- Нет, не хочу Вам верить. Вы говорите что я был... чудовищем.
- Да! Чудовищем! Молодым, сильным, опасным. Это ли не прекрасно? Ты был сама страсть, сама жизнь... жизнь это выражение воли к власти. Власть была твоей целью, твоей любимой игрушкой. Власть это утверждение, это расширение своих пределов. Всё живое стремится к власти. Лишь слабые... придумали себе веру в Свет, в то, что нужно быть милосердным. Что есть большим позором чем милосердие? Жизнь это борьба, жизнь это вечная война всех со всеми. Что же делает милосердный? Он уступает часть своего места под солнцем, он сам, добровольно, сокращает свои пределы... предает самого себя. Он слаб, он не может взять власть и выдумывает себе красивое оправдание для собственного бессилия. Жизнь это насилие, мальчик мой! Ты либо гнёшь и ломаешь других, либо они гнут и ломают тебя. Люди это всего лишь звери... так будь же сильным зверем! Покоряй! Завоевывай! Не считайся ни с кем, совесть это оковы для слабых. Слабого - уничтожь. Падающего - толкни. Утверждайся. Властвуй.
- Послушайте, Гордестон, я не таким стал. Я не хочу никого ни гнуть, ни ломать, ни уничижать. Я вижу в других людях таких же людей как я сам. И я не хочу причинять им зла. Напротив, я хочу защищать их от зла... от таких властолюбов, ломающих всех на своем пути, которых так восхваляете Вы. От тех, кто приходит поработить таких же как и он сам. По какому праву? Все люди рождены свободными, все рождены для счастья и я готов умереть, защищая мирную жизнь людей. Защищая их от таких как вы.
Гордестон скривился. Некоторое время он молчал и, наконец, заговорил:
- Ты стал световером, мой мальчик. Ты слабым стал и бессильным. Ты веришь в Свет? Я тебе скажу кое-что. Свет умер.
- Он создал этот мир а потом... умер. Всё. Его больше нет.
- Это неправда и я могу это доказать.
- Докажи! Посмотрим что там у тебя за доказательства.
- Свет есть Любовь. Я видел людей которые любят. Я видел как друг в бою закрывает своего друга, спасая ему жизнь, и гибнет сам. Я видел как молодая прекрасная девушка отказывает своему любимому и не выходит за него замуж, потому что ей нужно ухаживать за своей больной матерью. Я видел как люди делились последним куском хлеба, я видел как мать бросалась в горящий дом, чтобы спасти своего ребенка, я видел как человек отдал все свои деньги бездомному, потому что у того не было теплой одежды на зиму. Я видел как люди поступают по любви а, значит, Любовь жива. Она живет в их сердцах.
Гордестон некоторое время буравил Реана взглядом. Потом спросил:
- Ну а ты? Любишь ли ты кого-нибудь? Живет ли эта слабость в твоем сердце? Изменил ли ты Могране... ты, посвященный ей с самого твоего детства? Стал ли предателем?
- Слава Свету, да! - воскликнул Реан. - Я люблю, а значит я живу. И это не слабость, это смысл жизни. Нет ничего сильнее Любви, сильней Света.
- Ох, ох, ох, - запричитал Гордестон, - световер. Злостный световер и предатель. По нашим законам, законам Ордена, ты должен быть казнен. Но на тебе красный знак Пограны. Поэтому тебя невозможно казнить. Вот же незадача!
- Давайте поговорим о другом, Гордестон. У Вас есть кое-что, что нужно мне...
- Да, я уже знаю. Перо феникса. Ты прибежал сюда из-за твоей любимой женушки... какая мерзость. Но я не могу его тебе отдать, даже если бы захотел. - развел руками глава Ордена, - Перо теперь охраняет железный дракон в пещере. Механический дракон, его создали маги. Никто не сможет убить этого дракона, потому что он и так неживой. Пропустит дракон лишь того, чье сердце верно Погране и кто при этом обладает силой льда. Ты обрел силу льда, Марери рассказал мне. Но твое сердце совсем не с Мограной. Так что дракон тебя не пропустит. Ты готов ради своей жены поклониться Могране?
- Но если я поклонюсь Погране, я изменю Свету и любовь уйдет из моего сердца. Значит, я и жену разлюблю. Я уже не буду стремиться спасти её.
- Умен, - сказал Гордестон, - слишком умен, поганец. Я так надеялся, что ты клюнешь, что ты пойдешь на все ради любимой женушки. Но ты понял где здесь подводный камень. Да, если бы ты поклонился Могране, вновь отдал ей свое сердце, ты использовал бы перо совсем для другого. Для того, для чего я его и взял у мага. Так что ты не сможешь спасти свою жену. Я бы сказал, что сожалею... если бы сожалел. Но сочувствие я считаю грехом. Грехом перед Мограной. Нет, я не сожалею, я, наоборот, злорадствую. Ты предал Мограну и теперь поплатился за это сполна. Ничтожный световер, червь, я рад твоим страданиям. Страдания - удел световеров. И это справедливо.
- Нелюди, - процедил Реан.
- Сверхлюди! - выкрикнул Гордестон. - Мы, посвященные Пограны - сверхлюди. И нам не нужны человеческие слабости.
- Для чего же вам это перо?
- Для того, чтобы верный слуга Мограны, обладающий силой льда, написал гимн-заклятие. О, этот гимн обратил бы к Могране многие сердца. Огонь и лед соединились бы в этой песне. Мы бы смогли привлечь сердца жителей южных городов и сердца тех предателей, что живут среди нас. Мы бы стали монолитным народом, верным Могране, и впереди нас ждали бы завоевания. Великие завоевания! Подумай еще раз, Реан, подумай хорошо. Ты бы возглавил нас, ты стал бы правителем Мограны. Самым великим завоевателем. Власть! Слава! Вот для чего ты нужен нам, обладающий силой льда. Вот для чего ты нужен Могране, поэтому она избрала тебя. Но на пути к величию и власти, к великим завоеваниям и славе, стоит твое глупое сердце, в которое ты впустил любовь и жалость. О, ты изменник. Я послал тебя в Аммар, к Аларкади, зная что он работает с пустотой, а, значит, где-то рядом с ним может появиться Тень. Я хотел чтобы ты обрел силу льда. Тем временем я искал перо феникса. И ты обрел эту силу, а я нашел перо. Весь мир лежит перед нами, мой мальчик. У нас есть все для того, чтобы покорить его. Все, кроме твоего сердца. Почему оно так мертво для жажды власти? Ты был совсем не таким, ты жаждал власти всем сердцем. Ты хотел, чтобы тебе все служили. И чем ты кончил? Тем, что сам стал служить другим. Презираю... презираю тебя.
- Где находится эта пещера с драконом?
- А зачем тебе знать? Дракон все равно не пропустит тебя.
- Ладно, я покажу тебе пещеру, туда ведет тайная горная тропа. Может быть, твое сердце еще вернется к Могране, тогда ты будешь знать куда идти.
Реан и Гордестон выехали из замка на рассвете. Их путь лежал к городу Цивен около которого находилась гора с пещерой. Всю дорогу Гордестон пытался убедить Реана встать на путь служения Могране, он называл ее светлой богиней. Но Реан не слушал его. Все его мысли были заняты одним: как обмануть дракона и добыть перо феникса.
Через несколько дней они приехали в Цивен, была уже почти ночь и они с трудом нашли ночлег. Уже засыпая, Реан услышал чьи-то шаги. К его кровати подошел Гордестон, в руках он держал маленький, светящийся ярким фиолетовым светом, кристалл. Луч падал прямо на глаза Реана. "Наверное снится", - подумал он и провалился в дремоту.
Он приснился себе мальчиком лет десяти, во сне он видел себя со стороны. Он стоял на коленях перед статуей, изображавшей Мограну. Статуя была золотой, солнечные блики бегали по ней будто резвые котята. Он чего-то ждал, а его душа была полна восхищением перед богиней. Она была для него всем и он готов был принести ей в дар все что угодно, даже свою жизнь. Или чужую. Это переполняющее, вызывающее яркий восторг чувство, полностью владело им. Богиня! Богиня! Поклоняться ей, служить ей, приводить к ней сердца других людей... при мысли, что на свете есть люди, которые не поклоняются богине, Реана охватили досада и гнев, ревность и обида. Как можно не поклоняться ей? Такой прекрасной, такой сияющей и величественной... не преклоняться перед таким светом и такой красотой может только совершенно испорченный человек, серый, оскотинившийся, с мертвой душой. Зачем такие и живут-то на свете? Они оскорбляют богиню, оскорбляют саму красоту и поганят собой этот мир. Мограна, сияющая и гордая, ты достойна того, чтобы каждый отдал тебе своё сердце. Всё, без остатка. Реан полностью принадлежал ей. Как можно не принадлежать ей? Это было бы гнусным предательством. О, Мограна, я живу только ради тебя. Ты - богиня, ты - всё. Он вспомнил, что существуют люди, верящие в какой-то Свет. Ненависть охватила его - какой еще может быть свет кроме Мограны? Считать так - значит хулить богиню! Мограна, раздави их, растопчи будто червей. Утвердись. Овладей всем миром. Все, все должны поклоняться тебе.
Тут лицо богини засветилось, засияло тысячами лучей. Голос, гордый, красивый, гулкий и одновременно звонкий, зазвучал откуда-то изнутри статуи:
- Ты ли грядущий, ты ли Арбенд, о котором говорит пророчество? Ты ли тот, кто прославит меня превыше всех других богов и богинь?
- Не знаю, не знаю, - выдохнул Реан.
- Если ты когда-нибудь забудешь меня, вернется ли сердце твое ко мне?
- Если я тебя тысячу раз забуду, я тебя тысячу раз вспомню и тысячу раз принесу сердце свое тебе. Я твой верный служитель, богиня. Я принадлежу тебе весь, без остатка.
- Было время когда ты был световером. Видение будущего посетило меня, - произнесла она, - ты забудешь меня и полюбишь какую-то ничтожную женщину из крови и плоти. Ты предашь меня. Ты уйдешь в далекие страны, а в мои земли вернешься лишь для того, чтобы спасти ее.
- Такого не будет никогда! Я же знаю, что полюбить человека это грех перед тобою, богиня! Я никогда не дойду до такой измены, я буду верен тебе!
Пограна покачала головой.
- Я видела в своем видении, что ты не будешь мне верен. Ты возненавидишь меня, ты будешь гнушаться мною и станешь моим врагом.
- Нет! Нет! - закричал Реан так громко, как только мог.
- Но если ты предреченный Арбенд, ты все равно вернешься ко мне и принесешь мне в жертву ту жалкую женщину. Её кровь упоит меня и я получу огромную силу.
- Да, богиня! Да, я принесу тебе в жертву кого угодно. Если нужно, я принесу тебе в жертву весь мир!
- Помни же, что ты сказал мне сейчас. Поклянись мне в этом! Произнеси великую клятву.
- Клянусь жизнью и смертью, землей и кровью, светом и тьмой, клянусь своим первым и последним вздохом, клянусь временем и вечностью, что принесу тебе в жертву ту женщину и буду всегда верен тебе. Если же я нарушу эту клятву, пусть меня постигнет твоя кара, Пограна, пусть меня поразит твой гнев.
- Молодец, - сказала богиня, - помни же, что ты произнес сейчас. Когда ты забудешь меня, я приду к тебе во сне и напомню наш разговор.
Реан проснулся. В окно бил яркий свет, пели птицы. Что это было? Он помнил свой сон так, будто это всё было наяву. Он сел на кровати и обхватил голову руками. Так он поклялся убить Минальд? Он служитель богини и его сердце всё равно вернется к ней? Нет, нет, нет. О, нет, он вовсе не хочет служить жестокой ледяной ведьме. Он любит людей... во сне он говорил, что это грех перед богиней. Ему не нужна такая богиня! Она не истинный свет. Истинный Свет заповедал людям любить друг друга. Нет! Я отрицаю твою власть, злая богиня! Я - не твой. Мне не нужны твои кандалы, твоя обязанность ненавидеть. Никакой я не предреченный Арбенд, который должен прославить тебя, жди другого. Я отрицаю тебя! Ты ничто! Никто! Да, я твой враг, хвала Свету. И всегда буду твоим врагом. Золотая статуя, жадная кукла. Ты проклята и проклят всякий, кто служит тебе. Ты - тьма. Ты кромешная тьма, надевающая маску света.
"Я поклялся," - думал Реан, - "чтож, буду клятвопреступником. Если я поклялся тьме, то нарушить такую клятву - благое дело".
- Все спишь? - спросил Гордестон, просунув голову в дверь. - Я не будил тебя, потому что тебе снилась богиня, ты разговаривал во сне, я всё слышал.
- Да. Ты клялся принести в жертву Погране какую-то женщину. Наверное, речь шла о твоей жене.
- Оо, - застонал Реан, - я помню сон. Глупый сон и ничего более.
- Глупый? Но твои уста произнесли клятву, нашу главную клятву, великую клятву посвященных. И не имеет значения произнес ты её во сне или наяву. Гнев Мограны настигнет тебя, если ты ее нарушишь.
- Ну и пусть, - сказал Реан, - мне плевать.
- Упрямый, - проворчал Гордестон. - Что же в силах тебя убедить?
- Ну уж точно не ваша кукла, не эта ваша алчущая ледышка.
- Не смей! - гневно рявкнул Гордестон. - Не смей называть ее так, слышишь?! Иначе я убью тебя, несмотря на то, что на тебе красный знак!
- Ну ладно, - хмыкнул Реан, - буду обзывать ее мысленно.
- Ах, тварь, серая тварь, - прошипел глава Ордена. - Ладно, пойдем к горе. Если ты тот, о ком говорит пророчество, ты все равно вернешься к Могране.
Реан и Гордестон подымались по потаенной тропе, камушки срывались из-под ног и улетали вниз, солнце било в глаза. Реан оступился, но ухватился за жесткий колючий куст, удержал равновесие. Он удивлялся как легко и непринужденно подымается по крутой тропе Гордестон - эдакая жирная туша, боров-циркач.
Наконец восхождение закончилось, они достигли плоского каменного плато, в горе зиял узкий вход в пещеру.
- Ну что, пойдем. Может дракон сейчас сожжет тебя, изменника, я не знаю точно какое заклятие на него наложено, может сейчас Мограна и покарает тебя за предательство. Так что помолись своему Свету на всякий случай.
И они нырнули в проход. Довольно долго шли, минуя поворот за поворотом, солнечные лучи уже не проникали сюда и было темно. Впереди забрезжил мерцающий оранжевый свет.
- Дракон, - сказал Гордестон. - Сейчас выйдем в большой зал и он будет смотреть на тебя, кто ты есть. Эта механическая тварь смотрит в душу.
И вот они вынырнули в огромный зал, оранжевый мягкий свет исходил от стен, то разгораясь ярче, то почти затухая. Исполинский крылатый змей спал посреди зала, весь покрытый железной чешуей, по которой пробегали оранжевые блики, острую, хищную голову он положил на лапы.
- Как он попал сюда? - Спросил Реан. - Он не смог бы пролезть в проход.
- Он весь из железа, из деталей и хитрых шестеренок. Маги собрали его прямо здесь и вдохнули в него некое подобие души. Он не сознает себя, это тупая тварь, но душу он видит насквозь.
- Нет, он не проснется, пока мы не попытаемся пройти дальше, в маленькую пещерку за ним, где хранится перо.
- Пойдем же! - сказал Реан, и они двинулись. Как только они попытались обойти дракона, он тут же проснулся, встал на лапы и расправил со скрежетом огромные крылья.
- Кто вы? - прогремел его голос. - Стойте, я посмотрю на вас. Я пропущу только верного служителя Мограны, что обладает силой льда.
И желтые горящие глаза змея уставились на них, его взгляд взрезал разум как нож масло.
- Ты верен Могране, но у тебя нет силы льда, я не пропущу тебя, - сказал он Гордестону.
- А у тебя есть сила льда, но у тебя две души. Одна твоя и она бодрствует, она ненавидит Мограну. И вторая душа, чужая. Она спит, ты не чувствуешь ее. Она верна Могране. Я не знаю пропускать тебя или нет, так как условие и соблюдено и не соблюдено.
Дракон задергал головой, замигал глазами и стал раскрывать и складывать крылья.
- Я могу пропустить лишь одну из душ, что живут в тебе. Пусть уснет твоя душа и проснется та, другая. Тогда я пропущу тебя, - сказал наконец дракон.
- Хмейчик! Мне подсунули хмейчика! Проклятые световеры, они не смогли исцелить хмейчика и подсунули его мне! Я надеялся, что ты Арбенд, а ты... простой одержимый. Вот разгадка твоей необыкновенной ревности в служении Могране, просто ты хмейчик, - зло глядя на Реана говорил Гордестон.
- Хмейчик? Что это? - спросил Реан.
- Хмейчик - это одержимый. Не простой одержимый, которого лишь иногда схватывает дух и руководит его телом, но тот, кем либо всегда руководит дух, либо он подавляет духа и всегда руководит собой сам, но дух продолжает гнездиться в нем. Вот ты как раз такой. Когда ты был моим учеником, тобой просто руководил дух, это был не ты. Они обманули меня! Я увидел ребенка, чье сердце было полностью отдано Могране, я подумал, вот он, вот предреченный Арбенд. А это был хмейчик и я лишь зря потерял время. А тем временем настоящий Арбенд, может быть, бродит где-то ,даже не зная о своем предназначении.
- Могу я как-то освободиться от этого духа?
- Да можешь, можешь. Но я не скажу тебе как, потому что если дух что в тебе проснется, он вполне справится с задачей написания гимна-заклятия. У нас в Ордене половина хмейчиков, мы сами делаем их. В них живут духи верные Могране, она одна из начальствующих духов и они подчиняются ей. Но хмейчика-ребенка никто никогда не видел. О, световеры, подлые световеры - они догадались сразу. Они должны были попытаться изгнать духа из тебя, но у них почему-то не получилось. И они решили это использовать! Они подсунули тебя нам, прекрасно зная, что мы понадеемся на то, что ты и есть Арбенд. И упустим настоящего Арбенда! Подлецы, подлецы, - сокрушался Гордестон.
- Пророчество гласило, - продолжал он, - что среди световеров родится отступник, Арбенд. Еще ребенком он проявит необыкновенную ревность в служении Могране. мы подумали это ты. Тебе было лет пять. И мы никак не думали что ты хмейчик. Они обманули нас! Но откуда же в тебе взялся дух? Световеры не могли подселить его в тебя, эти чистоплюи не связываются с духами пустоты.
- Откуда бы он ни был, я хочу избавиться от него.
- А я хочу пробудить его в тебе! Хотя это будет сложно, ведь ты его полностью подавил.
- Ну я вам такой возможности не дам. Когда мы выйдем из пещеры, вы пойдете своей дорогой, а я своей.
- Нужно было заточить тебя в замке! Если бы я знал, что ты хмейчик, я так бы и сделал!
- Уже поздно, - усмехнулся Реан.
- Ничего, зато мы теперь знаем, что ты не Арбенд. Теперь мы будем искать настоящего Арбенда. Сколько мы вложили в тебя, в нашу пустую надежду. Мы растили из тебя великого правителя и великого воина. Будь ты Арбендом, ты бы возглавил наши полки и повел их в бой. Мы бы покорили Аррилию. О, мы никого бы не оставили там в живых. Уничтожили бы всех полуорков, всех троллей и гномов.
- Мне жаль вас, - сказал Реан.
- Что? Жаль? Почему? Мы счастливые люди, мы служим Могране. Самой величественной, самой прекрасной.
- Вы живете ненавистью и гордыней. Это не жизнь, это выжженная пустыня.
- Ради Мограны мы сжигаем свои души - разве это не прекрасно? Мы жертвуем своей сутью ради нашей царицы, нашей богини.
- Несчастные, - вздохнул Реан.
- Зато мы можем гордиться! - возразил Гордестон.
- Вы когда-нибудь лопнете!
- Зато мы лопнем гордыми, - ответил глава Ордена. - Ладно, я показал тебе дракона и я рад, что узнал нечто чрезвычайно важное. Пойдем отсюда, не будем мешать этой железной ящерице спать.
- Куда ты теперь? - спросил Гордестон, когда они спустились с горы. - Эх, в наш замок бы тебя.
- Ну уж нет! Чтобы вы разбудили духа во мне?
- В Имбер поедешь, - задумчиво произнес Гордестон, - в библиотеке магов порыться.
- Вы проницательны. Именно об этом я и думал сейчас.
- Твои мысли легко угадать. А вот склонить на сторону Пограны почти невозможно. Разбудить бы духа в тебе! И ты стал бы завоевателем... да, ты не Арбенд. Но ты ничем не отличался бы от настоящего Арбенда.
- Соблазняйте этим кого-нибудь другого, Гордестон.