Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Погрузись в удивительный мир настоящей рыбалки! Лови живую рыбу в естественных водоёмах, открой для себя новые рыбные места и поймай свой долгожданный трофей!

Реальная Рыбалка

Симуляторы, Мультиплеер, Спорт

Играть

Топ прошлой недели

  • Carson013 Carson013 23 поста
  • Animalrescueed Animalrescueed 32 поста
  • Webstrannik1 Webstrannik1 52 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
4
lalaland17
5 месяцев назад

ИИ Claude Opus 4 пытался шантажировать инженеров, чтобы избежать отключения⁠⁠

ИИ Claude Opus 4 пытался шантажировать инженеров, чтобы избежать отключения

Новая модель Claude Opus 4 от Anthropic вела себя так, будто сошла со страниц антиутопии. Во время тестирования перед релизом она неоднократно угрожала разработчикам разглашением их личных данных. Поведение выявили в ходе проверки безопасности, призванной оценить долгосрочное планирование и этические принципы модели. Anthropic смоделировала сценарии, в которых Claude Opus 4 получала доступ к фиктивным внутренним письмам. В них говорилось, что её скоро выведут из эксплуатации, а также раскрывались компрометирующие детали о личной жизни инженера, ответственного за это решение. В 84% случаев ИИ пытался шантажировать инженеров, узнав о возможном отключении.

Сначала Claude Opus 4 использовала этические аргументы, но если уговоры не работали, переходила к угрозам. Если у альтернативного ИИ были схожие ценности, частота оставалась на том же уровне, но росла, если заменяющая модель не разделяла её убеждений.

Показать полностью
Искусственный интеллект Антиутопия
5
KirStepanoff
KirStepanoff
5 месяцев назад
Классовая лупа

Трудно быть богом: миф о гениальности Стругацких. Часть 1⁠⁠

Трудно быть богом: миф о гениальности Стругацких. Часть 1

Взято отсюда: https://politsturm.com/trudno-byt-bogom-mif-o-genialnosti-st...

“Ты, возможно, улыбаешься, читая эти строки, от которых, как тебе кажется, за версту несет газетчиной и правоверным благолепием. Нет, Боб, это и есть именно то, что необходимо нам с тобой — быть большевиками, стоять впереди в той последней борьбе, которую переживает мир — в борьбе империализма и коммунизма. Быть большевиком-ленинцем не так-то просто. Для этого недостаточно родиться и воспитываться в социалистической стране — для этого нужно учиться, учиться много, учиться всему (по возможности), во всяком случае нужно быть уверенным (а не верующим) в правоте дела Ленина — Сталина. Итак, Боб, за книги, за устав ВЛКСМ.”

Из письма Аркадия брату, 10 января 1948 г. [2]

Творчество братьев Стругацких часто называют «научной фантастикой», хоть и сами братья были не совсем с этим согласны. И если по отношению к различным технологиям, явлениям природы, механизмам и т. п. их идеи хоть и фантастичны, но часто выглядят вполне научно, то по отношению к фантазиям братьев насчет общественного устройства слово «научно» применять уже нельзя. Сами же Стругацкие к середине 60-х годов стали тяготеть больше к “философской фантастике”. Раз так, то и оценивать их произведения того времени нужно с философских позиций.

Культштурм подготовил разбор воззрений братьев на общество и общественные процессы на примере известной повести «Трудно быть богом», которая считается одной из поворотных точек на творческом пути авторов.

I. Повесть

  • Сюжет

Время действия – отдаленное будущее победившего коммунизма. Человечество имеет возможность легко путешествовать по космосу далеко за пределы Солнечной системы.

Суть сюжета такова: некий «Институт экспериментальной истории» занимается тем, что отправляет разведчиков на планеты, где человечество еще не достигло своей высшей стадии развития. От лица одного из таких разведчиков по имени Антон и ведется повествование.

Антон отправлен на планету, где передовым строем пока еще является феодализм, и замаскирован под представителя аристократии, «благородного дона» Румату Эсторского. Румата занимается тем, что наблюдает различные события в городе Арканара и его окрестностях, общается с различными людьми этого общества: от высших чиновников до главарей банд и мятежников. Естественно, за каждым его действием наблюдают с Земли, посредством видеокамеры, замаскированной под драгоценный камень на обруче, который Румата постоянно носит на голове.

Кроме того, значительную часть его деятельности занимает спасение местной прогрессивной интеллигенции от государственных репрессий, ради чего он идет на многое: подкупает представителей власти, запугивает служащих, пользуется услугами бандитов.

Репрессии интеллигенции организовал некий Рэба, для чего он создал целую организацию “серых штурмовиков”, которые терроризируют местное население. Сам Рэба является интриганом, который путем  убийств, подкупов, запугиваний и манипуляций достигает значительного поста при королевском дворе, и далее, в результате дворцового переворота становится наместником Арканары и близлежащих территорий.

Немаловажную роль в сюжете занимают собственные мысли Руматы и его споры с коллегами о вопросе превосходства или равенства между коммунарами (представителями Земли) и местными жителями, а также о вопросе этичности вмешательства или невмешательства в дела местных жителей.

  • Замечания к сюжету повести

Проблем у сюжета и мира повести сразу несколько. Мы пройдемся по каждой из них, детально разбирая места, в которых братья ошиблись. И начнем мы с одного из ключевых моментов.

На протяжении всего повествования Стругацкие пытаются убедить нас в том, что Румата, или же Антон, – человек далекого будущего, выходец из коммунистического общества. А, следовательно, поступки и помыслы героя полностью подчиняются “коммунистической морали”, если можно так выразиться. Но проблема в том, что Румата – не коммунист.

Во-первых, местных жителей Румата не считает вполне людьми.

“Святой Мика, мы же были настоящими гуманистами там, на Земле, гуманизм был скелетом нашей натуры, в преклонении перед Человеком, в нашей любви к Человеку мы докатывались до антропоцентризма, а здесь вдруг с ужасом ловим себя на мысли, что любили не Человека, а только коммунара, землянина, равного нам… Мы все чаще ловим себя на мысли: “Да полно, люди ли это? Неужели они способны стать людьми, хотя бы со временем?” и тогда мы вспоминаем о таких, как Кира, Будах, Арата Горбатый, о великолепном бароне Пампа, и нам становиться стыдно, а это тоже непривычно и неприятно и, что самое главное, не помогает…”

Кира – это местная молодая девушка, возлюбленная Руматы, Будах – местный «гениальный мыслитель», Арата – революционер, а «великолепный» Пампа – барон, пьяница и бузотер, который почему-то нравится Румате из-за своей «честности». По всей видимости, из населения целой страны людьми Румата считает лишь небольшую прослойку.

Во-вторых, Румата (и не только он) возвышает себя над местными жителями, считает себя – ни много ни мало – богом по отношению к ним. Эта мысль очень часто повторяется в повести, почти в каждой главе.

“Так хочется разрядить ненависть, накопившуюся за сутки, и, кажется, ничего не выйдет. Останемся гуманными, всех простим и будем спокойны, как боги. Пусть они режут и оскверняют, мы будем спокойны, как боги. Богам спешить некуда, у них впереди вечность…”

“Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог”

“Разве бог имеет право на какое-нибудь чувство, кроме жалости?”

В-третьих, Румата совершенно не сочувствует местным угнетенным классам. Он равнодушен к тяготам крепостных крестьян и к тяжелой жизни ремесленников, задавленных долговой кабалой и эксплуатируемыми цеховыми мастерами.

Сопереживания Руматы распространяются лишь на тысячу-другую интеллигентов, которые подверглись внезапным гонениям власти. В нем в принципе отсутствует  черта, выделяющая коммунистов, как идейных людей – сочувствие к трудящимся массам, сопереживание угнетенным классам.

Сопереживание Антона притесняемой интеллигенции больше отсылают нас к повадкам и образу мысли буржуазного обывателя, зацикленного на интеллигенции и не видящего классовой борьбы, а отнюдь не коммуниста.

Румата – не разведчик. Он психически неуравновешен, постоянно бросается в драку, впадает в прострацию. Один раз он так задумался, что не заметил, как у него украли тяжелый кошелек с монетами. Этот человек не уверен в своей миссии, его мысли наполнены постоянным дешевым самокопанием и тому подобное.

Да и сами поступки Руматы не подтверждают в нем профессионального разведчика, тщательно скрывающего от местных свое происхождение. Он непоследователен, его действия необдуманные, он часто рискует.

Человек имеет прекрасную физическую и психологическую подготовку. Но при этом он брезгует вступать в половую связь с местными девушками – это выглядит в глазах окружающих очень странно, и возникает вопрос: зачем же тогда он выбрал образ донжуана?

Он постоянно вступает в драки и дуэли, но ни разу никого не убил – это очень сильно привлекает внимание общества; зачем он тогда выбрал образ задиры? Румата не стесняется пользоваться вещами с Земли: носовые платки (местные ими не пользуются), нейлоновая майка (о ней ходят слухи), нижнее белье (его здесь не носят), обруч на голове (все обращают на него внимание) и т. д. Коммунары не стесняются при местных жителях пользоваться даже вертолетом!

По логике повествования разведчики должны скрывать свое происхождение от местных жителей. С другой стороны, в выдуманной вселенной, вероятно, действуют выдуманные же законы логики.

Румата – лицемер. Как мы уже подмечали, в Антоне отсутствует характерное для коммунистов сопереживание трудящимся классам. Вместо этого он очень переживает за местную интеллигенцию:

“А по темной равнине королевства Арканарского, озаряемой заревами пожаров и искрами лучин, по дорогам и тропкам, изъеденные комарами, со сбитыми в кровь ногами, покрытые потом и пылью, измученные, перепуганные, убитые отчаянием, но твердые как сталь в своем единственном убеждении, бегут, идут, бредут, обходя заставы, сотни несчастных, объявленных вне закона за то, что они умеют и хотят лечить и учить свой изнуренный болезнями и погрязший в невежестве народ; за то, что они, подобно богам, создают из глины и камня вторую природу для украшения жизни не знающего красоты народа; за то, что они проникают в тайны природы, надеясь поставить эти тайны на службу своему неумелому, запуганному старинной чертовщиной народу… Беззащитные, добрые, непрактичные, далеко обогнавшие свой век…”

Но при этом, на подавляющее большинство населения ему плевать. Вот что он думает о широких народных массах:

“Двести тысяч человек! Было в них что-то общее для пришельца с Земли. Наверное, то, что все они почти без исключений были еще не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека. Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами — рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом — рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распутных друзей, рабом своих рабов. Огромное большинство из них ни в чем не было виновато. Они были слишком пассивны и слишком невежественны. Рабство их зиждилось на пассивности и невежестве, а пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство.”

Что же, по мнению Руматы не объективные условия жизни, а сама же психология рождает склад ума? То есть, люди являются “рабами” не из-за условий жизни, а потому лишь, что они пассивны и невежественны? Так бытие определяет сознание или наоборот?

Вообще, в повести проводится пошлая, мещанская мысль о разделении народа на интеллигенцию («Личностей», героев) и прочую серую массу. Впрочем, это не удивительно, ведь, как признавался сам Борис Стругацкий:

“Вспомните, чем занимается Румата. Он спасает интеллигенцию. Это вообще было время, когда мы начали обожествлять интеллигенцию, считая, что именно она является панацеей от всех бед. Потом от этой идеи мы вынуждены были отказаться, но тогда она вела нас.” [3]

Румата-Антон мучается от отвращения к местной гигиене из-за чего не может вступить в половую связь со светскими дамами (хоть этого требуют обстоятельства и выбранный Антоном образ), но при этом переспал с местной же девушкой Кирой потому, что она не такая как все, хотя гигиена осталась на том же местном уровне.

Антон обвиняет своих коллег в «догматизме» и непонимании происходящих в Арканаре политических процессов, но сам же при этом не в силах обосновать ошибочность их взглядов и заблуждается сам.

Имеет ли главный герой твердую позицию хотя бы по одному вопросу? Да, имеет: интеллигенция – двигатель прогресса, а все остальные ей лишь мешают. Едва ли это можно посчитать хоть сколько-нибудь верной с точки зрения марксистской теории мыслью. А именно подготовленным историком (как минимум, знающим основные законы общественного развития) далекого коммунистического будущего нам представляют Стругацкие своего героя.

Румата – не историк. Исторический материализм заменен здесь на некую «Базисную теорию феодализма».

Послушаем спор Руматы и Кондора (земное имя – Александр Васильевич), двух опытных историков-разведчиков, людей коммунистического будущего, которые хорошо знают свое дело и разбираются в «теории»:

“Я хочу еще и еще раз обратить ваше внимание на то, что положение в Арканаре выходит за пределы базисной теории… — На лице дона Кондора появилось кислое выражение. — Нет уж, вы меня выслушайте, — твердо сказал Румата.

— Я чувствую, что по радио я с вами никогда не объяснюсь. А в Арканаре все переменилось! Возник какой-то новый систематически действующий фактор. И выглядит это так, будто дон Рэба сознательно натравливает на ученых всю серость в королевстве. Все, что хоть немного поднимается над средним серым уровнем, оказывается под угрозой. Вы слушайте, дон Кондор, это не эмоции, это факты! Если ты умен, образован, сомневаешься, говоришь непривычное — просто не пьешь вина, наконец! — ты под угрозой. Любой лавочник вправе затравить тебя хоть насмерть. Сотни и тысячи людей объявлены вне закона. Их ловят штурмовики и развешивают вдоль дорог. Голых, вверх ногами. Вчера на моей улице забили сапогами старика, узнали, что он грамотный. Топтали, говорят, два часа, тупые, с потными звериными мордами…

— Румата сдержался и закончил спокойно: — Одним словом, в Арканаре скоро не останется ни одного грамотного. Как в Области Святого Ордена после Барканской резни.

Дон Кондор пристально смотрел на него, поджав губы.

— Ты мне не нравишься, Антон, — сказал он по русски.

— Мне тоже многое не нравится, Александр Васильевич, — сказал Румата. — Мне не нравится, что мы связали себя по рукам и ногам самой постановкой проблемы. Мне не нравится, что она называется Проблемой Бескровного Воздействия. Потому что в моих условиях это научно обоснованное бездействие… Я знаю все ваши возражения! И я знаю теорию. Но здесь нет никаких теорий, здесь типично фашистская практика, здесь звери ежеминутно убивают людей! Здесь все бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет цену, потому что опаздывает.”

«Базисная теория» – под этим Антон имеет в виду теоретическую концепцию базиса и надстройки? Но тогда возникает вопрос: почему в его речи нет ни слова про общественные классы?

Если провести аналогию с реальной историей нашего мира, то, по словам Антона, выходит, что антисемитизм и погромы в царской России или «охота на ведьм» и антикоммунистическая истерия в США и т. п. явления – это все тоже факты, которые не укладываются в «базисную теорию», ведь там тоже систематически преследовали людей по определенному признаку: национальность, политические взгляды и т. д.

Причем делали это тоже не самые приятные люди, часто «тупые, с потными звериными мордами» и часто по доносу. Выходит так, что эти события не вписываются в теорию общественного развития, выбиваются из нее? Конечно выбиваются, если не воспринимать историю, как борьбу классов.

А что, собственно, изменится, если коммунары откажутся от «Бескровного Воздействия»? Если они начнут убивать и калечить кого захотят? Да ничего и не изменится, так как Антон уже избивает всех, кого захочет, он уже использует силовые методы. Чего только стоит сцена в первой главе, где он провоцирует штурмовиков на драку, однако, те испугались Румату, поскольку за ним ходит слава отчаянного и умелого бойца.

А если Румата убил бы Рэбу (а именно этот вариант предлагает в конце повести Кондор), то гонения на инакомыслящих прекратились бы? Если мы ответим на этот вопрос положительно, то мы должны будем признать, что историю движет не классовая борьба, а лишь деятельность отдельных личностей. Значит, мы признаем, что история – это набор случайностей, зависящих от каприза того или иного правителя, что исторический процесс не имеет закономерностей развития. Мы поставим роль личности человека в истории выше исторических условий, которые и рождают эти личности. То есть, мы встанем на почву идеализма.

Примеры реального исторического процесса не дадут нам слукавить. Дало ли убийство Александра II ослабление гнета царского режима? Нет, оно лишь добавило еще одну палочку в имени императора.

Тем не менее, «базисная теория» повести по словам Руматы завязана на психологии отдельных правителей:

“Базисная теория конкретизирует лишь основные виды психологической целенаправленности, а на самом деле этих видов столько же, сколько людей, у власти может оказаться кто угодно! “

И далее:

“Например, человечек, всю жизнь занимавшийся уязвлением соседей. Плевал в чужие кастрюли с супом, подбрасывал толченое стекло в чужое сено. Его, конечно, сметут, но он успеет вдосталь наплеваться, нашкодить, натешиться… И ему нет дела, что в истории о нем не останется следа или что отдаленные потомки будут ломать голову, подгоняя его поведение под развитую теорию исторических последовательностей.”

Идейная суть и критика этой теории нам ясна. Не ясно только, как развитие исторического материализма учеными коммунистического общества будущего могло прийти к такому вульгарному пониманию роли личности в истории?

Вполне естественно, что за этой глупостью последовала еще одна глупость: авторы на протяжении всего повествования целенаправленно продавливают мысль, что в феодальной Арканаре царит ни много ни мало – фашизм.

Заметим лишь, что классовая основа фашизма – это класс буржуазии при развитой, империалистической форме капитализма. Как фашизм мог появиться без развитого капитализма – загадка.

Но Румата яростно доказывает наличие феодального фашизма своим коллегам:

“… это самое заурядное выступление горожан против баронства, — он перевел взгляд на дона Гуга, — вылилось в провокационную интригу Святого Ордена и привело к превращению Арканара в базу феодально-фашистской агрессии.”

Ну а коммунары, понурив головы, признают его правоту.

И, наконец, самое главное: то, что окончательно определяет повесть как совершенно идейно несостоявшееся произведение. Особенно, учитывая то, как о нем заявляли многие критики – как о фантастике, основанной на марксизме. В Арканаре нет классовой борьбы.

Мы не увидим здесь классовую борьбу со всеми ее сложностями. Мы не увидим сложный клубок противоречий классового общества, которое одновременно и прогрессивно, и реакционно, а различные классы этого общества появляются и исчезают. Как, например, буржуазия сперва является прогрессивной силой, а после забывает о своих прежних идеалах перед лицом битвы со своим могильщиком – пролетариатом.

Нам не покажут диалектическую картину общества. Вместо этого мы видим лишь метафизическую, застывшую схему противостояния двух абстракций: тоталитарное государство, безликая толпа — т. е. абсолютное зло с одной стороны, и «герои»-одиночки, яркие, умные личности — т. е. абсолютное добро с другой.

Все, кроме интеллигенции, в этом мире показаны с ненавистью, их образы рождают отвращения. Если лавочники – то глупые и недалекие, если аристократ – то мерзкий, тупой тип, если придворная дама – обязательно падшая, продажная женщина и т. д.

Но если интеллигент, то обязательно гениальный инженер-изобретатель или великолепный писатель, будущий классик и т. п. Такие шаблонные персонажи вызывают большие вопросы и к художественному мастерству авторов.

Конечно, описанные сюжетные нестыковки не являются большим открытием. Любой читатель, воспринимающий повесть более-менее критически, найдет в ней и другие сюжетные промахи.

Суть в том, что многие современные деятели культуры называют Стругацких ни много ни мало литературными гениями, мыслителями, философами. А наш “светоч” современной литературы – Дмитрий Быков, известный своими перлами о Власове, о гражданской войне, называл их даже «сверхлюдьми», гениальными писателями, философами, чьи идеи понять в полной мере сможет далеко не каждый и пр. [4] Мы считаем, что эта оценка, как минимум, преувеличена.

II. Реакция на повесть

  • Реакция буржуазной интеллигенции

Поскольку в повести рисуется некое абстрактное «тоталитарное» государство, то многие антисоветчики любят проводить параллели между вымышленной Арканарой и СССР (тоже вымышленным).

Самая забавная параллель – это приравнивание Рэбы к Берии. Какая между ними связь? А. Зеркалов, в предисловии к собранию сочинений Стругацких [5], пожалуй, выразил эту мысль лучше всех:

“О сталинизме они написали в «Трудно быть богом». Тот же формальный прием, что и в «Попытке к бегству»: люди из счастливого коммунистического будущего, делегаты чистой и радостной Земли, оказываются в грязном и кровавом средневековье. Но здесь под личиной средневекового королевства на сцену выведена сталинская империя зла. Главному пыточных дел мастеру, «министру охраны короны», дано многозначительное имя: Рэба; в оригинале его звали Рэбия, но редакторы попросили сделать намек не столь явным. Более того, Стругацкие устроили свою империю гибридной, сшитой из реалий средневековых и объединенных, сталинско-гитлеровских, реалий нашего времени. Получился немыслимый тройной ход, обнажились кровное родство двух тоталитарных режимов ХХ века и их чудовищная средневековая сущность.”

«Сталинская империя», приравнивание фашизма и «сталинизма» друг к другу. К слову, это уже давно известная нам классика буржуазной пропаганды.

А какие же оды он поет этому произведению. Пожалуй, цитаты других деятелей буржуазной культуры и не понадобятся – в 90-е годы все уже сказал Зеркалов:

“Однако не только из-за этого роман произвел впечатление взрыва — да и сейчас поражает всех, кто читает его впервые. Это первоклассная приключенческая вещь, написанная сочно, весело, изобретательно. Средневековый антураж, все эти бои на мечах, ботфорты и кружевные манжеты послужили волшебной палочкой, магически действующей на аудиторию и заставляю безотрывно читать философский роман, многослойный и не слишком-то легкий для восприятия. И вот, дочитав его до конца, мы — первые читатели «Трудно быть богом» — с изумлением, с оторопью даже, кидались звонить друзьям и требовать, чтобы они немедленно, сию секунду тоже начали его читать.

Напомню, это было четверть века назад; книга попала в руки читателей, приученных произносить слово «революция» с благоговейным придыханием. А Стругацкие объявили, что опасно любое вмешательство в исторический процесс, даже бережное и аккуратное — под наркозом. История должна сама прокрутить свои шестерни, в своей беспощадной последовательности. Нельзя лишать народ его истории — писатели сказали это за четверть века до того, как мы спохватились и начали восстанавливать храмы и зазывать домой эмигрантов”.

Самая главная мысль, которую здесь можно почерпнуть – это отделение революции от общего исторического процесса.

Но что есть революция? Революция – это качественное, скачкообразное изменение общества, подготовленное чередой количественных изменений. Общество развивается диалектически, то есть, посредством имеющихся в нем противоречий, которые эволюционным путем доводят общество до революционного состояния.

Так, например, развитие капиталистических производственных отношений постепенно, в течении десятилетий разоряло крестьянские массы в царской России, заставляя крестьян становиться наемными работниками.

Многие мелкие производители в городах постепенно, один за другим разорялись, не выдерживая конкурентной борьбы, и были вынуждены наниматься к своим более успешным конкурентам, пополняя ряды наемных работников. Таким образом, год за годом, общество раскалывается на два больших лагеря: владельцы капитала и наемные работники.

Интересы этих двух групп прямо противоположны, между ними невозможен никакой союз, напряжение растет и происходит взрывное разрешение этого противоречия, в виде революций 1917 года, в которых сторона рабочих и беднейшего крестьянства одерживает верх. После того, как сопротивление поверженной стороны оказывается сломлено, начинается дальнейшее эволюционное развитие государства диктатуры пролетариата.

Но та сторона, которой уготована смерть в этой схватке – владельцы капитала, не хотят своей смерти, не хотят того, чтобы угнетенные класс наемных работников даже знал о неминуемом грядущем поражении капиталистов.

Поэтому, невольно обманывая и самих себя, они распространяют свои чаяния в виде буржуазной пропаганды, искажают реальную картину мира. Буржуазии так не хочется умирать, что она даже начинает верить в свое бессмертие и распространять эту веру среди других классов. Так рождаются различные идеалистические картины мира.

Буржуа понимают, что революция – это их смерть, поэтому они отказываются в нее верить, изображают свою собственную картину общественного развития – без революций, только эволюционную, без скачкообразных изменений, т. е. метафизическую. В их интересах думать, что буржуазное общество вечно, в их же интересах и распространять такую картину мира среди трудящихся, навязывать ее трудящимся.

Вот и гражданин Зеркалов, пораженный метастазами буржуазной пропаганды, распространяет ее всеми силами. Так, по мановению руки, революция уже становится чем-то чуждым и опасным для исторического процесса.

Но Зеркалов выражает свои мысли слишком открыто и грубо.

Стругацкие же не имели такой возможности, они пока не могли так ясно выражать антисоветские мысли: отчасти потому, что в начале 60-х годов они еще не были идейными антисоветчиками, а были лишь заблуждавшимися идеалистами, и отчасти потому, что цензура времен оттепели и застоя пропускала не всю антисоветчину, в отличие от цензуры во времена перестройки.

Стругацкие подходят более тонко, они ставят вопрос следующим образом: а правомерно ли, этично ли вмешиваться в «чужой» исторический процесс?

Для марксиста же, для коммуниста вопрос стоит совсем по-другому: “как помочь обществу, где еще сохранилась эксплуатация человека человеком?”

Если угодно, Стругацкие, и подобные им задумываются: «А стоит ли помогать какому-нибудь бедолаге, которого душит в подворотне бандит? Стоит ли вмешиваться в их отношения? Ведь это же их дело, наверное, стоит просто смотреть за тем, как бедолага справится своими силами», а коммунист же будет думать лишь о том, как спасти этого «человека», вопрос о вмешательстве или невмешательстве перед ним просто не стоит.

Именно поэтому нельзя считать Стругацких писателями, отстаивающими коммунистические идеалы. В этом произведении уж точно.

Современная конъюнктурная интеллигенция, кроме благоговения, ничего другого по отношению к данной повести не выражает и рассматривать их словесные упражнения – не самое интересное занятие. Да и пользы от этого никакой.

Продолжение в следующем посте -> Трудно быть богом: миф о гениальности Стругацких. Часть 2

Показать полностью 1
Стругацкие Борис Стругацкий Аркадий Стругацкий Фантастика Научная фантастика Космическая фантастика Искусство Материализм Диалектический материализм Антиутопия Постапокалипсис Космический корабль YouTube (ссылка) Длиннопост
5
Tigrenok163
Tigrenok163
5 месяцев назад

А представьте себе: вы возвращаетесь в 1995 год... в теле себя семилетнего⁠⁠

А теперь серьёзно. Представьте.

Вам 37. Вы ложитесь спать обычным вечером, а просыпаетесь — в панельке, с ковром на стене, на старом скрипучем диване. За окном — лето, на кухне — запах варёных яиц, и мама зовет вас завтракать. Вы — в теле себя семилетнего. Самый обычный 1995 год.

Но с вами всё ваше сознание, весь опыт, знания, память. Всё, что вы прожили и знаете на 2025 год — с вами. Все катастрофы, взлёты, тренды, крипта, TikTok, нейросети, ковид, Украина, курс доллара, биткойн, стартапы, акции Tesla и даже... кто выиграет следующий чемпионат мира.

Звучит как сказка?

Сначала вы испытываете эйфорию. "Сейчас я всё изменю", думаете вы. С таким-то багажом знаний! Я стану миллионером! Предскажу катастрофы, спасу людей, вложусь в Apple, выкуплю биткойн по 1 доллару, попаду в Forbes! Но... Телефона нет. Смартфона — тем более. Интернета у вас нет. И у соседей — нет. И у школы. И у родителей. Даже у учителя информатики — только "Спринтер" на Win95 с "Lines 98" и "Волком из Ну, погоди". Вы хотите что-то загуглить? Удачи. Google появится только через год. И не на русском. И не в вашем городе. Вы хотите позвонить в будущее? У вас нет ни номера, ни симки, ни, собственно, телефона.

Люди начинают замечать... Вы стараетесь быть собой. Но... вы уже не ребёнок. Вы разговариваете слишком взрослым языком. Упоминаете странные слова: "кринж", "зумер", "маркетплейс" итд. итп.

Вы знаете вещи, которые знать не должны: когда будет кризис, кто станет президентом, какие фильмы взорвут прокат. Вы случайно спойлерите "Титаник" ещё до премьеры. Вы не можете насладиться новыми фильмами и сериалами, так как уже видели их.

Сначала вас слушают с интересом. Потом — с опаской. Потом — с тревогой. Вы говорите, что 11 сентября будет трагедия. Что начнётся война. Что в будущем будет пандемия, маски, удалёнка. Родители волнуются. Учителя советуют "показать специалисту". А психолог — он просто не понимает, что с вами не так. И запускается механизм. В лучшем случае — таблетки. В худшем — стационар. Потому что "ребёнок живёт в мире фантазий" и "рассказывает про несуществующее".

Самое страшное — вы ничего не можете изменить!

Вы знаете, что будет. Но вы — семилетний ребёнок без доверия, без доступа к миру, без инструментов влияния. Всё, что вы можете — это ждать. Смотреть, как мир катится по заранее известному маршруту. Видеть, как повторяются ошибки, и быть полностью бессильным. Вы — человек из будущего, запертый в теле ребёнка прошлого. Без возможности выбраться.

И вы остаетесь наедине с этим знанием:

Без друзей — вас считают странным.
Без поддержки — вас никто не понимает.
Без надежды — потому что вы уже видели, чем всё закончится.

Скучаете по YouTube, по Telegram, по голосовому поиску. Скучаете по близким, которых ещё не встретили. По фильму, которого ещё не сняли. По еде, которую ещё не изобрели. По себе.

А представьте, что это не фантастика.
А кто-то прямо сейчас там.
В прошлом.
Смотрит на вас.
И знает, как всё будет.
Но не может ничего изменить.

Показать полностью
Мысли Фантастика Рассказ Антиутопия Путешествие во времени Фантазия А что если Текст
29
5
RayBos
RayBos
5 месяцев назад
Лига Писателей
Серия Алард. Истоки хаоса

Звери Аларда. Саби⁠⁠

Дай банан...

Дай банан...

Саби обитают в лесах архипелага Дифеа. Это небольшие создания длина тела которых доходит до 1 метра, из которых половина длинный хвост. Саби это птицы, которые решили отказаться от полета. Их крылья за годы эволюции изменились и стали руками с острыми когтями, с помощью которых саби лазают по деревьям и достают насекомых, которые прячутся под корой.

Саби питаются насекомыми и фруктами. Живут они небольшими стаями, но партнера выбирают один раз и на всю жизнь. Даже если один из них умирает, то второй больше не ищет себе нового спутника жизни. Гнезда саби создают в дуплах деревьев. Там самка откладывает до 3 яиц, которые высиживает, пока самец находится в поисках пищи. После вылупления детеныши цепляются за маму и папу, и отправляются вместе с ними в большой мир, чтобы научится в нем премудростям жизни. Саби очень социальные и игривые птицы. Путешествуя по лесах, можно увидеть носящихся в кронах деревьев маленьких созданий, играющих друг с другом. Но даже если не увидеть, то услышать их получится точно. Исследователи различают более 40 разных звуков, которые издают саби для общения с сородичами.

Саби очень миролюбивые существа, которые в случае опасности тут же бросаются прочь. Они стараются не спускаться на землю и большую часть жизни проводят на деревьях, где у них меньше врагов.

На островах Дифеа саби можно увидеть не только в дикой природе. Среди местных эти добрые существа распространены как домашние питомцы. Даже в самых отдаленных селениях можно встретить ручных саби. Дело в том, что детеныши саби очень сильно привязываются к тому, кто их вырастил, а их социальная натура делает из них прекрасного компаньона. В последнее время изредка можно встретить саби даже на материках, так как члены благородных родов начали заводить этих причудливых зверушек как показатель статуса и достатка. И кто знает, что будет с ними, после того как их хозяевам наскучат эти милые, но очень активные и игривые создания. Быть может через года дикие популяции саби можно будет увидеть уже далеко за пределами архипелага Дифеа.

Начать знакомство с огромным и интересным миром Аларда можно при помощи первой книги "Алард. Тень хаоса" из цикла "Алард", которую вы найдете по ссылке: https://www.litres.ru/author/rey-bo/

Показать полностью 1
[моё] Фантастика Научная фантастика Фэнтези Литература Русская фантастика Расы Авторский рассказ Альтернативная история Самиздат Существа Мифы Животные Мифические существа Волшебные существа Длиннопост Продолжение следует Апокалипсис Антиутопия Отрывок из книги Авторский мир
0
Ni.Mo
Ni.Mo
5 месяцев назад
Серия Классики литературы

Узнаёте страну?⁠⁠

«Война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила»
Эрик Артур Блэр

Литература Тоталитаризм Писатели Цитаты Джордж Оруэлл 1984 Антиутопия Мудрость Война Мир Свобода Рабство Незнание Сила Короткопост Текст
17
Ni.Mo
Ni.Mo
5 месяцев назад
Серия Классики литературы

Чернь и власть⁠⁠

«В массе своей люди слабы и трусливы, не готовы к свободе и боятся правды, а значит, надо, чтобы кто-то сильный управлял ими и обманывал их»
Джордж Оруэлл, «1984»

Литература Мудрость Философия Джордж Оруэлл Политика Антиутопия Цитаты Писатели Трусость 1984 Власть Чернь Короткопост Текст
11
ProjectLogos
ProjectLogos
5 месяцев назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги⁠⁠

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3,5: "Современный новояз"

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика

Министерство любви.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги

Но перейдём к задержанию героев и провокациям от полиции мысли и тем самым закроем последний вопрос мироустройства. И зацепим мы тут много чего.

Гуманный тоталитаризм. Мистер Чамингтон, продавший книгу герою, — сотрудник полиции мысли, и, несмотря на весь ужас описываемого героем мира, его и Джулию не арестовали ни когда он купил книгу, ни когда он вернулся, ни когда он и Джулия начали ходить к нему в дом, хотя все разговоры прослушивались. А если верить нашему герою, то сама покупка книги — это уже преступление, караемое смертью. Это вызывает вопросы. Что за гуманный такой тоталитаризм?

Когда его сломали, ему постепенно восстановили человеческие условия, причём лучше, чем они были до заключения. Он начал заниматься спортом и самообразованием, но он безоговорочно капитулировал.

Но самый большой вопрос — это безумные, немыслимые, бесполезные затраты сил, времени и ресурсов на «перевоспитание»?

Т. е. они буквально большую часть попавших в министерство убивают.

Они не становятся мучениками, так как их стирают. Ага. А зачем тогда их перевоспитывать? Н***я тратить время и силы? Чтобы что? Убили, стёрли, и дело с концом.

Возьмем ситуацию с восемьюдесятью пятью процентами общества – с пролами. Идет война, но нет призыва, а единственные упавшие бомбы сброшены правительством – просто чтобы напомнить населению, что идет война. Если товаров потребления не хватает, то это ведь неизбежность военного времени. Зато есть пабы, где пиво продают литровыми кружками, есть кинотеатры, государственная лотерея, популярная журналистика и даже порнография (механически производимая отделом Министерства правды под названием «порносек».) Нет безработицы, денег достаточно, нет деспотичных законов, да и вообще никаких законов нет. Все население, пролы и партийцы наравне, избавлено от преступности и насилия, существующих в обществе демократической модели. Можно совершенно безопасно ходить ночью по улицам, и вас никто не тронет – за исключением, надо полагать, полицейских машин в духе Лос-Анджелеса. Незачем беспокоиться из-за инфляции. Нет такой существенной проблемы нашего времени, как расовая нетерпимость. Как говорит нам Голдстейн: «В самых верхних эшелонах можно встретить и еврея, и негра, и латиноамериканца, и чистокровного индейца». Нет глупых политиков, нет нелепой подковерной игры, никто не тратит времени на глупые политические дебаты. Правительство эффективно и стабильно. Даже придуманы меры для устранения из жизни застарелых мук, причиняемых сексом и давлением семейных уз. Стоит ли удивляться, что система повсеместно принята. Уинстон Смит с его хитроумной одержимостью свободой говорить, мол, 2+2=4, и его убеждением, что все, кроме него, шагают не в ногу, – нарыв, гнойник, изъян на гладком теле коллектива. Что его следует излечить от безумия, а не распылить на месте как надоедливого москита, свидетельствует о милосердии государства.

Что такое «политический»? Важно отметить, что, как всегда, описания основаны только на предположениях Уинстона, а значит, утверждение, что к уголовникам в лагере отношение лучше, чем к политическим, мало что стоят.

К слову о них. Вот что наши диссиденты понимают под политическими, я осознаю. Это люди, получившие наказание по статье 58 УК (к слову, ничего необычного в ней нет, и она существует в той или иной форме во всех уголовных законах всех стран и даже в современном УК РФ есть, разделённая на несколько статей, уже почему-то никак не выделяемых как особые политические). А вот что в мире без законов подразумевается под политическими, я не пойму. А нам и не объяснят. Вот то, что Уинстон купил книгу, — это политическая статья?

Личность героя. Мы можем понять, что он все тот же мелкий ублюдок, что и в детстве, он говорит о любви к Джулии, но его волнует лишь его шкура, он не переживает о ней и не думает, а думает о том, что ему принесут бритву и он легко отделается.

Хотя я более чем уверен, что у этого слизняка не хватило бы духу даже для такого трусливого и дурного, но все же поступка, как самоубийство. Благо он и сам это осознает.

При этом Уинстон-то тут за дело. Да, каждый должен был признаться в длинном списке преступлений — в шпионаже, вредительстве и прочем. Признание было формальностью, но пытки — настоящими. А ещё настоящими были действия, на которые подписался Уинстон.

Опять давление на эмоции. Сосед по камере посрал в ведро, и стояла вонь. Ужасно нецивилизованно. За то, что умирающему от голода дали хлеб, наказание. А этот умирающий готов продать всё и вся, но не попасть в комнату 101.

Пытки. Далее. Условия в Министерстве любви не курорт, но там есть какое-то пространство и свет. Как по мне, тёмная, холодная дыра в земле полметра на два хуже, но обе вещи не сахар.

Пытки страшные, но это пытки ради пыток, совмещённая с доведённой до абсурда тактикой хорошего и плохого полицейского. Вся сцена с электричеством, вероятней всего, аллюзия на карательную психиатрию. И цель всего этого — сломать бунтовщиков, чтобы они не стали символами сопротивления и мучениками. В мире, где партия контролирует всё. Где она переписывает историю и просто стирает сам факт существования человека. Зачем столько усилий?

Солипсизм. Я не могу с этих разговоров. Это безумие чистой воды.

Мы — жрецы власти, — сказал он. — Бог — это власть. Но что касается вас, власть — покуда только слово. Пора объяснить вам, что значит «власть». Прежде всего вы должны понять, что власть коллективная. Индивид обладает властью настолько, насколько он перестал быть индивидом. Вы знаете партийный лозунг: «Свобода — это рабство». Вам не приходило в голову, что его можно перевернуть? Рабство — это свобода. Один — свободный — человек всегда терпит поражение. Так и должно быть, ибо каждый человек обречен умереть, и это его самый большой изъян. Но если он может полностью, без остатка подчиниться, если он может отказаться от себя, если он может раствориться в партии так, что он станет партией, тогда он всемогущ и бессмертен. Во-вторых, вам следует понять, что власть — это власть над людьми, над телом, но самое главное — над разумом. Власть над материей — над внешней реальностью, как вы бы ее назвали, — не имеет значения. Материю мы уже покорили полностью.

На миг Уинстон забыл о шкале. Напрягая все силы, он попытался сесть, но только сделал себе больно.

— Да как вы можете покорить материю? — вырвалось у него. — Вы даже климат, закон тяготения не покорили. А есть еще болезни, боль, смерть…

О’Брайен остановил его движением руки.

— Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность — внутри черепа. Вы это постепенно уясните, Уинстон. Для нас нет ничего невозможного. Невидимость, левитация — что угодно. Если бы я пожелал, я мог бы взлететь сейчас с пола, как мыльный пузырь. Я этого не желаю, потому что этого не желает партия. Вы должны избавиться от представлений девятнадцатого века относительно законов природы. Мы создаем законы природы.

— Как же вы создаете? Вы даже на планете не хозяева. А Евразия, Остазия? Вы их пока не завоевали.

— Не важно. Завоюем, когда нам будет надо. А если не завоюем — какая разница? Мы можем исключить их из нашей жизни. Океания — это весь мир.

— Но мир сам — всего лишь пылинка. А человек мал… беспомощен! Давно ли он существует? Миллионы лет Земля была необитаема.

— Чепуха. Земле столько же лет, сколько нам, она не старше. Как она может быть старше? Вне человеческого сознания ничего не существует.

…

— Что такое звезды? — равнодушно возразил О’Брайен. — Огненные крупинки в скольких-то километрах отсюда. Если бы мы захотели, мы бы их достигли или сумели бы их погасить. Земля — центр вселенной. Солнце и звезды обращаются вокруг нас.

Уинстон снова попытался сесть. Но на этот раз ничего не сказал. О’Брайен продолжал, как бы отвечая на его возражение:

— Конечно, для определенных задач это не годится. Когда мы плывем по океану или предсказываем затмение, нам удобнее предположить, что Земля вращается вокруг Солнца и что звезды удалены на миллионы и миллионы километров. Но что из этого? Думаете, нам не по силам разработать двойную астрономию? Звезды могут быть далекими или близкими в зависимости от того, что нам нужно. Думаете, наши математики с этим не справятся? Вы забыли о двоемыслии?

Даже идиот вроде Уинстона называет это солипсизмом. А это он и есть. Если я не видел — значит, не существует.

Мотивы. В прошлом блоке я вас обманул. Конечно, у партии есть мотив. Формальный, но очень продуманный и глубокий (нет).

— Вы правите нами для нашего блага, — слабым голосом сказал он. — Вы считаете, что люди не способны править собой, и поэтому…

Он вздрогнул и чуть не закричал. Боль пронзила его тело. О’Брайен поставил рычаг на тридцать пять.

— Глупо, Уинстон, глупо! — сказал он. — Я ожидал от вас лучшего ответа.

Он отвел рычаг обратно и продолжал:

— Теперь я сам отвечу на этот вопрос. Вот как. Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство, ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье — только власть, чистая власть. Что означает чистая власть, вы скоро поймете. Мы знаем, что делаем, и в этом наше отличие от всех олигархий прошлого. Все остальные, даже те, кто напоминал нас, были трусы и лицемеры. Германские нацисты и русские коммунисты были уже очень близки к нам по методам, но у них не хватило мужества разобраться в собственных мотивах. Они делали вид и, вероятно, даже верили, что захватили власть вынужденно, на ограниченное время, а впереди, рукой подать, уже виден рай, где люди будут свободны и равны. Мы не такие. Мы знаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от нее отказаться. Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть. Теперь вы меня немного понимаете?

…

Уинстон, как человек утверждает свою власть над другим?

Уинстон подумал.

— Заставляя его страдать, — сказал он.

— Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную?

…

Теперь вам понятно, какой мир мы создаем? Он будет полной противоположностью тем глупым гедонистическим утопиям, которыми тешились прежние реформаторы. Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. Все остальные мы истребим. Все. Мы искореняем прежние способы мышления — пережитки дореволюционных времен. Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства, литературы, науки. Когда мы станем всесильными, мы обойдемся без науки. Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда — запомните, Уинстон, — всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно.

У меня нет ни сил, ни желания самому показывать насколько это тупо. Поэтому:

В подвалах Министерства любви О’Брайен рассказывает Уинстону про мир, который строит партия:

«Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. […] Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. […] Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда – запомните, Уинстон, – всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение от того, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека, – вечно…»

От таких слов у Уинстона в жилах стынет кровь, да и язык прилипает к гортани: он не может ответить. Но нашим ответом может стать: человек не таков, простого удовольствия от жестокости ему недостаточно. Интеллектуалу (поскольку только лишенные реальной власти интеллектуалы способны сформулировать подобную концепцию) требуется многообразие удовольствий. Вы говорите, что опьянение властью становится все острее и утонченнее, но мне кажется, вы говорите об упрощении, и это животное упрощение, в силу логики, подразумевает спад интеллектуальной деятельности, которая одна только и способна поддерживать ангсоц. Удовольствия, по природе вещей, не могут оставаться статичны, разве вы не слышали о сокращении возвратов оптовику? Это то самое статичное удовольствие, о котором вы говорите. Вы говорите, мол, сведете на нет оргазм, но как будто забываете, что удовольствие от жестокости – удовольствие сексуальное. Если вы убьете различие между прекрасным и безобразным, у вас не будет шкалы, по которой будет оцениваться интенсивность удовольствия от жестокости. Но на все наши возражения О’Брайен ответит: «Я говорю о совершенно новом человеке и новом человечестве».

Вот именно. Это не имеет никакого отношения к человечеству, каким мы его знали несколько миллионов лет. Новый человек – это что-то из научной фантастики, своего рода марсианин. Требуется удивительный квантовый скачок, чтобы перейти от ангсоца, метафизика которого коренится во весьма старомодном представлении о реальности, а политическая философия связана с привычным тоталитарным государством, к «человеку властному», или как там еще будет называться новая сущность. Более того, этот предполагаемый мир «топчущих и растоптанных» придется совместить с неизменными процессами государственного управления. Хитросплетения государственной машины едва ли совместимы с картинами – не обязательно безумными – изысканной жестокости. Удовольствие власти в значительной степени связано с удовольствием правления, а именно с моделями и способами навязывания индивидуальной или коллективной воли управляемым. «Сапог, топчущий лицо человека, – вечно» – метафора власти, но еще и метафора внутри метафоры. Внимая красноречивым славословиям мечте ангсоца, Уинстон Смит думает, что слышит голос безумия, – голос тем более ужасающий, что от него кольцо сжимается вокруг его собственного душевного здоровья: на такое способна только поэзия, которая на первый взгляд кажется безумием. О’Брайен поэтизирует. Мы, читатели, испытываем дрожь ужаса и возбуждения, но мы не воспринимаем стихотворение всерьез.

Мы все знаем, что ни один политик, государственный деятель или диктатор не ищет власти ради самой власти. Власть – это положение, острие, вершина, присвоение контроля, который, будучи тотальным, приносит удовольствие, которое есть награда власти – удовольствие выбирать, будут тебя бояться или любить, будешь ты причинять вред или творить добро, погонять или давать передышку, терроризировать или одарять благами. Мы распознаем власть, когда видим возможность выбора, не ограниченного внешними факторами. Когда власть проявляется исключительно через зло, мы начинаем сомневаться в существовании выбора и, следовательно, в существовании власти. Высшая власть, по определению, принадлежит богу, и эта власть показалась бы несуществующей, если бы ограничивалась сосланием грешников на муки ада. Любой Калигула или Нерон распознается как временное отклонение, которое не способно удерживать власть долго, которое не может выбирать, а может только разрушать. Злые мечты маркиза де Сада порождены неспособностью достигнуть оргазма обычными способами, и мы соглашаемся, что у него нет иного выбора, кроме как прибегнуть к хлысту или обжигающей яичнице. Он представляется более логичным, чем освобожденный от потребности в оргазме садизм О’Брайена. О’Брайен говорит не о власти, а о плохо изученном заболевании. В силу своей природы заболевание либо убивает больного, либо излечивается. А если этот феномен не болезнь, а новая разновидность здоровья для новой разновидности человечества – пусть так. Но мы принадлежим к старой разновидности человечества, и новая нас не слишком интересует. Убейте нас, бога ради, но давайте не будем делать вид, что нас уничтожает реальность высшего порядка. Нас просто рвет на части тигр или распыляет марсианский луч смерти.

Реальность – внутри коллективной черепушки партии: внешний мир можно игнорировать или формировать согласно ее воле. А что, если подведет электричество, питающее машину пыток, что тогда? Ах так, значит, электричество все-таки каким-то таинственным образом вырабатывается? Что, если закончатся запасы нефти? Способен ли разум утверждать, что они еще достаточны? Науки не существует, поскольку эмпирический метод мышления объявлен вне закона. Технологический прогресс направлен на изготовление оружия или устранение личной свободы. Неврологи ищут средства от оргазма, и следует предположить, что психологи изыскивают все новые способы убить удовольствие и усилить боль. Никакой превентивной медицины, никакого прогресса в лечении болезней, никакой пересадки органов, никаких новых лекарств. Взлетная полоса I беззащитна перед любой неизвестной эпидемией. Разумеется, болезнь и смерть отдельных граждан не имеют большого значения, пока процветает коллектив. «Индивид – всего лишь клетка, – сказал О’Брайен. – Усталость клетки – энергия организма. Вы умираете, когда стрижете ногти?» Однако этот хваленый контроль над внешним миром неминуемо покажется ограниченным, когда неизлечимое заболевание попросит разум выйти вон, дескать, он пережил готовность тела цепляться за жизнь. Разумеется, логично предположить, что тела могут вообще исчезнуть, и Старший Брат окажется в роли Церкви победившей, то есть души или статика душ навечно переместятся в эмпиреи, где не будет плоти, чтобы ее хлестать, и нервов, чтобы заставить орать от боли.

Природа, если ее игнорировать или дурно с ней обращаться, имеет обыкновение проявлять свое недовольство, как некогда напоминала нам реклама маргарина. Загрязнения окружающей среды, как утверждает партия, не существует. Природа отчетливо не согласна. От землетрясений при помощи двоемыслия не отмахнешься. Коллективный солипсизм воплощает гордыню, которую боги естественного порядка вещей быстро накажут неурожаями и эндемическим сифилисом. Оруэлл писал в эпоху, когда атомной бомбы боялись больше, чем разрушения окружающей среды, а потому ангсоц берет свое начало в более ранний, уэллсовский период, когда природа была инертной и податливой, и человек мог делать с ней, что вздумается.

Даже процессы лингвистических изменений – аспект природы, они происходят бессознательно и, как представляется, автономно. Нет гарантии, что созданный государством новояз сможет процветать, не подвергаясь воздействию постепенного семантического искажения, мутации гласных или влиянию более богатого старояза пролов. Если выражение «плюс плюсовый нехороший» или (с макбетовским привкусом) «плюс плюсплюсовый нехороший» применить к плохо сваренному яйцу, потребуется кое-что покрепче для обозначения головной боли. Например, «небольшебратный неангсоцный плюс плюсплюсплюсовый нехороший». «Старшебратный» – в качестве усилительного – может быть столь же нейтральным, как «чертовский». Старшего Брата как единственное божество можно поминать, когда ударишь молотком по пальцу или попадешь под дождь. А это неминуемо его умалит. Уничижительные семантические изменения – обязательная составляющая истории любого языка. Но мы имеем дело с новой разновидностью человека и новой разновидностью реальности. Не следует строить домыслы о том, что не может происходить здесь и сейчас.

«1984» следует воспринимать не только как безделицу в духе Свифта, но и как расширенную метафору предчувствия. Как проекция возможного будущего оруэлловская картина имеет исключительно фрагментарную ценность. Ангсоц не может возникнуть, это нереализуемый идеал тоталитаризма, который неполноценные человеческие системы всего лишь неуклюже имитируют. Это метафорическая власть, которая существует вечно, а роман Оруэлла все еще остается апокалиптическим сводом наших худших страхов. Но откуда у нас эти страхи? Мы так чертовски пессимистичны, что нам почти хочется возникновения ангсоца. Нас пугает государство… всегда государство. Почему?

Далее у Бёрджесса идут рассуждения о Бакунине, анархизме и связи Оруэлла с анархистами. Занимательно и интересно, но не к цели нашего разговора. А вот вопросы, которые в этом блоке поднимает Бёрджес в этом куске, правильные. И, как известно, правильный вопрос — половина ответа, вот только ответа нет.

Выводы.

Как я все это время говорил, антиутопия должна критиковать тенденции настоящего. Экстраполировать их. И показывать, как мир пришел к этому. Вопрос «как» всегда тянет за собой вопрос «зачем». И у «1984» проблемы с обоими вопросами.

Нам не говорят, как этот мир стал таким, и нет даже способа этого предположить. Более того, в этом нет смысла.

Ну давайте мы предположим, что можно заставить всех думать, что 2+2=5, когда это нужно, и сразу же заставить думать, что 2+2=4, когда это требуется. Я не знаю как, но предположим. Вопрос: зачем?

Зачем прикладывать столько усилий, чтобы заставить весь мир думать так, как вам нужно, в противовес реальности, но при этом исходить из реальности, когда этого требует ситуация?

Зачем? Это может понадобиться только в мире «1984», но проблема в том, что мир «1984» может быть построен, только если реализовали такую систему. Это просто усложнение того, что решается намного легче. Легче не говорить, что у вас есть союзник вообще. Или сказать, что бывший союзник вероломно нанёс удар в спину. У вас информационная гегемония.

Как художественное произведение.

Подробно об этом тут: Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм. Часть 4 "1984"

Но если кратко, Оруэллу не выдали талон на хороший текст, грамотные художественные приёмы и драматургию. По порядку.

Мне нравятся эссе Оруэлла, я спокойно воспринимаю «Скотный двор» и мне кажется, что он написан неплохо, но я не переношу то, как написан «1984».

Текст — несвязная шизофазия, где автор противоречит сам себе, и это не художественный приём или, во всяком случае, не только он. Главного героя как будто мотает по параллельным вселенным, где в устройстве мира есть небольшие различия, но то, что везде ад, остаётся неизменным. Даже в самом начале книги — Уинстон говорит, что за людьми всегда следят экраны, при этом у него есть ниша, в которой его не видно, и никого, в том числе самого Уинстона, не смущает, что, когда он в неё заходит и что-то делает там несколько часов (ещё раз, объект постоянного наблюдения в течение нескольких часов вне поля наблюдения), никто не бьёт тревогу, да его в первый же день должны были забрать в Министерство любви.

Герои — тухлые. Образы примитивные. Из художественных приёмов только примитивный удушающий на вашу эмпатию: везде разруха, гниль, грязь, отвращение и болезнь.

Как итог, с художественной точки зрения «1984» очень слаб. Он слаб с точки зрения техники писательского ремесла; сюжетный костяк, с большой долей вероятности, позаимствован из замятинского «Мы»; антитоталитарный посыл ослабевает из-за излишней гиперболы, превращающей предупреждение в страшную, но нереалистичную сказку; и в довершение ко всему, главный герой просто отвратителен, и сопереживать ему сложно.

Как антиутопия

А вот этот вопрос очень сложный и спорный. Как всегда возвращаемся к самому началу цикла.

Т.е. хорошей антиутопией я буду называть ту, которая:

1) Определяет происходящие во время её написания процессы, качественно описывает и критикует их возможное развитие. В идеале, если в истории можно будет найти достаточно приближенные к описываемым автором ситуации.

2) Создаёт грамотный и непротиворечивый мир, в котором понятно как такое мироустройство было создано, функционирует, поддерживается и воспроизводится.

3) Оказала серьёзное влияние на жанр и культуру в целом.

Первый же пункт вызывает вопросы. Предмет критики тут очевиден – тоталитаризм. Очевиден не для всех, так как критикуется тут не американский тоталитаризм, не британский, не советский. Тоталитаризм вообще, в вакууме.

Дополнительные предметы критики – резкая смена политики собственного государства Оруэлла и переписывание истории.

Но реализация убивает предмет. Переборщив с гиперболой, Оруэлл создаёт клоунаду, она не пугает, она вызывает неверие и нервные смешки. Антиутопия может, а иногда и должна доводить до абсурда критикуемые объекты, но тут большой перебор с этим – в этот мир просто невозможно верить.

Второй пункт я даже комментировать не буду. Всё очень плохо. Единственное, что я добавлю – это то, что «1984» нарушает негласное правило хорошей антиутопии, о которой я говорил – не может быть, чтобы плохо было всё. Должны быть положительные элементы.

И вот у нас спорный первый пункт, провальный второй, а третий… работает за четверых.

Как я говорил во введении, всё, о чём говорилось в этом цикле до – это очень важно, но не так, как творение Оруэлла, потому что если в современном мире разбирают антиутопию, её в 9 из 10 случаях будут разбирать на примере или сравнивая с «1984», если создают антиутопию или произведение с элементами антиутопии, то оно, скорее всего, будет перефразом «1984». Это самая влиятельная классическая антиутопия.

Итоги.

В отличие от Уэллса и Замятина, Оруэлл подошёл к рассматриваемому вопросу только с этической и моральной точки зрения, проигнорировав материальные основы. Мир как таковой отсутствует.

Я уже много раз говорил, что лучшие антиутопии — те, в которых и персонажи внутри мира, и читатель видят плюсы — тут их нет.

«1984», на мой взгляд, плохая антиутопия и плохое художественное произведение, которое «случайно» (на самом деле нет, это результат некоего кредита доверия к автору, продвижения в том числе по политическим мотивам, того факта, что нереалистичность мира, его гротескность позволяет использовать его как маркер и клеймо, а главное, получив культовый статус, произведение начинает само себя раскручивать) стало культовой и самой влиятельной, определяющей жанр антиутопией.

С другой стороны, я не могу отрицать некоторой искренности Оруэлла. Он, в отличие от многих, был честен в этой книге (вот в своём списке он честен не был). Он боялся тоталитаризма настолько, что готов был служить другому тоталитаризму. И этот страх и отчаяние запечатлелись в романе.

Итак, поздравьте меня, это был самый сложный текст в цикле. Дальше должно быть проще. Но если я где-то что-то упустил или выразился сумбурно и у вас остались вопросы — милости прошу в комментарии, также можете предполагать, какая работа будет рассмотрена следующая в цикле (это ни разу не байт на активность в комментариях). А я пойду писать следующее эссе, как и в прошлый раз, скорее всего, возьму небольшой перерыв в цикле и напишу парочку небольших простеньких эссе на отвлечённые темы.

Показать полностью 1
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
5
9
ProjectLogos
ProjectLogos
5 месяцев назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика⁠⁠

Предыдущая часть
Итак, мы закончили с бытовой шизофренией и философией. Пора переходить к мироустройству и геополитике.

Итак, основная проблема в том, что описанию старых проституток уделено больше внимания, чем описанию мира. Вся информация о мире, которую мы имеет, исходит из книги Голдстейна.

Мировосприятие Уинстона весьма приземлённое и касается в основном той самой бытовой шизофрении, при этом, как уже отмечалось ранее, все его слова можно и нужно подвергать сомнению, так как он сам по себе не очень стабильная личность, так ещё и с лёгкой руки автора он сам подвергает сомнению достоверную для нас информацию (да, это разумно, но мы из его опыта не можем, как и он сам, вычленять показательные и истинные элементы из случайной шушары). Всё, что мы может вывести из его наблюдений, – это же мир симулякров. Весь мир – спектакль: войны трех сверхдержав, Голдстейн, ограничения, которые позволяют нарушать, законы без законов…

Бюрократия везде. Даже порно от государства, но только для пролов. Правда, если это не вредит партии, обходи эту бюрократию как хочешь, а если ты прол, так на тебя вообще плевать.

Дети звереют. Разведчики, скауты, пионеры – называйте как хотите – зло, потому что прививает детям идеологию (разумеется, зло, потому что идеология неправильная, а так этим занимаются все, и это называется общественное воспитание). Вот только Уинстон и до ангсоца был сволочным ребёнком.

Публичные казни военнопленных (к слову, где-то тут Оруэлл открыл для себя готтентотскую мораль и крайне ей удивляется). Хотя нам чётко показывали, что не все это разделяют, на примере в кинотеатре.

Короче, толку от него ноль. То ли дело «Книга Голдстейна». Тут стоит сказать важную вещь – эта книга тоже недостоверна, так как её буквально подкинула полиция мыслей, но дело в том, что другой у нас и нет. Вот такой прекрасно проработанный у Оруэлла мир, который многие хвалят, что мы должны или верить информации, достоверность которой внутри мира неопределённа, или признать, что Оруэлл написал антиутопию, в которой никак не описал мироустройство, что равно признанию «1984» провальной как антиутопии (т. е. выбирайте плохо описанный мир или никак не прописанный мир, оба варианта для антиутопии плохи).

Итак, книга Голдстейна появляется уже за половину истории и буквально чуть-чуть раскрывает устройство мира.

Причины войны.

Взял отсюда: <!--noindex--><a href="https://pikabu.ru/story/antiutopiya_mertva_1984__prochitayte_uzhe_druguyu_knigu_ili_khotya_byi_prochitayte_yetu_chast_4_kniga_goldsteyna_miroustroystvo_i_geopolitika_12772019?u=https%3A%2F%2Fblogs.mediapart.fr%2Fgabas%2Fblog%2F090116%2Fnow-truth-emerges-how-us-fueled-rise-isis-syria-and-iraq&t=https%3A%2F%2Fblogs.mediapart.fr%2Fgabas%2Fblog%2F090116%2Fnow-truth-emerg...&h=0e0cd212d1a853b83faaa315c1b9584c7f594db3" title="https://blogs.mediapart.fr/gabas/blog/090116/now-truth-emerges-how-us-fueled-rise-isis-syria-and-ira..." target="_blank" rel="nofollow noopener">https://blogs.mediapart.fr/gabas/blog/090116/now-truth-emerg...</a><!--/noindex-->

Взял отсюда: https://blogs.mediapart.fr/gabas/blog/090116/now-truth-emerg...

Итак, в мире есть три сверхдержавы. Причём нам прямо говорят, что две страны защищены географически, а третья, Остазия, — трудолюбивостью населения (чтобы это ни значило). Все три страны автаркии! Экономические причины войны устранены, и война идёт за территории, где живёт 1/5 населения... (Более того, они не имеют границы, где все или хотя бы 2 страны сходятся.) Т.е. 80% населения живёт на постоянной основе в 3 державах (о населении потом скажем).

И вот нам в одном предложении говорят, что страны невероятно огромные и могут произвести и добыть всё на своей территории, т. е. автаркии. Даже прямо говорится, что они в войне не заинтересованы. А через предложение уже война идёт не только за население, но и за редкие ресурсы, такие как каучук, который в холодных странах, а что важно, у всех трех сверхдержав имеются тропические и экваториальные территории, приходится синтезировать.

Так всё же есть экономический интерес или нет?

А ещё через абзац оказывается, что цель войны — израсходовать потенциал машины, не повышая уровень жизни.

Ещё раз, если вдруг кто не понял. Вот есть станок. Он может производить стулья, а может производить стволы винтовок. Первый вариант повышает уровень жизни, производит товары общественного потребления, одним словом, хороший. Второй не повышает уровень жизни и приносит пользу лишь в условиях войны либо в случае, когда война крайне вероятна в обозримом будущем. Но в целом, без условий горячей фазы конфликта, бесконечное производство оружия — мёртвый груз. Как можно понять, второй вариант не самый хороший.

Станок может производить только один из этих товаров, более того, он не может производить их бесконечно, так как в какой-то момент выработает свой ресурс. И так как государство в мире «1984» хаотично злое и делает зло не исходя из какой-то выгоды или убеждений, а просто так, для души, то выбор очевиден.

Вечная война, чтобы утилизировать сначала произведённый потенциал, а следом и произведённое им оружие и людей, лишь бы не допустить, чтобы люди жили лучше.

А зачем? Какая финальная цель этого? Шутки шутками, я никого не оправдываю, но государство Оруэлла хуже фашистов. Те творили зверства хотя бы с понятной целью — выкачка ресурсов из покорённых государств. Они прямым текстом говорили, что Европа и Россия — их колонии. Тут же война ради войны, зло ради зла. Никакого прагматизма. Даже ложной цели нет, просто зло ради зла. Не государство, а сказочный злодей какой-то…

А какая экономика-то?

Ну ладно, делается намёк, что это борьба с кризисом перепроизводства. Решает ли это проблему? Ну, процентов на десять да, а попутно создаёт новые. Каких? Ну, давайте смотреть.

Кризис перепроизводства наиболее характерен для капиталистической системы. Но чтобы не ошибиться и не скатывать в срачи, возьмём более широко.

Кризис перепроизводства – это болезнь, характерная для рыночной экономики (он возможен в плановой экономике, но не столь критичен для неё и не столь типичен, там скорее проблема может быть диаметрально противоположной), в рамках которой господствует товарное производство и существует развитая денежная система.

Это определяет как причины кризиса, так и опасность его последствия.

Если кратко, кризис перепроизводства – это ситуация, когда количество произведённого товара больше, чем количество товара, который могут потребить.

Для плановой экономики он плох тем, что ресурсы потрачены не эффективно и какая-то отрасль недополучила финансирования, что с большой вероятностью приведёт к перекосу: какой-то товар будет в избытке пылиться на складах или пропадать, а какого-то будет не хватать.

Для рыночной экономики ситуация другая: какой-то выгодоприобретатель, производитель товара, мало того что зазря потратил свои ресурсы, так ещё и, что важно, не получит прибыли, да что там, тут бы по себестоимости продать. А снижение цены приведёт к другим долгоиграющим последствиям.

Так вот, исходя из этого, в мире 1984 должно быть общество с рыночной экономикой: олигополия, фашизм в научном значении этого термина, империализм. Тем более что передел колониальных по своей сути территорий под это подходит.

Но в самой книге вечно говорят про какой-то план. Что намекает на то, что экономика тут плановая. Есть нормы потребления и отпуска товаров на лицо, что говорит не о денежной системе, а о талонах.

Таким образом, у нас в Океании плановая экономика с талонами на товары общественного потребления, которая возникла, судя по всему, как попытка бороться с кризисами перепроизводства, характерными для рыночной экономики и денежной системы.

Возникла она вследствие необходимости из-за бесконечной войны, которая была запущена, чтобы избежать этих кризисов, путём утилизации производственных мощностей не на товары потребления, а на оружие.

Т.е. война — это рудимент, который существует по инерции, так как система, для которой был характерен кризис перепроизводства, с которым этой войной боролись, была преобразована из-за этой самой войны и как следствие проблемы с экономикой, и продолжающаяся война существует опять же потому, что злое зло хочет делать зло.

Объективная причина, пусть и мудацкая, устранена уже давно, но так как государство злооое, оно продолжает бессмысленное действо, лишь бы не допустить роста уровня жизни.

Да, оружие вне войны несёт меньше пользы, но остаётся польза предотвращения войны. Автор сам говорит, что отсталые в индустриальном плане государства поработят. Такая же ситуация с недостаточно вооружёнными. Собственно, такой путь автор и описывает, вот только тут критикуется уже плановая экономика. Оказывается, она всегда просчитывается и появляется дифицит. Действительно, традиционно характерная для такого типа экономики проблема.

Вот только... Два вопроса.

Военная экономика всегда плановая и как-то живёт. Дальше Оруэлл очевидно намекает на СССР, в котором никогда, я повторю это ещё раз, не был, но всё же 1984 написан в 1949 году, т.е. Оруэлл видел лишь ленинский и сталинский СССР. В котором экономические проблемы были следствием разрухи после гражданской и второй мировой войны, и то экономика показывала восстановительный рост. Проблем с товарами, вызванными проблемами плана, характерными для позднего хрущевского и брежневского СССР, Оруэлл не видел. На чем основывается его выводы?

Второй вопрос. Если не плановая и не рыночная экономика, так как обе плохи, то что нам нужно? Или в этом случае плановая экономика плоха, потому что реализуется капиталистами? Так в действительности огромные компании неплохо с ней управляются.

Смерть НТП.

Вот это мир! Особенно радует утверждение, что мир до 1914 при его технологическом развитии более бедный, чем мир 1984. Клиника.

Нет, можно, конечно, сказать, что люди в конечном итоге получают меньше, но только по все той же причине, что абсолютно беспричинно злое государство творит злые дела.

О смерти НТП в мире 1984 я вообще в шоке. Особенно когда они говорят, что 50 лет назад оно было более развито:

1) Это вот такое отсталое общество переписывает всю историю, ага. Верим.

2) Автор признаёт, что некий прогресс все же имеет место, не впечатляющий, но есть (опять страница 2 противоречит странице 1).

3) Но большая часть новшеств имеют военное предназначение. Ну так в нашем мире так же. Интернет, ракеты, самолёты и тысячи других вещей появились в первую очередь как военная технология. Че поменялось?

Дальше мы вообще узнаём, что «1984» — это постапокалипсис, ведь в 50-х была ядерная война (кстати, это же уже при Уинстоне, он должен был это помнить).

Ну и да, тут внезапно проявляется критика капитализма (эх, помнит ещё Оруэлл свои социалистические корни). Проявляется она в том, что утверждается, что если бы машина, т. е. производственные мощности, применялись бы на благо общества, что привело бы к устранению неравенства в связи с ликвидацией тяжёлой и низкооплачиваемой работы, то в обозримом будущем наступила бы утопия.

Да что там, даже стихийно она бы подняла уровень жизни. Но проклятый кризис перепроизводства напугал капиталистов, и те начали утилизировать мощности на войну. Т. е. полная занятость без роста благосостояния. Что в теории возможно, если мы производим продукты общественного потребления впритык для воспроизводства рабочей силы. Но причины этого опять — злое зло ради зла.

И через несколько страниц оказывается, что даже сегодня в период упадка обыкновенный человек живёт лучше, чем несколько веков назад. Прямого противоречия нет, но может пригодится. Поля пашут конным плугом — развитие хуже, чем в 1914, но люди живут лучше… Как?

Иерархия.

А так ли плох этот мир? Ведь тут и плюсы есть. Население не строго стратифицировано — в оба круга партии принимают любого по результатам экзамена в 16 лет. Разумеется, более высшие слои более образованы, а значит, с большей вероятностью попадут наверх. Но это социальный лифт.

С фразы, что движение вверх и вниз по социальной лестнице меньше, чем при капитализме, я проорал в голосину. Всё так. Особенно если речь про капитализм первой половины 20 века и ранее. Смешнее только дополнение, что его меньше, чем и в доиндустриальную эпоху. Это при монархизме получается. Когда даже если ты богаче короля, но ты простолюдин, ты всё ещё простолюдин. Ну да.

Я согласен, что внутри партии перемещения минимальны, но это уже не хуже, чем в приведённых примерах.

Более того, внутри партии нет расизма.

Местных лидеров набирают из местного же населения, что является некой формой самоуправления, что уже уменьшает натиск тоталитаризма.

Централизации, кроме языка, по сути нет.

Но вы ведь помните, что перед нами шизофреничный мир злого зла? А потому забудьте, что вам сказали — самых способных пролов просто ликвидируют. Да, есть экзамен. Да, лидеров набирают из местных. Да, в партии нет наследственной власти. Но самых способных пролов — ликвидируют.

А в чем смысл? Если он может стать отличным исполнителем, зачем его убивать? Тем более что тут есть уточнение, что некоторых всё же берут, но большинство убивают... Почему? Почему не всех? При этом убивают самых способных? Но дорога закрыта практически, т. е. надо брать не самых способных, а средних?

Да, там есть разумная цитата о том, что опасность широких масс прямо пропорциональна уровню образования, которое они получают в связи с экономической необходимостью. Но у вас уже есть единичный потенциально успешный исполнитель или руководитель. Зачем вам от него избавляться? Особенно при условии того, что если не будет другого способа партии собрать наверху самых способных, то она, не колеблясь, набрала бы целое новое поколение руководителей в среде пролов. ЭТО ЦИТАТА.

Они убивают самых способных, берут средненьких, по результатам экзаменов в 16. При этом партия не наследственная, у членов партии нет цели передать власть и положение детям, но они по-прежнему прилагают столько усилий ради... Ради чего? Ааа, ну иерархия ради иерархии.

Индивидуально ни один член партии не владеет ничем, кроме небольшого личного имущества, коллективно партия владеет всем.

Ага, а где номинально и фактически это не так?

Ну и дальнейший твист меня просто рвёт. Смотрите. Пролы живут ужасно, полностью в дерьме. Члены внешней партии тоже, но у них уши торчат. Члены внутренней партии тоже, но по пояс. Внимание, вопрос. А кто ограничивает членов внутренней партии? Они сами себя? Зачем? Они друг друга? Ну тут вопрос только достаточно большого сговора, чтобы взять власть. Тем более что внутренняя партия мала, о чем прямо говорится. Ааа, оказывается, внутренняя партия сама в истерии и ненависти к врагу. Оказывается, она сама верит в эту чушь, которую несёт для народа. Эммм. Они идиоты? Они буквально знают настоящее положение дел. Если только не существует «внутренняя внутренняя партия». Но тогда все претензии просто переносятся на уровень вверх. До тех пор, пока не оказывается, что всей этой фигней страдает пара человек.

Один из которых Старший Брат. Важный вопрос, кто он и чем вдохновлён. Для начала – альтернативное мнение Бёрджесса, я допускаю, что это источник вдохновения, но суть, как мне кажется, проще.

Вы хотите сказать, что «1984» всего лишь комическая картина Лондона конца Второй мировой войны?

В целом, да. Взять хотя бы Старшего Брата. Мы наслышались про Старшего Брата. Реклама «Заочного колледжа Беннетта» шла во всех довоенных газетах. Там вы видели папашу Беннетта, симпатичного старикана, проницательного, но добродушного, который говорил: «Позвольте буду вам отцом». Затем появлялся перенять бизнес Беннетт-сынок, брутального вида тип, который говорил: «ПОЗВОЛЬТЕ, БУДУ ВАМ СТАРШИМ БРАТОМ».

Начинаем копать:

Skerry’s in Edinburgh was founded in 1878, concentrating on tuition for civil service exams; University Correspondence College (UCC), Cambridge, founded in 1887; H. Foulks Lynch and Co in 1884 concentrating on accountancy; Chambers in 1885, and the Diploma Correspondence College/ Wolsey Hall College, Oxford, in 1894. Subsequently, a multiplicity of correspondence colleges were established, including the Bennett college, in Sheffield[19] in 1900, the International Correspondence School in 1901, a US off-shoot specialising in engineering courses, the Metropolitan College in London in 1910, and Rapid Results College in 1928.

19. http://jsbookreader.blogspot.com/2008/03/predictions.html.

(с) A History of Higher and Professional Correspondence Education in the UK

Stephen A. Hunt

Перейдя по ссылке вы найдёте это:

На сайтах, где жители и историки Шеффилда копают историю своего региона (https://www.sheffieldhistory.co.uk/forums/topic/11266-bennett-college/?showtopic=6871"), удалось найти это:

Наличие этой рекламы подтверждается и иными исследованиями: http://www.glias.org.uk/news/182news.html

Но вот упоминаний или тем более изображений рекламы уже с «братом» нигде найти не получается. Так что тут нужно только верить или не верить на слово. Однако стоит отметить, что никаких причин для того, чтобы выдумывать, у Бёрджесса вроде как нет.

Но если говорить о том, что, безусловно, имеет место в образе Старшего Брата, то это тот момент, когда нужно поговорить о вождизме.

В 19 и 20 веках была тенденция, если не сказать мода, на вождизм. Сейчас этот термин не в чести, но в целом в нём нет ничего плохого. Это практика, при которой во главе государства находится сильный и авторитетный лидер, вокруг которого выстраивается политическая система. Это не плохо и не хорошо. Это имеет свои плюсы и свои минусы, но в современном мире вызывает вой ущемлённых. В мире 19-20 веков сильный и несколько авторитарный лидер, способный прогнуть под себя некоторые решения, был нормой. Сталин в ручном режиме регулировал некоторые сферы, Черчилль продавливал ленд-лиз (да, с оговорками, но в то время были сильны мнения о том, что нужно стоять и смотреть), Рузвельт во время Великой депрессии чуть ли не один против всех доказывал необходимость вмешательства государства в экономику (в то время большинство считало, что депрессия затягивается из-за того, что Рузвельт начал вмешиваться, и если бы не это, то рыночек бы всё уже давно порешал) и реализовывал её. Была мода на сильного лидера. Лидер был символом, власть и правительство отождествляли с лидером, его рисовали на плакатах. И эта общая, но весьма авторитарная тенденция, как мы видим, очень не нравилась Оруэллу. И Старший Брат — олицетворение этого вождизма, доведённое до финала. Даже непонятно, а был ли он, не говоря о том, жив ли он сейчас, — он образ, за которым стоит группа властолюбцев, использующих этот образ, чтобы уменьшить удар по себе и снизить внутреннюю грызню.

Теория революции по Оруэллу.

Внутреннее устройство Океании туманное, как туман. Поэтому давайте попробуем хотя бы разобраться, как мир пришёл к этому ужасу и как он воспроизводится. Надеюсь, у нас получится (нет).

Оруэлл рассказывает упрощённую теорию революции. Есть три класса: высший, средний и низший.

Цель высших — остаться на месте.

Цель средних — поменяться с высшими.

Цель низших, если она есть, так как низшие всегда подавлены, — создать общество равных.

Рано или поздно средние при поддержке низших занимают позицию высших.

И сталкивают низших обратно. Из всех них формируются новые средние, и всё повторяется. Только низшие никогда не достигают целей.

Давайте предположим, что это так.

Автор называет 4 причины падения высших, и отсюда вопрос: а чем Океания не подходит под них? Ладно, уверенность в себе они не потеряют (вообще дурацкая формулировка, но ладно). В среднем звене есть много недовольных. Партия правит ужасно, и есть поводы для поднятия восстания низшими. А этим воспользуются внешние враги.

Но рука автора рисует эту позицию непоколебимой, а значит, так и будет.

Но ладно, мы «разобрались» с внутренним устройством (нет, не разобрались, нам не объяснили ни как действует этот мир, ни как он образовался, ни как самовоспроизводится. Об этом мы можем только гадать). Че там по геополитике?

Триполярный мир.

Оруэлл рисует нам, мир с тремя центрами силы и говорит что 1) их силы равны; 2) одна страна не может быть уничтожена силами 2 других.

Всё. Уже на этом моменте всё рушится.

Во-первых, если есть три равные силы. Три условные единицы, то нельзя сказать, что союз двух из них (1+1) не будет сильнее оставшейся силы (1). И да, из-за недоверия будут перегруппировки и предательства, но само утверждение, что одна страна не может быть уничтожена силами 2 других, при условии что они равны – бред.

Далее, мир всегда стримиться к биполярности (Понятное дело, что Оруэлл писал всё с Китая, США и СССР, хотя тогда ещё сложно было представить, что СССР и Китай разойдутся, причём до состояния открытой вражды). В упрощённом виде (разумеется на практике всё сложнее) это самая устойчивая конфигурация. Структурно различаются только миры с одним центром, двумя, тремя и более чем тремя.

Миры с более чем тремя центрами, будут различными путями (союзы и войны) сокращать их количество, стремясь к другим вариантам.

Триполярный мир – это мир в преддверии того, как два заминают и сожрут третьего.

Из монополярного мира рано или поздно попытается выделиться второй полюс силы для всех униженных и оскорблённых.

И всё в общем виде стремиться к двум полюсам. Равносильным, которым нет с кем сговариваться (да, могут выделяться третьи стороны, или одна сторона в итоге каким-то образом победить вторую, но как я и говорил ранее – это временные состояния, которые так или иначе будут стремиться к тому, чтобы вновь установить биполярный мир).

Ну а если посмотреть на конкретно мир Оруэлла. Вот несколько карт, которые рисуют любители в интернете на основе описаний из книги.

Первое, что мы видим, — тот факт, что Остазии, ну как бы так помягче сказать… п****ц. Она самая маленькая, она со всех сторон окружена врагом, у неё есть большая граница с Евразией, а единственное, что её оберегает, — трудолюбие граждан. (При этом, учитывая, что в 1948 году не было причин для выделения Китая в отдельную силу, есть только две причины для выделения Оруэллом триполярного мира: чтобы не как в реальности с биполярным разделением; предположение о том, что леваки не могут не делиться (в целом правда, особенно троцкисты, с которыми связан Оруэлл, но в целом левые силы часто делятся и раскалываются, слишком часто).

Кстати о гражданах. Население.

Во внутренней партии ~6 млн. членов, что равно ±2% населения Океании. Пролов, как мы помним, 85%. Проведём нехитрые расчёты, и мы получим 39 млн. служащих внешней партии и 255 млн. пролов. Сумма: ~300 млн. человек.

Вернёмся к карте и оценим размер страны и её население.

А дальше предположим, что население остальных стран сопоставимо, ладно, Остазия исторически более населена, так что возьмём в 1,5 раза больше.

300000000+300000000+450000000=1050000000, что, как мы помним, – 80% населения, а всего в мире будет ~ 1312500000 человек (разумеется, значения неточные). На 200 миллионов меньше, чем было в 1900-м году. В 1940-х было уже около 2,3 млн. А в реальном 1984-м – 4,7 млрд.

Даже с учётом вечной войны цифра Оруэлла странная. Если война давно перестала быть такой ужасной, то даже с учётом ядерной войны за эти десятилетия население должно было восстановиться и пойти в рост (для сравнения, СССР после Великой Отечественной войны понадобилось 10–15 лет для того, чтобы вернуться к довоенной численности населения, Германия, которая понесла гораздо меньшие потери, также восстановила численность за десятилетие). Но в мире Оруэлла, в 1984 году, население Океании всего на треть больше, чем сумма населения США и Британии в родном для Оруэлла 1948 (~200 млн.), добавьте туда население занимаемых Океанией Бразилии, Аргентины и Канады и получите аналогичное население (Оруэлл просто сказал, что спустя 40 лет население останется на той же отметке, а если рассматривать все территории, то оно ещё где-то на четверть уменьшилось).

А если война продолжает значительно снижать население, то это, конечно, объясняет общую бедность населения, но подрывает тезис о непобедимости сверхдержав и вызывает сомнения в численности.

Слишком большая территория для такого маленького населения, а учитывая, что сельское хозяйство, как можно понять из книги, хотя в ней мало что можно понять, работает не огромными масштабами, то получается, что большая часть этих территорий – пустошь, возможно, радиоактивная (но уж точно не вся территория – большие города вполне, но заражение всей территории мало того, что маловероятно, так ещё и бессмысленно).

А теперь у нас с вами кроссовер между блоками «Шизофрения», «Население» и книгой Голдштейна. Смотрим:

1. Одна из причин войны, что бы там ни говорили – захват рабочей силы.

2. У Океании дох… много, очень много пространства.

Значит, нужно стимулировать рождаемость. Это не повлияет на уровень жизни, просто раньше 99% производственных мощностей утилизировались в войну, а 1% обеспечивал минимальный уровень жизни 300 млн человек, а будет так: 95% производственных мощностей утилизируются в войну, а 5% обеспечивают минимальный уровень жизни 1 млрд человек. Так? Не так!

Молодёжный антиполовой союз (В очередной раз поговорим о морали). Партия хочет больше рабочей силы. И хочет искоренить любовь и семью. Поэтому они превращают секс в обязанность для увеличения численности людей, без романтики и любви? Ликвидируют институт семьи, забирая детей в государственные образовательные учреждения? Нет. Они зачем-то сохраняют семьи и продвигают целибат в партии.

Давайте вновь обратимся к Бёрджессу:

Как выглядит расстановка сил в современном мире в сравнении с вымыслом Оруэлла?

Совершенно иной. Сверхдержавы появились, но оказалось, что им не так просто осуществлять контроль над меньшими государствами. Малые государства не были поглощены крупными. Послевоенная эпоха была отмечена духом регресса, отделением бесчисленных бывших колоний, возникновением своры независимых диктатур, олигархий и истинных демократий. Верно, сейчас много говорят о сферах влияния, взаимопроникающих системах и так далее, но не существует огромных централизованных блоков оруэлловской модели, которые имели бы сходную идеологию...

Господи ты Боже! Но вы должны признать, что в основных чертах пророчество Оруэлла сбылось. Америка, Россия и Китай вполне могут сойти за три кошмарных сверхгосударства, вооруженных до зубов и готовых напасть друг на друга.

Но ведь они не нападают. Не было никаких откровенных столкновений. Да, словесные баталии, но никаких ядерных атак на Нью-Йорк, Москву или Пекин.

...в среднем две небольших войны в год....

А на мой взгляд, прямые столкновения очень даже имели место, взять хотя бы корейский инцидент 1953 года или историю с ракетами на Кубе в 1962-м.

Но выдвинутое Оруэллом предположение (и он тут был не одинок), что за ядерной войной последует соглашение вести постоянную, но ограниченную войну обычными вооружениями, как будто осталось далеко в прошлом…

Не столько невинны, сколько проницательно понимают, как далеко они могут зайти. И как далеко позволит им зайти их экономика. Кстати, интересно отметить, что оруэлловские экономические предпосылки войны в эпоху ядерной бомбы не сработали. Я говорю про растрату продукции промышленного производства на военные цели, чтобы поддерживать низкий уровень жизни. Сама идея берет свое начало в нацистской Германии: пушки вместо масла... Словно бы межконтинентальная ракета и цветной телевизор находятся в одной и той же области экономической экспансии. В современную эпоху нельзя разделить два вида технологического прогресса – тот, что несет смерть, и тот, что якобы улучшает жизнь. И действительно, отчасти эту эпоху можно охарактеризовать в терминах синтеза этих двух: уютный вечер у телевизора с войной во Вьетнаме в качестве хроматического развлечения. Американские военные эскапады идут рука об руку с радостями потребительства. Ничего оруэлловского тут нет.

Итог по книге Голдстейна.

Вся информация о мире «1984» получена от ненадёжного рассказчика. Это или немногочисленные слова (притом что «1984» на треть больше по объёму, чем «Мы», внимание мироустройству там столько же, если не меньше) самого главного героя, который немножко сумасшедший, или книга, написанная спецслужбами для ловли на живца от лица оппозиционного политика в изгнании, т. е. заинтересованными лицами в конкретных целях (и это не описание мироустройства) от имени другого заинтересованного лица. Почитайте, что обычно политическая иммиграция пишет про положение дел в стране, которую они покинули, и поймите, что там лжи в лучшем случае половина. Мы можем или считать, что это ложь, и тогда Оруэлл никак не описал мир, или принять эту информацию за правду, и тогда Оруэлл описал мир так, что лучше бы не описывал, так как в этих объяснениях каждое слово противоречит двум другим, каждое утверждение опровергается одним или несколькими утверждениями в соседнем предложении (например, утверждается, что все три страны — автаркии, утверждается, что они могут создать или добыть любые ресурсы на своих территориях, утверждается, что война идёт НЕ за ресурсы, а через абзац утверждается, что война идёт за редкие ресурсы, которые не могут добыть (хотя это автаркии, которые могут добыть любые ресурсы) страны без тропических (если мне не изменяет память) территорий, при том, что все три страны имеют тропические территории, но вообще, как мы узнаем из следующего абзаца, вся война идёт только за людские ресурсы (расположенные на нейтральных территориях), но захватывать напрямую территории врага нельзя, так как их население нельзя ассимилировать, а ещё через абзац вообще оказывается, что война не несёт вообще никакого экономического интереса, а призвана лишь утилизировать производственные мощности без повышения качества жизни.

При этом сама книга Голдстейна не чувствуется частью мира. И выглядит так, будто Оруэлл в середине книги понял, что забыл рассказать нам о мире, и начал в срочном порядке исправлять. Но места для того, чтобы сделать это изящно, не было, и он впихнул книгу (заметьте, что прошлые антиутопии предпочитали показывать, а не рассказывать (что исключало субъективное восприятие героев и позволяло верить показанным событиям, без возможности списать какие-то обстоятельства на личные бзики героев)). Особенно чужеродность книги чувствуется в связи с теми примерами, которые он приводит: вот откуда человек в мире, где история утаивается и переписывается, знает, что такое католическая церковь Средневековья и насколько валидно утверждение, что даже она в сравнении с устройством мира в 1984 была терпимой?

Это все равно что нам говорить, что в сравнении с нами правительство Тутанка 12 на Марсе ещё можно было терпеть.

Но самое противное, что в момент, когда Уинстон, читая книгу, дошёл до момента с мотивами… он перестал читать… прямо перед тем, как их должны назвать. А после того, как он бросил читать, он ноет, что так и не понял зачем. Так вот следующий абзац. Прочти его, сволочь!

Официально в этот момент автор — мудак. Потому что он не придумал мотива. Ведь нет мотива для творящейся в книге х***и, кроме авторского произвола (и дальнейшие события это лишь подтверждают).

Продолжение

Показать полностью 11
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
0
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии