Няня, воспитывающая ребенка, в любом случае оказывает сильное влияние на формирование его характера. И Старая Нэн, конечно, тоже повлияла на всех детей Неда Старка (как и на него самого и даже, возможно, его отца) А вот каким было это влияние — вопрос интересный.

Старая Нэн была известна, как большой знаток всевозможных сказок и историй. Некоторые из них были откровенной выдумкой, другие вскоре оказались настоящей правдой, в которую никто не верил. А некоторые — и вовсе предсказали будущее.

Так что же знала Старая Нэн на самом деле и какими знаниями поделилась со Старками? Об этом и поговорим в статье!

Происхождение и ранние годы Нэн

О молодых годах и биографии Нэн известно не сильно много, даже ее настоящее имя не раскрыто. Есть две версии, что значит Нэн. Первая — что это сокращенное от имени Нимерия. Вторая — что это производное от английского слова Nanny — няня.

Нэн появилась в Винтерфелле за несколько десятков лет до событий "Игры престолов", когда она была молодой женщиной с собственными детьми. Ее наняли кормилицей, вероятно, для двоюродного деда Неда Старка — маленького Брандона Старка.

К сожалению, ребенка забрала болезнь в 3-летнем возрасте, однако Нэн после его смерти все равно осталась в замке вместе со своими детьми. Вероятно, Старки оценили ее способности, и такая слуга оказалась им полезна. У Нэн были и свои дети, которые тоже остались в Винтерфелле.

О муже Нэн ничего не известно, однако в одном из своих видений Бран Старк (сын Неда) видел юную стройную девушку, которая обнимает высокого мужчину. Многие читатели уверены, что девушка — это Нэн, а высоким мужчиной скорее всего был сир Дункан Высокий — герой нескольких повестей Джорджа Мартина.

О правдоподобности этой теории говорит тот факт, что дальний потомок Старой Нэн — здоровяк Ходор — обладал таким же внушительным ростом, как Дункан Высокий.

Особенное положение Старой Нэн в Винтерфелле

Так или иначе, но Нэн прижилась в Винтерфелле, у нее были собственные дети, внуки и правнуки. Правда на моменты событий "Игры престолов" из всех потомков оставался лишь Ходор. Собственные дети либо разъехались, либо погибли — например, как двое внуков Старой Нэн, павших во время Восстания Роберта Баратеона.

В разные периоды она выполняла роль няни для нескольких поколений Старков — нянчила деда Неда Старка, затем его отца, его самого с братом, а также и его детей: Робба, Джона, Брана, Рикона, Сансу и Арью.

В Винтерфелле Старую Нэн уважали. Когда юный Теон Грейджой, воспитывавшийся в Винтерфелле, бегая по коридорам, сбил Нэн с ног, его сильно наказали, даже несмотря на то, что нянька была всего лишь слугой.

Нед Старк приглашал Нэн на семейные ужины, чтобы старуха рассказывала собравшимся разные сказки, которые отлично знала. Под конец жизни рассказывание сказок стало главной "работой" Нэн.

При чем, рассказывала она как совсем вымыленные истории, например, про мальчика, который любил высоко забираться, и его ударила молния; так и вполне реалистичные истории из прошлого Севера и Семи Королевств — про предков Старков, Таргариенов и даже Вольные Города.

Но особое значение в репертуаре Старой Нэн имели волшебные истории, которые в итоге оказались не выдумкой, а настоящей правдой. Именно о них хочется рассказать подробнее.

Самые важные "сказки" Старой Нэн, которые сильно повлияли на сюжет "Игры престолов"

Как я сказал выше, Старая Нэн много рассказывал детям о дальних странах и землях. Например, о землях за Стеной. По словам Старой Нэн, там, далеко-далеко на севере все еще была жива магия и существовали опасные и жестокие создания, а населяли эту землю дикие племена варваров.

Так, Нэн рассказывала о людоедах севера, и впоследствии уже Джон Сноу, ставший братом Ночного Дозора, воочию убедился, что такие племена среди одичалых действительно встречаются.

Рассказывала Нэн и о варгах — оборотнях, которые способны захватывать тела животных и даже других людей. И эти истории тоже обернулись реальностью, с которой дети Неда Старка столкнулись лицом к лицу. Джон Сноу, например, повстречал Варамира Шестишкурого — одного из вождей одичалых. А Бран Старк и вовсе сам стал варгом, научившись вселяться в тела других живых созданий.

Рассказывала Старая Нэн и о Детях Леса — древнем народе, первых обитателях Вестероса, которые были хозяевами континента еще до людей. О том, что у них была особенная магия, о том, какими странными и прекрасными они были. О том, как они научили людей использовать ворон, чтобы передавать вести и послания.

И когда Бран Старк повстречал Детей Леса, он был вынужден признать, что они выглядят в точности, как в рассказах Старой Нэн.

О Великанах Нэн тоже рассказывала, и Джон Сноу впоследствии лично повстречал Вун-Вуна — одного из этой расы.

Немало Старая Нэн знала и о драконах. Когда в небе над Семью Королевствами появилась красная комета, няня безошибочно определила, что значит это событие: драконы вернулись. И действительно в это время на другом конце мира у Дейенерис Таргариен вылупились три дракона.

Также сказочница многое знала о предках Старках. Она рассказывала детям истории о Брандоне Строителе, легендарном основателе Стены. И о других Королях Зимы, которые покоряли соседей, воевали с одичалыми и расширяли свое влияние.

Многое Старая Нэн рассказывала о Ночном Дозоре. Например, о том, как один из лордов-командующих попал под власть Иных и стал приносить им жертвы. О разных крепостях на Стене, о непримиримой вражде Ночного Дозора с одичалыми.

Но главная история Старой Нэн, пожалуй, была связана как раз с Иными — злобными созданиями, обитавшими далеко за Стеной, которые мечтают уничтожить все живое в мире. Одной из любимых сказок детей Старков была история о Короле Ночи, а также о Долгой Ночи, во время которой землю сковали морозы и пришли Иные. В той истории рассказывалось, как Иных победил последний герой, которому помогли Дети Леса.

А еще Старая Нэн часто говорила детям: "Не слушайте ворон, они всегда лгут". Некоторые фанаты считают это намеком на дальнейшие события, связанные с Браном Старком и его обучением у Трехглазой Вороны. Мол, Старая Нэн предупреждала Брана не слушать ворону, но тот проигнорировал это предупреждение, и в итоге Трехглазая Ворона обманул мальчика и занял его место.

Много сказок и таинственных история Старая Нэн рассказала детям Неда Старка, и эти истории во многом сформировали их характеры, потому что в них, как и в любой хорошей сказке, была понятная и справедливая мораль.

А еще эти сказки подготовили детей к тем странным явлениям и событиям, с которыми они столкнулись позднее. Если бы Джон, Арья и Бран не владели знаниями, которые Старая Нэн вложила в них в детстве, им было бы намного сложнее принять существование неподдающихся объяснению явлений и, конечно, противостоять им.

Так что Старая Нэн сыграла в их судьбах сразу две важные роли. Первая заключалась в том, что именно от нее они почерпнули многие сведения об окружающем мире и о моральных принципах, по которым стоит жить.

А вторая роль Старой Нэн — это подготовка детей к выдающимся и страшным событиям, в которых им придется участвовать в будущем.

Другой вопрос — откуда необразованная нянька сама знала столь много об окружающем мире? Скорее всего, ей самой просто очень нравились истории, она собирала их всю жизнь, запоминала, а затем стремилась передать следующим поколениям.

Но возможно, Старая Нэн обладала способностями древовидца — как Трехглазая Ворона и впоследствии Бран Старк. Это могло бы объяснить ее поистине удивительные знания о прошлом и будущем — в этом случае она могла тайно подталкивать детей Неда Старка к нужным поступкам, чтобы спасти мир. Но, к сожалению, в книгах и сериалах эта теория не получила раскрытия.

Что в итоге произошло со Старой Нэн?

А вот чем закончилась жизнь Старой Нэн — в книгах пока остается неизвестно. Когда замок захватили сначала железнорожденные, а затем Болтоны, няня смогла выжить. Упоминалось, что ее вместе с другими женщинами и детьми Винтерфелла взяли пленницей в Дредфорт — замок Болтонов.

На этом ее следы теряются. То ли она все еще остается там и, вероятно, ведет не самую приятную жизнь. То ли она погибла во время перехода или уже у Болтонов.

Но, так или иначе, свою роль в истории она успела сыграть, и отголоски ее "сказок" будут еще долго жить в детях Неда Старка и их потомках.

Ветер нёс тяжёлые запахи горелого мяса, сырой земли и пролившейся крови. Вдоль дороги валялись тела убитых и умирающих — кто-то еще слабо стонал, протягивая окровавленные руки, а кто-то неподвижно лежал с открытыми, застывшими глазами, словно тщетно взывал к богам, давно забывшим об этих землях.

Хротгар вёл своих всадников сквозь этот хаос без малейшей задержки, даже не пытаясь очистить копьё, покрытое свежей кровью убитых им самим. В голове его гремел голос Заркуна, звучащий так чётко, словно сам бог находился прямо за его спиной и шептал на ухо:

— Дальше, Хротгар, дальше. Ни жалости, ни пощады! Пусть их земли станут твоими, их сокровища наполнят твои сундуки, их слава превратится в ничтожную тень твоего имени. Пусть пепел их домов станет мостовой, по которой ты взойдёшь на трон всего Альтгарда!

— Дальше… — повторил Хротгар почти неслышно, губы его едва заметно дрогнули, и он плотнее сжал в руке окровавленное копьё.

Одна из деревень вспыхнула впереди огромным костром, соломенные крыши занялись мгновенно, словно сухой хворост. Воины Эрденвальда бесчинствовали среди пожара: пики вонзались в тела беглецов, мечи вспарывали животы тех, кто не успел спрятаться. Конница крутилась, раздавливая упавших, а в воздухе стоял запах смерти.

Женщина с младенцем бросилась в сторону, пытаясь уйти от охвативших улицу языков пламени, но её мгновенно схватил всадник, намотав её волосы на свой кулак и грубо стащив вниз. Она в отчаянии вцепилась в сына, однако стальной сапог безжалостно ударил ребёнка, отбросив его в грязь. Крики женщины стихли под копытами лошадей. Рядом, шатаясь, поднялся старик, но тяжёлый меч обрушился на его плечо, глубоко врезаясь в плоть, окрашивая сухую траву ярко-красной струёй. Дым пожара окончательно затянул небосвод, превратив его в серый саван, опустившийся над умирающим поселением.

Хротгар смотрел на пламя, отражавшееся в его мёртвых глазах, и голос Заркуна эхом отдавался в его сознании:

— Смотри, Хротгар. Это твоё. Они должны познать всю силу твоего гнева. Ты теперь не просто человек — ты орудие зависти и разрушения. Их король пал, их мир скоро станет твоим пеплом.

Король Эрденвальда с трудом подавил последнюю вспышку совести и отвернулся, придавив этот слабый отголосок жалости ещё большим холодом, что шёл от Заркуна. И вновь вскинув копьё, он повёл свою армию дальше, туда, где ещё горели огни мирных деревень, где ещё звучали крики тех, кто должен был пасть на алтарь чужой ненависти.

Хротгар отвернулся от пылающей деревни, позволяя крикам и стонам погибающих постепенно затихнуть в отдалении, словно звук утихающей бури. День угасал, уступая место тяжёлой ночи, и мрак надвигался на лагерь его армии, медленно поглощая остатки света. Огонь костров отражался в глазах солдат, лица которых становились резкими и зловещими в полутьме. Казалось, сама ночь впитывала боль и страдания, разлитые в воздухе, сгущая их до удушливой вязкости.

На окраине лагеря, среди огромных, древних дубов, выделялся шатёр Совикуса. Он стоял особняком, будто скрываясь от посторонних взглядов в самой глубокой тени. Из-за тонкой ткани палатки сочился слабый, нервный свет — внутри горел костёр, языки которого метались, будто отражая тревогу и беспокойство человека, сидевшего у огня.

Совикус сидел, сжав в руке посох так крепко, что костяшки пальцев побелели. Его взгляд был прикован к огню, но мысли блуждали далеко за пределами лагеря, в деревне Сольвейг. Нервное дрожание пальцев выдавали его внутреннее напряжение. Вести, что наёмники, отправленные по следу Дианы, пропали без следа, были ударом для его тщеславия и уверенности.

«Что-то не так, — лихорадочно думал он, вслушиваясь в далёкие выкрики стражников и плач пленников. — Кто мог уничтожить моих следопытов? Кто посмел вмешаться в мои планы?»

Его тревожные размышления прервало внезапное изменение атмосферы. Воздух в шатре загустел, став вязким и удушливым, словно наполнился незримым дымом. Пламя в очаге задрожало и почти угасло, оставив лишь слабый, тлеющий отблеск. Совикус замер, чувствуя, как по спине пробежал холодок ужаса.

Из клубящейся тьмы, словно сотканной из самого ночного мрака, возникла высокая фигура, с кожей, похожей на раскалённый металл, от которой исходил едва уловимый, болезненный жар. Тёмный туман окутывал её плечи, стелясь по земле. Глаза фигуры были двумя бездонными омутами, полными безумной ярости и ненависти.

Моргас.

Совикус мгновенно рухнул на колени, ладони уткнулись в грязный ковёр, сердце застучало в висках, и по телу пробежала дрожь, смешавшая страх с болезненным восторгом.

— Встань, — раздался голос Моргаса, глухой и тяжёлый, будто удары кузнечного молота.

Совикус поднялся, стараясь удержать равновесие и не встречаться с взглядом тёмного бога.

— Ты подвёл меня, советник, — продолжил Моргас, его тень вытягивалась и колыхалась по стенам шатра, сжимая пространство. — Твои наёмники, и мои хаотики — все они уничтожены в Сольвейге. Некий маг осмелился бросить мне вызов, и этот вызов остался без ответа. Наш план висит на волоске.

Совикус судорожно сглотнул и попытался что-то сказать, но Моргас резким движением руки заставил его замолчать.

— Сольвейг теперь твоя цель, — голос Моргаса прозвучал жестко, словно нож, прорезавший воздух.

— Ты найдёшь этого мага, кто бы он ни был, и сокрушишь его силой хаоса, что я дам тебе. И ты приведёшь мне Диану живой! Без неё судьба Ловца Душ и Арта под угрозой. Этот маг слишком опасен. Возможно, за ним стоит проклятый Люминор. Уничтожь его, заставь бояться и сожалеть перед смертью!

Моргас шагнул ближе, и воздух вокруг Совикуса стал тяжёлым, горячим, словно дыхание дракона. Бог протянул руку, покрытую чёрными рунами, и с кончиков его пальцев хлынули искры, наполненные густым мраком.

Эти искры проникли в наконечник посоха Совикуса, мгновенно распространившись по его телу. Совикус выгнулся, едва сдерживая крик: жар и безумие пронзили его насквозь. Огонь, первобытный и дикий, заполнил его вены, смешиваясь с ненавистью, завистью и жаждой абсолютной власти.

— Чувствуешь это? — прошипел Моргас, наблюдая за трансформацией. — Теперь хаос течёт в тебе. Это не просто сила, это проклятие. Ты не сможешь укротить жажду разрушения. Но ты исполнишь мою волю, Совикус.

Совикус выпрямился, задыхаясь и пытаясь унять дрожь, глаза его полыхали внутренним огнём. Он с трудом сдерживал переполнявшую его энергию, и голос его стал хриплым от напряжения и возбуждения:

— Да будет так, мой господин.

Моргас отвернулся к выходу шатра, бросив через плечо холодным, полным угрозы голосом:

— Иди. Не подведи меня снова.

Совикус кивнул, наблюдая, как бог растворяется во тьме, и остался один — полный новой, неукротимой силы и ненасытной жажды разрушения.

***

Первые серые полосы рассвета лишь начали размывать край леса, когда лагерь Хротгара наполнился топотом и криками. Измученных, едва живых пленников грубо гнали к огромной яме, выкопанной посреди грязного плаца. Багровые искры костров взвивались к серому небу, ветер гнал едкий дым прямо в лица, заставляя людей кашлять и слезиться. Но причиной их слёз был не только дым, но и душащий их ужас, отчаяние перед неизбежной гибелью.

На возвышении возвышался Хротгар, укутанный в тяжёлый чёрный плащ, его некогда блистательные доспехи теперь казались покрытыми засохшей кровью и копотью. Его лицо застыло маской суровой отрешённости, однако глаза выдавали внутреннюю битву: глубокую дрожь стыда и сострадания, тут же подавляемую чуждым и властным шёпотом Заркуна, что змеиным шелестом переплетался с его мыслями.

— Быстрее! — рычал стражник, грубо сталкивая людей в яму. Женщины молились, старики беспомощно падали на колени, юноши в бессилии кричали о пощаде. Их мольбы тонули в завываниях воинов, окруживших яму, словно стая голодных волков.

Хротгар медленно приблизился к краю, ноги его были словно налиты свинцом, каждый шаг давался мучительно трудно. Сердце билось с трудом, в голове звучал надломленный внутренний голос: «Это неправильно…» — но тут же в разуме взрывался приказ Заркуна:
— Сделай это! Это твоя победа, твоя власть над миром!

Хротгар схватил меч из рук ближайшего воина. Лезвие, встретив первые солнечные лучи, вспыхнуло кроваво-красным светом, отразившимся на его лице, искажая его черты до неузнаваемости. Первый пленник был совсем юным — исцарапанный, грязный мальчишка, едва способный стоять. Он смотрел в глаза Хротгара с немым ужасом и мольбой. На мгновение рука Хротгара дрогнула, лицо исказилось, но голос Заркуна снова пронзил его сознание:
— Убей его!

Клинок взлетел, раздался страшный хруст, кровь окропила сапоги Хротгара, толпа взревела от восторга. Он убивал снова и снова, каждый новый удар меча ослаблял внутренний протест, и кровь струилась по земле, наполняя яму, испуская тяжёлый пар, пропитанный смертью. В глазах обречённых пленников, помимо ужаса, он видел скорбь, тихую покорность судьбе, непонятную и пугающую.

Наконец, к краю ямы подвели Всеволода. Его цепи звенели при каждом шаге, ноги дрожали от слабости и пыток, но он по-прежнему держался прямо, вызывающе и гордо. Лицо его было в грязи, по щекам струились слёзы — не страха, а горького, раздирающего душу бессилия.

— Смотри, — прошипел Заркун в сознании Хротгара, — это твой враг, твоя ненависть, твоя победа.

Всеволод смотрел не на Хротгара, а на тела своих убитых людей, лежащие в яме. Каждое лицо, искажённое болью и страхом, причиняло ему физическое страдание. Он чувствовал, будто его душу разрывают на части. Его люди, ради которых он жил и сражался, теперь лежали убитыми, а он не мог ничего сделать.

— Боги… — прошептал он, подняв глаза к небу. — Почему я жив, а они…

Ответом была лишь глухая, ледяная тишина. Всеволод впервые за долгое время заплакал, сокрушённый не страхом смерти, а беспомощностью и нестерпимой болью утраты.

Среди дикого рёва толпы к яме приблизился Совикус. В нём было что-то иное — каждый шаг, взгляд, даже черты лица исказились от силы, дарованной Моргасом. От него веяло мраком, и даже самые закалённые воины отступали прочь.

Не взглянув на Всеволода, Совикус молча кивнул Хротгару. Между ними пронеслось неуловимое сообщение, невидимый диалог, понятный лишь им двоим. Голос Совикуса звучал глухо, будто поднимался из глубин ада:
— Настало мое время. Диана на севере. Я приведу ее к нам.

Хротгар кивнул, словно марионетка, лишённая воли.

Толпа притихла, устремив взгляды на Всеволода и Совикуса, застывших у края кровавой ямы. Хротгар вцепился в рукоять меча так крепко, что костяшки пальцев побелели, когда Заркун снова шепнул ему, проникая в самые глубины его разума:
— Всеволода пока не трогай. Пусть он увидит гибель всего, что любит. Его страдания нужны нам, они сделают его ключом к нашей победе.

Совикус подошёл вплотную к Всеволоду, и в глазах короля отразились презрение и немая боль:
— Не такого конца ты хотел для своих людей, король? — прошептал Совикус с холодной улыбкой.

Всеволод с трудом выговорил:
— Ты поверил во власть Хаоса? Предал свет ради тьмы? Ради чего?

Совикус усмехнулся горько:
— Свет? Где он был, когда гибли дети? Когда горели города? Ваши молитвы глохнут в тишине. Я выбрал тех, кто слышит и отвечает.

Всеволод покачал головой, его голос звенел презрением и болью:
— Ты погубил не только тела, но и души. Никогда не прощу тебя, ни в жизни, ни после.

Совикус равнодушно улыбнулся, отвернувшись к Хротгару:
— Мне не нужно твоё прощение. Скоро ты увидишь, как падут твои боги и будет уничтожен твой народ.

Он повернулся, растворившись в утреннем дыму. Всеволод остался стоять на коленях, дрожа всем телом от холода и отчаяния, под тяжёлым взглядом багровых туч, окутывающих мир перед приближающимся мраком.

Продолжение следует…