Поездка в Пекин была подобна перемещению в другую вселенную. Дымчатые горы Удана сменились плоским, необъятным горизонтом, а затем на него надвинулся лес из стекла и бетона. Поезд мчался с невероятной скоростью и я, прижавшись лбом к холодному стеклу, ловил себя на мысли, что подсчитываю скорость, оценивая расстояние между телеграфными столбами. Но даже числа не могли описать того, что я чувствовал.
Пекин обрушился на меня всей своей имперской мощью. Широта проспектов, устремляющихся в бесконечность, поражала своим размахом. Я чувствовал энергию миллионов людей, чьи жизни сливались в один гудящий поток. Выросший в тишине рисовых полей, я был оглушён, ослеплён и впервые физически ощутил мощь страны, которой клялся служить. Это был не абстрактный Китай из учебников, а живой гигант!
Олимпиада проходила в огромном аудиторном зале университета, пахнущем мелом и старой древесиной. Задачи в основном были не на вычисление, а на озарение. Они требовали не знания формул, а способности увидеть скрытую в них красоту, найти изящный и нестандартный ход. Я погрузился в них с головой, забыв о времени и окружающих. Мир сузился до листа бумаги, на котором я сражался с теоремами и аксиомами. Я вышел из аудитории с мокрой от пота спиной и пустой головой. Я сделал, что мог, но было ли это достаточно хорошо?
Результаты должны были быть объявлены через неделю. Мне же нужно было возвращаться в школу. Обратный путь был совсем иным. Восторг сменился тяжёлым размышлением. Я снова смотрел в окно, но теперь видел не величие, а бесконечность страны и свою ничтожность на её фоне.
В школе меня встретили с распростёртыми объятиями. Все наперебой спрашивали:
— Ну как, Чен? Занял первое место?
— Показал им, что наши уданские не лыком шиты?
А я и сам не знал, лишь отшучивался и говорил, что задачи были сложные. Внутри же грызла неуверенность. Может быть, моя гениальность это всего лишь деревенская самоделка, которая рассыпалась в лицо столичным вундеркиндам. Прошла неделя. Затем другая. Энтузиазм окружающих поугас. Жизнь вошла в свою обычную колею. Как-то утром, во время занятий по истории, в класс вошёл директор с сияющим лицом. За ним следовали незнакомые люди в строгих костюмах и моё сердце ёкнуло. Среди них был учитель Ли, который смотрел на меня с такой гордостью, что у меня перехватило дыхание.
В аудитории повисла тишина.
— Чен, — голос директора дрожал от волнения. — Выйди, пожалуйста.
Я вышел, ничего не понимая. Один из незнакомцев, главный в делегации, положил мне на плечо руку. Его ладонь была тёплой и твёрдой.
— От имени Министерства образования Китайской Народной Республики, — его голос громко и чётко прозвучал в тихом классе, — я поздравляю тебя с абсолютной победой на Всекитайской математической олимпиаде. Ты набрал высший балл, решив все задачи, включая самую сложную, которую не смог одолеть никто. Ты принёс честь нашей провинции и нашей школе.
Сначала я просто не понял. Абсолютная победа? Высший балл? Эти слова отскакивали от моего сознания, как горох от стены, а потом до меня дошло. Я не просто участвовал, а победил.
Ко мне подошёл учитель Ли. У него на глазах наворачивались слезы.
— Я всегда знал, — прошептал он. — Всегда.
В тот миг, под взглядами одноклассников, под рукопожатиями важных гостей, я почувствовал не просто радость или гордость, а полное и окончательное принятие. Великий Китай, не просто дал мне шанс, а признал меня своим лучшим сыном. Тот мальчик из деревушки исчез во мне. Его место занял победитель, гений, надежда нации.
И в глубине души, залитой светом всеобщего ликования, тихо зашевелилось новое, ещё не осознанное чувство долга, который теперь нельзя было не оплатить. Страна вложила в меня веру и я был готов отдать ей все, что у меня было. Абсолютно все!
Слава странная субстанция. Моё имя напечатали в газетах, я получил грамоту из рук губернатора, а школа получила новый компьютерный класс. Я стал живым доказательством того, что система работает. Но очень скоро символу нашли практическое применение.
Через месяц после олимпиады меня вызвали к директору. В его кабинете, пахнущем дорогой полировкой для мебели, сидели двое мужчин. Они не были похожи на чиновников из министерства. Их костюмы были скроены безупречно, но сидели они на них как-то по-военному прямо. Их улыбки были вежливыми, но глаза, были тёмные и неподвижные.
— Чен, это товарищи Ван и Ли из… специального отдела по работе с одарённой молодёжью, — представил директор, и по тому как он нервно поправлял очки, было ясно, что эти товарищи имеют большую власть.
Товарищ Ван, тот, что был старше, заговорил первым. Его голос был тихим и бархатистым.
— Мы восхищены твоими успехами, Чен. Твои способности это ведь не просто личное достижение, а национальное достояние. Такой ум не должен пропадать в пыли университетских библиотек. Ему нужно настоящее дело. Масштабное. Значимое.
Они закидывали меня комплиментами, но не как ребёнка, а как равного. Они говорили о служении, о защите национальных интересов и невидимом фронте, где решается судьба страны. Их слова были обтекаемы, но суть была ясна.
Товарищ Ли, помоложе, включился, когда речь зашла о конкретике.
— Твоё мышление уникально. Ты видишь паттерны и находишь связь между разрозненными явлениями. Это именно то, что требуется для решения… сложных аналитических задач. Мы предлагаем тебе совмещать учёбу с занятиями в специальной летней школе для избранных.
Это было не предложение, а призыв, замаскированный под награду. Я чувствовал это, смотрел на их бесстрастные лица и видел в них ту самую холодную, неумолимую логику, которую я так любил в математике. Только здесь она применялась ко мне.
— А если я откажусь? — спросил я, едва слышно.
Товарищ Ван мягко улыбнулся, но его глаза не изменились.
— Отказаться? От возможности использовать свой дар на благо Родины, которая дала тебе все? Открыла тебе дорогу в жизнь? — Он сделал паузу, давая мне прочувствовать всю тяжесть этой невысказанной угрозы. — Ты не из тех, кто отказывается, Чен.
Они ушли, оставив мне папку с документами на подпись для согласия на «углублённое изучение прикладной математики» и «выездные учебные сборы». Директор молча протянул мне ручку. Его рука дрожала.
Я вышел из кабинета и снова поднялся на свою скалу в горах Удан. На этот раз тишина не приносила успокоения. Пространство между небом и землёй, которое раньше было полем для моих мыслей, теперь казалось гигантской шахматной доской. Меня только что поставили на неё в качестве пешки.
Вербовали меня не угрозами или деньгами. Они говорили со мной на понятном мне языке долга, логики и безграничных возможностей для моего ума и просили за это лишь мою душу.
Я вспомнил слова отца: «Китай твоя единственная семья!» Теперь эта семья предъявляла свои требования.
Взяв камень, я провёл на земле прямую линию, а затем пересёк ее другой, под идеальным углом в девяносто градусов. Ось X и ось Y. Теперь я понимал, что есть и другие системы координат, где решает власть и лояльность. Мне предстояло научиться ориентироваться в этом.
Я подписал бумаги на следующее утро. Не думаю, что это было поражение. Это было следующим логичным шагом в решении задачи под названием «моя жизнь». Я стал агентом, прежде чем успел стать взрослым. Моя гениальность нашла своё применение и я с холодной ясностью осознал, что обратного пути уже не было.
Читайте продолжение романа "Шпион из поднебесной" на любимых литературных площадках страны!
