Сначала струями неощутимых запахов заструились эмоции. Интерес, нетерпение, раздражение от дискомфорта и, кажется, зуда в месте укуса какого-то кровососа. Но в первую очередь — профессиональное дружелюбие и принятие иной культуры. Затем, медленно формируясь из россыпей цветных точек, появилось изображение: наполовину торчащий из воды болотник с гладкой сиреневой кожей, длинными вислыми жгутами усов и, казалось, слезящимися глазами навыкате. Именно из-за этих глаз, из-за блестящей на них влаги, выражение лица болотника казалось каким-то виноватым.
— Смещение по оценочной шкале, — недовольно пробурчал оператор, уставившийся в дисплей сводящего пульта.
Корреспондент неопределённо угукнул и тут же вызвал из глубин сознания другие ассоциации с блестящими глазами. Высокая температура, боковой отсвет, рефлекс на рисунках в мультфильмах, взгляд младенца... Да, пожалуй, младенец подойдёт. Зрители любят, когда интервьюируют кого-то простого и наивного. Когда не приходится держать в голове, что обитатель какой-то планеты с дальнего от тебя края империи может не просто иначе воспринимать мир, но и элементарно врать.
— Есть сигнал, — одобрил его старания оператор. — Можем начинать.
— А чой-то вы там делаете? — прокряхтел болотник, переводя взгляд с одного гостя на другого. Что ж, хорошо, начинать всё равно стоит с отвлечённой беседы, поэтому можно и объяснить принцип нейроспектаклей.
— Мой коллега сейчас калибровал сигнал с моей камеры, — журналист постучал ногтём по идущему вокруг его головы ободку. — Сейчас запись того, как я воспринимаю нашу встречу, идёт в его банк данных.
— А что, по старинке уже не модно? — было трудно определить, является ли квакающий тон болотника скрипучим сам по себе или это признак ворчливого недовольства. — Пустить, там, картинку на экран. Просто картинку, без этих ваших нейро-шмейро.
— Да, не модно — хорошее слово, — журналист присел на оставленную кем-то на берегу лодку и, опёршись локтями о колени, наклонился к болотнику. — Но дело не только в этом. Империя большая, в ней постоянно происходит много чего. Обычный зритель часто не знает, какой проблеме посвящён сюжет. Но благодаря моему отношению, которое он чувствует, становится сразу понятен некоторый контекст. Это во-первых. А во-вторых, я ещё и служу как бы переводчиком. Окружение очень сильно влияет на мировоззрение. И, например, обитатель водной планеты, для которого спуск во тьму, на глубину, требует приложения усилий, будет воспринимать морально положительным что-то тёмное, что находится внизу — совсем иначе, чем горожанин, для которого хорошим и правильным кажется подъём к свету, выше уровня смога, и туда, где располагаются офисы более высокопоставленных слуг империи.
— А ты у нас, значит, такой весь беспристрастный, что тебе хоть на дно, хоть на сук? — глаза болотника недобро прищурились.
— Да нет, почему. Просто с меня снимается уже конечная реакция, а не то, чем она вызвана. Вот скажите какую-нибудь вашу местную поговорку.
Болотник медленно осмотрел сидящего перед ним журналиста, перевёл взгляд на увлечённого аппаратурой оператора и, криво ухмыльнувшись, выдал:
— Гнилого корня по стволу не увидать.
— Вот видите? Я сейчас тут с вами, вокруг нас заболоченная земля, из которой торчат деревья. Поэтому я в общих чертах понимаю, о чём вы. А ведь среди наших зрителей есть, например, обитатели стерильных станций. Им понятие гниения вообще не знакомо. Есть астроидяне, и они ни разу не видели дерева с его стволом и корнями. Вообще, считается, что у среднего гражданина империи условия жизни аналогичны всего проценту или двум от остальных имперцев.
Чувствовалось, что журналист хочет сказать что-то ещё, но тут его прервал оператор:
— Ты давай, заканчивай уже экспозицию, — буркнул он, прихопнув очередное кровососущее насекомое у себя на шее.
Услышав это, посерьёзнели, сделали официальные лица и журналист, и болотник. Профессионально прищурившись, журналист сфокусировался на торчащем из воды торсе и заговорил:
— Мы сейчас общаемся с господином Фунгрешем…
— Ты это, — тут же встрял болотник, — господином-то меня не величай. У нас тут этот, как его… Синдикативный эгалитаризм.
Было видно, что болотник Фунгреш, оставшийся в репортаже бесфамильным, выговорил умные слова с заметным напряжением, и журналист не смог подавить промелькнувшую ироничную мысль. Но тут же одёрнул себя и продолжил:
— Что ж. Фунгреш, вы живёте на планете, где сейчас идут сражения между имперскими клонлегионами и повстанцами так называемой Сороквторой пророчицы. По сути, вся поверхность планеты, будто пазл, состоит из перемежающихся зон влияния разных сторон и исчерчена изогнутыми линиями фронта. Скажите, каково это — жить в зоне боевых действий?
Болотник хмыкнул, на секунду погрузился в воду, снова вынырнул, блестя повлажневшей кожей. Похоже, макание изменило к лучшему и настроение болотника.
— Ну а чо, хорошо живётся. Получшее, чем раньше.
Глаза журналиста расширились от удивления. Но задать вопрос он не успел. Болотник продолжил сам:
— Вот ты сам говоришь, линии фронта по планете как жабычи по жабке ползают. У нас тут всё чаще легионеры стоят. А легионер — это кто? Это, дружок ты мой, человек с немаленьким жалованием, и ещё большими потребностями. Еду ему давай. Питьё давай. Выпивку и к еде, и к питью давай. Бабу давай. При том, легионеры ж всё больше просто люди. Икру оплодотворять не приучены, так что повеселятся с девками, а неприглядов своих не оставят. И за всё это они платят дукатами. Потому как если безобразить начнут, так вот как раз такие, как ты, мухами понаслетятся, да на всю… Как бишь её… Ойёйкумену раструбят, мол, защитники самих защищаемых, того… Ойёйкуминируют.
Журналист вскинул ладони в останавливающем жесте.
— Так, стоп, стоп. А как же сами боевые действия? Тут же стреляют!
— Да кто стреляет? — отмахнулся болотник. — Ты слыхал, как те сорокодвушки воюют?
— Ну-у…
— Вот то-то и оно, что «ну-у», — передразнил болотник журналиста. Исполненное его квакающим скрипучим голосом, неуверенное междометие и правда вышло глуповато-комичным. — С ними ж вместе терраформеры да агрономы бьются. Так что оно как происходит: сначала легионеры много дней ищут по чащам да трясинам, где эти ребелы залегли. Ищут безуспешно, и оттого злятся. А кто злится, тот больше тратит. Выгода, значит, получается. А найти никого не могут. Потому как агрономы своих солдат под среду изменяют. Ты вот сидишь, а может та трава, что под ногами у тебя — эт диверсант всамделишный.
Журналист дёрнулся и тем вызвал приступ квакающего хохота.
— Да сиди. Растения у них не разумные обычно. Навродь ефрейторов, — и болотник опять гоготнул своей шутке, нор добавил уже серьёзным тоном: — Но вот слыхал я, что грибницами у них как раз мозгачи служат. Шутка ль, километровую распределённую сеть раскинуть?
— Какие мозгачи? Телепаты? Так не может быть. Телепатический ген же — секрет, охраняемый имперскими службами.
— Телепаты, или нет — не скажу. Но планировщики. А насчёт, что быть не может — ты вот что подумай: женишок-то у той пророчицы из благородных. Так что, надыть думать, все эти прибамбахи генетические, за которые ты аж сам затрясся, у ребелов уже имеются.
Журналист кинул быстрый взгляд на оператора. Но тот продемонстрировал ему большой палец. Похоже, неожиданные рассуждения болотника не выбили журналиста из колеи, эмоциональный фон транслировался ровный.
— Так, ну хорошо, давайте продолжим. Вы говорите, что большую часть времени силы клонлегиона проводят в безуспешных поисках. А настоящие-то стычки бывают?
— А то! Сначала, значится, терраформеры начинают. Они на малых мощностях погодой управляют, так что для начала поднимается буря. Туманом всё заволокает. А буря — это что? — Болотник сделал приглашающий жест, но журналист лишь пожал плечами. — Буря — это рыба, — назидательно сообщил болотник. — А в тех частях планеты, что позасушливее, — это ещё и влага. В общем, сплошная польза.
— И во время бури повстанцы нападают, так?
— Так да не так. На рожон они больше не лезут. У них нынче в отрядах оборотни. Могут кем хошь прикинуться. Утащат легионера в тумане, сожрут ему лицо с мозгом, да и прикинутся съеденным. И лик его, и память уже имеют. Так что и разведка заодно. И привычки все. Навроде этой твоей кондыбели, — болотник мотнул головой в сторону аппаратуры. Так что диверсантом их вообще любой может оказаться. Да хоть я.
Журналист неуверенно улыбнулся.
— Опять шутите, да? Как с травой тогда?
Однако теперь лицо болотника осталось серьёзным.
— Да нет, цензор. В этот раз не шучу. Я ж тебя, цензор, сразу узнал…
В ту же секунду прикидывавшийся оператором технорыцарь, приставленный к цензору телохранителем, вскочил и направил на болотника реактивный пистоль. Но тот продолжал говорить спокойно.
— Мы с тобой на синей луне встречались. Ты тогда нам в плен сдался. Не узнал? Ну это понятное дело. Мне с той поры гены раза три перепрошивали, чтоб под разный ландшафт адаптировать. И ты это, скажи своей шавке, чтоб опустил пукало. Вас обоих уже достаточно покусали, чтоб нашпиговать управляемым вирусом. Мне подумать достаточно, чтоб вам мозги отключить.
Журналист тоже изменился. На смену простоватому интелигенту пришёл спокойный профессионал. Он кивнул телохранителю, и тот опустил пистоль.
— Да, Фунгреш, не узнал. Тебя так называть-то можно?
— Да называй, чё бы нет.
Казалось, болотник хотел продолжить, но бывший журналист заговорил сам.
— Не узнал. Но надеялся на встречу. Я ж тут опять ради вас.
— И что за весть принёс? Согласна империя на мир с нами?
Цензор молча смотрел на собеседника.
— Понятно, — болотник вздохнул. — Ну а зачем ты тут тогда?
— Затем, чтобы, когда начнётся эвакуация планеты, затесаться к вам и отбыть в рядах повстанцев.
— Затесаться? Ты? — болотник иронично хмыкнул. Но вдруг посерьёзнел. — Стой. Что ещё за эвакуация? С чего вдруг?
Именно в этот момент вдалеке раздался приглушённый расстоянием хлопок. Массивное тело входило из космоса в атмосферу планеты, тормозя о её верхние слои. Цензор поднял взгляд и указал на огромный даже с такого расстояния силуэт. Болотник обернулся, и глаза его расширились от удивления и страха.
— Это что?
— Это, мой друг, десантная баржа имперской гвардии. Вы привлекли внимание, но договариваться с вами никто не собирается, — цензор выдержал паузу. — Кроме меня.
Болотник снова повернулся к нему. Ещё недавно хозяин положения, контролирующий всё окружение, в которое заманил вражеского шпиона, — теперь он, несмотря на грузное тело, выглядел испуганным мальчишкой.
— Гвардия? Десантная гвардия против нас?
— Да. И ещё полк технолегиона.
— И что же нам делать?
— Я же сказал. Готовьте эвакуацию. Я полечу с вами.
