Хронология событий выглядит так. Первый теракт произошел в городе Буйнакске (Дагестан) вечером 4 сентября 1999 года. Рядом с пятиэтажным жилым домом № 3 на улице Леваневского, в котором проживали семьи военнослужащих 136-й мотострелковой бригады Минобороны России, взлетел на воздух заминированный автомобиль. В результате взрыва были разрушены два подъезда жилого дома, 64 человека погибли, из них 23 – дети, 146 человек ранены.
В ночь с 8 на 9 сентября 1999 года на первом этаже 9-этажного жилого дома № 19 по улице Гурьянова в Москве прогремел взрыв. Два подъезда дома № 19 были полностью уничтожены, пострадал также соседний 17-й дом. Погибли 106 человек, 690 человек получили ранения различной степени тяжести или пострадали в той или иной мере, получив моральную травму. Позднее выяснилось, что на первом этаже дома находился склад, где под видом мешков с сахаром хранилась взрывчатка. До теракта место было обследовано местным участковым, который, однако, ничего подозрительного по виду мешков не заметил.
Ранним утром 13 сентября произошел взрыв (в подвальном помещении 8-этажного кирпичного жилого дома № 6, корпус 3 на Каширском шоссе. Дом рухнул полностью – в отличие от многоэтажки на Гурьянова, он был построен из кирпичей, и конструкция превратилась в гору обломков. Погибли 124 жильца, 7 человек получили ранения различной степени тяжести.
Также ранним утром 16 сентября в Волгодонске (Ростовская область) рядом с девятиэтажным жилым домом № 35 по Октябрьскому шоссе взорвался грузовик ГАЗ-53 со взрывчаткой. От взрывной волны была разрушена фасадная часть дома. Погибли 19 человек, 89 человек госпитализированы. Чудом остался жив бывший владелец грузовика, который незадолго до этого продал его террористам. Преступники использовали мужчину втемную и потребовали, чтобы он дежурил в машине всю ночь. Под утро мужчина замерз и поднялся в квартиру менее чем за час до взрыва.
Ответственность за взрывы возложили на чеченских террористов, была доказана их связь с Хаттабом и Абу Умаром. По делу о взрывах в Буйнакске пожизненное заключение отбывают террористы Иса Зайнутдинов и Алисултан Салихов. За взрывы в Москве и Волгодонске пожизненные сроки получили Адам Деккушев и Юсуф Крымшамхалов.
Точное количество пострадавших во всех террористических актах в современной России, с 90-х годов прошлого века до недавнего «Крокуса», наверное, не назовет никто. Речь идет не только о тех, кто погиб или был ранен, но и об их близких. Многим поддержка требуется не годами – десятилетиями, но далеко не все получают необходимую им физическую и психологическую реабилитацию.
Вспоминая о теракте в Беслане и взрывах домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске, мы поговорили со свидетелями этих событий и опросили жертв других терактов, чтобы узнать, как они живут сейчас и в какой помощи и поддержке действительно нуждаются.
С Тамарой Горбылевой, женщиной, чья дочь, зять и четырехлетний внук навсегда остались лежать под руинами дома на улице Гурьянова, мы впервые встретились 3 сентября 2004 года, на пятилетии той трагедии, по злой иронии судьбы почти день в день совпавшей с Бесланом. Мы говорили, захлебываясь от слез, а по телевизору в это время шли новости и кадры освобождения заложников в осетинской школе.
Тогда, двадцать лет назад, Тамару Дмитриевну держала на этом свете лишь мысль о том, что маленький Тема, быть может, выжил – его тело среди 106 погибших на Гурьянова так и не нашли. Тамара Дмитриевна искала Темочку везде: ходила на передачу «Жди меня», обращалась даже к экстрасенсам. Но все было тщетно.
«Когда молодые приходили к нам в гости, первой порог переступала дочка Юля, потом Андрей, за которым прятался внучок. Я должна была громко спрашивать: «Где же Темка потерялся?» Он выскакивал: «Я здесь, бабушка!» Это была такая игра…», – с горечью рассказывала она.
После гибели детей входная дверь в доме Тамары Дмитриевны и ее мужа Фрола на праздники не закрывалась. Каждый Новый год им казалось, что в дверь позвонят и родные вернутся… «Первые дни после случившегося мы с Фролом встречались по ночам на кухне, каждый рыдал в своем углу, – продолжала Тамара Дмитриевна. – Я еле успела удержать старшего сына, сняла Олега с окна – он хотел выброситься, не мог жить без Юльки».
Пострадавшие от терактов на улице Гурьянова и Каширском шоссе сходили с ума. Спивались. Переживали по три и больше инфаркта. Сгорали от рака, как вскоре после смерти родных Фрол Горбылев. Некоторые уезжали за границу, лишь бы забыться. Фактически все эти люди оказались предоставлены самим себе, их реабилитацией и психологической помощью никто не занимался, хотя потерпевшими после взрывов московских домов были признаны порядка трех тысяч человек.
Несмотря на то, что Хорошевский районный суд призвал выплатить компенсацию той же Тамаре Горбылевой, делать это было некому – за годы, проведенные за решеткой, два рядовых исполнителя теракта в качестве возмещения ущерба прислали родственникам жертв всего-то порядка 50 рублей. Тогда же потерпевшими было заявлено, что обязательно должен быть принят закон об особом статусе жертв терроризма, разработана программа многолетней помощи и реабилитации пострадавших. Но закона и системной поддержки все еще нет, хоть прошло уже 25 лет.
Пару лет назад мир обошла трогательная история продавщицы фиалок Марины Дучко, ставшей инвалидом после Беслана. 1 сентября 2004 года она повела в школу сына и сестру… Марине было всего 25 лет. Сестре – 9. Сын – первоклассник. Все выжили, но во время штурма пуля попала девушке в позвоночник.
Московские медики гарантировали, что однажды Марина пойдет своими ногами, она верила в это, но чуда так и не произошло: в 2018 году из-за еще одной врачебной ошибки женщина потеряла возможность даже сидеть.
Отечественные специалисты отказались браться за лечение лежачей. Принять бывшую заложницу согласилась клиника в Греции, где пребывание стоило порядка 1 миллиона рублей в месяц.
Пенсия самой Марины по инвалидности составляла всего… 13 тысяч рублей. Чтобы как-то свести концы с концами, она создала в соцсетях виртуальный магазинчик фиалок, через который продавала любимые растения по 100 рублей, но на ее аккаунт было подписано всего около 300 человек. Чтобы уехать в Грецию, Марина выставила на продажу свое жилье. И только после того, как эту историю раскопали журналисты, а неравнодушные пользователи интернета скупили все фиалки на ее сайте, государство наконец вспомнило о бывшей заложнице. В феврале 2022 года по распоряжению главы Северной Осетии Сергея Меняйло из резервного фонда на лечение Марины в индивидуальном порядке было выделено почти два миллиона рублей. Увы, слишком поздно… В том же 2022 году Марины Дучко не стало.
«К сожалению, у нас не появилась целостная многолетняя программа сопровождения жертв терактов», – рассказывает правозащитник Матвей Гончаров из Фонда поддержки пострадавших от преступлений.
Еще в середине 90-х годов была образована рабочая группа, которая должна была заниматься формированием предложений по компенсации причиненного вреда потерпевшим, да и сейчас при очередном ЧП в Госдуме всплывают новые инициативы по социальной поддержке граждан, пострадавших из-за террористических актов и в результате чрезвычайных ситуаций. Но глобально ничего не меняется.
«Меры защиты должны включать в себя как единовременные пособия самим пострадавшим, так и ежемесячные выплаты несовершеннолетним в случае потери кормильцев, а также оплату медицинской, социальной и персональной реабилитации. Но до сих пор жертвы терактов нередко вынуждены самостоятельно искать средства на лечение, прибегая к кредитам, рассчитывая на помощь родственников и друзей», – подтверждает Гончаров.
Для жертв террористических атак ситуация осложнена еще и сложностями в расследовании их уголовных дел, а также большим количеством потерпевших. Во многих случаях с прямых виновников и исполнителей взыскать ущерб не получится – их просто не осталось в живых, например, в Беслане уцелел единственный член банды Нурпаша Кулаев. Он осужден на пожизненное заключение, в колонии освоил шитье, однако, вряд ли то, что он может заработать своим умением, хватит на компенсацию нанесенного им вреда даже одному человеку.
Ирина Антонова из Санкт-Петербурга в 2018 году создала ассоциацию «Надо жить», в которую вошли пострадавшие от терактов в Волгодонске, Беслане, над Синаем, на Дубровке. Антонова и ее единомышленники ищут всех, кто перенес такую же беду – через интернет, знакомых, журналистов. До сих пор им не удалось найти никого из выживших во взорванных московских многоэтажках в сентябре 1999-го – у этого теракта нет своего объединения. Ирина просит откликнуться, если кто-то, имеющий отношение к той трагедии, прочитает эти строки.
«На сегодняшний момент пострадавшие в разных регионах получают разные компенсации и разную помощь», – говорит Ирина Антонова. Ее дочь Эвелина выжила в питерском метро в апреле 2017 года.
«После случившегося сразу была колоссальная поддержка и забота со всех сторон, но затем все постепенно сошло на нет. Дочь перенесла более двадцати операций, и еще предстоит этой осенью. Мы совершенно сбились со счета… Лицо дочки восстанавливали полностью. К сожалению, все сейчас в основном делаем за свой счет и благодаря помощи благотворителей, от государства только раз бесплатно съездили в санаторий», – вздыхает женщина.
Действительно, многие пострадавшие в питерском теракте не задумывались о том, что предстоит длительная реабилитация. Люди в растерянности и шоке тратили все, что получали, в том числе благотворительные пожертвования, а потом нередко оставались ни с чем. Есть пострадавшие, для которых необходимость повторных операций сохраняется. И если они не проводятся по ОМС, то приходится искать благотворителей, а кто-то оплачивает лечение, включая психотерапию, самостоятельно.
Как и Тамара Горбылева, потерявшая дочь, зятя и внука на улице Гурьянова, пострадавшая при теракте в Волгодонске Ирина Халай получила деньги от одного из террористов. Женщина, которая сегодня руководит организацией «Волга-Дон», объединяющей потерпевших по этому делу, с горечью вспоминает, что из колонии ей пришло всего 7 рублей – это и была компенсация морального ущерба, почему-то оформленная как алименты.
Дела по взрывам домов в Москве и Волгодонске были объединены, и 12 января 2004 года Московский городской суд приговорил к пожизненному лишению свободы исполнителей Адама Деккушева и Юсуфа Крымшамхалова. Оба признали свою вину только частично, один заявил, что действовал «одурманенный наркотиками», другой – что не подозревал, для каких целей изготовил и привез взрывчатку в Волгодонск.
Если в Москве, на улице Гурьянова и Каширском шоссе, взрывался заложенный в первом этаже и подвальном помещении гексоген, то в Буйнакске и Волгодонске речь шла о взрывах машин, припаркованных рядом с жилыми домами. В Волгодонске автомобиль был установлен таким образом, чтобы взрывная волна поразила как можно большую территорию: два квартала жилых домов, школы, детские садики…
В то утро погибли 19 человек, 89 были госпитализированы. Но всего потерпевшими официально признали почти 15 тысяч человек, из которых 1000 – дети. Баротравмы, контузии разной степени тяжести, закрытые черепно-мозговые травмы. Пережившим тот страшный взрыв врачи объясняли просто: представьте себе, что ваш мозг ударился о черепную коробку два раза, вот что вы перенесли.
«В самом начале с нами работали специалисты из Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова. Мы сразу просили, чтобы и нашим местным врачам предоставили программы реабилитации, чтобы они хотя бы точно знали, как нас нужно лечить, но никто этого не сделал», – рассказывает Ирина Халай.
Многие женщины были беременны, когда произошел теракт. Однако на малышей, родившихся уже после трагедии, несмотря на имеющиеся проблемы со здоровьем, льготы, в том числе сертификаты на новое жилье, не распространялись. Кстати, такая же ситуация была и в «Норд-Осте», когда девочку, родившуюся от беременной матери-заложницы, несмотря на перенесенную внутриутробную гипоксию, задержку внутриутробного развития и признаки поражения ЦНС из-за усыпляющих веществ, которые применили при штурме ДК, не посчитали жертвой теракта.
Сейчас в правозащитной организации «Волга-Дон» осталось чуть больше 150 человек. «Наш город до сих пор не может прийти в себя от этой трагедии. Но, как мне кажется, в целом про это уже мало кто помнит. Сколько терактов было потом! Раньше мы хотя бы получали какие-то небольшие гранты, вывозили детей на отдых, проводили психологические тренинги. Но с 2020 года финансирования нет вообще», – объясняет Ирина Халай.
Если так можно выразиться, то в целом в плане помощи от государства «повезло» больше всего пострадавшим в результате бесланской трагедии.
Про них никогда не забывали. Да и сами матери не позволили бы забыть. «Конечно, мы смогли добиться, чтобы нам оказали все гарантированные на тот момент государством меры поддержки, как медицинские, так и социальные. Каждый бывший заложник получил отдельное жилье, льготы по проезду, санаторно-курортному лечению, оплате ЖКХ; бесланские школьники смогли поступить в любые ведущие вузы России по своему желанию. Среди потерпевших также были граждане других государств – Узбекистана, Армении, и им тоже все дали наравне с остальными. В спортзале школы находились пятеро беременных женщин. В нашем случае все новорожденные также получили статус потерпевших и положенные льготы. Сейчас уже у многих бывших маленьких заложников Беслана самих родились дети… Всего же за эти 20 лет в семьях пострадавших появилось на свет более 300 детей», – рассказывает Сусанна Дудиева, руководитель комитета «Матерей Беслана».
В конце августа 2024 года Беслан посетил Владимир Путин. Возложил цветы у трех главных мемориалов города: на кладбище «Город ангелов»; у памятника погибшим бойцам спецподразделений «Альфа» и «Вымпел»; у спортзала школы. А еще – поговорил и с матерями погибших детей, которые задали ему свой самый главный вопрос: будет ли продолжено расследование? Ведь фактически за гибель стольких людей ответил только «рядовой» Нурпаша Кулаев, тот самый, который теперь занимается шитьем в «Полярной сове».
Сусанна Дудиева согласна, что многие руководители силовых структур, которые сделали возможным трагедию в Беслане, уже не находятся при своих должностях, есть и те, кто ушел из жизни, столько времени утекло… «Но структуры, из-за которых случился этот страшный теракт, должны быть названы, чтобы подобное никогда не повторилось», – подчеркивает Дудиева. Она надеется, что восстановление справедливости сможет наконец притупить их боль, которая не стала меньше, несмотря на прошедшие десятилетия.
На встрече с президентом, которая состоялась 20 августа, матери Беслана также подняли вопрос о том, что за минувшие годы жертв террористов, к сожалению, в России стало в разы больше: «Никто из людей не выстраивает себе такую судьбу, не загадывает, что он может оказаться в заложниках или погибнуть. Никто из нас не застрахован от этого. Поэтому мы и говорили с президентом о том, что есть жертвы других терактов, что им тоже требуется постоянная помощь и поддержка».
