Народовольцы мечтали разделить землю между крестьянами, предоставить им полную свободу от "эксплуататорских классов", а также снизить налоговое бремя (по возможности до нуля). Если бы эта программа была бы претворена в жизнь, что из этого бы вышло? Такой эксперимент был поставлен.
Белопашцы Олонецкой губернии
В Российской Империи существовала малочисленная категория крестьян-белопашцев, или обельных крестьян Эти крестьяне были освобождены от налогов и рекрутской повинности, имели полную свободу и много земли. В Олонецкой губернии (нынешняя Карелия) было несколько деревень жители которых в 17 веке были навечно освобождены от всех налогов и повинностей. В 18-19 веке олонецкие белопашцы должны были платить только подушную подать (70 копеек в год), в то время как обычные государственные крестьяне платили несколько рублей. От рекрутской повинности и от работ по починке дорог белопашцы также были освобождены,
Олонецкие белопашцы, село Толвуя (Петрозаводский уезд). 1899 г.
Казалось бы крестьяне белопашцы должны были разбогатеть, но вместо этого они свели свою трудовую активность к минимуму и обеднели. К середине XIX века обельные крестьяне Олонецкой губернии считались в массе бедными, так как в силу двухсотлетнего освобождения от налогов стали «беспечны, ленивы и нерадивы».
По оценке историка "у них развились иллюзия вседозволенности, склонность и к иждивенчеству и сутяжничеству. Наличие особого социального статуса привело к росту численности обельных крестьян, но тормозило их социальное и хозяйственное развитие. Вероятно, боязнь лишиться своих привилегий заставляла обельных крестьян отказываться от возможностей социальной мобильности. Их социальная активность ограничивалась отстаиванием своих групповых интересов через подачу прошений и ходатайств. С другой стороны, освобождение от налогов и повинностей порождало инертность в хозяйственной деятельности и, вероятно, безразличие к получению образования"
Потомки Ивана Сусанина
Более любопытной была история крестьян белопашцев Костромской губернии, живших в деревне Коробово. В 1619 году царь Михаил Федорович пожаловал зятя Ивана Сусанина Богдана Собинина грамотой, в которой повелел на Богдана “ и на детях его, и на внучатах, и на правнучатах, наших никаких податей, и кормов, и подвод, и наметных всяких столовых и хлебных запасов, и городовые поделки, и в мостовщину, и в иныя ни в какия подати имати с них не велели, велели им тое полдеревни во всём обелить”, то есть освободил навечно всех будущих потомков героя от всяческих налогов и повинностей.
В отличии от олонецких белопашцев, костромские не платили даже подушной подати. Хозяйствовали костромские белопашцы еще хуже олонецких - когда в 1834 году Николай I посетил Кострому, делегация белопашцев из Коробово жаловалась ему на свою бедность. Николай обещал помочь. и не соврал - потомкам Сусанина были прирезаны огромные земли (742 десятины в дополнении к 98 уже имевшимся), и даны новые льготы. Подтвердив освобождение от налогов и повинностей “доколе пребывают в крестьянском состоянии", Николай разрешил костромским белопашцам "проживая и водворяясь в городах, переходя в мещанское или купеческое звание, они равномерно сохраняют все личные свои преимущества, подвергаясь в сих случаях только платежу денежных повинностей, гильдейским и городовым Положением установленных”. Кроме того Николай распорядился чтобы костромской губернатор "не иначе въезжал в их селение, как всякий раз с разрешения Министра Двора, кроме случаев особенной важности, нетерпящих отлагательства, о коих в тоже время доносил бы ему, Министру Двора”.Эта льгота выводила белопашцев из-под контроля местных властей, превращая Коробово в территорию почти неограниченной свободы. Фактически консервативный император Николай воплотил в жизнь (для жителей отдельно взятой деревни Коробово) самые смелые мечты будущих народовольцев.
Белопашцы села Коробово 1911 г.
Император рассчитывал, что при таких невероятных льготах, коробовцы должны процветать, или, по крайне мере, начать жить зажиточно. Однако белопашцы продолжали пребывать в бедности. Экономист В.Вешняков изучавший хозяйство потомков Сусанина в 1858 объяснял это тем, что по "общепризнаваемому в белопашцах свойству недеятельности, земля их обрабатывается не рачительно....Как бы в противоположность предприимчивому духу вообще крестьян Костромской губернии, коробовские белопашцы весьма мало деятельны и вовсе не предприимчивы, а оттого большей частью они очень бедны”. Потомки Ивана Сусанина от дарованных им привилегий настолько обленились, что жили беднее соседних крепостных крестьян.
Секта достойна пера Стивена Кинга
Между тем коробовцы попали под влияние зловещей секты бегунов (также известных как странники, гольбешники или душители). Эта секта считала, что мир попал под власть антихриста, а потому "достоит таитися и бегати" уклоняясь от всех гражданских повинностей: записи в ревизии, платежа податей, военной службы, паспортов, присяги. Секта делилась на "странников" которые порвав все связи с обществом скитались по городам и селам, и "жильцов", которые внешне вели жизнь добропорядочных православных, но собирали для странников деньги и обеспечивали укрытие. Скитальцы (среди которых было много уголовников) образовывали банды, занимавшиеся грабежом и убийством. Бегуны отвергали брак, но терпимо относились к свободным связям (основатель секты "старец" Ефимий, скитался в сопровождении любовницы). Появившихся во время странствий детей бегуны убивали (морили голодом или душили). Также бегуны душили членов секты выбравших "красную смерть" (такой самоубийство должно было привести прямо в рай). Бегунов подозревали также в том, что они убивают ненадежных членов секты, но доказано это не было.
Не удивительно, что про эту хорошо законспирированную секту ходили страшные слухи - о похищении людей с целью жертвоприношений, кровавых оргиях с каннибализмом и тому подобные ужасы. Сектантов обвиняли в том, что они пьют кровь словно вампиры, закапывают жертв в землю живьем, сжигают.
Власти жестоко преследовали сектантов, но в Коробово бегунам не надо было прятаться. Они обратили значительную часть белопашцев в свою веру, а в Коробово разметили свой главный центр в Костромской губернии. Местным властям въезд в деревню был запрещен, так что сектанты могли ничего не боятся.
К несчастью для них в 1858 году деревню посетил Александр II. Предполагалось, что население деревни выйдет его встречать, но обработанные бегунами жители деревни считали царя наместником антихриста и большей частью разбежались по соседним лесам. Власти заподозрив, что дело нечисто устроили расследование. Деревню оцепили солдаты, а домах крестьян провели обыск. Как было установлено "белопашцы села Коробова...одаренные льготами и преимуществами, изъявшими их от всех податей и повинностей, а также от въезда местной полиции в их селение, дошли...до таких беспорядков и своей жизни, кои не могут быть далее терпимы, завели у себя в селении и окрестных лесах притоны для беглецов и бродяг”.
Как результат расследования, 14 семейств белопашцев было приказано выселить “в разные отдаленные удельные селения", лишив всех льгот. Но "дабы не распространять наказание на невиновных, то детям, рожденным и имеющим родиться в переселенных семействах, предоставить право по достижению совершеннолетия и с одобрения удельного начальства возвратиться на свой счет в село Коробово, в сословие белопашцев".
Коробово, 1911
Финал
Выселение сектантов проблемы бедности не разрешило. Так как коробовцы самостоятельно справится со своими проблемами были неспособны, для улучшения материального положения костромских белопашцев с начала 1860-х годов над ними был учрежден надзор со стороны Удельного ведомства. Но, несмотря на все льготы (сохранявшиеся до 17 года) обленившиеся от вольной жизни коробовцы благосостояния так и не достигли.
В 1917 году белопашцы лишились всех льгот. В декабре 1929 года в Коробово образовали колхоз, в марте 1930 года он развалился. В июне 1931 года новый колхоз с названием “Красный фронтовик”. Построенная (на деньги выделенные Николаем I) псевдоготическая церковь случайно сгорела в 1936. Деревня постепенно окончательно захирела - в 2019 году в ней постоянно жил один человек.
8 октября исполнилось 200 лет со дня рождения Ивана Аксакова, русского публициста, поэта и общественного деятеля.
Его называют последним из отцов славянофильства: младший современник основоположников этого направления Хомякова и Киреевского, Иван Аксаков воплощал их идеи в жизнь, за что немало пострадал. Может казаться, что славянофилы, в противовес западникам отстаивавшие столь популярные сегодня идеи самобытности России и консерватизма, были в почете у властей, но это совсем не так. Тому пример жизнь Ивана Аксакова, чьи «старания на благо Отечества» сделали его одним из первых русских диссидентов.
«Неведомый закон любви»
Будущий славянофил родился в семье Сергея Тимофеевича Аксакова, писателя, критика и одной из тех фигур, что объединяют вокруг себя талантливых современников. Аксаков-старший известен каждому ребенку как автор «Аленького цветочка»; более искушенные читатели знают, что эта сказка была приложением к «Детским годам Багрова-внука», второй части замечательной трилогии воспоминаний Сергея Тимофеевича. Он был одним из активнейших популяризаторов Гоголя, его проза повлияла на Тургенева, Толстого и, возможно, Пушкина (в частности, очерк «Буран»).
Дружная, гостеприимная и увлеченная творчеством семья Аксаковых была феноменом, о котором много говорили и спорили; у нее имелись свои поклонники и хулители. Последним не нравилось ее редкое для того времени прорусское направление. В эпоху, когда российские аристократы, бывало, едва говорили на родном языке, московская «аксаковщина» выглядела вызовом петербургскому мейнстриму. Императорская фрейлина Александра Смирнова-Россет, знакомая Пушкина и Жуковского, язвила в письме Гоголю: «очень рада, что не обретаюсь в числе Аксаковых, живущих по неведомому мне закону любви, как и весь славянский мир».
Дети Сергея Тимофеевича прославились не меньше отца: старший сын Константин, историк, филолог и поэт, стал одним из главных идеологов славянофильства, увлек за собой сестру Веру и брата Ивана. Другой сын, Григорий, преуспел на государственной службе, был уфимским и самарским губернатором.
Иван Сергеевич вспоминал, что в родительском доме не существовало деления на взрослую и детскую часть – дети с ранних лет вовлекались во взрослые дела и обсуждения серьезных проблем. Неудивительно, что в 10 лет он уже следил за событиями в стране и за рубежом, читая газеты.
«Демон службы»
Идеалистически настроенный Иван поступил в Императорское училище правоведения, чтобы, став государственным чиновником, послужить на благо родины. Однако, судя по поэме, написанной им вскоре после начала службы помощником секретаря II отделения 6-го уголовного департамента Сената, юношеский идеализм при знакомстве с реальностью быстро растаял.
Поэма изображала, как чиновник, начав трудиться преисполненным возвышенных намерений с годами тонет в номенклатурной трясине, предавая идеалы юности. Такого исхода больше всего опасался Иван Аксаков, поэтому делал все, чтобы не продать душу «демону службы».
В 20 лет под началом князя Гагарина он отправился с ревизионной комиссией в Астрахань, затем два года проработал в Калужской уголовной палате. В письмах родным выводил портрет губернского чиновника: «Получает два целковых в месяц, ни к чему на службе, кроме переписывания, не способен, женат, имеет полдюжины детей и мошенничает».
По поручению министра внутренних дел графа Перовского Аксаков ездил с ревизией в Бессарабию, заодно выполняя секретное задание – исследовал местные религиозные секты. С похожей миссией побывал и в Ярославской губернии, изучая старообрядческую секту бегунов, о которой он написал подробный труд.
Аксаков (крайний справа) с участниками исследования секты бегунов, 1849
Две правды
Все, кто знал Аксакова-чиновника, свидетельствовали о его ответственности, честности и трудолюбии. Честность была его принципом. Он писал отцу: «Я знаю, что я с каждым годом становлюсь честнее, т. е., по крайней мере, хочу, чтоб внешние поступки мои были честны, и никакие препятствия для меня не существуют».
Фраза о препятствиях объясняет смелость, с которой Иван Аксаков шел на конфликты с представителями власти. Многие привыкают жить двойной жизнью: внутри – одни мысли, а внешне – совершенно другие слова, тем более на государственной службе. Но Аксаков не хотел раздваиваться. Он воплотил славянофильскую идею внешней и внутренней правды.
Внешняя правда подразумевает жизнь, управляемую четкими формальными законами: путь, по которому пошла Европа. Внутренняя – жизнь согласно нравственной интуиции и духовным нормам: то, к чему всегда склонялись в России. В первом случае поведение регулируется страхом наказания, во втором – чувством долга. Первая обеспечивает внешнее благополучие и безопасность, вторая не гарантирует никакого благополучия в материальном мире.
«Нет простора»
«Весна народов» – серия революций в европейских странах, начавшаяся в 1848 году, – сильно обеспокоила Николая I, и его реакцией стало «закручивание гаек» в России. В невинном кружке славянофилов заподозрили заговорщиков. За ними, и за семейством Аксаковых в том числе, следили. Письма Ивана Сергеевича своему отцу показались тайной полиции слишком вольными по духу. Вскоре после возвращения из бессарабской командировки молодого чиновника арестовали. Но, прочитав протоколы допроса, император повелел подчиненным «вразумить и отпустить» 26-летнего славянофила.
С тех пор за Аксаковым вели тайный надзор, хотя он был весь на виду и не скрывал своих мыслей, сочиняя, например, такие стихи: «Клеймо домашнего позора / Мы носим, славные извне: / В могучем крае нет отпора, / В пространном царстве нет простора, / В родимой душно стороне!»
Начальник Аксакова, министр внутренних дел граф Перовский, не был в восторге от подобного творчества чиновника. Самым же крупным литературным «проступком» Ивана Аксакова стала поэма «Бродяга» о беглом крепостном крестьянине. Во многом она предвосхищала некрасовскую «Кому на Руси жить хорошо». О крамольной поэме, которую автор читал в салонах, быстро доложили наверх.
Но Аксакову, видимо, так опостылела служба, что на замечание министра о том, что человеку в его должности не следовало бы писать стихи, он отвечал дерзко: не госслужба страдает от его стихотворчества, а, наоборот, поэзия страдает от службы.
«Никто никогда не мог и не может упрекнуть меня в лености или в нерадивом исполнении своего долга, потому что к деятельному служению побуждаюсь я ответственностью не перед начальством моим, а перед моею собственною совестью», – объяснял Аксаков. Чиновник, руководствующийся своей совестью, а не указами начальства, – такого министр снести не мог. Аксаков подал прошение об увольнении со службы и в 28 лет закончил чиновничью карьеру.
Третий элемент
Увольнение имело для Аксакова особый смысл. Оно означало переход из статуса чиновника, то есть элемента государственной власти, в статус общественного деятеля – активного члена общества, той самой прослойки, взращиванию которой славянофилы придавали большое значение. Общество для них означало не просто совокупность граждан, а ту думающую и деятельную часть населения, которая станет третьим элементом российской нации, в дополнение к народу и власти.
В неразвитости общества славянофилы видели многие проблемы России. И всей своей деятельностью Аксаков и его единомышленник Юрий Самарин старались расшевелить, укрепить то самое «общественное». Самарин в конце жизни пошел даже на довольно дерзкий шаг, отказавшись от царской награды (ордена святого Владимира), пожалованного за работу на благо страны. Отказался он и от всяких высоких должностей, объяснив в подробном письме, что хочет, чтобы его воспринимали как человека, выступающего от имени общества, а не государства: независимого общественного, а не государственного деятеля.
Аксаков и Самарин подчеркивали ценность свободного, а не принудительного, согласия общества с правительством. Эта поддержка власти «снизу» обеспечивается не подкупом или запугиванием, а добровольным, осознанным выбором. Нельзя по-настоящему опереться на тех, у кого нет собственного мнения.
Случай с казной
В своих трудах по пробуждению общества Иван Аксаков перенял опыт «конкурентов»: если площадкой распространения идей старших славянофилов были московские дворянские салоны, то петербургские западники-разночинцы пропагандировали через прессу. Аксаков возглавил славянофильский литературно-научный альманах «Московский сборник», за вольнодумство которого вскоре был наказан запретом на редакторскую деятельность. Цензура усмотрела в его призыве к провинциальной молодежи объединяться ради благого дела подстрекательство к созданию тайных сообществ, которые во времена николаевской реакции мерещились на каждом шагу.
Тогда по предложению Императорского русского географического общества Аксаков отправился изучать малороссийский быт (как тут не вспомнить любимца их семейства Гоголя, с которым, правда, к тому времени отношения резко испортились). Написанное по итогам поездки «Исследование о торговле на украинских ярмарках» получило награды ИРГО и Академии наук.
Вернувшись из экспедиции, Аксаков решил принять участие в Крымской войне и вступил в Серпуховскую дружину ополчения. Она двинулась на юг, но успела дойти до знакомой ему Бессарабии, когда пришло известие о мире. Но даже здесь Аксаков успел проявить себя характерным образом, снова вызвав раздражение у начальства.
Сначала оно было недовольно тем, что многие ополченцы быстро попали под влияние харизматичного Аксакова и его славянофильских идей. Затем случилось нечто еще более неприятное. Получив благодаря своей репутации честного и принципиального человека должность казначея дружины, Аксаков по окончанию военной кампании вернул в государственную казну значительную часть неистраченных денег. Вроде бы похвально, но на самом деле скандал, потому что он оказался единственным казначеем в армии, как сказали бы сегодня, не «освоившим» всех средств, и его отчет выглядел упреком всей системе. Отчет Аксакова принимать не стали, чтобы не поднимать шума.
Но шума избежать не удалось: масштабы воровства во время Крымской войны оказались столь велики, что вскоре после ее окончания началось специальное расследование. И сотрудником одной из комиссий сделали неподкупного Аксакова.
«Страшные славянофилы»
Обходя запрет на редакторскую деятельность, Аксаков неофициально редактировал журнал «Русская беседа». В конце 1850-х запрет был снят, и Аксаков тут же взялся издавать «Парус» – эта еженедельная газета должна была стать рупором славянофилов, но уже после второго номера была закрыта.
Критикуя российскую власть, славянофилы, тем не менее, считали себя ее преданными сторонниками и печалились, что их чувства не взаимны. «Вы не можете себе представить, как вообще Петербургу ненавистна и подозрительна Москва, какое опасение и страх вызывает там слово: народность. Ни один западник, ни один русский социалист так не страшны правительству, как московский славянофил», – писал Аксаков священнику Михаилу Раевскому.
С оппозиционерами государство боролось, и это была привычная схема; славянофилы же хотели, чтобы к ним прислушались, а это уже непривычный и непонятный для власти труд.
Но, даже прислушавшись, власть с неудовольствием обнаруживала, что Иван Аксаков уподобляет ее коре, которая оберегает ствол дерева, то есть народ, носитель национального духа и культуры. Но кора не должна слишком разрастаться, ведь тогда вместо охранения жизни она ее душит.
Между тем идеи славянофилов постепенно проникали в российскую жизнь. Именно благодаря им в обществе начался серьезный разговор о вере, Церкви и их месте в русской жизни. До них между «просвещенными гражданами» и Церковью стояла глухая стена.
Термин «славянофилы» вошел в обиход с подачи Белинского, и в его понимании это была насмешка. «Неистовый Виссарион» делал вид, что не замечает: новые русские мыслители не умиляются допетровской стариной, а стараются найти ответ на вопрос, что же такое русская нация и каков ее путь. Понятно, что для братьев Аксаковых с их бабкой-турчанкой по материнской линии и тюркскими кровями по отцовской «русское» определялось не «кровью», а культурой, верой и отношением к родной земле.
Контрабанда для Герцена
К началу 1860-х Иван Аксаков и Юрий Самарин стали главными деятелями славянофильства: представители старшего поколения (Иван Киреевский, Алексей Хомяков, Константин Аксаков) один за другим ушли из жизни.
Начав бывать за границей, Аксаков налаживал контакты с литераторами и политиками западно- и южнославянских земель. Взялся помогать политэмигранту Александру Герцену, тайно переправляя на родину его тексты – такая контрабанда могла грозить Аксакову большими неприятностями. Он также писал для издаваемой Герценом «Полярной звезды» под псевдонимом «Касьянов».
В первой половине 1860-х Аксаков на свои деньги издавал еженедельную газету «День». Газету разрешили с условием не писать о внешней политике. Тем не менее за ее содержанием пристально следили – почти каждый номер приостанавливали по требованию цензуры. Когда однажды вышла одна острая заметка, Аксакова временно отстранили от должности редактора за то, что он отказался назвать подлинное имя автора.
После «Дня» была «Москва» на деньги городского купечества – газета, выходившая в 1867–1868 годах с большими трудностями: ее издание несколько раз останавливали и многократно выносили Аксакову предупреждения за статьи, «компрометирующие власть». В конце концов под давлением министра внутренних дел Тимашева «Москву» закрыли, а Аксакову опять запретили издавать и редактировать газеты.
Зять Тютчева
Жена Аксакова Анна Тютчева
В 1866-м Аксаков женился, и не абы на ком, а на фрейлине Высочайшего двора, дочери большого чиновника, председателя Комитета иностранной цензуры и поэта Федора Тютчева Анне. Брак был не ранним, особенно по меркам той эпохи: Аксакову было 43 года, а Анне Федоровне – 37.
Анна Тютчева была под стать супругу: умная, образованная, независимого характера девушка, она стала любимицей цесаревны, впоследствии императрицы Марии Александровны, жены Александра II. Все те качества, за которые Анну любила цесаревна, жутко раздражали придворных: прямота, честность. Совсем уж им были невыносимы ее русский патриотизм и славянофильство, столь немодные в высшем свете. Устав от интриг, она вышла замуж за человека, которого хорошо знала, став не просто женой, а соратницей Ивана Аксакова. Наделенная литературным талантом, она писала интересные мемуары и вела дневник.
Вскоре после смерти Тютчева Аксаков написал и издал биографию поэта, но тираж был арестован и уничтожен – «за предосудительное направление».
Не тот адрес
Запрет на издательскую деятельность не остудил пыл нашего героя. Вот еще один пример скандала с участием Аксакова.
В 1870 году Россия заявила об отмене условий Парижского мирного договора, подписанного после Крымской войны. Этот смелый внешнеполитический жест вызвал волну верноподданнических посланий (адресов) к императору от разных городов империи – Киева и других. Московская городская дума долго молчала, пока ей не намекнули, что и она должна выразить свое почтение государю.
Городской голова князь Черкасский, близкий к кругу славянофилов, обратился к друзьям за советом, и все вместе решили сочинить не формальный текст, а искреннее обращение к императору. Текст поручили написать Ивану Аксакову. Адрес был написан в самых почтительных тонах, но было в нем и напоминание Александру II о том, что неплохо было бы довершить начатые в стране реформы: дать свободу печатного слова, свободу вероисповеданий. Царский двор был в гневе от такого послания: вместо лести эти славянофилы опять лезут со своими советами. Князю Черкасскому скоро пришлось подать в отставку.
Аксаков и друзья знали, на что идут, но в их понимании это был необходимый шаг в проявлении общественного голоса: само по себе общество не разовьется, а развивается оно в том числе и благодаря таким смелым выступлениям.
Братья-славяне
В 1870-х Аксаков активно участвовал в деятельности Славянского благотворительного общества, которое укрепляло связи России с южными и западными славянами. Среди его членов были граф Алексей Уваров, издатель Михаил Катков, историки Михаил Погодин, Сергей Соловьев и много других известных личностей. В середине 1870-х Иван Аксаков был главой этого общества.
Он помогал воюющим с Турцией за свою независимость Сербии и Черногории. Среди болгар Аксаков был так популярен, что они даже выдвинули его кандидатуру на оказавшийся вакантным в середине 1880-х царский престол. Сегодня его имя в Болгарии носят город, территориальная община и улица в Софии.
Но такова судьба Аксакова, что рано или поздно все его проекты оказывались под запретом. Славянское общество распустили летом 1878-го, а Аксакова выслали из Москвы после речи, в которой он раскритиковал российских дипломатов, согласившихся на Берлинском конгрессе на невыгодные для России и славянских народов Балканского полуострова уступки Англии и другим крупным державам.
Власть раздражали не только сами мысли Аксакова, но и красноречие, с которым они были поданы: «Ты ли это, Русь-победительница, сама добровольно разжаловавшая себя в побежденную? Ты ли на скамье подсудимых, как преступница, каешься в святых, поднятых тобою трудах, молишь простить твои победы?» Ораторское искусство Аксакова принесло ему популярность не меньшую, чем публикации в статьях. Записи его речей были известны и за рубежом.
Телеграмма от царя
В 1880-м Иван Аксаков начал издавать новую газету – последнюю во внушительном ряду аксаковских инициатив и просуществовавшую дольше всех. Газета «Русь» выходила шесть лет и закрылась, впервые в истории Аксакова, не по распоряжению властей, а после смерти ее издателя в 1886 году в возрасте 62 лет от сердечного приступа. Среди сотен телеграмм, присланных его вдове, было и соболезнование от императора Александра III, кажется, ценившего славянофилов больше, чем его отец.
Могила Ивана Аксакова на территории Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде
Иван Аксаков так упорно принижал свою роль в славянофильстве, называя себя лишь проводником идей Хомякова, Киреевского, что многие историки поверили ему на слово. Все, однако, сходятся во мнении, что этот «последний из отцов» был самым популярным из славянофилов, ведь именно его имя было постоянно на слуху, окруженное ореолом диссидентской славы.
Аксаков оставил большое наследие, хотя кажется, что вся жизнь его прошла в конфликтах и запретах. Объем сделанного этим поэтом, политическим мыслителем и художественным критиком и его поразительная актуальность для нынешнего времени будут очевидны, если издадут полное собрание его сочинений, чего до сих пор не произошло.
Автор текста: Александр Зайцев Источник: postmodernism
Общеизвестно, что эмотикон, или по-другому смайлик, появился в 1982 году благодаря знаменитому американцу Скотту Фалману, который предложил использовать двоеточие, дефис и закрывающую скобку для передачи эмоций при печати сообщений.
Однако в июле 2022 года было совершено новое открытие: оказалось, что впервые смайлики были напечатаны вовсе не в США XX века, а в России в XIX веке!
26 мая 1896 г. на 433 странице 20 выпуска еженедельной политической и литературной газеты «Екатеринбургская неделя» (нумерация страниц была сквозной через все выпуски) в юмористической рубрике «Смесь» было опубликовано следующее:
«Наборщик Верстаткин, презрев кинематографию, типографским путем изобразил петербургского купца, отправляющегося в Нижний на ярмарку.»
Далее типографскими символами и знаками препинания вниманию читателя были представлены четыре смайлика, обозначающие четыре эмоциональных состояния петербургского купца: «Дома», «На ярмарке», «В конце её» и «Опять дома». По нынешним времена столь смелый графический эксперимент тут же разошелся бы на мемы, однако в позапрошлом веке по достоинству оценен, увы, не был.
Возможно, мы даже не узнаем имя сего замечательного наборщика, так как у нас есть все основания полагать, что фамилия «Верстаткин» по тем временам являлась типичным псевдонимом для рабочих этой профессии.
Оригинал газеты хранится в Свердловской областной универсальной научной библиотеке им. В. Г. Белинского (г. Екатеринбург).
Мне, почему-то, очень нравится легенда о том, что великий русский император Александр I не умер в 1825 году, но тайно отрекся от престола, став отшельником и пережив и декабристов, и даже своего брата императора Николая I. И в пользу правдивости этой легенды говорит немалое число фактов.
Император Александр I, как считается, правил страной с 1801 по 1825 гг. Мало кто знает, но именно при нем Россия была, по сути, на пике своего могущества (подробнее о том, почему это так смотрите здесь).
Почти сразу после официального объявления смерти императора Александра I в 1825 году по стране поползли слухи, что никакой смерти на самом деле не было. Император инсценировал свою кончину, чтобы отойти от государственных дел и всецело посвятить себя религии, став отшельником. Довольно быстро стало известно в народе и новое имя, под которым стал скрываться царь-отшельник - старец Федор Кузьмич.
Федор Кузьмич - это реальная историческая личность, старец, известный в народе своей мудростью, глубоким пониманием христианской религии и нравственными качествами. Какие же сегодня есть основания полагать, что Федор Кузьмич - это Александр I?
1. Александр "сдал" сам себя уже в начале правления
В начале своего правления Александр I неоднократно заявлял, что его цель и мечта - дать России Конституцию и жить после этого как частное лицо. Т.е. император был уже изначально настроен не на долгое правление до конца жизни, а на быструю модернизацию страны с последующим отходом от дел.
2. Разочарования и неудачи в политике усилили стремление Александра покинуть престол
На самом деле, время правления Александра I - это одна из высших точек развития Российской империи, когда даже Аляска была "наша". Однако, сам император считал свой внутриполитический курс неудачным, потому что принять Конституцию так и не удалось. Были два крупных проекта Конституции Российской империи: сначала проект М.М. Сперанского, потом Н.Н. Новосильцева, но оба документа так и остались проектами и не были реализованы из-за давления недовольных либеральными взглядами царя помещиков. Сам же император в личных беседах не раз признавался, что его это гложет, и он все меньше хочет заниматься государственными делами и все больше хочет обрести внутренний покой.
3. Усиление религиозности царя после победы над Наполеоном
Не смотря на то, что Александр I победил Наполеона, освободив от него всю Европу и став главным лидером европейской политики, война оказала на императора странный эффект: с каждым годом после войны император становился все более религиозным, все больше склонялся к религиозному мистицизму. Это проявилось и в политике Александра I: Министерство народного просвещения было переименовано в Министерство духовных дел и народного просвещения, расширялось изучение Закона Божьего в учебных заведениях России.
4. Раскаяние
Помимо неудовлетворенности от политики, Александр очень сильно переживал из-за смерти отца - Павла I, которого убили, по сути, с молчаливого согласия Александра, когда он был еще молод. Александр винил себя в случившемся и с каждым годом все острее и острее переживал о том событии многолетней давности. В минуты наиболее сильных тревог, Александр признавался своим приближенным, что настоящее успокоение находит лишь в религии.
5. Подготовка к уходу
Уже в 1823 году Александр подписал манифест, признающий наследником престола его брата Николая I. Сам по себе этот акт не является чем-то из ряда вон выходящим, однако в совокупности с другими фактами заставляет задуматься, что в то время Александр уже начал подготовку к "отходу" от дел, которые стали ему совершенно тягостны. А уже через 2 года было объявлено о кончине императора, также при весьма странных обстоятельствах. Ему было на тот момент всего лишь 47 лет. А.С. Пушкин написал тогда о нем: "Всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге".
* * *
Конечно, в этой истории с Александром I куда больше вопросов, чем ответов. Но вполне возможно, что так оно было - император не умер, а удалился из шумного и суетного Петербурга, чтобы всецело посвятить себя духовному самоочищению. Очень хочется в это верить, ведь данный факт никаким образом не меняет наших взглядов на политику России в XIX веке, зато заставляет хорошенько задуматься о не иссякающей глубине человеческой души.
Буэнос диас, великолепные! Строго по расписанию - питерские пушистики продолжают бессистемный и легкомысленный рассказ про одного из самых недооцененных деятелей XIX века - Александра Христофоровича Бенкендорфа.
По идее - сегодня должно было быть повествование про подвиги А.Х. во время Заграничного похода армии РИ, но нас столь впечатлили некоторые комментарии, что мы решили немедленно приступить к повествованию о самой известной главе его биографии.
К слову, для тех, кто что-то пропустил. Вот вам предыдущие части.
А для совсем ленивых - краткое резюме и спойлер. Все было не так. Совсем. Вот прям, цитируя наш любимый анекдот - не то, не так и не туда. А что именно было - вот сейчас и разберемся. Порасследовали!
Да здравствует госбезопасность!
Это было так давно...
Начнем с искреннего удивления от тех личностей, которые считают, что вот все эти гонения нехорошие начались исключительно при ужасном Николае I и отвратительном Бенкендорфе.
Напоминаем. Сама идея политического сыска была заложена еще в дремучем 1649 году - в Соборном уложении. Именно тогда появилась зловещая формулировка "Слово и дело государевы". Если без занудностей, то - любое деяние против главы государства, словом ли делом ли, приравнивалось к измене Родины и каралось... Сооответствующе.
Тут, к слову, стоит отметить еще одно глубокое заблуждение сторонников всяких эгалите. Дескать, злющая власть всегда искала и карала исключительно прекрасных вольнодумцев. А вот фигушки.
К преступлениям против верховной власти относилось все, что так или иначе ассоциировалось с идеей правителя как "хозяина земли русской". Браконьерство. Фальшивомонетничество. Взяточничество. Подготовка и участие в бунтах. Ну и браконьерство в государственных лесах и водах, куда же без него...
В общем, вполне себе работы хватало. И для вот этого всего в 1654 году (почти за 200 лет до III отделения!) создается Приказ тайных дел - первая, по сути, российская госбезопасноть.
Методы были соответствующие. Прямым насилием, субъективным подходом к следствию и приговорами уровня "расстрел за опечатку" в те времена не гнушались. Пытки, необоснованные наветы и приговоры "росчерком пера" были нормой. Ну, так-то времена были такие. В цивилизованной Европе не то, чтобы сильно лучше было. Политический сыск он такой...
Мрачность продолжилась и при батюшке Петре. Только при нем она получила название "Тайная канцелярия". Методы, впрочем, остались те же. Теоретически - за любое сболтанное в пьяном угаре нехорошее слово против батюшки полагалась секир-башка. В реальности - как повезет. Но нам в свое время попадались вполне себе реальные дела, когда за неосторожную болтовню уезжали пожизненно в солнечную Сибирь. Как положено - пруфов не будет, но если интересно, отыщем и отдельно в посте выложим.
В общем, ГБ до АХ была. Еще как. И была она... Совсем недоброй...
Как вы там потомки? Все еще ссылаете?
Весь мир от Европы, к Неве на Восток?
Ну, с изобретением гэбни разобрались. Следующий миф, отлично растиражированный невыспавшимся Герценом - тотальный контроль над думающим русским интеллигентом.
Тут достаточно заглянуть в справочники. Любые. Да хоть в википедию. В начале своего существования - численность сотрудников III отделения составляла... 16 человек. Ну, точно достаточно, чтобы закошмарить всех. Впрочем впоследствии, уже после смерти А.Х., она доросла до совершенно неприличных 72 сотрудников. Велика была гэбня на Руси.
Справедливости ради отметим, что Бенкендорфу подчинялись также жандармские части. Не то, чтобы они имели какое-то отношение к политическому сыску (на наши деньги - представьте себе бойца ОМОНа, в свободное от оцеплений время мониторящего сеть на предмет сторонников Овального.), но на восприятие современников это несомненно повлияло.
Тем не менее, просто исходя из масштабов, говорить о III отделении как о зловещей мегаспеслужбе не приходится. Так, конторка. А чем к слову эта конторка занималась?
А.Х. смотрит на тебя как на Герцена. Мы тут делом заняты, а ты флудишь!
Мне сорок лет, чем я занимаюсь? (с) День радио
А занимались, в основном - скукотой. Опять же, вопреки стереотипам у III отделения была куча весьма рутинных (хоть и полезных) обязанностей. Наподобие надзора над иностранцами в РИ, мониторинга сект, розыска фальшивомонетчиков, цензуры печати (если не заниматься BLMством - вполне обыденное дело для XIX века), наказания проворовавшихся чиновников нехороших и прочее. Учитывая помянутую малочисленность - на всяких Герценов сил почти не хватало.
Да и времена были... Вегетарианские. Пытать и рвать ноздри нельзя. На каторгу так просто не отправишь. Чего там говорить - даже явным бунтовщикам и террористам сам государь Николай Палыч взял, и резко почикал наказания. А мог бы и четвертовать! Тут, впрочем, отдельная история, про декабристов мы еще поговорим.
В общем, стандартный день сотрудника зловещего III отделения состоял отнюдь не из жутких пыток и ужасных допросов. А из рутинной бюрократической работы.
К слову о бюрократии. Мы тут выше чиновников поминали... Вот вам бальзам на душу, а то сегодня все как-то без цитат от А.Х...
«Чиновники. Под этим именем следует разуметь всех, кто существует своей службой. Это сословие, пожалуй, является наиболее развращенным морально. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов — вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Они боятся введения правосудия, точных законов и искоренения хищений; они ненавидят тех, кто преследует взяточничество, и бегут их, как сова солнца. Они систематически порицают все мероприятия правительства и образуют собою кадры недовольных; но, не смея обнаружить причины своего недовольства, они выдают себя также за патриотов»
И вот еще скажите, что после таких слов Бенкендорф вам не люб.
В общем, несмотря на устоявшееся мнение, III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии было именно что канцелярией. Ну да, приходилось иногда куда подальше отсылать всяких Герценов. Но по меркам не такого уж гуманного XIX века - это все была богадельня.
Я не понял, я для вас шутка что ли? И вообще, где шампанское?
В чем правда, брат?
Стандартный вопрос - так что же все-таки совершил Бенкендорф на своем посту? Отвечаем.
Не то, чтобы он был единственным и неповторимым. Новый облик системы госбезопасности создавали коллективно. Тут стоит вспомнить и Максима Яковлевича фон Фока, руководителя агентурной сети III отделения. И без сомнений - Леонтия Васильевича Дубельта, верного помощника и опору А.Х.
Основная заслуга нашего героя в том, что из карающего и беспощадного органа - он превратил тайную полицию в эффективный бюрократический инструмент. Да-да, драгоценные, не всегда "бюрократия" является матерным словом!
Именно при Бенкендорфе госбезопасность стала просто работой. Ответственной, важной, сложной - но работой. И самое смешное, что именно такой подход привел к довольно гуманистичным результатам. Интересующимся - рекомендуем почитать про методы работы полиции по политическим делам после расформирования отделения. Поверьте, понятие "охранка" не на ровном месте появилось...
В общем, хватит болтать. В субботу свидимся снова и, надеемся, закончим разговор про Александра Христофоровича. Ну а пока... От всей души, дорогие - тепла и мирного неба над головой! Любящие вас, Крыс и Мыська.
Увлекательный и очень красивый рассказ о жизни и творчестве архитектора Осипа Ивановича Бове, принадлежавшего к последнему поколению архитекторов русского классицизма. С его именем связано такое значительное явление, как «архитектура послепожарной Москвы», воплотившее в себе многие прогрессивные черты русской культуры. "Комиссия для строений Москвы", которую возглавлял О.И. Бове, вписала славную страницу в историю восстановления и строительства города после пожара 1812 года.
ТО Экран 1986. Источник: канал на YouTube «Советские фильмы, спектакли и телепередачи. Гостелерадиофонд»