Читаю про всю эту дикость c офицерами полиции, которых командование заставляет унижаться перед толпой вместо того, чтобы обеспечивать безопасность граждан, и вспоминается мне история, которую как-то рассказывал мне, выпив, отец. Знаю характер публики Пикабу, частью которой являюсь и сам, прошу сильно не пинать за возможные неточности. Отца давно нет, и уточнить детали не у кого, поэтому излагаю так, как запомнил.
Отец всю жизнь прослужил в Вооружённых Силах. Вышел на пенсию по выслуге лет в звании полковника, а тогда, в конце 80-х, он был, если я не ошибаюсь, майором, и лет ему было немного меньше, чем мне сейчас. Служил он в Закавказье, разваливалась огромная страна, и народ провоцировал себя чем только мог. Самый популярный повод – это, конечно, межнациональная рознь. Их часть стояла недалеко от Баку. Имели приказ не поддаваться на провокации и любой ценой избежать вооружённого конфликта с гражданским населением. А провокации были, и много. КПП регулярно забрасывали всякой травмоопасной хернёй, солдат в городе избивали, посему были отменены увольнительные. И вот, в один прекрасный день, народ собрался на площади на митинг. Туда, есссстесссственно, тут же привлекли солдат и офицеров из ближайшей в/ч в оцепление, чтобы чего не вышло. А чтобы этого точно не вышло, оружия бойцам не выдали. Иными словами, стоят солдаты и офицеры в абсолютном меньшинстве и без оружия против толпы людей, которая, подобно дымящейся шашке тротила, готова взорваться в любой момент. Дальше повествую от имени отца.
«Стоим. На трибуне выступает местный вожак с пламенной речью, заводит толпу. Страшно. Я понимаю, что деваться нам некуда, и мы ничего даже предпринять не успеем. Жалко пацанов (бойцов), не спасём. Приказ удержать от беспорядков, а что ты этим людям скажешь? Это же толпа… И тут на трибуну поднимается наш командир части, грузин. И начинает свою речь со слов: «Ми, националные менщинства…» И я понимаю, что теперь нам точно пиздец. В голове что-то щёлкает. Я протягиваю руку к парню в толпе, который стоит прямо передо мной вплотную. Я успел заметить, что он время от времени переговаривается с другими ребятами из числа митингующих, и они явно его слушаются. Я беру его за пряжку ремня и подтягиваю к себе. И негромко говорю ему: «Если сейчас что-нибудь начнётся – я тебя съем. Я не знаю, что вы задумали, но ты отсюда живым точно не уйдёшь». И вижу – до парня дошло. Он изменился в лице, явно испугался, но не дёрнулся. Лишь сделал такой жест руками ребятам, стоявшим позади него, мол, стоим на месте. По всей видимости, я угадал и попал на одного из провокаторов в этой толпе. Никто из первых рядов не двинулся вперёд до конца митинга. Повезло. Когда всё закончилось, другой офицер (он назвал фамилию, но я не помню) помог мне разжать руку и отпустить парня. Свело, видимо, от напряжения. Всё закончилось в тот день благополучно, люди разошлись, и мы вернулись в часть. Провокации, конечно же, продолжались, и мы с начфином несколько раз, как когда-то в училище курсантами, лазили через забор по ночам в самоволку пить водку с аксакалами и договариваться, чтобы они не напали на часть и не допускали кровопролития. Вскоре нашу часть вывели из бывшей дружественной республики».
За те события отец был представлен к ордену «За службу Родине в Вооружённых силах СССР» III степени. Представлены были двое – отец и его командир части, который, получив награды, свою себе торжественно вручил, а отцу придержал на три месяца. Из-за обоюдной личной неприязни. Конфликтовали они. Почему-то.