Зачем нужна Мораль и при чём тут религия? Злокапитализм
Есть люди за абсолютную свободу, есть против. Есть люди за религию и есть против. Как ни странно, кто обычно за свободу, тот и против религии. Ну ок, давайте думать про этот философский вопрос. На истину не претендую, просто нашёл интересную метафору, хочу поделиться. Никаких научностей да пруфов тут кидать не буду, хотя на обе точки зрения, что за мораль, что против, можно найти множество как гуманитарных, так и экономических и медицинских научных статей и монографий. Но это сложно и вообще занудно. А вы на пикабу не за занудностью пришли. А деградировать или сраться. Так что давайте чисто на пальцах.
Я богов не видел, где они, не знаю, ну да ладно. Ну пусть они существуют, боги эти. Предположим, что Боги - это фермеры, размножающие людей. Они хотят, что бы их продукт был дешевым и качественным.
Поставьте себя на место фермера. Вот вы фермер. У вас овцы где нить в сочи. Они у вас размножались бесплатно, кормились травой на полях. Практически бесплатно, только вот надо было загон из досок сделать. А можно и не делать, если вы кочующий бог.
Бог фермер
И вдруг к ним пришёл кто-то (дьявол), сказал, что их лишают радости жизни, они слишком аскетично живут, и вот за кардоном есть айфоны. Айфоны эти овцам никак не помогут, нафиг не нужны, понты одни, но всё же овцы самки вам говорят:
1.хотим, что бы наши бараны покупали нам, овцам, айфон, тогда мы с ними будем разножаться. То есть 200 тысяч к стоимости их детей от одной овцы. Вам надо будет давать айфоны баранам, что бы им давали овцы.
2. хотим, что бы нас оплодотворял только баран с членом на 30% длиннее. И вот вам приходиться производить селекцию, ездить в другие фермы, искать таких баранов.
а потом окажеться, что когда у вас все барашки овечки дети - дети одного барана,а тот баран от какой то овцы заразился сифилисом и все дети теперь больные. и у вас бизнес полёг. То есть ещё убытков на десять лямов.
3. некоторые овцы поймут, что вместо того, что бы получить от одного барана айфон за секс с ним и потом рожать, они могут получить от 10 баранов 10 айфонов и не рожать, потому что есть контрацепция и аборты. То есть на одну овцу убытков теперь не 200 тысяч, а несколько лямов.
4. некоторые овцы поймут, что они лучше будут кушать сыр рокфор, чем траву, а то рожать не будут. И вот вы в месяц тратите на еду овце 300 тысяч рублей.
Была у вас ферма практически бесплатная, а теперь у вас в месяц десяток лямов убытка, и чем дальше, тем больше.
Оттого и нужны нравстенные законы по недоступности свободного секса, что бы овцы быстро размножались, а не так, что бы овцы полжизни ждали принца, например, с длинных хреном.
Оттого и нужны законы о недопустимости роскоши и стяжательства, что бы вместо родов овцы не занимались коллекционированием айфонов. Не то у вас стоимость фермерской продукции "овечка" вырастет буквально за одно поколение в тысячу раз.
Это ладно! Потом приходят самцы бараны и говорят:
1. Что бы овечки нам давали, нам нужны айфоны, ты давай, какую-то рядом ферму захвати, пусть тамошние бараны работают на нас, нам денег дают, и мы будем на эти деньги айфоны овечкам мутить.
2. Нам овечки не дают, грустно, давай намути тут наркоту, водку всякую. А не то мы тебя забодаем.
3. нам овечки не дают, но есть их дети овечные, они безотказные, да и мы сами в жопу друг друга шпилить будем. Фигакс, у вас куча психиатрических проблем у детей, разрывы анусов, эпидемия венерических...
И вот вы уже не фермер, а какой - то военный и врач - спидолог.
А вообще, мы же сами себе боги, сами себе селекционеры. Сами себе хозяева. И заборов у нас никаких нет, окромя просто своей территории, которой нас предки одарили.
Вот взять два стада без хозяеев, вот наше стадо и стадо врага. Тоже самое всё! Ничего не меняется! Выигривает то стадо - социум, которое себе наклепает как можно более качественных и дешевых детей и эти дети станут работать, будут воинами, а для этого не нужно быть развратным, не нужно быть грешным.
У нас стоимость детей каждое поколение вырастает в 10 раз, потому мы и вымираем. так что не надо думать, что смертные грехи это так, просто бог так пошутил. Это- способы выживания социума, написанные кровью. не будем их соблюдать- наша жизнь и наше потомство будут стоить все дороже, наша экономика не выдержит такого подорожания и мы вымрем.
Более того, от нашей развратной жизни, которую не выдерживает наша экономика, нам становятся нужны экономики чужих стран. Кстати, это прямые признаки капитализма и империализма. Только капиталом тут служат не деньги и не средства производства, а наши испорченные антиморальные психики. Это злокапитализм, уважаемые.
Не зря владения Зла показывают выжженой пустыней, а владения Добра- плодородным садом.
Зло в виде анти - морали, возникнув на одной территории, так же будет выжигать и захватывать другие. Хотя бы потому, что рядом живущие стада овец захотят жить также.
Так уж получилось, что вот эта Мораль как средство выживания, до людей очень долго доходит. Им охота айфонов и епли, а тут нужно жить аскетично и девственно. Ну ё маё, ну чё такое! И вот разве ты сможешь 14 летнему подростку с бушующими гормонами обьяснить пользу морали хотя бы как в этом посте, через ферму? Тем более через саморасширяющийся злокапитал.
Вот и приходится придумывать сказку про ад, рай и летающих дядек. Мол, не будешь так делать, прилетит дядька бог и долбанёт тебя молнией. Молния и бог - это просто мнемонические приёмы, хитрости, что бы заставить гормонально бушующих молодых людей поступать так, как выгодно обществу, вот и всё.
Бог, ангелы, летающие дядьки - это метафора, вспомогательная штука, которая помогает не потерять мораль, а потому не вымереть.
Если лишить мораль такого средства ее рапространения, как религия, нужно ожидать, что люди стали умнее в разы, но они стали тупее, гуглите обратный эффект Флинна. Они стали безвольнее.
Потому нужны какие то другие способы распространения морали. В атеистическом обществе это разного рода повесточки. Коммунистическая в коммунистическом, демократическо либеральная в демократиях, и всякие другие национальные идеи и политические новые устройства.
Правда, если рассмотреть мораль как средство выживания, опробованное в веках, возникает с этими новыми способами распространения морали одна неувязочка. Они в веках не проверены и к чему приведут, непонятно. Большинство постхристианских стран вымирают, то есть главная функция новых переносчиков морали - не работает. Или же сами новые морали в виде всяких "измов": коммунизмов феминизмов либерализмов - не работают на сохранение населения.
Клевета на человека
Когда человек человеку не волк
То это и есть человеческий долг,
И если он этого сам не усвоит,
По волчьи, когда-нибудь взвоет!
Е. Евтушенко
Недавнее возвращение в УК РФ статьи о клевете, как «распространении заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию», дало повод задуматься если не о правовой, то хотя бы о моральной ответственности за злонамеренное возведение напраслины по отношению к группе лиц, народу или, наконец, ко всему человечеству. Отнесемся снисходительно к нарушению не слишком грамотным законодателем лексической сочетаемости слов «опорочить» и «честь» (опорочить можно человека, но не честь, в отношении которой уместен глагол задеть); рассмотрим факт клеветнических измышлений в отношении человека, как биологического вида Homo Sapiens, учиненных в форме социального биологизаторства и интеллектуальной зоофилии сторонниками концепции «естественного» неравенства людей, якобы, диктуемой его животной сущностью, стремлением взять у общества больше, чем дать ему.
В стародавние времена незыблемое право доминирования одних человеческих особей над другими не подвергалось сомнению и опиралось на грубый деспотизм, на прямое насилие, без апеллирования к высоким наукам и изысканным теориям, вполне успешно заменяемым изречениями шаманов и ясновидцев, ссылками на «заветы предков», пением религиозных мантр и битьём в бубен вокруг костра. Всё не так сейчас. Признаком хорошего тона становится блуждание в терминологических дебрях теоретических пустошей, подкрепление социальных химер глубокомысленными аналогиями с природными процессами. Удобство такого подхода заключается в том, что ссылками на якобы «естественный и незыблемый порядок вещей» можно оправдать любые общественные аномалии, закамуфлировать корыстный интерес господствующих классов яркими картинками из мира борющихся за выживание биологических видов.
Действительно, весьма хлопотно доказывать справедливость такого положения дел, когда честно работающий учитель, инженер, врач получают от общества благ в тысячи раз меньше чем «успешная особь» из номенклатурного ворья, сытно устроившаяся на доходном месте в условиях «суверенной демократии» и «рыночного» благолепия. То ли дело, свалив всё на безответную природу, удрученно развести руками – ничего, мол, не поделаешь, Природа-мать такова! Борьба за выживание, естественный отбор! Дарвин!
Что предлагали «ученые» прохиндеи из телевизора советским людям во времена «новомышленческого» бесстыдства и перестроечного позора? Не ручаюсь за дословность, но смысл их «академических» камланий сводился к простейшим идеям. Указуя на рычащих дворовых собак, рвущих друг у друга кость возле помойки, «профессора»-рыночники, поднимая важно палец вверх, делали вывод – жизнь есть борьба! Побеждает сильнейший! Научный факт! Распространяя своё открытие на общество, сетовали, - советские трудящиеся отвыкли от борьбы. Рабочие при социализме слишком хорошо живут. Зарплаты им хватает не только на выживание, но и на накопление, что лишает их стимула к производительному труду. Нужна безработица, нужен свободный рынок рабочей силы, на котором цена каждому будет определяться действием объективных экономических законов, а не волей чиновников-«партократов». В результате конкурентной борьбы за рабочие места цена трудящегося должна снижаться до уровня простого воспроизводства его рабочей силы. Главный стимул для эффективного труда – страх голодной смерти, страх за семью, за детей, но вовсе не лишний чайный сервиз на полку, не партвзыскание, и не почетная грамота от месткома.
Важные господа из телевизора продолжали вразумлять оторопевших от такой беспросветной жизненной правды советских трудящихся. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке! За всё надо платить! Собственность не должна быть бесхозной! Нужен хозяин, эффективный собственник, который, не стесненный соображениями морального кодекса строителя коммунизма будет выжимать из работника семь потов во имя светлого капиталистического будущего! Человек человеку – волк!
Этика живодерни вскоре нашла свое отражение и в геральдике новоявленных геополитических недоразумений. Эстетствующая обывательщина, которой партия дала-таки «порулить», провалившись экономически, весьма преуспела в насаждении живности на новосочиненных гербах и знаменах. Хищно оскалились львы, волки, тигры, медведи, расправили крылья орлы, несколько скромнее выглядели олени, куницы, не востребованными оказались петухи, ослы, бараны и козы. Что и понятно, в мире скотов все хотят пожирать, но становиться чьим-то деликатесом желающих много меньше.
Почему люди порой столь самоубийственно доверчивы? Почему не рассматривают каждое утверждение пристрастно, с «презумпцией» его лживости, враждебности, безнравственности? Почему слепо доверяются авторитету, званию, общественному положению велеречивого краснобая? Дело, похоже, в самой генетической природе человека, обусловленной родоплеменной организацией протосоциума. Способность к получению, сохранению, обмену информацией – важнейшее конкурентное преимущество, позволившее человеческому племени совершить качественный скачок из мира инстинктов в царствие «осознанной необходимости». Обмен информацией позволял координировать, планировать действия всех членов племени к всеобщей пользе. В племени не было частной собственности, не было частного движущего интереса, следовательно, ни у кого не было и мотива лгать своим соплеменникам. Достоверность информации была вопросом выживания, в котором племя лжецов утрачивало свое главное преимущество и уступало в борьбе за место под солнцем другому племени, в котором отношение к лжецам и эгоистам было не столь толерантным. Отсюда и берет истоки кажущаяся порой непростительной доверчивость людей к слову. Ведь всего лишь несколько последних тысячелетий «частный интерес», «собственность», корыстный расчет стали деформировать человеческое естество в соответствие с действием неумолимого закона бытия, которое только и определяет сознание. Но что это в сравнении с миллионами лет, прожитых нашими предками в единстве, сплоченности и солидарности?
Этот «атавизм» проявляется в поведении детей, не понимающих еще смысла «собственности» и рассматривающих наличие игрушки у другого ребенка как вызов своему праву на такую же игрушку. Если бы в детском саду нашелся изверг от «педагогики», решившийся на эксперимент и выделивший нескольких детей, поставивший перед ними в обед разнообразные фрукты, аппетитные блюда, а перед остальной группой - порции с перловой кашей, то реакция возмущения была бы вполне предсказуемой. Как вполне предсказуемым стал бы и конец карьеры подобного «педагога». Равенство – самая естественная среда для человека разумного, снимающая социальное напряжение, взаимную враждебность, обеспечивающая возможность каждому сосредоточиться на общественно-полезной деятельности, наиболее полно раскрыть все свои способности, все свои таланты в труде и творчестве. Недавнее предложение о введение единой школьной формы и есть попытка создания более благоприятного психологического климата в коллективе учащихся.
Приписывать человеку качества, являющиеся следствиями уродливых общественных отношений, значит не только нагло клеветать на человека, не только брать на себя ответственность за надругательство над истиной, но и громогласно заявить – да, я скот, я животное, но такова «природа» не исключительно моя, «несовершенен» сам вид Homo Sapiens. Это то же самое, что, заперев людей в клетке, созерцая вырывание ими друг у друга кусков пищи, оживляя зрелище уколами озверевших особей копьем сквозь решетку, глумливо умствовать – вот он, человек без прикрас! Вот она его истинная сущность! Посмотрите, как он рычит, как скалит зубы! Как яростно рвется из клетки! Разве можно такому даровать свободу? Нет, надо усилить прутья, поставить надежней охрану, а главное, забить информационным, культурным, религиозным шумом всякие проблески сознания, могущего породить крамольные мысли о ненормальности и постыдности подобного положения вещей.
Воспевателей скотства и до перестроечных брехунов хватало. Каноническим образчиком социального зоофильства может служить писанина некогда модного, культового «философа» Фридриха Ницше. Вот как в его представлении выглядит «забота» о благе людей, служащих «удобрением» для взращивания «сверхчеловека», «белокурой бестии», который, расцветая на щедро унавоженной почве, должен был бы превзойти человека обычного, в той же мере, как тот превосходит обезьяну. Заратустра обращается к людям на базарной площади с проповедью о сверхчеловеке, для которого обычный человек лишь нечто, что «должно превзойти». Дескать, в природе «все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя». И недостойно человека уклоняться от столь великой миссии.
Однако, с грустью осознав, что неблагодарный народ вяло вдохновлялся перспективой выращивания себе на шею белокурого господина и сверхчеловека, Заратустра вознамерился припугнуть людей, нарисовав им картину будущего без господ, без частной собственности, без рабского труда, без голода, без насилия и страха:
«Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно.
Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший дом.
"Прежде весь мир был сумасшедший", - говорят самые умные из них, и моргают.
Все умны и знают все, что было; так что можно смеяться без конца. Они еще ссорятся, но скоро мирятся - иначе это расстраивало бы желудок.
У них есть свое удовольствьице для дня и свое удовольствьице для ночи; но здоровье - выше всего.
"Счастье найдено нами", - говорят последние люди, и моргают.
Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также "Предисловием", ибо на этом месте его прервали крик и радость толпы. "Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, - так восклицали они, - сделай нас похожими на этих последних людей!
И мы подарим тебе сверхчеловека!" И все радовались и щелкали языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своем:
"Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей».
Нетрудно догадаться, что острие ницшеанского сарказма было направлено против обретающей популярность в конце XIX века идеи коммунизма, как общества, в котором отсутствие взаимной борьбы за существование, полная гармония с окружающим миром, якобы ведет к пресности, однообразию, апатии и угасанию интереса к жизни. Подобно тому, как в воде с определенной температурой человеческое тело перестает ощущать её бодрящую холодность или горячность. Конечное термодинамическое равновесие, «тепловая смерть» социума «последних людей».
Ничего не напоминает? Не такие ли речи вели «ученые» шарлатаны, «объясняя» «отсутствие заинтересованности» в результатах труда «уравниловкой», якобы присущей социалистическим отношением? И разве не диаметрально противоположного, не равенства требовали миллионы советских людей, выходивших на «базарные площади» в конце 1980-х – начале 1990-х годов?
Перед бандами интеллектуалов на службе у входившего во вкус безраздельной власти номенклатурного ворья стояла нелегкая задача – выдать черное за белое, назвать «правое» «левым», «зло» - «добром», стихию – порядком, планирование – хаосом. Требовалось обмануть людей трескучей фразой, соблазнить картинками потребительского «рая» того мира, где кража давно являлась основой общественных отношений. Выстроить незамысловатые «логические» цепочки – «там у них» есть рынок, частная собственность, многопартийность, парламентаризм, значит и нам следует поделить народную собственность, ликвидировать планирование и предоставить рынку полную свободу саморегулирования, заключив зверинец страстей людских в прочную клетку представительной демократии.
Либерал, взывающий к темным инстинктам борющейся за существование живой плоти, «обосновывающий» благотворность конкуренции между людьми, исходящий из «естественности» неравенства, не примеряет, разумеется, издержки этой борьбы к себе. Дорвавшийся до власти либерал первым делом ликвидирует всякое разномыслие и политическую конкуренцию. Дорвавшийся до собственности либерал ищет пути устранения экономической конкуренции. Правильная в либеральном понимании система та, где действует «справедливое» распределение, по типу: «это – мне, это опять мне, это снова мне».
Излишне было бы ждать от либерального дарвиниста какой-либо внятной конкретики по критериям селекции людей, механизму фиксации благоприобретенных качеств и методам «утилизации» «неуспешных» особей. Либерал не снисходит до презренных деталей реализации дарвинистских принципов «естественного отбора» в человеческом обществе, предоставляя господствующему классу определять способы истребления неугодных идей, лиц и целых народов. И можно быть уверенным, что соображения «улучшения» человеческого вида в этой борьбе находятся далеко не на первом месте. Навязывать свои человеконенавистнические социальные доктрины либерал может лишь прибегая к изощренной софистике, выдавая рабство за свободу, ущерб за благо, человечность за скотство, а скотство за идеал гуманизма.
Так какова же истинная природа человека, что есть его подлинная сущность? Человек – существо социальное, остро воспринимающее несправедливость, материализуемую в неравенстве. Человек добр, доверчив, любознателен, мечтателен, неравнодушен, чувственен; он видит в другом человеке равную себе личность, такую же неповторимую, бесценную, как и он сам. Он почти рефлекторно спешит на помощь к упавшему человеку, зачастую рискуя собственной жизнью, бросается в воду, чтобы спасти чужого ребенка, соединяется в могучую, непобедимую силу перед лицом внешних угроз и испытаний.
Противоестественное деление общества по классовому «интересу» является мощным деструктивным фактором, не только тормозящим развитие производительных сил, но и извращающим нормальные человеческие отношения, толкающим целые народы к губительному противостоянию, ведущим к невосполнимому истощению планетарных ресурсов в бессмысленном социальном соперничестве. Общественный характер современного производства требует не конкуренции, не взаимной борьбы, не дробления производительных сил, а их интегрирования в единый плановый нетоварный народнохозяйственный комплекс в интересах всех членов общества в равной степени. Тем самым будет не только обеспечена наивысшая производительность труда, но и созданы условия, наиболее полно отвечающие настоящей природе человека, его естества творца, мыслителя, труженика, видящего в ближнем своем не соперника, не врага, не конкурента, а товарища, друга и брата.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Как быть либералом (2)
Продолжаем знакомиться с книгой Яна Данта "Как быть либералом".
Все части сложены здесь.
Коротко для ЛЛ: классики либерализма указали, что тирания большинства - не есть хорошо. С ней надо бороться и защищать меньшинства. Это в интересах каждого, ибо каждый из нас входит в какое-то из них. Жить в условиях общества предлагается своим умом.
Историю либеральной мысли автор продолжил рассказом о маньяке, который пытался переспать почти с каждой женщиной, с которой встречался в жизни, проигрывался в пух и прах снова и снова, несмотря на унаследованное состояние и ссорился со всеми своими друзьями. В итоге ему пришлось сбегать из почти каждого большого города: или от кредиторов, или от обманутых мужей, или от покинутых любовниц. Он обличал своих политических врагов, чтобы, спустя время, вступать с ними в союз. Этого истерика, эгоманьяка, лжеца и обманщика звали Бенжамен Констан.
Ему "посчастливилось" быть плодом эксперимента. Его отец, богатый швейцарский полковник, решил воспитать ребёнка в идеальном соответствии своим ценностям при условии полного контроля. Его отправляли от учителя к учителю, некоторые из которых оказывались пьяницами и азартными игроками. Что принесло свои результаты: начав в пять лет с греческого, латинского и математики, в двенадцать он уже писал, как Бог. А в тринадцать дрался на двух дуэлях, влюбился и наделал первых карточных долгов. Так и прошла бы жизнь его вдали от большой истории, если бы в 1794 году он не встретился с мадам де Сталь.
Наконец-то он нашёл кого-то, кто превосходил его самого живостью, интеллектом и сексуальным аппетитом. Он не стал падать духом, когда мадам не стала включать его в "члены её кружка". Восемнадцать месяцев домогательств явили в качестве результата неслыханно сильную пару из двух монстров-эгоцентриков.
Незадолго до прихода Наполеона к власти де Сталь пыталась подбить к Бонапарту клинья, но получила от ворот поворот. Впрочем, впоследствии тот предложил сотрудничество, которое было высокомерно отвергнуто. С тех пор они стали врагами. С жёстким режимом империи наши герои-любовники стали бороться изнутри. Констан, став трибуном, не упускал возможности лишний раз обличить тиранию. Салон мадам де Сталь стал центром оппозиции. Кончилось это геройство сперва общественной изоляцией, а потом и эмиграцией.
Констан наблюдал рост авторитаризма режима, делая заметки, которые опубликовал впоследствии в виде памфлета. Истоком проблем он считал войну, которая в случае обороны страны является нужным делом. Но когда дело переходит к завоеванием - становится токсичной. Народ трудно убедить идти отдавать свои жизни в завоевательных походах, потому в ход идёт навешивание ярлыков национальной безопасности на агрессивные войны, а затем и изменение языка:
Все слова будут терять своё значение. "Сдерживание" будет предвещать насилие, "справедливость" возвестит о беззаконии.
Это было написано за полтора века до Оруэлла.
Несогласные с ложью генералов будут безжалостно подавлены. На всё общество будет наложено требование к подчинению. От всех будут требовать единообразного мнения о политике, религии, патриотизме и стиле жизни. Сам Констан был с этим не согласен, предпочитая разнообразие униформизму, а торговлю - войне:
Разнообразие - это организм, а единообразие - механизм. Разнообразие - жизнь, единообразие - смерть.
Звёздная пара де Сталь и Констана распалась окончательно в 1811 году после того, как новый молодой любовник не захотел терпеть других членов кружка мадам. Констану осталось заниматься писательством в обществе второй жены. Его автобиографический роман "Адольф" принёс ему мировую славу и оказал сильное влияние на Пушкина.
Меж тем Наполеону надавали по сусалам в России. Было очевидно, что во Францию вернётся монархия. В надежде, что она будет конституционной, Констан стал топить за шведского принца. Победил, однако, очередной Людовик. А потом подул новый ветер: Наполеон вернулся с острова Эльба. Кому и предложил свои услуги наш герой. И получил согласие! И даже поручение написать новую Конституцию. Но после Ватерлоо снова начались траблы... Однако, вместо того, чтобы дёрнуть из страны, он стал писать мемуары о работе с Наполеоном, где он представил себя борцом против автократии. Людовик Восемнадцатый, прочитав их, улыбнулся и простил гада.
Всё же, время, проведённое с Наполеоном, не прошло даром. В последующих трудах Констан изложил своё видение политической философии. В её сердце была идея независимого индивида, которого он списывал, несомненно, с себя. Он справедливо указал на Руссо, как на провозвестника Террора. Воли народа не существует! Есть только много желаний отдельных людей. Любое движение, взявшее "волю народа" на вооружение, кончает злоупотреблениями и узурпацией власти, будь то Кромвелем или Робеспьером. Верно, что народ - суверен. Но у каждого гражданина должны быть неотчуждаемые права, которые должны защищаться от посягательств государства, церкви или общества. Живя среди людей, приходится иметь дело с секретной полицией, назойливым проповедником или любопытными соседями. Это - тирания большинства.
Защищать права меньшинств - это защищать права всех. Каждый оказывается когда-нибудь в меньшинстве. Всё общество состоит из меньшинств, которые так или иначе притесняются.
Вдобавок к этому, Констан встал на защиту частной собственности. Аргументы он взял у Адама Смита. Тот в своём Богатстве народов поставил эгоистический интерес каждого в основу преуспевания всего общества. Механизм ценообразования на свободном рынке заставить работать его "невидимую руку", которая будет благоприятствовать всем - и продавцу, и покупателю. Инстинктивное экономическое поведение отдельных участников приведёт систему на пик эффективности. А дело государства - прежде всего не мешать. Для него Смит выделил три задачи - оборона, правосудие и общественные дела типа школ или дорог. Интересно, что в будущем рьяные сторонники свободного рынка окажутся склонны топить за минималистское государство, игнорируя третью задачу, поставленную государству их кумиром. Тем не менее, сам Адам Смит указывал, что страна должна жить по средствам, платить по счетам и не накапливать долгов.
Вот эти идеи Смита и взял на вооружение Констан, обосновывая неприкосновенность частной собственности. Конфискуешь имущество? Снижаешь эффективность рынка и благосостояние каждого! Государство должно оставаться в стороне от попыток перераспределения. В начале девятнадцатого века с его бурным развитием это казалось дельным. Уже тогда самому Констану было ясно, что общество при этом расколется на два - имущих и неимущих. Политические права гражданина по факту будут иметь только первые. А вторые - обречены работать по 80 часов в неделю, чтобы снискать хлеб насущный. По факту, в добавок к исключению из числа полноправных граждан рабов и женщин, Констан исключил ещё и неимущих.
Но история шла по другому пути - пути увеличения равноправия. Вопрос неравенства требовал своего решения. Новые ответы были даны новыми людьми. Одним их которых была ещё одна жертва экспериментального воспитания по имени Джон Стюарт Милль. Его папаша тоже решил воспитать супермена. Но в отличие от папы Констана, он сам был хорошо образован и мотивирован. И занимался воспитанием сам. Вместе со своим другом Джереми Бентамом Джеймс Милль разделял философию утилитаризма. Он хотел воспитать человека, который воплощал идеал утилитариста: сухую логическую машину по максимизации пользы. Пацан в три года начал с греческого, в шесть написал историю Рима, в восемь занялся латинским, в девять перечитал многократно Илиаду, в двенадцать глотал целые библиотеки древних текстов, а в пятнадцать получил последний кусочек пазла - философию Бентама.
Папаша был доволен. Однако позднее выяснилось, что успехи в учёбе дались ценой неспособности завязать себе галстук даже во взрослом возрасте и лишением друзей на протяжении всего детства.
Я вырос в отсутствии любви и присутствии страха.
И в двадцать лет "машина" сломалась. После того, как Джон Стюарт осознал, что если реализовать те изменения, которые он желал обществу, оно не станет счастливым. Парень стал подумывать о самоубийстве. Но нашёл отдушину в поэзии и искусстве. В конце концов он оставил идею о создании полностью научной системы для постижения мира. Он привнёс в свою жизнь эмоции и открытость новым идеям. И он встретил свою женщину.
К несчастью, она была замужем. И с тремя детьми. Добавьте к этому викторианскую Британию с её браком, зависящим всецело от мужа - и можете представить себе степень затруднительности их положения. Но зато она была его верной сподвижницей, в сотрудничестве с которой он разработал все свои значимые идеи. По сути Гарриет Тейлор была его соавтором. Но история забыла её, оставив в памяти потомков в основном лишь Милля.
Пара эксцентриков Тейлор-Милль
С идеей Локка об общественном договоре было порвано. Государство - средство подчинения, и оно базируется на силе и принуждении, роль которых в ходе истории ушла на задний план. Раньше людей порабощали палками и камнями, а сейчас их держат в рабстве законами. Роль женщин в тогдашнем государстве низводила их до состояния собственности. Даже если тебя не бьют и насилуют, система мужского доминирования является ментальной тюрьмой. На протяжении всей жизни из тебя делают пассивный субъект для удовлетворения мужчин. Тебя учат только для того, чтобы выдать замуж, лишив других значимых целей в жизни. Вышла замуж? Прекрасно, рожай. И желательно мальчика!
Милль и Тейлор распознали дефицит прежних либералов: свобода должна быть для каждого. Уже в 1867 году Джон Стюарт поставил вопрос о всеобщем избирательном праве в процессе реформы. Конечно, его прокатили. Но прошло 55 лет после его смерти - и цель была достигнута.
Уважение к собственности было не чуждо Миллю - сам классик Давид Рикардо был частым гостем в доме его отца. Коммерцию он считал реальной альтернативой, делающей войну устаревшей. Но вопиющее неравенство среди людей не давало ему покоя. Он пришёл к выводу, что несмотря на благотворность рынка и частной собственности в деле повышения достатка, главным критерием пользы должно быть благополучие массы народа. В этом вопросе свободный рынок имел явные недостатки. Исправлять которые и должно государство в рамках своей третьей задачи, установленной Адамом Смитом. Оно должно обеспечивать общественные работы на благо всех. Более того, оно должно защищать коллективное принятие решений. И наконец:
Человеческие существа должны помогать друг другу, и чем выше нужда - тем больше. Никто не нуждается сильнее в помощи, чем голодающий.
Чтобы обеспечить это, требуется какое-никакое социальное государство. "Левачество", - скажете вы. Да, левый либерализм. Но вот вопрос: насколько далеко должно государство вмешиваться в свободный рынок? Увы, этот вопрос для Милля не имеет универсального ответа.
Это, конечно, далеко не весь вклад Милля в либеральную науку. Главным был трактат О свободе. В нём получила развитие центральная философская идея Констана о тирании большинства. Государство и общество - вот главная угроза для человека. Решением проблемы с его угнетением стал принцип вреда.
Единственное оправдание вмешательства в свободу действий любого человека - самозащита, предотвращение вреда, который может быть нанесен другим. Собственное благо человека, физическое или моральное, не может стать поводом для вмешательства, коллективного или индивидуального. Не следует заставлять его делать что-либо или терпеть что-то из-за того, что по мнению общества так будет умнее и справедливее. Можно увещевать, уговаривать, упрекать, но не принуждать и не угрожать.
Можно долго спорить, что такое есть этот самый вред, который нужно предотвращать. В любом случае, Милль утвердил основные индивидуальные свободы, трогать которые нельзя: свобода мысли и сознания, свобода изъявления и опубликования мнений, свобода вкусов и занятий (то есть делать то, что нравится) и свобода объединений для любых целей, лишь бы они не вредили остальным.
Звучит красиво, но касательно конкретных применений неизбежны споры и проблемы. Стоит ли ограничивать продажу яда? Нет! Надо только поставить препятствия для использования его во вред. Стоит ли запрещать людям уходить в секты? Тоже нет! Нужно, однако, обеспечить возможность свободного выхода из них. Как видим, дело это трудное, но открывающее дверь в мир сбалансированных интересов. Для Милля эта идея была глубоко личной. Его отец с друзьями-утилитаристами презирали поэзию, которая спасла ему самому жизнь. Открытость другим идеям - чрезвычайно важна. Начнёшь путешествовать, знакомиться с другими культурами - получишь "прививку" против национальной ограниченности, например.
Кроме того, трактат содержал сильные аргументы в пользу свободы слова. Начать с того, что все делают ошибки: люди, организации, государства, церкви и общественное мнение. Далее, запретить кому-то высказывать своё мнение в случае, если оно верно - значит лишиться возможности узнать правду. А если ложно - не суметь распознать его ложность. Закрывать рот оппоненту - значит покончить с прогрессом. Всё это, конечно, с одним исключением: призывы к насилию должны безусловно запрещаться.
Потому-то настоящий либерал всегда слушает тех, кто с ним не согласен. Нужно быть открытым для самых убедительных, информированных, эффективных и красноречивых атак. Для этого мало быть уверенным и независимым. Нужно иметь способность влезть в шкуру оппонента. То есть уметь сочувствовать.
Подобно Констану, Тейлор и Милль распознали противоречие между свободой личности и согласованностью в обществе. Как и он, они сравнивали разнообразие с организмом, а согласованность - с машиной. Машина, казалось, побеждает. Но в ней же крылись силы, окрылявшие либерализм. Это были обмен информацией и демократия. Они предвидели положительную обратную связь между общественным мнением и СМИ, что в условиях представительской демократии создало отдельную моральную силу, давящую на законодателей.
Как быть одиночке в обществе? Подчиниться мнению остальных, плыть по течению? Или быть хозяином своего мнения, взвешивая его разумом? Авторы предпочли последнее. Человек должен сам выбирать свою жизнь. Но лишь немногие способны шагать не в ногу с остальными.
В этих обстоятельствах вместо того, чтобы подавлять индивидуальность, следует поощрять ее действия, отличные от действий массы. Главная опасность сегодня в том, что не многие решаются быть эксцентричными.
------------------------------
Вы, наверное, обратили внимание, что классики либерализма были вундеркиндами. И, мне кажется, они мерили общество по себе. Констан был космополитом, и думал, что каждый так сможет жить без роду, без отечества. Милль предлагал жить своим умом, уведя чужую жену из семьи, и думал, что другие тоже способны противостоять морали и осуждению общества. Увы, не все столь умны, образованы и сильны. Человек слаб и недалёк в общем случае. Быть независимым, да ещё себе на уме - участь немногих. Остальные чувствуют себя лучше в компании.
Как быть либералом (1)
Все части сложены здесь.
Коротко для ЛЛ: век Просвещения выковал в процессе политической борьбы основы для либерального мировозрения: каждый должен быть свободен в преследовании счастья. Власть должна уважать эти права. А чтобы не заносилась сверх меры - её надо разделять.
Знаменитая премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер сказала как-то:
Общества как такового не существует.
Есть отдельные мужчины и женщины, и есть семьи.
Надо же было до такого договориться! Тем не менее, её высказывание ложится в канву либерализма – влиятельнейшей идеологии последних лет. Мы, по сути, живём в либеральную эпоху. Живём – и не знаем, как следует. Иначе бы не удивлялись высказыванию Тэтчер.
Сегодня я начну рассказ о книге, позволяющей восполнить этот пробел. Её написал Ян Дант, британский автор и журналист. Книга вышла пару лет назад, написана живо и легко, читать её – удовольствие. К сожалению, на русский перевод рассчитывать не приходится, хотя кто знает.
Как быть либералом.
Я думаю, что написать книгу автора побудил взлёт национализма в десятые годы. В то время, как националисты считают, что общество состоит из двух групп, постоянно конфликтующих между собой - народа и элиты, Ян говорит нам, что на самом деле ничего этого нет. Нет такой вещи, как народ. Все разные со своими ценностями, интересами и странностями. Те, кто так не считают, рассказывают свою сказку про «народ» и заявляют о своей легитимности как его представителей. Согласен? Значит, тебя берут в демократию. Нет? Ну и ладно, сиди себе и не высовывайся. Для националиста есть одна идентичность на всех. Ведь не можем же мы быть сразу многими вещами одновременно? Или? Или! Конечно, мы можем иметь несколько идентичностей. Так автор опровергает первую ложь националистов. А всего их шесть, этих видов лжи.
Вторая ложь – мир прост. Вся великая экосистема – торговые сети, закон, финансы, суверенность – стирается при этом. Всё становится простым и чёрно-белым.
Третья ложь – ты не должен возникать. Не следует задаваться и покушаться на чистоту народа. Независимые умы представляют собой угрозу власти. Таких следует нейтрализовать, пометив ярлыком «врага народа».
Четвёртая ложь – всевозможные организации (ООН, ЕС, ВОЗ, ВТО...) – все они находятся в заговоре против простых людей. На самом же деле эти организации обеспечивают баланс власти, не допуская злоупотреблений со стороны отдельных правительств. «Так не пойдёт!» - говорят националисты. Для людей, говорящих от имени народа, не должно быть ограничений их власти. Потому-то на институции ведутся атаки, всегда и во все времена. Сперва их дискредитируют, затем лишают полномочий, а в конце концов – разрушают.
Пятая ложь – бойся тех, кто не такой, как ты. Меньшинства угрожают целостности народа. Народ должнен быть един. Как организм. Как машина.
И последняя, шестая ложь – правды не существует. Лезешь со своими доказательствами – реализуешь заговор элит. Независимые эксперты и журналисты-расследователи попадают в категорию политических оппонентов. Разумеется, это недаром так: истина является вызовом для власти. Ведь так чего доброго можно вывести лжеца на чистую воду.
Как видим, весь каркас лжи призван законсервировать власть националистов. Либерализм же борется за свободу личности. Если следовать ему, он не может служить власти сильных. Он не различает между народом и элитой и преследует свободу каждого человека в своём самосозидании. Единственное ограничение при этом – защита свободы других.
Жил во Франции семнадцатого века впечатлительный юноша. Звали его Рене. Его мучали настолько явные кошмары во снах, что он стал сомневаться в том, что есть сон, а что – действительность. Как различить одно от другого, как доказать существование? Рене решил посвятить свою жизнь поиску определённости. В этом поиске он стал опираться на совершенно непреложные, несомненные факты. В процессе ему удалось разрушить старый мир и создать новый, построенный на правах, разуме и свободе.
К числу вещей, до которых он додумался, была независимость объекта от наблюдателя. Свеча существует независимо от того, кто на неё смотрит. Это значило, что весь мир существует сам по себе. Человек – не центр Вселенной. Постичь природу вещей он предлагал, опираясь на микроскопические качества, которые можно было постигнуть языком математики. В 1637 году он опубликовал книгу под названием Рассуждение о методе.
В ней было впервые заявлено о системе подвергать всё сомнению и требовать пруфов. Система была проста и состояла из четырёх шагов: раздели истинное от сомнительного, раздели задачу на мелкие, решай от простого к сложному и, наконец, пересмотри всю работу, чтобы ничего не забыть.
Несмотря на то, что сам Декарт (такова была фамилия юноши) всегда настаивал, что его наука согласуется с христианством, новое мировоззрения было вызовом для Церкви. Учёному пришлось маскироваться: писать анонимно и переключиться на латинский. Чтобы избавиться от подозрений, он решил написать книгу, которая бы показала, что его метод подвергать всё сомнению не угрожает существованию Бога. Он потерпел неудачу. Эта книга стала известна на века именно популяризацией тех самых скептических идей.
В Размышлениях Декарт начал с сомнений в своих же ощущениях. Мы не можем быть уверены в том, что у нас есть руки и ноги: ведь мы их не чувствуем во сне. Чего уж говорить о сложных материях навроде физики, астрономии и медицины. Или неба, воздуха, цветов, фигур, звуков и т.д. Всё это даётся нам в весьма сомнительном ощущении. Ни на что нельзя положиться!
Кроме... самого факта сомнения. Он – налицо. Тот, кто сомневается – он есть, он существует. Я мыслю – значит я существую!
Cogito, ergo sum.
Итак, есть как минимум одна определённая вещь. Это – сам мыслящий человек. Индивид. Так люди стали свободны от того, чтобы быть частью целого.
Это было начало. Но далеко не конец. Следующими в цепи либералов были английские революционеры, которых называли левеллерами. Декарта они вряд ли читали, но свободу ого-го, как ценили. Особенно в условиях, когда Карл Первый душил свободную прессу. Его советник, архиепископ Лод "прославился" на этом поприще, разрешив лишь 20 печатных прессов на весь Лондон и сделав печать местных новостей преступлением.
По иронии судьбы, семена свободы вызрели внутри самой церкви. Первым был Лютер с его обличением злоупотреблений папства. Из Лютера выросло целое протестантское движение, одном из ветвей которого были пуритане, которые стали доминантной группой левеллеров. Они считали , что церковь должна быть отделена от государства и упирали на важность личного обращения к Богу. Из этого следовали три важные мысли:
Люди должны иметь свободу совести. Человек сам должен решить, в какого бога он будет верить, и будет ли верить вообще.
Каждый должен сам найти дорогу к Господу, потому делался упор на личность.
И в конце концов важно было подвергать веру сомнению. Никто не знает, как должно почитать Господа. Потому нельзя никого заставлять верить "должным образом".
Эти три идеи и легли в основу либеральной мысли.
Природой каждому дана индивидуальная собственность, на которую никто не должен покушаться.
Он не требовал отдельных плюшек для себя, квакеров или баптистов. Но прав для каждого. Овертон пошёл дальше, говоря о том, что каждый должен иметь возможность делать всё, что хочет, пока это не затрагивает свободу других.
Гражданская война шла дальше. В 1647 году левеллеры вместе с Армией нового образца получили власть над Англией. Овертон вышел на свободу. Стало реально реализовываться разделение властей - ещё одна основа либерализма. Парламент перестал быть игрушкой в руках короля. 28 октября в Церкви святой Марии в Путни левеллеры принесли на обсуждение новый документ под названием "Соглашение народа". Это был план демократической системы, в которой народ избирает людей для написания законов. И в которой нашлось место для списка свобод, которые не должны этими законами нарушаться: свобода от произвольного тюремного заключения, свобода совести, свобода от военного призыва и т.д.
Документ, подразумевающий народ в качестве автора, был на самом деле написан самозванцами, которых никто не избирал. Под "народом" они понимали далеко не каждого: минус женщины, минус иностранцы, минус слуги, минус должники.
Левеллеры не удержались во власти. Парламент оказался зачищен. Карлу Первому отсекли голову. Но свято место пусто не бывает: Кромвель стал монархом по всем признакам, кроме названия. Один из матёрых революционеров, Джон Лильберн, написал впоследствии:
Хоть мы и потерпели неудачу, наша правда восторжествует.
Так и случилось. Их правда утвердилась, пройдя три революции.
Первой была Славная революция, положившая начало современной британской истории. Когда всё улеглось, некто Джон Локк опубликовал Два трактата о правлении, в которых он определил и обосновал то, что случилось. В них он не стал опираться на некие мифические древние установления, а прямо заявил о естественных правах каждого. Люди по природе все свободны, равны и независимы. При этом никто не должен вредить другим в их жизни, здоровьи, свободе и собственности. Да, чужая собственность должна быть неприкосновенна. Ведь она порождение труда, а труд двигает человечество вперёд. Деньги и торговля позволяют извлекать пользу каждому члену общества. Конечно, неизбежны конфликты. Для их разрешения нужна некая независимая инстанция. Это и есть государство.
Правда, власть не всегда благоприятна для общества. Вполне возможны злоупотребления с преступлением закона под любым благовидным предлогом. Чтобы снизить риск, власть надо разделять. Народные избранники должны писать законы, а правитель должен управлять, согласно им. Если же власть преступна и не выполняет свою функцию, то народ имеет право свергнуть её в процессе революции. Как свергли Якова Второго при жизни Локка.
Локк открыл глаза на новую картину мира. Картину, в которой естественным состоянием человечества была не власть, а свобода. Естественно не правительство, но права человека. А о законности правительства решение принимает не государство, а народ.
Второй была Американская революция, которая разразилась в ответ на повышение налогов Британской метрополией. Которые подняли вследствие долгов. Которые появились в результате участия в Семилетней войне. Которую Британия выиграла у Франции. Колонисты взяли идеи Локка и других радикальных авторов в свою Декларацию Независимости 1776 года, которая провозглашала, что
...все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых.
Парламент сделали двухпалатным. Сенат должен был сдерживать власть Палаты Общин. После победоносного завершения войны за независимость выяснилась, однако, неприятная штука: центральная власть была слаба, в то время, как правительства отдельных штатов могли пасть жертвой сильных групп интересов. Демократия - это не всё. Без мер защиты воля народа может быть ещё более гнетущей, чем произвол правительств.
Решением стала Конституция США. В её основу легли идеи знаменитого француза Монтескьё, который в своём труде О духе законов связал хорошее управление в стране с разделением власти на три ветви: законодательную, юридическую и судебную. Эти ветви, являясь независимыми в своих решениях, тем не менее зависят друг от друга таким образом, что ни одна сторона не в состоянии узурпировать всю власть. Так называемая система сдержек и противовесов. Её и выстроили авторы Конституции. Конгресс стал законодательной властью, президент с его офисом - исполнительной, а независимые суды с их пожизненно избираемыми судьями - судебной. Согласно системе сдержек, судьи Верховного Суда, например, назначаются президентом, но с одобрения Сената. Президент может наложить вето на закон, но оно может быть опровергнуто значительным большинством в Конгрессе. Который может отрешить от должности и самого президента.
В качестве первой поправки в Конституцию вошёл Билль о правах, где содержится свобода слова, совести, прессы, собраний и прочие ценные вещи. Пресса стала де-факто четвёртой ветвью власти, которая мешает потенциальным узурпаторам в их деле и обеспечивает борьбу со злоупотреблениями.
Как и левеллеры в Англии, отцы американской демократии не имели в виду буквально каждого, говоря об универсальных правах. Полмиллиона рабов остались в своём положении. Не имели прав и женщины, чьё исключение понималось столь естественным, что о нём даже не упоминалось. Что уж говорить об индейцах и иностранцах.
Третьей революцией стала Великая Французская. И её тоже подтолкнули проблемы с финансами. В решающий момент армия не поддержала Людовика Шестнадцатого, и 14 июля 1789 года пала Бастилия. Национальное Собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, в которой нашлось место и для прав на свободу, на безопасность, на сопротивление притеснению, а также в особенности - на собственность. И на разделение власти.
Но было в шестой статье нечто особенное. А именно:
Закон есть выражение общей воли.
Что это за общая воля такая? Её нашли среди идей Жан-Жака Руссо, который не считал, как Локк, что законность государства базируется на согласии граждан. Вместо этого государство руководствуется на их общей воле. Это не воля большинства, нет. И не воля какой-то группы. Это некое коллективное сознание, через которое люди действуют, являясь частью целого. Выражая абстрактный общий интерес.
Я думаю, вы уже догадываетесь: под эту мутную концепцию можно подвести любую мерзость. Во имя общей воли можно упразднить личные свободы, отвергнуть права, настоять на некоей абсолютной истине и поставить над всеми правителя, облечённого полномочиями реализовать эту общую волю на своё усмотрение.
Так и вышло. Национальное Собрание растоптало Декларацию, начав с гонений на церковь, продолжив отрешением короля от власти. Когда санкюлоты начали своё восстание, ему осталось лишь самораспуститься. Взамен его был избран Конвент, который живо отправил Людовика на гильотину. Дальнейшие ужасы террора и попрание прав оправдывались той самой общей волей. Робеспьер объявил:
Мы должны организовать деспотизм свободы, чтобы разрушить деспотизм королей.
Общая воля заменила всё: демократию, разделение властей, власть закона и индивидуальные права. Это был Террор, жертвами которого были все несогласные с "волей народа", выражаемой радикалами, сидевшими в Конвенте. За первые девять месяцев гильотина обслужила 16 тысяч человек. Революционный Трибунал работал, не покладая рук. В последующем хаосе воля народа стала означать волю Комитета общественного спасения во главе с Робеспьером. Который пал в конце концов жертвой своего же террора. Прошло немного времени - и террор угас после финального аккорда с казнью якобинцев.
Многие стали винить в произошедшем индивидуализм, вырвавшийся на свободу. Но оказался некто, кто сказал, что проблема была не в том, что было слишком много индивидуализма. А в том, что его было слишком мало. О нём - в следующей части.
-------------------------------------
Сразу скажу, что Ян - не учёный, а журналист. Он вдохновлён либеральной идеей и ищет на свой страх и риск истоки её формирования. Вот я бы, например, поостерёгся начинать с Декарта. Либерализм базируется на нескольких идеях, связь между которыми весьма иллюзорна. Принцип подвергать всё сомнению несомненно установился в век Просвещения. Но тот же век написал на знамёнах поиск объективной истины. Сомнение - лишь инструмент, но не утверждение того, что истина не существует. Или взять эгалитаризм. Здесь уж точно без апостола Павла не обойтись. Ну а упор на свободу личности не появился с пуританами, а коренится в исторической ситуации в Англии с его слабым королём и сильными феодалами.
Существует ли на самом деле такая вещь, как народ? Я считаю, что если бы и не существовала, её бы всё равно рано или поздно придумали. Ибо трудно собрать мотивированную армию из независимых свободных личностей, каждая из которых имеет свои интересы. Человек, словами Аристотеля - общественное животное. Чтобы действовать сообща, надо иметь общие убеждение, и интересы тоже. Потому либералы могут теоретизировать столько, сколько захотят: язык пушек всегда говорит, кто на самом деле прав.
Освобождение дворянства в российской Империи
Данная статья относится к Категории: Теория элит
Освобождение дворянства происходило в несколько приёмов и сопровождалось рецидивами крепостничества.
Манифестом от 31 декабря 1736 г. Анна Иоанновна сократила срок обязательной службы с бессрочной до 25 лет, освободила одного из нескольких сыновей или братьев в семье от службы для управления имением, но с обязанностью учиться, чтобы быть годным в случае надобности к гражданской службе, установила возраст поступления на службу в 20 лет. Выходящие в отставку и остающиеся в своих поместьях дворяне обязаны были поставить определённое число рекрутов соответственно числу своих крепостных.
Почти одновременно с этим в 1737 г. были усилены требования к дворянскому обучению. Отныне дворянство до поступления на службу 4 раза проходило освидетельствование (в 7, 12, 16 и 20 лет), а во время трех последних смотров сдавало экзамены по чтению, письму, закону Божьему, арифметике, геометрии, географии, истории и фортификации.
При Анне Иоанновне возник обычай записывать недорослей в службу с малых лет, так что они, находясь дома, проходили службу в нижних чинах и к 20 годам - моменту поступления на действительную службу - являлись в полк прямо офицерами.
Эти привилегии были дарованы дворянству в награду за освобождение императрицы от власти аристократии, вынудившей её при воцарении отказаться от самодержавных прав.
Елизавета Петровна внесла дальнейшие послабления в служебные обязанности дворян и увеличила их вотчинные права из-за необходимости вознаградить гвардейцев-дворян за участие в дворцовом перевороте, приведшем её на трон, и под влиянием их настойчивых требований.
18 февраля 1762 г. Пётр III отчасти из-за страха перед дворянством, отчасти из-за угрозы дворцового переворота, а также руководствуясь государственными и династическими соображениями, издал Манифест о вольности дворянской, который освободил дворян от обязательной службы государству: все служащие к тому времени могли по собственному усмотрению оставаться на службе или уйти в отставку (исключение делалось лишь для военных на время кампаний).
Неслужащий дворянин получал даже право ехать за границу и служить там.
Обязанность обучения, впрочем, оставалась, но и она была выражена в виде повелительного совета: ... чтобы никто не дерзал без обучения науке детей своих воспитывать. Интересна мотивировка отмены обязательной службы. Обязательная служба, по словам Манифеста, сделала свое дело: она дала государству много сведущих и полезных людей, истребила в дворянской среде грубость и невежество, воспитала благородные мысли, вследствие этого необходимость принуждать дворян к службе отпала. Манифест вызвал сильное движение дворян в отставку. По иронии судьбы Манифест о вольности дворянской не спас жизнь Петру III.
Екатерина II после продолжительных колебаний, убедившись, что дворянская вольность не подрывает основ общественного порядка, не только подтвердила Манифест Петра III, но и увеличила личные права дворян в Жалованной грамоте дворянству в 1785 г. Екатерина колебалась тогда, когда положение её как императрицы было не слишком устойчивым, а расширила дворянские привилегии тогда, когда положение её стало прочным. Это показывает, что она не только считалась с дворянскими требованиями, но и принимала во внимание также государственные потребности.
Жалованная грамота дворянству подтвердила на вечные времена вольность и свободу:
1. Отменила обязательную службу и предоставила право поступать на службу союзных европейских держав. Следует иметь в виду, что в 20-й статье содержалась существенная оговорка: Во всякое таковое российскому самодержавию нужное время, когда служба дворянства общему добру нужна и надобна, тогда всякий благородный дворянин обязан по первому призыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы государственной.
2. Даровала особые привилегии при поступлении на военную или гражданскую службу и при чинопроизводстве.
3. Разрешила выезжать за границу для обучения.
4. Освободила от личных налогов и повинностей.
5. Освободила от телесных наказаний.
6. Гарантировала неприкосновенность дворянского достоинства (имелось в виду, что только по суду и при императорской конфирмации этого решения возможно было лишить человека дворянства, имущества и жизни).
7. Закрепила за дворянством монопольное право владеть землей и крепостными (правда, те из недворян, кто уже владел землей и крепостными, этого права не лишались).
Жалованная грамота вполне удовлетворила дворянство, так как соответствовала его взглядам на вольность и свободу. Интересно отметить, что эти взгляды во многом напоминали крестьянское представление о вольности как свободе от всяких обязанностей перед государством. Кроме вольности дворянство получило право создавать в каждом уезде и губернии дворянские общества и регулярно проводить дворянские собрания, а также иметь особый суд, состоявший исключительно из дворян. Полноправными членами дворянских корпораций могли быть только потомственные дворяне, состоявшие на государственной службе и имевшие офицерский чин. […]
Неслужилое дворянство также нуждалось в благодеяниях монарха, поскольку оно постоянно испытывало финансовые трудности: к 1861 г. две трети дворянских имений были заложены в казённых кредитных учреждениях, и добрая воля монарха (уплата долга, отсрочка его уплаты, какое-нибудь пожалование или льгота) могла спасти помещика от продажи имения с молотка. В большом и малом дворянство чувствовало твёрдую руку верховной власти. Император мог разрешать или запрещать выезд за границу, устанавливать полицейский надзор за нелояльным дворянином, коронная администрация контролировала отношения помещиков с крепостными и могла привлечь дворянина к ответственности за превышение власти. Особенно много подобных ограничений было введено в царствование Николая I.
Например, в 1831 г. император запретил молодым людям младше 18 лет выезд за границу с целью обучения. В 1834 г. дворянам было запрещено пребывать за границей более 5 лет, а в 1851 г. - более 3 лет. Тогда же для стеснения заграничных путешествий была введена огромная плата за заграничный паспорт, равная годовому жалованью среднего чиновника. Дворянин, желавший поступить на службу, должен был обязательно начинать её в провинции. На губернаторов в 1837 г. была возложена обязанность надзирать за вновь поступающими на службу и каждые полгода доносить императору об их поведении. […]
М.М. Сперанский в либеральное царствование Александра I утверждал, что нет разницы между отношениями крепостных к их помещикам и отношениями дворян-помещиков к самодержавному государю. Историк права В.И. Сергеевич подводил под эту точку зрения теоретическую базу, доказывая, что патримониально-патриархальный характер самодержавия не был исчерпан даже во второй половине XIX века.
Эти утверждения не согласуются с фактами. Дворянство в начале XIX в. и юридически, и фактически освободилось от государственной крепостной зависимости и имело весь набор личных прав, свойственных свободному человеку, хотя и не имело политических прав в современном смысле этого понятия, а русская государственность ещё при Петре I утратила свой патриархальный характер. В данном случае пережитки умерших структур и явлений принимаются за свидетельства их жизнеспособности.
Миронов Б.Н., Социальная история России периода Империи (XVIII - начало XX века), Том 1, CПб, Дмитрий Буланин, 1999 г., с. 377-380.
Дополнительные материалы
ТВОРЧЕСКИЕ ОШИБКИ / БАРЬЕРЫ / ГЛУПОСТИ — плейлист из 11-ти видео
Изображения в статье
Д.Н. Кардовский. Бал в Петербургском Дворянском собрании Бал в Дворянском собрании 1913 года / Public Domain
Image by Inactive_account_ID_249 from Pixabay
Image by jacqueline macou from Pixabay
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
За свободу! Долой царя!
23 и 31 числа нам показали что никакой оппозиции в нашей стране нет.
1) Нам говорят что это был не митинг, а протест, а некоторые говорят о том что это революция! Протест где люди дают добровольно себя лупить дубинками и поднимают руки со словами: "Мы без оружия". Такого цирка давно не видел.
2) Организаторы данного действия вывели людей на убой. Ну т.е. они просят людей бороться за свою свободу(какую свободу?), за Навального(многим он до фонаря), против Путина(его многие поддерживают, а более сознательный понимает что уход только данного персонажа и его кучки друзей ничего не изменит) и пр. популистский бред. Ну т.е. лозунги рассчитанные на тех кому просто нужно покричать, по возмущаться, но по сути у этих людей и так в жизни всё нормально.
Реальных лозунгов которые могли бы заставить выйти именно ту часть населения, которая уже не будет кричать:"мы без оружия" и не будет жаловаться на то что их ударили в живот, а будут просто бить в ответ - не прозвучало! Вы можете себе такое представить? Ну т.е. если это сделано сознательно, то ок, но в противном случае организаторы просто дятлы.
3) Предупреждать о своих "протестных" действиях за неделю до выхода людей на улицы. Вы просто составьте график и отправьте власти. Им даже понравится. Мясо будет выходить на улицы, а ОМОН будет отрабатывать новые методы. 31 числа вся эта вакханалия была разбита на мелкие кучки людей и протест слился. Альтернативные протесты в Хабаровске из-за Фургалы, где люди вышли и не дали возможности власти подготовится и какой исход? Люди ходили и их не трогали. Реакция была абсолютно неожиданная для власти.
4) Цель. Какая цель у данного действия? Освободить Навального? Этого не будет. Ну если ходить и просить, то не будет. Дать вам свободу? Свобода в капиталистическом мире - это деньги и никто вам их не даст. Не Путин и не Навальный. Никто в капиталистической системе вам не даст такое количество денег, которое обеспечит вам ту свободу о которой вы так мечтаете. Потому что нет в мире столько денег. Кто-то будет нищим, а кто-то богатым и если вы этого не понимаете, то так и останетесь пушечным мясом.
Так почему же в нашей стране нет оппозиции? А всё просто. Либералы - это не оппозиция, а кучка идеалистов, которые верят в волшебные бобы и в поле чудес. Они всегда будут выгодны власти. Почему? Они дают возможность власти в ручном порядке контролировать протесты, благодаря сказкам пудрить молодежи мозги и заставлять их верить в то что бывает по другому. Вот мол на западе люди как короли живут и мол мы сможем. Вот только дайте нам к власти прийти и заживем. Вот только вы уже у власти, дятлы! Путин один из самых либеральных президентов мира. И именно по этому нет у нас оппозиции и именно по этому все ваши протесты вызывают смех. Вы так мечтаете о западной демократии и свободах, а сами же боритесь против неё у себя же дома.