Падение Константинополя ч2
Последний штурм
К моменту последнего штурма стены Константинополя были серьёзно ослаблены, и османская артиллерия пробила три бреши.
Лауро Квирини написал 15 июля Папе Николаю V письмо с Крита и описал последний штурм как три волны. Барбаро так же писал про три этапа:
Султан разделил своё войско на три группы по пятьдесят тысяч человек в каждой: одна группа состояла из христиан, которые содержались в его лагере против его воли, вторая группа состояла из людей неблагополучных, крестьян и т. п., а третья группа состояла из янычар.
Первая волна
В ночь с 28 на 29 мая около половины второго ночи османские войска по всей линии пошли на штурм через бреши. Последнее христианское богослужение в храме Св. Софии ещё продолжалось, когда началось последнее нападение на город. В османском войске барабаны, трубы и флейты подняли сильный, оглушающий шум.
В Константинополе поднялась тревога, и все, способные носить оружие, заняли свои места на стенах и у брешей. Османы заполнили ров перед стенами, и осаждённые не могли их остановить. Несколько тысяч нерегулярных солдат с криками, звуком барабанов и труб атаковали стены Константинополя с целью измотать защитников. В их рядах были османы, славяне, венгры, немцы и итальянцы с приставными лестницами. За спиной этих ненадёжных солдат Мехмед разместил заградительный ряд янычар. Потери османов были очень тяжёлые. Усилия нападавших были сосредоточены в районе долины Ликоса. Атака их была угрожающей лишь на этом месте, в остальных местах их легко отбивали. В районе Ликоса обороной руководил Джустиниани Лонго, здесь также были сосредоточены все аркебузы и пушки, бывшие в городе.
Атакующие османские войска несли огромные потери, и многие воины были готовы повернуть назад, чтобы спастись от губительного обстрела со стен. Историк Дука писал, что сам султан, лично «стоя позади войска с железной палкой, гнал своих воинов к стенам, где льстя милостивными словами, где — угрожая». По словам Халкокондила, наказанием оробевшему воину была немедленная смерть. Согласно псевдо-Сфрандзи «чауши и дворцовые равдухи (военные полицейские чины в турецкой армии) стали бить их железными палками и плетьми, чтобы те не показывали спины врагу. Кто опишет крики, вопли и горестные стоны избитых!». Нестор Искандер также утверждал, что османские командиры битьём принуждали воинов атаковать. После двухчасового боя османские командиры дали команду отступить. Греки стали восстанавливать временные заграждения в брешах.
Вторая волна
Мехмед приказал отступить и направил в атаку анатолийские войска Исхака-паши на брешь у Третьих военных ворот (Тритон). Бой в узком пространстве давал преимущество защитникам, большое количество нападающих мешало им самим. Пушка Орбана уничтожила частокол, что позволило трём сотням нападающих проникнуть внутрь стен, но отряду Константина удалось выдавить их наружу. На других участках обороны защитникам также удавалось отражать атаки. От южной стены отряд солдат отправился на подмогу к защитникам долины Ликоса, монахи и отряд Орхана отразили несколько атак со стороны Мраморного моря. У стены Золотого Рога османы были не в состоянии реально угрожать византийской обороне. Атаки отряда Заганоса на дворец Влахерн оказались отбиты венецианцами, а атаки Караджи-паши были отбиты братьями Боккиарди.
Третья волна
После отвода анатолийских войск Исхака-паши на стены обрушился шквал снарядов, за которым последовала третья атака. Её вели 3000 янычар, которых сам султан Мехмед довёл до крепостного рва и направил в атаку. Янычары наступали двумя колоннами. Одна штурмовала Влахернскую стену, вторая шла на пролом в районе Ликоса. Несмотря на усталость, защитники сумели отразить и эту атаку.
Как османы проникли в город, точно неизвестно. Никкола делла Туччия писал о флорентийце Нери, прожившем 36 лет в Константинополе и пользовавшегося доверием императора. Согласно Никколо, Нери были доверены ключи от ворот, и именно Нери открыл ворота для османов во время последнего штурма. Генуэзцы, заметив османский флаг, бросились к нему. В этот момент произошло событие, которое принято считать поворотным моментом последнего штурма и ключевым моментом осады — у ворот Св. Романа Джустиниани был ранен в грудь пулей или арбалетной стрелой (в руку или бедро). Османский летописец Саад-эд-дин описывал это так:
«Вождь откровенных негодяев, сражавшихся с нашими героями, взошёл на валы, чтобы дать отпор. Отважный проворный юноша взобрался на стену замка, как паук, и, обнажив свою кривую саблю, одним ударом заставил его подобную сове душу вылететь из нечистого гнезда своего тела.»
Раненый Джустиниани послал одного из своих солдат к Константину, чтобы попросить у него ключ от небольших ворот и попасть внутрь города. Император отклонил эту просьбу, потому что перед атакой было решено, что после того, как солдаты выйдут в Периболос, ворота позади них будут заперты. Тем не менее, солдаты Джустиниани доставили командира в город, не слушая Константина.
Барбаро даже не упоминал о ранении Джустиниани и просто заявлял, что Джустиниани дезертировал:
«Увидев это, Иоанн Юстиниан, генуэзец из Генуи, решил оставить свой пост и сбежал на свой корабль, который стоял у пирса. <…> и когда он бежал, он прошёл через город с криком: «Турки проникли в город!» Но он врал, потому что турок ещё не было внутри. Когда люди услышали слова своего капитана о том, что турки вошли в город, они все обратились в бегство, и все сразу бросили свои посты и бросились к гавани в надежде спастись на кораблях и галерах».
С тех пор поступок Джустиниани вызывает дискуссии. Утверждается, что если бы он остался с отрядом на посту, Константинополь, возможно, был бы спасён.
Нестор Искандер утверждал, что Джустиниани был ранен дважды. Накануне последнего штурма или в самом его начале «прилетело каменное ядро из пушки и, падая, ударило Юстиниана в грудь и разбило ему рёбра. И упал он на землю, едва его облили водой и перенесли в дом его». После ранения в грудь его «лечили всю ночь», но он так и не смог поправиться. Во второй раз «метнули копьём и попали в Юстиниана, и ранили его в правое плечо, и упал тот на землю, словно мёртвый».
Кроме Нестора Искандера двойное ранение Джустиниани упоминал Николаос Секундинос, попавший в Константинополь уже после осады (с венецианским посланником Бартоломео Марчелло) для переговоров о выкупе попавших в плен венецианцев. Секундинос писал: «Джованни [Джустиниани] … начал терять надежду на спасение города и получил два ранения». Сведения Николаос собрал от уцелевших после осады в Константинополе. Второе ранение вызвало сильную боль. Это ценная информация, объясняющая уход Джустиниани со стен.
Ранение Джустиниани источники описывали по-разному: стрелой в правую ногу; в грудь выстрелом из арбалета; свинцовая пуля пробила ему руку и повредила нагрудник; он ранен в плечо из кулеврины; ему нанёс удар кто-то из своих. По словам Р. Кроули, сторонника версии о двух ранениях, наиболее правдоподобно, что при втором ранении доспехи Джустиниани были пробиты свинцовой пулей, но за небольшим внешне отверстием скрывались тяжёлые повреждения.
Венецианцы и греки во главе с императором Константином остались одни. Константин попытался остановить прорыв османов сам, без генуэзцев, он отправил свои последние резервы к воротам, но было уже поздно. Император поспешил в долину Ликоса, к воротам, через которые Джустиниани вошёл в город, и попытался организовать оборону, но защитники уже отступали. Далее в некоторых изложениях появляется упоминание некоего янычара Хасана, который во главе отряда числом в 30 человек смог ворваться в проход. Половина из них и сам Хасан были убиты, но остальные закрепились. Янычар Хасан не упоминается в описаниях современников. Его имя встречается впервые в «Хронике Магис» (Псефдо-Сфрандзи), являющейся фальсификацией XVI века авторства М. Мелиссургос-Мелиссеноса:
«Некий янычар, по имени Хасан (а происходил этот гигант из Лупадия), левой рукой держа над головой щит, а в правой зажав меч, полез на стену — туда, где видел смятенье наших. За ним последовало примерно тридцать других, соревновавшихся с ним в мужестве. Наши же, что оставались на стене, поражали их копьями, били стрелами и скатывали на них огромные камни, так что восемнадцать из них было отогнано от стены. Но Хасан решил не останавливать натиск до тех пор, пока не взберётся на стены и не обратит наших в бегство. <…> было немало перебито турок. Упал со стены во время этой схватки и Хасан, сражённый каким-то камнем. Наши же, обернувшись к нему и увидев его лежащим, со всех сторон стали бросать в него камнями. Поднявшись на колено, он оборонялся, но от множества ран опустил правую руку и был засыпан стрелами.»
Последних защитников постепенно вытесняли к внутреннему валу, где они в большом количестве гибли во рву от османских снарядов. По словам Барбаро, «на восходе солнца турки вошли в город около Сан-Романо, где раньше были стены, сравняв с землёй их пушкой».
Венецианцы обвиняли Джустиниани в трусости и называли его виновником поражения.
Немного иначе описывал события Дука. По его словам, уход Джустиниани не был критичным, уже после ухода Джустиниани защитники во главе с Константином отбили атаку османов у ворот Св. Романа. Но на стыке стен Феодосия и Влахернских, в секторе, защищаемом братьями Боккиарди, для ночных вылазок против османов защитники использовали небольшие ворота под названием Керкопорта (Цирковые ворота). Предположительно, кто-то забыл запереть их, это было быстро обнаружено отрядом янычар примерно из 50 человек, которые проникли в город и с тыла напали на осаждённых. Дука является единственным летописцем, сообщившим об этом. С. Рансимен придерживался версии Дуки и писал, что потерна Керкопорта была закрыта, её открыли для вылазки и оставили открытой по ошибке, чем и воспользовались осаждающие.
Гибель Константина
Так или иначе, османы прорвались через стены великого города — через Керкопорту, другие ворота, или через пролом в стене. Это немедленно привело к развалу обороны Константинополя, поскольку ввиду малочисленности защитники не имели резервов, чтобы ликвидировать этот прорыв. На помощь к прорвавшимся подходили всё новые и новые толпы атакующих янычар, ромеи же не имели сил справиться с напором врага.
По традиционной версии, император, услышав о прорыве врага через гавань и поняв, что город спасти не удастся, сбросил все знаки императорского достоинства, кроме сапог, и бросился в бой. Эта версия основывается на описании Критовула, согласно ей последними словами императора были: «Город пал, мне незачем больше жить». В гуще схватки Константин был сражён двумя ударами — в спину и лицо.
Согласно Бабингеру, после захвата города по приказу Мехмеда место битвы обыскали и обнаружили тело в пурпурной обуви, в котором признали Константина. Отрубленную голову императора поместили на колонне Августа, а затем пересылали «в драгоценной шкатулке от одного мусульманского правителя к другому». Место захоронения тела неизвестно. По словам Бабингера, в конце XVI века греки зажигали свечи в память о Константине у одной гробницы на площади Вефа, однако османы стёрли все следы гробницы, «и только одинокий ствол старой ивы в углу двора указывал на заброшенное место последнего упокоения императора — обветренный камень».
На самом деле детали смерти и судьбы тела Константина неизвестны. Истории о смерти императора, изложенные современниками, варьируются от его бегства (в основном в османских источниках) до героической смерти (во всех остальных). Ни один из авторов-участников событий не был в этот момент рядом с императором. Из тех, кто бросился в тот бой, никто не выжил. Участники защиты, описывавшие смерть императора, находились у стен в других секторах и дают противоречащие друг другу описания.
Византийские авторы настаивают на героической смерти Константина, турецкие и славянские источники изображали позорную смерть. Западные авторы принижали греков и, следовательно, императора.
Согласно Михаилу Критобулу, служившего Мехмеду, Константин погиб, сражаясь с османами. Позднее греческие историки приняли рассказ Критобула, не сомневаясь в том, что Константин умер как герой и мученик. Подавляющее большинство авторов, как христиан, так и мусульман, писавших о падении Константинополя, согласны с тем, что Константин погиб в битве, и только малая часть утверждали, что император бежал из города или струсил.
Мехмед отдал туркам город на разграбление. 2 июня султан обнаружил, что город практически опустел и наполовину лежит в руинах; церкви были осквернены и разграблены, дома стали непригодны для проживания, а торговые лавки опустели. Известно, что он якобы был тронут этим до слез, сказав: «Какой город мы отдали на разграбление и разрушение».
Грабежи осуществлялись в массовых масштабах матросами и морскими пехотинцами, которые вошли в город через другие стены, прежде чем были пресечены регулярными войсками, находившимися за главными воротами.
По словам Дэвида Николле, османские завоеватели относились к простым людям лучше, чем крестоносцы к их предкам еще в 1204 году, утверждая, что во время осады погибло всего около 4000 греков. Многие богатства города уже были разграблены в 1204 году, османам осталась сравнительно ограниченная добыча.
Другие источники утверждают, что османские захватчики совершали гораздо более жестокие и успешные грабежи. Леонард Хиосский рассказал о зверствах, последовавших за падением Константинополя, и заявил, что османы разграбили город, убили и поработили десятки тысяч людей и изнасиловали женщин и детей:
«Все ценности и другая добыча были взяты в их лагерь, а также до шестидесяти тысяч христиан попали в плен. Женщин насиловали, девственниц лишали девственности, а юношей заставляли участвовать в постыдных непристойностях...»
За три дня грабежа османские захватчики взяли в плен огромное количество детей и увезли их в свои шатры; разграбили императорский дворец и дома Константинополя.
Если кто-либо из жителей Константинополя пытался оказать сопротивление, его убивали. По словам Никколо Барбаро, «в течение всего дня турки устроили в городе большую резню христиан».
Женщины Константинополя пострадали от изнасилований со стороны османских войск. По словам историка Филипа Манселя, повсеместное преследование мирных жителей города привело к тысячам убийств и изнасилований. Подавляющее большинство граждан Константинополя (30 000–50 000) вынуждены были стать рабами.
«Повсюду было несчастье, всех коснулась боль», когда Мехмед вошел в город. «В каждом доме были причитания и плач, на перекрестках крики, во всех церквях скорбь; стоны взрослых мужчин и визги женщин сопровождали грабежи, порабощение, разлучение и изнасилования».
Во время празднеств, «как он и обещал своим визирам и другим офицерам», Мехмед приказал притащить к себе «несчастных горожан Константинополя» и «приказал разрубить многих из них на куски ради развлечения».
В то же время, византийский историк Георгий Сфранцес, очевидец падения Константинополя, так описал действия султана:
«На третий день после падения нашего города султан отпраздновал свою победу большим и радостным торжеством. Он издал прокламацию: граждане всех возрастов, которым удалось избежать обнаружения, должны были покинуть свои укрытия по всему городу и выйти на открытое пространство, поскольку они должны были оставаться свободными. Он также заявил о возвращении домов и имущества тем, кто покинул наш город до осады. Если бы они вернулись домой, с ними бы обращались согласно их званию и религии, как будто ничего не изменилось».
Падение Константинополя потрясло многих европейцев, которые считали это катастрофическим событием для своей цивилизации. Многие опасались, что другие европейские христианские королевства постигнет та же участь, что и Константинополь. Среди гуманистов и церковников той эпохи возникло два возможных ответа: крестовый поход или диалог. Папа Пий II решительно выступал за новый крестовый поход, а немец Николай Кузанский поддерживал диалог с османами.
«В прошлом мы получали раны в Азии и Африке – в зарубежных странах. Однако на этот раз на нас нападают в Европе, на нашей собственной земле, в нашем собственном доме. Вы будете возражать, что турки давно переселились из Азии в Грецию, что монголы утвердились в Европе и арабы оккупировали часть Испании, подойдя через Гибралтарский пролив. Мы никогда не теряли города или места, сравнимого с Константинополем.»
(Папа Пий II)
С захватом Константинополя Мехмед II приобрел будущую столицу своего государства, хотя и находившуюся в упадке из-за многих лет войны. Потеря города стала сокрушительным ударом по христианскому миру и открыла христианский Запад перед лицом энергичного и агрессивного врага на Востоке. Христианское завоевание Константинополя оставалось целью Западной Европы в течение многих лет после ее попадания под власть Османской империи.
Папа Николай V призвал к немедленной контратаке в форме крестового похода, однако ни одна из европейских держав не пожелала участвовать, и Папа прибег к отправке небольшого флота из 10 кораблей.
Недолговечный крестовый поход немедленно подошел к концу, и когда Западная Европа вступила в 16 век, эпоха крестовых походов начала уходить в прошлое.
В течение некоторого времени греческие ученые ездили в итальянские города-государства, культурный обмен начался в 1396 году Колуччио Салютати, канцлером Флоренции, который пригласил Мануэля Хрисолораса читать лекции во Флорентийском университете. После завоевания многие византийцы, такие как Иоанн Аргиропулос и Константин Ласкарис, бежали из города и нашли убежище на Латинском Западе, принеся с собой знания и документы греко-римской традиции в Италию и другие регионы, что еще больше способствовало эпохе Возрождения. Те византийцы, которые остались в Константинополе, в основном жили в Фанарском и Галатском районах города. Фанариоты, как их называли, предоставили османским правителям множество способных советников.
Переименование города
Османы использовали арабскую транслитерацию названия города «Костантинийе». Исламбол, или Исламбул (найди ислам, будь исламом) - оба на турецком языке были народно-этимологической адаптацией Стамбула, созданной после османского завоевания 1453 года, чтобы выразить дух города и его новую роль столицы Исламской Османской империи. Впервые это засвидетельствовано вскоре после завоевания, а его изобретение некоторые современные писатели приписывали самому Мехмеду II.
Однако официальным название города Стамбул стало только в 1930 году в соответствии с пересмотренным турецким почтовым законом.
