CreepyStory

- Васька! – закричал я, понимая, что голос предательски дрожит от волнения. – Васька, где ты?!

Тишина. Я заглянул в ванную, промчался на кухню, потом влетел в зал. Никого. Только следы пребывания кого-то либо чертовски злого, либо психически больного. Кому же я так насолил и перешел дорогу?

В спальне все оказалось точно так же, как и во всей остальной квартире: сорваны шторы, опрокинут шкаф, кровать сдвинута чуть ли не на середину комнаты. Тяжелый дубовый стол лежал на боку, вокруг разбросаны документы и канцелярские принадлежности. Но самым страшным было то, что из-под вороха бумаг выглядывала черная мохнатая лапка.

- Реми! – я бросился к столу, принялся остервенело отшвыривать в сторону весь этот хлам.

Фамильяр лежал, не двигаясь: шерсть взъерошена, мордочка в спекшейся крови, передняя левая лапа неестественно вывернута. Я протянул к нему дрожащую руку, понимая, что скорее всего не успел, и единственное близкое и родное для меня создание погибло. Но… Что это? Почудилось или же сердце кота еще бьется? Нет, точно! Пусть прерывисто, пусть не часто, но он, несомненно, был еще жив! Черт с ней, с этой квартирой, потом разберусь.

- Держись, Реми! – прохрипел я. – Не смей умирать, пушистый французский засранец!

Я как можно бережнее поднял фамильяра на руки и стремглав бросился прочь из дома, не забыв, впрочем, на ходу прихватить из перевернутой тумбочки кое-какие сбережения. В государственную ветеринарную лечебницу соваться было бесполезно в такое время, а в частных одним “спасибо” не отделаешься. Благо, до ближайшей такой лечебницы нужно было пройти всего несколько домов.

Девушка за стойкой ресепшен посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением: рядом с ней стояла чашка с дымящемся чаем, в вазочке лежали какие-то печеньки, а на мониторе компьютера застыл кадр какого-то фильма. Очевидно, поздние визитеры абсолютно не входили в ее планы. Удивительное дело, но несколько купюр с изображением Франклина в корне поменяли эти планы. Меня сразу же окружили заботой и вниманием и даже предложили тот самый чай. Через пару минут появился заботливый врач, а девушка аккуратно взяла у меня кота и удалилась, видимо, в операционную. Ну или в смотровую, не знаю, как у них там принято.

Я мерял шагами веселенькую плитку под ногами, ходил взад-вперед. В голове все смешалось, руки предательски дрожали. В конце концов я не выдержал, присел в кресло для посетителей и незаметно для самого себя задремал. Из сладкой дремы меня выдернуло легкое прикосновение к плечу. Несколько секунд я смотрел на человека в белом халате, заляпанном небольшими пятнами крови, пытаясь сообразить, где я и что тут делаю. Вспомнив, подскочил из кресла.

- Что с ним?!

- Не переживайте, - успокоил врач. – С вашим питомцем все хорошо. Операция прошла отлично, но на восстановление уйдет не меньше месяца. Да, пока он спит под действием наркоза. Но когда придет в себя, некоторое время поначалу может наблюдаться легкая дезориентация в пространстве, вялость и апатия. Не пугайтесь, это вполне обычное явление. Наблюдайте за заживлением швов и ран, не допускайте загноения. Я выпишу вам мазь, будете обрабатывать. Если вдруг что-то пойдет не так, сразу же обращайтесь к нам.

Врач черканул что-то в блокнотике, вырвал листик и протянул мне. Неизвестное название ни о чем мне не говорило, но являлось, судя по всему, той самой мазью.

Пока я жал врачу руку и горячо благодарил, медсестра вынесла мне… Нет, не моего Ваську, а почти полностью запелёнатую бинтами мумию. Не замотали разве что морду да задние лапы. Я крепко сжал кулаки, сдерживая рвущиеся с языка ругательства. Вот, пожалуй, еще один фактор, который вынудит меня разогревать месть еще больше, чем было до этого.

- Наступная станцыя “Кунцаушчына”.

Двери вагона метро с шипением закрылись. Поезд, дернувшись, начал набирать ход, нырнув в черное жерло туннеля. Я прикрыл глаза: ехать еще минут двадцать, можно и отдохнуть немного, а разглядывать немногочисленных пассажиров не хотелось, не люблю я этого.

Вагон плавно покачивался, так же плавно и лениво тянулись мысли. Фамильяр шел на поправку довольно быстро, раны его затягивались, выбритая шерсть отрастала. Единственное, что меня очень волновало, так это то, что Реми с каждым днем все больше и больше превращался в животное. Нет, я понимаю, что внешне он им и был, но… У него стала пропадать речь, он периодически начинал тереться о ноги, как обычный кот. А недавно он отказался есть за столом, зато из поставленной в качестве эксперимента мисочки на полу лопал так, что за ушами трещало. К тому же, пару раз уже пришлось убирать за ним, пока я все же не купил лоток и кошачий наполнитель.

Было больно наблюдать за тем, как медленно, но верно теряешь самого преданного друга и соратника. Еще больнее оказалось осознание того, что ничего не можешь с этим поделать. Те, кто нанес тот жуткий визит в мою квартиру, знали толк в своем деле. Интересным было вот еще что: раз все в доме перевернули с ног на голову, значит, гости что-то искали, а Реми им просто-напросто мешал. Почему-то эта мысль пришла мне в голову только сейчас. Надо будет в свободное время провести тщательную ревизию всего, что у меня имеется.

Скрежет раздираемого металла, перерастающий в визг, ударил по ушам. Меня швырнуло вперед, я рефлекторно сгруппировался, что смягчило падение на пол вагона. Вскочив на ноги, я заметил, как за окном во мраке туннеля затухают последние искры, вызванные экстренным торможением. Я ожидал возмущенных криков и ругани, но в вагоне кроме меня больше никого не обнаружилось. Заморгали лампы освещения, несколько из них с грохотом взорвались, разметав по полу стеклянное крошево. В соседних же вагонах света совсем не было. Или же не было самих вагонов. Появилось ощущение неправильности происходящего, отчужденности от реальности.

Подойдя к дверям, я попытался их открыть: сидеть в стальной ловушке в перегоне между станциями желания не было. Не вышло. С одинаковым успехом я мог бы попытаться сдвинуть сам состав. Двери не сдвинулись ни на сантиметр, а я полез под пальто, нащупывая стилет, рукоять которого украшал самый настоящий изумруд размером с грецкий орех. Нет, это не были так называемые “понты”. Изумруд сам по себе является отличным талисманом от злых чар, а этот камень заряжал силой человек, разбирающийся и обладающий недюжинными способностями. Кроме того, я немного доработал оружие, потому что трехгранный стилет лезвия, как такового, не имеет, а служит только для колющих ударов. Пришлось немного пошаманить, но клинок от этого стал только опаснее.

Вспышки участились. Их мерцание напоминало безумную свистопляску стробоскопов на дискотеке. И это сильно раздражало, мешало сосредоточиться. Из-за этого я пропустил момент, когда в противоположном конце вагона появилась долговязая фигура. Сперва рассмотреть ее не представлялось возможным. Но вот она делает шаг, еще один. Походка дерганная, словно навстречу мне движется марионетка, ведомая адским кукловодом. Девушка, одетая во что-то невообразимое, мешковатое. Нет, не девушка. Я напряг зрение, насколько это было возможным при таком освещении. Ведьма, понятное дело. Но у нее не было лица. Вернее, не было постоянного лица. Вспышка – и это миловидное личико с чуть вздернутым носиком. Еще вспышка – и это уже безобразная старуха с дырой вместо носа. Снова вспышка – жуткая оскаленная морда, отдаленно напоминающая змеиную голову. Очередная вспышка – и это сгусток мрака, внутри которого плавно перетекают друг в друга багровые прожилки. Личина сменялось личиной, а их обладательница все приближалась. В ноздри ударил запах перепревших листьев и сырости.

- Что тебе нужно, исчадие? – я готов был броситься вперед, но для начала хотел выяснить, чем обязан такой неожиданной остановке.

- Твое тело, твою душу непременно я разрушу, - голос ведьмы звучал на удивление приятно. Но эта манера рифмовать бесила еще больше, чем мерцание под потолком.

- Нормально разговаривать не научилась? – я встал в стойку, изумруд в рукояти светился мягким зеленым светом.

- В мире безумном нормальность – это недостаток, - прошипели у меня за спиной, а затем сильный толчок послал меня вперед. Я пролетел метра три, но на ногах удержался, крутанулся волчком. Ведьма стояла позади. Этого не могло быть, но тем не менее… Ассиметричная рожа самодовольно скалилась.

- И все же я настаиваю на вразумительном ответе.

- Ответы мертвецу ни к чему.

Каркающий злой смех и очередной удар в спину. Бестия либо телепортировалась, либо передвигалась так стремительно, что я не успевал следить за ней. И открытого столкновения она точно будет избегать. Такие, как она, сильны лишь тогда, когда чувствуют свое превосходство. Пусть это превосходство и заключается всего-навсего в одной способности. Но стоит лишить их этой способности или научиться противостоять ей, как они обычно сразу же поджимают хвосты и просят о пощаде. Правда, эта дамочка не выглядела той, которая станет вымаливать даже пару дополнительных минут жизни.

По стеклам в окнах зазмеились трещины. Я ничком бросился на пол, а спустя мгновение над моей головой просвистел каскад осколков под аккомпанемент хохота полубезумной твари.

- Покажись! – рявкнул я. – Или боишься?

- Трусость и страх – это слабых удел. Того, кто от смерти сбежать захотел.

- Большего идиотизма я в жизни своей не слышал. Да и рифма у тебя так себе, - я, крадучись, приближался к ведьме. Действительно, называть человека слабым только за то, что он желает избежать гибели? Тогда сильным должен быть тот, кто прямо жаждет отправится в мир иной.

Металлический поручень, вырванный с корнем, просвистел на манер копья в десяти сантиметрах от моей головы. Шутки кончились, в ход пошла тяжелая артиллерия. Пол под моими ногами вздыбился, словно неведомый исполин со всей дури пытался пробить его снизу. Отпрыгнув в сторону, я наотмашь взмахнул стилетом. Попасть, в принципе, даже не рассчитывал, но ведьма должна была знать, что изображать из себя агнца, готового к закланию, я не намерен.

Гул, раздавшийся позади, напоминал шум потревоженного пчелиного улья. Бросив туда мимолетный взгляд, я увидел, как в соседнем вагоне бушует огненный вихрь. Даже здесь я ощутил нестерпимый жар, как от разгорающегося рядом крошечного солнца. Театральные эффекты составляли обязательную часть программы каждой бестии. Пока смотрел, получил еще один удар, пришедшийся по левому плечу. Ведьма разорвала рукав пальто, оцарапала когтями кожу. Надо с этим завязывать, иначе рискую превратиться в жаркое или еще чего похуже.

Неуловимое движение воздуха сзади, за которым обязательно должен был последовать еще один удар. Но на этот раз я не стал ждать, совершив короткий выпад. Гневное шипение сказало о том, что своей цели я достиг и сумел-таки ранить ведьму. Вот, теперь дела должны пойти получше. Вырвавшаяся из ниоткуда ядовито-фиолетовая сфера красноречиво намекнула, что я слишком рано расслабился. Громовой раскат ударил по барабанным перепонкам, когда вспыхнувший ярким сиянием изумруд в рукояти стилета поглотил ведьмину сферу. При этом сам камень взорвался, рассыпавшись в пыль, а меня волной швырнуло на колени, протащило через весь вагон. Захрустели осколки стекла. В голову пришла одна интересная идея. Поднимаясь, я зачерпнул целую пригоршню битого стекла, не взирая на боль. Хорошо еще, что куски от окон были немного крупноваты. Выбросив руку, я швырнул осколки прямо перед собой.

- Глупая попытка, - захихикала ведьма, чей голос сделался донельзя отвратительным.

Я пропустил комментарий мимо ушей. Тем более, что расчет был совсем на другое. Ведьма не телепортировалась и не двигалась с дикой скоростью. Она становилась невидимой. И теперь брошенные мною стекла, застрявшие в складках одежды, служили отличным ориентиром, поблескивая гранями, как драгоценные камни в свете софитов. И слава богу, что бестия не восприняла мою уловку всерьез. Для нее это смотрелось скорее, как жест отчаянья, желание отсрочить неизбежное. Что ж, пусть думает так и дальше.

Двигаясь специально мимо ведьмы, я не переставал следить за мерцанием стекляшек. Бестия пропустила меня мимо себя, не издав не звука. Хорошо. Будем и дальше делать вид, что я не знаю, где она. Но и оставлять надолго спину без прикрытия тоже не стоило. Я остановился, в растерянности вертя головой по сторонам, развернулся в обратную сторону.

- Где ты прячешься?!

А она и не пряталась. Она стояла в метре от меня, а я изображал из себя слепого котенка, тыкающегося наугад. Шажок вперед, еще один. Расстояние между нами сократилось до неприлично опасного, уже можно было почувствовать зловонное дыхание твари. Тянуть дальше не имело смысла. Еще миг – и она атакует сама. Не зря говорят, что лучшая защита – это нападение. Значит, не следует оспаривать прописные истины, а нужно просто бить. И я ударил. Всадил клинок туда, где примерно должна была находиться грудь ведьмы.

- Я прощаю тебя.

Надсадный хрип, переходящий в стон. Воздух передо мной задрожал, как в знойный день. Фигура ведьмы приобретала реальные очертания, становилась видимой. Она слегка пошатывалась, держа руками торчащий из груди стилет. Пылающий ненавистью взгляд затухал, стал мутным и ничего не выражающим. С глухим стуком тело упало на пол, а у меня в тот же момент волна боли чуть не разорвала голову. Сжав руками виски и закрыв глаза, я закричал, не в силах сдерживаться.

- Наступная станцыя “Партызанская”.

Боль исчезла вместе с голосом диктора. Я открыл глаза. Поезд спокойно катил по туннелю, освещение исправно функционировало. Неужели мне все это пригрезилось? Как-то уж слишком реалистично у меня болело тело после этой схватки. Может, действительно я переутомился, ведь всякое бывает. Только стилет в руках, измазанный кровью, говорил о том, что все произошедшее было более, чем реально. В противоположном конце вагона сидела девушка в бесформенных одеждах, под ней темнела лужа, а стекло за спиной покрывала сеть трещин. Даже не подходя, я мог с полной уверенностью сказать, что это была за лужа. Дождавшись своей станции, я выскочил из вагона.

Месть. Часть 1

Месть.Часть 3

И вот сейчас я вел охоту. Очередной заказ, сулящий принести неплохую прибыль. Правда, путешествие по подземной части одного из спальных районов Минска не входило в мои планы, но кто же знал, что ведьма почует неладное и улизнет в самый неподходящий момент. Заказали ее четыре молодые мамы, чьих детей она едва не увела с собой. Все четверо в один голос твердили, что это была выжившая из ума старуха со второго этажа, только не такая, как всегда. От нее исходила стол сильная волна ужаса, что девушки и пошевелиться не могли, а стояли и смотрели, как ведьма, распевно что-то бормоча и совершая замысловатые пассы руками, манит за собой их детей. Если бы не въехавший во двор грузовик, спугнувший старуху, могло бы случиться непоправимое. Решив обезопаситься, одна из мамаш нашла в сети мой номер. Я поверил сразу: за свою не такую уж и долгую жизнь успел насмотреться всякого. Когда я согласился взяться за дело, девушка вздохнула с явным облегчением. Я усмехнулся – такая реакция у клиентов практически всегда. Они до последнего бояться, что их примут за душевнобольных.

Мертвец пас овец

Под луной ночною порой.

Их жрал, свежевал.

Чтобы жить, нужно убить.

На смену идиотской считалочке пришла не менее идиотская песенка. Запугать пытается? Не выйдет, на меня подобные штучки не действуют. Я даже ко всякого рода заговорам практически не восприимчив. Да и защитный амулет, вырезанный мною из еловой сердцевины и украшенный агатом и ониксом, делал свое дело, постоянно болтаясь на шее на крепкой железной цепочке.

С легким шелестом полуторный меч вышел из ножен, висящих на спине. Это только в фильмах бесстрашные воины истово машут двуручными мечами так, будто те ничего и не весят. В реальной жизни все несколько иначе. Поэтому прямой обоюдоострый клинок, в котором веса максимум полтора килограмма, для меня намного удобнее и практичнее всяких там фламбергов и цвайхандэров. Открытый эфес; лезвие из закаленного железа, покрытое тонкой сетью рун, мерцающих в темноте нежно-алым светом.

Ну где же ты? Сколько можно за тобой бегать? Рядом прозвучал отвратительный смешок. Я резко развернулся в сторону звука, рубанул наугад мечом. Клинок впустую вспорол воздух, а из-под кучи мусора у стены с недовольным писком метнулась огромная жирная крыса. Да, вот так и рождаются слухи о крысах размером с собаку. У страха, как говорится…

Меч я не стал прятать. Достать его, конечно, дело секундное, но бывают такие ситуации, когда даже секунда может спасти тебе жизнь. Или же наоборот… Малейшая задержка – и ты хладный равнодушный труп без дальнейших перспектив.

Под ногой хрустнуло. Я присел на корточки, присмотрелся – череп. Судя по размеру, принадлежит ребенку лет шести-семи. Я выпрямился пружиной. Убью, тварь! Я спокойно отношусь к трупам мужчин, женщин, стариков и даже котиков с собачками. Да, они вызывают чувство скорби, печали, но это все как-то естественно, что ли. Останки же детей, этих маленьких ангелов, имеющих право и шанс на долгую жизнь и лишенные этого шанса, вызывали во мне бурную клокочущую ярость. И желание всегда появлялось лишь одно – покарать убийцу.

Сбоку показался черный зев прохода, потянуло гнилью и сыростью. В висках уже привычно чуть закололо: верный знак того, что порождение мрака где-то рядом. Отодвинув кончиком клинка в сторону висящую паутину, я уверенно зашагал по боковому тоннелю. Впрочем, это, скорее, был короткий аппендикс в несколько метров длиной, нежели полноценный ход. В конце из-под деревянной двери, обитой металлическими полосами, пробивалась узкая полоска света. Интересно, как в современном Минске в канализации могла оказаться такая дверь? Или же это ведьма постаралась, обустраивая свое логово? Возможно. Подумалось, что полосы на двери тогда точно не железные. Ведьмы не переносят железа, так же, как вампиры – серебра. Не зря когда-то в средние века инквизиция использовала железо и огонь. Я отогнал мысли прочь: не время и не место отвлекаться.

Дверь отворилась, даже не скрипнув. Передо мной находилось почти квадратное помещение, примерно десять на десять метров или же чуть больше. Вдоль стен чадили факелы, тут и там потрескивали свечи, выплевывая в воздух крохотные искры. Стократно, до рези в глазах, усилилась вонь. Ее источник обнаружился быстро: под потолком висело на крючьях не менее десятка тел. Думаю, нет нужды уточнять, чьи это были тела, а уж их состояние… Ни один человек не заслуживает такой плохой смерти. Кто-то скажет, что любая смерть не бывает хорошей. Бывает, еще как бывает.

Ведьма. Она стояла спиной ко мне у массивного стола и что-то с остервенением грызла. Меня она словно и не замечала. Что ж, не нужно будет особо напрягаться. Стараясь не шуметь, я двинулся между рядов пыльных ящиков и бочек. Некоторые бочки оказались открыты, внутри как-то странно плескалась густая черная маслянистая жидкость.

Я занес меч. Один короткий верный удар – и на земле станет чуть-чуть меньше зла. Не вышло. Бестия либо почуяла неладное, либо изначально знала о моем присутствии. Едва клинок начал движение, как она обернулась, расшвыривая в стороны кости и куски гниющего мяса, лежащего на столе.

Истинное обличье ведьм весьма отличается от той человеческой маски, которую они носят, чтобы не выделяться. У этой голова напоминала собачью, только начисто лишенную ушей и растительности. Лысый череп сплошь покрыт кровоточащими нарывами и струпьями; три глубоко посаженных глаза смотрят с ненавистью и лютой злобой. В руках-лапах ведьма держала два боевых крюка, оба в бурых засохших пятнах. Крюки со звоном отбили мой меч.

Издав нечто среднее между визгом и рычанием, тварь бросилась на меня, бешено вращая оружием. Я отскочил назад, отбивая удары и пытаясь не пропустить какой-нибудь выпад. Так хотелось применить столь излюбленную писателями-фантастами “веерную защиту”. Увы, на самом деле такая “защита” служит только для показухи, чтобы произвести впечатление. Да и пробивается она достаточно легко, особенно если у соперника оружие помассивнее твоего.

Поэтому мне не оставалось ничего иного, как отбивать дикую атаку на пределе возможностей. Пару раз мне все же удалось совершить ответные выпады, впрочем, не нанесшие ведьме большего вреда, чем неглубокие царапины. Отбив, отбив, удар. Клинки сталкивались, высекали искры, разлетались в разные стороны, а я все не мог улучить благоприятного момента, чтобы покончить с тварью. Таких я еще, к слову, не встречал. Чаще всего они швыряются огнем, плюют кислотой, рвут на себе волосы и выкрикивают заклинания. Эта же отчего-то использовала только грубую физическую силу.

Крюк просвистел у самого лица. Я отшатнулся буквально в последний момент, но, делая шаг назад, налетел спиной на одну из бочек и рухнул на пол, увлекая за собой и саму бочку, оказавшуюся неожиданно легкой.

Черная жидкость разлилась вокруг. Она оказалась теплой и в ней копошились длинные пиявки толщиной в два больший пальца. Пытаясь подняться, я раздавил рукой одну такую. Кожу будто обожгло, рука моментально поехала в сторону, и я снова растянулся. Спасало меня пока только то, что ведьма тоже потеряла равновесие, выронив свои страшные крюки. Тем не менее, это не мешало ей ползти ко мне, жутко завывая и клацая челюстью.

Не поднимаясь, я от всей души двинул ведьму тяжелым ботинком по морде. Бил хоть и из неудобного положения, но удар получился достаточно сильным: один из глаз моментально заплыл, приобретя иссиня-черный оттенок. Ведьма заверещала дурным голосом, рассыпая ругательства вперемешку с проклятиями, изловчилась схватить меня за лодыжку. Ощущение было такое, словно ногу заковали в раскаленные кандалы.

Я дернулся раз, другой, третий. Тщетно. Тварь вцепилась мертвой хваткой да еще и подтягивалась ближе. Рука нащупала знакомый эфес – меч, выпавший при глупом падении. Убить я даже не надеялся, но от хватки ведьмы удалось освободиться, едва бритвенной остроты лезвие перерубило ей руку чуть выше запястья.

Крик боли прокатился по всей канализации. Из обрубка фонтаном хлестала черная вонючая кровь. Тварь вертелась на полу, прижимая к груди покалеченную конечность. Этой заминки мне вполне хватило, чтобы подняться на ноги и отойти к стене. Позади почувствовался жар – факел. Из проржавевшего кольца тот вышел с неохотой. Жадно трепетало багровое пламя, требуя жертву, желая насыщения. Огонь снимает с тела кожу, а с души – грех. Эту фразу я вычитал когда-то очень давно и с тех пор не забывал ни на секунду.

- Я прощаю тебя, - тихо произнес я и швырнул факел. Он полетел по короткой дуге и упал в разлитую жидкость. Вспыхнуло, загудело. От нечеловеческого визга, наполненного болью и отчаяньем, заложило уши. Ведьма перекатывалась, пыталась сбить пламя, силилась подняться, но не могла. Чистое пламя окутало ее с ног до головы, приняло в свои объятия.

Всегда нужно прощать. Какой бы ни была черной ведьма, необходимо оставлять в сердце место для прощения. Не стоит таить и накапливать в себе злость, чтобы она не разрушила тебя самого.

Ведьма затихла, перестала дергаться. Душа, очистившись, покинула бренное тело. Осталась только одна мелочь, чтобы до конца довести начатое дело. Перехватив поудобнее меч, я шагнул к дымящемуся смрадному трупу.

- Ноги вытер? – бархатистый мужской голос раздался, едва я перешагнул через порог.

- Тебя забыл спросить, - беззлобно огрызнулся я в сторону сидящего посреди прихожей большого черного кота с серым пятном в виде молнии на спине. Я усмехнулся: кот который выжил.

- Не будешь вытирать ноги, я тебе в ботинки нагажу.

- Попробуй, - я не спеша раздевался, развешивая снаряжение на вешалке. – Отвезу к ветеринару. На стерилизацию.

- Не поможет, - кот лениво почесал левое ухо. – Я ведь фамильяр, частичка духа, заключенного в этом бренном теле.

- Вот именно, - я скинул ботинки, отодвинул подальше мешок с головой ведьмы. – Раз заключен в теле, значит, подчиняешься его законам и потребностям. Так что имей ввиду – клиник, ветеринар, стерилизация, бесполезность кошачьих серенад по весне.

- Подумаешь, - фамильяр демонстративно направился в сторону спальни. – Я вообще к тебе в сожители не набивался.

Это было истинной правдой. Попал кошак ко мне лет семь назад, когда я гонялся за одной ведьмой, оскверняющей могилы. Обитала данная особь километрах в семидесяти от Минска. Я тогда был не слишком опытен и не смог различить в сидящей под мостом пьянчужке с черным клубочком на руках ведьму. Но, когда левое плечо взорвалось болью, а из него торчала зазубренная костяная игла, я понял, что нельзя слепо верить всему, что видишь.

Не знаю, смог бы я совладать с нею раненый и в состоянии растерянности, но на помощь пришел котенок. Фамильяр восстал против воли своей хозяйки, вцепившись когтями ей в глаза. И пока ведьма пыталась сбросить взбунтовавшегося раба, я ее уничтожил.

Было дико и непривычно смотреть, как животное выталкивает из себя слова, рассыпаясь в благодарностях. Как я понял, фамильяр должен быть соратником, в которого даже вкладывают частичку своей души, а из котенка и в самом деле хотели сделать лишь покорного слугу. В общем, закончив благодарить, существо с грустным видом направилось прочь. И что-то в тот момент дрогнуло в моей душе, мне стало его безумно жалко, захотелось приютить и обогреть. И я предложил котенку отправится со мной. Если бы знал, что он вырастит в большого язвительного кота, прежде сто раз подумал бы, брать его к себе или нет. Сам фамильяр настаивал, что его зовут Реми и он имеет французские корни, но я упорно называл его не иначе, как Васькой.

Я вяло ковырялся вилкой в тарелке с жареной картошкой, поглядывая на экран ноутбука. На нем была открыта карта Минска, на которой я делал свои отметки – места и время встреч с ведьмами. В целом картина вырисовывалась неутешительная: за последние два месяца я перебил этих тварей больше, чем за всю свою ведьмачью карьеру. И это мне очень и очень не нравилось. Такой всплеск активности объяснить никак не удавалось. Может, в этом был какой-то дурной знак, а, может, это я стал слишком мнительным и на самом деле это ничего не значило.

На стул напротив запрыгнул Вася, зацепил когтями котлету из тарелки, принялся жевать, выразительно поглядывая на меня. Я молчал, не мешая фамильяру ужинать. Поскольку он не являлся котом в обычном понимании, мне как-то совесть не позволяла ставить ему миску с водой и едой на полу. Поэтому он всегда ел за столом вместе со мной. Правда, иногда вел себя так, что отправить его на пол представлялось самым оптимальным решением.

- К тебе сегодня приходили, - заявил кот, расправившись с котлетой.

- Кто?

- Не знаю, - фамильяр повел ушами.

- Чтобы ты и не знал? – я искренне удивился. – На тебя это не похоже. Ты же знаешь больше, чем советская энциклопедия.

- Лесть не твой конек, - отмахнулся Васька, но по всему было видно, что ему приятно. – Но в этот раз я действительно не знаю, кто это был. В одном я точно уверен: они были не живы и не мертвы. Тяжелая аура, я такую еще не встречал. Энергия темная, чужая.

- Ты сказал “они”? – я перестал жевать.

- Да, их было двое. Незадолго до твоего прихода ретировались. Стояли у дверей, перешептывались какими-то искусственными голосами, что-то пытались выяснить. Даже мне стало не по себе от их присутствия. Спустя двадцать минут ушли, но их присутствие ощущалось еще долго. Мне стыдно в этом признаваться, но в тот момент я впервые в жизни почувствовал страх.

Я с трудом верил в услышанное. Чтобы фамильяр чего-то боялся – это нужно быть кем-то или чем-то из ряда вон выходящим. И это заставляло задуматься. Враги у меня были, в этом можно даже не сомневаться. Ведьмачье ремесло предполагает их наличие, это нечто само собой разумеющееся. Но это либо живые люди с обычной аурой, либо просто ведьмы, кои тоже являются живыми. Ну или мертвыми, бывает по-разному. И никогда еще не было такого, чтобы о существе можно было сказать, что оно и не живое, и не мертвое. Если это, конечно, не зомби. Но их мне встречать еще не доводилось. Может, где-то на Гаити они вполне себе распространены, а в наших широтах это явление крайне редкое. Если оно вообще имеет место быть.

Взгляд снова упал на карту города, пестрящую красными метками. Возможно, это как-то связано с визитом неизвестных гостей? Не знаю… По крайней мере никакой системы в появлении ведьм не было: совершенно разные районы, отличающиеся друг от друга места. Связать это все воедино и подвести под какую-то систему не представлялось возможным. Предположений можно выстроить сколько угодно много, но это не значит, что хоть одно из них окажется правильным.

- В следующий раз, если кто-то заявится, попытайся побороть свой страх и узнать, кто это, - попросил я Василия.

- Я всего лишь кот, - фамильяр облизнул длиннющие усы, забыв, что совсем недавно он утверждал прямо противоположное.

- Ты фамильяр, - напомнил я. – И можешь гораздо больше, чем кот. К тому же… Я тебе доверяю. Да и нет у меня никого, кроме тебя.

Пушистое создание зажмурилось от удовольствия.

Серое небо низко висело над головой, который день грозя разродиться дождем, но так и не пролившее не капли. Ветер зло швырял навстречу багрово-желтые листья, насильно кружил их в дикой необузданной осенней пляске. Они совершали замысловатые кульбиты, похожие на танцевальные па, с грустным шелестом уносились прочь.

Я брел вдоль набережной, зябко поеживаясь, подняв воротник и втянув голову в плечи. Холодно. И тем не менее меня всегда тянуло сюда в это время года. Чувство потери, невосполнимой утраты и горя захлестывало поздней осенью с особой силой. Сердце тоскливо сжималось, то замедляя свой ритм, едва не останавливаясь, то начинало стучать со скоростью спортивного двигателя, будто стремилось вырваться из груди. Когда-то давно я вот так же гулял здесь, но тогда меня переполняло чувство яркого счастья, бьющего буквально через край. Потому что гулял я не один, а с супругой. Но у счастья оказался век не долог…

В один далеко не прекрасный день она пропала. Ушла на работу, а вечером не вернулась домой. Сказать, что я нервничал, значило не сказать ничего. Ее телефон упорно молчал, потом вообще оказался отключен, видимо, села батарея. Я обзвонил всех друзей и подруг, ее коллег по работе, просто знакомых, каких знал. Ничего. Звонки в больницы и морги тоже не принесли результата. Наутро я отправился в ближайшее отделение, где у меня работал мой школьный друг. Тот не стал ждать положенных в таких случаях три дня и пообещал помочь, чем только сможет. Неделя… Прошла неделя томительного ожидания. И ее нашли, мою Ленку…

Я не вдавался во все подробности, а перед глазами до сих пор стоит та ужасная фотография с места трагедии. Как оказалось, после работы Лена села в машину к какой-то девушке, ее ровеснице, судя по виду. Что произошло дальше доподлинно неизвестно. Но по всему выходило, что она стала жертвой какого-то ужасного ритуала, потому как ее полуобнаженное тело висело распятым на перевернутом кресте в центре расписанной непонятными знаками комнаты. Столько крови, пожалуй, я видел только в фильмах ужасов. Хоронили Леночку в закрытом гробу, девицу, которая увезла ее, так и не нашли. Хоть машину и отследили до самого подъезда того злосчастного дома. Квартира была оформлена на абсолютно порядочных людей, которые на момент убийства почти как неделю отдыхали где-то на югах. Дело в конце концов закрыли, а я бросился в пьянство.

Да, согласен, пьянка – это удел слабых, иллюзия ухода от проблем. Но тогда я не видел другого выхода. Каждый вечер я напивался до беспамятства, размазывая сопли и слезы по лицу. Каждый вечер я звал ее, умолял вернуться или же забрать с собой. Но небеса, рай, ад и черт знает, что еще, были глухи к мольбам сходящего с ума. В конечном итоге из запоя и депрессии меня вывел все тот же друг из органов. Вывел жестко, но действенно – съездил несколько раз от души мне по физиономии, а потом долго читал лекцию о бренности бытия и жизни в целом. Он, кстати, и рассказал мне о том, что случай с моей Леной был не единичным. И о том, что наш мир не так прост и намного более многогранен, чем кажется. В общем, я был ему благодарен за то, что мои глаза наконец прозрели. Спустя какое-то время я и стал ведьмаком. И мстил, мстил, мстил. И пусть говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным, но я его постоянно подогревал…

Очередной особенно сильный порыв практически ледяного ветра прогнал прочь тягостные мысли, загнал их на задворки подсознания, безжалостно выдернув в реальный мир. Рядом гневно перекатывала свои темные воды Свислочь. Волны с остервенелостью налетали на берег, с недовольным шелестом разбивались тысячами капель о бетон набережной. На противоположной же стороне улицы, наоборот, кипела и бурлила жизнь: сверкал огнями Дворец спорта, призывно светились двери торгового центра, витрины всевозможных салонов и магазинов поменьше пестрили многоцветием, манили и зазывали к себе. Но я предпочитал бродить именно по набережной, вдали от людей и бестолковой суеты.

В свете одного из немногочисленных работающих фонарей я увидел девочку лет десяти. Она сидела на корточках и что-то рисовала мелками на асфальте. Но больше всего поразило то, что одета она была совсем не по погоде: летние сандалики, цветастое легкое платьице, на голове большой белый воздушный бант. Странным было еще и то, что от порывов ветра не развевалось ни платье, ни бант. Эта картина была настолько нереальной и нелепой, что я даже опешил. Куда смотрят родители этой малютки, позволяющие гулять ей в такое время и в такую погоду?!

- Эй, малышка, ты что тут делаешь? Где твои мама и папа? – я подошел к девочке, намереваясь помочь. Та подняла на меня мутные, будто затянутые пеленой глаза, перестала водить мелками по асфальту. Мимолетом я отметил, что рисунок, который она начертила, очень сильно похож на трискель – древний кельтский символ, могущий действовать как проводник в потусторонние миры и дарующий огромную силу. Но откуда маленькая девочка может его знать? Или она…

- Холодом веет от сердца больного. Еще две луны – и вы встретитесь снова, - отсутствующий голос девочки развеял мои сомнения. Ведьма. Маленькая ведьма, еще стоящая на распутье. Она может стать как темной, так и светлой. Да, светлые ведьмы тоже встречаются, но гораздо реже. Не даром же раньше слово ведьма означало “ведающая”, “знающая”. Это потом уже в средние века инквизиция принялась палить всех без разбору. И есть у меня такое чувство, что на костер отправлялись только светлые ведьмы – целительницы, знахарки, ведуньи, ясновидящие. Поймать темную ведьму – это еще постараться нужно.

- Что ты хочешь сказать этим?

- Кто хочет – увидит, кто хочет – поймет. Но знай же, что смерть за спиною идет.

- Воодушевляет, - я невольно потянулся к отсутствующему за спиной мечу. Интуиция подсказывала, что из этой девочки вырастит черное отродье. Слишком специфическим оказалось ее поведение. Ладонь схватила воздух, и я вспомнил, что нахожусь на прогулке, а не на охоте. Ну и хорошо. Я мог и ошибаться, интуиция тоже не всегда работает без сбоев. Но если же я прав… Рано или поздно наши дорожки пересекутся, и тогда разговор получится совершенно другим. Засунув поглубже руки в карманы, я направился прочь, оставив малолетнюю ведьму наедине с ее асфальтным художеством.

- Бежать бесполезно, не сможешь уйти от тех, кто стоит у тебя на пути.

Я предпочел не вслушиваться в черные пророчества и поспешил удалиться, как можно скорее.

Месть. Часть 2

В тот вечер я сидел дома. Идти никуда не хотелось. По дороге  купил пиво, чипсы, собирался поваляться на диване и посмотреть какой-нибудь фильм. Только развалился с пультом, раздался звонок. Я встал и пошел открывать дверь.. На пороге стоял мой кореш Серега.

- Здорова, Лёха, - сказал он, протягивая руку.

- Здорово, - ответил я. - Какими судьбами?

- Да делать нечего… Может зависнем? - Серега поднял руку, в ней была упаковка пива.

- Заходи, я как раз думал накатить.

Мы прошли в комнату, я пододвинул к дивану журнальный столик. Лёха поставил на него пиво..

- Падай, - сказал я, указывая на диван. - Я пиво в холодильник поставлю.

Я оставил две банки, остальное отнес в холодильник.  Когда вернулся в комнату, Серега уже сидел на диване и щелкал пультом, перебирая каналы.

- А есть чё посмотреть?

- Да, я накачал фильмов. Сейчас.

Я воткнул в телевизор флешку. И начал выбирать фильм.

- Пожелания какие-то будут? - спросил я, перебирая файлы. Надо бы уже подключить какой-нибудь стриминг…

- Может, ужастик? Есть такое?

- Есть, - сказал я. - “Полно”- усмехнулся про себя.

Я включил фильм, потыкал вперед, останавливая в нескольких местах. Что-то кровавое с расчлененкой, маньяками и визжащими малолетками, конечно, в нижнем белье. Классика.

- О, сойдет! - сказал Серега, открывая банку.

Я поставил на начало и присоединился к нему на диване. Мы ударили банками.

- Ну, за естественный отбор! - рассмеялся Серега и отхлебнул из банки. Я  поддержал.

Мы пили пиво, смотрели фильм, гогоча над нелепыми выходками тупых малолеток и не менее тупого маньяка. Я время от времени наведывался к холодильнику, обновляя запас пива.

Фильм уже заканчивался когда я прошел за очередной партией.

Сосисок, что ли отварить, подумал я, стоя на кухне. Чипсы заканчивались, а хотелось чего-то пожевать к пиву.

Достал из морозилки упаковку, налил в кастрюлю воды, высыпал замерзшие сосиски и поставил на плиту. Сам взял пиво и вернулся в комнату.

На экране маньяк кромсал очередную жертву. Довольно реалистично - отметил я про себя.

Я наклонился поставить пиво на столик и увидел ужас на лице Сереги. Я усмехнулся. Не замечал за ним такой пугливости. Когда мы встретились взглядами, Серега не только не скрыл испуг, но, казалось, испугался еще больше.

Я повернулся к телевизору и понял причину. Маньяк в этот момент прекратил кромсать жертву и шел прямо на камеру. И это был я.

- Оно.. Оно само включилось. - сбивчиво заговорил Серега. - Я… Я и не видел ничего.

Я молча взял со столика пульт и переключил на какой-то федеральный канал, надо все-таки подключить стриминг, и прибавил громкость на максимуме.

- Да... Обидно вышло, - сказал я, поворачиваясь к Сереге.

На его лице застыла гримаса ужаса. Такие выражения я любил больше всего. Пока он не успел опомниться, я перехватил бутылку пива за горлышко, разбил о край столика и резко бросился на Серегу. Одной рукой зажал ему рот, а правой воткнул осколок бутылки в горло. Кровь брызнула мне на лицо, на стены и забулькала в горле Сереги. Крик потонул в булькающих звуках. Я держал рот зажатым и давил на горлышко бутылки, разрывая артерии до тех пор, пока глаза не помутнели и тело его не обмякло.

Только тогда я убрал руку с лица. Сел на диван, отдышался…

Найдя пульт, я убавил звук, а то гляди соседи придут возмущаться, и услышал бурление в кухне. Сосиски сварились. Вовремя. Надо поесть, а то еще столько дел образовалось, подумал я, глядя на труп Сереги.

Больше контента в ТЕЛЕГРАММ

– Не бойшя, дорогая. Шядь шюда, мне нушно ш тобой поговорить, – рука с ногтями, похожими на птичьи когти, стучит по старой деревянной табуретке у кровати. – Я твоя бабушка. Я тебя не обишу.

Бабушка, думает Кира. Странно. Бабушек положено любить, а я свою боюсь. Наверное, это неправильно.

Подойти к ней почти так же страшно, как выйти в туалет ночью, когда из каждого угла за тобой следят чёрные тени. Но Кира всё-таки пересиливает себя и садится на табуретку.

– Рашшкажи мне о шебе, Кирошка, – просит бабушка. – Такая ты большая уше. Шкоро в школу пойдёшь, да?

Бабушка выглядит пугающе, а разговаривает совсем обычно. Кира сама не замечает, как рассказывает ей и про Сашку из детсада, который отбирает у неё карандаши, и про любимую куклу Арину, и про то, что больше всего на свете ей нравятся книжки про волшебников.

– А шама хошешь волшебнишей штать? – неожиданно спрашивает бабушка.

– Конечно! Я же тогда всё-всё смогу!

– Штанешь, девошька. Штанешь. Ну-ка пошмотри, што у меня для тебя ешть.

И на бабушкиной ладони – правда, как по волшебству! – оказывается небольшой жёлтый цветок, без стебля, но почему-то живой и свежий.

– Дерши, – бабушка вкладывает его в руку Киры. – Это подарок тебе. Не потеряй.

И тут за занавеску заглядывает мама.

– Ки́рка! Я же просила не отходить от меня! По всему дому тебя ищу! Ой, простите, Вера Тихоновна… Надеюсь, она вам тут не мешала.

– Не мешала, Шветошка, – кивает бабушка. – Ошень хорошо мы ш ней поговорили.

Но мама всё равно уводит Киру. На ночь они не уезжают домой, а остаются в этом странном доме. Кире всю ночь снятся десятки чёрных глаз, следящих из-за шкафов, дверей, занавесок. Снится тихий шёпот: «Вроде хорошая… девочка… не наша… городская… а наших-то и нет… пойдёт…» И Кира не может проснуться, пока эти глаза наконец не решают, что насмотрелись.

Утром ей говорят, что бабушка умерла.

Похороны Кира почти не запоминает – только всё тех же людей, которые растерянно ходят туда-сюда, как будто без бабушки распадается на части какой-то механизм, который все они раньше составляли. Кто-то плачет, кто-то молчит, но так страшно, что лучше бы плакал. Кира жмётся к маме и думает, что ей, наверное, тоже нужно плакать – но не получается.

Когда они возвращаются с кладбища, Кира вдруг вспоминает про цветок в кармане. Удивительно – он почему-то совсем не помялся и всё такой же свежий, хоть и всю ночь был без воды.

– Мама, смотри, что мне бабушка подарила!

Мамино лицо вдруг белеет – как снег, укрывающий двор, в котором они стоят.

– Кира! Я говорила тебе ничего не трогать? Выбрось сейчас же!

– Но это же подарок!

– Выбрось! Вон туда, в снег!

Цветок жалко. Очень. Он же живой! А в снегу точно погибнет. Но мама почему-то очень сердится, и Кире приходится послушаться.

В снегу остаётся тёмная дырка в форме лепестков.

***

15 лет спустя

Телефон на столе вибрирует, на экране – незнакомый номер.

– Чёртовы спамеры, – бормочет Кира, сбрасывая звонок.

Снова вибросигнал. На этот раз – смс.

«Кира ответь это твой брат Костя. Приезжай дядя Олег умер».

Костя? Дядя Олег? Кто это?

Кира уже хочет стереть смс и кинуть номер в чёрный список, как вдруг понимает: дядя Олег – это её отец, который не общался с ней восемь лет. А Костя – один из двоюродных братьев.

В тринадцать Кире сказали, что у папы новая жена и скоро родится ребёнок. Это было последнее, что она узнала об отце. С этого момента Кира перестала существовать в его жизни.

Пальцы не попадают в буквы. С третьего раза Кира всё-таки набирает:

«Когда приехать?»

***

Дом, кажется, ещё больше ушёл в землю, стал ещё чернее, чем в Кирином детстве. Огород зарос репейником и крапивой, и только в одном месте, у провалившегося крыльца, поднимает ветки из зелёных зарослей невысокий корявый куст. Кира зачем-то отводит в сторону крупный лист. Под ним, в темноте, еле видны кривые колючие ветки и бледные, с тонкими лепестками, цветы. Что-то они Кире напоминают, но что?

Чтобы вспомнить, она срывает цветок и подносит к глазам.

…бледно-жёлтые лепестки в маленькой Кириной ладошке…

«Ничего там не трогай!» – голос мамы в голове.

– Ты зачем её притащил, она же баба! Не мог просто не говорить ей?

…чёрное отверстие в форме цветка на белом снегу, в этом самом месте, где сейчас…

– Ты об Олеське подумал?

…худая рука с птичьими когтями тянется из-за занавески с жёлтыми цветами, из тьмы под листьями, и за ней тянутся к Кире всё новые и новые бледные лепестки…

– Подумал! Пусть будет нормальная жизнь у ребёнка!

– И пусть эта городская отберёт у нас дом, да?

Голоса, женский и мужской, доносятся из ближайшего окна. Они выдёргивают Киру в реальность. Она шагает назад, оступается, пытается ухватиться за перила крыльца, которые трещат под её рукой.

Голоса замолкают.

Через несколько секунд дверь медленно, со скрипом, открывается, и на крыльце появляется высокий незнакомый парень.

– Ты Кира? Я Костя, я тебе писал. Заходи! А это Лида, мачеха твоя, получается.

За спиной брата маячит худая женщина с красным от слёз лицом. В её глазах – чистая, злая ненависть. И… страх?

Похороны Кира снова почти не запоминает. Только как-то отстранённо думает, что вот этот высохший почти до состояния скелета человек когда-то держал её на руках. Был её отцом. А она снова, уже во второй раз на этом кладбище, не может заплакать.

В глаза льётся солнечный свет, и в нём Кире снова чудятся жёлтые лепестки.

Вечером, когда пьяные родственники расходятся по домам, к Кире подходит Лида.

– На ночь не выгоню, автобус в город ушёл уже. А дом не отдам.

– Зачем мне ваш дом?

– А ты не знаешь?

– Да не нужен он мне! Надеюсь, я больше сюда не приеду.

– Ну вот и славно, – Лида зло улыбается. – Вот и не приезжай. У нас Олеська есть.

***

Кашель начинается через неделю. Сначала слабый – Кира думает, что простыла. Глотает пару таблеток и забывает об этом.

Через три дня кашель возвращается. В груди жжёт, становится тяжело дышать. Кира снова глотает таблетки. Через несколько минут жжение неожиданно поднимается к горлу, Кира заходится в особенно сильном приступе кашля. И вдыхает – уже нормально. Смотрит на платок, которым успела прикрыть рот. Среди густой мокроты лежит маленький измятый жёлтый лепесток.

Крик застывает в горле.

***

– Господи, Ки́рка! Ты всё-таки что-то там трогала, да?

– Ну а как было не трогать, мам! За стол же мне надо было сесть, вилку в руках держать…

– Да чёрт с ней, с вилкой, что-то оставшееся от твоей бабки трогала?

– Да там не осталось ничего! В той комнате какой-то ребёнок живёт!

– А что же тогда? – мама обессиленно опускается на диван. – Не знаю, цветы какие-нибудь? Она тогда, в детстве, цветок тебе дала…

– Цветы… Куст там был, – вспоминает Кира.

– Какой куст?

– Колючий. С цветами. Я не знаю, как называется.

– Где?

– У крыльца, под окном… – до Киры вдруг доходит.

Они с мамой с ужасом смотрят друг на друга. И никто не решается сказать то, что поняли уже обе.

У крыльца. Там, где маленькая Кира много лет назад бросила в снег жёлтый цветок.

– Что это, мам? – наконец решается спросить Кира.

– Не знаю… Я никогда не верила до конца… Слухи были, Кирочка, но такие, что не знаешь, верить ли. Папа твой из деревни в город приехал, сначала всё говорил, хорошо, что оттуда выбрался. Поженились, отправились к ним праздновать. А там ко мне подходили люди… Говорили всякое… Что бабка твоя ведьма, что я по дурости в эту семью сунулась, что лучше бы мальчишка родился, потому что девочку у меня однажды заберут… Заберёт, они сказали, оно заберёт. А что такое это «оно» – не знают…

Мама закрывает лицо руками. Кира медленно дышит – боль отпустила, но надолго ли?

– Они сказали, ведьма, даже совсем старая и больная, не может умереть, пока не передаст свою силу кому-то из дочек или внучек, – говорит мама. – И для этого ей нужно отдать человеку что-то, в чём она эту силу сохранит. Ну кто нормальный в наше время в такую ересь поверит? Я не хотела верить. И всё равно боялась. Поэтому просила тебя ничего там не трогать. И всё равно не уберегла тебя, Кирочка. Прости меня.

– Что теперь делать, мам? – растерянно спрашивает Кира.

Мама молчит.

***

На следующий день начинает болеть рука. Сначала просто ноет, потом на запястье вздувается вена. За час она твердеет, и Кира понимает, что, кажется, это не вена. Потому что под кожей тянется, расползается во все стороны, пытается разорвать её изнутри что-то чужое…

Кира касается места, где болит особенно сильно. Кожа лопается, и вместе со струйкой крови из раны появляется что-то, похожее на стебель с огромным шипом.

Кира, как под гипнозом, тянет это что-то, сжимая зубы, пытаясь не закричать от разрывающей руку боли. За стеблем, ещё сильнее раздвигая края раны, показываются тонкие бледные корни, миниатюрное соцветие. Лепестки, выросшие в темноте, под кожей, – как крылья мёртвых бабочек: тонкие, просвечивают, крошатся на кусочки, остаются в ране.

Киру выворачивает непереваренным завтраком – прямо в тарелку, на которой ещё лежат остатки бутерброда.

***

Этой ночью ей впервые в жизни снится бабушка. Всё повторяется – только в зеркальном отражении. Теперь Кира лежит на кровати, а бабушка сидит рядом на на стуле. Кира не может ни пошевелиться, ни закричать, ни закрыть глаза – только смотреть на старуху.

– Шопротивляешша? – тихий шёпот будто ввинчивается в уши, прорастает под кожу вместе с проклятыми цветами. – Не шопротивляйша. Больнее будет. Думаешь, шветы это? Не шветы, шила твоя в тебе прораштает. И будет рашти, пока ты её не примешь. Не мы решаем, девошка. Она решает. Выбирает наш, прорастает в наш. Не она нам принадлешит – мы ей. Не хотела я тебе её отдавать, да ты единштвенной девшонкой в роду ошталашь. Не было выбора. Не было.

***

Утром прорастает сразу два цветка – на плече и между ключицами. Эти уже не слабые – разрывают кожу, тянутся к свету. Кира чувствует, как их тонкие корни насквозь прошивают мышцы, оплетают рёбра. Струйки крови сбегают вниз по руке и груди, застывают коричневой крошащейся коркой.

Кира с криком вырывает цветы – и понимает, что оборвала корни, и они остались где-то там, в её теле, и скоро из них прорастут ещё десятки, сотни жёлтых бутонов…

Крик, рыдания, кашель – всё смешивается, и на ладони Киры остаются крупные капли крови.

***

Бабушка снится каждую ночь.

Днём Кира рыдает от боли, страха и бессилия, вырывая из себя цветы. Уже не с корнями – это бессмысленно, слишком много их осталось внутри. Руки, грудь, спина – всё покрыто шрамами, свежими и уже поджившими.

А ночью она лежит и смотрит на бабушку – как медленно движутся её губы, трясётся старческий подбородок, подрагивает вслед за ним обвисшая кожа на шее.

Старуха всё говорит, говорит, говорит…

О том, как давно, в молодости, засыпала в своей постели, а просыпалась под чьими-нибудь воротами, и рядом валялись иголки или птичьи кости.

Как сбежала к жениху в город, а через несколько дней из её груди проросли цветы.

Как пыталась вырвать из себя с цветами что-то тёмное и неведомое, даже нашла подпольного хирурга, чтобы вырезать несколько корней, и это не помогло.

Как вернулась домой, уверенная, что скоро умрёт, и не умерла. Потому что источник этой странной силы оказался где-то в доме или под домом, и выяснилось, что это место – единственное, где можно выжить.

Как однажды в отчаянии спросила у этого неведомого – кто ты? Что тебе нужно? – и не получила ответа, но неожиданно получила право пользоваться своей странной силой, пусть и не до конца.

Как руки и губы двигались против её воли, когда ей заказывали порчу, или приворот, или заговор на болезнь. И потом пыталась сделать что-то для равновесия: вылечить ребёнка, сделать оберег от обидчиков, помочь многодетной семье вырастить урожай. Её боялись, к ней же и шли за помощью.

Но тьма всегда оказывалась на шаг впереди.

***

– Знаете, я никогда не видел такого… – Врач с сомнением рассматривает рентгеновский снимок лёгких Киры, по которым растекаются кривые чёрные линии. – Это даже на рак не похоже.

– Неважно. Можно это… из меня?..

– Я бы отправил вас на КТ для более точной диагностики. Затронуты почти все лёгкие…

Кира полчаса рыдает в больничном туалете, сминая в руке бесполезное направление на новое исследование. На полу валяется такой же бесполезный снимок. Тонкие чёрные прожилки в лёгких напоминают Кире корни и стебли, пятна – лепестки.

На снимке они серые, но Кира знает, что там, внутри неё, эти цветы, никогда не видевшие света, – жёлтые.

***

– Если я вернусь в деревню, цветы исчезнут? – спрашивает Кира.

Бабушка молча кивает.

***

Родня бесится из-за Кириного приезда. Зато цветы действительно отмирают один за другим. Стебли засыхают, раны затягиваются. Больше ничего не болит.

Это нелепо, но Кире кажется, что дом радуется ей.

Она живёт здесь три дня, и каждый день видит, как и у Лиды, и у Кости с женой, которые живут в другой половине дома, и у каких-то приходящих в гости родственников всё бьётся, ломается, разливается вода, рассыпается соль, выходит из-под контроля огонь. И только у Киры всё хорошо.

Иногда она выходит посидеть на скамейке за калиткой, чтобы отдохнуть от косых злобных взглядов.

– Кира! Ты же Кира?

Из калитки выглядывает маленькая, лет восьми, девочка. Кира понимает, что ещё ни разу её не видела. Она пока не выучила всех своих племянников, но кажется, это одни мальчишки… или нет?

– Да… А ты?

– А я Олеся. Мама сказала, ты моя сестра, но с тобой нельзя разговаривать. А ты не страшная.

«Ты об Олеське подумал?» – звучит в голове голос Лиды.

Олеся. Значит, у Киры тогда, восемь лет назад, родилась сестрёнка. Ещё одна девочка в роду, которой бабушка могла бы передать свою силу, если бы прожила на несколько лет дольше и дождалась появления второй внучки. Но кто же тогда знал, что им есть, кого ждать?

Это на Олесю все так надеялись. Хотели, чтобы эта малышка стала живым сосудом для неведомой силы, а взамен получила дом – и право оставить в доме всех родственников. Это Олеся должна была стать здесь хозяйкой…

Стоп. Почему «была»?

Она ведь, наверное, и сейчас может…

Так просто. Сделать то, что когда-то сделала её бабушка – передать силу этой маленькой, ни в чём не виноватой девочке. Пусть остаётся в этом доме, теряет себя, собирает иголки и птичьи кости, шепчет слова, которые могут и сковать чужую волю, и убить. И плевать, что ей… Сколько? Восемь? Кире было шесть, и её не спросили. А у Олеси есть мать, которая хочет ей такого будущего и поможет с ним справиться.

Передать силу и… отобрать нормальную жизнь? Привязать к этому чёрному дому, по сути медленно убить?

Но разве не то же самое в детстве сделали с Кирой?

Две волны – жалости и злости – сталкиваются друг с другом в Кириной груди. И злость побеждает.

Кира не знает, какой ритуал для этого нужен. Но кажется, самое главное её тело может сделать и так.

Она закрывает глаза, сосредотачивается, и в центре её ладони со жгучей болью прорастает из-под кожи бледно-жёлтый цветок.

– Садись сюда, сестрёнка, – Кира похлопывает ладонью по скамейке, – У меня есть для тебя подарок. Смотри.

И раскрывает ладонь.

И когда Олеся радостно распахивает глаза, берёт цветок маленькими пальчиками, Кира чувствует, что падает куда-то назад. Серое, затянутое тучами небо рушится на неё, становится таким бесконечным и таким близким. Она ещё успевает услышать «Мама! Кире плохо!», а потом проваливается в серый туман.

Там, за туманом – тёмные силуэты. Женщины, в платках, серых кофтах, вышитых рубахах, целое поле женщин, уходящее вдаль. Между ними – высокая, неподвижная в абсолютном безветрии, сухая жёлтая трава. И совсем рядом – Кирина бабушка.

– Кира, – качает она головой. – Не думала, что ты так быстро… – бабушка говорит совершенно нормально и вообще выглядит моложе лет на тридцать.

– Почему? Почему я здесь? – Кира срывается на крик, хочет побежать сквозь туман, но не может оторвать от земли ног. Смотрит вниз – и крик перерастает в отчаянный визг, потому что ног ниже колена у неё просто нет. Есть толстые зелёные стебли, покрытые жёлтыми цветами, растущие из земли – и из них растёт сама Кира.

По полю словно проходит порыв ветра – но это лишь шёпот десятков голосов:

– Мы говорили, что не наша, что не сможет… Вот что тебе стоило, Верка, подождать ещё несколько лет?

– Что сделано, то сделано, – отрезает бабушка. – Дура ты, Кира. Сила твоя, жизнь твоя проросли друг в друга. Отдала одно – отдала и другое. Всё уже. Теперь ты с нами.

И Кира вдруг с пронзительной ясностью понимает, что это – вечное, вечное поле, в котором столетие за столетием прорастали после смерти женщины её рода, как прорастала сквозь их тела жёлтыми цветами, медленно убивая, эта неведомая, слепая, неизвестно чего желающая сила.

И теперь она сама – лишь одна из теней в этом бесконечном поле.

Навсегда.

Автор: Наталья Масленникова
Оригинальная публикация ВК

Я побрел по мрачному, узкому тоннелю, но здесь не было даже намека на какие-либо три развилки, о которых говорил Гефест. Хотелось связаться с Оилом, чтобы узнать, где он и все ли с ним в порядке, но связь пропала сразу, стоило мне только оказаться под завалами.

Я отрезан от мира. Смертельно ранен. Нахожусь неизвестно где и зачем. Не знаю, что ждет меня впереди. Но нужно было двигаться дальше. Благо, что не уставал я, разве что морально.

Очередные двадцать минут блужданий по одному единственному коридору, кажется, привели меня к одной из целей - передо мной предстал вход в каменную комнату с неотесанными стенами. По бокам расположились два держателя с факелами, которые помогли лучше присмотреться к обстановке. Когда я прошел в центр помещения, то увидел три развилки – прямо по курсу, слева и справа от меня, где еще красовался небольшой водоем, в который аккуратным ручейком из-под камня стекала вода.

Кажется, настал самый сложный этап. Нужно было выбрать правильную развилку, чтобы продвинуться дальше, а не сгинуть черт знает где.

Все мои размышления прервал странный звук, который раздался справа - по воде пошли круги.

Надежда, что там никого нет, заключила мой испуганный разум в свои утешающие объятия.

Но из них меня вырвала сгнившая, склизкая рука, схватившаяся за край обрыва.

Из-под воды на поверхность вылез утопленник - вздутый, мерзкий, клокочущий труп, одетый в старое тряпье, с обезображенным лицом, от которого лоскутами отслаивалась синюшная плоть. Благо, оружие у меня имелось – им выступил активированный двигатель на правой руке.

Выбора не было, и я выстрелил ему в голову, которая с хрустом разлетелась в клочья, а мертвец упал и больше не подавал признаков жизни.

Только я собирался вернуться к раздумьям, куда податься, меня снова отвлекли эти же самые звуки. Только теперь покойник был не один. Они лезли из водоема, словно тошнотворные массы из забившегося санузла. Их клекот заполнил все помещение, а худшее опасение подтвердилось, когда я глянул в сторону коридора, откуда пришел. Твари, толкаясь и огрызаясь друг на друга, грудились и там, медленно направляясь в мою сторону.

Видимо, времени у меня не так уж и много… от того и выбирать пришлось быстрее.

- Ну же… правая, левая или средняя? Левая? Правая? Давай, выбирай быстрее, Андрей! Времени мало. Да чёрт с ним! Левая…

Я забежал в коридор и тут же сделал выстрел из двигателя вверх, спровоцировав обвал. Убедившись, что покойникам перекрыт доступ, я облегченно вздохнул и скатился по каменистой стене, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя.

Благо, сигареты я не забыл и сразу же закурил, что позволило морально разгрузиться и продолжить путь.

Испытание даже не началось, а уже пришлось попотеть. Тот, кто заточил последнего Древнего, действительно хорошо постарался.

Освещая себе дорогу рабочим двигателем, я, наконец, добрался до конца коридора. Это я понял по тому, что около входа располагались два факела. Тут картина сложилась совершенно иная - на возвышении в центре зала находился саркофаг, подойдя к которому, я увидел на крышке три обещанных гнезда.

Первое располагалось сверху и выглядело в форме меча. Второе находилось посередине и имело символ двуручной секиры. А третье, с изображением щита, прижилось снизу.

Пока я думал, что с этим делать, из воздуха появились трое. Выглядели они как средневековые воины. Правда… мертвые.

Они мигом набросились на меня, словно на кусок мяса, брошенный голодным псам.

Благо, хоть их оружие не ранило мою обшивку. Пусть с одной рукой было сложно справиться, и заняло это больше времени, чем я хотел, но я по одному разделался со всеми.

К слову, один из них был вооружен секирой, третий клинком и щитом, а четвертый, несложно догадаться – мечом.

Видимо, эти предметы и должны занять свои места в гнездах на саркофаге. Знать бы еще, в каком порядке…

Конечно же, хорошо подумать мне не дали, потому что боковым зрением я заметил мелькающие тени в коридоре, откуда пришел.

Да тут-то они откуда взялись?

Громко выругавшись, я сделал несколько выстрелов над факелами, вызвав еще один обвал. Путь ко мне пока отрезан, надо думать и быстро.

Допустим, я знаю, что и куда совать, но очередность?

Но размышления опять прервали посторонние звуки - осмотревшись, я понял, что мертвецы теперь лезут из-под земли. Как будто нарочно кто-то пытается меня торопить. Что же, не спастись мне походу от них. Я снова осмотрел гнезда на крышке саркофага, и в голове, словно лампочкой вспыхнуло воспоминание о напутствиях каменных истуканов.

Меч всему голова… он и занял свое законное место в первую очередь.

Без щита я уязвим, значит… он идет номером два. Отлично, все детали вставали, как влитые.

Как только я заполнил последнее гнездо, все орудия, словно затянуло в саркофаг, который тут же провалился под землю, оставив после себя зияющий темнотой провал.

А я начинал нервничать, потому что мертвецы уже вылезли из-под земли и медленно ко мне подбирались. Отступать некуда, кругом одни камни.

Возникало чувство, будто меня обманули или я сделал что-то неправильно.

Но внезапно, на том месте, где стоял саркофаг, появилась маленькая сияющая частица, из которой вскоре образовался вертикальная нить энергии.

Два и два сложилось в голове сразу – портал.

Что ж… вариантов у меня особо не имелось. Разогнавшись, я прыгнул в аномалию…

***

В процессе ожесточенной схватки Фениксов со стражами Древнего, на кладбище воцарилась полная разруха. Одно за другим ломались деревья, как при урагане, рушились ограды и памятники, создавая на погосте хаос. Гефест успел потерять двоих детей, но сила все равно была не на стороне хранителей Старфа.

В момент, когда победа повернулась к Фениксам лицом, их Предводитель повалил тамплиера на землю и схватил его за грудки.

- Если мне что-то нужно, я всегда это получаю. И неважно, каким способом.

Гефест замахнулся раскаленной докрасна рукой и резко вонзил ее в грудь противника. От сквозной раны по телу тамплиера тут же пошли огненные трещины, от которых хранитель за считанные мгновения обратился прахом.

Истлели и все его подопечные, а их останки развеялись по кладбищу. Ветер усилился, стал ураганным и начал жадно подхватывать с земли пожухлую листву. И лишь когда стражей Старфа не осталось, земля на охраняемой могиле начала подниматься.

Показалась рука с длинными, черными пальцами, затем вторая.

Уже через минуту на поверхности была высокая женщина с черепом вместо лица, которое обрамлял вросший в её голову костяной нимб. На территории погоста воцарилась могильная тишина. Даже птицы, почувствовав такую погань, улетели как можно дальше.

Гефест же, подойдя к вызволенному пленнику, склонился в реверансе.

- Старф… твои братья тебя заждались.

- Отведи же меня к ним, освободитель, - басом протрубил Древний.

- Ступай за мной, - почтительно отозвался Феникс, исчезнув с кладбища вместе с Анной.

Следом за ним переместился и Старф…

***

На заброшенном складе собрались все. Анюта, Гефест и трое Древних. Когда последний, недостающий персонаж приблизился к своим братьям, они все изменились.

Крамер расстался со своим костюмом и шляпой, облачившись в неотесанные, бронзовые доспехи. Гарсус перестал выглядеть как нищий оборванец – его лохмотья сменилась раскалённой рясой, которую все так же дополнял капюшон, скрывая лицо во тьме. Старф преобразился полностью.

Теперь он больше походил на худощавого мертвеца, обтянутого подсохшими мышцами, которые он без стеснения демонстрировал в виду отсутствия одежды на верхнем участке тела. Его лицо представлял уже полный череп, который обрамляли вбитые гвозди вместо привычного костяного нимба, вросшего ему в голову.

Каждый Древний теперь был ростом не менее двух метров, что говорило о приближении роковой ошибки, которую накликал Гефест…

Он же осматривая троицу, готов был ликовать.

- Неужели. Не-у-же-ли! Наконец-то вы все в сборе. Даже не верится. Вот теперь можно приступать к делу.

Старф и Гарсус посмотрели на Крамера, тот сделал шаг вперед.

- Благодарю за наше освобождение, Тауриил. Я помню свою часть договора, - к пугалу подошли остальные Древние, и все трое протянули руки в сторону Феникса.

От каждого отделилась небольшая, темная частица энергии, и они синхронно приблизились к Гефесту, им же и были поглощены.

Сначала парень прикрыл веки и напрягся всем телом, на коже проступили черные нити энергии, которые через несколько секунд впитались, не оставив после себя и следа.

Феникс распахнул глаза, и те на мгновение полностью почернели.

- Распоряжайся частицей нашего могущества так, как посчитаешь нужным.

- Я знал, что на вас можно положиться, - добродушно улыбнулся Гефест, - развлекайтесь.

Он приобнял Анюту за талию, и они бесследно исчезли с заброшенного склада, а следом за ними здание покинули и Древние…

Гефест вместе с Анной переместился в открытое поле на окраине Гамбурга. Он взял заранее приготовленный нож, которым сделал плавный надрез на своей ладони, уставился в землю внезапно почерневшими глазами и сосредоточился. Как только капли крови впитались во влажную почву, Феникс немедленно отошел от этого места - твердь пошла трещинами и начала стремительно обваливаться крупными кусками. Куда? Неизвестно…

В небе громыхнуло, кучевые облака почернели и грозились вот-вот разразиться ливнем.

- Давайте, вы свободны! Как же долго я вас ждал! – он вскинул руки, задрав голову.

Уже через несколько минут напротив Предводителя Фениксов и Анны стояли трое: Баал, Эгестес и Салеос. Трое, которых породил запертый в неизмеримых глубинах преисподней - Дамбала…

- Баал, наконец-то я вас освободил! Я с первого дня верил, что увижусь с вами, - восхищался Гефест, смотря на демонов.

- Свобода… как же я скучал по этому месту. А где же высший свет, что испортил нам всё веселье?

- Отныне нам вряд ли они смогут помешать. За вами последнее дело - освободить вашего отца. Он мессия этого мира, и ему не место в заточении, - отрезал парень.

- А кто они такие? - неожиданно вмешалась Анна.

- Позвольте, я вас представлю? - вежливо поинтересовался Феникс.

Не услышав возражений, Гефест подошел к первому демону.

- Спешу представить - Эгестес! Один из величайших первенцев самого Дамбалы. Его убийственная суть находится под маской, которую он носит. Да и маска, на самом деле, не столь ужасна, как его рожа. Когда Рамэс, первородное воплощение Тауриэля освободил Дамбалу, и его дети начали сеять хаос на Земле, Эгестес особенно отличался. Слабых он убивал, подкрадываясь в ночи и обнажая свой лик. А самых крепких, которые выживали после увиденного, он рвал своим серпом, все равно получая свою любимую дозу ужаса. В общем, Эгестес - это два центнера жуткой и непонятной херни, которую и в самых страшных снах-то увидеть нельзя, а если бы я не знал, кто его создатель, то подумал, что он сумасшедший и обсаженный наркоман.

С восторгом представив первого из демонов, Гефест медленной походкой подошел ко второму.

- Салеос. Если видишь на горизонте силуэт, который несет на себе гигантская ящерица, то знай - тебе уже не убежать. Салеос тебя почувствовал и уже никогда не забудет твой запах, по которому найдет тебя. Он тебя отыщет и одним точным ударом своего копья выпустит душу из тела. А твоя душа отправится прямиком в персональный ад, что находится у его полоумной ящерицы в желудке - там душа будет томиться в ужасной тесноте. А пока Салеос будет кормить и дальше свою девочку, все больше набивая ей желудок, поглощенным душам станет еще теснее. Тут, даже неизвестно, где хуже: в обычном Аду или в брюхе этой ящерицы?

Гефест усмехнулся, посмотрев на питомца Салеоса, и приблизился к третьему демону.

- Баал! Самый могучий и великий демон после своего отца. Передвигается на четырех огромных, паучьих лапах. Вросший в спину адский герб всегда сулит победу. На такого смотришь и думаешь - ну и рожа. От голоса Баала глохнут люди, а его крик способен разрушать горы. Он пронесется по любой земле, как ураган чумы, не оставив после себя ничего. А еще он чрезвычайно умен и знает, с какой стороны лучше подойти к любому вопросу. Если он создал для тебя проблему, но ты находишь способ ее решить, то наверняка Баал уже позаботился о том, чтобы этот способ загнал тебя в могилу. Это делает его куда опаснее, чем можно предположить, потому что он любит играться со своими жертвами, даруя им иллюзию свободы от неминуемой смерти. Вот, Анютка… ты довольна? - восхищаясь собой после подобной лекции, спросил Гефест.

- Да, спасибо за рассказ. Мне понравилось, - привычным, равнодушным тоном ответила Анна.

С таким видом ей не хватало только прикрыть рот ладонью и протяжно зевнуть.

- Мне уже не терпится вновь прогуляться по Земле, - нетерпеливо выдал Баал, - кстати, как ты нас освободил? Какой способ использовал? Я чувствую в тебе силу не из нашего мира.

- А вот это я вам сейчас и покажу. Господа, проследуйте за мной, пожалуйста, - Гефест взял Анну за руку и переместился вместе с ней во вспышке пламени.

Баал мотнул головой, его тело потеряло твердость, и он обратился огромной лужей, со всплеском впитавшись в почву. Следом за ним то же самое повторили Эгестес и Салеос…

***

Событие, произошедшее на Земле, вызвало сокрушительный резонанс на Небесах. По этому поводу в Небесном зале собрались Гавриил и Михаил.

- Что происходит!? И сейчас мы не имеем права вмешаться?

- Успокойся, Гавриил. Твое сетование по этому поводу не охладит обстановку. Лишь наоборот. Мне тоже нелегко от того, что сейчас происходит, - парировал старший.

- Древние на свободе, все трое! Они все на Земле, а Гефест уже освободил троицу Дамбалы. Мы обязаны вмешаться, - никак не успокаивался младший Архангел.

- Древние сейчас не помеха. Они щедро поделились своим могуществом с Тауриилом. Единственное, что сейчас нельзя делать - убивать Гефеста. В ином случае Древние будут на свободе по-настоящему. Что на счет демонов… они только выбрались и пока не представляют угрозы, разве что для людей. Меня больше всего беспокоит Андрей, потому что он недавно пропал с радаров. Его нигде нет. Абсолютно нигде.

- Ты не считаешь, что в такое время нам нужна вся сила, которая на нашей стороне?

- Да, я согласен. Позови Рафаила, нам нужно поговорить. Всем вместе…

***

Портал, в который я прыгнул, готов был меня пережевать и выплюнуть обратно, как мне показалось. Весь сумасшедший калейдоскоп, который я лицезрел в течение нескольких минут, вдруг оборвался.

Картина сменилась так резко, что я даже не понял, где нахожусь. А появился я в коридоре. Оформлено все было в дорогом стиле. Картины на стенах, глянцевый паркет, все чинно благородно. Позади меня громоздилась глухая стена, а в противоположной стороне дверь.

Внезапно, послышалась отдаленная, красивая мелодия, словно кто-то играл на рояли. Ставлю что угодно, моя цель там – за деревянным массивом.

Я прошел десяток метров и открыл дверь…

Моему взору предстал большой, красивый холл коттеджа с винтовой лестницей, ведущей на второй этаж. У окна, в конце зала, за роялем сидел мужчина, который и исполнял композицию. В черной рубашке и замшевых, серых брюках. И он показался мне до боли знакомым персонажем. Я остановился и просто слушал, как он играет, но он внезапно положил пальцы на клавиши - мелодия стихла.

- Проходи, не стесняйся.

Я осмелился приблизиться, а он, взяв с рояля хрустальный стакан, наполненный виски, сделал один глоток, повернувшись ко мне.

- Дантиэль…

- Да, это я, - улыбнулся он.

- Мне ведь не Гефест звонил, - складывая два и два в голове, хмыкнул я.

- Нет, пусть и пытался.

Получается, меня сюда направил Архангел… а он ли это?

- Чем докажешь, что ты – не он?

Покачав головой и ухмыльнувшись, он допил алкоголь и отставил на рояль пустой бокал. Выпрямился и подошел ко мне вплотную, а я только сейчас оценил его габариты так близко. Ну и шкаф…

- Как рука? Не беспокоит? – поинтересовался мужчина.

- Как проснулся – больше не беспокоила.

Внезапно, меня сразил приступ кашля, вынудивший отвернуться от Дантиэля и едва ли не сложиться пополам. Я почувствовал помутнение сознания и не устоял, повалившись на пол. Видимо, яд уже занимается в полную силу.

Сквозь удушающую слабость я глянул на Архангела – он приблизился и вдруг склонился, опустившись на одно колено. Положил мне ладонь под затылок и погладил по волосам. Как-то не по себе стало от его прикосновений.

- Ну… чего ты? Такой путь прошел, и помирать собрался? – он тепло улыбнулся, склонив голову.

Он коснулся двумя пальцами моего виска, и я ощутил слабый, электрический разряд.

Рассудок прояснился в считанные минуты, чувствительность к левой руке постепенно возвращалась, а Дантиэль помог мне подняться.

- Лучше?

Сразу вспомнилось, что только он сможет исцелить рану, которую сам нанес.

- Да… - я невольно замялся, сглотнув, - спасибо…

- Пустяки. Не хочешь выпить? У меня есть хороший бренди, - он прошел к роялю, где рядом с пустым стаканом стояла бутылка крепкого алкоголя.

Отказаться я просто не смел. Мы прошли к дивану у занавешенного окна, где и расположились. На журнальном столике имелся еще один бокал, куда он мне и плеснул бренди.

- Можно узнать, что за прикол такой с этими загадками? - я отпил немного алкоголя и сразу отметил для себя, что такого еще никогда не пробовал.

- Осмотрись вокруг, что ты видишь?

Я выполнил просьбу, пожав плечами.

- Коттедж? С весьма неплохим ремонтом.

- Это тюрьма, - он сделал легкий мах рукой, смотря мне в глаза.

Штора от его движения колыхнулась, и за окном я увидел непроглядную тьму. От лицезрения этой картины я невольно продрог.

- К-как это понять, тюрьма?

- Легко и просто. Отец заточил меня здесь за самоволие. Я попросил его создать измерение, точную копию Земли, но не уточнил одну деталь. Я заключил туда трех человеческих детей, которых, грубо говоря, выкрал из голодного племени, а потом в этом мире все переделал под свой вкус. Там нельзя умереть, а все, что происходит в реальном мире, отпечатывается и там.

- Грубо говоря, они живут в дне сурка, только имеют внушительные запасы продовольствия?

- Примерно верно, - ухмыльнулся мужчина и продолжил, - когда же Папа узнал о моем проступке, костерил меня, на чем свет стоит, и швырнул сюда. На, говорил Он – прочувствуй то же самое, что и те трое. Вот… с тех пор я здесь. И этот осточертевший бренди… специально Он устроил, что эта бутылка, сколько ее раз не выпивай, все одно – восстановится, глазом моргнуть не успеешь. Но оставил он мне одну лазейку, чтобы смертный мог меня вызволить. Да непростой, а, как мне сказал Папа – оставлю вопрос о твоем освобождении на суд Могучей душе.

Я, только отпив бренди, поперхнулся.

- Что… прям так и сказал?

- Прям так и сказал, - утвердительно кивнул Дантиэль, - и вот ты здесь, сидишь передо мной.

- А… что дальше-то?

Мужчина, словно нервничая перед выступлением на сцене, поерзал на диване, поджав губы.

- В общем… так как ты прошел испытание, то можешь взять клеймо Черного Архангела на себя. А я очищусь перед Отцом и получу возможность вернуться на небеса.

Добил…

- Стоп… а что это за клеймо? Мы поменяемся местами, или что? Немного конкретики бы… - я осмотрелся в холле коттеджа, и мне, если честно, захотелось быть где угодно, но только не тут.

- Ни в коем случае. Эта тюрьма – только моя. Если я ее покину, она не выстоит и минуты.

Он поднялся, я почему-то повторил за ним. Дантиэль протянул мне раскрытую ладонь, уверенно смотря в глаза.

- Ты согласен стать Черным Архангелом? Учти, это тяжелое бремя.

Как только он озвучил свой вопрос, земля в эту же секунду ушла из-под ног. Что он сказал!? А…Архангелом? Я?

- Я согласен! – чуть не выкрикнул я, в ответ крепко сжав его руку, подтверждая свои намерения.

Он с умиротворенной улыбкой кивнул, а я почувствовал, как все вокруг начало ходить ходуном. Сложно было назвать это землетрясением, но… как есть. Послышался звон – стеклянные сервизы начали падать с полок и разбиваться вдребезги, а еще через несколько секунд раздался отчаянный, короткий рев рояля – пол под ним обвалился, утянув за собой массивный инструмент.

Между нами разгорелась яркая вспышка света, перекрывшая всю видимость. Когда же Небесное зарево угасло, я обнаружил себя на краю той самой крыши, откуда взывал к Михаилу.

Вот он, ответ на мой вопрос…?

Я смотрел на скалистый горизонт Невады, а во мне ощущалась неутолимая мощь. Сила, наполняющая мою душу. Также я чувствовал массивные, черные крылья, развевающиеся за моей спиной. Они без шансов приковали мой взгляд, заставив ими любоваться.

- Тебе идет, - услышал я Дантиэля.

Он был позади и сейчас встал вровень. Мужчина облегченно вздохнул - наверняка был рад видеть мир. Настоящий, живой.

Тучи, собравшиеся над Вегасом, начали разражаться яркими молниями. Ветер усилился, растрепывая наши волосы. Мельком осмотрев его, я заметил, что рубашка, как и брюки, стали белыми. Очистился…

- Куда ты теперь?

- Загляну домой… посмотрю, как там дела обстоят, - Дантиэль в очередной раз улыбнулся и, озарив крышу здания яркой вспышкой света, бесследно исчез, оставив меня одного.

Наедине с силой…

Почувствовав ненавязчивый, приятный зуд в районе груди, я отодвинул рубашку, и моему взору предстало клеймо. Черный меч и распущенные крылья по бокам, и вся эта композиция заключена в геометрическую окантовку плетеных нитей.

Необъяснимый трепет захлестнул мою душу, когда я посмотрел впереди себя, на горизонт. Больше мне не нужно никаких сил.

Отныне я и есть сила…

От автора: Это финал первой книги. Спасибо за внимание!

Продолжение вплоть до 5-й книги можно читать тут - https://author.today/work/51430

Теперь Проклятый - Черный Архангел