буйный» они размещались по одному на носу и на корме.

Удивительные метаморфозы претерпела и окраска кораблей. В военно-исторической литературе многократно отражен факт, что командовавший 2-й эскадрой Тихого океана адмирал Рожественский категорически настаивал, чтобы все корабли его эскадры были окрашены единообразно: корпус – черным цветом, ватерлиния и днище – красным, трубы – желтым, мачты – серым. В представлении адмирала это облегчало опознание «свой-чужой», т. к. японские корабли были окрашены в маскировочный серый цвет. На практике корпуса многих русских броненосцев и крейсеров также остались серыми (черной краски на эскадре не хватило на столь масштабные работы), но трубы у всех кораблей аккуратно выжелтили. Тем не менее, по окраске миноносцев 2-й Тихоокеанской эскадры существуют противоречивые сведения. Известны фотографии «Грозного», «Буйного» и «Блестящего», сделанные во время похода незадолго до рокового дня Цусимы, а также «Грозного», прорвавшегося во Владивосток после сражения. На снимках они предстают полностью окрашенными черным, только с белыми ободками на одной-двух трубах (разных у каждого) для визуального опоздания конкретного корабля. Полностью черную окраску выбрал для «Безупречного» и создатель его единственной модели, опознавательные белые ободки нанесены у миноносца на первую и третью дымовые трубы.

В период подготовки к выходу эскадры Рожественского с миноносцев типа «Буйный» некоторые офицеры и специалисты были переведены на крупные корабли (в основном – на крейсеры). Экипажи были пополнены за счет запасных. На «Буйном», «Быстром» и «Бравом» сменились командиры. Командир «Безупречного» капитан 2-го ранга Матусевич остался на прежнем месте.
К 12 сентября 1904 г. в составе главных сил 2-й Тихоокеанской эскадры миноносцы перебазировались из Кронштадта в Ревель (Таллин). Там они приняли на борт запасы для похода и провели последние учения перед походом – ходовые, артиллерийские и минные. Последние проводились без практических стрельб, так как запасы торпед военно-морских арсеналах были сильно истощены отправкой боеприпасов на Дальний Восток. На торпедный аппарат полагалось только по одной «мине Уайтхеда». Довелось «Безупречному» и его систершипам поучаствовать и в «больших ночных учениях по отражению минной атаки». Эти морские маневры, памятуя о печальном опыте Порт-Артурской эскадры, провел адмирал Рожествеский. Миноносцы вели на буксире щиты-мишени, по которым надлежало стрелять противоминным калибрам броненосцев и крейсеров. Результаты стрельб оказались плачевными, и начальник эскадры не преминул отразить это «выразительным стилем» в своем приказе №69 (Сборник приказов и циркуляров по 2-й эскадре флота Тихого океана за 1904—1905 года. Владивосток, 1905). Попаданий по мишеням было досадно мало, зато болванки градом сыпались вокруг миноносцев, которые мужественно продолжали буксировать щиты. После этого моряки стали шутить, что экипажи миноносцев «побывали под неприятельским огнем».
26 сентября З. П. Рожественский, недавно произведенный в вице-адмиралы, выстроил 2-ю эскадру Тихого океана на Ревельском рейде для высочайшего смотре. Николай II обошел корабли на катере под императорским брейд-вымпелом и посетил крупные корабли, чтобы напутствовать моряков многократно повторенным им в тот день пожеланием «победоносного похода и благополучного возвращения на Родину» (А. С. Новиков-Прибой. Указ. Соч.). Миноносец «Безупречный» и другие малые корабли не удостоились посещением августейшего гостя, однако тоже салютовали флагами его проходившему катеру.

28 сентября 2-я эскадра перешла из Ревеля в Либаву, а 2 октября выступила в свой поход длиной в половину земного шара – в долгую дорогу к Цусиме. На этом этапе «Безупречный» и другие миноносцы эскадры двигались в походном ордере. Несмотря на встретившие их в Балтийском море шторма, они поддерживали эскадренный ход в 9-10 узлов.
Кроме того, они исполняли на начальном этапе похода обязанности «регулировщиков морского движения». «Эскадра разбита на несколько эшелонов, идущих на значительном расстоянии друг от друга. Около каждого эшелона миноносцы, - записал 4 октября в письме к супруге флагманский корабельный инженер эскадры Евгений Сигизмундович Политовский (погиб при Цусиме, его письма посмертно изданы супругой: «От Либавы до Цусимы», СПб., 1908). - Как только заметит, что по нашему курсу или прямо к нам навстречу идёт пароход или лайба, то миноносец подходит и очищает дорогу, т. е. прогоняет их в сторону. Красивая картина - миноносец, идущей полным ходом; он, как змея, быстро, быстро стелется по морю, а сам низкий - самого еле от воды-то вдали видать!» Миноносцы использовались и в качестве посыльных судов, передавая по эскадре приказы флагмана или доставляя на другие корабли членов штаба.

Так они добрались до датского мыса Скаген, где адмирал Рожественский произвел первую из многих последующих оперативных реорганизаций эскадры, разделив ее на 6 отдельных отрядов. Миноносец «Бзупречный» вошел в состав 1-го отряда вместе со своими систершипами «Блестящий» и «Бодрый» под командой капитана 2-го ранга Шамова («Блестящий»). Состав отряда досконально повторял бы аналогичное расписание первого похода «Безупречного» в 1903-1904 гг., но на сей раз к миноносцам был добавлен транспорт «Корея», с которого им предстояло принимать уголь, воду и припасы. 20 октября 1904 г. 1-й отряд первым из 2-й Тихоокеанской эскадры отошел от Скагена и направился по маршруту Скаген – Шербур – Алжир – Суда (о. Крит).
За время похода 2-й Тихоокеанской эскадры до северо-западной оконечности Африки, омраченного, в частности, «Гулльским инцидентом» 22 октября (миноносцы в нем, к счастью. Участия не принимали), маршрут следования был несколько изменен. С 28 октября по 5 ноября произошел сбор сил эскадры в Танжере (исп. Марокко), где адмирал Рожественский разделил их на два «потока». Главным силам предстояло идти в обход Африки, в то время как Отдельному отряду судов под командованием контр-адмирала Дмитрия Густавовича Фелькерзама (флаг на броненосце «Сисой Великий»), в состав которого были включены и миноносцы, надлежало пройти Гибралтар, Средиземное море и Суэцкий канал. Местом рандеву эскадры командующий назначил остров Мадагаскар (фр.).
Согласно новому расписанию эскадры, все миноносцы были распределены между транспортными судами, которым было приказано взять их на буксир. Адмирал Рожествеский хорошо понимал ограниченные ресурсы их мореходности и автономности, а довести очень небольшие минные силы эскадры на Дальний Восток надлежало хотя бы в относительно годном к бою состоянии. Кроме того, на каждый из транспортов была назначена «запасная команда» для миноносцев (ок. 30 чел. на каждый), чтобы оказывать им помощь в погрузке угля и замещать выбывших из строя по болезни членов экипажей. Разумеется, в «миноносный запас» командиры «сплавили» самых ленивых или слабосильных матросов, и проку от этого правильного в теории шага оказалось немного.
«Безупречный» и его собратья совершили свой второй средиземноморский переход, чередуя движение своим ходом и на буксире. До 8 ноября Отдельный отряд Фелкерзама сделал остановку на Крите. Известно, что за это время моряки с «Безупречного» посетили на берегу могилу своих товарищей, погибших в результате описанного выше несчастного случая в бухте Суда при походе отряда адмирала Вирениуса, и «обиходили» ее.
При прохождении Суэцкого канала миноносцы составили авангард Особого отряда и к 20 ноября своим ходом пришли в Джибути. 1 декабря 1904 г. контр-адмирал Фелькерзам вывел Отдельный отряд в море и взял курс на Мадагаскар, к месту сосредоточения эскадры.
С выходом в Индийский океан для миноносцев и их экипажей началась самая тяжелая часть похода. Монография Н.Н. Афонина «Невки» содержит ее подробное описание, так что здесь имеет смысл ограничиться распределением по группам проблем, с которыми столкнулись «на океанской волне» «Безупречный» и его товарищи по несчастью.
1. Движение на буксире у транспортов.
Даже в условиях небольшого волнения при эскадренном ходе 9 узлов миноносцы сильно «валяло» с борта на борт. Буксировочные концы постоянно рвались. «Поимка» очередного оторвавшегося миноносца, который шел с погашенными котлами и не мог быстро самостоятельно дать ход, замедляла движение, корабли Отряда растягивались и теряли друг друга. Недаром участник похода 2-й эскадры Тихого океана в качестве мичмана с транспорта «Иртыш» Гарольд Карлович Граф, автор интересных мемуаров «Моряки», для описания мучительной буксировки миноносцев вместо уставного термина использует выражения: «тащили», «волокли».
2. Погрузки угля в море.
Когда адмирал Фелькерзам считал возможным пустить миноносцы своим ходом, они быстро выжигали запасы угля, и приходилось перегружать его в море. Миноносцы при этом швартовались к бортам транспортов, что регулярно влекло повреждения корпусов кораблей.
3. Износ механизмов.
Несмотря на то, что своим ходом миноносцы шли только на отдельных отрезках перехода, к моменту прибытия на Мадагакар технический осмотр показал, что их машины «расшатаны», а котлы нуждаются в капитальной чистке. Техника фирмы Yarrow Shipbuilders оказалась не рассчитана на такие нагрузки.
4. Плохие бытовые условия.
К спартанским «удобствам» миноносникам Российского императорского флота (как и всех остальных) в начале ХХ в. Было не привыкать. «Собачками» называли в обиходе их крошечные корабли моряки с броненосцев и крейсеров, и добавляли: «На «собачках» и служба собачья». На «невках», рассчитанных на три дня автономности плавания, люди были лишены возможности нормально отдохнуть и помыться, имевшейся на крупных кораблях. «Удивляюсь собачьей жизни на миноносцах, - записал флагманский корабельный инженер 2-й Тихоокеанской эскадры Евгений Сигизмундович Политовский. - Качает нещадно, грязно, летит сажа из труб, тесно. Вдобавок ко всему отчаянная еда… Меня удивляет, что офицеры смотрят на такую голодовку совершенно спокойно» (Цит. по Н.Н. Афонин. Указ. соч.). Предполагалось, что миноносцы будут получать провизию с «отвечающих» за них транспортов, однако на практике их снабжение носило характер «подачек» и поступало нерегулярно. Особенно тяжелая ситуация складывалась с хлебом, который выпекался только на броненосцах и новых крейсерах. Миноносники на протяжении всего похода, если не представлялось возможности достать свежий хлеб с берега во время стоянок, стачивали зубы флотскими сухарями «броневой» закалки. Еще хуже обстояли дела с пресной водой. Приказ адмирала Рожественского №35 от 24 сентября 1904 г. гласил: «Уничтожить доступ всех желающих к пресной воде для котлов…, в командные умывальники наливать только соленую воду. (…) Опресненную воду отпускать по ведру на человека всем в дни мытья белья, машинной команде по смене с вахты и прочей команде после погрузки угля…». Тем не менее, в отличие от команд крупных кораблей, по которым прокатилась серия «потемкинских бунтов» (Г. К. Граф сообщает о «возмущении команды» на броненосце «Бородино», Новиков-Прибой – на броненосце «Орел» и крейсере I ранга «Адмирал Нахимов»; разгневанный адмирал Рожественский издал по ним специальный приказ № 34), моряки с миноносцев переносили лишения стоически.
«Поход этих миниатюрных судов через три океана и десятки морей с командой, скученной в тесных помещениях и обреченной вариться в собственном поту под тонкой железной палубой, раскаленной тропическим солнцем, сам по себе является подвигом» (Г. Б. Алексадровский. Указ. соч.).
Слабым утешением миноносникам стал императорский указ от 6 декабря 1904 г. о награждение некоторых командиров вместе с рядом других офицеров эскадры орденами Св. Анны II степени «за плавание в составе 2-й эскадры Тихого океана». Орден получил и командир «Безупречного» капитан 2-го ранка Матусевич; «Анна» стала его последней наградой. Известие о «монаршей милости» моряки получили только после прихода к Мадагаскару и доподлинно неизвестно, были ли вручены сами ордена.
Преодолевая все сложности, 12 декабря 1904 г. отряд адмирала Фелькерзама прибыл к месту рандеву эскадры, обогнав на две с лишним неделе главные силы адмирала Рожественского, и встал на якорь в бухте острова Нуси-Бе (в ряде источников нач. ХХ в. – Носси-Бе) у северного побережья Мадагаскара. Силами технических специалистов отряда был немедленно начат ремонт миноносцев. Однако «Безупречный» и другие однотипные корабли проделали первую часть пути эскадры относительно благополучно. Сказался и приобретенный в их первом походе с адмиралом Вирениусом опыт команд, и неоднократная доработка кораблей. В сравнении с «невками», особенно печальными выглядят результаты похода миноносцев т. н. Дополнительного отряда капитана 1-го ранга Леонида Федоровича Добротворского, отправленного вдогонку за эскадрой Рожественского. Из пяти его миноносцев все три корабля типа «Сокол» пришлось из-за неисправности оставить в Средиземном море, и только «Грозный» и «Громкий» с многочисленными поломками и авариями добрались к февралю 1905 г. в Нуси-Бе.

Затянувшаяся до 3 марта 1905 г. стоянка на Мадагаскаре описана мемуаристами с эскадры как затянувшийся период бездействия и апатии, прерывавшийся тяжелыми работами по ремонту и обеспечению кораблей, а также приступами командной активности или гнева адмирала Рожественского. Однако миноноскам в это время простаивать не приходилось. Адмирал Рожественский опасался японских диверсий и внезапных атак миноносных сил неприятеля против неподвижно дремлющих на рейде русских броненосцев и крейсеров. Поэтому на «Безупречный», «Буйный», «Быстрый», «Бравый», «Бедовый», «Блестящий» и «Бодрый» («Громкий» и «Грозный» пришли позже и долго ремонтировались) были возложены обязанности по ежедневному тралению рейда (против плавающих мин) и круглосуточному патрулированию у входа в бухту. На брадвахтенную службу миноносцы ходили по одному, реже по два. При этом на эскадре боялись в темное время суток принять их за неприятельский корабль, и каждый идущий по рейду миноносец должен был освещать прожектором флаг на корме, условно окрашенные мелом или известью трубы, а также передавать устанавливавшиеся на каждый день позывные.

Флагманский корабельный инженер эскадры Е.С. Политовский описывает также случай применения миноносцев в качестве «военной полиции»: «27 декабря. В два часа дня "Роланд" (германский буксирный пароход, арендованный для эскадры и переименованный во время похода в «Русь» - М.К.) поднял сигнал: "взбунтовалась команда". Миноносцу "Бедовому" было предложено усмирить бунтовщиков и, если потребуется, то расстрелять их. "Бедовый" с такими полномочиями быстро восстановил там порядок. Оказалось, что кочегары не желали заманить двух заболевших товарищей, из-за этого и поднялась вся история».
Вообще, Е.С. Политовский, которому приходилось часто бывать на миноносцах 2-й Тихоокеанской эскадры, производя ремонтные работы или переезжая на другие корабли, оставил немало интересных описаний службы и характера экипажей этих доблестных маленьких кораблей. «28 декабря. Сегодня с раннего утра разъезжал по кораблям. Вот жизнь на миноносцах: тесно, грязно, жарко, все время качает. Палуба вся заставлена разными предметами, по всем углам спит команда, туг же толкаются собаки, а на некоторых миноносцах и обезьяны. Ступить негде. Команда сжилась с офицерами, не стесняется их, но команда хорошая, разбитная, смелая и находчивая. (…) Заехал я сегодня на одень миноносец, сидят командир и офицер на палубе, пьют чай, оба ходят босиком и в одних тельниках и белых брюках. (…) Завтракал на "Быстром"… Странно видеть офицера, который гладит себе китель? Такую сцену я наблюдал на миноносце». (Е.С. Политовский, Указ. соч.)

Кроме того, «Безупречный» и его собратья исполняли в Нуси-Бе еще один невеселый долг. «Под влиянием тяжелых условий смертность на эскадре сильно увеличилась, и почти каждый день в море «на похороны» выходил дежурный миноносец печально приспущенным флагом, имея на корме одного или двух покойников» (Г. К. Граф. «Моряки»).
В таких условиях неизбежно падала дисциплина. За время простоя в Нуси-Бе миноносец «Безупречный» удостоился выговора за то, что люди с него утроили драку с матросами из «запасной команды» во время погрузки угля, обвинив последних в «нерадивой работе». Этот проступок можно понять: на миноносец требовалось перетащить до 75 тонн угля. Для нижних чинов числом менее 70 человек это была поистине каторжная работа, и отлынивающие «помощники» сами напрашивались на тумаки. Зачинщикам драки повезло отделаться «поставкой под ружье». При эпизоде с командой миноносца «Грозный», разгромившей хижины "и торговлю" местных жителей после какой-то ссоры, четверо моряков пошли под суд.
Возможно, драка оказала негативный эффект на положение командира «Безупречного» капитана 2-го ранга И. А. Матусевича. 1 января 1905 г. он был отчислен адмиралом Рожественским от командования миноносцем с условным оставлением в должности до окончания похода. «Зиновий», как тайком называли на 2-й эскадре Тихого океана ее командующего, в приказах по эскадре обычно не ограничивал своего разгромного красноречия, со смаком перечисляя проступки кораблей, их командиров и даже отдельных офицеров, и налагая кары. Личность адмирала Рожественского характеризуется современниками очень по-разному (например, легендарный Степан Осипович Макаров был о нем высокого мнения), но его крайне нервозный и эксцентричный командный стиль признают все. Г.К. Граф, очень мягкий «судья», стремящийся избегать в своих мемуарах критических оценок, пишет, что на эскадре «Зиновия» «страшно боялись. Это обстоятельство, надо полагать, и способствовало увеличению всяких злоключений, потому что нервность командира передавалась офицерам, а от них команде, и дело не спорилось». Рожественский с легкостью отдавал под суд, сажал под арест или списывал с эскадры неугодных ему людей. Но в случае с И.А. Матусевичем остается не до конца понятной причина отстранения его адмиралом, обоснования не приводятся.
Флотоводческие таланты адмирала З. П. Рожественкого и качество командования им 2-й Тихоокеанской эскадрой за прошедшие со времен Цусимы годы также оценивались в профессиональных и исследовательских кругах очень неоднозначно. Однако в чем адмирала нельзя обвинить, так это в недостатке энергии. За время стояки с Нуси-Бе он пять раз устраивал эскадренные учения с выходом в море и боевыми стрельбами для отработки маневрирования и ведения огня в бою. З.П. Рожественский каждый раз в приказах по эскадре достаточно подробно и еще более раздраженно разбирал результаты боевой учебы, утверждая, что абсолютное большинство кораблей действовали из рук вон плохо. Семь миноносцев типа «Буйный», занятые повседневной службы, участвовали в подобных учениях только однажды, 25 января 1905 г., и удостоились за это своей порции адмиральской ярости. «Простейшие последовательные повороты на два, а три румба… никому не удавались, - громил грозный начальник эскадры своих подчиненных в приказе №71. – Стрельба… была бесполезным выбрасыванием боевых запасов».
Другим способом «взбодрить эскадру» в Нуси-Бе адмирал Рожественский полагал слаживание нового боевого расписания, которое коснулось и «Безупречного». Согласно тактическому распределению, после прибытия Дополнительного отряда каперанга Добротворского (прозванного моряками «догонительным») и нескольких вспомогательных кораблей, миноносец «Безупречный» был приписан к крейсерскому отряду контр-адмирала Оскара Вильгельма Энквиста. В отряд вошли также посыльное судно «Алмаз» (флаг), крейсера «Аврора», «Олег» и «Дмитрий Донской», вспомогательные крейсера «Рион» и «Днепр», миноносцы «Блестящий» и «Бодрый».
В составе этого отряда «Безупречный» вместе со 2-й эскадрой Тихого океана покинул теплые воды Мадагаскара и продолжил свое последнее плавание. Индийский океан встретил русские корабли сильным волнением. Верный своим привычкам, З.П. Рожественский с началом нового похода попытался жестко «дрессировать» свои немногочисленные миноносные силы. «Миноносцы до сего времени буксировались или работали самыми малыми ходами для того, чтобы дать командирам их возможность осмотреться и привести в полный порядок котлы и механизмы; теперь же начинается активная боевая служба миноносцев, которая может потребоваться от них каждую минуту», - провозгласил адмирал и отправил миноносцы своим ходом. Но технические проблемы, которые испытывали эти небольшие корабли, для которых океанский переход был едва ли по силам, не подчинялись указаниями командующего. Изношенные машины и котлы миноносцев могли поддерживать ход только ниже 10 узлов (при проектных 26). Часто они тормозили всю эскадру. Раздосадованный Рожественский «наградил» командиров миноносцев персональными выговорами («условно командующий» «Безупречным» кавторанг Матусевич, кстати, выговора не получил), однако приказал снова взять миноносцы на буксир вспомогательных судов эскадры. Впрочем, мучения миноносных сил с этим не закончились, а перешли в иную стадию. Буксировочные тросы снова лопались, часто причиняя кораблям серьезные повреждения.
Единственная проблема миноносных сил, которую на этом этапе удалось смягчить – снабжение их экипажей. На Мадагаскаре 2-й Тихоокеанской эскадрой были сделаны большие запасы «живой провизии». Транспорта «Иртыш» получил приказ закупить и организовать погрузку для нужд эскадры 100 быков, что и было исполнено мичманом Г.К. Графом. Большое количество скота и птицы было также приобретено большинством броненосцев, крейсеров и вспомогательных судов. Новиков-Прибой свидетельствует, что команда броненосца сжирала в день двух «крупных рогатых», однако при таких запасах кое-что перепадало и миноносникам. Кроме того, на транспорте «Иртыш» прибыло 12 тыс. комплектов матросской обуви и новое обмундирование (Г. К. Граф. Указ. соч.; очередная «шпилька» Новикову-Прибою, утверждавшему, что матросы получили только «крестики из Иерусалима»). Это позволило заменить изношенную форму одежды всем «обносившимся» нижним чинам, а на миноносцах она приходила в негодность особенно быстро.
25 апреля 1905 г. у берегов французского Индокитая (совр. Вьетнам) эскадру адмирала Рожественского, на свою беду, догнало еще одно усиление в лице первого эшелона т. н. третьей Тихоокеанской эскадры (официально: 1-й отдельный отряд судов Тихого океана или 3-й броненосный отряд 2-й эскадры) контр-адмирала Николая Ивановича Небогатова. Он состоял в основном из устаревших броненосных кораблей. Миноносных сил адмирала Рожественского он не укрепил. Хотя укреплять было особенно нечем: из достроенных на 1904 г. 12 миноносцев российского Балтийского флота в поход были отправлены 11 вымпелов (3 отстали), а черноморские корабли, вопреки отчаянным призывам популярного в те время военно-морского публициста Н. Л. Кладо, на театр военных действий не посылали.

Объединив силы с отрядом Небогатова, адмирал Рожественский выдал подчиненным новую оперативно-тактическую организацию эскадры. Сознавая близость столкновения с японским флотом, начальник эскадры выделил свои малочисленные миноносные силы в два отряда, «разбавив» их двумя легкими на ходу крейсерами – «Изумрудом» и «Жемчугом». Опальный со времен Нузи-Бе «Безупречный» был зачислен в «бескрейсерный» Второй минный отряд вместе с «Блестящим», «Бодрым», «Громким» и «Грозный». «Зиновий» явно порадовал бы своими психологическими реакциями живущего в далекой Вене доктора Фрейда. Будучи в силах противопоставить 65 «истребителям» и миноносцам своего японского «визави» Того Хэйхатиро только 9 русских кораблей подобного класса, командующий 2-й эскадрой Тихого океана по крайней мере впечатляюще называл крошечные миноносные соединения.
В последних числах апреля 1905 г. у берегов французского Индокитая миноносец «Безупречный» «соприкоснулся» корпусами с систершипом «Грозный». Незначительная авария, не представляла ничего особенного на фоне сумбурного похода русского флота к своей «Голгофе». Но она вызывает интерес потому, что флагманский корабельный инженер Е.С. Политовский, руководивший устранением повреждений, в одном из последних писем к жене оставил последние «человечные» воспоминания о «Безупречном» и его экипаже. Погибший рассказывал самому дорогому человеку о погибших, как о живых. Все они еще не знали своей судьбы…
«27 апреля. Хотел поговорить с тобой, а тут столкнулись два миноносца, "Грозный" и "Безупречный". Надо их спешно чинить. Мы сейчас в море, а миноносцы в гавани, верст за тридцать от нас. Мне не на чем попасть к ним.
4 час. дня.
Долго сидел на вельботе, ожидая возможности попасть на миноносец "Быстрый". Он отвез меня в бухту "Port Dayot", где стоит часть эскадры. (…)
Работа на "Безупречном" не велика. Меня напугали, сказав, что "Грозный" получил большую аварию и выбросился на берег. К счастью, ничего подобного не случилось. Скоро пойдем во Владивосток.
28 апреля.
Моя работа по починка "Безупречного" выполнена удачно. (…) Вчера обдал на "Безупречном". Долго сидели на палубе и мирно беседовали. Ночь была тихая. Приехали провести вечер офицеры с соседних миноносцев. Они живут все очень дружно. Принято делать друг-другу подарки к именинам и дню рождения, иногда бывают подарки очень странные. Предложили мне остаться ночевать на миноносце. (…) На миноносце покачивало и пришлось на стол ставить скрипку (доска с колышками). Когда на скрипку поставят стакан или тарелку, то кругом их втыкают в столешницу колышки. В столешнице для этого сделаны дырки. Тогда вещи не падают со стола. Миноносец так удачно шел, что чуть-чуть не быль разрезан "Суворовым". Я уже начал приглядываться -- нет ли предмета, за который можно бы было ухватиться, если бы миноносец начал тонуть. К счастью, все обошлось благополучно.
Офицеры "Безупречного" просили достать из кают-компании "Суворова" чаю. Передал их просьбу; обещали дать».
Вот так проходили на «Безупречном» последние дни перед гибелью.
Советские мемуаристы Цусимского сражения – бывший баталер А. С. Новиков-Прибой и бывший инженер завода-строителя на броненосце «Орел» В. П. Костенко («На «Орле» в Цусиме») – описывают настроения русских моряков на пути к «лобному месту» 2-й эскадры Тихого океана как уныние и деморализацию. Любой опытный матрос, не говоря об офицере, после неудачных эскадренных учений у Мадагаскара должен был сознавать низкую боеспособность эскадры, а также реально оценивать невысокую боевую ценность старых кораблей отряда Небогатова. Не добавляло энтузиазма «брожение умов»: благодаря телеграфной и радио связи на эскадре хорошо знали и о капитуляции Порт-Артура и затоплении в нем кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры, и о «кровавом воскресенье» и революционных событиях в России.
Не щадит самолюбия русских моряков самый основательный военно-морской историограф Цусимы капитан 1-го ранга граф Капнист, который для описания их настроения употребляет совсем уж унизительные выражения: «Все донесения сводились на одном и том же – на полнейшей нервной прострации, в которую впал весь личный состав к концу компании» («Тсусимская операия»…).
«С присоединением отряда силы эскадры не только уравнялись с неприятельскими, но и приобрели некоторый перевес в линейных судах», - пытался ободрить моряков в своем приказе №229 адмирал Рожественский. «Какие у меня шансы! Разве что японцы попадут на камни: в Желтом море бывают туманы... Вот мои шансы, а других у меня нет», - утверждал он же. Подобное раздвоение личности достаточно точно характеризует состояние главного человека 2-й эскадры Тихого океана накануне решающего сражения.
Однако существуют и прямо противоположные оценки «духа войска» очевидцами. Например, флагманский штурман эскадры капитан 2-го ранга Владимир Иванович Семенов, боевой офицер, уже имевший богатый опыт морских сражений против японцев на Дальнем Востоке, написал: «Не знаю как на других судах, но на «Суворове» настроение было хорошее и бодрое. Чувствовалась некоторая озабоченность, но без суеты. Офицеры, чаще обыкновенного, заглядывали в команду, обходили свои части, разъясняли, толковали, даже спорили…» (В. И. Семенов. «Бой при Цусиме: Памяти «Суворова».). «Настроение на «Иртыше» продолжало оставаться самым бодрым, все спокойно ждали следующего дня и хотели встречи с неприятелем, - честно признается Г.К. Граф, в то время мичман с эскадренного транспорта, - Конечно, в молодых офицерах было много юношеского задора, веры в свои силы, в опыт и знания адмирала Рожественского. Мы плохо отдавали себе отчет в слабых сторонах его эскадры или, вернее, не задумывались над этими вопросами и мечтали о победе».

______________М.Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ ДАНО ПЕРВЫМ КОММЕНТАРИЕМ

Начало: Первая Итало-Абиссинская война 1895-96 гг. (часть 1)

БИТВА ПРИ АДУА.
Упомянутая "мощь итальянского оружия", тем не менее, заметно выросла: в начале 1896 г. опомнившееся королевское правительство наконец начало насыщать экспедиционный корпус Баратьери свежими частями из метрополии. Не успев акклиматизироваться и осмотреться на незнакомом ТВД, новобранцы выступали навстречу своей судьбе. "Чао, рагацци!.. - Прощайте, парни!"

Расщедрившись, Италия послала генералу Баратьери даже эскадру из семи боевых кораблей... Если неукротимой волей итальянского гения крейсерам удалось бы доплыть по сухопутным просторам Абиссинии до плоскогорья у Адуа - "негусу негушти" с его ашкерами, вне всякого сомнения, пришел бы полный песец!

С учетом подкреплений, экспедиционный корпус разросся до 25-26 тыс. человек - болевших поносом, не понимавших, чего они забыли в этой Африке, обшаривавших нищие абиссинские хижины в поисках тощей лепешки-инджиры и от отчаяния пристреливавших пленных. Итальянское командование в Абиссинии начало отчетливо понимать, что ситуация принимает для него нежелательный оборот. Подобно тому, как в 1895 г. Баратьери выжидал, в 1896 он начал осторожничать. 15 февраля командующий отдал приказ своим частям об общем отступлении. В принципе, имело смысл...
Однако, прежде чем начать отход в общем направлении "назад, в Эритрею", военный совет во главе с генералом Баратьери решил бросить рычащей от гнева итальянской общественности и лично сеньру премьер-министру Криспи жирную окровавленную подачку в виде "небольшого удачного сражения", "наступательной демонстрации против правого фланга неприятеля". Трагическая нелепость катастрофы при Адуа, стоившей Италии тысяч молодых жизней, состоит в том, что она задумывалась как "демонстрация", как "пиар акция", выражаясь современным языком, а не как генеральное сражение...

Карта, по которой Оресте Баратьери со своими генералами планировали свою "демонстрацию" при Адуа:

Заметно, что излишней подробностью она не отличается... Недостаток адекватных планов местности историки считают одной из причин того, что итальянские колонны при Адуа плутали, сбивались с пути и перекрывали друг другу маршруты движения.

Ранним утром 1 марта 1896 г. 20.160 солдат и офицеров итальянского экспедиционного корпуса, в т.ч. 8.300 туземных аскари, располагая 52 орудиями и 4 митральезами и не располагая кавалерией, вступили на холмистую равнину у Адуа - навстречу своей судьбе.

Итальянцы наступали четырьмя отдельными колоннами под началом генералов Аримонди (недавнего беглеца от раса Маконнена), Дабормида (известного храбреца), Альбертоне (ведшего туземные части) и Эллена (командовавшего резервом, с которым шел и осторожный командующий Баратьери).

Те самые генералы:

Вскоре колонны оторвались друг от друга, и между их порядками образовались опасные промежутки, которыми и воспользовались абиссинские воинские начальники, отсекая и громя захватчиков по частям. Вопреки утешительному для итальянцев мнению, что победа Менелика при Адуа была "победой численного превосходства", абиссинские войска, участвовавшие в бою, насчитывали не более 60 тыс. бойцов при 40 орудиях. Существенное превосходство итальянцев в огневой мощи и боевой выучке превратило бы численный перевес абиссинцев в ничто, если бы Баратьери с его генералами не налепили целую гору "косяков", а Менелик и его расы, в свою очередь, не руководили бы битвой энергично и мудро.

Негус Менелик при Адуа (рисунок из французского журнала Le Petit Journal); его супруга, Таиту Бетул, сопровождавшая царственного мужа на поле сражения:

Абиссинские источники сообщают, что храбрая и эмансипированная царица даже приняла участие в бою с револьвером в руках во главе отряда "амазонок", созданного ею из женщин благородных абиссинский семей.

Абиссинская народная картина, изображающая битву при Адуа в самом разгаре, Святой Георгий в сиянии национальных цветов Абиссинии вдохновляет ее защитников:

Негус под своим зонтиком скромно изображен в левом верхнем углу: художник хотел показать ведущую роль народа в борьбе? Он республиканец?!! Зато на переднем плане - храбрая Таиту со своим револьвером размером с хороший пистолет-пулемет и усатый храбрец рас Мангашиа - впереди, на лихом коне! А вам не кажется, что Таиту как-то слишком восхищенно смотрит на красавца-кавалериста? ;)

Итальянские солдаты и младшие офицеры честно выполняли свой долг (Какой?! Перед кем?!), дрались и умирали. Но из пяти присутствовавших на поле генералов заслужил славной памяти только один (!!!), Витторио Дабормида. Во-первых, его колонна единственная адекватно выполнила поставленную задачу, вышла, куда было предписано диспозицией, и сбила абиссинских ашкеров с атакуемых позиций. Во-вторых, окруженная со всех сторон, держалась, пока были боеприпасы, а когда они иссякли, генерал собрал уцелевших и повел на прорыв: "Аванти, рагацци! Прорвемся штыками!"
"Штыком и прикладом пробились рагацци, остался в степи генерал..." - перефразируя известную песенку.
Тело генерала Дабормида так и не было найдено. Приехавшему в Абиссинию искать его следы брату удалось отыскать одну из "амазонок" царицы Таиту, которая рассказала ему, как на поле боя напоила водой умирающего итальянского офицера, "большого человека, вождя, с золотыми звездами, пышными усами и часами на цепочке"...

"Last stand" генерала Дабормида - рисунок выполнен по словам уцелевших, о чем свидетельствует подпись:

А вот "хвостатых" берсальеров художник изобразил ошибочно, хоть они и харизматические итальянские герои: у Дабормида было 6 батальонов простой "пешки", 1 батальон туземной милиции и 3 горных батареи... В отличие от остальных, они отступили от Адуа в относительном порядке, хоть и поредели наполовину.

Берсальеры (5 батальонов) были у генерала Аримонди, недавно "прославившегося" бегством от раса Маконнена и оставлением на смерть своих аскари. При Адуа Маконнен наконец-то добрался до Аримонди - и тот повторил свой "блестящий" маневр: скомандовал отступление и жизнерадостно убрался с поля сражения, не убедившись, что его войска вышли из боя. Неорганизованно отступавшие берсальеры понесли тяжелые потери, а многие группы солдат были отрезаны и уничтожены. Итальянской воинской традиции оставалось умиляться тем, как храбрые парни с петушиными хвостами на шлемах, брошенные своим генералом и разбитые, геройски погибали поодиночке...

А вот командовавший 4 батальонами туземной пехоты и 4,5 горными батареями генерал Альбертоне проявил себя отнюдь не трусом, но сказочным раздолбаем! Феерически плутанув по полю сражения, он почти на десять (!!!) километров отклонился от маршрута движения и вышел прямиком на главные силы Менеика, несказанно того удивив. Исход был очевиден: с поля сражения ушел только каждый 15-й солдат генерала Альбертоне, а сам он был ранен и оказался в плену. "Негус негушти" милостиво принял побежденного врага и, не щадя самолюбия итальянца, так охарактеризовав ему итальянские войска: "Солдаты хорошие, но хуже нас. Младшие начальники очень хорошие, а старшие - негодные, много хуже нас".

Лихорадочное введение в бой некоторых частей резервной колонны генерала Эллена (другие так и не сделали в бою ни одного выстрела, зато обеспечили безопасное бегство командующему Баратьери) не смогло предотвратить очевидного разгрома итальянских войск и стоило уничтожения единственному в корпусе баратьери батальону альпини. Разъяренные гибелью в начале боя своего любимого командира подполковника Мерини, альпини бросились в чересчур эмоциональную атаку, угодили под шквальный огонь абиссинской артиллерии, были окружены и перебиты или пленены до последнего человека. Последний - капрал Пиррони - сумел-таки пробраться к своим.

Итальянская артиллерия, приданная колоннам, расстреляла все заряды задолго до конца боя и была разбита или брошена почти вся, только солдаты генерала Дабормида вытащили с собой несколько пушек.

После полудня 1 марта 1896 г. на кровавых холмах близ Адуа исход сражения был уже ясен: итальянские войска  беспорядочно отступали. Ушедшая в преследование абиссинская конница раса Мангашиа через несколько часов вернулась, переловив немногих отставших. Объясняя "негусу негушти" причину неудачи преследования, рас изумленно заявил: "Пешком они бегут быстрее наших коней!" Действительно, остатки экспедиционного корпуса генерала Баратьери поставили своеобразный рекорд по скорости бегства: отмахали за один переход 70 км!!! Но, к их чести, надо подчеркнуть: ни один из эвакуированных с поля боя 1,5 тыс. раненых не был брошен.

Отдельные группы итальянских солдат, окруженных на поле при Адуа продолжали отчаянное сопротивление до самого вечера... В конечном итоге абиссинцы уничтожили или принудили к сдаче их все.

Очаги сопротивления не позволили победителям сразу позаботиться о тысячах беспомощных раненых, лежавших на месте сражения, а в это время начала гореть трава, подожженная разрывами снарядов. Несмотря на то, что Менелик распорядился срочно принять меры к спасению людей, многие раненые, и итальянцы, и абиссинцы, нашли страшную смерть в огне...

Разгром экспедиционного корпуса генерала Баратьери был ужасен. При Адуа, согласно окончательным подсчетам историков, оборвались жизни 6.133 итальянских военных, в том числе 250 офицеров и 1 генерал (Дабормида). В плену у абиссинцев оказались 1 генерал (Альбертоне), 36 офицеров - кстати, все до единого раненые - а также около 3 тыс. итальянских и 800 туземных солдат. Ашкерам негуса Менелика досталась почти вся артиллерия экспедиционного корпуса, его лагерь и обоз. Впрочем, итальянцы в Абиссинии не больно-то роскошествовали, и свою добычу воины "негуса негушти" метко охарактеризовали как "тощую".
Отважные защитники Абиссинии заплатили за свою победу дорогую цену. Считается, что в битве погибли не менее 4-5 тыс. ашкеров и до 8 тыс. были ранены... Впрочем, точный подсчет здесь не представляется возможным: строевые записки и тому подобные документы учета личного состава в армии "негуса негушти" не велись...

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЛЕННЫХ ИТАЛЬЯНЦЕВ В АБИССИНИИ.
До подписания Гаагской конвенции об обычаях и законах войны оставалось еще три года... Абиссинские ашкеры отнеслись к итальянским пленным вполне гуманно, но солдаты туземных батальонов корпуса Баратьери, навербованные из бывших подданных Менелика, познали гнев "льва Иудеи, царя царей" во всей его варварской жестокости. Как изменники, они были приговорены к отсечению правой руки и левой стопы, что было приведено в исполнение здесь же, на поле отгремевшего боя... Европейский путешественник Аугустус Вильде, посетивший место сражения месяц спустя, писал: "Гора из сотен отрубленных рук и ног видна до сих пор, она высится жуткой кучей гниющих останков..." Многие бедолаги не пережили этой зверской ампутации. "Окрестности Адуа полны их мертвыми телами, - сообщает жуткие подробности Вильде. - В основном они сползлись к берегам ручьев, чтобы утолить жажду, где и лежали без помощи, истекая кровью, пока смерть не положила предел их страданиям..." Тем не менее, кое-кто из искалеченных аскари выжил, и Италия назначила им пожизненную пенсию.
Режим содержания итальянских пленных, по сравнению с несчастными туземными солдатами, был практически санаторным. Абиссинцы нашли в себе достаточно благородства не мстить этим беднягам за эпизоды мародерства и не выискивать среди них тех, кто расстреливал партизан. Лагерь военнопленных был устроен недалеко от места сражения, на реке Мареба, обеспечивавшей их водой для личной гигиены, питья и готовки. Итальянцам отдали их собственные палатки, котлы, медикаменты и другое трофейное снаряжение. Для их пропитания ежедневно выделялись мука или зерно из государственных закромов Абиссинии и быки из стад негуса, хотя всего два года назад страна пережила  голод. Раненые, которых среди пленных было около половины, были перевезены в лагерь на выделенном негусом гужевом транспорте, их сопровождали плененные при Адуа военные медики. Последних все же катастрофически не хватало, и в первые дни скончались примерно 200 тяжелораненых, после чего негус Менелик отправил в лагерь своих лекарей. Долечивали итальянских пленных и российские врачи из миссии Красного Креста, прибывшей в Абиссинию в 1896 г.
Здоровые военнопленные были приставлены к работе. Их первым печальным занятием стало погребение тел погибших в недавней битве. На могилах своих товарищей итальянцы ставили простенькие деревянные кресты, украшенные венками, сплетенными из ветвей колючего кустарника с плоскогорья Адуа - терновый венец павшему солдату Италии...

Впоследствии пленные, обладавшие ремесленными специальностями, были привлечены к работе в Аддис-Абебе, некоторые из них обслуживали даже двор негуса. Другие трудились на строительных работах и в каменоломнях, но не задарма: Менелик счел возможным выплачивать всем работающим итальянцам жалование из казны.
Кстати, пленных практически не охраняли: абиссинцы справедливо полагали, что любой беглый европеец будет легко выявлен и схвачен местным населением. Но несколько удачных побегов все же были...
Итальянские пленные были освобождены через восемь месяцев, после подписания в Аддис-Абебе мирного договора. Репатриацию сопровождало одно курьезно-романтическое обстоятельство. Веселые и горячие итальянские парни пользовались большой популярностью у жадных до экзотики абиссинских девушек. Секс - сексом, но нередко, вопреки войне, вспыхивала подлинная роковая страсть, и за время плена были заключены более сотни смешанных браков. Семья для настоящего итальянца - дело святое, и репатриационная комиссия получила указание оформить сопровождающим солдат "туземным женам" подданство королевства Италия. Однако в ряде случаев перепуганные абиссинки ехать на чужбину наотрез отказались - и тогда несколько итальянцев, не пожелавшие расставаться с возлюбленными, перешли в подданство "Его Величества негуса негушти".

Итальянская картина из иллюстрированного журнала того времени, изображающая ликование военнопленных при известии об отправке на Родину:

Отметим, что солдаты отнюдь не выглядят "замученными тяжелой неволей", они гладко выбриты, их форма в опрятном состоянии, раны - залечены. Зачитывающий манифест генерал Альбертоне сохранил свою саблю. Художник был объективен...

ОКОНЧАНИЕ ВОЙНА - "ДАННИКИ МЕНЕЛИКА".
Сказать, что, узнав о катастрофе при Адуа, Италия испытала шок - значит ничего не сказать. В католических соборах день и ночь шли поминальные службы об известных и неизвестных павших воинах. По всем крупным городам прокатилась волна по-итальянски эмоциональных демонстраций против войны. В Риме толпа крушила резиденцию премьер-министра Криспи, а сам он драпал под защиту карабинеров от града камней, и 9 марта предпочел "добровольно" уйти в отставку. Манифестации Ассоциации Женщин Италии за возвращение войск из Абиссинии в Риме, Турине, Милане и Павии принесли трагический урожай из четырех участниц, скончавшихся от сердечных приступов, самой пожилой из которых был 71 год, а самой молодой - всего 23... В Павии были разобраны железнодорожные пути, чтобы предотвратить отправку эшелона с войсками для Африки.
Битый и беглый Оресте Баратьери был немедленно отстранен от командования и предан суду - он отделался "удобной" отставкой из армии, иначе пришлось бы судить весь выживший итальянский генералитет в колониях. На пост губернатора Эритреи был назначен генерал Бальдиссера, который сумел привести в порядок разбитые войска и в последующие месяцы отметился даже несколькими ограниченными успехами. В частности, деблокировал осажденный абиссинцами в Адигарте итальянский батальон.
Однако продолжать активные боевые действия уже не было желания ни у одной из сторон. Менелик имел достаточно осторожности опасаться, что в следующий раз "битвы при Адуа" уже не получится, а итальянцы еще больше боялись того, что как раз получится.
23 октября 1896 г. в Аддис-Абебе был подписан мирный договор, положивший конец этой унизительной для Италии войне. Помимо отмены Уччальского договора и признания за абиссинскими негусами "суверенитета и свободы от покровительства любой из иностранных держав на вечные времена", итальянцы уступали Абиссинии всю провинцию Тигре и были обязаны выплатить контрибуцию в 10 млн лир. И выплатили. Острословы всего мира не преминули воспользоваться этим обстоятельством. Российская общественность, в которой были сильны симпатии к "братской Абиссинии", ехидно прозвала короля Италии Умберто I "данником Менелика". А французская пресса поместила вот такую забавную карикатуру:

___________________________________________________________Михаил Кожемякин.

КОНЕЦЪ.

Китай во второй половине XIX века был в числе отстающих стран и ареной соперничества ведущих мировых держав. В свою очередь, китайское правительство стремилось хоть как-нибудь переломить сложившуюся ситуацию, в том числе путём создания современного военно-морского флота.

С начала 1880-х годов Китай начал программу полного перевооружения своих ВМС. Вместо традиционных парусных джонок на флот стали поступать паровые корабли. В основном это были броненосные канонерки, а также пара крейсеров британской постройки. А после японского рейда на остров Формоза в 1874 году китайцы всё же решились на разработку программы создания броненосного флота.

В основу было положено соображение, что новые корабли должны иметь возможность противостоять японским барбетным броненосцам типа Fusō и бронированным корветам типа Kongō, находившимся на тот момент в процессе постройки.

Однако китайцам не удалось разместить заказ в Великобритании, где раньше строились все корабли, из-за опасений Лондона вызвать недовольство России. Поэтому китайский заказ ушёл в Германию верфи AG Vulcan Stettin. Её инженеры в начале десятилетия занимались созданием броненосцев типа Sachsen, и китайский проект должен был основываться на их спецификациях с некоторыми изменениями. Изначально планировалось заказать 12 единиц, но денег на такое количество кораблей у страны не оказалось. Поэтому число броненосцев сократили сперва до трёх, а потом вообще до двух. Третий корабль был переделан в бронепалубный крейсер, получивший имя Jiyuan.

В итоге были построены два броненосца — Dingyuan и Zhenyuan. Длина кораблей составляла 94 м, ширина 18 м, осадка 6,1 м, полное водоизмещение — 7500 тонн. Энергетическая установка мощностью 7200 л.с. состояла из двух горизонтальных трёхцилиндровых паровых машин, каждая из которых приводила в движение один гребной винт. Пар вырабатывался восемью цилиндрическими котлами с угольным отоплением, скомпонованными в четыре котельных отделения.

Проектная скорость составляла 14,5 узлов, но оба корабля на испытаниях показали больше. В частности, Zhenyuan выдал 15,4 узла. Кроме того, на двух мачтах было размещено парусное вооружение, использованное в ходе перехода из Германии в Китай, но затем оно было снято.

Бронепояс толщиной от 152 до 356 мм прикрывал только центральную часть корпуса. Оконечности прикрывались лишь пробковым наполнением в переборках, что не давало никакой защиты. Барбеты и рубка имели броню толщиной 305 мм, палуба закрывалась 76-мм плитами.

Вооружение состояло из четырёх 305-мм/25 орудий главного калибра в двух башенноподобных барбетах. Их размещение вызвало проблемы с дифферентом, из-за чего корабли часто заливались в носу. Вспомогательный калибр включал в себя два 150-мм/35 орудия на оконечностях и два 57-мм орудия, которые могли устанавливаться на шлюпках, а также два 47-мм орудий Гочкиса и восемь 37-мм орудий Норденфельда. Имелось также три 356-мм торпедных аппарата.

Dingyuan был заложен 31 мая 1881 года в Штеттине, а Zhenyuan — там же в марте 1882 года. Достроили их соответственно 2 мая 1883 и в марте 1884 года. Однако из-за франко-китайской войны передачу броненосцев отложили. Она состоялась уже после окончания боевых действий в апреле 1885 года. К октябрю оба броненосца прибыли в Китай и вошли в состав Бэйянского флота.

Их служба до начала первой Японо-китайской войны 1894-1895 годов ничем примечательным не отличалась. С началом военных действий броненосцы в составе эскадры адмирала Дин Жучана вышли в море на поиск противника. Но, по приказу правительства, им пришлось переключиться на защиту береговой линии.

Перед войной у китайцев сложилось ошибочное представление о превосходстве своего флота над флотом Японии из за отсутствия у последних броненосцев. Однако японские корабли имели на вооружении скорострельные орудия с осколочно-фугасными снарядами. С целью наращивания противоосколочной и противопожарной защиты на броненосцах была проведена большая работа: барбеты заложили мешками с углём, а внутри небронированных надстроек разместили мешки с песком. Были срезаны выступающие части мостика и снята крыша, удалены все деревянные детали и даже шлюпки.

17 сентября 1894 года состоялось кульминационное сражение войны — битва у реки Ялу. Флагман Dingyuan дал в нём первый залп. Этим сразу выяснилось неудачное расположение башен — выхлопные газы тут же заполнили рубку. Находившийся в ней адмирал Жучан получил контузию и передал командование другому офицеру. Ответным огнём японцев был сбит марс с сигнальной площадкой, так что Dingyuan больше не мог руководить боем.

Далее некоторое время сражение шло для броненосцев более успешно. Dingyuan и Zhenyuan нанесли тяжёлые повреждения броненосному корвету и штабному кораблю японцев и заставили выйти их из боя. Китайские крейсеры погнались за японским авангардом. Снова принявший командование Жучан не смог их остановить из-за нарушения связи. В итоге два броненосца оказались перед главными силами японской эскадры — восемью бронепалубными крейсерами, малым бронепалубным крейсером и казематным броненосцем.

Главный калибр японцев оказались неэффективным, поэтому их крейсеры вели бой своей многочисленной артиллерией средних калибров. В течение нескольких часов китайские броненосцы были под постоянным обстрелом. Dingyuan получил около 160 попаданий, а Zhenyuan — около 220. Японские фугасы разрушали мачты, дымовые трубы и вентиляторы, незащищенные надстройки и верхнюю палубу, но так и не смогли пробить броню барбетов и цитадели. Китайцам удалось успешно ликвидировать все возникшие пожары и заставить выйти из боя несколько японских кораблей.

К вечеру и японские корабли, и китайские броненосцы расстреляли все свои боеприпасы и разошлись. Сторонам не удалось потопить ни одного корабля противника, но китайские крейсеры потеряли четыре единицы в бою с японским авангардом, что позволило Японии заявить о своей победе.

Броненосцы ушли в Люйшунь на ремонт, а в октябре перешли в Вэйхайвэй вследствие угрозы захвата Люйшуня с берега. В ноябре только что отремонтированный Zhenyuan налетел на неотмеченный риф и оказался выведенным из строя. К этому моменту китайский флот слишком ослабел и практически бездействовал. В конце января 1895 года японцы заблокировали его в гавани Вэйхайвэя. После 30 января начался штурм города.

Оба броненосца вели обстрел наступающих японских сил. В ночь на 4 февраля отряд японских миноносцев смог проникнуть в гавань и подошёл к стоявшему у берега Dingyuan. Китайцы заметили противника и открыли огонь. Им удалось повредить один из миноносцев, но и миноносцы сумели выпустить свои торпеды. Одна из них попала в броненосец, у которого не имелось никакой защиты — ни бонового заграждения вокруг места стоянки, ни противоторпедных переборок внутри корпуса. Полученные повреждения привели к тому, что корабль лёг на мелководье, а его верхняя палуба осталась над водой. Броненосец вытащили на мель и использовали как береговую батарею.

Между тем Zhenyuan, всё ещё будучи не полностью мореходным, стал флагманом адмирала Жучана и продолжал обстреливать японцев с различных позиций. В ходе очередного японского артобстрела 9 февраля броненосец подошёл к западному полуострову бухты, где подавил одну из батарей противника. Однако затем одно из японских 280-мм орудий попало кораблю в район ватерлинии, и Zhenyuan очень быстро затонул.

На следующий день, 10 февраля, японцы перенесли огонь полевой артиллерии на вытащенный на берег Dingyuan. Существует две версии дальнейших событий. Согласно одним данным, в тот же день из-за обстрела возник пожар, а затем последовал взрыв, уничтоживший корабль. По другой версии, Dingyuan взорвали сами китайцы, но произошло это в последний день обороны Вэйхайвэя — 12 февраля 1895 года — после самоубийства адмирала Жучана.

После падения города Zhenyuan был поднят и отремонтирован японцами. Под именем Chin Yen он вошёл в состав японского флота, став там первым кораблём линейного класса. Впрочем, вскоре японцы обзавелись собственными линкорами, поэтому трофейный броненосец был переклассифирован в линейный корабль 2-го класса. В 1905 году он стал броненосцем береговой обороны. В ходе Русско-японской войны Chin Yen активно нёс службу, сопровождая конвои. В ходе битвы в Жёлтом море он вёл огонь по кораблям русской эскадры и предположительно добился нескольких попаданий. В ответ он получил два попадания, не причинивших серьёзного ущерба.

После броненосец принял участие в обстреле Владивостока и Цусимском сражении. В нём Chin Yen с ближайшими кораблями строя потопил судно снабжения «Камчатка» и нанёс повреждения броненосцу «Князь Суворов».

1 апреля 1911 года Chin Yen был исключён из списков флота. В дальнейшем он использовался в качестве мишени, а 6 апреля 1912 года был продан на металлолом.

Dingyuan, как символ китайского флота, был воссоздан в Вэйхае в 2003-2005 годах. Его точная копия была установлена в гавани и открыта для посещения в качестве музейного корабля.

Эти броненосцы стали первыми и последними кораблями линейного класса в истории своей страны. И даже будучи единственными представителями тяжёлых сил китайского флота, они сыграли значительную роль в первой Японо-китайской войне. Их действия в битве у Ялы и затем в ходе осады Вэйхайвэя доказали, что Китай способен выставить против Японии нечто большее, нежели джонки, как это было двумя десятилетиями ранее.

Материал подготовлен волонтёрской редакцией «Мира Кораблей»