- Что? - спросил он, хотя чётко слышал то, что сказала Катя.

Олег сделал вид, что не расслышал её, но, на самом деле, ему просто хотелось слышать её голос. В последнее время они почти не разговаривали и сейчас ему этот предстоящий разговор, казался мёдом для ушей.

- Я говорю, что причина может быть в самом городе.

Девушка, наконец, повернулась к нему, сверкнув холодными синими глазами так, что Олегу стало немного не по себе. Хотя, это был, скорее, не холод, а какая-то отрешённость. Может быть, она просто старается максимально сконцентрироваться на цели? Поэтому сейчас так скупа на эмоции? Может быть... Скорее всего, так и есть. Возможно, даже стоит последовать её примеру.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Олег, резко отведя от неё глаза, чтобы скрыть своё смущение. Боялся, что она уловит в его взгляде то, в чём он сам себе ещё не хотел признаваться. - Что не так с нашим городом?

- Я думаю, что с городом то, как раз, всё в порядке. - Она закинула непослушную белокурую прядь волос за ухо и подошла ближе к парню, обдав его, ставшим почти родным, ароматом ванили. Единственного, что перебивало вездесущий смрад. - Возможно, это какая-то чёрная магия...

Последние слова Катя сказала тихим, заговорческим, тоном, будто бы боялась, что её может кто-то услышать кроме Олега.

Парень даже подавился слюной, от такого неожиданного предположения. Он громко закашлял и надеялся, что это поможет скрыть его ехидную усмешку. Однако, девушка оказалась куда более проницательнее, чем он себе представлял.

- А что не так? - резко, даже режущим слух тоном, спросила Катя, когда Олег, наконец, притих. - По-твоему этот зловонный смертоносный мрак, блуждающие тени в нём, отражение в зеркале, которое выпивает твоё пойло, в конце концов эта дорога, ведущая в пустоту - реально, а колдовство - нет? Посуди сам. Ведь мы не можем найти рационального объяснения всему, что здесь происходит, а это значит, что мой вариант вполне имеет место быть.

- Безумие какое-то... - выдавил из себя Олег, чувствуя себя дураком. Ведь он до последнего гнал от себя эту мысль подальше, как назойливую муху, но она, всё же, поселилась у него в голове. Так, или иначе, он не хотел ударить в грязь лицом перед Катей, перебирая возможные варианты. - А ты не думала о том, что мы давно уже погибли, вместе со всеми и это наш персональный ад? Или, может быть, мы сейчас в коме, а наши души пытаются найти путь к свету? Ну, или кто-то из нас в коме, а кто-то что-то вроде проводника. Ещё, может быть, что всё это виртуальная реальность. Игра на выживание, к которой нас подключили и мы пытаемся найти выход. Кто знает, до чего технологии дошли?

Катя так долго молчала, что Олегу показалось это время вечностью, но, всё же, не торопил с ответом. Ему казалось, что его варианты тоже весьма хороши, что их нельзя оспорить. От этой мысли он заулыбался. Как оказалось, его праздность оказалась преждевременной.

- Допустим, - сказала девушка на выдохе и пристально посмотрела на спутника. - Предположим, что это ад, или кома, и наши души здесь страдают. Но ты ешь, пьёшь, спишь... ходишь по нужде. Откуда эти потребности у бестелесного существа? Их не должно быть. К тому же, твой палец должен напоминать тебе о реальности происходящего. А если это, как ты говоришь, виртуальная реальность, значит и колдовство в этой самой симуляции вполне приемлемо.

- Хорошо, - наконец, сдался Олег, бегая глазами по почерневшим деревьям у дороги, - что ты предлагаешь делать дальше?

- Ну, по закону вселенной - на любое действие обязательно есть равное ему противодействие. - Катя задумалась ненадолго, провожая взглядом целлофановый пакет, гонимый ветром во мрак пустоты. - Это значит, что должно быть какое-то заклинание, или обряд, который поставит всё на свои места. Единственное, чего не могу придумать, так это то, откуда начать поиски ответов.

- Женщины... - буркнул Олег, наконец, заставив себя посмотреть ей в глаза. Голубые, как небо в ясный летний день. Может быть, всё же от освещения зависит, или ракурса? Ему это казалось немного странным и, в то же время, очень красивым. - Ты, наверное, карты таро раскладывала, когда всё было нормально? Или астрологические прогнозы клепала? И сейчас чувствуешь себя, прямо, как рыба в воде?

- Можешь острить, сколько угодно. - Катя фыркнула и пошла к машине. - Я одна поищу. До города только довези. - Бросила она за спину, не оборачиваясь.

Олег прикусил себе губу до боли за свой последний комментарий. Это ж надо было, такое сказать. Девушки же толпами вешаются на таких парней, которые высмеивают их убеждения. А если ещё и над их интеллектом смеяться... а ещё лучше над родителями. Или со своей мамой сравнивать? А ещё круче с бывшей. Тогда вообще отбоя не будет... от тоски и самобичевания. Потому что сам мудак.

- Прости, я не со зла эту хрень ляпнул! - крикнул он Кате в след, когда она уже хотела захлопнуть дверь. - Просто не подумал. - Начал оправдываться парень, виновато опустив голову. Девушка встала, чтобы выслушать. - Я вообще редко думаю, прежде чем что-то сказать. Понимаю, привычка дурная. Поэтому, наверное, и был одиноким всю жизнь, но... я исправлюсь, обещаю. Просто, дай мне время. Я не хочу тебя обидеть, или оскорбить. Напротив. Мне хочется тебя поддержать. Ведь сейчас всё катится к чертям, но, почему то, именно в этот момент, с тобой, я не чувствую себя одиноким. Я чувствую себя живым. Но, старые установки до сих пор работают и... мне тяжело подстраиваться под ситуацию с ходу.

Катя внимательно выслушала его исповедь и села в машину, резко захлопнув дверь. Гулкое эхо от хлопка разнеслось по пустой дороге, затерявшись где-то в пустоте, где она обрывается. Олег поморщился. Внутри у него всё сжалось. Он боялся идти к машине, переживая о том, что девушка не восприняла его покаяние всерьёз.

Парень, всё же, собрался духом, неловко водрузившись за руль, вдохнув ваниль и стараясь не поймать взгляд Кати, которая даже бровью не повела в его сторону, рассматривая мрачный пейзаж за окном автомобиля.

- В библиотеке можно что-нибудь поискать на эту тему. - Дрожащим голосом промямлил он, поворачивая ключ зажигания. - Есть небольшая вероятность, что там есть что-то, что нам поможет. Я... я хочу пойти с тобой. До конца.

- Хорошая мысль. - Девушка явно смягчилась, даже улыбнулась, посмотрев на Олега. Тот, в свою очередь, уставился в лобовое стекло, опасаясь, что выдаст ещё какую-нибудь остроту. - Поехали.

Дорога обратно в город казалась короче, но тяжелее. Каждый километр, приближавший их к серым громадам зданий, ощущался, как шаг назад, в пасть зверя. Олег вёл машину молча, сосредоточенно. Культя болела тупой, напоминающей болью. Катя тоже не вымолвила ни слова за весь путь, сидя с непроницаемым профилем в, освещённым серым светом заката.

- Библиотека имени Горького, - глухо произнёс Олег, сворачивая на знакомую улицу. - Центральная. Там должен быть большой фонд.

Здание библиотеки, монументальное, в стиле Сталинского ампира, предстало перед ними, как мрачный монумент забытому знанию. Тяжёлые дубовые двери были распахнуты настежь, будто здание, в последнем вздохе, распахнуло рот. Перед входом валялись пара обгоревших книг, страницы которых ветер разметал по закопчённому асфальту.

- Готов? - Катя повернулась к Олегу. Её глаза в полумраке салона казались почти чёрными.

Он кивнул, заглушил двигатель.

Библиотека встретила их гробовой тишиной, нарушаемой лишь скрипом старых паркетных досок под ногами и свистом ледяного, гулявшего в высоких открытых витражах. Густой воздух был пропитан пылью веков, старой бумагой и всё тем же сладковато-приторным запахом тления, который теперь был неотъемлемой частью этого мира. Лучи их фонарей, казалось, не столько освещали пространство, сколько подчёркивали его мрак. Высокие стеллажи, уходящие в непроглядную черноту, напоминали надгробия в гигантском склепе, а в углах, до куда свет не доставал, уже клубились знакомые, пульсирующие сгустки теней, словно чёрные грибы, выросшие на разлагающемся теле.

- Здесь пахнет могилой, - проворчал Олег, нервно поправляя повязку на пальце.

Его луч фонаря скользнул по корешкам книг, покрытых толстым саваном пыли. Он направил его в глубокий проход между стеллажами. Там, в самом конце, чернота не просто висела - она шевелилась. Тонкие струйки маслянистого мрака стекали с полок, сливаясь в небольшие лужи на полу, которые тут же втягивались обратно. Тьма здесь словно дышала.

Катя направила свой фонарик туда же. Два луча, дрожащие в пыльной мгле, упёрлись в живую стену тьмы, словно разрезав её пополам. И тьма взвыла. Пронзительный нечеловеческий визг, полный боли и ярости, эхом разлетелся по пустым залам. Казалось, что задрожали стены, зазвенели стёкла витражей, а пол под ногами, будто, стал зыбким. Звук бил по барабанным перепонкам, скрёб по нервам, заставляя внутренности сжиматься в комок. Катя инстинктивно вжалась в Олега, сильно зажав уши.

- Гасим фонарики! - крикнул Олег, однако, Катя его едва расслышала, до сих пор оглушённая этим неистовым криком.

Темнота, лишённая света, сомкнулась мгновенно. Густая и всепоглощающая. Но вой стих не сразу. Он долго висел в воздухе, постепенно затихая, переходя в зловещий многоголосый шёпот, доносящийся, словно, из самих стен.

Они неуверенно двинулись дальше, чувствуя, как кровь стучит в ушах и... что-то ещё.

Шаги. Чёткие, мерные. Не в такт их собственным. Где-то в соседнем зале. Шаги по паркету, прерываемые скрипом старого сухого дерева. Олег замер, схватив Катю за руку. Она ответила сильным сжатием пальцев. Шаги медленно отдалялись. Казалось, кто-то обходит стеллажи, проверяя проходы.

- Кто... - начала шёпотом Катя, но Олег резко сжал её руку до боли, заставляя замолчать

Адреналин новой волной хлынул в кровь. Неужели они не одни? Мародёр? Безумец? Или оно научилось ходить при свете солнца? Олег почувствовал, как по спине ползёт холод. Катя затаила дыхание.

Шаги затихли. На несколько, мучительно долгих, секунд нарушаемая шёпотом тьмы. Потом - громкий, протяжный скрип тяжёлой двери, где-то в дальнем конце библиотеки, после - громкий хлопок и снова тишина.

Олег осторожно  выглянул из-за угла. Проход был пуст. Лишь пыль, висящая в воздухе, да клубящиеся в углах тени.

- Ушли? - прошептала Катя, едва слышно.

- Или затаились, - мрачно ответил Олег. - Сидеть здесь - смерти ждать. Идём. Времени мало.

Они двинулись вглубь зала, к секции, где, судя по полустёртым табличкам, хранились различные редкие издания. Они озирались на каждый шорох, на каждое движение тени в периферии зрения. Воздух становился всё тяжелее.

Секция редких книг представляла собой отдельный закуток, отгороженный низкими барьерами. Они двинулись вглубь, как слепые котята в лабиринте. Лучи фонарей скользили по корешкам книг, покрытым пылью. «История искусства», «Физика», «Агротехника», «Сборник стихов XVII века». Ничего.

Они прошли в следующий ряд. «Экономика», «Геология», «Зарубежная литература XIX века». Снова ничего, что могло бы помочь.

- Вот! - Катя остановилась у стеллажа с табличкой, едва читаемой под слоем пыли: «Религия. Философия». - Может быть здесь что-нибудь есть.

Они начали лихорадочно сдувать пыль, просматривая названия. «История мировых религий», «Философские трактаты эпохи Просвещения», «Этика», «Основы атеизма», «Мифы древней Греции».

Олег швырнул толстый том обратно на полку и тьма в верхнем углу словно оживилась.

- Бред! Всё не то! Где хоть намёк на это? На тени? На пустоту?

- Должно быть хоть что-то! - Катя нервно перебирала книги чернеющими от пыли пальцами. - Где-то, что-то про забытых богов, про древние проклятия...

Олег скептически покосился на брошенный том о мифах древней Греции. Его фонарик метнулся куда-то вглубь и там он выхватил лучом массивный дубовый стол, заваленный бумагами.

- Смотри, - шепнул он Кате, не сводя с него глаз.

- Ни пылинки... - настороженно ответила она, подойдя к столу, глядя на рассыпанные бумаги и обугленные фрагменты каких-то рукописей.

Олег принялся сгребать все эти бумаги в кучу и из под них им показалась книга. Не просто большая - огромная. Толстенный кожаный переплёт, потемневший от времени, с металлическими застёжками, которые, к счастью, были расстёгнуты.

Открытые страницы книги были покрыты сложными витиеватыми символами, которые явно не принадлежали знакомому им алфавиту. Но, среди этих непонятных строк и столбцов текста было то, что захватывало дух и заставляло кровь стынуть в жилах.

Точные, детализированные изображения пентаграмм, гексаграмм, сложных кругов с пересекающимися линиями и надписями на непонятном языке. И самое жуткое - изображения существ. Не людей, не животных. Сущностей с козлиными головами, множеством глаз, крыльями летучих мышей, змеиными хвостами. Странные символы, печати... всё это было нарисовано с пугающим натурализмом.

Они замерли, впиваясь взглядами в страницы. Олег машинально перелистнул тяжёлый лист и им предстал рисунок, занимающий почти всю страницу напротив изображения демона. Это был не просто символ. Это была чёрная бездна, заключённая в форму. Спираль, выкованная из бесчисленных острых шипов, каждый из которых был крошечным, искажённым лицом бьющегося в агонии человека. Шипы сходились к центру, образуя воронку, уходящую в абсолютную черноту. Эта центральная чернота казалась живой, гипнотизирующей, настоящей дырой в пергаменте, затягивающей взгляд. По краям воронки, там, где шипы встречались с чернотой, были начертаны три переплетённых кольца, напоминающих разорванные звенья цепи. Вся композиция ощущение вечной пустоты, бесконечного падения и неутолимого голода. Даже просто глядя на неё Олег почувствовал головокружение, словно его действительно затягивало в эту нарисованную бездну.

Изображение демона было кошмарным воплощением всего, что они пережили. Это была сама пустота, обрётшая форму. Амфорная, колоссальная пропасть в форме чудовища. Его тело казалось сотканным из концентрированной пульсирующей черноты, той, что пожирала свет и звук за окнами их убежищ. Оно не просо поглощало крошечные, искажённые ужасом, фигурки людей на иллюстрации. Оно растворяло их, втягивая в свою безликую сущность, как чёрная дыра втягивает звёзды. Границы этого тела были нечёткими, размытыми, дымчатыми. Они словно колебались и перетекали, как смола на медленном огне. Когда они всматривались, то им казалось, что они видели, как в этой чёрной мгле, проступали смутные очертания лица демона. То огромные глаза без зрачков, то зияющая пасть, но они тут же расплывались, не давая зафиксировать облик.

Из его недр, как ядовитые корни из гниющего пня, тянулись бесчисленные щупальца, такие же чёрные, как он сам. Они были не придатками, а продолжением его сути. Именно такие тени они видели, блуждающими в ночи. Смутные, бестелесные, с неестественно вытянутыми конечностями. На иллюстрации они вились вокруг демона, как рой мух вокруг падали. Но в их движении чувствовалась не хаотичность, а жуткая синхронность, словно все они управлялись единой, чудовищной волей. Живой разрыв в ткани мира. Ходячий мрак, который сам является вечной ночью.

- Это... это же... - прошептала Катя, глядя на Олега глазами, полными надежды.

Парень внезапно вздрогнул. Он почувствовал это раньше, чем увидел. Холод. Резкий, пронизывающий до костей. Запах гнили усилился в разы.

Кать... - его голос был хриплым, полным леденящего душу страхом. - Смотри...

Тьма уже клубилась в отдалении. Она наступала. Плотная, маслянистая, пульсирующая чёрная стена медленно, но неумолимо, заполняла проход между стеллажами, поглощая свет их фонарей на расстоянии вытянутой руки. Из её глубины доносился тот самый многоголосый стон. Она шла за ними.

- Бежим! - рявкнул Олег, не раздумывая.

Он схватил тяжёлую книгу, сунул её подмышку и рванул Катю за руку в противоположную от черноты сторону.

Они понеслись по залу, спотыкаясь об собственные ноги, огибая покосившиеся стеллажи. Лучи фонарей прыгали по стенам, выхватывая из мрака старые плакаты, зияющие провалы окон. За спиной нарастал гул. Вой тьмы сливался со звуком их собственных шагов и прерывистого дыхания. Холодный пот заливал спину Олега, но он не останавливался. Катя едва поспевала за ним, мёртвой хваткой вцепившись ему под локоть.

Внезапно она споткнулась о торчащую ножку стула, стоявшего в проходе, вскрикнула и упала, выронив фонарик. Тот, с глухим стуком, ударился о паркет, что-то в нём громко треснуло и луч мгновенно погас, погрузив угол зала в ещё больший мрак.

Катя, движимая инстинктом, уже протягивала руку к фонарю, но Олег резко дёрнул её вверх.

- Нужно бежать!

Он почти волочил её за собой, понимая, что секунды промедления - верная смерть. Надежда оставалась только на его фонарь и на то, что они успеют пробежать через главный вход.

Они выскочили в центральный зал. Входные двери были видны - распахнутые настежь. Но прямо на выходе их встретила плотная, дышащая стена тьмы, перекрывая дорогу. Она пульсировала и из неё тянулись тонкие, похожие на щупальца, струйки черноты, словно она ощупывал пространство перед собой.

- Должен быть ещё выход! - выдохнул Олег, разворачиваясь.

Они рванули вглубь библиотеки. Туда, откуда до этого доносились звуки шагов и запирающейся двери.

Проход был узким, тёмным. Луч фонаря выхватил в конце тупика тяжёлую деревянную дверь.

- Откройся! - зарычал он, нажимая на ручку и толкая её изо всех сил.

Дверь не поддалась. Закрыта с другой стороны, или её заклинило. Катя прислонилась к стене рядом, смотря в сторону коридора, откуда уже накатывал гул и холод наступающей тьмы.

- Давай вместе! - крикнула она срывающимся от ужаса голосом.

Олег отступил на шаг и снова ударил плечом в дверь, не чувствуя боли. Раз. Два. Древесина вокруг замка затрещала, но дверь держалась. На третьем ударе он стукнул фонарь об наличник.

Раздался резкий треск. Луч бешено замерцал, выхватывая из темноты искажённые тени, дрожащие руки Кати, большие от ужаса глаза Олега... От этого мерцания зарябило в глазах, мир поплыл. А через несколько секунд спасительный луч погас.

Казалось, в это мгновение, замолчала даже сама тьма. На миг воцарилась гнетущая тишина. Глухая. Ватная.

- Вот же срань!  - раздосадовано, сквозь стиснутые зубы выдавил Олег, прижимая к себе тяжёлую книгу и закрывая Катю своим телом.

И тихая библиотека погрузилась в адскую песнь бушующего мрака.

— Любовь первую. Любовь вторую…

Фил приложил руку к сердцу, потом показал один палец, следом второй. Затем склонил голову и прошептал последнюю фразу.

— Извините, что вас я беспокою...

В своем блокноте я закончил рисовать тот заострённый символ «S», который мы все рисовали в старших классах. На самом деле я никогда ничего не записываю, но это успокаивает пациентов, давая надежду, что я «разбираюсь в этом».

— Как часто вы совершаете этот ритуал, Фил? — спросил я.

Он поднял глаза.

— Каждые пять минут.

У него была неухоженная борода и обветренное лицо, из-за чего он казался намного старше, чем был на самом деле.

— Пять минут? — переспросил я, стараясь не показывать своего удивления. Это было необычно даже для пациента с тяжёлым обсессивно-компульсивным расстройством. — Вы чувствуете облегчение после завершения ритуала?

— Никогда.

— Чего вы боитесь, что случится, если вы не проведёте ритуал?

Он закрыл глаза и покачал головой.

— Фил, вы можете мне рассказать, — ободряюще сказал я. — Для этого мы здесь.

Мужчина сделал глубокий вдох.

— Тот… тот человек с двумя ножами.

Боязнь смерти или убийства был одним из самых распространённых проявлений ОКР. Но, конечно, я не хотел преуменьшать его страх, который был очень реален для него.

— Звучит пугающе, Фил. Можете рассказать мне об этом человеке подробнее?

Он сглотнул.

— Если я пропускаю ритуал, он приходит посреди ночи. И он... он...

— Всё в порядке, — мягко произнес я. — Я не хочу вас расстроить.

Я повернулся к его жене, которая с тревогой поглаживала колено мужчины.

— Энн, как это повлияло на вас? Наверное, тяжело видеть, как страдает ваш муж. Вы, видимо, переживаете каждый день, особенно когда он на работе или в командировке?

— Он никогда не выходит из дома, — тихо сказала она. — Он впервые за три года вышел на улицу. Всё это время он был на инвалидности. Он так напуган. И...

Мой новый помощник - Ной, открыл дверь.

— Ной, у меня пациент.

— Простите, это из школы. — Он покраснел. — Они сказали, что это срочно. Они хотят поговорить о суде над Эммой.

— Извините, я сейчас вернусь.

Когда я вышел из кабинета, Ной стоял в дверях и смотрел на Фила и Энн. Видимо, он ничему не научился на вводном инструктаже. Но сейчас у меня не было времени разбираться с ним.

Выйдя, я ответил на звонок. Школа хотела, чтобы мной были даны показания в пользу Эммы, что я и так планировал сделать. У меня сложилось впечатление, что они больше беспокоились о том, что я попытаюсь обвинить школу в отместку за увольнение.

Но месть — это мелочно, особенно если на кону будущее ребёнка.

Закончив разговор, я вернулся в кабинет.

— Простите, что прервал, — сказал я, усаживаясь на своё место. — Итак, у меня есть хорошие и плохие новости. Плохая новость в том, что вы, похоже, страдаете от тяжёлой формы обсессивно-компульсивного расстройства. Хорошая новость в том, что вы пришли за помощью, а ОКР хорошо поддается лечению.

Фил наклонился вперед.

— Вы можете мне помочь?

— Да, — уверенно сказал я. — Я не большой поклонник лекарств, но думаю, что антидепрессанты могли бы помочь снять напряжение, пока мы не начнём практиковать осознанность и психотерапию. Через несколько месяцев эти ритуалы останутся в прошлом. Вся моя команда здесь, чтобы помочь вам.

Я не хотел слишком быстро отправлять его к своим коллегам, но это был довольно классический случай ОКР, и казалось, что мои ресурсы лучше потратить на пациентов с более необычными проблемами.

Фил покачал головой.

— Нет.

— Простите, что?

— Нет, я не могу принимать лекарства. Я не могу прекратить ритуалы.

— Конечно, можете, — сказал я. — Именно поэтому мы здесь.

— Нет, — снова сказал он. — Иначе он сделает это снова.

К этому моменту я уже немного расстроился.

— Фил, дело в том, что...

— Покажи… — сказал Фил своей жене.

Она поморщилась и слегка покачала головой.

— Пожалуйста, — взмолился Фил. — Покажи.

Энн закрыла глаза и приподняла рубашку.

Её тело было покрыто как минимум десятком шрамов от ножевых ранений.

Прежде чем я успел среагировать, Фил снова приложил руку к сердцу.

— Любовь первую. Любовь вторую…

Господи Иисусе. Неужели уже прошло пять минут?

— Извините, что вас я беспокою…

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Худокормова Юлия специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

— Как такое возможно? — встал я, растерянно поправляя куртку. — У меня же отличный рейтинг!

Она только неловко пожала плечами. Помочь ничем не могла.

Я вышел на улицу, как плохой школьник, которого отчитали, но не объяснили — за что. В голове крутилось: «А вдруг я правда что-то не так делаю? Может, я забыл закрыть какой-то старый штраф?» Достал телефон и набрал свой родной банк, тот самый, который обычно с радостью пытается снять с меня комиссию за всё, что угодно. Сейчас даже он отказал в рассрочке.

Часть вторая. Телефонный разговор.

Далее приведу мой разговор с банком.

— Почему вы отказали мне в рассрочке? — спросил я.

— Да кто ж его знает… Мне надо с кем-то посоветоваться, чтобы понять, что вообще происходит. Я тут работаю только второй день. Меня даже курьером не взяли, пришлось идти либо сюда… либо на почту. Платят мало, текучка огромная. Подождёте? Хотя… какой у вас выбор? — дружелюбно ответил сотрудник.

В трубке заиграла мрачная музыка.

Я успел дойти до дома, пообедать, узнать, сколько лет Газманову, и наспех написать копию картины «Девушка с жемчужной серёжкой». Не шедевр, но узнаётся.

Наконец в трубке раздался человеческий голос:

— О! Я совсем забыл о вас…

— Спасибо, — ответил я без капли сарказма.

— А что вы хотели?

— Хотел узнать, почему мне отказали в рассрочке, — терпеливо сказал я, разламывая толстую кисточку пополам.

— А! У вас рейтинг низкий…

— Но неделю назад он был высоким! Как такое возможно?

— Э-э-э… нужно у кого-то уточнить…

— Может, соедините меня сразу с кем-нибудь, кто работает здесь больше двух дней?

— Сейчас поищу, — грустно вздохнул он.

— Подож…

Мрачная музыка. Спустя полчаса:

— Старший менеджер Иванов слушает.

— Здравствуйте, — сказал я. Хотел добавить «гражданин начальник», но решил не усугублять. — Мне сообщили, что у меня внезапно рейтинг стал очень маленьким…

— Рейтинг — не писюн. Переживёте, — отрезал он.

— Но я просто хотел взять у вас немного денежек…

— Так! Что у нас тут? — сказал он, громко и демонстративно клацая по клавишам. Через какое-то время добавил:

— Упс.

— Упс? — переспросил я, напрягшись.

— Упс, — расстроенно подтвердил он. — В нашей системе вы — Надежда Светлановна Гордеева из посёлка Пупки.

— Но я точно не она.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Хотя… сейчас такие времена… — задумчиво сказал я. Потом спохватился: — Но не у нас. У нас в стране всё с этим хорошо!

— Тут не поспоришь, — ответил он почему-то таким же тоном, как и я.

— И что теперь?

— Приходите в банк. Разберёмся на месте.

Повесив трубку, я задумался. Как можно было перепутать Меньшикова-Соловьёва с Гордеевой? Это насколько нужно быть не в себе, чтобы не заметить очевидного различия? Стало страшно, ведь если в современном мире возможно такое, то какие ещё ошибки могут случиться? Нужно было как можно быстрее исправить это недоразумение.

Часть третья. Отделение банка.

По дороге в банк я то и дело доставал телефон, чтобы ещё раз перечислить в уме все факты моей человеческой жизни: имя, дата рождения, фамилия, ненависть к понедельникам, пережитая в детстве пневмония, шрам от удара лбом о батарею. Я точно не Гордеева!

Зайдя внутрь, я получил талон электронной очереди и присел на скамейку напротив окошек обслуживания. Фоном играла всё та же мрачная музыка.

На всякий случай ущипнул себя. Больно. Немного успокоившись, стал ждать.

Минут через тридцать под потолком раздался торжественный механический голос:

— Номер пятьдесят два, подойдите к окну пять.

Я осторожно зашагал туда, где меня уже ждали. Присел на металлический стул, объяснил ситуацию молодому специалисту и протянул ему паспорт. Он сосредоточенно начал его изучать. Минутная пауза. Затем брови у него сдвинулись. Не сказав ни слова, он молча встал и с документом исчез в глубине служебных помещений.

Что-то защемило внутри. Неужели действительно что-то не так? Хотя бы мелочь? Неправильная фотография? Не та печать?

Через секунду завыла сигнализация. Почувствовалось, что сейчас начнётся что-то не то. Точно: спустя минуту в отделение ворвались пятеро полицейских. Один стал посреди зала, развернул бумагу и с некоторой неуверенностью прочитал:

— Гордеева Надежда Светлановна? Есть такая?

Молчание.

Я начал подозревать, что речь идёт обо мне, и неуверенно поднял руку:

— Возможно… это я?

Полицейские многозначительно переглянулись. Никто, правда, не рванулся меня ловить — решили подождать, пока ситуация окончательно прояснится.

И тут, за окошком номер пять, выскочил воодушевлённый банковский сотрудник и, указывая на меня пальцем, закричал почти с ликованием:

— Вот она! Это она! У меня её фальшивый паспорт.

Полицейские начали медленно сжимать кольцо вокруг меня. Стало немного не по себе.

И вдруг меня осенило: безотказный, простой способ доказать, что я не Надежда Светлановна. Ведь правда же, я не она?

В панике я расстегнул ремень, спустил штаны и показал... как мне казалось, убедительное доказательство.

Парень из окошка растерянно попятился, на мгновение смутился — а потом, как будто его осенило:

— Подделка! Наверняка подделка! Дёрните — оно отвалится!

Я судорожно натянул штаны обратно и испуганно прокричал:

— Ничего дёргать не надо! Я… мужского пола! На сто процентов!

— Это мы ещё проверим. На следственном эксперименте, — многозначительно сказал один из полицейских, заковывая меня в наручники.

До этого казалось, что ошибку скоро исправят. Теперь мне, действительно, стало страшно.

Часть четвёртая. Отделение полиции.

Спустя час я сидел в отделении полиции, напротив лейтенанта. Он листал какие-то бумаги, потом неспешно поднял на меня глаза.

— Хорошо, — произнёс он. — Всё прояснилось. Вас можно отпускать.

Я чуть расслабился.

— Но… есть одна деталь, — добавил он.

Я снова напрягся.

— В ходе проверки подтвердилось: вы не мошенница, не брали кредиты по поддельным документам. Но… вы вообще не проходите по базе как человек.

— Простите… а кто же я тогда?

Он нахмурился, заглянул в распечатку и прочёл:

— По базе… кобель по кличке Барбос, возраст — восемь лет, прививки проставлены. По характеру: подвижный, склонен к дрессировке, нуждается в ласке.

— Но я человек! Вы же видите, что я человек! — возмутился я.

— Может, вы и человек, а может, и нет. Ведь кто из нас действительно человек? — задумчиво уставившись в потолок, произнёс он. — Что это вообще такое? ЧЕ-ЛО-ВЕК…

Я открыл рот, чтобы возразить, но вдруг... вспомнил.

Вспомнил, что хожу кругами перед тем, как лечь спать, вспомнил, что инстинктивно грызу колпачки ручек, и вспомнил, что рефлекторно каждый раз, когда пьян, пытаюсь пописать на дерево…

— А это ведь многое объясняет, — вздохнул я, немного даже с облегчением.

Позже меня забрали какие-то люди. Сказали, что когда-то, много лет назад, у них пропал Барбос. И, что удивительно... я их вроде узнал. По запаху.

Они не были похожи на кого-то важного. Но когда я увидел, как один из них достаёт из кармана новую резиновую кость с тем самым, родным скрипом, мне вдруг стало… спокойно.

Эпилог

Так всё и закончилось.

Жизнь теперь, может, и собачья, зато мирная и логичная.

Сплю на коврике. Не думаю о рассрочках. Не мучает рейтинг.

Меня гладят. Я улыбаюсь.

Хорошо.

Гав.

Автор: Вадим Березин

Редактор и корректор: Алексей Нагацкий

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Кони, почуяв передышку, тяжело пыхтели, выпуская в морозный воздух клубы пара. Морозный воздух превращал их дыхание в белесые облачка, рассыпающиеся инеем. А мельник стоял неподвижно, и от его рта не поднималось ни единого дымка, словно он – не живое существо, а каменный истукан, вытесанный из уральского гранита.

Ночлег устроили под разлапистой елью, чьи низко опущенные ветви создавали подобие шалаша. Малой с Черновым отправились собирать хворост – Яшка семенил за матросом, как щенок за старой собакой, то и дело проваливаясь в снег по пояс. Гущин смахивал с «Льюиса» налипший снег, бережно похлопывая рукавицей по металлу. Вольский, пристроившись на обомшелом валежнике, повернул книгу к лунному свету. Его глаза были прикрыты, а губы беззвучно шевелились, заучивая приглянувшиеся строки. Временами он вздыхал – то ли от холода, то ли не соглашаясь с Марксом.

- Висельная тропа… - поморщился Корж, распеленав шмат сала. – Нарочно удумали такое, честной народ пужать!

Он плюнул в снег, и слюна прожгла маленькую дыру.

- А как бы ты назвал? – приоткрыл глаза Иван Захарович. – Светлый путь?

- Ну… тропа в Светлое будущее! Звучит?

- Звучит-звучит, - заверил пулеметчик, доставая портсигар с самокрутками. – Только ж разве такой тропой дотопаешь до светлого будущего? Чтобы в светлом будущем оказаться, нужно всех буржуев перевешать!

- Прямо всех до единого, дядя Лавр? – спросил вернувшийся с охапкой хвороста Шелестов, с любопытством косясь на старого солдата.

- Прямо всех до единого, - неожиданно ответил за Гущина комиссар. – Вот как последнего буржуя вздернем на суку – так сразу, в тот же день, светлое будущее и наступит.

- Так это ж… это ж пахать да пахать, - с грустью вздохнул Степан, вызвав всеобщий смех.

Бирюк устроился в стороне от чекистов, прислонившись к стволу сосны. Он просто сидел на снегу, положив руки на колени, равнодушно глядя в темноту. И продолжил сидеть так же, когда пламя устроило пляску на хворосте.

- Эй… как там тебя? – крикнул Лавр, обернувшись через плечо. – Айда, погрейся.

Егор не шевельнулся. Только его губы, скрытый заиндевевшей бородой, чуть дрогнули, будто он что-то прошептал, но ветер унес слова прочь.

- Оставь его, - распорядился Осипов, постукивая папиросой по портсигару.

- И то верно, - процедил Федор, на секунду перестав разминать челюстями жесткую тушенку. – Неча на кулака тепло тратить!

- А как же декрет о равенстве всех трудящихся? – напомнил Иван Захарович, закладывая страницу старой синей пятирублевкой и закрывая книгу.

- Так то – трудящихся. А то – морда кулацкая! Эксплуататор! – произнес Чернов нарочито громко, чтобы мельник не мог не расслышать.

Пусть Егор не подавал повода, но матрос продолжал видеть в нем классового врага. И все, включая самого бирюка, понимали, что единственное, что мешает Чернову разрядить Наган в мужика, прикрываясь громким именем Революции – нужда в проводнике. А когда эта нужда отпадет, когда отряд настигнет банду Варнака… тут уже судьба Егора была прозрачна, как воды Байкала.

- Как думаешь… думаете, товарищ начальник, - проговорил вполголоса Корж, подавшись вперед. – Не убегёт? Может, связать его?

Проводник издал тихий смешок.

- Не нужно, - мотнул головой Григорий, задумчиво глядя на огонек папиросы. – Не убегёт.

Первыми в караул заступили Степан с Яшкой. Уголовник с мальчишкой – странная пара, но причина крылась в том, что Осипов не доверял им по-отдельности в полной мере. Малой мог заснуть – не со зла, а из-за беспечности юности. После одиночного бодрствования Коржа члены отряда могли лишиться сухарей, тушенки, солонины, а то и часов и портсигаров.

Затем, когда луна, огромная и медная, поднялась выше елей, их сменил Вольский, с неизменным пенсне на носу и книжкой под мышкой. Следующим принял вахту матрос, за ним, когда начали бледнеть звезды – Гущин. Командир взял последнюю смену, когда предрассветный холод становился особенно злым.

Банда не вызывала опасений – Варнак успел уйти далеко. Иным лихим людям в этих местах, тем более в такую погоду, тоже делать нечего – даже волки предпочитали отлеживаться в логовах.

Но чекист все равно проверял кобуру каждые четверть часа. Его тревожил мельник.

Эта молчаливая глыба, застывшая у сосны, беспокоила больше любой банды. Его политическое кредо оставалось загадкой, как и то, почему он избрал отшельничество в это смутное время. Кто он? Дезертир? Беглый каторжанин?

Никто не знал, какие тайны хранило прошлое Егора, и что-то подсказывало, что расспрашивать эту каменную махину совершенно бесполезно. За весь путь он проронил едва ли больше десятка слов, и то – каждое было вытянуто из проводника, как ржавый гвоздь из мореного дуба.

Где-то далеко тоскливо и протяжно завыл волк, грозя клыками луне, но даже этот звук не заставил мужика вздрогнуть.

Когда небо на востоке начало синеть, сперва – робко и боязненно, как ребенок, совершающий первые шаги, но после – смелее и смелее, расплескав по краю бледно-розовую полосу, комиссар отбросил в сторону давно потухшую папиросу.

- Эй, проклятьем заклейменный! Подъем! – разорвал предрассветную тишину голос Григория.

Проводник утром оставался в той же позе, в которой застыл вечером– спиной к сосне, с руками на коленях. Осипов было подумал, что мужик и впрямь околел за ночь, но тот, заслышав приближающийся скрип снега, медленно распахнул глаза и повернул голову.

- Пора?

- Пора, - вздохнул Осипов, поправляя портупею.

Путь продолжили в том же порядке: впереди – несгибаемая фигура бирюка, за ним растянулась вереница всадников. Погода пока не улучшилась, но и хуже не становилась, что уже хорошо. Свинцовое небо висело низко, как прокопченный потолок, казалось – протяни руку, и пальцы зацепятся за шершавые складки облаков. Оно давило на плечи чекистов незримым весом, заставляя инстинктивно пригибать головы.

- Угораздило же этого Варнака в горы податься, - недовольно ворчал Корж, выпуская пар из-под поднятого воротника. – Нет бы в Одессу рвануть! Там тепло… и море!

- Там Котовский без нас управился бы, - зевнул Григорий, разминая затекшую шею.

Около полудня, когда бледное солнце едва проглядывало сквозь облака, Егор внезапно остановился и ткнул пальцем в сторону. Там, чуть дальше от тропы, которую никто, кроме проводника не видел, в небольшой ложбинке чернело кострище – неровное пятно золы, припорошенное снегом.

- Банда Варнака, больше некому в эти дебри лезть, - заметил Федор.

Гущин неторопливо спешился и поворошил угли носком сапога. Пепел взметнулся серой пылью, оседая на белом покрове волнистыми узорами, напоминая море про которое недавно говорил Степан.

- Дня два назад были, - определил Лавр. – Не дольше.

Комиссар назаметно вздохнул. В деревне говорили, что Варнак пришел три дня назад и ушел утром. Он опасался, что вынужденный крюк до мельницы позволит банде оторваться, но нет. Отряд медленно, но верно настигал беглецов, как охотничьи псы - добычу.

- Гляньте, братцы! – неожиданно воскликнул матрос, взметнув руку вверх.

Все разом задрали головы. Там, в десятке саженей над землей, среди хвои, покачивались сапоги. Добротные, кавалерийские, с раструбами. И, разумеется, такие добротные сапоги не могли пустовать – из них торчали ноги, еще выше сходящиеся вместе и перерастающие в туловище.

- Юсуп, - опознал висельника Осипов, прикрыв ладонью глаза от тусклого, но слепящего зимнего солнца. – Из банды Лехи-Варнака. Тот самый, что весной телеграф брал.

- Это ж насколько человеку жизнь опротивела, что он на такую высь вскарабкался, чтобы вздернуться, - присвистнул Лавр, снимая шапку.

Старый солдат привычным жестом занес щепоть, чтобы перекреститься, но рука замерла на полпути и погладила усы, скрывая порыв.

Если б не петля, сдавившая шею, могло показаться, что бандит и не мертв вовсе – так хорошо сохранили тело морозные дни. Лицо посинело, но не обвисло. Губы оскалились, обнажив черные, как гнилушки, зубы. Фуфайка, перехваченная коричневой портупеей, побелела от инея, будто ее обваляли в крупной соли.

- А может, не сам, - предположил Вольский, щурясь сквозь стекла пенсне. – Может, свои же вздернули? Не поделили чего…

- Да сам он, - отмахнулся Чернов. – Больно он кому нужен – на такую высоту тащить, чтобы вздернуть.

- Сам-сам, - со знанием дела заверил уголовник. – Нема дураков, на такую верхотуру подымать эту тушу! Если б не сам – перышко под ребрышко, да весь разговор! Либо, - он сделал выразительный жест, отгибая большой палец, словно курок. - Либо маслину в бубен…

Командир затянулся папиросой, чуть ссутулившись от пронизывающего ветра. Дым вырвался из его ноздрей серыми клубами и тут же развеялся. Чекист долго смотрел на висельника, затем перевел взгляд на бирюка, стоящего поодаль. Мельник тоже смотрел вверх, и его лицо, как обычно, не выражало ничего – ни скорби, ни испуга, ни даже любопытства.

- Яшка! – рявкнул комиссар.

- Да, Григорий Иванович… - мгновенно вытянулся паренек.

- Заберись-ка, срежь веревку.

- Я-то? Не, я не полезу, - замотал он головой, побелев.

- Чего это? – Осипов медленно повернулся к подчиненному всем корпусом.

- Я покойников боюсь… - смущенно пробормотал Шелестов, отводя глаза.

- И как тебя, такого, в ЧК занесло? – фыркнул Корж, но вдруг звонко шлепнул себя по лбу. – Так ты еще никого…

Молодой боец, еще больше смутившись, покраснев, как рак, шмыгнул за спину Григория Ивановича.

- Может, у тебя еще и бабы до сих пор не было? – продолжал веселиться Степан.

- Было у меня все! - чуть не плача выдохнул Малой.

- Охолонись, - предостерег уголовника Гущин.

Повисла тяжелая, неловкая тишина.

Осипов, надув щеки, медленно выдохнул струйку табачного дыма. Обвел взглядом соратников. Вольский отпадал сразу. Этот – человек интеллигентный, книжный червь, по деревьям лазать не приучен. Лавр с Федором – старые волки, рабоче-крестьянского происхождения, но годы уже не те. Их суставы без того хрустели громче, чем сучья на морозе.

Обращаться к мельнику – только время терять. Мужик суровый, упрямый. К тому же… Григорий покосился на бирюка. К тому же он не был уверен, что ветви выдержат рослую фигуру.

Сам комиссар, конечно, мог бы, но не мог. Ему, как командиру, карабкаться на сосну не по чину.

Оставался последний вариант.

- Корж… - повернулся чекист.

- Не-не, - поморщился тот, еще не дослушав. – Кто я вам? Обезьяна цирковая, или белка ученая, чтобы по деревьям скакать? Да и вообще – Совнарком волю объявил! Захотел человек – вот и висит себе. Имеет на то полное право! Наше дело – сторона…

- Эх… - нарочито громко вздохнул матрос, легонько пихнув локтем пулеметчика. – А портупея-то знатная… аглицкая! Не у каждого златопогонника такая!

Гущин сперва недоуменно покосился на товарища, но через мгновение сообразил, куда тот клонит.

- Да, хороша, шельма, - поспешно поддакнул солдат. – Ишь, кожа какая! Глянь, братец, что там в кобуре торчит? Не пистоль ли?

Чернов, прищурившись, сделал вид, что внимательно разглядывает что-то вверху, даже приставил ладонь козырьком.

- Кажись… а ведь точно – пистоль! Кажись – «Браунинг»!

- Да не, - флегматично отмахнулся Лавр. – Небось, простой, солдатский «Наган»…

- Точно говорю тебе – «Браунинг», - зашелся в споре Федор. – Хотя… может, и простой «Наган». Жаль, что проверить некому…

Яшка заерзал, заметался, как дитё перед прилавком с конфетами. Глаза его бегали то от лица к лицу, то вверх, к замерзшему телу. Он даже подпрыгивал, будто это помогло бы определить модель пистолета, скрытого клапаном кобуры. Жажда обладания собственным пистолем боролась с боязнью мертвецов.

Но не на мальца была рассчитана эта провокация…

- Ладно, черт с вами, - вдруг сдался Степан, яростно швыряя окурок в снег, где тот угас со злобным шипением. – Полезу. Но чур – пистоль мой! – он погрозил товарищам грязным ногтем. - А ежели еще что полезное окажется – тоже себе заберу!

Гущин с Черновым победно переглянулись.

Корж начал готовиться к восхождению, всем своим видом демонстрируя, что делает огромное одолжение. Сперва неспешно снял с плеча винтовку, доверил ее Лавру. Затем скинул тулуп, встряхнул его от снега и вручил Федору. Посмотрев наверх, оценив высоту, цокнул языком, сорвал с себя помятую шапку и, не глядя, швырнул ее Шелестову. Яшка с готовностью поймал головной убор.

Теперь, поплевав на ладони, потерев их друг о друга, чуть присел, выискивая подходящую опору, и вдруг резко выпрямился, вцепился пальцами в нижнюю ветку.

Корж карабкался по дереву с удивительной ловкостью деревенского кота, приметившего жирного голубя на ветке. Огромная сосна, возмущенная вторжением, лишь раздраженно вздрагивала, окропляя снежной пылью поднятые лица чекистов.

- Вашу ж мать… - прошипел он, угодив рукой в липкий янтарь смолы. – Чтоб вас всех черти на том свету в кипятке варили!

Выше, ближе к висельнику, ветви становились тоньше и коварнее, гнулись под весом уголовника. Некоторые настороженно потрескивали, но пистолет в кобуре мертвеца манил сильнее, чем свет кабака после фартового скачка.

- Не разглядел, братец? – крикнул снизу Чернов, сложив ладони рупором возле рта, подзадоривая древолаза. – «Браунинг» там, али чего?

- Али чего, - процедил Степан сквозь крепко стиснутые зубы, уже почти поравнявшись с мертвецом.

Юсуп болтался в метре от него, совершая жуткий танец, как кукла на единственной нитке. Тело медленно поворачивалось, будто покойник старался напоследок налюбоваться этим неприветливым миром, озирая окрестности – заснеженные ели, тяжелое серое небо, пики гор на горизонте. Словно он собирался унести эти воспоминания с собой в могилу. Лицо мертвеца сохранило гримасу последнего удивления – широко раскрытые глаза, оскал почерневших зубов.

- Есть! – воскликнул вор, вытянув шею, как гусь перед атакой. – Есть пистоль!

- Режь давай, - крикнул в ответ Гущин, потирая замершие руки.

Корж, кряхтя, достал из-за голенища финку с костяной рукояткой, зажал ее зубами, поморщившись от прикосновения холодного металла к губам, и, перебирая руками по той же ветке, на которой висел Юсуп, подтянулся поближе.

- Та-а-ак… - прошипел он, дотягиваясь клинком до веревки.

Лезвие впилось в пеньку, скрипя по волокнам. Еще пара движений – и удавка лопнула с сухим щелчком. Тело рухнуло вниз, ломая сучья, но Степан не успел порадоваться. Освободившись от лишнего груза, ветка неожиданно спружинила, дернулась, как живая…

- Мать!..  – только и успел выдохнуть уголовник, чувствуя, как дерево ускользает из ладони.

Невычитанные, но уже написанные главы, можно найти ЗДЕСЬ.