Жили они долго и счастливо
Звонок. Еще звонок.
– Скорая, откройте! Есть кто живой дома?
– Входите, не заперто! - Надтреснутый старческий голос послышался из-за двери.
И мы вошли.
Квартира была странная - огромная студия, метров восемьдесят, а то и сто по площади. Современный модный ремонт в стиле лофт. Два цвета - белый и красный. Стены и колонны облицованы красным кирпичом. Свисают ретро-лампы в современном обрамлении. Огромные окна с видом на большую улицу. В квартире приятно пахло специями, травами и чем-то теплым, домашним. Может быть самопечным хлебом? И, конечно, играла музыка. Джаз.
– Ребята, ребята! - приглушенно послышалось слева.
На уютном диване недалеко от входа виднелась седовласая старушка. Она лежала на подушках, частично сползая с них на пол. На голове был аккуратный пучок волос, очки с тонкой золотистой оправой задраны на голову. Рядом стояло инвалидное кресло, столик с лампой, на полу лежал телефон. На полке стоял проигрыватель, пластинка подходила к концу.
— Дорогие мои! Я вас так заждалась! Пожалуйста, проверьте моего Володю! Он пошел на кухню, уж почти час как прошёл, а его всё нет. Я потому вас и вызвала - сама не дойду, а позвать некого.
Моя напарница Олеся уже шла по лабиринту мебели, пробираясь к кухонному гарнитуру. Вдруг остановившись, присела.
– Как он там? - бабуля будто видела все, что происходило в квартире.
Олеся выпрямилась и, показывая мне скрещенные руки, покачала головой из стороны в сторону. Стало окончательно понятно, что Володя не вернется с чаем.
– А где ваши дети, внуки? - спросил я бабушку. На вид ей было за 90.
– Едут, милок. Из самой Москвы. К вечеру приедут. Что в Володей?
Я молча прошел к месту трагедии. Из-за барной стойки выглядывали тощие стариковские ноги в шлепанцах. Осколки от чашки и блюдца лежали рядом. Судя по всему, Володя ушёл из жизни стремительно. Открытые глаза удивленно смотрели широкими зрачками на люстру, выполненную в стиле ампир с элементами готики.
Его жена уже все поняла и тихо плакала, свернувшись на своем диване.
Я пошел искать соседей, чтобы они составили компанию бабушке до приезда родственников, Олеся переписывала документы Володи в карту вызова.
– Так сколько же вы прожили вместе? – вдруг спросила она.
– Блин, Олесь! Отстань от неё! – зашипел я на фельдшера.
– Дочь, шестьдесят восемь. Почти семьдесят. – Голос старушки внезапно пробился через всхлипывания. – И жили душа в душу. Все делили пополам, и горе и счастье. Была б у меня вторая жизнь прожила бы с ним и её. Есть у нас и внуки, и правнуки. И квартиру нам справили они. Когда столько живешь с человеком, прощаешь ему все грехи и обиды. И становишься как бы одно с ним. Знаешь наперед о чем он думает, что делать будет. Вот он ушел на кухню, через пять минут я поняла, что не увижу его больше. Как струна в душе порвалась... Главная струна...
Она замолчала, тяжело дыша.
– Ребята, цените каждый вдох, который вы проживаете рядом с любимым человеком. Вот и не стало его. Вот что я скажу: зовет он меня с собой. Скоро пойду за ним.
Тут пришла соседка, и мы быстро ретировались.
Вечером тех же суток нам дали вызов в ту же квартиру. Ехали молча. Молча поднялись, открыли незапертую дверь. На уютном диване лежала бабушка с аккуратным пучком волос на голове. Пластинка играла джаз. На ее лице была улыбка. Володе не пришлось долго ждать.