27 сентября Ирвину Уэлшу исполнилось 65 лет. Ещё в 2023-м исполняется 30 лет с выхода романа Trainspotting, его экранизация сделала писателя самым популярным во второй половине 1990-х.
За 30 лет писательской карьеры Ирвин Уэлш выпустил 12 романов и несколько сборников новелл, но самым известным его произведением остается дебютное — Trainspotting, известное у нас как «На игле».
Его экранизация стала одной из лучших режиссерских работ Дэнни Бойла, успехом пользуется и театральная постановка. В 2017 году Бойл даже снял сиквел — правда, уже не такой блестящий. С 1993 года Уэлш не раз возвращался к героям «На игле», и сейчас это уже настоящая литературная вселенная, насчитывающая пять романов — последний, «Джинсы мертвых торчков», вышел на русском в этом году. Почти без спойлеров рассказываем, в кого превратились герои Уэлша за это время: некоторые трансформации удивляют не на шутку.
Условно «На Игле» и его продолжения можно назвать «Литский цикл»
Его герои — Рентон, Бегби, Больной и Спад (он же Картошка, он же Кочерыжка) — выросли в Лите, портовом районе Эдинбурга, где рос и сам Уэлш. В цикл входит пять романов: «На игле» (1993), его сиквел — «Порно» (2002). В 2012 году Уэлш выпустил приквел — «Торчки» (Scagboys, 2012), где рассказал, как герои подсели на героин. Третий по хронологии роман — «Резьба по живому», вышел в 2016 году. Четвертый и, судя по всему, заключительный — «Джинсы мертвых торчков», в 2018. Эти же герои мелькают и в других романах Уэлша вместе с другими обитателями Лита, но именно в упомянутых пяти они играют ключевую роль.
«На игле», 1996
«На игле 2», 2017
Отличия романов и экранизаций
Первоисточники логичным образом жестче. Например, в «Трейнспоттинге» Марк Рентон не только нырял в унитаз за опиумными свечами, но и занимался оральным сексом с мужчиной. Бойловский сиквел «На игле» в какой-то степени основан на романе «Порно», но это не прямая экранизация — поэтому исход некоторых героев в фильме отличается от оригинала.
Самый яркий пример — то, как расходятся истории Бегби во втором фильме и в книжном сиквеле «Трейнспорттинга» — «Порно». В фильме он выступает «финальным боссом» для трех других героев, в итоге получает унитазом по голове и садится в тюрьму. В книге же он попадает под машину, пытаясь угнаться за Рентоном, который так и не отдал ему украденные деньги — и впадает в кому.
Из всех персонажей «На игле» Бегби пережил самую невероятную трансформацию
В романе «Резьба по живому» оказывается, что после событий «Порно» Бегби не только отсидел, но и уехал в Америку, где стал известнейшим скульптором: он отливает головы известных людей и наносит им увечья. У него красивая жена, благодаря которой он бросил пить и проходит курсы управления гневом, двое детей.
При этом «старый» Бегби все еще сидит где-то внутри героя. Когда Фрэнк узнает, что в Эдинбурге убили одного из его сыновей из «прошлой жизни», он возвращается, чтобы найти убийцу — и заодно выпускает своего «старого демона». Зная его нрав, другим можно только посочувствовать, но и для Бегби в книге найдутся достойные соперники.
Наконец он хватается за верхнюю ступеньку. Делает вдох, но чувствует в вытянутой руке внезапную резкую боль. Подняв голову, он видит, что на кисти стоит чей-то ботинок. Потом ему в лицо бьет под напором ровная струя. Ноздри наполняет едкий запах. Фрэнк Бегби смотрит вверх на того, кто на него ссыт, и понимает, что теперь ему уж точно хана.
В пятой и последней книге — «Джинсы мертвых торчков» герои «На игле» снова собираются вместе
После второго фильма сложно представить, что Рентон, Больной и Спад еще когда-нибудь увидятся с Бегби, который в концовке вел себя, словно герой Джека Николсона в «Сиянии». В романах все обставлено тоже сурово, но несколько тоньше, поэтому «Джинсы» — это еще более эффектный реюнион героев, чем в «Порно». Герои прошли витиеватый путь, некоторые остепенились и уже далеки от былых авантюр, но несмотря на это, ввязываются в очередной блудняк c наркотиками и торговлей человеческими органами. Новым женам и девушкам лучше не знать, где они были сегодня вечером.
Даже спустя столько лет герои Уэлша остаются верны своим образам. Бегби — все еще ураган, но теперь затаившийся; Рентон и Больной — плуты, которые словно соревнуются, кто кого в итоге облапошит, ради наживы или по приколу; Спад — безобидный малый, оттеняющий своих более деятельных дружков. В «Джинсах мертвых торчков» эта «литская четверка» лишается одного участника. Эта смерть подсвечивает образы других героев и перекликается с финалом «На игле». «Все хорошее когда-нибудь заканчивается — и финал вышел крайне достойным. Наших четырех друзей не сломили ни наркомания, ни предательство…», — можно прочесть в одной из рецензий на книгу. В какой-то степени и вправду не сломили, но скорее — давно поломали так, что уже не починить. Финал романа хоть и душевный, но дает понять, что горбатого исправит могила.
Новые романы Уэлша выходят на русском в переводе Валерия Нугатова
Он же ранее переперевел «На игле», который в 90-е выходил в переводе Ильи Кормильцева. В своих переводах Нугатов пытается кроме прочего передать на русском особенности просторечного выговора героев, диалектизмы — например, Рентона. Для неподготовленного читателя это может показаться еще большим неудобством, чем обилие мата, но если вы видели оригинал, где вместо «me» могут сказать «ays» (по сути, «миня»), или постоянно остается не у дел глагол после местоимения, то оцените перевод по достоинству.
Это справка о вашем муже. А это справка, что я отдал вам справку.
Не верьте названию: в этом фильме нет никакой Бразилии. Действие происходит в старой недоброй Англии в неопределённую, но явно не нашу эпоху. Бразилия упоминается лишь в шлягере, который иногда слушает герой. Изначально Терри Гиллиам собирался назвать свою картину куда более метко: «1984 1/2», что фильму очень подошло бы: по сути это ироничная, почти пародийная деконструкция классической антиутопии в духе Оруэлла. Причём созданное в шутку получилось даже убедительнее созданного всерьёз.
Многие замечают, что убийственно серьёзный Ангсоц Оруэлла не выдержал бы столкновения с реальностью, особенно с человеческими слабостями. Чтобы он состоялся, тоталитарное общество должно работать как часы. А антиутопия по Гиллиаму — это бардак, бесконечная бюрократия, формальное и наплевательское отношение к работе. Никто не хочет стараться во имя Большого Брата, всем лишь бы галочку поставить. Такая антиутопия смешнее — и страшнее одновременно. У Оруэлла вас замучают за преступные слова и мысли, а у Гиллиама — потому что в ордер на арест вкралась опечатка. А палачи Министерства любви не усомнятся в приказе и отработают невиновного, не испытывая ни ненависти, ни раскаяния. Они — злодеи по должности, а не по призванию.
Под стать им и главный герой, Сэм Лаури: не бунтарь, а маленький человек, один из винтиков системы, который попал в её жернова почти случайно. Во многих мелочах быта, с которыми он сталкивается, «Бразилия» очень жизненна. Кто, подобно Сэму, не оказывался в ситуации, когда ремонтники компании-монополиста делают работу спустя рукава! Но всегда найдётся пират-частник, который всё починит быстро и нелегально. За бутылку. За идею — это уже фэнтези, мистер Гиллиам.
Однако «Бразилия» не просто сатира, антиутопия или пародия на неё. Это в первую очередь фильм Терри Гиллиама — а значит, абсурдный, гротескный, детальный и поражающий воображение. Её мир — не прошлое, но и не то чтобы будущее, а скорее альтернативное настоящее. «Бразилию» можно назвать ярким образцом дизельпанка в кино, только без гордых танков и бомбардировщиков. Это мир гудящих труб, старомодных автомобилей, жутковатых сложных механизмов, пишущих машинок, огромных линз на мониторах, тусклого кафеля и одинаковых коридоров, по которым ходят одинаковые клерки в серых костюмах. Мир, самим своим видом воплощающий бюрократию, формальность, а ещё — абсурдность и безумие всей этой жизни.
Странные вставки с видениями Сэма Лаури, в которых он герой с крыльями и побеждает гигантских самураев, как будто выбиваются из общего стиля. Но в конце они по-своему выстреливают. Финальный сюжетный поворот «Бразилии» стал для первых зрителей таким шоком, что Терри Гиллиаму пришлось выдержать целую битву с собственной студией — продюсеры пытались отрезать концовку и пустить фильм в прокат с хэппи-эндом. В итоге режиссёр победил — версии с хэппи-эндом, кажется, никто и не видел, кроме части зрителей в США. Неожиданная концовка стала каноном, да и идею фильма она передаёт куда лучше. Большого Брата не одолеть, потому что Большого Брата нет. Только маленькие братишки, которые хотят поскорее вас домучить и пойти домой к жене и детям.
Автор текста: Александр Гагинский Источник: fanfanews
На старости лет Джордж Роджер Уотерс, некогда главный человек в Pink Floyd, одной из величайших рок-групп в истории, превратился в объект насмешек, а то и ненависти для многих бывших фанатов.
Более того, в последние годы он чаще попадает в новостные сводки не как музыкант, а как политический активист, делающий громкие и идущие вразрез с мейнстримом заявления. Порой Уотерс настолько неполиткорректен, что кого-то другого на его месте уже давно «отменили» бы. Но Уотерс – слишком масштабная фигура, чтобы его можно было с легкостью предать забвению. 6 сентября этому неугомонному человеку исполняется 80 лет.
Космос и политика
С середины 1960-х Уотерс играл на бас-гитаре в группе Pink Floyd вместе с гениальным, но рано потерявшим связь с реальностью Сидом Барреттом. А после отставки последнего занял место лидера группы и в конце концов превратился, если верить его бывшим коллегам, в натурального диктатора.
Уотерс был тем, кто повернул мечтательную космическую музыку Pink Floyd в сторону социальных проблем, политики и прочих сугубо земных тем. Насколько это пошло на пользу искусству – вопрос дискуссионный, но по-другому Роджер просто не мог. Сатирический зуд не давал ему покоя даже в разгар блаженной эры хиппи, когда его ровесники предпочитали бежать от реальности с помощью галлюциногенов, а не критиковать ее.
Эрик и Мэри Уотерс с сыновьями Джоном (стоит) и Джорджем Роджером (сидит на коленях матери)
Интерес к политике Уотерс унаследовал от отца и деда. Эрик Уотерс, сын шахтера и представителя Лейбористской партии, был коммунистом и погиб в одном из сражений Второй мировой через полгода после рождения своего младшего сына Роджера. И хотя Роджер совсем не помнил отца, его фигура – человека, стоявшего за социальную справедливость и погибшего на войне с фашизмом, – всегда служила для него ориентиром. Единственное, что он не перенял у родителя, – религиозное рвение: Эрик Уотерс был глубоко верующим христианином. Из-за этого он, кстати, долгое время не хотел брать в руки оружие.
Рождение группы
Роджер Уотерс тоже вырос пацифистом: в кембриджской школе он возглавил молодежную организацию, выступавшую за ядерное разоружение. Как видим, политически активным он был с малых лет. Сама школа вызывала у будущей рок-звезды отвращение своей репрессивностью. Слабым ученикам доставалось от сильных и наглых одноклассников, а потом и тех и других унижали учителя. Гнев на эту систему Уотерс позже выплеснул в песне Another Brick In The Wall (сингл с этой композицией разошелся тиражом более 4 млн экземпляров, а журнал Rolling Stone включил ее в список 500 величайших песен всех времен).
Впрочем, сам Роджер не был в числе забитых школьников. Физически он был крепок, с успехом играл в регби и вообще, как вспоминал позже, спорт стал для него единственной отдушиной во всей школьной программе.
Живя в Кембридже, Уотерс познакомился с Сидом Барреттом и Дэвидом Гилмором – будущими участниками Pink Floyd. Однако играть музыку он начал не с ними, а со своими новыми лондонскими друзьями Ричардом Райтом и Ником Мейсоном, студентами Политехнического института Риджент-стрит (теперь он называется Вестминстерским университетом), куда в 1962 году поступил и Роджер, планируя выучиться на архитектора. Но учеба быстро отошла на второй план, уступив место музыке. Когда группа лишилась вокалиста, Роджер вспомнил о своем кембриджском приятеле Барретте.
Так в конце 1963-го укомплектовался первый состав Pink Floyd, правда, до того, как они пришли к этому названию, друзья сменили с полдюжины других, не менее заковыристых: Screaming Abdabs, Leonard's Lodgers, Spectrum Five, The Tea Set и даже The Meggadeaths.
Вся власть басисту
Всего за пару лет молодые люди стремительно прошли путь от подражания ритм-н-блюзовым артистам до радикального новаторства. Дебютный сингл Pink Floyd под названием Arnold Layne и альбом The Piper At the Gates Of Dawn (1967) поражали современников новым звучанием, которое стали называть психоделическим, космическим.
Pink Floyd в студии звукозаписи, 1967 год. Слева направо: Роджер Уотерс, Ник Мейсон, Сид Барретт, Рик Райт
Но лидеру группы Барретту пришлось дорого заплатить за новые идеи: его мозг не выдержал обильной подпитки галлюциногенными препаратами, и уже в 1968 году друзья признали, что Сид не годен для дальнейшей работы. Ему нашли замену в лице другого приятеля Уотерса – тихони Дэвида Гилмора. Но великолепный гитарист Гилмор не был столь харизматичным, как Барретт, да и не стремился к лидерству. В итоге главным в группе стал Уотерс, что казалось вполне логичным: Роджер был единственным собранным человеком в расслабленном коллективе любителей «расширить сознание». Сам Уотерс объяснял захват власти просто: «Ник Мейсон песен не пишет, а Гилмор с Райтом пишут редко. Я самый плодовитый автор, поэтому и взял все на себя».
Если на дебютном альбоме Pink Floyd у Уотерса была всего одна собственная песня, то на втором, Saucerful Of Secrets (1968), их было уже большинство, причем среди них было и первое сочинение в жанре социальной сатиры, хотя группа еще находилась в самом расцвете своего «астрального периода». Песня Corporal Clegg выбивалась из общего ряда медитативных и благостных сочинений диска – горький и язвительный рассказ о ветеране войны, получившем от государства за свои подвиги лишь деревянную ногу.
Позже Уотерс будет пренебрежительно называть песни Pink Floyd барреттовского и постбарретовского периодов «причудами», хотя его личный вклад в эти причуды был внушительным. Достаточно вспомнить такие его вещи, как Set The Controls For The Heart Of The Sun или Several Species of Small Furry Animals Gathered Together in a Cave and Grooving with a Pict.
Из жизни великанов
Большую часть жизни Pink Floyd болели гигантоманией: песни-симфонии, огромные стадионы, эпические шоу. Невероятный успех пластинки The Dark Side Of The Moon (1973) лишь усилил эту тенденцию. Альбом стал одним из самых продаваемых в истории популярной музыки и единственным диском, 15 лет не покидавшим топ-200 журнала Billboard (при этом время от времени возвращаясь на его вершину).
Последующие работы группы также отличались вагнеровским размахом: Wish You Were Here (1975), Animals (1977), The Wall (1979). С одной стороны, люди, подобные Уотерсу, заставляли рок-музыку взрослеть, превращая ее из развлекательного жанра в искусство. Идеи Pink Floyd уже не умещались в форму отдельной песни, пусть и очень длинной. Уотерс начал мыслить концептуальными альбомами, напоминающими пьесы или романы. В них песни составляли часть единой истории.
С другой – Уотерс чувствовал, что его группа каменеет в своей монументальности. Вчерашние первопроходцы из андеграунда, он и его приятели превратились в обслуживающий персонал неповоротливой конструкции, чье сияние звездного величия уже начинало вызывать насмешки. Именно Pink Floyd в конце 1970-х стали одной из главных мишеней для панков. Фронтмен Sex Pistols Джонни Роттен щеголял в те годы в майке с надписью «Я ненавижу Pink Floyd». Для панков, жаждавших возврата к простоте и непричесанности раннего рок-н-ролла, Уотерс и компания олицетворяли все опостылевшее в роке: гигантизм, помпезность, богатство и излишние умствования.
Человек за бортом
Меж тем сам Уотерс был с панками совершенно согласен: ему тоже тошно было глядеть на то, во что превратились Pink Floyd. Длинные гитарные соло Гилмора и космические партии синтезаторов Райта тяготили его. Ему хотелось петь о политике, об общественных проблемах, о личных неврозах, а не о далеких галактиках. Гилмору и Райту, в свою очередь, казалось, что Уотерс с его социальной озабоченностью тянет их из мира горнего на грешную землю.
Но Уотерс оказался заложником своих амбиций. Решив разорвать порочный круг и записать исповедальный альбом The Wall – рассказ о поп-идоле, отгородившемся от реальности стеной, наш герой, по иронии судьбы, оформил свою идею в столь же монументальной форме, как и прежние работы.
Музыканты Pink Floyd считали Уотерса тираном, навязывающим им свою волю, а самому Уотерсу казалось, что он попал в западню и ему тесно в его группе. Взаимное недовольство не могло длиться долго, и в середине 1980-х после альбома Final Cut (самого политизированного диска Pink Floyd), который он создавал почти единолично, Уотерс вдруг обнаружил себя за бортом корабля, как 20 лет назад его друг Сид Барретт.
В отличие от Барретта, его никто официально не увольнял, просто возникло «недопонимание»: Уотерс решил, что Pink Floyd прекращают существование, а остальные участники группы продолжили работу без него.
«Обойдемся без "мы"»
Гигантская надувная свинья стала символом эпохи альбома Animals. Фестиваль Coachella Valley, Калифорния, 27 апреля 2008 года
Узнав об «измене», Роджер вознегодовал и начал судиться с бывшими коллегами за название Pink Floyd. В итоге он уступил права на него Гилмору и компании, оставив за собой право на концепцию The Wall и на некоторые другие предметы, например гигантскую надувную свинью – символ эпохи альбома Animals.
С одной стороны, Уотерс получил что хотел: возможность записывать злободневные песни, не перегруженные гитарными соло и астральными синтезаторами. С другой – ему было обидно, что его группа что-то делает без его ведома, исполняет на концертах песни с его альбомов. Недаром, вспоминая недавно о работе над The Dark Side Of The Moon, он сердито рявкнул: «Это был мой проект, я придумал его. Давайте обойдемся без вот этого "мы" и прочей чуши!» Уотерс твердо уверен: Pink Floyd без него все равно, что The Beatles без Джона Леннона.
И Уотерс, и освободившиеся от его «гнета» Pink Floyd продолжили выпускать новые записи, но со временем стало ясно, что все самое ценное было сделано, когда они играли вместе. Репертуар Pink Floyd того периода стал основой концертных программ как Роджера, так и его бывших друзей. И публике не нужно ничего другого.
Стена берлинская
Крупнейшим деянием Уотерса постпинкфлойдовского периода стало шоу The Wall в Берлине в 1990 году. Падение Берлинской стены послужило тому великолепным поводом. Песни этого альбома были еще свежи, Роджер привлек к сотрудничеству ряд тогдашних звезд – Шинейд О’Коннор, Scorpions и других. То был подлинный триумф Уотерса в его стремлении соединить музыку с политикой.
Телефильм "«Стена» в Берлине / The Wall: Live in Berlin (1990)"
Творческой удачей оказался и вышедший в 1992 году третий сольный альбом Amused To Death, в котором Уотерс высказал все, что думал по поводу войны в Персидском заливе и других актуальных событий. Несмотря на определенную популярность этого диска, его уровень был несопоставим с тем, к чему Уотерс привык во времена Pink Floyd. Впрочем, то же самое можно сказать и о трех альбомах Pink Floyd, записанных группой после ухода «диктатора». Они продавались лучше пластинок Уотерса, в том числе таких необычных его работ, как посвященная французской революции опера Ça Ira (2005) или запись «Истории солдата» Стравинского (2018), но до уровня альбомов группы 1970-х явно недотягивали.
При этом классические вещи Pink Floyd по-прежнему сохраняют притягательность, и не только для поклонников, но и для самих авторов. На эту осень намечен выпуск альбома The Dark Side of the Moon Redux, приуроченный к 50-летию выхода оригинальной пластинки. Уотерс по-новому перезаписал этот шедевр, объяснив свой поступок следующим образом: «Мы были молоды, когда создавали эту работу. Глядя на мир вокруг нас сегодня, я понимаю, что смысл альбома не был усвоен в полной мере. Вот почему я стал думать над тем, что может привнести в него мудрость 80-летнего человека».
Стена израильская
Однако все музыкальные эксперименты позднего Уотерса меркнут, если говорить о реакции публики, на фоне его политических высказываний. Какое-то время они не выходили за рамки типичных для рок-звезды тем: Уотерс ругал правительство Маргарет Тэтчер, осуждал вторжение в Ирак и другие войны, критиковал тоталитарные режимы.
Все изменилось в 2006 году, когда Уотерс решил выступить в Израиле. Готовясь к гастролям, он углубился в историю палестино-израильского конфликта и пришел к выводу, что в стране действует система, напоминающая апартеид, а с арабами в Израиле обходятся примерно так же, как с евреями в Третьем рейхе.
Сильное впечатление на Уотерса произвел Израильский разделительный барьер – 700-километровое заграждение, отделяющее Израиль от Западного берега реки Иордан. «Это ужасное сооружение. Ее охраняют молодые израильские солдаты, обращавшиеся со мной, наблюдателем из другого мира, с презрительной враждебностью», – рассказывал Уотерс. Естественно, Уотерс усмотрел во всем этом и один из своих ключевых образов – Стену, которую надлежит разрушить.
Пропалестинская позиция не редкость среди западных интеллектуалов левого толка, но Уотерс был первой из крупных рок-звезд, кто не просто открыто заявил о ней, но и развил некоторую деятельность в этом направлении. Он поддержал движение BDS («Бойкот, изоляция, санкции»), требующее экономически и политически давить на Израиль, чтобы принудить его прекратить дискриминацию палестинцев. Кроме того, Уотерс (безуспешно) призывал Ника Кейва, группы Bon Jovi и Radiohead отменить гастроли в Израиле. По мнению Уотерса, знаменитости не хотели поддерживать его, поскольку боялись влиятельного еврейского лобби.
Полиция интересуется
Костюм и символика, напоминающие нацистские, – часть реквизита фильма Алана Паркера The Wall, снятого по одноименному альбому Pink Floyd
В итоге Уотерс получил клеймо антисемита. Его попытки объяснить разницу между антисемитизмом и антисионизмом остались безуспешны. Впрочем, стоит признать: как ты ни относись к палестино-израильскому конфликту, некоторые выходки Уотерса точно выходят за грань приличного, например идея использовать в качестве реквизита на концертах гигантскую надувную свинью с нарисованной на ней звездой Давида.
В начале 2023 года городской совет Франкфурта запретил концерты Уотерса, объяснив это его антисемитской репутацией и тем, что в его шоу используется символика, напоминающая нацистскую. Имелась в виду та часть концерта The Wall, где главному герою в бреду мерещится, что он стал фюрером. Уотерс через суд добился права провести концерт, но немецкая полиция проявила повышенный интерес к крамольной символике, учинив собственное расследование. Уотерс напомнил, что использует эту символику в шоу с 1980-го и до недавнего времени ни у кого не возникало претензий, так как все понимали по контексту, что автор не превозносит фашизм, а наоборот осуждает его.
Гастролируя в Бразилии в 2018 году, накануне президентских выборов, Уотерс назвал неофашистом Жаира Болсонару, в то время одного из кандидатов, а потом и президента страны. Вообще куда бы Уотерса ни заносило, у него всегда находилось что сказать о местной политике и политиках. Бывшего президента Чили Себастьяна Пиейру он обозвал крысой, бывшего госсекретаря США Хилари Клинтон – «пугающе хищной» и способной развязать ядерную войну, а всех американских президентов, начиная с Рейгана, – военными преступниками. На гастролях в Польше Уотерс заявил, что местное правительство нарушает принцип свободы слова и независимости судов. Если спросить у Уотерса, что он думает о Тайваньской проблеме, он ответит, что Тайвань – законная часть Китая.
Письмо Зеленской
Впрочем, Уотерс – это не только критика и проклятия. Он сотрудничает с благотворительной организацией по борьбе с бедностью Millenium Promise, поддерживает в память об отце союзы ветеранов боевых действий в Великобритании и США, выступает за освобождение основателя WikiLeaks Джулиана Ассанжа и спонсирует адвоката Стивена Донзигера, известного своим противостоянием с нефтяной корпорацией Chevron, от действий которой пострадало множество фермеров и местных жителей Эквадора.
Уотерс на лондонском митинге в поддержку основателя Wikileaks Джулиана Ассанжа, 22 февраля 2020 года
Когда артист начинает делать политические заявления, он неизбежно теряет ту или иную часть своей аудитории: кто-то оказывается не согласен с его позицией, а кто-то считает, что музыкант вообще поменьше должен лезть в политику. Но едва ли у Уотерса мог быть другой путь, скорее он сожалеет, что не был достаточно активен в молодости. Что говорить о сегодняшнем дне, когда даже его полусонные бывшие друзья по Pink Floyd решаются на политические жесты, выпуская песню Hey, Hey, Rise Up в поддержку Украины и запрещая стриминг своей музыки в России.
Не меньше политических песен Уотерс любит писать открытые письма. Свое мнение об украинском конфликте он выразил в послании супруге президента Украины Елене Зеленской после того, как та дала интервью Би-би-си. По мнению музыканта, она жестоко ошиблась, сказав: «Если поддержка Украины будет мощной, кризис закончится быстрее». Поставки оружия, уверен Уотерс, подобны подливанию масла в огонь, это путь к затягиванию боевых действий, а не к их завершению. Тем более что главный разжигатель конфликта, Вашингтон, однозначно дал понять, что заинтересован в том, чтобы он «продолжался как можно дольше». Выходом из трагической ситуации, считает певец, должно стать выполнение президентом Зеленским своих предвыборных обещаний, в частности следование Минским соглашениям.
«Я важнее»
На заседании Совбеза ООН Уотерс осудил западные государства, продолжающие разжигать конфликт между Россией и Украиной
В начале 2023 года по предложению Москвы Уотерс выступил с речью на заседании Совбеза ООН. Музыкант заявил, что осуждает военные действия, но также осуждает и тех, кто их спровоцировал, то есть западные государства.
Позиция Уотерса по Украине снова рассорила его с бывшими соратниками по Pink Floyd, а ведь еще недавно казалось, что на старости лет музыканты стали забывать взаимные обиды. Но тут высказалась жена Дэвида Гилмора и автор слов новых песен Pink Floyd Полли Сэмсон, назвав Уотерса «лживым, вороватым, уклоняющимся от уплаты налогов завистливым женоненавистником, страдающим манией величия» – да, и антисемитизм тоже был помянут. Гилмор горячо поддержал супругу.
Примерно так же – кто мягче, а кто и намного грубее – о Роджере Уотерсе говорят теперь и многие бывшие его поклонники: в диапазоне от «выжил из ума» до «продался Путину».
Смущает ли это самого Уотерса? Едва ли. Чтобы оценить недосягаемый уровень его самомнения, стоит процитировать недавние слова нашего героя, сказанные после того, как канадская пресса уделила больше внимания концерту популярного певца The Weeknd, чем его собственному.
«При всем уважении к этому артисту, а также всем им подобным, я был и буду намного, намного важнее их, сколько бы миллиардов прослушиваний ни собрали их песни. Ведь я говорю о вещах, по-настоящему важных в нашей жизни».
Автор текста: Александр Зайцев Источник: postmodernism
Миллионы людей выросли на песнях Виктора Цоя, 60 лет со дня рождения которого исполнилось в июне этого года. А на чем рос сам Цой? Какие люди и явления сыграли роль в истории группы «Кино»?
Некоторым горячим поклонникам Цоя кажется крамольной сама мысль, что их герой мог что-либо заимствовать или подражать кому-то. Но влияний на самом деле было немало.
Основа
Цоя иногда пренебрежительно называют пэтэушником, стараясь подчеркнуть, что такой вот неотесанный парень попал в круг элиты ленинградского рока, состоящий, можно подумать, сплошь из академиков. На самом деле у Цоя было весьма основательное художественное образование: пресловутое ПТУ (профессионально-техническое училище) было реставрационным (специальность – резчик по дереву), а до него он окончил художественную школу и некоторое время ходил в худучилище им. Серова. Барабанщик «Кино» Георгий Густав Гурьянов (сам очень успешный и востребованный сегодня живописец) подчеркивал, что они с Цоем выделялись в арт-подполье Ленинграда: «Мы единственные два парня, у которых художественное образование и которые могут изобразить без труда все, что угодно».
Родители надеялись, что Виктор станет художником, и он в общем стал им. После знакомства с Гурьяновым и Тимуром Новиковым в начале 1980-х он присоединился к их авангардному объединению «Новые художники» и стал делать работы в духе современного искусства. Некоторые из них легендарная пропагандистка русского рока Джоанна Стингрей вывозила в США и продавала.
Многие отмечали начитанность Цоя. Например, его супруга Марьяна вспоминала: «Пока мы жили все вместе с моей мамой (у нее довольно большая библиотека), там не осталось ни одной книги, не прочитанной им. Кроме разве что какой-нибудь «Песни о Нибелунгах», которая противоречит каким-то его внутренним убеждениям. Он жуткое количество всего прочитал».
Работа Виктора Цоя "Охота" на выставке "Виктор Цой. Путь героя"
Романтика
В Борисе Гребенщикове и Майке Науменко Цой обрел старших товарищей, которые, как было принято выражаться в Советском Союзе, расширяли его музыкальный кругозор. Хотя к моменту знакомства с ними Виктор был уже достаточно подкованным меломаном, успел поиграть хард-рок в группе «Палата № 6» и панк-рок в «Автоматических удовлетворителях».
«Он всегда любил выискивать новые альбомы», – вспоминала Марьяна. По свидетельству сооснователя «Кино» Алексея Рыбина, БГ одно время пытался приохотить Цоя к американской группе Grateful Dead – и кто знает, как звучало бы «Кино», если бы ему это удалось. Но Цой в то время был поглощен «новой романтикой». Это течение возникло в британской поп-музыке в начале 1980-х как реакция на цинизм и нарочитую грубоватость бушевавшего в конце 1970-х панк-рока. Duran Duran, Ultravox, Spandau Ballet и другие группы новых романтиков в противовес панкам культивировали изящество и даже вычурность, проявлявшиеся не только в музыке, но и во внешнем виде.
Рыбин особо выделяет «любимейшую группу» Цоя того времени (почти неизвестную ныне в России) – британцев Classix Nouveaux и особенно их композицию 1981 года Guilty с дебютного альбома Night People. В то время Цой с Рыбиным не имели технических возможностей, чтобы воспроизводить полуэлектронный звук новых романтиков. Они играли в две гитары – так и был записан первый альбом «Кино» «45» – и свою принадлежность к новым романтикам обозначали с помощью яркого грима, причесок и причудливых костюмов, вроде кафтанов и жабо. Но уже во второй половине 1980-х «Кино» сможет добиться звука, весьма похожего на Classix Nouveaux.
Цой с удовольствием слушал даже такие стилистически далекие от «Кино» группы, как Motorhead или Dead Kennedys. Но фундаментальное влияние на него как на композитора оказали The Beatles. Блестящий мелодист, Цой много почерпнул у Леннона и Маккартни. «Его любимой пластинкой была With The Beatles – он ее бесконечно слушал, обожал голос Джона Леннона. Мы с ним гуляли по улице, он все время пел песню Please Mr. Postman, стараясь спеть ее так, как пел Леннон», – вспоминает Рыбин.
Учитель
Запись альбома «45» организовал Гребенщиков, и его роль в судьбе «Кино» трудно переоценить. «БГ в некотором роде его (Цоя) отец. Даже не то что отец – дурацкое сравнение, – а скорее учитель, – объясняет Марьяна. – Потому что он вытащил его из того плавающего состояния, в котором тогда находился Витька. То есть Цой все равно бы вылупился из яйца, просто неизвестно, когда бы все это произошло».
Гребенщиков участвовал и в записи «Начальника Камчатки», но во второй половине 1980-х их пути с Цоем разошлись. Виктор уже не нуждался в поддержке и наставничестве. Охладели его отношения и с Сергеем Курехиным, который одно время привлекал «Кино» для участия в своей «Поп-механике».
Борис Гребенщиков и Виктор Цой
Густав
Сегодня Цой – это легенда и «наше всё» от рок-музыки. За столь монументальным образом сложно разглядеть, что это был живой человек, не чуждый обычным мирским стремлениям, например, стараться быть модным. А между тем стремление это Цою было ой как присуще!
Лидер «Алисы» Константин Кинчев вспоминает: «Цою это очень важно было – знать, что модно в данный момент. Он еще в 1985 году мне с гордостью заявлял, что они, мол, самая модная группа. Не хочу сказать плохо, но конъюнктуру Цой очень чувствовал. Все, что модно, он отслушивал, отслеживал и анализировал». Заявление тем более примечательное, что и сам Кинчев в те годы внимательно следил за свежими тенденциями в поп-культуре.
БГ, Цой, Кинчев
Дмитрий Левковский, менеджер ленинградской группы «Игры», говорил: «Цой поставил простую и ясную цель перед коллективом – стать самой модной группой СССР. Именно модной, эта тема тогда постоянно муссировалась. "Кино" стало тогда группой модников-авангардистов благодаря Густаву».
По словам Рыбина, в присутствии Гурьянова менялось даже поведение Цоя. «Рядом с Густавом он превращался вот в этого "космического пришельца"», – сетует Рыбин в книге «"Кино" с самого начала и до самого конца».
Гурьянов стал барабанщиком «Кино» в 1984 году, но с Цоем они познакомились раньше. Густав был настоящий денди – это импонировало Цою.
«Тогда две-три молодые компании объединились: "Кино", "Новые художники", Олег Котельников, Юфит с армией своих панков-некрореалистов», – вспоминал Гурьянов. Вместе с Тимуром Новиковым, Евгением Козловым и другими питерскими художниками Цой рисовал и разрабатывал художественную сторону «Кино» – плакаты и обложки альбомов.
Американка и британцы
Вскоре «Кино» сменили жабо на черные одежды, и тоже неспроста. Посмотрите клип на песню Mother’s Talk (1984) британской группы Tears For Fears, и вы увидите готовую группу «Кино» конца 1980-х: черные костюмы, модельные стрижки, играющий стоя барабанщик (к слову, Густав барабанил стоя, не подражая кому-либо, а чтобы его, такого красавца и модника, было лучше видно).
Благодаря Джоанне Стингрей в середине 1980-х в тусовке появился видеомагнитофон – большая редкость по меркам СССР. «Смотрели клипы The Smiths, Duran Duran, The Cure, все их выучивали наизусть и перенимали внешний вид», – вспоминает басист «Звуков Му» и летописец русского рока Александр Липницкий.
Юрий Каспарян, Джоанна Стингрей и Виктор Цой
Кроме того, Стингрей, отчаянная американка, влюбившаяся в ленинградских рокеров, привезла из США музыкальные инструменты и портативную звукозаписывающую студию, которая сделала «Кино» самой технически оснащенной группой советского андеграунда. На этой аппаратуре был записан альбом «Группа крови».
В отличие от Гребенщикова и Науменко, Цой не любил жонглировать цитатами из западных рок-классиков или адаптировать их тексты. Другое дело – музыкальные заимствования. Не секрет, что некоторые песни «Кино» очень напоминают произведения The Cure, The Smiths, Sisters Of Mercy и других британских групп того времени. «"Кино" не стеснялась заимствовать музыкальную ткань у других групп», – говорит Алексей Вишня, певец и звукорежиссер, работавший с «Кино» над альбомами «Это не любовь» и «Группа крови».
«Мы слушаем очень много музыки и стараемся что-то взять оттуда, но без подражательства», – уверял сам Цой.
Брюс Ли
В фильме «Игла» герой Цоя Моро демонстрирует приемы кунг-фу. Цой действительно занимался восточными единоборствами. Но для него эстетика была важнее практических боевых навыков. А воплощением этой эстетики был Брюс Ли – герой-одиночка, загадочный и независимый. Большим фанатом Брюса Ли был и Гребенщиков, но азиатская внешность и характер Цоя давали ему бесспорные преимущества в подражании этому актеру. Как мы сейчас понимаем, Цоя и Ли роднят и внезапная ранняя гибель, и последующее превращение в поп-идолов.
Увлечение восточными единоборствами в СССР было сродни увлечению западной рок-музыкой – и то, и другое оставалось уделом «непростых советских граждан» и официально не одобрялось. После короткой «оттепели» 1978–1981 годов, когда существовала Федерация карате СССР и прошел чемпионат страны, было введено уголовное наказание за обучение карате как «не имеющему отношения к спорту рукопашному бою, культивирующему жестокость и насилие, наносящему тяжелые травмы участникам, пронизанному чуждой нам идеологией» (официальная советская формулировка).
Цой занимался не карате, а кунг-фу, тоже, естественно, подпольно, потому что милиция в системах единоборств не разбиралась. Его тренером был востоковед и спортсмен Сергей Пучков. «Витя продержался год на хорошей нагрузке, когда по-настоящему тренировались, а потом пошли концерты, их было все больше, и мы перешли от индивидуальных занятий к выездам», – рассказывает тренер.
Звукорежиссер и продюсер Андрей Тропилло вспоминает, что запись «Начальника Камчатки» и «Ночи» давалась ему тяжелее, чем первый альбом «Кино», из-за того, что Цой и компания непрерывно скакали по студии, «демонстрируя друг другу приемы карате». Примерно то же самое, по словам Алексея Вишни, происходило и во время записи «Группы крови».
Эстетика боевиков с Брюсом Ли во многом определила героическое направление песен Цоя с его «ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть».
Жесткая рамка
Может показаться, что к «героической фазе» группа «Кино» перешла очень резко: еще вчера это были новые романтики, певшие «мы хотим танцевать», а сегодня – суровые мужчины в черном, чьи «замерзшие пальцы ломают спички, от которых зажгутся костры».
«Предыстория возникновения этого альбома окутана тайной. В "Кино" играли люди, не служившие в армии, модники, тусовщики, организаторы первых ночных дискотек, и тут на тебе – "Группа крови". Все случилось по неведомым законам. Если бы это написал Шевчук, который дружил с солдатами, это было бы логично. Но это никак не ожидалось от Цоя», – считал Александр Липницкий.
Но «стук копыт» слышен уже в «Начальнике Камчатки», а о «холоде приклада» поется даже в беззаботном цикле «Это не любовь». Другое дело, что таким несерьезным песням, как «Ситар играл» или «Рядом со мной», не было места в новом мужественном мире «Кино», хотя сочинять легкие песни Цой продолжал. Была даже идея перепоручить исполнение этого «легкого жанра» другой группе.
«По жизни Цой не был пафосным, он был веселым и писал вот такую лирику, – говорит Юрий Каспарян. – Но исполнять эти песни мы не могли. Никак. Конечно, под них можно было создать отдельный бойз-бенд, пошли такие мысли… Мы даже всерьез это обсуждали».
Соседи по рок-клубу
Цоя с юности волновали темы героизма и доблести, да и у любимых им новых романтиков героического пафоса хватало. Другое дело, что прежде он еще не был готов подать эту тему прямолинейно, в лоб. А к 1986 году, видимо, созрел. Возможно, его подтолкнули к этому песни «Алисы» – ведь «Кино» была не единственной героической группой Ленинграда. Рассказывают, что Цой внимательно слушал альбом «Блок ада», когда тот был только что записан. Кинчев как-то обмолвился, что даже в манере Цоя горделиво держать себя на сцене он узнает свое влияние.
У гремевшей в середине 1980-х группы «Телевизор» тоже был очень воинственный посыл, да еще и политизированные песни. На фоне таких коллег «Кино» начинали выглядеть беззубо, что, вероятно, подстегнуло Цоя к «более решительным действиям».
Возможно, это было как раз то, о чем он говорил в 1986 году своему другу юности Максиму Пашкову, с которым некогда играл в группе «Палата № 6»: «Очень просто все просчитать и понять конъюнктуру в данный момент. Во всей культуре существуют определенные дыры, которые надо затыкать, на них работать и "делать звезду". Нужно только почувствовать, найти это место, и всё».
Характерно, что многие, ценившие «Кино» за альбомы «45» и «Это не любовь», не приняли этой трансформации, посчитав героический этап творчества слишком прямолинейным и плакатным, зато появилась новая армия фанатов, начавших знакомство с Цоем именно с «Группы крови».
Поглумиться над героем
Катившаяся по стране перестройка подкидывала темы для песен: «Я ждал это время, и вот это время пришло». Но при этом лирический герой Цоя, как и он сам, продолжал скептически относиться к возможным переменам, дойдя к «Черному альбому» до откровенного пессимизма. Горьких настроений в песнях Цоя всегда хватало – и это тоже часто забывается, когда из него лепят «последнего героя». Он не стеснялся говорить «я не знаю, как мне прожить следующий день» или о том, что перемены на самом деле пугают, а его герой уходит туда, «где его никто не ждет».
Цой явно понимал, что героическая поза, если в ней задержаться надолго, рискует окарикатуриться, поэтому, похоже, планировал расправиться с ней собственноручно.
Рашид Нугманов, режиссер «Иглы», говорит, что в следующем, так и не снятом фильме они с Цоем собирались «поглумиться над героическим жанром»: «Предполагалась двойная игра: безусловный героический образ и в то же время ироническое отношение к нему и режиссера, и актера». Трудно представить себе, что человек с таким тонким чувством юмора, как Цой, мог бы без тени иронии держать «героическое лицо» на протяжении многих лет.
Боярский и другие
Формально Цой был советским артистом – он не застал распад Союза, но насколько вообще советская реальность определяла его творчество? Пока что мы видим человека, слушавшего западную музыку и отечественные подпольные (то есть «антисоветские», в понимании чиновников) группы, очень начитанного, любителя западных боевиков и Брюса Ли.
Судя по рассказам друзей, в жизни Цоя было место и советским реалиям. Вспоминал Андрей Свин Панов: «У Цоя были хорошие склонности к пародированию. Он неплохо пародировал советских исполнителей – жесты, манеры. Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар. Ему очень нравились его прическа, его черный банлон. Цой говорил: "Это мой цвет, это мой стиль"».
В последние годы, когда Цой вынужденно сидел дома, избегая общественных мест, где его сразу узнавали, он с удовольствием и много смотрел телевизор. То было перестроечное советское телевидение, когда действительно показывали много прежде необычного и редкого, чего сегодня уже не увидишь.
В Цое не было ни любви, ни агрессии по отношению к советской действительности. Это была скорее позиция «постороннего»: человека, живущего в своем мире, хотя и с интересом смотрящего по сторонам. Постоянной проблемой для него были отношения с советским начальством: все они – от вахтеров до чиновников – чувствовали в нем чужого и напрягались. Из-за такого отношения Цою даже не выдали удостоверение рабочего после курсов кочегаров.
Ничего лишнего
Такому «постороннему» человеку не было дела до социальной активности. Гурьянов вспоминает: «К диссидентам мы с Виктором очень плохо относились, издевались и смеялись. Даже песня же есть на эту тему: "Нам не дали петь… Попробуй тут спой" – о людях, которые могут пожаловаться на то, что они могли бы что-то сделать, но им не дают что-то сделать. Вот такая глупость. Будут обвинять вся и всех, а не будут видеть свои немощи: мы вот жалкие художники-диссиденты. Они все же были против чего-то, боролись с чем-то, а мы игнорировали это, радовались и создавали себе среду такую, которая нам бы была вполне приятна».
Ставшая гимном протеста и, по мнению некоторых публицистов, созданная в «лабораториях ЦРУ» песня «Хочу перемен», по утверждению музыкантов «Кино», рассказывала о внутренних переживаниях героя, а не о сдвигах в жизни общества.
Вместе с тем Гурьянов вспоминал, что у Цоя был ряд едких, издевательских песен, адресованных коллегам и всяческим «деятелям культуры», никогда не опубликованных. Цой был живым, и его интересовала живая жизнь, а не только высечение слов в граните. Другое дело, что в последние годы он начал четко представлять себе свою роль в культуре и, отбрасывая все незначительное, уверенной рукой художника вел одну главную линию.
17 августа исполняется 80 лет настоящей иконе американского кинематографа актеру Роберту Де Ниро.
Его фильмография – это натуральная хрестоматия первоклассного кино: «Таксист», «Крестный отец 2», «Бешеный бык», «Однажды в Америке», «Охотник на оленей» и так далее. Он играл всех: от беспомощных простаков до безжалостных мафиозо, да так, что у зрителей мурашки бежали по коже. О Де Ниро часто пишут как о «великом актере и скучном человеке»: мол, за пределами съемочной площадки он становится серым, как мышь. Но это совсем не так.
Дитя авангарда
Де Ниро не производит впечатления рафинированного эстета, скорее он кажется выходцем из рабочего класса. А между тем его родители были заправской богемой: оба занимались авангардной живописью и жили в самом артистичном районе нью-йоркского Манхэттена – Гринвич-Виллидже. Когда мальчику было два года, отец, Роберт Де Ниро-старший, осознал, что он гей, и ушел из семьи, впрочем, не перестав заботиться о сыне. В 2014-м Де Ниро рассказал его историю в документальном фильме «Воспоминания о художнике». Де Ниро-старший был человеком, по-настоящему одержимым искусством.
Воспитанием маленького Роберта занимались также итальянский дедушка и ирландская бабушка, родители отца. Они крестили его в католической церкви, к неудовольствию атеистки-матери.
Мать Вирджиния Адмирал писала не только картины, но и стихи. Ей покровительствовала Пегги Гугенхайм – племянница Соломона Гугенхайма, знаменитого коллекционера и основателя нью-йоркского музея имени себя. Оба родителя Де Ниро не были заурядными художниками, их картины можно увидеть во многих американских галереях.
Бобби-молоко
Сменив несколько школ, среди которых была и весьма престижная Высшая школа музыки и искусств, Де Ниро так и не закончил официальное образование: за пару месяцев до выпускных экзаменов он объявил, что бросает все, чтобы стать актером. Для родителей это стало неожиданностью, хотя именно благодаря матери Боб в детстве получил первые актерские навыки. Вирджиния подрабатывала машинисткой в театральной студии Марии Пискатор, и в качестве бонуса к этой должности ей можно было бесплатно водить сына в детский драмкружок. Здесь маленький Боб дебютировал на сцене, сыграв Трусливого Льва в постановке «Волшебник страны Оз».
Но в переходном возрасте Де Ниро так увлекся похождениями по подворотням Нью-Йорка в компании сомнительных личностей, что родители уже и не чаяли возвращения блудного сына. Уличной кличкой нашего героя была Бобби-молоко, полученная за вечно бледный вид. Опыт общения с малолетними преступниками и взрослыми гангстерами позже изрядно пригодился Де Ниро.
По системе
Несмотря на сильную застенчивость (эта черта осталась с ним и когда он уже стал голливудской звездой), Бобби страшно хотел играть в кино. Он боготворил Марлона Брандо, Монтгомери Клифта, Джеймса Дина и других актеров новой школы, гремевших в 1950-х. Примкнуть к этим титанам было бы слишком дерзкой мечтой, а вот глядя на многочисленные телешоу, он убеждал себя, что мог бы играть не хуже, чем задействованные в них артисты. «Если такие, как они, зарабатывают этим на жизнь, то и мне найдется место», – полагал юноша.
Де Ниро повезло с родителями: люди искусства, они приняли его выбор. Может быть, даже обрадовались, что актерство уведет Бобби со «злых улиц». Деньги, которые Вирджиния копила на колледж для сына, пошли на его учебу в актерской студии. А занимался Де Ниро не абы где, а у двух корифеев актерской педагогики – Ли Страсберга и Стеллы Адлер.
Оба работали по системе Станиславского, хотя Адлер со временем изменила свои взгляды. Ее – и Страсберга – учениками в разное время были Брандо, Стив Маккуин, Уоррен Битти и другие звезды кино.
Де Пальма первенства
О Де Ниро часто говорят как о «человеке Скорсезе», потому что именно с фильмами Скорсезе в середине 1970-х к нему пришла слава, и он сыграл главные роли в лучших фильмах этого режиссера. Но до Скорсезе молодой Роберт был «человеком Де Пальмы», еще одного яркого представителя «итальянской мафии» в американском кино. Именно Брайан Де Пальма открыл Де Ниро, дав ему, 18-летнему парню, одну из ведущих ролей в картине «Свадебная вечеринка».
Впрочем, режиссер был старше актера всего на полтора года, и «Вечеринка» стала его первой работой. Но выпуск фильма задержался на шесть лет, поэтому формально кинодебютом нашего героя считается короткое появление в фильме французского классика Марселя Карне «Три комнаты в Манхэттене» (1965), хотя классик даже не упомянул Роберта в титрах.
А вот Де Пальма верил в талант тихого Де Ниро и выдвигал его на первый план: в фильме «Приветствия» (1968) и его продолжении «Хэй, мамаша!» (1970) Боб сыграл интеллигентного молодого человека, который косит от армии, чтобы не идти на войну во Вьетнаме, а затем, решив стать режиссером, влипает в съемки порнофильма. «Приветствия» получил «Серебряного медведя» на Берлинском кинофестивале, так что на молодого Де Ниро сразу обратили внимание критики.
Кровь и любовь
Еще одной примечательной работой раннего Де Ниро стала «Кровавая мама» (1970) Роджера Кормана. Вот какое первое впечатление произвел начинающий актер на маститого режиссера: «Что меня сразу поразило – это его мощь. Это был очень сильный и увлеченный актер, и вся его жизнь была сконцентрирована вокруг актерской игры, что я нечасто встречал у других актеров. Он был прямо помешан на игре. Я, не колеблясь, взял его, потому что уже видел его у Де Пальмы и был поражен его сосредоточенностью в работе».
Режиссер и продюсер Корман заслужил почетное прозвище «Духовный отец Нового Голливуда» и считался открывателем талантов, сыграв важную роль в судьбе Копполы, Скорсезе, Богдановича и других кинематографистов. Глаз у него был наметан, и он не ошибся в Де Ниро.
Шелли Уинтерс и Роберт Де Ниро в фильме "Кровавая мама"
Центральную роль в «Кровавой маме» – бандитки Мамаши Баркер – сыграла Шелли Уинтерс, актриса, в те годы взявшая Де Ниро под крыло. Она была почти вдвое старше 27-летнего Боба и учила его тонкостям профессии. По поводу их отношений ходили разные слухи, но сама Уинтерс называла себя «его итальянской мамочкой»: «Бобби нуждается в том, чтобы за ним кто-то присматривал, не забывал надеть пальто зимой. Когда мы снимали «Кровавую маму», он сидел на бобах и даже не знал, сколько денег ему должны платить».
Но когда в очередном интервью Уинтерс не только отозвалась об отношениях с Де Ниро как о самом большом романе своей жизни, но и предположила, что актер испытывает психологические проблемы из-за якобы жестокого обращения в детстве, Роберт поспешил отстраниться от несдержанной на язык благодетельницы, хотя и не отказался сыграть на Бродвее в постановке ее автобиографической пьесы «Ночные сцены шумной пассажирки».
Счастливый несчастливый случай
В 1971 году Фрэнсис Форд Коппола получил от студии «Парамаунт» предложение снимать «Крестного отца», и Де Ниро был одним из многочисленных актеров, пришедших пробоваться на роль Майкла Корлеоне. Копполе он понравился, но режиссер счел, что Роберт больше подходит для роли Сонни. Однако эта роль вскоре отошла Джеймсу Каану, а чтобы не терять Де Ниро, Коппола предложил ему сыграть Поли Гатто, телохранителя, предающего Вито Корлеоне.
Это выглядело утешительным призом, а тут как раз Аль Пачино, получивший заветную роль Майкла, подкинул Бобу работенку поинтереснее – сняться вместо него в фильме «Банда, не умевшая стрелять». Когда «Крестный отец» вышел и прогремел, Де Ниро корил себя за то, что бросил роль Гатто. Но корил недолго, вскоре не забывший о нем Коппола дал ему куда более важное задание – играть молодого Вито Корлеоне в «Крестном отце 2».
Если бы Де Ниро не упустил шанс сыграть телохранителя-предателя, не видать ему ни роли Корлеоне, ни полученного за нее в 1974 году «Оскара». Но прежде этого триумфа состоялось его судьбоносное знакомство с Мартином Скорсезе.
Как Боб встретил Марти
Связь между Скорсезе и Де Ниро наметилась еще до их официального знакомства: в 1972-м Роджер Корман, выступавший теперь как продюсер, предложил молодому режиссеру снять картину «Берта по прозвищу «Товарный вагон», задуманную как продолжение той «Кровавой мамы», в которой чуть ранее снялся Де Ниро. А до этого будущие друзья не раз пересекались во времена их хулиганской юности, будучи одногодками и фланируя по улицам нью-йоркского квартала Маленькая Италия. Когда Боба и Марти представили друг другу на вечеринке у знакомого кинокритика, они рассмеялись и сказали, что хорошо помнят друг друга в лицо, хотя и не знают имен.
Скорсезе в то время маялся подготовкой к очередному фильму – тому, что вышел в 1973 году под названием «Злые улицы» и прославил обоих: и Мартина, и Боба. Подготовка шла со скрипом: в какой-то момент даже рассматривался вариант задействовать чернокожих актеров, чтобы попасть в струю остромодного в те годы жанра «блэксплотейшен». К моменту знакомства Де Ниро и Скорсезе съемки были уже запущены, и режиссер решил попробовать нового приятеля – Роберт оказался отличной парой к главному герою, которого играл Харви Кейтель. С этого времени Де Ниро надолго занял место главного актера Скорсезе, прежде принадлежавшее Харви.
В год выхода «Злых улиц» Де Ниро исполнилось 30 лет, 12 из которых он ждал большого успеха. И это ожидание было вознаграждено множеством больших ролей, посыпавшихся на разменявшего четвертый десяток актера: Корлеоне в «Крестном отце 2» (1974) Копполы, Трэвис Бикл в «Таксисте» (1976) Скорсезе, итальянский аристократ Альфредо Берлингьери в «ХХ веке» (1976) Бернардо Бертолуччи, Монро Стар в «Последнем магнате» (1978) Элиа Казана, Майк Вронский в «Охотнике на оленей» (1978) Майкла Чимино. Этот триумфальный период увенчался вторым «Оскаром» Де Ниро – за главную роль боксера Джейка Ламотты в «Бешеном быке» (1980) Скорсезе.
Такси-блюз
Из всех этих грандиозных фильмов «Таксист» был для Де Ниро, наверное, самым важным. Он стал культовой картиной; сегодня, почти полвека спустя после премьеры, ее по-прежнему смотрят и обсуждают. YouTube наполнен роликами, в которых под разными углами рассматривается фигура главного героя Трэвиса, молодого мужчины, ветерана Вьетнамской войны, из-за одиночества и бессонницы устроившегося работать ночным таксистом.
Грязь и безумие ночной жизни Нью-Йорка, неудачные попытки «быть нормальным человеком»: познакомиться с девушкой и спасти малолетнюю проститутку от сутенера приводят Трэвиса к идее борьбы со злом и моральным разложением, сгустившимися вокруг него. Он замахивается было на убийство сенатора, скользкого политика, символизирующего для него ложь этого мира, но реальным результатом похода против порока становится пальба в борделе, где таксист и сам получает пару пуль.
Фильм выглядел мрачным ответом Скорсезе на модное в те годы «вигилантское кино», показывавшее, как простые люди своими силами противостоят криминальному беспределу. Ключевым фильмом этого течения была «Жажда смерти» (1974) с Чарльзом Бронсоном.
Реалистичность и безысходность этой картины производили сильное впечатление и, судя по сохраняющейся популярности, производят до сих пор. Решившийся на священную войну с пороком, закаляющий ради нее дух и тело Трэвис стал сегодня одним из любимых образов для создателей роликов о том, как быть настоящим мужчиной. Многие поклонники этого фильма изрядно удивились бы, узнав, что сценарист «Таксиста» Пол Шредер считал Трэвиса «низкой душонкой», которая «вымещает свою злобу на том, кто слабее и ниже, а не на том, кто наверху».
Итальянский пациент
Кинокритики превозносили Де Ниро как «нового Брандо», а вот желтая пресса была недовольна молодой звездой: личная жизнь актера была столь тиха и незаметна, что писать было не о чем. Вопреки законам Голливуда Роберт жил не напоказ, и за это журналисты мстили ему, называя «неинтересным».
Де Ниро стал одним из главных лиц вышеупомянутой «итальянской мафии» американского кино: группы людей, режиссеров и актеров итальянского происхождения и примерно одного поколения, в 1970-х натуральным образом захватившей Голливудские холмы. Фрэнсис Форд Коппола, Мартин Скорсезе, Брайан Де Пальма, Аль Пачино, Джо Пеши, Сильвестр Сталлоне, Дэнни Айелло – вот только самые известные из них.
Почти никто из них не акцентировал внимание на своем происхождении, но, судя по тому, что все они знали друг друга, отлично ладили и нередко работали вместе, «заговор» был налицо. Некоторые американцы смотрели на это косо. Куда более удивительно, что успехи «киномафии» не радовали самих италоамериканцев. Им казалось, что кинематографисты не столько прославляют, сколько бросают тень на свой народ.
Так, в 2004 году базирующееся в Вашингтоне влиятельное землячество под названием Орден сынов Италии обратилось к Сильвио Берлускони с просьбой не присваивать Де Ниро почетное итальянское гражданство за кинематографические заслуги. По мнению землячества, актер создает дурной образ своей исторической родины, регулярно играя мафиозо. Даже участие Де Ниро в мультфильме «Акулья история» (в российском прокате «Подводная братва») расценивалось землячеством как национальный позор. На Берлускони, впрочем, доводы Ордена сынов не подействовали.
Роберт Де Ниро, Джо Пеши и Мартин Скорсезе на съемках "Ирландца"
А вот от ирландцев жалоб на Роберта после фильма «Ирландец» (2019) вроде не поступало. Хотя ирландской крови в Де Ниро столько же, сколько и итальянской, учитывая происхождение его деда и бабки по отцовской линии.
Готов на всё
Де Ниро славится своей скрупулезной подготовкой к ролям. Некоторые актеры настолько ленивы, что даже не читают книг, в экранизации которых снимаются, но Де Ниро всё изучает досконально. Для того чтобы сыграть в «Таксисте», он несколько месяцев таксовал по ночному Нью-Йорку. Еще раньше, играя молодого гангстера в «Банде, не умевшей стрелять», он отправился на Сицилию, чтобы поставить себе аутентичный акцент.
Показателен рассказ Де Ниро о том, как он входил в образ бейсболиста для картины «Бей в барабан медленно» (1973): «То, как вы смотритесь в кадре, имеет огромное значение, поэтому я начал с выработки образа моего персонажа. Получив роль Брюса, я выяснил, что тот родом из маленького городка в штате Джорджия. Я отправился в Джорджию и остановился в одном городке. Я нашел там старенький магазинчик и закупил одежду, которую, вероятно, мог бы носить Брюс. Я стал носить ее, а потом принялся учиться местному говору. Милые жители городка не обижались, когда видели, как я учусь имитировать их речь. Наоборот, они сами поправляли меня, когда я скатывался к привычному нью-йоркскому говору. Затем я начал ходить, как Брюс, и, наконец, чувствовать, как Брюс».
Чтобы играть в «Бешеном быке» мускулистого боксера, Де Ниро много тренировался, а затем в короткий срок набрал более 20 килограммов жира, питаясь мороженым, так как по сюжету его герой уходит из спорта и сильно полнеет. Актер мог бы изменить свою внешность традиционными способами: за счет грима и подкладок под одежду. Но Де Ниро такой подход казался ненатуральным.
Для того времени такая работа с телом казалась дикой причудой, но своей грудью, а точнее, животом Де Ниро проложил путь для Кристиана Бейла, Джареда Лето и других актеров последующих поколений, совершающих поразительные трансформации ради создания достоверного образа. Свежий пример «школы Де Ниро» – ирландец Киллан Мерфи, исхудавший для роли Оппенгеймера в новом фильме Кристофера Нолана.
Итальянец в России
Де Ниро был одной из первых голливудских звезд, наладивших дружеские контакты с Советским Союзом. В 1982-м он прилетел в Москву, чтобы сниматься в «Анне Павловой» Эмиля Лотяну. Де Ниро, адепту метода Станиславского, всегда хотелось посмотреть, как работают русские актеры. То был большой международный проект, а Де Ниро предполагалось использовать в роли импресарио Сола Юрока. Но подозрительные советские чиновники зарубили кандидатуру Боба, якобы из-за того, что он недавно изобразил потомка русских эмигрантов в «Охотнике на оленей». В итоге в проект просочился его закадычный друг Скорсезе, правда, в другой роли.
Роберт Де Ниро в Москве, июль 1987
Отдохнув в Москве, где его никто не узнавал, кроме коллег-кинематографистов (тем более что голова актера была обрита под машинку), Де Ниро вернулся в СССР на следующий год в качестве гостя Московского кинофестиваля – в объятия к своим новым русским друзьям: Олегу Янковскому, Михаилу Козакову, Андрею Миронову, Никите Михалкову.
Наконец, в 1987-м, уже во времена перестройки, гласности и ускорения, Де Ниро пригласили возглавить жюри Московского кинофестиваля. Теперь у него не было проблем с персоналом советских гостиниц, прежде принимавшим бритоголового американца в мешковатой одежде за бомжа. Теперь все было очень пышно и официально – к неудовольствию Боба.
Сам актер был тогда на очередном пике карьеры – в тот год вышли «Неприкасаемые» Брайана Де Пальмы, где он сыграл Аль Капоне, и «Сердце Ангела» Алана Паркера, где он очень убедительно изобразил самого дьявола.
Познакомившись с грузинской красавицей, молодой актрисой Ией Парулавой, Де Ниро последовал за ней в Тбилиси, где с удовольствием тусовался с местной богемой и с легким ужасом восседал на официальных пирах: чиновники упорно пытались накормить его шашлыком, а Роберт, следуя последней голливудской моде, только-только перешел на вегетарианскую диету.
Миссия выполнима
Де Ниро сыграл в сотне картин, причем половина из них приходится на два последних десятилетия. Однако лишь считанные фильмы этого периода можно внести в «золотой список» актера. Настоящая «эра Де Ниро» – это четверть века с середины 1970-х по конец 1990-х, когда он работал с выдающимися мастерами – от Скорсезе и Сержо Леоне до Терри Гиллиама и Квентина Тарантино.
Но дело не в громких именах. Одни из лучших ролей Де Ниро – в фильмах, о которых сейчас редко вспоминают: «Миссии» (1986) Роллана Жоффе о преображении гордого и жестокого работорговца в монаха и защитника индейцев и «Пробуждениях» (1990) Пенни Маршалл, пронзительной картине об инвалиде в кататоническом состоянии, у которого благодаря экспериментальному лекарству появляется шанс на нормальную жизнь и даже любовь, но, увы, на очень короткий срок.
В ХХI веке наш герой качеству предпочитает количество, словно стареющую звезду подгоняет суетливое желание держаться на виду. Вряд ли при таком темпе съемок у актера есть время вжиться в роль, как во времена «Бешеного быка». Да многие из проектов явно и не требуют столь кропотливой работы.
При всем уважении к трудолюбию Де Ниро без франшизы про Факеров и проектов вроде «Дедушка нелегкого поведения» в фильмографии человека, игравшего Джека Ламотту и дона Корлеоне, можно было бы обойтись. Вообще смотреть на Де Ниро в новых комедиях бывает неловко – возникает ощущение какой-то тесноты, словно актер взял роль не по размеру.
Помимо актерства и продюсирования Де Ниро иногда сам снимает кино. Впрочем, нечасто – всего два раза за всю жизнь. И если первый опыт, основанная на его детских воспоминаниях «Бронкская история» (1993), был удачным, то второй, шпионский детектив «Ложное искушение» (2006), критики похоронили под грудой издевательских рецензий. В прокате он тоже не окупился, хотя был буквально напичкан звездами: Мэтт Деймон, Анджелина Джоли, Алек Болдуин, да и сам Де Ниро сыграл там.
Двумя ролями 2019 года, в «Джокере» и «Ирландце», Де Ниро показал, что он не только старик из глуповатых комедий и скучных политических триллеров. Осенью в прокат выходят «Убийцы цветочной луны», его десятый фильм со Скорсезе. Круглое число к круглой дате – неплохое совпадение.
Чуть больше 50 лет назад, 20 июля 1973 года, ушел из жизни Брюс Ли — человек, который заново познакомил Запад с Востоком и переизобрел экшен-кино.
С момента его смерти VFX-индустрия улетела в заоблачные выси, но, что удивительно, боевые танцы «Маленького дракона» и сегодня могут вызвать зрительский восторг — даже после крупнобюджетных многосериек типа «Джон Уик» и «Миссия: невыполнима».
Реализм схватки: революция в гонконгском кино
В конце июня на стриминге Max (бывший HBO Max) вышел третий сезон костюмного эпика «Воин». Сюжет все тот же: XIX век, американский Чайна-таун, война тонгов, а в центре — виртуоз кунг-фу, приплывший из далекого Китая. Как известно, проект ждал своего часа без малого 50 лет, а придумал его Брюс Ли — на тот момент (начало 1970-х) он успел лишь засветиться в нескольких проектах на телевидении. Сериал изначально назывался «А Зам». Ли подготовил сценарный план и рассчитывал получить главную роль, но местные продюсеры упрямо воротили нос: Голливуд в ту эпоху не привечал азиатов. Самый вопиющий кейс в этом плане — это теледрама «Кунг-фу», частично основанная на концепте «А Зама». По сюжету мастер боевых искусств Квай Чан Кейн колесит по фронтиру в поисках своего пропавшего брата. На главную роль пробовался сам Брюс Ли, но в итоге она отошла американцу Дэвиду Кэррадайну — продюсеры даже не постеснялись выдать бритого европеоида за шаолиньского монаха. В 2023 году, когда идет экспансия Востока на большие и малые экраны (вспомним «Грызню» в топах Netflix или «Все, везде и сразу» в триумфаторах «Оскара»), все это кажется, мягко говоря, странным.
«Выход Дракона» / Enter the Dragon (1973)
Разочарованный Брюс Ли в итоге покинул Штаты в 1971 году. На тот момент его главная актерская удача — это роль драчуна Като в «Зеленом шершне», приключенческом сериале от телеканала ABC (из-за низких рейтингов шоу прикрыли после первого сезона). Феномен артиста зародился в Гонконге, где он провел детство и юность.
Вплоть до конца 1960-х важной частью китайского проката были ленты в жанре уся. Это странная смесь супергероики и гламурного фэнтези, где персонажи владели кунг-фу, а еще нарушали все мыслимые и немыслимые законы природы. Они двигались со скоростью звука, парили в воздухе, силой мысли управляли предметами. Для такого магического трюкачества требовались тросы, трамплины, а также ускоренный монтаж, который прятал в склейках каскадерские хитрости. В начале 1970-х им на смену пришли более приземленные боевики, и Брюс Ли сыграл чуть ли не ключевую роль в этом «реалистическом» повороте. Отныне левитации, исчезновения и прочая фантастическая чепуха были не в чести. Боевые сцены снимались на среднем плане и долгими кадрами — чтобы зритель, прямо как в современной спортивной трансляции, мог разглядеть все движения и падения действующих лиц в их непрерывности.
«Большой босс»/ Tang shan da xiong (1971)
Конечно, сегодня все эти пляски смерти смотрятся весьма условно: слишком уж много бутафорских синяков, опереточных бандитов и мультяшных саунд-эффектов (впрочем, они уравновешиваются крутейшим визуалом — с резким зуммированием, слоу-мо, дуэлью взглядов на «крупняках» и съемкой от первого лица). Но главное, что после успеха картин вроде «Большой босс» и «Кулак ярости» (они были произведены на культовой студии Golden Harvest в 1971 и 1972 годах соответственно и собрали бешеную кассу в национальном прокате) мейджор Warner Bros. пригласил Брюса Ли в свой проект «Выход дракона». Правда, и в этом случае опасливые продюсеры не рискнули оставить на авансцене одного только азиата и дали ему в напарники двух американцев — чемпиона по каратэ Джима Келли и артиста Джона Сэксона.
Поединок как балет: революция в американском кино
В Штатах у Брюса Ли была частная школа боевых искусств. За свои уроки он брал астрономические гонорары, среди его учеников были голливудские артисты (Стив МакКуин, Джеймс Гарнер, а также Дин Мартин и Шэрон Тейт, которых он инструктировал перед съемками шпионской комедии «Команда разрушителей») и звезды NBA (центровой «Милуоки Бакс» Карим Абдул-Джаббар). Спрос на занятия был отчасти обусловлен тем, что Брюс Ли был настоящим авангардистом в области боевых искусств. Ближе к концу 1960-х он создал гибридный стиль джиткундо, который объединял в себе элементы ушу, джиу-джитсу и английского бокса. Основной императив его техники — отбросить строгие правила других стилей, адаптироваться под боевые обстоятельства, импровизировать и сбивать с толку противника. Все эти качества он демонстрировал в своих картинах.
Брюс Ли, актриса Нора Мяо и режиссер «Кулака ярости» Ло Вай, 1971 год
До 1970-х годов голливудский мордобой был весьма грубым зрелищем, который сводился к широким махам, возне и беспорядочным тычкам (это относится в том числе к ранней бондиане). Благодаря Брюсу Ли эстетика подобных шоу-стопперов радикально изменилась: обновилась и пластика экшен-героев, и хореография боя. Возник даже новый тип маскулинности, где ценилась уже не гипертрофия мышц и былинная сила, но прыть и ловкость движений (поэтому ближе к 1980-м в американском кино обрели большую популярность Жан-Клод Ван-Дамм и Чак Норрис, чуть позднее — Стивен Сигал).
Фанаты на похоронах Брюса Ли в Гонконге, 1973 год
Кроме того, Брюс Ли переизобрел образ восточного человека на Западе — а значит, сделал очень многое для пресловутой голливудской инклюзивности (конечно, тут еще сильно помог Джеки Чан — еще один суперстар из Гонконга, который привнес в атмосферу кулачного боевика элементы комедии и слэпстика). Американские студии вдруг сообразили, что китайцы могут быть не только трикстерами, молчаливыми слугами и продавцами опиума. Во многом благодаря этому в Штаты чуть позднее перебрались многие восточные артисты, среди них — Джет Ли, Донни Йен, Мэгги Чун и Мишель Йео. Даже сериальная индустрия преодолела свой консерватизм и включила в свой репертуар телешоу о боевых искусствах. Яркий пример тут — хит 1990-х «Крутой Уокер» с Чаком Норрисом, а также «Китайский городовой» (он продержался в эфире два года, но зато это первый случай, когда в американском прайм-тайме появился протагонист-азиат).
«Брюсплотейшн»: плагиат, оммаж и пародии
В 1972 году в американский прокат вышел «Король-боксер», сделанный на известнейшей киностудии Shaw Brother (ее эмблема, к слову, красуется на начальных титрах «Убить Билла» — притом что компания не была никак связана с производством диптиха, это просто-напросто очередной тарантиновский оммаж). «Король-боксер» — первый кунг-фу-боевик из Гонконга, который дошел до экранов США. После этого индустрия стала активно работать на экспорт, но случилось непредвиденное: 32-летний Брюс Ли, приняв таблетку от головной боли, вскоре почувствовал острую боль — лекарство вызвало отек мозга, отчего артист скончался. Рынок был не готов мириться с гибелью своего главного артиста и решился на предельно бесстыжее коммерческое надувательство: продюсеры искали актеров с похожей внешностью, давали им псевдонимы типа Bruce Li, Bruce Lai или Bruce Le (напомним, что у великого артиста было имя Bruce Lee) и снимали с ними ленты. Затем они выпускали эту продукцию в прокат, надеясь, что зритель не заметит подмены. Впоследствии в киноведческой литературе этот феномен получил название Bruceploitation — то есть эксплуатация, паразитирование на популярности Брюса Ли и его творчества.
«Брюсплотейшен» (уже в хорошем смысле) продолжается и по сей день — иногда в форме заимствований (как, например, в «Матрице», у которой не так давно вышел очередной сиквел), иногда в форме откровенной пародии и троллинга (так было у Тарантино в «Однажды... в Голливуде»: там Брюс Ли представлен как совсем уж карикатурный балабол, за что на режиссера обиделись родственники актера, а картину сняли временно с проката в КНР). Все это свидетельствует лишь об одном: западная поп-культура так и не оправилась от ударов великого китайца. Как дополнительное подтверждение: прямо сейчас тайванец Энг Ли и киностудия Sony готовят о нем байопик.
Ему принадлежит самый популярный альбом в истории джаза – Kind Of Blue. Не меньше игры на трубе Дэвис заботился о собственном образе. Он хотел стать эталоном стиля, человеком мечты и загадки, кем-то вроде героя фильма нуар: элегантным, крутым, непроницаемым. И ему это удалось.
Повезло
В отличие от большинства корифеев джаза, Майлз родился в благополучной семье. Его отец был дантистом, и Дэвисы могли позволить себе жить не в черном гетто, а в приличном квартале Ист-Сент-Луиса, города на берегу Миссисипи в штате Иллинойс.
В 18 лет Майлза отправили на обучение в Джульярдскую школу в Нью-Йорке, одно из лучших мест в Америке, где давали высшее образование в области музыки и других искусств. Но в школе его видели нечасто: Дэвис сутками торчал в джазовых клубах, где выступали его знаменитые приятели – изобретатели стиля бибоп саксофонист Чарли Паркер и трубач Диззи Гиллеспи.
Томми Поттер, Чарли Паркер, Майлз Дэвис, Макс Роуч и Дюк Джордан, Нью-Йорк, 1947 год
С ними он познакомился еще в родном городе, куда бибопперы однажды приехали на гастроли. Майлз, тогда подающий надежды трубач в местном Rhumboogie Orchestra, пробился за кулисы в надежде украдкой поглядеть на своих кумиров. Заметив молодого парня с трубой подмышкой, Гиллеспи крикнул: «Эй, можешь сыграть с нами?» Нужна была срочная замена заболевшему трубачу. Так Дэвис неожиданно провел две недели, выступая с небожителями.
Нота протеста
Всю жизнь Дэвиса одолевали два желания: быть популярным и экспериментировать. Обычно они ведут в разные стороны, но Дэвису удавалось их сочетать. Он стремился опередить время, но ровно настолько, чтобы задать новую моду. Он хотел стать звездой, но на своих условиях. Новое для него было важнее любимого. «Я больше не исполняю баллады, потому что очень люблю их играть», – признавался Дэвис.
«Майлз скорее бы согласился исполнять ужасную музыку с плохой группой, чем блестяще повторять пройденное», – говорил сотрудничавший с ним пианист Кит Джарретт.
Это было в нем с самого начала: играя в середине 1940-х с Паркером и Гиллеспи, юный Майлз уже тогда старался уводить музыку в новом направлении. «Он играл нечто противоположное тому, что делал Диз», – вспоминал саксофонист Сонни Роллинз. Дэвис предпочитал делать «меньше, да лучше». Там, где бибопперы играли сто нот, он держал одну.
Прохладный
Майлз улавливал и гениально воплощал то, что уже носилось в воздухе. Так было и с кул-джазом – «прохладным джазом» (в противоположность жаркому бибопу), одним из создателей которого считается Дэвис. В конце 1940-х он вошел в круг музыкантов, экспериментировавших, скрещивая джаз и европейский импрессионизм. Идейным вдохновителем круга был пианист и аранжировщик Гил Эванс, при участии которого Майлз впоследствии запишет несколько великих пластинок.
Харизматичный Дэвис стал лидером компании, превратив ее в нонет Майлза Дэвиса (нонет – группа из девяти музыкантов). Коллектив просуществовал недолго, но записанный им материал через 10 лет уже считался хрестоматийным и был издан в виде альбома Birth Of The Cool.
Дэвис двинулся дальше, но «кул», то есть некая прохладца и сдержанность, навсегда остался в манере его игры: неспешной, задумчивой и лиричной.
Лучше всего звучание Дэвиса описал контрабасист Чарли Хейден: «Его труба словно голос, который влечет тебя куда-то. Игра Майлза заставляет тебя чувствовать жизнь так глубоко, что иногда хочется плакать». Сам же музыкант говорил: «У меня не труба, а авторучка», – сравнивая свою игру с письмом или рисованием на бумаге.
Весна в Париже
В мае 1949 года Дэвис выступил на Парижском джазовом фестивале с квинтетом Тэдда Дэмерона.
Две недели, проведенные во Франции, перевернули его жизнь и сознание. «Я перестал быть застенчивым и начал верить в себя», – говорил Майлз. Еще бы: европейские критики носили его на руках, а в друзьях вдруг оказались Пабло Пикассо и Жан-Поль Сартр. Несмотря на языковой барьер, Дэвис затеял бурный роман с певицей Жюльетт Греко.
Майлз Дэвис с французской актрисой Жанной Моро
Были и другие открытия. «В Париже я понял, что белые бывают разными: некоторые из них набиты предрассудками, а некоторые нет. До меня это уже постепенно доходило после знакомства с Гилом Эвансом и другими белыми ребятами, но реально я это осознал в Париже», – признается Дэвис в автобиографии.
«Никогда в жизни мне не было так хорошо. Только, может, когда я услышал Птицу (Чарли Паркера) и Диза. Но то была музыка. А сейчас это была сама жизнь», – вспоминал Дэвис.
Во все тяжкие
Каково же было после такого вернуться в прежнюю реальность – в Нью-Йорк, где, ко всему прочему, не было работы. Дэвис впал в депрессию и начал употреблять героин, довольно популярный в то время в джазовой среде наркотик. Прежде подчеркнуто элегантный и собранный, он опустился на дно так быстро, что сам удивился. Через несколько месяцев, в 1950 году Дэвис уже фигурировал в печально известном очерке о музыкантах-наркоманах в авторитетном джазовом журнале DownBeat. Майлз Дэвис, говорилось в статье, успел из-за своего порока побывать в тюрьме – его вместе с другими джазменами арестовали в Лос-Анджелесе.
После такой рекламы мало кто хотел связываться с Дэвисом. Выручил Боб Уайнсток, владелец фирмы Prestige, которая начала записывать и выпускать пластинки непутевого музыканта. Сам же Майлз едва не потерял надежду вылезти из болота. Он воровал, сутенерствовал. Друзья порой находили его спящим в канаве. О семье – а у музыканта было уже двое детей – думать не было времени.
Бунтарь с причиной
В середине 1950-х Майлзу удалось совершить почти невозможное: слезть с иглы и реабилитировать себя в музыкальных кругах, блестяще выступив на фестивале в Ньюпорте.
Заключив выгодный контракт с фирмой Capitol, он собирает Miles Davis Quintet с великим Джоном Колтрейном на тенор-саксофоне и наконец покоряет мир.
В мемуарах он откровенно рассуждает о своем успехе, в частности, о том, как удачно подхватил дух времени, когда после фильмов «Дикарь» с Марлоном Брандо и «Бунтарь без причины» с Джеймсом Дином бунтарство вошло в моду: «Как бунтарь и чернокожий, нонконформист и классный стильный парень, злой, опытный и предельно правдивый, я полностью соответствовал запросам публики. К тому же я бесподобно играл на трубе, и у меня был прекрасный оркестр».
На свободу
Два обстоятельства, упомянутые нашим героем в последнюю очередь, все-таки играли немалую роль. В 1959-м квинтет Дэвиса записал Kind Of Blue – по сей день самый продаваемый джазовый альбом.
Альбом Kind Of Blue
При этом он был новаторским: одержимый поиском большей творческой свободы, Дэвис набрел на идею модальной музыки, которую в это время развивал его приятель композитор Джордж Расселл. Эта идея позволяла отказаться от привычных гармоний в виде последовательности аккордов и как бы развязывала руки исполнителям.
Тут надо сказать, что Майлз Дэвис был не просто вдохновенным трубачом, наркоманом и бабником. Он был, в дополнение ко всему этому, большим музыкальным эрудитом. «У нас дома не звучал джаз, – вспоминает его супруга Фрэнсис, – дома звучали Барток и Стравинский».
Принц тьмы
В 1950-х музыкальные журналисты окрестили Дэвиса Принцем тьмы. Да-да, задолго до Оззи Осборна. В отличие от последнего, он не заигрывал с чертовщиной ради потехи, но в его образе безусловно было что-то демоническое. В автобиографии Дэвис откровенно заявляет: «Мне кажется, во мне много от дьявола».
Даже просто смотреть интервью с ним бывает неуютно: в его сдержанности чувствуется угроза, как от человека, который может в любой момент выкинуть опасную штуку. Глаза на темном лице древней африканской статуи глядят напряженно.
В 29 лет суровый внешний вид дополнился устрашающе сиплым голосом. Майлзу удалили полип на связках и после операции посоветовали молчать две недели до полного восстановления. Но вспыльчивый трубач не выдержал и наорал на кого-то раньше срока. Голос пропал навсегда.
Друзья Дэвиса знали, что музыкант подвержен вспышкам гнева, а от наркотиков у него случалась паранойя, что особенно неприятно, учитывая, что он носил с собой пистолет, а также неплохо боксировал, ведь его тренировал сам Шугар Рэй Робинсон.
Крутая формула
«Мне было просто страшно», – признавался трубач и продюсер Квинси Джонс, рассказывая о первом знакомстве с Дэвисом. Но узнавая Принца тьмы поближе, люди понимали, что тот может не только обложить матом за ошибку, но и одарить неожиданно теплым комплиментом, вдвойне приятным от такого чудовища.
Как в книгах: жутковатый демонический художник и его прекрасные неземные творения. «Он не был тем злодеем, каким хотел казаться, – считает гитарист Карлос Сантана, – злодей не смог бы делать такую глубокую и проникновенную музыку». Судя по мемуарам, Майлз часто мирился с довольно наглым поведением коллег. На демонического мачо это не очень похоже.
Он вылепил образ по формуле, которую приводит в автобиографии: «Злость, хладнокровие, стильность и ясная, сдержанная изысканность». И носил его, как броню, пряча за ней застенчивость, о которой знали только близкие люди.
Жизнь короля
В конце 1950-х – начале 1960-х Майлз Дэвис небезосновательно считал себя королем современной музыки. Он тщательно следил за своим имиджем, одевался с иголочки и раскатывал по улицам Нью-Йорка на «Феррари» в компании красавицы-жены, ради него бросившей балетную карьеру.
Дэвис был кинематографичен, как и его музыка – не зря мастер французской новой волны Луи Маль попросил Майлза записать саундтрек к своей нуар-драме «Лифт на эшафот» (1957).
В середине 1960-х Дэвис собрал так называемый Второй квинтет, куда среди прочих попал и пианист Херби Хэнкок, будущая звезда джаз-фанка и автор дорогой каждому брейк-дэнсеру темы Rockit.
С этим составом Дэвис увел джаз в абстрактные пространства спонтанной игры, уже не столь понятные широкой публике. В это же время он обнаружил, что выглядит уже не таким модным и продвинутым на фоне внезапно расплодившихся волосатых рокеров.
Грянул рок
Рок-музыка поначалу его сильно раздражала. Прежде всего своей популярностью, с которой джаз не мог сравниться даже в самые золотые годы. Джазмены собирали аншлаги в концертных залах и театрах, а рокеры – на стадионах. Сотни тысяч зрителей на рок-фестивалях не давали Дэвису покоя: как сделать, чтобы и на его музыку был такой же спрос?
Ревнуя, он говорил, что рокеры ничего не смыслят в музыке. Для некоторых делал исключение: дружески сошелся со знаменитой психоделической группой Grateful Dead и Карлосом Сантаной. Но человеком, который его по-настоящему потряс, был гитарист Джими Хендрикс. Со времен Чарли Паркера Дэвис не встречал еще музыканта, у которого мог бы поучиться.
Под влиянием духа времени Дэвис начинает записывать альбомы с электрическими инструментами, в которых соединяет джаз и рок, психоделию и африканскую музыку. Так появляется стиль фьюжн (он же джаз-рок), одной из вершин которого стал альбом Bitches Brew (1969), который, будучи совершенно авангардным, продавался не хуже рок-пластинок. В то время в группе Дэвиса играли, набираясь опыта, будущие звезды: пианисты Чик Кориа и Джо Завинул, который вскоре основал группу Weather Report, а также гитарист Джон Маклафлин, которого Майлз вдохновил собрать собственный коллектив Mahavishnu Orchestra. Как обычно, ансамбль Дэвиса был и музыкальной лабораторией, и кузницей талантов.
Новое дно
В 1970-х, однако, в лаборатории наступил кризис. Дэвис снова настолько увлекся наркотиками, что начал становиться неадекватным. На него навалились болезни, и он чувствовал, что сил играть на прежнем уровне больше нет. Решив взять перерыв на полгода, он пропал на целых пять лет, в течение которых в основном пил и принимал наркотики. Ему было за 50, и все решили, что карьера Майлза закончена.
Даже сам разваливавшийся на части Дэвис не мог предположить, что впереди его ждут аншлаги на стадионах, статус рок-звезды и панегирики от моднейших артистов вроде Стинга и Майкла Джексона.
Но одному ему уже было не вытащить себя из болота. Хорошо, что рядом оказалась бывшая супруга Сисели Тайсон. На радостях от нового успеха Дэвис снова взялся за бутылку, и на гастролях у него отнялась правая рука. Бывшая жена еще раз вернулась, чтобы выходить непослушного трубача. В качестве арт-терапии Дэвис начал писать картины, вспоминая своего приятеля Пикассо.
Принц тьмы опять выходит из себя
Благодаря своей мощной интуиции Дэвис в очередной раз уловил витавшие в воздухе идеи и теперь играл хлесткий джаз-фанк, который легко попал бы в чарты, будь там вокал и слова, которые можно было бы напевать. Но Дэвис не признавал никакого голоса, кроме голоса своей трубы. Но и без чартов он купался в лучах славы. Очевидно, дело было не только в музыке, но и в том, что мир соскучился по этому колоритному человеку.
Кончилось все тем, что Дэвис создал новый жанр, скрестив джаз со входившим в моду хип-хопом. Вместе с продюсером Easy Mo Bee был записан альбом Doo-Bop. И снова эксперимент удался – правда, трубач не успел дожить до выпуска пластинки.
Его снова подвел вспыльчивый характер. В 29 лет из-за вспышки гнева Майлз лишился голоса, а в 65 лет она стоила ему жизни. Однажды, жалуясь на проблемы с дыханием, он услышал совет врача установить трахеостому – трубку в горле. Эта идея привела Дэвиса в такое негодование, что с ним случился удар. Музыкант впал в кому и через несколько дней скончался.
Его игра
Универсальность Майлза Дэвиса в том, что его джаз совершенен на многих уровнях: для поверхностных потребителей он может быть стильным звуковым фоном, музыкой для модных магазинов, а для вдумчивых слушателей – бездонным океаном идей, источником глубоких переживаний.
Говоря о музыке Дэвиса, не надо забывать, что он создавал ее не в одиночку, а в сотворчестве со множеством талантливых людей. Это и Гил Эванс, и пианист Билл Эванс, без которого, возможно, не было бы Kind Of Blue, и Колтрейн, и Маркус Миллер, который практически единолично сочинил и записал прекрасный альбом Дэвиса Tutu (1986).
Лидерство Майлза состояло не в том, чтобы диктовать, а в том, чтобы найти правильных людей и дать им полную свободу. И тогда начиналось нечто необъяснимое, как в случае с Маркусом Миллером, который рассказывал: «Я записал все партии для Tutu. Это была моя музыка. А потом пришел Майлз, записал поверх всего свою трубу. Я послушал и понял: теперь это была уже его музыка».
История рок-музыки знает немало выдающихся, талантливых людей, но настоящий гений в ней всего один – американский гитарист Джими Хендрикс.
Жизнь его была коротка – он стал одним из первых членов «клуба 27», сообщества звезд, умерших в этом возрасте. Но отведенного времени ему хватило, чтобы потрясти современников и потомков. Хендрикс больше, чем виртуоз, и больше, чем новатор. Он был частью музыкальной стихии – ее полноправным представителем в материальном мире. Даже Эрик Клэптон, к моменту знакомства с Хендриксом заслуживший благодаря своим способностям прозвище «бог», сказал: «Услышав его, я понял, что моя жизнь уже никогда не будет прежней».
Соло на метле
Джими Хендрикс родился в Сиэтле. Его афроамериканскую семью нельзя было назвать благополучной: родители часто выпивали, теряли работу и кочевали с места на место. Алкоголизм свел мать Джими в могилу, когда ей было 33 года.
Джими Хендрикс играет на гитаре зубами, 9 октября 1967 года
Мир казался Джиму тревожным местом, и он находил успокоение в музыке, которую слушал вместе с отцом: это были блюзовые пластинки Роберта Джонсона, Элмора Джеймса, Хаулина Вулфа.
В начальной школе соцработник обратила внимание на то, что маленький Джим всюду ходит с метлой и плачет, когда ее пытаются забрать. Оказалось, мальчонка воображал, будто это его гитара. Учительница посоветовала отцу Джима Элу купить ребенку музыкальный инструмент, но тот счел это блажью.
Только в 15 лет у Хендрикса появилась гитара – он нашел ее на помойке. За короткий срок Джим выучился играть на слух, безошибочно подбирая любые песни и мелодии с пластинок. Признав, что у сына есть талант, Эл смягчился и подарил ему инструмент поприличнее.
Джим был левшой, но отец отказывался принимать этот факт, суеверно полагая: делать что-то левой рукой – значит сотрудничать с дьяволом. В результате Хендрикс приноровился играть обеими руками. Наедине с собой он музицировал, как левша, а в присутствии отца менял положение гитары. Более того, чтобы не переставлять каждый раз струны, он научился играть на перевернутом «вверх ногами» строе – редкое умение.
Десантник с гитарой
С гитарой Хендрикс практически не расставался. Он тянулся к ней, едва проснувшись, ходил с ней повсюду, брал с собой в туалет. С одной стороны, он был полностью поглощен музыкой, с другой – гитара стала для него, патологически застенчивого человека, инструментом общения с окружающим миром. С ней он чувствовал себя полноценным. Более того, она стала как бы продолжением его самого, частью его плоти. Казалось, ему не нужно прикладывать усилий, чтобы извлекать из нее звуки, это происходило так же естественно, как любое телодвижение.
Джим не изменил гитаре даже в армии, куда попал в 19 лет. К этому времени он уже вовсю играл в сиэтлских группах и приобщился к богемному образу жизни, который стоил ему нескольких попаданий в полицейский участок, например, за угон машины. Когда его поставили перед выбором – тюрьма или армия, он выбрал второе.
Хендрикса определили в десантные войска, где в свободное от муштры время он продолжал исступленно музицировать. Осмелев, он стал предаваться любимому занятию и вместо муштры, из-за чего через год службы был демобилизован. В рапорте сержанта взвода говорилось: «Армия только приобретет, если избавится от Хендрикса как можно скорее». Сам Джим утверждал, что его уволили после перелома лодыжки, заработанного в результате прыжка с парашютом, но в документах об этом нет упоминания.
На службе Хендрикс значительно усовершенствовал свою исполнительскую технику, а также познакомился с бас-гитаристом Биллом Коксом, с которым впоследствии много выступал. Вспоминая, как он впервые услышал игру Джима в казарме, Кокс говорил: «Это была смесь Джона Ли Хукера и Бетховена».
Мастер на все стили
Демобилизованный Хендрикс устроился аккомпаниатором в ночной клуб. Благодаря этой работе он стал универсальным музыкантом – мог играть в любом стиле, мог с ходу подхватить любую песню. Тонкий слух и невероятная восприимчивость позволяли ему впитывать всякую музыку – от народных песен до академического авангарда. Вскоре Джим стал ездить на гастроли, подыгрывая Литтл Ричарду, The Isley Brothers и другим звездам черной поп-музыки.
Такая непыльная работа не удовлетворяла Хендрикса. Ему хотелось играть свою музыку, и прежде всего блюз. Но блюз в середине 1960-х в США считался таким же старомодным, как фокстрот: черная молодежь слушала соул и фанк, а белая о нем вообще не слыхивала. На молодого Джими смотрели, как на заблудившегося во времени чудака.
Совсем иное отношение к блюзу было в Англии. Там любознательная белая молодежь не просто усвоила американский рок-н-ролл Чака Берри и Литтл Ричарда, но и взялась изучать его истоки и таким образом открыла для себя блюз Мадди Уоттерса, Вилли Диксона и других черных артистов. Британские группы The Rolling Stones, The Yardbirds, The Animals, Alexis Korner’s Blues Incorporated стали подражать блюзменам и сделали блюз новой модой, которую привезли и в США. Таким образом британцы открыли американцам их же собственную музыку. Они же открыли миру Джими Хендрикса.
Ищите женщину
Женщины всегда играли в жизни Джими большую роль – вторую после музыки. По рассказам его многочисленных подруг, в нем были не только редкое обаяние и большой сексуальный аппетит, но и какая-то беззащитность, побуждавшая их заботиться об этом талантливом и неприкаянном человеке, брать его под крыло.
Одной из таких женщин была Линда Кейт, фотомодель и подружка гитариста The Rolling Stones Кита Ричардса. Познакомившись с Хендриксом в нью-йоркском клубе, где он выступал уже с собственной группой The Blue Flames, она, будучи причастной к шоу-бизнесу, стала звать на его концерты различных деловых людей. Но все они, включая менеджера The Rolling Stones Эндрю Олдэма, оставались на удивление безучастными к творчеству черного гитариста.
Наконец энтузиаст все-таки нашелся: Чес Чендлер, басист группы The Animals, как раз в это время подумывал о продюсировании молодых талантов. Его поразила не только игра Джими, но и неожиданное совпадение, показавшееся ему знаком судьбы. Накануне он услышал песню Билли Робертса Hey Joe в исполнении фолк-рокера Тима Роуза, и в его голове созрел план: найти молодого артиста, чтобы записать с ним рок-версию Hey Joe и сделать ее хитом в Великобритании. Таким виделось Чендлеру начало его продюсерской карьеры. И вот он приходит по приглашению Линды Кейт в нью-йоркский клуб посмотреть на какого-то Хендрикса, и первое, что он слышит в исполнении этого Хендрикса, – потрясающая версия Hey Joe.
Как денди лондонский одет
Джими Хендрикс и Эрик Клэптон
Так как Чендлер был не просто бизнесменом, а музыкантом одной из популярнейших британских групп, он легко смог заинтересовать знаменитых друзей своим подопечным. Вскоре Пол Маккартни, Джон Леннон, Эрик Клэптон и Мик Джаггер стали горячими поклонниками Хендрикса.
В Лондоне Джими познакомился с басистом Ноэлем Реддингом, который позвал своего друга ударника Митча Митчелла, любившего колотить по барабанам, как бешеный, – так возникло трио под названием The Jimi Hendrix Experience («Опыт Джими Хендрикса»).
Рок-группа The Jimi Hendrix Experience, март 1967 года
В 1967 году в западной поп-культуре случился, как сказал бы Лев Гумилев, пассионарный взрыв. В одночасье на поверхность вышли тысячи музыкантов, прежде сидевших в подполье. Они играли диковинную музыку, и не менее диковинную музыку заиграли давно признанные звезды вроде The Beatles, выпустившие альбом Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band. Лето 1967-го провозгласили летом любви – массовым нашествием блаженных хиппи на города Англии и Америки. С одной стороны, можно сказать, что Хендрикс удачно поспел к началу рок-революции, а с другой стороны, он сам и был этой революцией.
Теперь он исполнял не старомодный блюз, а нечто новое, что звучало, как смесь тяжелого электрического блюза с роком и психоделическим авангардом. Его гимном этого периода стала песня Purple Haze, накатывавшая на слушателя, как грохочущий танк, из кабины которого доносились выкрики, описывающие наркотический трип: «Лиловый туман в моей голове! Извините, мне надо поцеловать небо».
В Лондоне Джими сменил строгий костюм блюзмена на яркие хипповые наряды. Покорив Европу, он отправился на родину, где в то время было не протолкнуться среди молодых талантов. Но Хендрикс уже знал, чем привлечь внимание, и устроил для своих сограждан настоящее огненное шоу.
Фокусы-покусы
Фестиваль 1967 года в Монтерее собрал столько звезд, что на их фоне мало кому известный Хендрикс рисковал остаться просто незамеченным: Дженис Джоплин, Jefferson Airplane, Canned Heat, Отис Реддинг и десятки других. Но все случилось ровно наоборот: именно его выступление запомнилось больше всего.
Джими Хендрикс со своим синглом, декабрь 1967 год
Застенчивый в жизни, на сцене Джими превращался в свою полную противоположность – властного бога гитары, способного передавать все оттенки музыки, от возвышенно-небесных до порнографически-сексуальных. В Монтерее он показал, на что способен: бился в экстазе, имитировал совокупление с музыкальным инвентарем, а в финале облил гитару бензином и поджег, после чего раскрошил на куски. Это была уже не просто рок-н-ролльная разнузданность, а какой-то шаманский обряд.
На документальных съемках фестиваля можно видеть шокированные лица зрителей, причем не каких-нибудь пожилых консерваторов, а самых что ни на есть молодых людей.
Как это обычно бывает, сначала публика впадает в ступор от увиденного, а затем начинает просить добавки. Хендрикс стал заложником своих трюков, на которых выехал вначале. Он мог играть зубами, мог играть, закинув гитару за голову, – в общем, знал весь цирковой арсенал. С одной стороны, эти трюки помогли ему привлечь внимание, но с другой – сильно отвлекали от самой музыки. Вскоре любое упоминание об этих фокусах стало откровенно раздражать Джими.
Черный главарь
Для Америки появление рок-группы, в которой белые музыканты подыгрывают черному фронтмену, было явлением экстраординарным. Это не совсем обычно и сегодня, а что говорить о середине 1960-х, временах Мартина Лютера Кинга. Одно дело полностью чернокожая группа или черный музыкант, аккомпанирующий белому, а другое – когда негр возглавляет коллектив белых. Уже одна эта нетривиальная конфигурация – трио с черным лидером – заставляла многих обратить внимание на The Jimi Hendrix Experience.
Для афроамериканской же аудитории непривычным было то, что Хендрикс играл рок – музыку белых, как тогда считалось. Нечто подобное делал в то время только Артур Ли, «первый черный хиппи» из калифорнийской группы Love, но, в отличие от Хендрикса, он не стал звездой мирового масштаба. Хендрикс изменил представление о том, что неграм нечего делать в роке, и проторил дорогу для таких черных рок-коллективов, как Funkadelic, Death, Fishbone, Bad Brains и Living Colour.
Джими меняет джаз
Среди музыкантов, которых поразил Джими Хендрикс, был трубач Майлз Дэвис, один из популярнейших джазменов. Он искал новые пути в музыке и, услышав Хендрикса, понял, что наконец нашел нужное направление. Дэвис стал одержим Джими, хотел познакомиться с ним и пытался на трубе имитировать «голос» хендриксовской гитары.
Под влиянием молодого Хендрикса мэтр Дэвис отказался от традиционных джазовых инструментов и перешел на электрическое звучание, создав новое направление в музыке, которое начали называть джаз-роком или фьюжн. Альбом Дэвиса Bitches Brew (1970) стал одной из вершин этого жанра и настоящим бестселлером.
Майлз даже начал одеваться под Хендрикса – сменил строгие костюмы на яркие хипповские балахоны. Дэвис мечтал записать с Хендриксом совместный альбом, а у Джими была идея собрать супергруппу, в которую помимо него и Дэвиса вошли бы Пол Маккартни и джазовый барабанщик Тони Уильямс.
Майлз Дэвис был далеко не единственным, кто оценил влияние Хендрикса на джаз. В 1970 году, вскоре после смерти гитариста, читатели крупнейшего джазового журнала Down Beat проголосовали за его включение в Зал славы. Хендрикс стал первым неджазовым музыкантом, удостоившимся такой чести.
Цыганский табор
Вся основная творческая жизнь Хендрикса уложилась в четыре года – с осени 1966-го, когда Чес Чендлер привез его в Лондон, до 18 сентября 1970 года, когда Джими умер, захлебнувшись рвотой во сне, приняв очень большую дозу снотворного.
За это время он дал бесчисленное множество концертов, записал сотни часов студийных экспериментов и выпустил четыре полноценных альбома: Are You Experienced? (1967), Axis: Bold As Love (1967), двойной Electric Ladyland (1968) и Band Of Gypsys (1970).
Последний был записан уже не с The Jimi Hendrix Experience, а в составе другого трио, которое так и называлось – Band Of Gypsys. В нем вместе с Хендриксом играли его армейский приятель Билл Кокс и барабанщик Бадди Майлз.
Джими Хендрикс на Вудстоке, 1969 год
В отличие от шумного и пестрого звучания The Jimi Hendrix Experience, эта команда играла сухо и «монохромно», с сильным уклоном в фанк. Если бы Хендрикс был из тех гитаристов, для которых важнее всего самолюбование, Band Of Gypsys была бы для него идеальной командой: на фоне скупой ритм-секции Кокса и Майлза можно было развернуться во всю ширь. Но хотя Хендрикс мог играть соло, как никто другой, он мыслил категориями музыкального полотна, а не своей единственной партии. И для бурного стиля Хендрикса барабанщик Митч Митчелл с его порой хаотичной манерой подходил больше сдержанного Майлза. Так что Джими продолжил работать с Митчеллом, хотя жить ему оставалось недолго. Новый состав успел записать в студии материал для альбома Cry Of Love и съездить на гастроли в Европу, где Хендрикс и скончался. Альбом вышел уже посмертно.
Эти пластинки не только впечатляют сами по себе. В них разбросаны сотни музыкальных идей, которые подхватили и развили современники Хендрикса и артисты последующих поколений. Хард-рок, хэви-метал, хип-хоп, нойз, эйсид-джаз – зерна этих и многих других стилей можно найти в музыке Хендрикса.
Гимн эпохи
В 1969 году Хендрикс выступил в Вудстоке, на самом известном в истории рока фестивале. Ему досталась почетная обязанность закрывать это трехдневное событие. Из-за постоянных сдвигов в расписании играть пришлось не в полночь, а поздним утром следующего дня, когда значительная часть зрителей уже расползлась. Как это нередко случалось с Хендриксом, играл он много и вдохновенно, но запомнилась главным образом 20-минутная авангардная импровизация на тему американского гимна.
Начались дискуссии: правые посчитали этот номер надругательством над национальным гимном, левые – лучшим бессловесным высказыванием против войны во Вьетнаме. Сам Хендрикс скромно назвал его портретом современной Америки – тревожной и раздираемой социальными, политическими и расовыми противоречиями.
«Когда он играл, я слышал, как плачет ребенок, как рвутся бомбы, видел, как летит орел, как бегут по небу облака, – он был способен изобразить все это на своей гитаре, – говорил гитарист Карлос Сантана, – можно сказать так: Джими играл жизнь».
Мистер Хайд
Знавшие Хендрикса люди вспоминают о нем, как о милейшем человеке, не страдавшем звездной болезнью, очень застенчивом. Лемми Килмистер, лидер группы Motörhead и настоящая рок-легенда, в молодости работал у Хендрикса роуди – рабочим на гастролях – и до конца жизни с теплотой вспоминал о Джими как о «щедром, благородном парне, настоящем джентльмене».
Однако под воздействием алкоголя мил человек Хендрикс мог продемонстрировать свою темную сторону – драться и скандалить. Не обходил стороной Джими и наркотики: с приходом славы лиловый туман стал постоянным спутником его недолгой жизни.
Тем не менее его нельзя назвать классическим рок-гедонистом: никакой гедонист не станет тратить столько времени и сил на творческие поиски. «Мало того, что у него был дар от природы, но я не встречал другого человека, который столько времени проводил бы, играя на гитаре и развиваясь», – вспоминает Чендлер.
Его мечтой было поселиться прямо в студии, чтобы можно было сочинять и записывать музыку круглые сутки. И в последний год жизни у него появилась такая студия – Electric Ladyland, где он был сам себе хозяин, и никто не указывал ему, что делать, как это случалось прежде с Чесом Чендлером, привыкшим к деловому темпу работы: записал трек – и домой. Хендрикс же, записав трек, отправлялся записывать другой. Благодаря этому количество оставленных им рабочих записей и набросков огромно. После смерти были изданы десятки альбомов с этим крайне любопытным материалом. Даже черновые записи Хендрикса интереснее, чем «чистовики» иных артистов.
Наперегонки со смертью
Уход Хендрикса символизировал закат большой эпохи: бурного праздника жизни вольных 1960-х, царства «детей цветов», наивных надежд и рок-н-ролльного пиршества. Вскоре после него мир покинули другие знаковые фигуры поколения: Дженис Джоплин и Джим Моррисон.
Как и всякая безвременная смерть знаменитого человека, гибель Хендрикса обросла множеством конспирологических теорий, которые сходятся в одном: это было убийство. Якобы кто-то из британских врачей обмолвился, что в легких музыканта было столько воды, сколько бывает у утопленников, а не у захлебнувшихся рвотой. Предполагаемые мотивы убийства разнятся: от связей Джими с радикальной политической организацией «Черные пантеры» и секретной программы британской разведки по обезвреживанию влиятельных кумиров молодежи до ревности бывшего менеджера, которому мертвый Хендрикс был дороже, чем живой.
Уезжая на последние гастроли, Джими сказал подруге, что, по своим ощущениям, не доживет до 30. Говорил об этом с сожалением, потому что, в отличие от многих рок-идолов, не был одержим смертью, а, наоборот, хотел жить и играть как можно больше. Он спешил делать новую музыку, но смерть обогнала его на повороте.