Стихи мне понравилась — они яркие, эмоциональные, высмеивают определённый взгляд на советское прошлое, в котором разрушение храмов и их переделка под библиотеки, музеи и дома культуры воспринимается как символ бедствия. Автор рисует контраст: был "ад" безбожия и просвещения, а теперь — "красота": храмы и кабаки вместо домов культуры, "пивные причалы" на каждом углу.

Но здесь, надо смотреть глубже: будто бы с падением СССР знание и культура исчезли, а на их место пришли только религия и распутство. На самом деле, библиотеки никуда не пропали — они остались, хотя и утратили ту центральную роль, которую имели в советское время. Да, пропала государственная пропаганда знаний, идеалов просвещения, массового чтения. Да, культурные пространства изменились. Но не потому, что храмы "вытеснили" библиотеки, а потому что изменилось общество — с другими приоритетами, где на первом месте часто оказываются не образование или культура, а потребление, коммерция, консервативные или национально-религиозные мифы.

"Лепота!"

Вот, ведь, были времена –
Не было подлее!
Горько плакала страна
Под пятой злодея.

Пировал восставший хам,
Проклятый от веку,
Переделывая храм
Под библиотеку.

А ещё того мерзей –
Злобный пролетарий
Там устраивал музей
Или планетарий,

Чтобы паству просвещать
Стало невозможным
Ни молитвой натощак,
Ни законом божьим.

Вот и шли, как на подбор,
Дураки и дуры
Не к причастию в собор,
А в дома культуры.

Но пришла теперь хана
Бесовскому игу,
С шеи сбросила страна
Тяжкую веригу!

Выйдешь в утреннюю рань -
Что за панорамы!
Лепота! Куда ни глянь,
Кабаки да храмы…

Текст: А. Шигин - https://stihi.ru/2019/04/11/9436
Иллюстрации созданы моделью: FLUX
Вокал и аранжировка: producer.ai

На видео Юлия Матюкина - студентка второго курса психологического факультета Академии ФСИН исполняет песню в аудитории для своих друзей и родных, выкладывает это видео у себя на странице ВКонтакте. Подробности можно узнать в выпуске передачи «Сегодня вечером» на Первом канале.

«Когда мы были на войне…» — стихотворение советского поэта Давида Самойлова, вошедшее в его сборник стихов 1981—1985 гг. «Голоса за холмами». Авторское название «Песенка гусара». Стихотворение было положено на музыку Виктором Столяровым, который прочитал его в журнале «Огонёк». Песня получила популярность под видом старинной народной и казачьей песни.

Текст песни:

Когда мы были на войне,

Когда мы были на войне,

Там каждый думал о своей

Любимой или о жене.

Там каждый думал о своей

Любимой или о жене.

И я бы тоже думать мог,

И я бы тоже думать мог,

Когда на трубочку глядел,

На голубой её дымок.

Когда на трубочку глядел,

На голубой её дымок.

А я не думал ни о чём,

А я не думал ни о чём,

Я только трубочку курил

С турецким крепким табаком.

Я только трубочку курил

С турецким крепким табаком.

Я только верной пули жду.

Я только верной пули жду.

Чтоб утолить печаль свою,

И чтоб пресечь нашу вражду.

Чтоб утолить печаль свою,

И чтоб пресечь нашу вражду.

Как ты когда-то мне лгала,

Как ты когда-то мне лгала,

Что сердце девичье своё

Давно другому отдала.

Что сердце девичье своё

Давно другому отдала.

Когда мы будем на войне,

Когда мы будем на войне,

Навстречу пуле полечу

На вороном своём коне.

Навстречу пуле полечу

На вороном своём коне.

Но, видно, смерть не для меня,

Но, видно, смерть не для меня,

И снова конь мой вороной

Меня выносит из огня.

И снова конь мой вороной

Меня выносит из огня.

Собственно и нытье совкодрочеров по закрытым школам и больницам при нонешнем капитализьме, оттуда же. Сгнили 5 деревянных школ и 5 фершалских пунктов, которые по сути домики, которые по итогам экспроприаций отняли у "буржуев" и зажиточных крестьян. Беда. Буржуи уменьшили количество школ.

Зато сейчас на те же 5 деревень есть поликлиника и школа новая , куда на школьных автобусах детей возят ( а сколько было школьных автобусов в Союзе?) . Я вот топал в школу пешком. Но советчики воют, было 5 школ, а стала одна... народ дурят... буржуи все у нас отняли...

Ну и про кабак смешно. В Союзе государство открывало рюмочные. Государство, чтоб народ бухал. И водку делало. И думало как удешевить. И даже бутерброды для рюмочных разрабатывали.

Лепота!

Вот, ведь, были времена –
Не было подлее!
Горько плакала страна
Под пятой злодея.

Пировал восставший хам,
Проклятый от веку,
Переделывая храм
Под библиотеку.

А ещё того мерзей –
Злобный пролетарий
Там устраивал музей
Или планетарий,

Чтобы паству просвещать
Стало невозможным
Ни молитвой натощак,
Ни законом божьим.

Вот и шли, как на подбор,
Дураки и дуры
Не к причастию в собор,
А в дома культуры.

Но пришла теперь хана
Бесовскому игу,
С шеи сбросила страна
Тяжкую веригу!

Выйдешь в утреннюю рань -
Что за панорамы!
Лепота! Куда ни глянь,
Кабаки да храмы…

Строительство нового мира, которое развернули большевики после 1917 года, подразумевало огромные перемены не только в социальном и политическом плане, но и в сфере искусства, в том числе в поэзии. Русская поэзия причем и без того как раз переживала период поиска новых форм, она бурлила и кипела еще до революции. А тут этому процессу был дан мощный импульс.

И появились новые имена. Появились Николай Тихонов и Эдуард Багрицкий, появились Вера Инбер и Михаил Светлов. Появились еще многие замечательные поэты, которые до сих пор на слуху. А еще появились поэты, чье творчество сегодня уже основательно подзабыто.

В их числе Михаил Голодный.

Как вы понимаете, Голодный – это псевдоним. В ту эпоху такие псевдонимы были вообще весьма характерны. Можно вспомнить еще писателя Артема Веселого (настоящее имя Николай Кочкуров), который прогремел в 1920-е годы мощным романом “Россия, кровью умытая”. Можно вспомнить Павла Беспощадного (настоящая фамилия Иванов), вошедшего в историю строчкой “Донбасс никто не ставил на колени и никому поставить не дано”. Можно добавить сюда еще и Демьяна Бедного (он же Ефим Придворов) для полноты картины.

Его настоящая фамилия Голодного был Эпштейн. Родился он в Екатеринославской губернии, в хорошо известном ныне городе Бахмуте. Детство и юность провел в самом Екатеринославе, где подружился со своим тезкой Михаилом Шейнкманом. Они оба писали стихи, взгляды у них были схожие. Революцию встретили восторженно. Шейкман взял себе псевдоним Светлов, а Эпштейн решил назваться Голодным.

С 1920 года Михаил Голодный стал печататься в местном журнале “Юный пролетарий”. Потом перебрался в Харьков и, наконец, в Москву. В Москве он моментально свел знакомство с такими же молодыми поэтами, как и он сам, горящими желанием писать по-новому. А что происходит, когда такие ребята объединяются? Правильно, возникает какая-нибудь литературная группа.

И тогда родился знаменитый “Перевал”.

Идейным вдохновителем литературной группы “Перевал” был Александр Воронский, опубликовавший в 1924 году статью “На перевале”. Главный тезис сводился к следующему – мы молодые поэты нового мира, будем писать про революцию, коммунизм и все в таком духе.

Ядром этой группы стали Михаил Светлов, Михаил Голодный, Александр Ясный (тоже псевдоним) и Николай Зарудин. Впрочем, вскоре “Перевал” стал расти. Туда записался уже упомянутый выше Артем Веселый, туда добавились Эдуард Багрицкий, Дмитрий Кедрин и даже молодой Михаил Пришвин

Компания получилась весьма разношерстная с кардинально разным художественным методом. Так что в итоге группа развалилась. Но в какой-то период это было мощным явлением литературной жизни СССР.

Сам Михаил Голодный писал в основном о Гражданской войне в стилистике героического эпоса. И героями его произведений были, разумеется, красные командиры. Причем мы на самом деле до сих пор помним многие его строки, просто даже не знаем, что это написал именно Голодный. Вот, например, его цитата из его стихотворения “Партизан Железняк”:

Он шел на Одессу, а вышел к Херсону;
В засаду попался отряд.
Налево — застава,
Махновцы — направо,
И десять осталось гранат.

Мы прямо видим, как вы понимающе киваете головой. Строки на слуху, а автор – нет. Хотите еще пример? Пожалуйста. Некоторые его стихи стали песнями, которые вы наверняка знаете еще со школьных лет. Скажем, вот такое стихотворение:

Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
Эх, по сырой траве!

Узнали? Конечно, это песня про Щорса.

В 1930-х годах Голодный, уже в качестве мэтра, популярно разъясняет своим коллегам, какого слога и каких тем требует время. И тут очень даже есть повод кинуть камень в его огород – отечественную поэзию он видел исключительно на службе идеологии. Причем считал, что сама стилистика стихов у всех должна быть сходной – рубленой, боевой. В общем, как у него самого.

Ярослав Смеляков в 1933 году не выдержал и ехидно прошелся по нему в одном из своих стихотворений:

Не был я ведущим или модным,
без меня дискуссия идет.
Михаил Семенович Голодный
против сложной рифмы восстает.

Творчество самого Голодного в это время идет на спад. Но во время Великой Отечественной его перо вновь оказалось востребовано. Михаил Голодный был военкором, дошел до рейхстага. А в 1949 году погиб под колесами автомобиля. Такая вот судьба – очень характерная для эпохи. Такая же характерная, как и его псевдоним.

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)