Отпустила я его не потому, что я слабая или всепрощающая.

Я признала, что моя затянувшаяся травма сыграла большую роль в моем решении, но вот что подсказала рациональная часть моего мозга.

Возможно, сейчас он заключает сделку с Оркусом.

И я оказалась права.

***

Как только я вытащила его из клетки под курятником и вышла наружу, надо мной возвышалась огромная фигура. Даже вид ее спины наводил ужас на таких, как я, считающих себя привыкшими к жуткому и сверхъестественному.

Все еще повернувшись спиной, почти голой и сплошь покрытой шрамами, к курятнику, жирный демон, привязавший Пандору к этому богом забытому месту, повернул шею, чтобы посмотреть на меня с улыбкой, которая была одновременно жестокой и восхищенной.

Увидеть его вживую, а не только в воспоминаниях, было для меня сенсорной перегрузкой. Я никогда не смогу забыть его вонь, то, как он передвигался, словно безногая слизь, как вся его кожа состояла из зараженных волдырей, его голос, его неправильность.

Вы когда-нибудь видели существо и думали: «Этого не должно существовать. Это не только аномалия, но и доказательство того, что за нами не присматривает Бог?»

Именно так я воспринимала Капитана. Это существо прямо передо мной находилось на совершенно другом уровне.

Он был возмущен. Видимо, демонический посланник частично вернул ему голос, чтобы они могли заключить сделку.

«Давай, бешеная сука! Скажи этому толстяку, с кем он связался», - выплевывал он слова в ярости.

Прекрасные слова в адрес существа, наделившего тебя способностью говорить, и человека, который только что вызволил тебя из жизни, где вокруг тебя гадили куры.

И он не остановился.

«Чертов бездельник, ты всегда все портишь! Никогда не можешь сделать ничего правильно, не так ли?»

Демон терпеливо зачитал со свитка: «Давай заключим пари. Если она оставит тебя здесь погибать, я сам освобожу тебя и проведу в дом, где ты сможешь убить ее по своему усмотрению. Но... если она появится в ближайшие три часа, я выиграю. Она победит. Я разорву тебя на куски и съем твою душу».

На свитке было пятно крови, явно отпечаток пальца.

Но его не волновала потусторонняя тварь ростом в девять футов и сделка, которую он с ней заключил. Он беспокоился о том, чтобы уничтожить меня.

«Тебе лучше начать произносить мое имя и умолять, чтобы я тебя простил».

Не смотря на все это я улыбнулась.

«Знаешь... Я все это время думала, что не могу произнести твое имя, потому что боюсь тебя, с другой стороны, так оно и есть. Нет. Я не буду произносить твое имя. Никогда больше. Потому что я отказываюсь признавать тебя как личность».

Демон плюнул ему на лоб, и это ранило словно пуля. Он заскулил.

Демон прижимал его голову к куриному дерьму, вымазывая лицом, заливаясь смехом.

Демону было все равно, кто это, лишь бы кто-то страдал.

И, к счастью, несмотря на все мои плохие поступки и сожаления, этим кем-то была не я и не тот, кого мне хотелось бы защитить.

***

Пандора объяснила, что такие могущественные существа, как этот демон, не могут выбирать, делать ли себя невидимыми для одних людей и видимыми для других, поэтому время как бы остановилось, когда она заключила с ним договор.

Я знала, что демон хочет, чтобы я увидела все это, чтобы максимально унизить его; поэтому я позволила ему устроить это шоу.

Все пошло наперекосяк, когда он начал хлестать своим огненным хвостом по старому, сухому и очень легко воспламеняющемуся полу курятника.

Не раздумывая, я бросилась внутрь, чтобы спасти цыплят.

Демон ошибочно решил, что я мешаю ему работать.

«Смотри смирно, дура!» - прорычал его громоподобный, отвратительный голос.

Это была всего лишь небольшая пощечина. Он просто отшвырнул меня в сторону.

Но это существо было эмиссаром, работавшим под началом самого Оркуса, а я была обычной женщиной.

Когда из моего разорванного живота хлынула кровь, оставив меня без сознания в считанные секунды, я слабо улыбнулась и пересчитала цыплят: по крайней мере, мне удалось спасти их всех.

***

Я не знаю, как долго я была без сознания. Знаю только, что, когда я пришла в себя, я умирала в ее объятиях, пока она разговаривала с ним - все еще пожираемым демоном кусочек за кусочком.

«О, ты испугался? Боишься настолько, что умоляешь незнакомую крылатую женщину спасти тебя?» - усмехалась она, разговаривая с ним. - «Ты заслуживаешь гораздо большего ужаса за весь тот ад, через который ты заставил пройти Мелинду. Считай, что тебе повезло, что умираешь мучительной смертью только один раз, будь это на моей совести, я бы убивала тебя сотни раз».

«Она стала сильной благодаря мне!» - патетически пробормотал он.

Пандора снова рассмеялась.

«Ты не сделал ее сильнее. Ты пытался уничтожить ее, и это все ее заслуга, что она все еще стоит на ногах, что она все еще добрая, что она сохранила все хорошее, что ты пытался у нее отнять, что она стала еще лучше. Что она - та женщина, которую я люблю и которой горжусь».

Я хотела притвориться, что не слышу, но из глаз потекли слезы.

«Эй, дорогуша, ты очнулась», - мягко сказала она. И тут я поняла, что она оторвала кусок своего левого крыла, чтобы остановить мое кровотечение. - «Я думала о том, о чем ты меня однажды спросила».

«Да?»

«Если ты когда-нибудь выйдешь замуж и заведешь детей. Я бы защищала твоих малышей. Я бы защищала и твоего парня, но если бы он меня разозлил, я бы все равно нарисовала ему на лбу маленький член».

Я попыталась сжать ее руку, но поняла, что слишком слаба для этого. Все участки тела Пандоры, которые я могла видеть, были залиты моей кровью.

«Прости, что долго не заходила за тобой. Если я ухожу в спячку, то и другие призраки уходят, потому что я их босс, поэтому я постаралась поскорее перестать злиться. Я пробила несколько дыр в стенах».

Хотя боль была невыносимой, я улыбнулась.

«Прости, что я так сорвалась. Я испугалась», - еле слышно извинилась я. Не хотелось умирать, не сделав этого.

«Да, подруга, мне тоже было страшно, в каком-то смысле. Но, думаю, даже испугавшись, ты смогла понять то, что не смогла понять я. А теперь мы попали в затруднительное положение, которое я не могу решить сама. Разве эти глупые копы не приедут? Мне нужен кто-то с телом и способный покинуть территорию, чтобы доставить тебя в больницу».

Жирный демон продолжал беззаботно поедать последние кусочки тела, не обращая внимания ни на Пандору, ни на меня. Скоро от него останется лишь жалкая голова, а затем он и вовсе исчезнет.

«Курятник горит, так что, думаю, соседи скоро все заметят», - ответила я; там, где мы находились, тоже было адски жарко. - «Но я не знаю, смогу ли я дожить до их приезда».

«Позволь мне рассказать тебе кое-что о том, как демон причиняет тебе физическую боль. Проблема не в твоем теле, а в душе. Ты выжила, потому что у тебя сильная душа», - она провела рукой по моему вспотевшему лбу. «Но я не знаю, достаточно ли она сильна, чтобы пройти через это полностью».

«Мне жаль, что я умерла на твоих глазах, Пандора».

«Хотя... должен же быть какой-то выход», - нерешительно добавила она.

__________

Обстоятельство номер один: человек должен быть полностью знаком с условиями контракта, слово в слово.

Я видела ее память во сне снова и снова и могу пересказать каждое слово из нее.

Обстоятельство номер два: человек должен быть живым и не связанным другими контрактами.

Я писатель-фрилансер. Моя ипотека была оформлена на имя родителей - они настояли на этом, так как их кредитная история была лучше, и мне удалось сэкономить немного денег.

Обстоятельство номер три: человек должен быть готов не только занять место Пандоры, но и сам стать Пандорой.

Здесь все просто. Я чувствую, что мы настолько связаны, что уже являемся частью друг друга.

Обстоятельство номер четыре: человек должен согласиться, чтобы Пандора взяла его имя и жизнь себе.

И нет ничего, чего бы я хотела больше, чем то, чтобы она жила нормальной жизнью хотя бы несколько десятилетий.

Обстоятельство номер пять: человек должен быть связан с носителем контракта.

Вот и все. Последнее условие.

__________

«Все это время я не хотела, чтобы вы, смертные, приближались ко мне, потому что знаю, что вы безрассудны. Я боялась, что кто-то предложит занять мое место, не имея ни малейшего представления о том, что это значит, но...»

«Но что?»

«Но позволить тебе занять мое место, чтобы спасти твою душу, - это совсем другое».

«Так давай сделаем это», - мягко сказал я. Несмотря на ее магический жгут, я снова начал терять сознание.

«Ты глупая дрянь. Ты ведь знаешь, что это значит для тебя? Навеки. На всю оставшуюся вечность. Ты будешь проклята и станешь рабыней Оркуса».

«Пандора... Я прожила полноценную жизнь. У меня были любящие родители, мне нравилась моя работа, у меня была отличная ферма, и я смогла познакомиться с тобой и всеми остальными, даже с умственно отсталым Робом», - мы оба захихикали. - «У меня нет больших мечтаний или планов, но я все равно не хочу, чтобы эта жизнь прошла впустую. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне предложить тебе немного доброты, чтобы компенсировать все те ужасные вещи, через которые ты прошла».

«Ты навсегда останешься прикованным к этому дому».

«Да, но ты получишь свободу. К тому же мне нравится это место».

Она немного поколебалась, потом улыбнулась.

«Я думаю, что из тебя получится отличный лидер призраков».

«У меня столько идей! Так как же мы это сделаем?»

«Это довольно пошло, но знаешь, говорят, что каждый раз, когда ты целуешь кого-то, вы обмениваетесь частичками своих душ? Это похоже на то».

Она наклонилась к моему лицу, как прекрасный принц, подарив мне поцелуй бессмертия, мы взялись за руки, пока происходил обмен.

***

Прошло уже два года. Моя душа выдержала рану, но на бедном теле остался неприятный шрам; к счастью, соседи не сразу пришли нам на помощь.

Когда-то давно я была кем-то, потом потеряла право на имя, а потом пришла она и назвала меня Пандорой. Теперь я обитаю в теле по имени Мелинда. Тело самой красивой, самой сильной и самой странной женщины, которую я когда-либо встречала.

Я впервые за целую вечность покинула ферму, чтобы лечь в больницу, и с тех пор уезжаю с нее ежедневно. Даже самые обыденные дела, такие как поход за продуктами, поражают меня. Я просто стараюсь никогда не проводить слишком много времени вдали от моей спасительницы - не потому, что ей будет одиноко, а потому, что мне будет одиноко.

Я работаю над своим гневом, потому что негоже так расточительно относиться к жизни, которую мне так любезно подарили. Благодаря ей я надеюсь и жить, и когда-нибудь, через несколько десятилетий, наконец умереть и обрести покой на другой стороне.

Хотя мы не смогли снять проклятие, думаю, мы хотя бы ослабили его, потому что изменились две вещи.

Первая - ей не нужно выживать на сырой курице; мы думаем, что это потому, что она вроде как умерла, защищая несколько дюжин цыплят, и теперь она может есть практически все. Конечно, я совершенствую свои кулинарные навыки, чтобы она могла ужинать как королева - это меньшее, что я могу для нее сделать.

Второе: частью первоначального договора было то, что меня забыли, но теперь она на моем месте, и я никогда не забуду ее.

Теперь я, бывший демон, поедающий сырую курицу - писатель с ипотекой, а она - Мелинда Первая, самая удивительная женщина, которая когда-либо жила, у нее есть копыта и она сражается с захватчиками. Видели бы вы, как она крута, сражаясь с двумя монстрами. Она лучше меня.

Настолько, что она завоевала расположение других шаманов и даже убедила многих призраков отправиться к свету, включая всех бывших рабов. Конечно, придет еще много, но они будут в надежных руках.

Забавно, что можно быть разбитым на миллион кусочков и все равно найти кого-то, кто тоже разбит, но чьи кусочки полностью совпадают с твоими. Мелинда любит говорить, что мы спасли друг друга, но это она спасла меня. Она та, кто спасает всех.

И когда я умру, она все еще будет здесь, заботясь о том, кто бы ни разгуливал по этому месту, словно падший ангел. Может быть, вы, люди, были правы в своих сказках, и настоящая любовь действительно способна снимать проклятия.

А может, она всегда была больше, чем человек.

Моя прекрасная жена-демон.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса

Седьмая глава здесь: Странные похороны

Восьмая глава здесь: Стук в дверь

Девятая глава здесь: Реальный мир

Десятая глава здесь: Житель Ругенбрамса

Одиннадцатая глава здесь: Большая рыба

Двенадцатая глава здесь: Разговор

Тринадцатая глава здесь: День перед выборами

Глава 14. Ответы

С наступлением вечера меня отправили в комнату — писать статью для завтрашнего выпуска. Возможно, последнюю в моей карьере журналиста.

— Возвращайся в полночь, — перед этим сказала Алма.

— Но как я узнаю, что она наступила? — спросил я.

— В Ругенбрамсе никто опаздывает, помнишь? — как-то грустно напомнил Болтун, — когда придёшь, тогда и полночь…

Едва я успел сесть за стол, как дверь отворилась и в мою комнату вошёл мужчина. Высокий, сутулый, с жилистыми руками. На нём был тёмно-синий мундир с жёстким воротником-стойкой, натиравшим шею до красна. На голове — фуражка с потёртым гербом, где лещ и косуля застыли на нём, словно в танце. В руках он крепко сжимал старый номер газеты «Вести Ругенбрамса».

Он неуверенно заговорил:

— Я прочитал вашу статью, где вы написали, цитирую: «если вы хотите что-то рассказать, приходите ко мне в трактир. Я вас выслушаю. Может, даже помогу». А потом: «Я уверен, найдутся те, кто захочет покинуть Ругенбрамс. Я покажу вам дорогу!»

Он посмотрел на меня так, словно ждал подтверждения моих намерений. Что я действительно готов выполнить свою часть этой необъявленной сделки. Я кивнул. Он удовлетворённо выдохнул и продолжил:

— Если я вам всё расскажу, вы… покажете мне дорогу отсюда? Я не хочу снова умирать. Но и находиться здесь… больше не могу.

Я откинулся на спинку стула.

Сказать, что я был удивлён — не сказать ничего.

С самого начала ругенбрамцы только и делали, что врали и мучили меня. Уверяли, что я обязан исполнять указы, хотя я даже не был жителем этого городка. Потом — выбросили в холодное море. А теперь вот — выборы. Бой насмерть с каким-то мальчишкой. И снова абсурд: побеждённый станет победителем.

У меня всё сильнее крепло ощущение, будто меня хотят принести в жертву.

Но зачем?

Однако вслух я спросил другое:

— Как тебя зовут?

— Ханс. Ханс Беринг. Я здесь полицейским работаю.

— Ну что ж! Рассказывай, Ханс Беринг.

Он снял фуражку, положил её на кровать и смущённо сел.

— Это долгая история. И, боюсь, я сам далеко не всё знаю, но постараюсь объяснить. А потом… вы должны будете показать мне, как покинуть этот проклятый город.

— Конечно.

— Тогда я начну…

***

— В Громком мире я жил в небольшой деревне недалеко от Копенгагена, — начал Ханс, — моей семье принадлежал небольшой заводик по производству пива, которое мы поставляли в несколько довольно известных баров столицы. Денег с лихвой хватало на безбедное существование, но не более того. Так я и жил, помогая отцу и брату. Вставал в пять тридцать утра и постоянно следил за температурой в бочках. Высокая — пиво будет жидким. Низкая — процесс встанет…

Его голос звучал спокойно, даже мелодично. Он говорил об этом так, будто уже вернулся туда. Мне пришлось прервать его, чтобы он окончательно не потерял связь с настоящим.

Ханс недовольно посмотрел в мою сторону, но продолжил:

— Как я уже говорил, я вставал рано, в одно и то же время. Но вскоре стал замечать, что мой будильник каждую ночь отстаёт примерно на восемь секунд. Таким образом, за неделю набегала целая минута. Конечно, мне его пришлось сменить, но это не помогло. Новый будильник очень скоро стал вести себя точно так же. А вместе с ним и часы в телефоне. У остальных членов моей семьи время шло нормально. Они даже посмеивались надо мной, что я, мол, подкручиваю их, чтобы попозже вставать.

— Как это связано с нашим…

— Слушайте дальше, — он нетерпеливо махнул рукой. — Я читал, что у некоторых людей есть… какая-то особенность. Магнетизм, что ли. И это влияет на работу электрических приборов. Ладно, — сказал я себе, — видимо, и у меня так. Даже смирился с этим. Но дальше стало куда страннее… Все вдруг начали повторять одно и то же выражение. Я сначала думал — сам себе что-то накручиваю. Но…

Он запнулся и замолчал.

— Какое выражение?

— Очень необычное… «Большая рыба».

— Я тоже сталкивался с этим, но уже здесь. Вы как, в порядке? — осторожно спросил я.

— Да. Нет… Сначала я думал, что это совпадения. Не знаю… Просто однажды за ужином мать вдруг спросила: «Тебе курицу или большую рыбу?» Она раньше никогда так не говорила. А через пару дней брат, возмущаясь моими попытками убедить его закупить другой хмель, выдал: «Ты что, возомнил себя большой рыбой?» Выражение ему совсем не свойственное. А ещё через неделю…

Он не договорил. Его пальцы заметно дрогнули.

— Что произошло?

— Незнакомец в баре. Положил мне руку на плечо и сказал: «Большая рыба всегда глотает мелких. Усёк?» И начал избивать меня… Когда его потом спросили, зачем он это сделал, — он не смог ничего объяснить.

Он отвёл взгляд, словно увидел что-то за окном. Там ничего не было.

— Я никак не мог понять, зачем они мне это говорят, — продолжил он. — Это сводило меня с ума. И вот однажды я возвращался ночью из Копенгагена домой. Шёл моросящий дождь. Трасса была тёмной, только фары выхватывали небольшой отрезок асфальта впереди. Но я хорошо знал этот путь, поэтому не особо волновался. Как вдруг прямо посреди проезжей части возник силуэт мужчины. Он закричал так, что даже сквозь шум дождя и закрытые окна я его услышал: «Большая рыба!» Я испугался, что собью его, резко вывернул руль и нажал на тормоз. Мой пикап перевернулся и полетел. Я болтался внутри, словно одинокий ошмёток тушёнки в пустой консервной банке, которую скинули с обрыва. Ремень впился в грудь, дышать становилось всё трудней. Последнее, что я увидел, — был капот. А когда очнулся, то оказался на совсем другой дороге, окружённый брошенными машинами. Тогда я ещё не знал, что это была дорога в Ругенбрамс. Сегодня прошло ровно три года с той ночи.

— Три года, — пробормотал я, пытаясь представить, каково провести их здесь. — Как вы до сих пор не потеряли рассудок?

— Я каждый день думал о доме. О семье. Это помогало. Мне так хотелось вернуться к ним…

— У вас хотя бы есть к кому, — вздохнул я, потом уже спокойнее спросил: — И что вы узнали за эти годы о Ругенбрамсе?

— Не так много, как бы мне хотелось. Но я могу попытаться объяснить вам, как здесь жить. Хотите?

Он посмотрел на меня с надеждой, немного беспокоясь, что я скажу «нет».

— Да. Давайте…

— Итак, первое правило, и, наверное, самое важное, к которому я пришёл, — это то, что вы должны оставаться в здравом уме. Если вы пообщаетесь с остальными жителями Ругенбрамса поближе, то поймёте, что все тут либо на грани безумия, либо уже её перешли. И как только житель сходит с ума, то он умирает. Штраус говорил, что после смерти у всех есть выбор. Либо возврат в Громкий мир с чистой памятью. Либо снова оказаться здесь. Сначала в виде голограммы, а потом, когда вырастят новое тело, — уже в этом теле.

— Подожди… тут же, вроде, смерть — это наказание за несоблюдение указов?

— Указы? Да, конечно, — улыбнулся Ханс, будто я сказал какую-то глупость. — Пока вы в своём уме, вы их и так будете исполнять. Ведь от этого зависит ваша жизнь. Но как только адекватность покидает ваш разум — вам становится всё равно. Соблюдать их или нет. Жить или умереть. Таким образом Ругенбрамс понимает, что вас пора убить. Так что второе правило очевидно: всегда соблюдайте указы.

— Понятно, — ответил я, — получается, это всё… не знаю, какой-то спектакль, чтобы лишить всех рассудка?

— Наверное… Отчасти, — он опустил голову. — Очень сложно понять, что к чему, потому что здесь все лгут. Может, потому что безумны. Может, потому что им всё это надоело, а умирать не хочется. Поэтому никому не верьте. И это последнее, третье правило.

— Даже тебе?

— Вполне возможно, — ответил он уклончиво. — Может, мне только кажется, что я говорю правду.

— Ясно... Так себе перспективы. А почему мэром можно стать только после смерти?

Ханс задумался, потом ответил:

— Это лишь моё предположение. Может быть, мэр становится выше всей этой системы. Может, даже как-то влияет на правила. Не знаю. Да и никто не узнает, пока сам не станет мэром. Наверное, поэтому Андреас так и стремится занять эту должность. А может, и нет… В любом случае, это всё, чем я могу поделиться с вами. Теперь… вы обещали рассказать, как мне отсюда выбраться?

Я посмотрел на него. Увидел, сколько в его глазах боли, и впервые по-настоящему понял, в какую передрягу попал сам.

Если раньше мне казалось, что всё это — интересно даже… местами весело, — то теперь я понял, чем рискую. И сколько уже потерял.

— Я покажу дорогу, — сказал я, — и сам пойду с тобой.

— Не думаю, что тебя так просто отпустят… — пробормотал Ханс.

— Попробовать-то в любом случае стоит…

Я решительно поднялся со стула. Достал чемодан со шкафа и поставил его на кровать.

Сложил внутрь все свои вещи: остатки книги Олафа, запасную рубашку, которую всё равно почти не носил, и небольшой запас нижнего белья. Следом вытряхнул из ящика стола мелочь — всякие записки с идеями, перо попугая, которое зачем-то подобрал, огрызки карандашей и пару шариковых ручек.

Потом вытащил бордовый халат с золотой вышивкой: «Ругенбрамс». Посмотрел на него и долго не мог решить — класть с собой или нет. Но почему-то именно в нём я неожиданно ощутил всю суть этого места. Хотя и не мог объяснить, какую именно. Я аккуратно положил его внутрь.

Немного постоял, пытаясь запомнить каждую мелочь, пока ещё мог. Взял чемодан и вышел из комнаты, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Продолжение следует: пятнадцатая глава "Побег из Ругенбрамса" появится здесь в пятницу, 24 октября.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Рука невольно потянулась к одной из чешуек, едва заметно покачивающихся, словно дракон поводил огромными боками. Теперь Виктор понимал, почему в Амуре запрещено купаться. Теперь понятно, почему в этом году столько людей утопло именно в Амуре. Разве такому созданию будет приятно, когда по нему начнут бегать неугомонные «блохи»? А, учитывая постоянные загрязнения, бензольные пятна и еще бог весь что, что скидывают в реку, немудрено, что они разозлили такого зверя…

Рука замерла буквально в нескольких сантиметрах от чешуи, мужчина на кончиках пальцев чувствовал водную сырость Амура и прохладу огромной рептилии, но коснуться… коснуться не посмел.

А вдруг и вправду разбудит дракона? Невольно вспомнились изображения китайских драконов, которых отчего-то канонично изображали в профиль. А каким тогда будет эта морда в анфас? Точнее… какого размера?!

Виктор отдернул руку, словно обжегшись, внутренне передернувшись. Словно ему лешего мало!

Не-не-не-не!

На утес, так на утес. Главное, что граф Муравьев-Амурский своей бронзовой персоной с ним беседы не начал вести!  

Но, вроде памятники не духи, правда?

Мужчина, кряхтя, поднялся на утес, активно крутя головой, в поисках «несносной женщины»… Хотя, с чего он взял, что женщина будет здесь сейчас? Вроде уже скоро ночь, людей хоть и стало меньше, но его они в упор не замечали. Пару раз он даже специально врезался в них, но люди лишь передергивали плечами, сетуя на холод.

Ну, если он не найдет эту женщину сейчас, то возможно сходит пешком к своей квартире, может, сквозь дверь пройдет, посмотрит что там… Отражается ли в зеркалах…

Не составит ли компанию самоубийце?

Виктор медленно моргнул, глядя на худую женщину, стоящую на самом краю утеса. Ее длинные, белые волосы трепал прохладный ветер.  

Одета она была то ли в платье, то ли рубаху какую-то, из широких рукавов торчали худые морщинистые руки, похожие на вяленные куриные лапки.

Мужчина осторожно подошел ближе, присматриваясь. Халат! На женщине было платье-халат с запахом, по краю которого были вышиты причудливые узоры. Он видел подобные на различных фестивалях и ярмарках у коренных народов Приамурья.

- Эм… женщина? – осторожно окликнул ее Виктор, старательно стараясь увидеть лицо незнакомки, но оно было берестяной маской.

Шаманка?! Точно! Наверное, это о ней говорил леший!

Уж шаманка-то наверняка сможет его увидеть!

- Добрый вечер! – уже громче позвал он.

Та даже не вздрогнула, а когда мужчина подошел еще ближе, чтобы позвать да погромче, мало ли, старушка совсем плохо слышит, медленно повернулась к нему, слепо глядя на него белыми глазами.

Слепая?

- Добрый вечер, - громко и четко начала говорить он. – Мое имя…

- Нет имени у тебя, - прервал его скрипучий старческий голос.

Несмотря на сильный ветер,  говорила шаманка так четко и громко, будто выступала на сцене.

- В смысле «нет»? – возмутился было тот, но осекся, вновь перебитый этим голосом. И откуда в этом худеньком тельце такая мощь легких?

- Великий дух живет на двенадцатом небе! Нет имени людского у него! Возвращайся обратно!

- Да как, блядь, мне вернуться?! – вскричал Виктор. Это стало последней каплей. Казалось, все его путешествие по Приамурской тайге было абсолютно бессмысленным! Неужели это просто шутка лешего?  

Ветер становился сильнее, безжалостно трепал выбеленные сединой волосы и одежду шаманки, сам мужчина почти наклонился, придерживая норовящую соскользнуть кепку.

- Пади еще ниже… - голос слился с ветром, а неожиданно мощный толчок от сухонькой старушки заставил его оступиться…

Рюкзак потянул мужчину вниз.

В объятия Великого дракона…

Тик….

- Все! Рабочий день закончился! Валим!

Так…

«Хотите выключить компьютер?»

Тик….

«Да»

Щелчок.

Великий дракон на мгновение приоткрыл глаза, наблюдая, как касается его чешуи и срывается ввысь белая птица.

Жидкое золото глаз Великого духа взирали на мир людей с вышины двенадцати небес…

Череп изюбра выглянул из гущи тайги, таращась в небо:

- С возвращением, Великий дух… Наигрался в человека?

Мужчина слепо смотрел в яркое, голубое небо, а в остекленевших карих глазах отражалось золото чужих глаз.

Ветер трепал его одежду, скользил по священным листьям ивы, сливался с тягучей песней коренных народов Приамурья.

Вечерние новости: «На вершине горы Ко, района имени Лазо, Хабаровского края, было обнаружено тело пропавшего сорок дней назад Виктора Григорьевича Васильева. Следов насильственной смерти не обнаружено. Начальник МЧС по Хабаровскому краю выказал свои соболезнования семье погибшего.»

— Бьюсь об заклад, им снится, как мы растопим чёртову льдину своими горячими ботинками.

Он приглушенно засмеялся, не обращая внимания на моё скептическое молчание. Кристофер отлично знает русский, хотя родился в Сиэтле. Его родители — эмигранты из России и много говорили с сыном на своём языке. Он вообще-то хороший парень, но постоянно несёт чушь и пытается шутить, но получается очень плохо. Это раздражает, и не только меня — лицо сидящего справа радиста Дэвида Мартинеса недовольно скривилось.

— Какие ботинки? Зачем топить льдину, по которой нам ходить? Крис, что за чушь! Помолчи хотя бы полминуты. Ты вообще умеешь молчать? — раздражённо сказал Дэвид, поправляя рукой портативную радиостанцию, закреплённую в нише для груза.

— Умею. Но зачем? Дэв, ты просто занудный нытик.

— А ты — болтливый придурок.

— Хорош, парни, — я развёл руки, отодвигая спорщиков от себя и друг от друга. — Взлетаем. Началось…

Самолёт задрожал и тронулся с места. Сначала покатился, будто нехотя, потом всё быстрее, и, подпрыгнув, оторвался от земли. База, люди на взлётно-посадочной полосе - всё стало маленьким, как игрушечным, а потом исчезло. Мы набрали высоту.

Я засмотрелся в иллюминатор. Под нами расстилались плотная пелена пушистых облаков. Они были похожи то ли на морские волны, то ли на пышную перину. У горизонта всходило солнце. Оно окрашивало и облака, и небо вокруг себя в золотые, розовые и красные тона. Красотища!

Щёлк.

Щёлк.

Щёлк.

Однообразные сухие щелчки вывели меня из задумчивости. Пока я сообразил, что слышу звук, и он раздаётся справа, проснувшийся Джеймс уже напустился на радиста:

— Какого чёрта ты щёлкаешь этой штукой?

— Привычка, — слегка обиженно и рассерженно ответил Дэвид и убрал руку с переключателей на радиостанции. — Тебе что, мешает? Здесь и так шумно.

Радист был прав: самолётные моторы громко и мерно гудели, и их гул вибрацией отдавался в мышцах и костях.

— Какая разница? Щёлканье бесит. Не делай так.

— Ладно.

Джеймс посмотрел в иллюминатор, поёжился и нервно облизнул губы:

— Эй, Крис, как думаешь, на станции можно разжиться трофеями? Ну, русские могут оставить там что-то ценное? Не для ЦРУ, а для нас.

— Не знаю. Дорогие часы, золотые кресты, цепочки и прочее — вряд ли. Это же большевики, — последнее слово Кристофер произнёс с презрением. — Может, найдётся что-то из техники. Или почтовые марки, открытки, советские деньги — их можно продать всяким чокнутым коллекционерам.

— Понял. Я очень рассчитываю вернуться с чем-нибудь ценным в кармане. Парни, вы же не будете мне мешать?

Он сказал это с улыбкой, как бы шутя, но взгляд был серьёзным и злым. По крайней мере, мне так показалось.

…Полёт затянулся: пришлось покружить над морем, пока наши пилоты уточняли у патрульной эскадрильи координаты и правили маршрут — льды ведь не стоят на месте. Но вот объявили, что снижаемся. Все засуетились и стали готовиться к высадке.

В насыщенно-синей, почти чёрной воде плавали ярко-белые льдины самых разных форм и размеров. Сверху они казались совсем плоскими, но я знал, что это не так: каждая льдина - маленький остров со своим рельефом.

— Вот она! Советская станция!

…Высадка прошла успешно. Нам сбросили запас еды и нужный инвентарь. Качнув крылом на прощание, самолёт сделал в воздухе круг и умчался.

А мы остались — пять жалких человеческих фигурок посреди льда и воды.

Патрик, командир нашей отчаянной пятёрки, построил всех в шеренгу, прокашлялся и проникновенно сказал:

— Парни! Все мы здесь — уже лучшие из лучших. Ведь наша страна выбрала нас среди многих и доверила очень важное дело. И мы не подведём!

— Так точно, сэр!

— У нас есть трое суток. За это время мы должны разбить лагерь, осмотреть станцию, отделить важное от барахла и подготовить материалы к перевозке. Через семьдесят два часа за нами прилетят. И мы вернёмся героями! Вопросы, предложения?

— Прогноз погоды, — напомнил я. — Он обещает бурю, надо поторапливаться.

— Ты прав, Райт. Пока позволяет погода, поделим льдину на квадраты, бегло осмотрим снаружи и сделаем фото. А помещения обшарим позже. Ещё вопросы? Нет? Тогда идём.

…Льдина была неправильно-овальной формы, около мили в длину и чуть больше полумили в ширину. Везде виднелись проталины и разводья, а кое-где — трещины, даже такие, что в них можно провалиться. Про их глубину страшно даже думать: отвесные, обросшие сосульками стены провала уходили в полную темноту. Выглядит жутко.

С одного края льдины явно недавно отвалился кусок, и на краю разлома ещё болтался оборванный трос. Я предположил, что откололась та часть, которую русские использовали как взлётно-посадочную полосу.

М-да, состояние льдины так себе. Дай бог, чтобы она протянула эти три дня, пока мы тут. А потом уже плевать.

Нас, конечно, инструктировали, чего ждать от советской станции. Но почему-то у меня упорно стояла в голове картинка, что там будут одни палатки и какие-нибудь ржавые железяки. Но “Вьюга” оказалась просто набита всякой техникой! Чёрт побери, тут даже был новенький трактор! Богато и расточительно живут комми, раз бросают всё подряд.

Все постройки станции были щитовыми сборными домиками на полозьях, с круглыми окошками-иллюминаторами. Жилых строений было пять, мы заглянули во все по очереди. Интерьер везде одинаковый: справа — печка, слева — умывальник, в глубине — стол, стулья и кровати. На полу — длинный узорчатый коврик-дорожка. Меня это умилило: надо же, они заботились об уюте. На стенах закреплены полки, и на них лежат книги, фотографии и разная мелочь. Кстати, в каждом домике проведено электричество, есть телефон.

Видно было, что люди уходили в спешке: на полках — бардак, постели скомканы, на полу валяются вещи, а на столе стоят недоеденные консервы. Интересно, советские правда удрали из-за разрушения льдины? Но станцию забросили больше месяца назад, а льдина ещё цела. Может, было что-то ещё, что заставило их удирать, бросив всё?..

От этой мысли стало так неуютно и холодно, что меня всего передёрнуло. Это заметил Патрик и подбодрил:

— Выше нос, Генри! Тут всё в отличном состоянии. Сейчас затопим печку и согреемся.

— А здесь, похоже, жил главный, — заметил Джеймс. — Стол с ящиками, а не простой, плакаты на стенах. Крис, что на них написано?

— “Бдительность — наше оружие”, “Мы требуем мира”, “Отчизна! Прогресса и мира звезду ты первой зажгла над землёю”.

— Фу, коммунистическая пропаганда! — скривился Джеймс. — Но эта лачуга побольше прочих, и кроватей как раз пять. Останемся тут?

— Остаёмся, — подтвердил Патрик, оглядываясь по сторонам. — И раз мы здесь, давайте всё осмотрим. Тем более тут жил начальник.

Впятером мы быстро обшарили домик сверху донизу. Но ничего интересного не обнаружилось, даже в ящиках, закрывающихся на ключ. Там были только пустые конверты и фантики от конфет. Но под столом Крис нашёл обрывок страницы то ли из дневника, то ли из журнала наблюдений. Почти всё расплылось, но несколько строчек можно было прочесть: “...эвакуация! Так жаль бросать на полпути… А мы только стали стабильно регистрировать неизвестную сейсмоактивность в глубине. Аномалию под льдиной не успеем изучить… Люди важнее всего —за нами вылетели. Наползают льды, станцию раздавит, если…”.

— Всё. Больше ничего не разобрать, — Крис умолк.

В кои веки просто так, без комментариев и дурацких шуток. Повисло тяжёлое молчание. Я будто ступнями ощутил, что под полом домика — многометровый лёд, а под ним — бездонная глубина холодного моря. И в этой глубине может таиться всё, что угодно. Даже такое, о чём мы и не подозреваем. Я вздрогнул и энергично потёр лицо руками, прогоняя дурные мысли.

— Советские полярники нашли что-то странное. И, видимо, опасное, — медленно, будто спросонья сказал Мартинес. — Жаль, нет координат, где это было.

— Уже наплевать, — решительно сказал Патрик. — Эту льдину забросили больше месяца назад, она проплыла сотни километров. Что бы там ни нашли комми, это далеко отсюда. Соберитесь парни, у нас есть дела. Мартинес, расчехляй радиостанцию и наладь связь с мысом Барроу. Фостер, приберись  и затопи печку в этой ночлежке. Райт и Хейз, вы — со мной. Нужно запустить электричество.

Погода портилась на глазах: небо быстро затягивали серые свинцовые тучи, из них сыпалась мелкая и колючая снежная крупа. Ветер усилился и дул порывами: то стихал, то резко толкал в спину. Мы дружно натянули капюшоны и подняли воротники.

Патрик показал на большую постройку, составленную из двух модулей; от неё тянутся провода к остальным домикам. Мы обошли её кругом — сзади, метрах в трёх от стены, чуть-чуть торчал верх уродливой здоровенной железяки, похожей на разобранный двигатель. Эта штука почти целиком была утоплена в лёд и намертво там вмёрзла. Наверняка она была неисправна, и мы не стали с ней возиться, только сфотографировали. А потом пошли внутрь.

Это было техническое сердце станции. В первом домике-модуле на высокой и на вид массивной пластине были закреплены два  больших дизель-генератора. У стены стояли бочонки с топливом, вполне годным. От генераторов тянулись толстые кабели под пол и к стоящим в проходе трём железным ящикам с кучей лампочек, кнопок и переключателей. А уже от ящиков тянулась паутина проводов во второй модуль. Здесь было царство научной аппаратуры: стеллажи и столы со всякими датчиками, радарами, магнитофоны с катушками плёнки. Из-под дальнего стола выглядывала большая картонная коробка.

— Проект “Ноль-ноль-У. Вариант номер пять”, — прочитал Крис на коробке. — Понятия не имею, что это значит.

— Надо сфотографировать для отчёта. Генри, пошли, подсветишь фонарём, — сказал Патрик.

Мы прошлись везде и старательно засняли всё, включая стол с разбросанными  на нём листами разлинованной бумаги.

— Это из журналов наблюдений, — пояснил Крис. — Вот тут фиксировали скорость ветра, тут описаны пробы воды. А тут… Не понимаю, плохой почерк.

— Бери всё, — распорядился Патрик. — А теперь надо включить это барахло.

Это оказалось просто: шумно чихнув, генераторы завелись. Пол дрогнул и мелко, неприятно завибрировал.

— Что-то из этих железных ящиков должно быть распределителем. Крис, найди, где эта дрянь включается.

— “Открыть водкопровод, подставить кружку”.

Мы на секунду замерли, соображая. Потом я воздел руки вверх и вопросил с укоризной:

— Боже, ну за какие грехи ты послал нам этого придурка?!

— Кристофер Хейз, не время для шуток! — гневно воскликнул Патрик.

— Простите, не сдержался. “Резервный аккумулятор”, “Усилитель датчиков”, “Общее”, “Цепь”, “Эхо”, “Энергопитание вкл/выкл”... Во, кажется, понял!

Хейз нажал несколько кнопок, взялся за рубильник и с явным усилием опустил его. Внутри одного ящика загудело, потом в остальных, и зажёгся свет. Через секунду запищало и защёлкало во втором модуле — включились какие-то приборы. Не все, но вибрация пола усилилась.

Я выглянул наружу: над дверями жилых домиков зажглись зелёные фонари, а над прочими постройками — белые. Кое-где даже включились фонари над тропинками.

— Порядок, там тоже работает, — доложил я.

— Отлично. Тогда возвращаемся. Погода становится совсем дрянь.

…Пообедав запасами из своих пайков и попив чай, заваренный на печке, мы немного отдохнули. Домик прогрелся, лампочка на потолке горела стабильно. Было даже уютно, учитывая, что мы сидим на льдине посреди моря, а снаружи бушует буря. Ветер тряс наш бедный домик и порывами бил в стены, будто огромными кулаками. Всё ревело, свистело и стонало, а если посмотреть в окно, то увидишь только снежную завесу. Даже и не сразу скажешь, что день. Но всё это бушевало снаружи, а внутри было вполне хорошо. Если бы не одно “но”: нам поплохело.

У меня кружилась голова, очертания предметов плыли, а в теле засела сильная слабость, будто с большого недосыпа или с похмелья. Подташнивало, так резко и противно, будто желудок пытался взобраться в горло. В ушах беспрестанно звенело.

Остальным было ещё хуже: Мартинес постоянно бегал к ведру и уже выблевал весь обед; Крис лежал на койке, скрючившись, его била крупная дрожь. Патрик и Джеймс более-менее держались, но и они побледнели нездоровой, аж до зелени, бледностью и покрылись испариной.

Мы внимательно проверили консервные банки, коробки и прочее — всё в порядке, ничего просроченного, упаковка целая. Но почему нам так хреново?

— Варианта два, — сказал Патрик, почёсывая затылок, — или пайки с самого начала были испорченные, и нам выдали их случайно. Или…

— Это диверсия! В ЦРУ окопались предатели и отравили еду. Чтобы мы тут сдохли и не раскрыли секретов комми, — простонал с кровати Крис.

— В ином случае я сказал бы тебе: заткнись. Но сейчас скажу: может, ты и прав. Мартинес, соедини с Барроу, нужно доложить о ситуации. Пусть проверят пайки со склада.

Шатаясь, бледный Дэвид добрёл от ведра до стул, со стоном взгромоздился на него и стал колдовать над радиостанцией.

— Никак, — удручённо сказал он через какое-то время. — Одни помехи. Пока погода не улучшится, связи не будет.

— Вот дерьмо! — выругался Патрик, и я согласно кивнул.

Ты чертовски прав, командир, всё это — дерьмо! В которое мы вляпались.

Вдруг снаружи раздался душераздирающий скрежет. Он был похож на усиленный в тысячу раз скрип ржавых дверных петель. Я выругался и зажал уши, Крис накрылся подушкой, Дэвид дёрнулся и чуть не упал со стула, а Патрик с Джеймсом выхватили ножи. За стенами раздались адские звуки: грохот, высокий потусторонний визг, а затем — низкий гул, похожий на отголосок далёкой канонады.

— Пушки… Русские пушки… Стреляют по нам… — забормотал Крис, сползая с подушкой в обнимку на пол.

— Не угадал, — усмехнулся я. — Это льды.

— Что?!

— Льды. Из-за ветра и течений огромные льдины движутся. Они сталкиваются, трутся и ломаются. Сам не верил, пока на Аляске не увидел, как они наползают на берег и друг на друга. И не услышал, какие жуткие звуки получаются.

— Проклятая Арктика! Чёртов север! Здесь всё неправильно.

— Не раскисаем, парни, — Патрик попытался бодро улыбнуться. — Всем взять аптечки и выпить таблетки. И займёмся делом, это лучшее лекарство. Садимся писать рапорт и оформлять те находки, что есть.

Так мы и сделали. Таблетки помогли слабо, хотя в аптечках лежали самые лучшие лекарства. Стало чуть полегче, и только — у меня перестало плыть в глазах и желудок уже не так лез в горло. Слабость и звон в ушах уменьшились, но остались.

Мы засели каждый над своим рапортом. В домике воцарилось молчание. Я по-настоящему увлёкся работой и ни о чём больше не думал, только мельком заметил, что буря стихает — за окнами светлело.

Не знаю, сколько времени прошло. Я уже заканчивал описание документа, когда почувствовал, что внутри растет страх. И растёт с каждой секундой. Стены будто двигались и грозили схлопнуться, как створки мышеловки. Темнота в углу шевелилась, и я был уверен, что кто-то вот-вот выскочит оттуда. В висках противно стучал странный чужой ритм. Я сжал голову руками и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Но вышло только хуже: сердце учащённо забилось, всё тело задрожало. Какой-то животный инстинкт внутри вопил: опасность, беги, спасайся! И где-то на грани восприятия… Я не уверен, что на самом деле услышал… Но… Я еле уловил то ли шёпот, то ли песню. И это было внутри моей головы.

Поражённый, я вздрогнул и посмотрел на сидящего рядом Кристофера.

Он таращился в стену круглыми от страха глазами и тихо повторял:

— Призраки… Русские призраки… Они здесь!

— Крис, что ты видишь?

— Генри, они здесь! Они ждут!

— Кто? Чего ждут?

— Призраки… Души мёртвых… Они там, за окнами… Они меня зовут!

Я нервно сглотнул вставший в горле комок. Никогда не верил во всякую паранормальную дрянь, но… Сейчас это было чертовски убедительно.

Я посмотрел на остальных: у Джеймса — злое, набрякшее лицо, как у тех парней, что ошиваются у дешёвых баров и ищут выпивки или драки. Мартинез одной рукой вцепился в стол так, что от напряжения побелели костяшки пальцев, а другой теребил туда-сюда переключатель на радиостанции. Глаза у него тоже были ошалевшие. Патрик сидел ко мне спиной, но даже так я видел, что он напряжён и готов к бою.

С кем?

С призраками станции?

— Эти места — сущий ад, — буркнул Джеймс и встал. — Пойду освежусь.

— Куда, болван? Там буря. Потеряешься и замёрзнешь.

— Командир, здесь воняет рвотой так, что я не могу дышать. Я просто постою на крыльце пять минут. Погода-то улучшается.

— Хорошо. Только с крыльца никуда!

Как только закрылась дверь, Патрик поднялся на ноги:

— Не нравится мне эта прогулка. Генри, пошли-ка, проверим.

Мы вышли наружу. И я сразу заметил две вещи. Первая: буря стихала, ветер был крепкий, но уже не валил с ног. Вторая: из-под крыльца торчала задница Джеймса, так и прося оставить на ней отпечаток ботинка. Честно, я еле сдержался. А Патрик нахмурился и сказал:

— Вылезай! Фостер, это приказ!

Задница нехотя попятилась, и из-под крыльца показался весь Джеймс. Лицо раскраснелось, глаза блестели, и от него отчётливо тянуло спиртным.

— Смир-р-рно! Генри, проверь, что там такое.

Долго искать не пришлось: в снегу были видны свежие следы — тут что-то закапывали. Я порылся и нашёл потёртый вещмещок. Он был набит соломой, а в её глубине кто-то бережно спрятал две бутылки виски — целую и пустую на треть. Злой, как чёрт, Патрик сунул их под нос Джеймсу:

— Зачем ты приволок сюда выпивку?! Как умудрился?! Отвечай!

— Это не моё.

— Хочешь сказать, это советские полярники оставили под крыльцом американский вещмешок с техасским виски?

Джеймс молчал и смотрел исподлобья. Глаза от злобы налились кровью, широкие ноздри гневно  раздувались, усиливая сходство с быком.

— Молчишь? Ну молчи, кретин. Ты понимаешь своим пустым котелком, что это пахнет трибуналом?

— Ещё и пьёшь втихушку, как школьник, — добавил я.

— Полный кретин, — вздохнул Патрик. — Как только ты пролез в морскую пехоту? Кто-то недоглядел на комиссии. Ты же ставишь под удар не только команду, но и всю страну. Тебе доверили секретную миссию, дали шанс стать героем. А ты готов всё просрать из-за глотка виски! В конце концов, почему ты не сказал: “Парни, у меня есть кое-что классное, давайте угостимся в удобное время?”. Понимаешь? Все и без ущерба для миссии!

— Провались ты к дьяволу! — завопил Джеймс, пуча глаза и брызгая слюной во все стороны. — Иди в задницу, рыжий ирландец! И ты, тупица Райт, туда же. Провалитесь вы все! Все! И эта хренова страна, которая меня загнала в долги и притащила в этот ледяной ад! Все, все вы сдохнете здесь, на радость северным чертям. Они за спиной, они уже готовят вилы! Точат ножи!

— Заткнись!

Джеймс бросился на Патрика, они сцепились и покатились с крыльца в снег. Отшвырнув вещмешок, я коршуном прыгнул на них. У Джеймса изо рта шла пена, он утратил всякий разум и только злобно выл на одной ноте. Эти звуки никто не назвал бы человеческими. Но даже в таком состоянии техасский бычок был весьма силён и ловок. Только вдвоём с Патриком мы смогли его скрутить и связать ремнями руки и ноги. Обездвиженный, он теперь жалобно подвывал, как раненый пёс. Мы заткнули ему рот перчаткой.

Тяжело дыша, мы с командиром посмотрели друга на друга. У Патрика рассечена бровь, лицо в крови; у меня синяк на всю скулу и остро болят рёбра — этот гад изловчился хорошенько пнуть меня в бок.

— Потащили его в дом, Генри.

У Криса и Мартинеса, сидящих на кровати, одинаково вытянулись от удивления лица, когда в дверь вошли побитые мы и втащили извивающегося Джеймса. Швырнув его на кровать, Патрик велел построиться и, прохаживаясь перед нашей поредевшей шеренгой, сказал:

— Парни, я знаю — всем тяжело. Вы ведь тоже чувствуете эту дрянь? Накатывает паника, страх, кажется, что кто-то смотрит в окно, хочется убежать, да? И посторонние звуки чудятся.

— Голоса, голоса!.. — это Крис. — Русские призраки!

— Я… Я видел их за окном, — дрожащим голосом добавил Мартинес.

— Что-то странное творится — факт, — продолжил Патрик. — То ли отравление виновато, то ли арктическая буря так плющит мозги. А может, комми как-то отравили льдину… Я не знаю. Но, как бы то ни было, Джеймс Фостер нарушил правила, подставил всех и поднял руку на своего командира. Поэтому он сейчас в таком хреновом виде. Хочу сказать, парни: всем тяжело, но не будьте, как кретин Фостер. У меня самого сердце бешено стучит, и я хочу удрать подальше отсюда. Но мы не на прогулке, а на важной миссии. И мы выполним её! Не позволяйте неведомой дряни выбить вас из строя! Помните: всё это глюки! Пейте таблетки, если совсем накрывает — скажите тому, кто рядом. Держимся по двое, следим друг за другом и помним о долге. У нас есть трое суток, но мы ускоримся. Предлагаю взять себя в руки и максимально быстро найти всё, что нужно ЦРУ. День длинный, мы можем долго работать, и есть электричество. Как только появится связь, сообщим всё на мыс Барроу и потребуем забрать нас раньше. Обшарим эту станцию сверху донизу и выполним приказ! А, парни?!

— Так точно!

— Мартинес, попробуй прямо сейчас. Буря стихает, может, получится.

— Есть, сэр.

Радист  встал и пошёл к столу. Он шатался, как пьяный, и Крис поддержал его и помог сесть. А потом сам мешком осел на стул рядом и согнулся в рвотных позывах над заботливо подставленной мной кастрюлей.

Мы же с Патриком достали аптечки, и я обработал ему рассечение на брови. А затем мне пришлось задрать рубашку, и Патрик проверил мои рёбра — целы, но на боку налилась здоровенная гематома. На выдохе было больно, но это ерунда, жить буду.  То ли лекарства уже переставали действовать, то ли из-за драки, но мне стало хуже. Голова уже не просто кружилась, она болела так, будто сейчас разломится пополам. Патрику, судя по всему, тоже поплохело, он съел сразу горсть таблеток.

— Нет, никак, не могу, не могу связаться с Барроу! — с истеричным надрывом взвыл Мартинес. — Ловится всякая дрянь: разговоры рыбаков, радиолюбители болтают, даже русская волна попалась. Всё, что угодно, но не база — эти никак! Ну вы только послушайте!!!

Возмущённый Дэвид выкрутил ручку и переключил на динамик. Мы услышали треск радиопомех и сквозь них бодрый русский голос: “Дорогие товарищи! Жители и гости столицы, мы рады пригласить вас на выставку, посвящённую сорокалетию…”.

Кристофер, согнувшийся над кастрюлей, вздрогнул и замер. А потом вскочил, как ужаленный. Глаза побелели и стали совершенно безумными. Он швырнул стул в стену и заорал:

— Русские идут! Призраки! Станция захвачена! Не-е-е-е-ет!

И бросился бежать, едва не высадив плечом дверь. Мы с Патриком переглянулись и ринулись вдогонку.

Крис бестолково метался в панике, визжал и орал про призраков, которые пьют его кровь. Только что у него, сволочи такой, еле сил хватало, чтобы сидеть, а сейчас вон как быстро бегает! Только хорошего в этом не было: Крис никого не узнавал, наоборот — удирал во всех ног, наверное, видя вместо нас тех самых призраков.

Он поскользнулся, упал и… кубарем покатился прямиком в большую трещину в льдине. Он отчаянно пытался остановиться, зацепиться за что-то, но бесполезно. Жуткий миг на краю, и он рухнул вниз.

— А-а-а-а-а-а! — донёсся из ледяной пасти и сразу оборвался крик.

Мы с Патриком осторожно, на животе, подползли к краю трещины и заглянули в неё. На стенах кое-где видны были сбитые сосульки — их снесло, ударяясь и отскакивая от стен, человеческое тело при падении. Внизу, в тёмно-синей темноте, вися над чёрной бездной, распластался Крис, спиной рухнувший на маленький выступ. Голову почти отрезало от шеи ледяной пластиной, не хуже, чем гильотиной. Левая нога вывернута под жутким углом, и даже сверху видно, как из штанины торчат сахарно-белые обломки кости. Вокруг тела ширилась лужа крови, она утекала вниз, в жадную чёрную бездну.

Мы отползли подальше от края, встали, сняли шапки и прочли короткую молитву. И дураку ясно, что спасать некого.

Упокой, Господи, душу несчастного Кристофера Хейза…

Обратно мы вернулись нескоро. Сначала Патрик сфотографировал тело и заставил это сделать меня. “Доказательства”, — многозначительно произнёс он. Потом мы позволили себе отдохнуть, присев на пустую бочку. Мне стало хуже: в голове беспрестанно били барабаны, сердце колотилось как бешеное и не желало замедляться. Перед глазами висела дымка, и я не мог понять, то ли у меня отказывает зрение, то ли действительно наполз туман.

Чёртов Север! Здесь всё неправильно!.. Эх, Крис. Уже покойный Кристофер Хейз, ты оказался прав, чёрт возьми!

Я посмотрел на Патрика — он побледнел ещё больше, из груди вырывались отрывистые хрипы. Челюсти сжаты, глаза прикрыты — он боролся со слабостью тела и безумием, в которое мы все проваливались. Я не слышал голосов (те звуки на грани не в счёт) и не видел ничего необычного. Но остальные… Они уверены, что видят и слышат настоящих чертей и призраков. Или в самом деле видят? И почему эта дрянь не является мне?

— Генри… Ты — следующий по званию и мой заместитель… — вдруг заговорил Патрик. — Слушай мой приказ…

— Эй, ты чего? Не вздумай вот так лечь и помереть!

— Я забочусь о деле. Если я того… сложу полномочия, ты доведёшь всё до конца. Обшарь домики, бери все бумаги, все приборы, которые похожи на акустику, все ленты из самописцев — в ЦРУ разберутся. И делай фото, много фото! Всё фиксируй — это будет твоим… нашим спасением. Обещай мне.

— Обещаю.

Он с благодарностью кивнул и простонал:

— Как же хреново, Генри! Так хреново мне не было даже в Корее. Эта проклятущая льдина… Она вся трясётся, и от этого ещё хуже.

— Да, её качает море. Хорошо ещё, что наша льдина не столкнулась с другой. Патрик, а ты слышишь или видишь что-то странное?

— Да. Кривые силуэты, то ли люди, то ли… Эти, гуманоиды из Розуэлла. Они глазеют на меня и ждут. Ждут, как птицы-падальщики. Но я ведь знаю, что такого не бывает! Я говорю себе, что их нет, я не должен в них верить. Такая чушь… Я привык доверять себе, своему чутью, а теперь убеждаю себя, что мои глаза мне врут. Это так клинит мозг… А ты, Генри? Что ты видишь?

— Ничего, — с какой-то неловкостью сказал я. — Я еле слышу что-то похожое на шёпот, и всё. И перед глазами туман стоит. Но мне тоже хреново: давит страх, очень болит голова, сердце как бешеное.

— Всё равно у тебя больше шансов закончить миссию. Не подведи, Генри.

— Не подведу, Пат. Обещаю.

Мы пожали руки и коротко обнялись. Посидев ещё минутку и собравшись с силами, мы пошли к домику. Обоих шатало, ноги не хотели слушаться. Но мы упорно шли. Я заметил, что кое-где появились новые полыньи и трещины, а старые расширились. Льдина понемногу разваливалась, и оставалось только молиться, чтобы её хватило на нас.

…Конечно, мы сглупили. Мы не прислушались к звукам внутри, не заглянули в окошко - а стоило, зная, что у всех едет крыша. Но мы этого не сделали. За что и поплатились.

Продолжение: Операция "Белая сова". Часть 3

Справка:

"...воевал в Корее" — имеется в виду Корейская война — конфликт между Северной и Южной частями Корейского полуострова с 1950 по 1953 гг. США принимали в нём участие как одна из главных сил со стороны южан. Войска США вели активные боевые действия на суше и в воздухе, обеспечивали дипломатическую и логистическую поддержку Южной Кореи.

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891