По весне это было. Алевтина с поля возвращалась, уже темнеть начинало. Стала она к хате подходить, а там фигура, явно женская, маячит. Женщина как женщина, на голове платок белый. Бабушка заметила на её руках младенца. Ребенок был в таком возрасте, что уже сам сидел и головку держал. Только глазки у него странные были, вроде как без зрачков. Кстати, у женщины они в точности такие же были. Бабушка сразу поняла, что она неместная, ведь младенцев таких в ту пору ни у кого не было.

Бабушка спросила, чего та хочет. Женщина ответила, что ищет именно Алевтину, а нужна она ей для того, чтобы ребёночка накормить. Удивилась бабушка, но жалостливой была. Пошла в дом, вынесла что-то съестное и протянула несчастной матери. Ещё и кружку молока налила. Говорит, корми ребёнка, а за посудой я потом вернусь. Отлучилась бабушка всего на одно мгновение, а когда пришла, то пустую посуду прямо на земле обнаружила, а женщины с младенцем и след простыл. Только рядом, прямо на плетне, белый платок обнаружила.

Про себя растеряху поругала, но оставила его на месте, рассудив, что вспомнит женщина про свой платок, вернётся и заберёт. Утром Алевтина платка на прежнем месте не обнаружила, решила, что всё именно так и случилось.

Наверное, бабушка забыла бы про эту странную женщину с ребенком и про её младенца, если бы этот рассказ соседок не встревожил. Вдовы так случившееся истолковали:

- Смерть к тебе приходила. А младенец на её руках и есть война, что сейчас идёт. Покормила ты их и тем самым своё самое дорогое им отдала, а это только одно и значит - жди беды в свой дом.

Всего через неделю похоронку на её Петра принесли. Так, что осталась бабушка одна с маленьким Сашей на руках. А когда его вырастила и в люди отправила, снова замуж вышла. К ней хороший мужчина, Андрей Васильевич из соседней деревни посватался. Раздумывать не стала. Так рассудила: любовь любовью, а работу вдвоём делать легче.

Пять лет они с Андреем Васильевичем прожили. Дом поставили, хозяйством обзавелись. Даже конь у них на подворье был. Касатиком жеребца звали.

По рассказам бабушки, конь этот на редкость сильным был, работал без устали. Он Андрея беспрекословно слушался. Был Касатик для бабушкиного второго мужа не только скотиной рабочей, но и первым другом. С рассветом вместе на колхозную работу отправлялись, с закатом вдвоём домой возвращались.

Так вот однажды проводила бабушка своего Андрея на работу, сама в доме прибралась, печку истопила. Во двор выходит, а у неё на пороге женщина с младенцем сидит. И как тогда, в войну, еды просит для себя и для маленького. Напряглась Алевтина, про первое своё вдовство вспомнила и про тот случай, что похоронке предшествовал, хотела прогнать прочь скиталицу и ничего ей не давать. Да больно уж жалостливо младенец в этот момент на руках женщины закричал. И сомнения одолели, что может быть и не смерть тогда вовсе по свету ходила, это соседки от горя своего безысходного так всё по-своему истолковали.

И войны сейчас никакой нет, а значит, не может быть на женских руках этой самой «Войны» в младенческом облике. Гибнуть сейчас негде, снаряды да бомбы не рвутся. Вынесла она из дома сала солёного, хлеба, только что испечённого, и молока целую банку. Глянула на них и остолбенела даже. Ни у женщины, ни у маленького на её руках, в глазах зрачков нет. Но гостье съестное протянула, а сама почувствовала, как холодок и мурашки по спине пробежали.

Потом рядом с женщиной почти в полузабытьи на пороге присела, но не прямо, а бочком к ней. Хотела бабушка что-то спросить, но голос словно застыл в горле. А когда обернулась, то никого рядом не обнаружила... Только банка пустая ей под ноги покатилась, а ещё - платок лежать остался. Вот тут-то Алевтину настоящий страх охватил, затрясло как в лихорадке. Схватила она платок и сожгла прямо во дворе.

А вечером её Андрея мужики на руках до местного фельдшера несли. Рассказывали, что конь его верный - Касатик, в этот день будто взбесился. На дыбы подниматься стал, носился как угорелый. Андрей‚ его утихомирить попытался, а тот его копытом прямо в грудь со всего маха ударил. Председатель всех медработников в районе на ноги поднял, из области даже врача приглашали, но Андрей и недели не прожил, скончался.

Бабушка Алевтина долго на себе волосы рвала и всё причитала, что надо было ей ту гостью поганую со своего порога гнать, может быть и обошлось бы.

Третьего бабушкиного мужа звали Ефимом. Хороший человек был, всё с детьми Алевтины нянькался. Своих-то детей и внуков у него не было. Его в посёлок случайно занесло. Вроде как в гости к кому-то приезжал, но с бабушкой познакомился, так и остался.

Талант у деда Ефима особый был - он мог любой прибор, любую аппаратуру починить. К нему из всех соседних деревень приемники, телевизоры, утюги и другую утварь тащили.

Алевтина на своего нового мужа поначалу ругалась, что он весь дом хламьём завалил. Не пройти из-за его аппаратуры. Так дед Ефим этот вопрос мигом решил, себе под «кабинет» старую сараюшку переоборудовал и стал там починкой заниматься и, кстати, неплохо на этом зарабатывал.

Хорошо зажили. Алевтине Степановне даже завидовать стали. Вон, и корова есть, и дом в порядке, и деньги водятся. Да и бабушка своего мужа перед всеми нахваливала - непьющий, работящий, внуков её как родных принял. Но... и деду Ефиму недолгий жизненный путь был отмерен. День его смерти всем хорошо помнится. Как бабушка к сараю, огнём охваченному, кинулась, как платье на ней горело, как деда мужики уже неживого вытащили, как хоронили его...

Долго бабушка убивалась, вся чёрная ходила от горя. Но и тут уже ничего поправить нельзя было. Много лет прошло, прежде чем рассказала, как в то утро она опять окаянную гостью у себя в доме обнаружила. Накануне Алевтина, как всегда, по хозяйству хлопотала. Хлеб из печки доставала и поочередно караваи на стол выкладывала.

Ещё подумала, что достанет последний и Ефима завтракать позовёт. Вон уже и картошка с кусками баранины вовсю кипела. За работой бабушка слышала, как в сарайчике инструменты побрякивали. Это значило, что дед Ефим своим делом занимался и не окликни его, не позови, до самой ночи, будет голодный железки свои перебирать. Вытащила Алевтина Степановна последний каравай из русской печи и обернулась к столу, чтобы местечко отыскать, куда его пристроить, а стол пустым оказался... Как будто и не хлопотала она всё утро над румяными караваями, не метала на стол один за другим.

Смотрит, а за столом у нее молодка сидит и опять с младенцем на руках. Только в этот раз она не видела, как они в доме оказались. Да и плача детского было не слышно. Видно, в этот раз потихонечку коварная подобралась. Тут уж бабушка в глаза женщине посмотрела и, не заметив опять зрачков, затряслась в жуткой лихорадке.

Хотела закричать или на икону перекреститься, чтобы хоть в этот раз беду от своего дома отвести, но гостья лишь на окошко указала худым пальцем. Ещё платок белый Алевтине Степановне под ноги бросила. А там уже из сараюшки дым валил. Ну а дальше что было, вы уже знаете...

Алевтина Степановна в преклонном возрасте умерла. И, честно говоря, в её рассказы и верили, и не верили. Уж слишком это невероятно, чтобы смерть вот так по свету ходила. Но недавно подобную историю уже от другой женщины, Нины, услышать пришлось.

Дело в том, что есть у Нины тетя — Наталья. Муж Натальи, Александр, военным был. Много раз по горячим точкам мотался. Несколько ранений у него было, и как-то всё обходилось. А тут прошлой весной его всем двором хоронили. Да так нелепо всё получилось.

Александр тогда из очередной командировки в отпуск приехал. Они с Натальей ремонт затеяли, а жили на девятом этаже. Когда почти закончили, что-то из мебели заказали. Ждали доставку. Как Нина рассказывала, в тот вечер звонок раздался, хозяйка сама отворять пошла.

Открыла дверь, даже не спрашивая, кто там. А на пороге вместо представителей мебельного магазина стоит женщина с младенцем на руках. По словам Натальи, были у той женщины глаза страшные такие, без зрачков. И ещё платок на голове белый - сейчас уж так почти никто и не ходит. Этот платок потом у порога Натальиной квартиры нашли. Ничего не сказала Наталья, только дверь перед носом той женщины от страха захлопнула.

А когда в комнату вошла, то увидела, что дверь балконная настежь открыта, а мужа её в комнате нет. Александра внизу обнаружили, неживого уже. Следствие решило - несчастный случай. Мол, что-то там мерил, через перила перегнулся и вниз сорвался. Сам мужчина точно бы счеты с жизнью не свёл, не в его характере это.

После этого случая люди в посёлке поверили, что бабушкина история правдой была, и от этого им ещё страшнее стало. Ведь никто из них не застрахован от встречи с этой ненасытной бабой - Смертью...

Загрузившись, поехали. Мчали, болтая о том и сём, когда находились ещё темы, то расширяли то-сёканье ими. Перед приездом заехали подкрепиться на заправку. Я выскочила из машины и тут же уселась на корточки, разглядывая бабочку, лежавшую на земле. Приятель, удивившись внезапностью  пропажи меня подошёл ровно в тот момент, когда я, с бабочкой на ладони уже вывернула ему навстречу. Я, обладая исключительно благими намерениями, несла насекомое на куст, что бы оно оклемалось. По правде говоря, я хотела взять её с собой – не придумала зачем, но была внутренняя уверенность, что оно мне надо, но приятель…не слишком близко ещё меня знал, поэтому, сыграть в благодетельницу мне было проще, чем объясняться. Донеся до куста, я бережно решила положить бабочку на листья. Правда, уже через пару мгновений прыгала вереща, так как судя по всему насекомое было не слишком живым и не хотело отпускаться, приклеившись своим слегка вышедшим внутренним миром на мою ладонь. Отпрыгавшись, я посмеялась, приятель не особо, возможно, он пожалел в целом, что связался со мной, но, выбора уже не было и мы отправились обедать.

Обэд состоял из двупарья: бургер с картошкой. Подкрепившись, шутили о том, что в целом, можно и домой ехать. Считай, мотики прокатили, покушали и хватит. С такими прибаутками сели и двинулись дальше, благо, оставалось немного.

На подъезде к месту нашей выгрузки я поняла, что говорила про это место приятелю, но так и не смогла объяснить его местонахождение, а сейчас, посмотрите, тут как тут. От этого стало радостно, но смотря на дорогу, усыпанную щебёнкой, по которой нам предстояло ехать, мой энтузиазм  медленно, но верно тух. Объехав Марсианское озеро – местечко излюбленное мной, мы поднялись на условно смотровую площадку, с намерением подъехать к краю. Но, люто подрезая, авто под видом жигулей нас подрезало, заняв самую верхушку. Что ж, не сказать, что я негативно отношусь к советскому автопрому, просто его хозяева, в большинстве своём, мм, ну, это, кхм, максимум чем блещут, так хромом ручек, и то машина отдувается за двоих, не более. Из недр авто вынырнули двое: типичный гоп-стоп на минималках, который отжать смог бы, ну только если раз землю от груди и его спутница – разглядеть не успела, но, думаю, ничего не потеряла от этого. Прихватив снеди, они спустились на пару метров вниз, устраивая что-то типа пикника. Зачем для этого нужно было занимать место – не ясно, но, там тщетно было искать логику, поэтому, я не стала себя утруждать.

Закрутился процесс подготовки. Сначала выгрузили мой мот и я начала вечные пляски с бубном вокруг. Мой красавец строптив, под стать хозяйке, хотя, в этом случае, наше сходство разнится, я завожусь в разы быстрее, не чихая и не стеная на разные лады как дед! Покрутившись и осознав, что это успеха не приносит, я позвала товарища, с ним кручения продолжались, и что самое смешное реализовывалась шутеечка: «Тыжмотоциклист! Я думала, что ты шаришь в этой теме!» В итоге – один звонок и человек мне подсказывает, что для того, что бы аккумулятор не садился он любовно сбросил с него клеммы. Отсмеявшись, мы закинули их обратно, благо, опыт уже был, правда, мы не вспомнили о нём раньше, и поэтому пришлось совместно «звонить и позориться» со слов приятеля. Ну не знаю, я не позорилась, так, позволила мужчинам рядом проявиться. После всех манипуляций мотик ожил и зарычал, прогреваясь. Удостоверившись, что всё заработало как надо, я пошла экипироваться. Солнце стояло в зените, а я под ним, надевая на флисовый  костюм защиту колен и голени, мотоботинки, черепаху, жилетку… А заплетя, глядя в отражение стекла косичку, водрузила на голову балаклаву и шлем, перчатки на руки. Экипировавшись, оглянулась на приятеля, тот одевался тоже достойно и в отличие от меня красиво – в яркий эндуровский шмот. Полностью приготовившись, обговорили маршрут, вернее, его начало. Меня пугал подъём, усыпанный гравием, так как в первый мой выезд именно он сыграл ключевую роль моего полёта с последующим отдыхом на обочине. Поэтому я попросила приятеля меня подстраховать и доставить мотик самому наверх. Он согласился. Я с чувством облегчения и немного зависти, белоснежной, как клубы пыли, взметнувшейся из-под колёс мотоцикла, пошлёпала наверх. Конечно, ехать было бы быстрее и не так потозатратно, но я выбираю душевный комфорт и буду столько просить помощи и поддержки, сколько потребуется, благо, меня окружают те люди, которым я дорога, и они с радостью поддерживают меня в моём пути мотоледи, по которому я иду медленно, на 0.5 передачи, но очень верно.

Поднявшись до поворота, где с двумя мотоциклами ожидал мотобратец, меня уже шатало. Сказался подъём в гору, хоть и не большой, но под солнцем и в полной экипировке. Из глубин начало подниматься волнение, а вдруг, тепловой удар или ещё что, но как только я оседлала своего коня, то волнение ушло, уступая место адреналину. Мы поехали по тропинке. Я смотрела, как приятель, ловко скачет через корни и, давя сосновые шишки, любуется видами. Я же ехала, вцепившись в руль и вперив взгляд туда, где должно встать колесо. Каждая шишка воспринималась мной как подлость природы, бросающаяся под колёса. Однажды я уже ехала по этой тропке, но то было на машине и я всласть любовалась видами сосен, умилялась жёлтому песочку с разбросанными по нему шишками. Спустя время, удалось чуть расслабиться. Не то, что бы я начала получать удовольствие, нет, до этого было рано, но, по крайне мере, стало не так страшно, а в моём случае это уже приличное достижение.

Ехать я старалась след в след за своим товарищем, пока не заметила, как ловко он, наслаждаясь скачет на своём эндурике из колеи в колею, а я за ним на дорожнике переваливаюсь, молясь, дабы не оказаться под ним (мотиком, если что). Таким образом, мы ехали к цели, которая значилась как пещерный город Бакла – мы до конца поездки так и не определились, куда там ставить ударение – мой человек! С этим городом у меня уже были флешбеки. В прошлый раз мне подъём дался не легко, но хоть на своих двоих, в этот же раз, я не искала лёгких путей, поэтому к своим двоим прибавила ещё пару мотоциклетных.

Все трудности, а для меня ими являлась новая колея, зловредная шишка, норовящая под колёса, мухи, летящие в забрало – я преодолевала. Обливаясь, конечно, потом в перемешку с холодком адреналина вдоль позвоночника – ядрёная смесь, на  ней только и вывозила. Но вот, вывернув из-за очередного поворота, я стала свидетелем, как мой спутник, поддав газу, пролетел по луже, расползшейся от края до края. Покуда он выкручивал лихо ручку газа, я истошно давила тормоза, молясь успеть до, что бы прогулка не закончилась, не успев начаться. Мне удалось, и я остановилась. Приятель, осознав, в чём дело, бросился на подмогу, и я вновь лицезрела, как мой мот, прекрасный дорожник, созданный для городских дорог и адекватных хозяев, истошно ругаясь и рыча, помчал по этому океану, чуть не поглотившему его, кхм, знатно. Я на цыпочках перебралась тоже, норовя оскользнуться и, смотря как с пластика моего зверя лохмотьями свисает грязь, водрузилась вновь. Проехали недолго, так как от эмоций и волнения у меня затряслись коленки. Остановка.

Что бы отдых не пропадал зря, как и я во всей красе, попросила приятеля сделать пару кадров, вальяжно раскинувшись на полянке. Было уже не до мотоцикла. Просто женщина, просто загадка, лежащая на лужайке в мотоэкипировке. Разгадаешь меня?

Вдоволь належав своим прекрасным телом девственную травку полей, мы поехали дальше. Мой товарищ мчал впереди, ловко скача с колеи в колею, я решила частично повторить манёвр, но сдулась на половине – встав ровно поперёк двух. Выезжать было страшно, а товарищ умчал далеко вперёд, поэтому я спешилась и, матеря всё и вся, потолкала мотик сама. Конечно, было бы проще сесть и выехать, но, простота меня, как и моего коня не заводит, поэтому, я толкала, ругаясь, обливаясь потом, грозясь отключиться от теплового удара или уронить своего железного коня. Получив свою дозу мотоБДСМ и справившись, я поехала дальше. Следующей преградой были кусты, сгустившиеся над и вокруг тропинки. Вжавшись, я преодолела и эту преграду, правда приятель оглянулся на меня раз 100500, но я не удовлетворила его опасения, гордо державшись в седле. Не успела я выдохнуть, как себя не заставило ждать новая преграда – грязь. Я спешилась вновь и с лёгкой завистью смотрела, как легко через неё проскочил мой спутник.

Вскоре мы выехали на развилку и остановились, дабы спланировать маршрут дальше. Пока товарищ сверялся по картам, у меня схватило спину. Это была, пожалуй, одна из самых кислых изюминок нашей дороги. Покряхтев, и покрутившись, я облегчила страдания. Дружище подбадривал меня, говоря, как я хорошо еду, что он гордится мной и, улыбаясь, шутил, что мол, вот завезу тебя сейчас в лес и оставлю. Шутка ли это была, ты узнаешь обязательно, правда, чуть позже. Пока мы мило болтали, из леса вышел худой, неопрятно-непонятный мужичок. Мы окликнули его, спросив, как проехать к пещерному городу, он, смутившись от неожиданности, неопределённо махнул рукой, поспешив уйти. Товарища он заинтриговал, так как с его слов идти тут очень далеко и не понятно, откуда-таки мужичок пришёл. У меня на данный момент сомнений не было, хотя уже после, когда я узнала какое действительно там расстояние, то у меня возник вопрос: откуда и куда шёл мужичок абсолютно без вещей и потому подозрительный?

Передохнув стали думать, как и куда двигаться дальше. Я сходила на разведку по тропинке, и поняла, что там я уже на своём коне точно не проеду, так как тропка вела вверх, усыпанная камнями и мелким буреломом. А учитывая, как меня могла выбить, причём в прямом смысле этого слова грязь из колеи, то вернувшись, я сообщила, что на своём коне точно не поеду. Хоть мотик и принадлежит мне, но считаю, что покупала не для того, что б после единоразовой поездки оставить его по частям в горах.

После недолгих раздумий порешили, что мой мотик оставим тут, спрятав в кустах – гениальность и быстрота принятия решений на двоих у нас была мощная. И действительно, почему бы и не раскинуться своим имуществом? Пока мой товарищ закатывал мотик, я помогала ему, крича, видно его из-за кустов или нет. Спрятав, мы довольные работой начали грузиться на эндурик. Хотя, как грузиться, товарищ вспрыгнул на него резво, а я…Тут была особенная история – я, конечно, тоже угнездилась, свесив по полупопию с каждой стороны седла, напоминавшего скамейку для наказаний (для меня это так и было), а не мой рейсерский диванчик; подогнула ноги и, обхватив товарища, мы рванули навстречу новым путешествиям.

Вторым номером я обычно ощущаю себя вполне комфортно и даже счастливо – сидишь, ситуацией не владеешь, мужчину держишь, по сторонам любуешься – красота. Тут было иначе. Мы мчали по каменистой тропке вверх и уже спустя пару минут я преисполнилась пониманием мира, поездкой и вторым номером на эндуро без подножек…Поэтому, ноги я держала в согнутом состоянии, так как прижать было страшно, боялась, что попаду в колесо и меня накрути по самое не балуйся, хотя, если так подумать, мучения на этом бы и прекратились. Выпрямить ноги тоже было страшно, вдруг они по колено сотрутся о камни и коряги, поэтому, ехала, ощущая мягким местом твёрдость сиденья, а напряжёнными мышцами – боль.

Вскоре случилась остановка, так как дорога, решила развильнуться надвое. Мой товарищ предложил подождать его, пока он съездит, разведает обстановку. Я согласилась, так как нуждалась в отдыхе как никогда раньше. Взрыв почву, товарищ рванул в лесную глубь, а я осталась. Наслаждаясь тишиной и покоем, огляделась – лес утопал в сквозняке дрожащих солнцем лучах. Моё внимание, стараясь, привлекло растение, жадно протягивающее из своих колокольчатых листьев розоватые язычки мне навстречу. Меня не пришлось долго уговаривать, я присела к нему, разглядывая, нюхая и в конце запечатлеваясь. Это потом, уже по приезду я узнала, что нежничала с одним из самых опасных растений Крыма – купина неопалимая, которая оставляет ожоги даже на расстоянии. Мне повезло, в особенности моим родным, которым я хотела привезти чудно цветочек из леса, что бы порадовать. В итоге, порадовала тем, что не привезла.

Устав от вертикального положения, я сломилась, присев на бревно, услужливо лежащее рядом. Уже сидя, я оглядывалась, замирая. Чуть дыша, ощущала, как приласкав меня на своей, раскинувшейся могучестью груди, дышит лес вокруг. Над головой сомкнулись иззелена паутинистой сетью листья. Тишина – она была лишь внутри меня, вокруг что-то непрерывно звучало. Вычленять было бы незачем, поэтому, я слушала лесновитую  песнь, восхищаясь. Отдельным наблюдательным моментом стал сочный, упруго-мясистый лист, державший на своей раскрытой длани солнечный луч. Его могущество, сила и перевитое прожилками тело умилительно кореллировало с почти прозрачной тонкостью молодых листочков, примостившихся рядом.

Спустя некоторое время, поток вдохновенного любования спал, а учитывая, что вместе с ним спали мои надежды на возвращения приятеля, я начала думать. То, что он собирался меня оставить в лесу, уже не являлось шуткой, я приняла это фактом и из новых обстоятельств искала пути решения создавшейся ситуации. Зачем-то в голову тут же полезли мысли о том, что в лесу наверняка есть кабаны, конечно же, с кабанятами и что они, всем скопом направляются сюда, проведать меня и, конечно же, съесть. Мысль пришлась не по вкусу, как я бы кабанам, например. Поэтому, я тут же начала обдумывать, куда мне деться в случае чего. Найдя подходящие деревья и уверовав в свою силу, для взбирания на них я чуть успокоилась и даже, можно сказать, смирилась.

Внезапно, я услышала звук, столь мной долгожданный – рёв мотоцикла, а затем и сигналы. Решив, что я на них не оборачиваюсь и не хожу, продолжила сидеть. Тем более, я дама послушная, где оставили, там и ждала. Хотя, кого я обманываю, я и послушание, особенно в касании мужчин, ну-ну.

Спустя некоторое время, мой спутник отчаянно вихляя, выскочил из дебрей ко мне на развилку. Он рассказал, что потерялся, потом испугался за меня, потом нашёлся, извинялся. Что ж, если «молния меня не убила, то гром мне, ей-богу, не страшен» думала я, вспоминая мои сборы на дерево от кабаньих фантомов.

По итогу беседы товарищ сказал, что дорога найдена. Меня это обрадовало ровно до тех пор, пока я вновь не водрузилась на эндурик, но, делать было нечего, поэтому, ухватилась руками за товарища, булками за седло, судорогами за мышцы и помчали вновь.

Мы буквально летели по лесному бездорожью. Я ошалело открыв глаза, не могла им поверить, казалось, что я попала в виртуальную реальность. Зелень сливалась, тут же расщепляясь на чётко прорисованные деревья и кусты, казалось, я вижу всё и одновременно ничего. Из восторженного наплыва меня вывела ветка, так шлёпнувшая мне по шлему, что я, зажмурившись, опасно качнулась назад. Как оказалось потом, товарищ чуть забыл о своём пассажире и вместо того, что бы быть мне щитом, начал по привычке уворачиваться от веток – я не оценила. Мы продолжали мчаться. Внутренне я визжала от восторга созерцаемого и немного от ножных судорог. Вскоре мы выскочили на развилку и ведомый, как я думала, знанием, а по факту интуицией приятель повернул направо. Дорога уходила вниз, я глянула туда лишь раз – осыпи булыжников прямо по курсу мне было достаточно, что бы уверовать во всех богов, а особенно в мастерство своего товарища. Спустившись, оказалось, что путь не наш и поехали обратно. Конечно, в перерыве я успела чуть потрясти занемевшими конечностями – толку было мало от этого, но зато хоть какая-никакая видимость. Вернувшись к развилке, повернули направо и тут же спешились, услышав, рёв мотора навстречу. Вскоре появились и обладатели рёва – эндурики. Ими управляли двое мужчин, подсказавшие нам путь. Я уже не удивилась, что встретили именно их. Судя по всему, лес в целом, является местом притягательным и, возможно, обитания мужского пола. Ещё, что меня удивило, это то, что один из был в…шлёпках! Суровый мотобрат – шлёпки мотик и в горы по лесам, что может быть, кхм, прекраснее для единения с природой? Пожалуй, вернуться в том же физическом состоянии и наборе, как заезжал.

Обменявшись многозначительными взглядами с моим товарищем, мы двинулись дальше и вскоре вымчали из леса. Как я это поняла? Стало светлее – раз и мои полусогнутые судорогой ноги стали обтираться не об торчащие корешки деревьев, а об зелень травы. Подскочив к горке, товарищ поинтересовался, хочу ли я сидеть дальше или он съедет один. Раньше я бы с радостью разделила мотоседло во всех активностях, но в нынешней ситуации, если была возможность слезть и хотя бы распрямить ноги – я выбирала, не задумываясь её. Впрочем, я не пожалела, смотря как по песку, свешиваясь то на один бок, то на другой, завязая, товарищ скатился. Если бы я была бы сзади, то, после съезда, меня можно было просто присыпать песком, ибо сил, желания и возможности на дальнейшие действия уже бы не было.

Спустя пару-тройку, десяток минут я дотопала к ним – видам, ну и к товарищу, уже любовавшимся ими. На краю волнующегося скалистостью обрыва, устланного жёсткой ржавостью мха я сидела, болтая ногами в пустоту. За спиной, увивалась по рюкзаку вниз рыжистая на солнце косичка, а взгляд упивался зеленью лесов, уходивших за горизонт к подножью голубизны гор, туда, где небо, собрав беспокойную за день ораву облаков, баюкалось, готовясь ко сну. Но это было бы вечером, а сейчас сияло, переливаясь на чешуйках снующих мимо ящериц первоиюньское солнце и ветер, лениво шебурша, пробирался мимо склонённых в послеобеденной дрёме тугих колосков гривастого ячменя.

Слева и под нами раскинулся пещерный город. Конечно, мы прошлись туда и оттуда, любуясь. На прощание я приложилась к камню головой. Это единственное место, куда я, приезжая второй раз – коцаюсь. Надеюсь, это его проявление любви ко мне.

Смотри: я заглядываю в пещеристую комнатку, с любопытством ощупывая стены дивлюсь тому, как мало тут для комфорта – неженка та ещё. Задумываюсь, что же такого тут находили люди, кроме убежища и, скользя взглядом, понимаю. Из каменного колодца, мои глаза выхватывают кружок неба, сияющий своей голубизной. Все вопросы отпадают в момент. Кстати, отпадать в момент – одно из моих любимых.

Насмотревшись красот, мы отправились обратно, но уже другим путём. Товарищ убеждал меня, что другая дорога короче и он точно её знает, я слушала, кивая, но верила лишь в то, что моему мягкому месту хватит сил так же крепко держаться за седло, как до этого, и что ноги не сотрутся до колен где-нибудь об камни.

Добрались мы действительно быстро, даже со спецэффектами, которые заключались в луже, которую я если бы увидела заранее, то обязательно бы спешилась, но тут, я всего лишь ощутила её естеством, когда приятель, поддав газу и встав на подножки, прокатил и вдобавок окатил грязью – ммм, эндуро!

Мотик мы нашли на том же месте, на что я, конечно, очень рассчитывала. Размяв свои попные булки, я пересела в своё седло, которое показалось мне шире и мягче любого дивана. Мы помчали назад. Причём реально помчали, потому что после опыта второго номера на эндурике, меня не пугала ни грязь, ни скатки, ни камушки с корнями и шишками. Я мчала на своём дорожнике желая одного – выбраться. Правда, перед лужей я всё-таки спешилась, признаюсь, хоть я уже и доставала до её глубин сегодня, но повторять эксперимент вновь желания не возникло.

Поменяв тропку, мы выехали в посёлок, в котором не бывали раньше и поехали в сторону места нашей дислокации. Ехалось настолько хорошо, невзирая на отсутствие дороги с обилием присутствия ям, что я не сразу поняла, зачем мой товарищ притормозил на повороте. Как оказалось, там стоял автомобиль, видимо уже наученный опытом внезапного появления кого-то из-за углов. Обнаружение авто меня удивило, так как я, являясь пилотом скажем так, сыроватым, ещё не привыкла к тому, что на дорогах кроме меня есть ещё кто-то.

Перед тем, как заехать к месту, где мы бросили машину, была горка, с которой я считала, что справлюсь. Правда, не знаю, каким образом я собиралась это сделать, пытаясь выехать на неё перпендикулярно. По итогу провалившейся попытки, я прилегла, мотик, уютно устроившись, прикорнул рядом. Из неги вывел вновь приятель. Подбежавший и помогший подняться. Мдэ, никакого праздника, отдыха и уединения! Ладно, остаток метров до машины добрались без приключений.

У меня был план, а когда его не было, собственно? Именно поэтому как у любой уважающей себя мотоледи из рюкзака я достала купальник. Хотя, особой необходимости в нём не было, так как сырая я была насквозь.

Купаться я изволила в карьере, именуемым Марсианским озером, цвет воды там и правда, сплошной космос. Было ли холодно? Да. Колюче? Очень. Я жалобно пищала, ступая по белоснежно-острым камушкам в айсовость воды. Но когда я погрузилась полностью, прошло всё – остался момент, растянувшийся на бесконечность и я в нём.

Выкупавшись, собрались и помчали в сторону дома.

Я ехала, улыбаясь вечереющей степи. Наблюдала, как солнце, ласково искрясь, нежно балует своим предзакатным касанием разлившиеся золото колосьев. Я вновь единилась с природой, погружаясь в счастье быть собой, иметь прекрасных людей рядом, осваивать, перебарывать и в конечном итоге наслаждаться. К удовольствию ведёт всё, иначе, зачем оно тогда?

Меня всегда удивляло, почему когда срешь дома, то срешь порционно. Выдавил из себя этажерку аккуратную, подумал о вечном, пописал в телефоне, и снова за дело. А когда обосрешься в штаны в офисе, ни о каком порционном каловыдавливании речи не идет. Жопа тупо открывается, как шлюз Красноярской ГЭС, и гавно лезет. Причем открывается она настолько широко, что у меня создается впечатление, будто она, без моего ведома, участвует в конкурсе «Наполни офис ароматом домашнего пельменя и получи премию». Спрашивается, зачем моей жопе премия? Ей бы туалетную бумагу!

Насрал я, по моим прикидкам, грамм на четыреста. Серьезно. Сижу, аж вспотел. До конца рабочего дня как до Пекина на перекладных. Сижу, а сам думаю: что делать? Идти через весь офис до туалета? Это же надо пройти мимо бухгалтерии, мимо отдела кадров, а я от каждого шага так и плыву… Мысль отсек сразу.

Потом прикинул: а может, сделать ноги? Но ведь заметут следы. Сижу, в жопе пока тепло. И тут мысль: если я сейчас встану, все услышат, как у меня в штанах хлюпает. Мне аж плохо стало. Сижу, врости в кресло. Коллеги стороной обходят, видно, почуяли, что я что-то задумал.

А я сижу и не могу сообразить. Потом гениальная мысль: сейчас незаметно проскочу в туалет, там сниму трусы, вытрусь ими же, заверну в пакет и выброшу. Заодно и проветрюсь.

Значит, встаю. Иду. От меня реально воняет, как от немытой скотины, причем сильно. Добираюсь до заветной двери, а на ней табличка «ЗАНЯТО». Стою, а гавно уже остывать начинает, ощущения, прямо скажем, не из прекрасных.

Жду. Потом из кабинки выходит наш системный администратор Васек, с лицом, как у полководца, взявшего Берлин. И на меня обрушивается УДАРНАЯ ВОЛНА. Это не запах. Это гремучая смесь пердежа, вчерашней шаурмы и удушающего облака освежителя «Свежесть Альп». Он, гад, еще и дверь настежь оставил, будто музей свой открыл!

– Проходи, место свободно, – говорит он и гордо удаляется.

А я стою в этом мареве и понимаю, что мне теперь сюда. Захожу. Картина маслом: воздух густой, им можно резать котлеты. А мне еще и свое собственное говно в штанах добавлять. Стыц трындыц.

Расстегиваю штаны, шуршу, даже самому страшно. Тут снаружи кто-то дергает ручку.

– Занято! – хрипло кричу я.

– Ой, извините! – слышу я голос нашей бухгалтерши Людмилы.

А я уже штаны снял, стою в обосранных трусах. Думаю: щас свет выключат, как в том анекдоте! Начинаю лихорадочно снимать трусы. Они прилипли, сцуко, как банный лист к жопе. Шуршу, пыхчу.

– Мужчина, у вас все хорошо? – доносится из-за двери встревоженный голос Людмилы.

– Да-да, все отлично! – отвечаю я, а сам отлепляю от ноги трусы. – Мышь поймал!

Блин, как воняет гавно, когда усираешься в штаны. Оно воняет не так, как в туалете. Оно воняет так, что мухи дохнут на подлете, еще неделю в реанимации лежат.

Людмила, видимо, тоже что-то почуяла, забеспокоилась.

– Мужчина, вы меня пугаете! Вы точно не причините себе вреда?

– Да какое, Людмила Петровна, вреда! – почти рыдаю я, наконец-то снимая трусы с ног. – У нас тут диверсия! Кто-то насрал в урну! Не продохнуть!

А сам стою голый ниже пояса, весь в говне, с трусами в руках. Мысленно прощаюсь с работой. Потом соображаю, что делать дальше. Быстро вытираюсь трусами, засовываю их в самый дальний угол, под раковину. Мою руки, жопу и ноги ледяной водой (которая, кстати, только размазывает). Одеваю штаны. Стою как честный гражданин.

Выхожу. Людмила Петровна смотрит на меня, как на призрака. Я мрачно киваю и бреду на место.

Только одного понять не могу: какого фига она так испугалась? Ну насрал я в штаны, с кем не бывает. А вот если бы в туалете пахло дорогим парфюмом – вот это было бы действительно страшно, значит, начальство на горизонте.

И да, Людмила Петровна, если вы это читаете, это не я насрал в углу под раковиной. Это мышь. Большая-пребольшая.